Глава 15. Месть гоблина
На следующее утро, прежде чем проснулись Рон и Гермиона, Гарри выбрался из палатки и обошел ее окрестности в поисках самого старого, самого сучковатого и самого крепкого на вид дерева. Найдя такое дерево, Гарри захоронил под ним глаз Психоглазого Хмури и пометил это место, нанеся на кору дерева маленький крест своей волшебной палочкой. Конечно, это было немного, но Гарри казалось, что Психоглазому это понравилось бы больше, чем торчать в двери кабинета Амбридж. Затем он вернулся к палатке и ждал, пока его спутники проснутся, чтобы обсудить с ними, что им делать дальше.
Гарри и Гермиона считали, что лучше всего не оставаться подолгу на одном месте, и Рон согласился, с единственной оговоркой, что следующее их место назначения будет где-нибудь поблизости от сэндвича с беконом. Поэтому Гермиона отправилась снимать заклятья, наложенные ею на поляну, в то время как Гарри и Рон уничтожали все следы на земле, которые могли бы показать, что они здесь останавливались. Потом они Дезаппарировали к окраине маленького торгового городка.
Как только они натянули палатку в укрытой от посторонних глаз маленькой рощице и окружили ее свеженаложенными защитными заклятьями, Гарри под плащом-невидимкой совершил вылазку в поисках пропитания. Вылазка, однако, прошла совсем не так, как было запланировано. Едва он вошел в город, как застыл на месте, ощутив неестественный холод и увидев спускающийся туман и внезапно потемневшее небо.
– Но ты же делаешь классного Патронуса! – протестующее воскликнул Рон, когда Гарри вернулся в палатку с пустыми руками, едва дыша, и с трудом выговорил единственное слово: «дементоры».
– Я не мог… его вызвать, – выговорил он, глотая воздух и прижимая руку к боку. – Он… не пришел.
При виде испуга и разочарования, написанных на их лицах, Гарри ощутил стыд. Это было просто кошмарно: видеть дементоров, выскальзывающих из тумана вдалеке, и осознавать, ощущая парализующий холод в легких и слыша далекие вскрики, что он не в состоянии себя защитить. Вся Гаррина сила воли потребовалась ему, чтобы выйти из столбняка и убежать прочь, оставив безглазых дементоров скользить между муглями, которые не могли их видеть, но, несомненно, ощущали исходящее от них ощущение безнадежности.
– Стало быть, у нас по-прежнему нет еды.
– Да заткнись ты, Рон, – отрезала Гермиона. – Гарри, но что случилось? Почему ты думаешь, что ты не мог вызвать своего Патронуса? Вчера тебе здорово удалось!
– Я не знаю.
Он плюхнулся в одно из старых кресел Перкинса, чувствуя еще большее унижение, чем раньше. Он боялся, что что-то неладное происходит в нем самом. Вчерашний день, казалось, прошел вечность назад; а сегодня ему словно опять было тринадцать лет, и он был единственным, кто потерял сознание в Хогвартс-экспрессе.
Рон пнул ножку стула.
– Ну что? – рявкнул он на Гермиону. – Я помираю с голоду! С тех пор, как я истек кровью до полусмерти, я съел только пару поганок!
– Тогда иди и сам проходи через дементоров, – предложил уязвленный Гарри.
– Я бы пошел, да у меня рука на перевязи, на случай если ты не заметил!
– Это очень удобно.
– И что ты этим хочешь?..
– Ну конечно же! – вскричала Гермиона, хлопнув себя ладонью по лбу и мгновенно заткнув их обоих. – Гарри, дай мне медальон! Ну давай же, – нетерпеливо добавила она, щелкая пальцами, когда увидела, что он не реагирует. – Хоркрукс, Гарри, он все еще на тебе!
Она вытянула вперед руки, и Гарри стянул золотую цепочку со своей головы. В тот момент, когда медальон отделился от кожи, Гарри ощутил в теле свободу и странную легкость. Он сам не сознавал, каким он был заторможенным и какой тяжелый груз давил ему на живот, пока оба эти ощущения не прекратились.
– Лучше стало? – спросила Гермиона.
– Да, намного!
– Гарри, – произнесла она, склонившись над ним, таким голосом, словно была у постели тяжело больного, – ты не думаешь, что он тобой овладел, нет?
– Что? Нет! – оправдывающимся тоном ответил он. – Я помню все, что мы делали, пока я его носил. Если бы мной овладели, я бы не знал, что я делал, так? Джинни говорила мне, что в некоторые моменты она вообще ничего не помнила.
– Хм, – сказала Гермиона, глядя сверху вниз на тяжелый медальон. – Что ж, похоже, нам нельзя его носить. Мы можем просто оставлять его в палатке.
– Мы не будем оставлять Хоркрукс где-либо, – твердо заявил Гарри. – Если мы его потеряем, если его украдут…
– Ох, ну ладно, ладно, – Гермиона надела медальон себе на шею и спрятала под рубашку. – Но мы будем носить его по очереди, чтобы никто не держал его при себе слишком долго.
– Отлично, – раздраженно произнес Рон. – А теперь, когда мы решили этот вопрос, нельзя ли нам достать немного еды?
– Конечно, но нам придется для этого пойти куда-то еще, – ответила Гермиона, покосившись на Гарри. – Нет смысла оставаться здесь, где мы точно знаем, что вокруг полно дементоров.
В итоге они остановились на ночь в отдаленном поле при одинокой ферме, в которой им удалось достать хлеба и яиц.
– Это ведь не кража, нет? – озабоченным голосом спросила Гермиона, когда они уничтожали омлет с тостами. – Я же оставила немного денег под курятником, верно?
Рон закатил глаза и промычал сквозь набитый рот:
– Эмыона, ‘ы шлышком мноа бешпакоыша. ‘Ашшьябша!
Действительно, теперь, когда они насытились, расслабиться стало намного проще. Воспоминания об их спорах касательно дементоров утонули в смехе, и Гарри заступил на первую из трех ночных вахт в приподнятом настроении и даже с чувством надежды.
Это был первый раз, когда они ощутили на себе, что сытый желудок означает хорошее настроение, а голодный – уныние и стычки по пустякам. Гарри был этому удивлен меньше других, поскольку у Дурслей ему случалось голодать довольно продолжительные отрезки времени. Гермиона в те ночи, когда им удавалось перехватить лишь ягоды или черствые бисквиты, держалась более-менее неплохо, разве что была чуть более вспыльчивой, а ее молчание – более угрюмым. Рон, однако, привык вкусно питаться три раза в день благодаря кулинарному искусству его матери и хогвартских домовых эльфов, и от голода он становился раздражительным и безрассудным. Всякий раз, когда отсутствие пищи совпадало с очередью Рона носить Хоркрукс, он был совершенно невыносим.
«Ну и куда теперь?» стало его постоянным рефреном. У него самого, судя по всему, идей не было, но он требовал, чтобы Гарри и Гермиона обсуждали свои планы, пока он сидел и мрачно размышлял о плохом питании. Соответственно, Гарри и Гермиона проводили многие часы в бесплодных попытках определить, где они могут найти другие Хоркруксы и как уничтожить тот единственный, который у них уже был. Вскоре разговоры их стали все больше и больше повторяться, ибо новой информации у них не было.
Поскольку Дамблдор поведал Гарри, что, по его мнению, Волдеморт прятал Хоркруксы в местах, значимых для него, они раз за разом проговаривали, словно тоскливую литанию, все те места, о которых они знали, что Волдеморт там жил или бывал. Приют, где он родился и вырос, Хогвартс, где он получил образование, магазин Борджина и Беркса, где он работал по окончании школы, и, наконец, Албания, где он провел годы своего изгнания: эти места служили основой для всех их предположений.
– Ага, пошли в Албанию. Обшарить всю страну – мы в полдня уложимся, – саркастически заявил Рон.
– Там ничего не может быть. Он уже создал пять Хоркруксов, прежде чем ушел в изгнание, а Дамблдор был убежден, что шестой – змея, – ответила Гермиона. – Мы знаем, что змея не в Албании, она обычно вместе с Вол-…
– Я же говорил не называть его по имени!
– Отлично! Змея обычно с Сам-Знаешь-Кем – доволен?
– Не особо.
– Не могу представить себе, чтобы он что-либо спрятал у Борджина и Беркса, – произнес Гарри; этот аргумент он уже высказывал многократно, но повторил вновь просто чтобы нарушить неприятное молчание. – Борджин и Беркс были экспертами по Темным артефактам, они бы распознали Хоркрукс в одно мгновение.
Рон демонстративно зевнул. Подавив сильное желание чем-нибудь в него запустить, Гарри продолжил гнуть свою линию:
– Я по-прежнему думаю, что он мог спрятать что-либо в Хогвартсе.
Гермиона вздохнула.
– Но тогда Дамблдор это уже нашел бы, Гарри!
Гарри повторил аргумент, который он все время приводил в защиту своей теории.
– Дамблдор прямо перед моим носом говорил, что он не считает, что ему известны все секреты Хогвартса. Я вам говорю, если и было место, которое Вол-…
– Э!
– САМ-ЗНАЕШЬ-КТО! – выйдя из себя, прокричал Гарри. – Если и было место, действительно значимое для Сам-Знаешь-Кого, то это Хогвартс!
– Ой, ну ладно, – фыркнул Рон. – Его школа?
– Да, его школа! Здесь он впервые по-настоящему был дома, это место было символом того, что он особенный, оно значило для него все, и даже после того, как он ушел…
– Это мы сейчас о Сам-Знаешь-Ком говорим, да? А не о тебе? – поинтересовался Рон. Он натянул цепочку с Хоркруксом на своей шее; Гарри ощутил мгновенный приступ желания ухватиться за эту цепочку и придушить его.
– Ты рассказывал нам, что Сам-Знаешь-Кто просил Дамблдора дать ему работу в школе уже после того, как он ушел, – сказала Гермиона.
– Верно, – кивнул Гарри.
– И Дамблдор думал, что он хотел вернуться только для того, чтобы попытаться найти что-то, возможно еще один предмет, принадлежавший основателям Хогвартса, чтобы превратить в очередной Хоркрукс?
– Ага.
– Но он ведь не получил работу, верно? Значит, у него не было возможности найти там реликвию создателей Хогвартса и спрятать его в школе!
– Ну ладно, – признал поражение Гарри. – Забудем о Хогвартсе.
В отсутствие каких-либо других идей они заглянули в Лондон и, скрываясь под плащом-невидимкой, стали разыскивать приют, в котором вырос Волдеморт. Гермиона пробралась в библиотеку и нашла там информацию, что здание приюта было снесено много лет назад. Они посетили это место и обнаружили офисное строение.
– Может, покопаться под фундаментом? – без особого энтузиазма предложила Гермиона.
– Он не мог спрятать здесь Хоркрукс, – сказал Гарри. Он всегда это знал: приют был тем местом, из которого Волдеморт не мог не вырваться; он никогда бы не спрятал частицу своей души здесь. Дамблдор продемонстрировал Гарри, что Волдеморт при выборе мест для укрытия Хоркруксов стремился к величию и мистике. А этот унылый, серый уголок Лондона был самой полной, какую только можно было вообразить, противоположностью Хогвартса, или Министерства, или здания типа Гринготтса, волшебного банка с его золотыми дверями и мраморными полами.
Даже не имея новых идей, они продолжали перемещаться по стране, для безопасности устанавливая палатку всякий раз на новом месте. Каждое утро они старательно уничтожали все следы своего пребывания, после чего отчаливали в поисках нового уединенного и скрытого местечка, переносясь Аппарированием в леса, в затененные расщелины скал, в фиолетовые вересковые пустоши, в заросшие багульником предгорья, а один раз – в каменистую пещеру. Приблизительно через каждые двенадцать часов они передавали друг другу Хоркрукс, словно играя в какой-то извращенный, замедленный вариант игры в «передай сверток» и при этом боясь, что музыка прекратится, поскольку наградой были двенадцать часов страха и беспокойства.
Гаррин шрам периодически покалывало. Он заметил, что это происходит чаще, когда он носит Хоркрукс. Иногда он не мог скрыть боль.
– Что? Что ты видел? – расспрашивал Рон всякий раз, когда замечал, что Гарри вздрагивает.
– Лицо, – бормотал в ответ Гарри. – Все то же лицо. Вор, обокравший Грегоровича.
И Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Гарри знал, что Рон надеялся услышать новости о своей семье или об остальных членах Ордена Феникса, но, в конце концов, он, Гарри, не был телевизионной антенной; он мог видеть только то, о чем в данный момент думает Волдеморт, он не мог подрегулировать свои видения к той теме, которая ему нравилась. Волдеморт, очевидно, не переставая думал о незнакомом юноше с веселым лицом, имя и местонахождение которого, Гарри не сомневался, известны Волдеморту не лучше, чем Гарри. Гаррин шрам продолжал гореть, а веселый светловолосый парень все время издевательски плавал у него перед глазами; Гарри научился успешно подавлять все признаки боли и дискомфорта, поскольку его спутники при упоминании вора выказывали не более чем раздражение. И он не мог их в этом винить, они-то отчаянно ждали, чтобы он их повел к Хоркруксам.
Дни складывались в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона разговаривают о нем в его отсутствие. Несколько раз они внезапно прекращали беседу, когда он входил в палатку, а дважды он нечаянно натыкался на них, сидящих пригнувшись голова к голове на некотором расстоянии от палатки и о чем-то быстро переговаривающихся; оба раза они замолкали, едва осознав его приближение, и поспешно делали вид, что собирают дрова или идут за водой.
Гарри размышлял, не согласились ли они идти с ним в это, как сейчас казалось, бессмысленное и бесцельное путешествие лишь потому, что они думали, что у него есть какой-то секретный план, о котором они должны будут узнать в процессе его выполнения. Рон даже не пытался скрыть своего плохого настроения, и Гарри начал опасаться, что и Гермиона также была разочарована его плохими лидерскими качествами. В отчаянии он пытался думать о местонахождении других Хоркруксов, но в голову ему по-прежнему приходил лишь Хогвартс, а поскольку оба его спутника не считали этот вариант возможным, Гарри перестал его предлагать.
Пока они скитались по стране, прокатилась осень. Теперь они устанавливали палатку на кучах палой листвы. Туманы естественного происхождения присоединились к тем, что были произведены дементорами; ветер и дождь также добавились к списку проблем. То обстоятельство, что Гермионе все лучше удавалось отличать съедобные грибы от несъедобных, в целом не могло компенсировать их постоянную изоляцию, недостаток общества других людей и полное отсутствие информации о том, как идет война против Волдеморта.
– Моя мать, – произнес Рон однажды вечером, когда они сидели в палатке на берегу реки где-то в Уэльсе, – умеет доставать вкусную еду прямо из ниоткуда.
Он уныло потыкал в серые куски подгоревшей рыбы на своей тарелке. Гарри автоматически глянул на шею Рона и, как и ожидал, увидел на ней блестящую золотую цепочку Хоркрукса. Ему удалось подавить приступ желания выругаться в адрес Рона – он знал, что настроение Рона немного улучшится, когда придет время снимать медальон.
– Твоя мать не может доставать еду из ниоткуда, – заявила Гермиона. – И никто не может. Еда – первое из пяти Главных Исключений Закона Гампа об Элементальной Трансфигура-…
– Ох, а по-английски нельзя? – поинтересовался Рон, вытаскивая рыбью кость, застрявшую у него между зубов.
– Невозможно создать хорошую еду из ничего! Можно ее призвать, если ты знаешь, где она, можно ее трансформировать, можно увеличить ее количество, если у тебя уже немного есть…
– …только не старайся увеличить это, она ужасна, – перебил Рон.
– Гарри поймал рыбу, а я сделала с ней все, что могла! Я заметила, что именно я в конечном итоге всегда готовлю еду; сдается мне, это потому, что я девушка!
– Не, это потому, что ты вроде как лучшая по части магии! – отбрил Рон.
Гермиона вскочила, и кусочки жареной щуки соскользнули на пол с ее оловянной тарелки.
– Завтра ты будешь готовить, Рон, ты будешь искать ингредиенты, а потом превращать их во что-то, что можно есть, а я буду сидеть здесь, и корчить рожи, и стонать, и ты увидишь, какой ты…
– Утихни! – выкрикнул Гарри, вскочив на ноги и подняв обе руки вверх. – Замолчи сейчас же!
Гермиона была просто в ярости.
– Как ты можешь с ним соглашаться, он хоть раз бы занялся готов-…
– Гермиона, помолчи, я слышу кого-то!
Гарри вслушивался изо всех сил, по-прежнему держа руки поднятыми вверх, предупреждая Рона и Гермиону, чтобы они молчали. Сквозь говор черной речной воды голоса донеслись вновь. Он глянул на Крадоскоп. Тот стоял неподвижно.
– Ты наложила на нас Muffliato, да? – шепотом спросил он у Гермионы.
– Я все наложила, – прошептала она в ответ. – Muffliato, муглеотталкивающие и Дезиллюзорные чары, все. Они не должны нас слышать и видеть, кто бы они ни были.
Тяжелые скребущие звуки и вдобавок шум потревоженных камней и веток позволили им определить, что несколько человек спускаются по крутому, заросшему деревьями склону к узкой прибрежной полосе, где они натянули палатку. Все трое извлекли волшебные палочки и стали ждать. Заклятий, наложенных ими вокруг себя, должно было хватить для того, чтобы скрыть их от муглей или обычных ведьм и волшебников, тем более в почти полной темноте. Если же это были Упивающиеся Смертью, то, вероятнее всего, их защите впервые предстояло пройти проверку Темной магией.
Когда группа людей достигла берега, голоса стали громче, но не более разборчивыми. Гарри оценил расстояние до людей менее чем в двадцать футов, но из-за журчания реки он не мог быть уверенным. Гермиона схватила свою бисерную сумочку и стала рыться в ней; мгновение спустя она извлекла три Растяжных Уха и кинула по штуке Гарри и Рону; те поспешно вставили концы телесного цвета струн в уши и вывели противоположные концы за вход палатки.
Несколько секунд спустя Гарри услышал усталый мужской голос.
– Здесь должны водиться лососи, или ты думаешь, для них еще рановато? Accio лосось!
Раздались несколько отчетливых всплесков и затем шлепки рыбы о ладонь. Кто-то издал одобрительное ворчание. Гарри сильнее воткнул Растяжное Ухо в свое собственное: через шепот реки он мог различить еще голоса, но они говорили не по-английски и вообще не на каком-либо человеческом языке, который ему доводилось слышать. Это был грубый и немелодичный язык, сплошной поток трещащих и гортанных звуков, и говорящих было, похоже, двое, один говорил чуть тише и медленнее, чем другой.
Снаружи взметнулся огонь; между палаткой и пламенем легли тени. В сторону палатки пополз дразнящий аромат жарящегося лосося. Затем послышался лязг столовых приборов по тарелкам, и первый мужчина вновь заговорил.
– Держите, Грипхук[1], Горнук.
Гоблины, одним ртом произнесла Гермиона в сторону Гарри; тот кивнул.
– Спасибо, – в унисон ответили гоблины по-английски.
– Значит, вы трое были в бегах, и сколько времени? – спросил новый голос, приятный и мелодичный; этот голос был смутно знаком Гарри, тот сразу же представил себе пузатого человека с добродушным лицом.
– Шесть недель… или семь… Не помню, – ответил обладатель усталого голоса. – Наткнулся на Грипхука в первые же дни, с Горнуком объединились вскоре после. Всегда приятно иметь компанию, – разговор прервался, некоторое время был слышен лишь скрип ножей о тарелки и звук поднимаемых и опускаемых на землю кружек. – А ты почему сбежал, Тед? – продолжил тот же человек.
– Знал, что они за мной придут, – ответил обладатель мелодичного голоса по имени Тед, и Гарри внезапно понял, кто это: отец Тонкс. – Услышал на прошлой неделе, что Упивающиеся Смертью появились в наших местах, и решил, что лучше мне уйти. Я, понимаешь, из принципа отказался регистрироваться как муглерожденный, так что я знал, что это дело времени, знал, что в конце концов мне придется уйти. А с моей женой все будет нормально, она чистокровная. А потом я повстречал Дина, когда, несколько дней назад, да, сынок?
– Ага, – ответил еще один голос, и Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они не произнесли ни слова, но все трое были вне себя от возбуждения, ибо безошибочно распознали голос Дина Томаса, их однокурсника-гриффиндора.
– Муглерожденный, э? – спросил первый мужчина.
– Я не уверен, – ответил Дин. – Мой папа бросил маму, когда я был ребенком. Но у меня все равно нет доказательств, что он волшебник.
На некоторое время вновь воцарилось молчание, прерываемое лишь жующими звуками; затем Тед снова заговорил.
– Должен сказать, Дирк, я удивился, когда на тебя наткнулся. Рад был, но удивился. Ходили слухи, что тебя поймали.
– Меня поймали, – подтвердил Дирк. – Я был уже на полпути к Азкабану, когда мне удалось сбежать – я оглушил Доулиша и забрал его метлу. Это было проще, чем кажется – сдается мне, он в тот момент был слегка не в себе. Возможно, был Запутан. Если так, хотел бы я пожать руку ведьме или волшебнику, который это сделал, вероятно, он спас мне жизнь.
Снова повисла пауза, заполняемая треском костра и журчанием реки. Затем Тед сказал:
– А вы двое как оказались в нашем положении? У меня, эээ, сложилось впечатление, что гоблины в целом были за Сами-Знаете-Кого.
– У вас сложилось ложное впечатление, – ответил гоблин с более высоким голосом. – Мы ни на чьей стороне. Это война волшебников.
– А как тогда получилось, что вы в бегах?
– Я счел это разумным, – произнес гоблин с более глубоким голосом. – Будучи вынужден отклонить то, что я расценил как в высшей степени неуместное требование, я пришел к выводу, что моя персональная безопасность находится под угрозой.
– А что они потребовали от тебя? – спросил Тед.
– Выполнения обязанностей, несовместимых с достоинством моего народа, – ответил гоблин более грубым и менее человеческим голосом, чем раньше. – Я не домовый эльф.
– А ты, Грипхук?
– Примерно то же самое, – ответил гоблин с высоким голосом. – Гринготтс более не контролируется полностью моим народом. Я не признаю хозяина-волшебника, – он добавил вполголоса несколько слов на Гоббледгуке, и Горнук рассмеялся.
– А в чем шутка? – поинтересовался Дин.
– Он сказал, – ответил Дирк, – что есть вещи, которых волшебники тоже не могут распознать.
Повисла короткая пауза.
– Не понял, – произнес Дин.
– Прежде чем уйти, я устроил маленькую месть, – по-английски пояснил Грипхук.
– Человече – то есть гоблин, мне следовало сказать, – поспешно поправился Тед. – Уже не запер ли ты случайно Упивающегося Смертью в одном из ваших древних сверхнадежных хранилищ, а?
– Если бы и запер, меч бы не помог ему вырваться оттуда, – ответил Грипхук. Горнук снова рассмеялся, и даже Дирк издал сухой смешок.
– Мы с Дином все еще не очень понимаем, – сказал Тед.
– Так же как и Северус Снейп, хотя он и не знает об этом, – издевательски произнес Грипхук, и оба гоблина залились злорадным смехом.
Внутри палатки Гарри едва дышал от возбуждения; он и Гермиона смотрели друг на друга, вслушиваясь так усердно, как только могли.
– Ты разве не слышал об этом, Тед? – спросил Дирк. – О детишках, которые пытались выкрасть меч Гриффиндора из кабинета Снейпа в Хогвартсе?
Через тело Гарри словно прошел разряд тока, пронзив каждый его нерв; он стоял на месте, не в силах пошевелиться.
– Ни слова не слышал, – ответил Тед. – В «Профет» не было, не так ли?
– Да уж наверно, – хмыкнул Дирк. – Мне рассказал Грипхук, а он услышал об этом от Билла Уизли, который работает в банке. Одним из детей, пытавшихся забрать меч, была младшая сестра Билла.
Гарри кинул взгляд на Рона и Гермиону; они оба цеплялись за Растяжные Уши, как утопающий за соломинку.
– Она и с ней еще пара дружков забрались в кабинет Снейпа и разбили стеклянный шкафчик, в котором он, видимо, хранил меч. Снейп поймал их, когда они пытались унести его по лестнице.
– А, дай бог им здоровья, – произнес Тед. – О чем они думали – что смогут проткнуть этим мечом Сами-Знаете-Кого? Или самого Снейпа?
– Ну, в общем, что бы они там ни думали с ним сделать, Снейп решил, что этот меч находится не в самом безопасном месте. Через пару дней, видимо, как только он получил отмашку Сами-Знаете-Кого, он отослал его в Лондон, чтобы поместить в Гринготтс.
Гоблины снова начали хохотать.
– Я все равно не понимаю шутки, – сказал Тед.
– Это подделка, – проскрипел Грипхук.
– Меч Гриффиндора!
– О да. Это копия – отличная копия, на самом деле, – но его сделали волшебники. Оригинал был выкован века назад гоблинами, и он имеет определенные свойства, которыми обладают только доспехи гоблинской работы. Уж не знаю, где сейчас настоящий меч Гриффиндора, но определенно не в хранилище Гринготтса.
– Понятно, – произнес Тед. – И я так понимаю, что ты не счел нужным сообщать это Упивающимся Смертью?
– Я не видел причин беспокоить их этой информацией, – самодовольно сказал Грипхук, и на этот раз Тед и Дин присоединились к смеху Горнука и Дирка.
Внутри палатки Гарри закрыл глаза, заклиная кого-нибудь задать вопрос, на который он должен был получить ответ, и спустя минуту, которая показалась ему десятью, Дин подчинился; в конце концов, он тоже (Гарри вспомнил это со вспышкой ревности) ухаживал за Джинни.
– А что случилось с Джинни и остальными? С теми, кто пытался его украсть?
– О, их жестоко наказали, – индифферентно произнес Грипхук.
– Но с ними все нормально? – быстро спросил Тед. – Я имею в виду, в семье Уизли и без того достаточно покалеченных детей?
– Они не были серьезно травмированы, насколько мне известно, – сказал Грипхук.
– Повезло им, – заметил Тед. – С послужным списком Снейпа, думается мне, нам следует радоваться уже тому, что они живы.
– Ты, стало быть, веришь этой истории, Тед? – поинтересовался Дирк. – Ты веришь, что Снейп убил Дамблдора?
– Конечно, верю, – ответил Тед. – Надеюсь, ты не собираешься мне тут говорить, что считаешь, что Поттер к этому приложил руку?
– Никогда не знаешь, чему верить в эти дни, – пробормотал Дирк.
– Я знаю Гарри Поттера, – вмешался Дин. – И я думаю, он на самом деле этот самый – Избранный, или как там это еще называют.
– Да, куча народу хотела бы поверить в это, сынок, – произнес Дирк, – и я в том числе. Но где он? Сбежал, судя по всему. Можно было бы предположить, что если б он знал что-нибудь, чего мы не знаем, или в нем было бы что-то такое особенное, он бы сейчас дрался, собирал вокруг себя сопротивление, вместо того чтобы прятаться. И, знаешь ли, «Профет» писал про него чертовски убедительные статьи…
– «Профет»? – фыркнул Тед. – Ты заслуживаешь того, чтоб тебе врали, если до сих пор читаешь это дерьмо, Дирк. Тебе нужны факты – попробуй «Квибблер».
Раздался взрыв кашля и хриплых звуков, сопровождаемых многочисленными хлопками: судя по всему, Дирк подавился рыбьей костью. Наконец он с трудом проговорил:
– «Квибблер»? Эта безумная салфетка Ксено Лавгуда?
– Сейчас он уже не безумный, – возразил Тед. – Тебе надо бы на него взглянуть. Ксено печатает все, что игнорирует «Профет», и в прошлом номере не было ни единого упоминания Складчаторогого Храпстера. Правда, сколько еще они позволят ему выходить сухим из воды, я не знаю. Но Ксено пишет на первой странице каждого номера, что каждый, кто против Сам-Знаешь-Кого, должен сделать помощь Гарри Поттеру своим главным приоритетом.
– Трудно помогать парню, который пропал с лица земли, – проворчал Дирк.
– Слушай, само то, что они его до сих пор не поймали, – уже чертовски большое достижение, – сказал Тед. – Я лично с удовольствием взял бы у него пару уроков. Мы же именно это и стараемся сделать, остаться на свободе, э?
– Ну… да, в этом ты прав, – неохотно признал Дирк. – При том, что его ищет все Министерство и все их информаторы, можно было бы ожидать, что его бы уже давно поймали. Кстати, не может ли быть так, что его уже поймали и убили, просто не стали публиковать?
– Э, не говори так, Дирк, – пробормотал Тед.
Вновь потянулось молчание, прерываемое лишь клацаньем ножей и вилок. Когда разговор возобновился, началось обсуждение, стоит ли остаться на ночлег на берегу или же лучше подняться обратно вверх по лесистому откосу. Решив, что деревья дадут лучшее укрытие, они погасили огонь и стали карабкаться вверх. Их голоса быстро угасли.
Гарри, Рон и Гермиона смотали Растяжные Уши. Гарри, которому тем труднее удавалось молчать, чем дольше они подслушивали, теперь не мог найти иных слов, кроме «Джинни… меч…»
– Я знаю! – воскликнула Гермиона.
Она бросилась к маленькой бисерной сумочке и погрузила туда руку до самой подмышки.
– Вот… он… где… – сквозь зубы процедила она и потянула за что-то, находящееся, видимо, в самой глубине сумочки. Медленно в поле зрения появился край разукрашенной картинной рамы. Гарри поспешил ей помочь. Пока они высвобождали пустой портрет Файниса Найджелуса из гермиониной сумочки, она держала свою волшебную палочку нацеленной на него, готовая в любой момент произвести заклинание.
– Если кто-то подменил настоящий меч на подделку, пока он находился в кабинете Дамблдора, – пропыхтела она, когда они прислонили картину к стенке палатки, – Файнис Найджелус должен был это увидеть, он висит совсем рядом со шкафчиком!
– Если только он не спал, – пробормотал Гарри, но все же затаил дыхание, когда Гермиона опустилась на колени перед пустым холстом, нацелив волшебную палочку на его середину, прокашлялась и произнесла:
– Э… Файнис? Файнис Найджелус?
Ничего не произошло.
– Файнис Найджелус? – повторила Гермиона. – Профессор Блэк? Не могли бы вы с нами поговорить? Пожалуйста?
– «Пожалуйста» всегда помогает, – ответил холодный ехидный голос, и Файнис Найджелус прошмыгнул в свой портрет. В то же мгновение Гермиона прокричала: «Obscuro!»
Черная повязка возникла прямо поверх хитрых темных глаз Файниса Найджелуса, заставив его врезаться в раму и вскрикнуть от боли.
– Что… как вы смеете… что вы?..
– Извините меня, пожалуйста, профессор Блэк, – произнесла Гермиона, – но эта мера была необходимой!
– Немедленно уберите это гнусное нововведение! Уберите, кому говорят! Вы портите великое произведение искусства! Где я? И что происходит?
– Неважно, где мы, – сказал Гарри, и Файнис Найджелус замер на месте, оставив попытки освободиться от нарисованной повязки.
– Уж не слышу ли я случайно голос неуловимого мистера Поттера?
– Возможно, – ответил Гарри, зная, что это поддержит интерес Файниса Найджелуса. – У нас есть пара вопросов, которые мы бы хотели вам задать – насчет меча Гриффиндора.
– А, – протянул Файнис Найджелус, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону в надежде краем глаза увидеть Гарри из-под повязки, – да. Эта глупая девчонка действовала совершенно неразумно…
– Заткнитесь насчет моей сестры, – грубо перебил Рон. Файнис Найджелус поднял свои надменные брови.
– Кто еще здесь? – спросил он, поворачивая голову из стороны в сторону. – Ваш тон мне не нравится! Девчонка и ее дружки были в высшей степени глупы. Красть у директора!
– Они не крали, – заявил Гарри. – Этот меч не принадлежит Снейпу.
– Он принадлежит школе профессора Снейпа, – возразил Файнис Найджелус. – Какое право на него имела девчонка Уизли? Она заслужила свое наказание, так же как и этот идиот Лонгботтом и чокнутая Лавгуд!
– Невилл не идиот, и Луна не чокнутая! – воскликнула Гермиона.
– Где я? – повторил Файнис Найджелус, снова начав бороться с повязкой. – Куда вы меня притащили? Почему вы забрали меня из дома моих предков?
– Не имеет значения! Как Снейп наказал Джинни, Невилла и Луну? – настойчиво спросил Гарри.
– Профессор Снейп послал их в Запретный лес, делать какую-то работу для этого дуба Хагрида.
– Хагрид не дуб! – взвизгнула Гермиона.
– А Снейп, может, и думал, что это наказание, – сказал Гарри, – но Джинни, Невилл и Луна, вероятно, здорово посмеялись вместе с Хагридом. Запретный лес… Они встречались с кучей вещей похуже, чем Запретный лес, тоже мне!
Он чувствовал облегчение; он-то воображал всякие ужасы, в лучшем случае проклятие Круциатус.
– Что мы на самом деле хотели узнать, профессор Блэк, это не случалось ли кому-нибудь еще… э… забирать меч? Может быть, его забирали для чистки или… или еще для чего-нибудь?
Файнис Найджелус вновь прекратил на время сражаться с повязкой и усмехнулся.
– Муглерожденные, – проговорил он. – Доспехи гоблинской работы не нуждаются в чистке, глупая девчонка. Гоблинское серебро отталкивает земную грязь, принимая лишь то, что усиливает его.
– Не называйте Гермиону глупой, – потребовал Гарри.
– Я устал от перебранки, – произнес Файнис Найджелус. – Может быть, мне пора вернуться в кабинет директора?
Все еще ослепленный повязкой, он принялся ощупывать край рамы, пытаясь найти выход из картины и перебраться в хогвартский портрет. Гарри внезапно посетило вдохновение.
– Дамблдор! Вы можете привести к нам Дамблдора?
– Не понял? – переспросил Файнис Найджелус.
– Портрет профессора Дамблдора – не могли бы вы привести его сюда, в ваш портрет?
Файнис Найджелус повернул голову в сторону, откуда исходил Гаррин голос.
– Очевидно, не одни только муглерожденные – невежды, Поттер. Портреты Хогвартса могут общаться между собой, но они не могут путешествовать вне замка, за исключением визитов в их же портреты, висящие в других местах. Дамблдор не может прийти сюда вместе со мной, а после того, как вы здесь со мной обращаетесь, я могу вас заверить, что тоже не буду спешить с повторным визитом!
Слегка разочарованный, Гарри смотрел, как Файнис с удвоенной силой пытается уйти из портрета.
– Профессор Блэк, – сказала Гермиона, – не могли бы вы сказать нам только одну вещь, пожалуйста, когда в последний раз меч вынимали из его шкафчика? Прежде чем его вынула Джинни, я имею в виду?
Файнис раздраженно хрюкнул.
– Думаю, последний раз, когда я видел этот меч вне своего шкафчика, – это было, когда профессор Дамблдор использовал его, чтобы разрубить кольцо.
Гермиона резко развернулась на месте и посмотрела на Гарри. Оба они не осмелились произнести в присутствии Файниса Найджелуса еще хоть слово. А тому наконец-то удалось нащупать выход.
– Ну, спокойной всем ночи, – слегка ядовито попрощался он и начал исчезать за краем рамы. Лишь край его шляпы оставался виден, когда Гарри внезапно крикнул.
– Погодите! А Снейпу вы рассказали, что видели это?
Файнис Найджелус просунул свою голову в повязке обратно в картину.
– У профессора Снейпа есть более важные вещи для размышления, чем многочисленные странности Альбуса Дамблдора. До свидания, Поттер!
И с этими словами он исчез окончательно, оставив позади себя лишь темный задник.
– Гарри! – закричала Гермиона.
– Я знаю! – закричал Гарри в ответ. Не в силах контролировать себя, он ударил кулаком по воздуху: это было больше, чем он осмеливался надеяться. Он расхаживал взад и вперед по палатке, чувствуя, что сейчас мог бы пробежать милю; даже голода он больше не ощущал. Гермиона запихивала портрет Файниса Найджелуса обратно в бисерную сумочку; защелкнув застежку, она отшвырнула сумочку в сторону и подняла сияющее лицо к Гарри.
– Меч может уничтожать Хоркруксы! Гоблинские клинки принимают лишь то, что их усиливает, – Гарри, этот меч пропитан ядом василиска!
– И Дамблдор не отдал его мне, потому что он все еще был ему нужен, он хотел испробовать его на медальоне…
– …и он наверняка понял, что они не отдадут его тебе, если он включит его в свое завещание…
– …и поэтому он сделал копию…
– …и поместил подделку в стеклянный шкафчик…
– …а настоящий он оставил… где?
Они уставились друг на друга; Гарри чувствовал, что невидимый ответ висит где-то над ними, издевательски близко. Почему Дамблдор ему не рассказал? Или же он на самом деле рассказал, просто Гарри не осознал этого в тот момент?
– Думай! – прошептала Гермиона. – Думай! Где он мог его оставить?
– Не в Хогвартсе, – произнес Гарри, снова начав нарезать круги по палатке.
– Может, где-то в Хогсмиде? – предположила Гермиона.
– Воющая Хижина? – сказал Гарри. – Туда никто не ходит.
– Но Снейп знает, как туда попасть, не было ли это немного рискованно?
– Дамблдор доверял Снейпу, – напомнил ей Гарри.
– Не настолько, чтоб сказать ему, что он поменял мечи, – возразила Гермиона.
– Точно, ты права! – воскликнул Гарри; его настроение еще больше улучшилось при мысли, что Дамблдор все-таки имел некоторые сомнения, хотя и слабые, в отношении того, насколько можно доверять Снейпу. – Тогда, значит, он спрятал меч где-то за пределами Хогсмида? Как ты считаешь, Рон? Рон?
Гарри огляделся. В какой-то момент ему показалось, что Рон вышел из палатки, затем он понял, что Рон с каменным лицом лежит в тени нижней койки.
– О, вспомнили обо мне, да? – произнес он.
– Что?
Рон фыркнул, глядя снизу на верхнюю койку.
– Вы продолжайте. Не хочу портить вам веселье.
Ошеломленный, Гарри взглянул на Гермиону, ожидая поддержки, но она качала головой, явно столь же пораженная, как и он.
– В чем проблема? – поинтересовался Гарри.
– Проблема? Нет никакой проблемы, – ответил Рон, по-прежнему отказываясь смотреть на Гарри. – По крайней мере, с твоей точки зрения.
С брезента над их головами послышалось несколько «кап». Начался дождь.
– Ну, у тебя определенно проблема, – сказал Гарри. – Давай выкладывай.
Рон перекинул свои длинные ноги через край кровати и уселся. Лицо его было злобным, непохожим на обычное.
– Отлично, я ее выложу. Не рассчитывай, что я тут буду скакать по всей палатке из-за того, что нам теперь нужно найти еще одну чертову штуковину. Просто добавь ее к общему списку того, что ты не знаешь.
– Я не знаю? – повторил Гарри. – Я не знаю?
Кап, кап, кап: дождь все усиливался; он застучал по устланному листвой берегу вокруг них; из темноты до них донеслась дробь капель по воде реки. Ужас притушил Гаррину радость: Гарри подозревал и боялся, что Рон думает в точности то, что он сейчас говорил.
– Не то чтобы я ненавидел такую жизнь, – сказал Рон, – ну ты знаешь, с раненой рукой, и когда нечего жрать, и задница каждую ночь отмерзает. Я только надеялся, понимаешь, после того, как мы отбегали так несколько недель, что мы чего-то достигнем.
– Рон, – сказала Гермиона, но настолько тихо, что Рон легко смог притвориться, что не расслышал ее голоса сквозь барабанную дробь, отбиваемую дождем на стенках палатки.
– Я думал, ты знал, на что подписывался, – проговорил Гарри.
– Ага, я тоже так думал.
– Так какая же часть всего этого не вписалась в твои ожидания? – поинтересовался Гарри. Злость пришла теперь ему на подмогу. – Ты предполагал, что мы будем жить в пятизвездочных отелях? Будем находить по Хоркруксу раз в два дня? Ты думал, что вернешься к мамочке на Рождество?
– Мы думали, что ты знаешь, что делаешь! – проорал Рон, вставая на ноги, и его слова пронзили Гарри подобно раскаленным ножам. – Мы думали, что Дамблдор рассказал тебе, что делать, мы думали, что у тебя есть настоящий план!
– Рон! – снова воскликнула Гермиона, и на сей раз ее голос был отчетливо слышен сквозь грохот дождя по крыше палатки, но он вновь ее проигнорировал.
– Что ж, жаль тебя разочаровывать, – сказал Гарри; голос его был абсолютно спокоен, несмотря на то, что сам себе он казался никчемным, недостойным. – Я был откровенен с тобой с самого начала, я рассказывал тебе все, что Дамблдор рассказывал мне. И, на случай если ты не заметил, мы нашли один Хоркрукс…
– Ага, и к тому, чтобы от него избавиться, мы не ближе, чем к нахождению остальных – отовсюду охрененно далеко, другими словами!
– Сними медальон, Рон, – произнесла Гермиона неестественно высоким голосом. – Пожалуйста, сними. Ты бы не говорил так, если бы ты не носил его весь день.
– Еще как говорил бы, – возразил Гарри, не желавший слушать оправданий в адрес Рона. – Думаешь, я не замечал, как вы двое шептались у меня за спиной? Думаешь, я не догадался, что вы об этом и думаете?
– Гарри, мы не…
– Не ври! – рявкнул на нее Рон. – Ты тоже это говорила, ты говорила, что разочарована, ты говорила, что думала, что у него было немного больше идей, чем…
– Я не говорила это так – Гарри, я не говорила! – заплакала она.
Дождь стучал по палатке, слезы стекали по лицу Гермионы, и возбуждение предыдущих минут испарилось, словно его никогда и не было, как краткий фейерверк, который вспыхнул и погас, оставив лишь темноту, холод и сырость. Меч Гриффиндора был спрятан неизвестно где, и они были всего лишь тремя подростками в палатке, и единственным их достижением было то, что они до сих пор оставались живы.
– Так почему ты до сих пор здесь? – спросил Гарри у Рона.
– А черт его знает.
– Ну тогда иди домой, – предложил Гарри.
– А может, и пойду! – крикнул Рон и сделал несколько шагов в сторону Гарри; тот не попятился. – Ты что, не слышал, что они говорили о моей сестре? Но ты, блин, даже не пернул, это всего лишь Запретный лес, Гарри «Я-Встречался-с-Вещами-Похуже» Поттер не волнуется, что с ней там случилось, ну а я волнуюсь, понял, здоровенные пауки и всякая психованная фигня…
– Я только сказал – она была вместе с другими, они были с Хагридом…
– …ну да, я просек, тебя не волнует! А что насчет остальной моей семьи, «в семье Уизли и без того достаточно покалеченных детей», это ты слышал?
– Да, я…
– Не соизволил задуматься, что это значит, да?
– Рон! – вскричала Гермиона, вклиниваясь между ними. – Я не думаю, что это означает, что произошло что-то еще, о чем мы не знаем; подумай, Рон, Билл уже со шрамами, куча народу наверняка видела, что Джордж остался без уха, а ты предположительно при смерти с брызгнойкой, я уверена, это все, что он имел в виду…
– Ах, ты уверена, да? Ну, прекрасно, я не буду грузить себя беспокойством о них. Для вас двоих все нормально, ваши родители в безопасном месте…
– Мои родители мертвы! – взревел Гарри.
– И мои могут отправиться туда же! – проревел в ответ Рон.
– Тогда ИДИ! – заорал Гарри. – Иди к ним обратно, сделай вид, что ты выздоровел от брызгнойки, и мамочка сможет тебя подкормить, и…
Рон сделал внезапное движение; Гарри среагировал, но, прежде чем обе их палочки покинули карманы своих владельцев, Гермиона подняла свою.
– Protego! – воскликнула она, и невидимый щит распростерся между ней и Гарри с одной стороны и Роном с другой; сила заклинания заставила всех сделать несколько шагов назад. Гарри и Рон неотрывно глядели друг на друга с разных краев невидимого барьера, словно каждый впервые видел другого отчетливо. Гарри ощущал к Рону разъедающую душу ненависть: что-то между ними сломалось.
– Оставь Хоркрукс, – потребовал Гарри.
Рон стянул цепочку и запустил медальоном в ближайший стул. Затем он повернулся к Гермионе.
– Ты что делаешь?
– В каком смысле?
– Ты остаешься или что?
– Я… – с мукой в голосе сказала Гермиона. – Да… да, я остаюсь. Рон, мы обещали, что мы пойдем с Гарри, мы сказали, что будем помогать…
– Я понял. Ты выбрала его.
– Рон, нет – пожалуйста – вернись, вернись!
Гермиону отбросило ее собственными Чарами Щита; к тому моменту, когда она их сняла, Рон уже умчался в ночь. Гарри стоял тихо и неподвижно, вслушиваясь в то, как она всхлипывает и зовет Рона, бегая среди деревьев.
Несколько минут спустя Гермиона вернулась; мокрые волосы залепили ей все лицо.
– Он уш-уш-ушел! Дезаппарировал!
Она бросилась в кресло, свернулась в нем и заплакала.
Гарри был ошеломлен. Он уныло подошел к Хоркруксу, поднял его и повесил себе на шею. Стянул одеяло с койки Рона и накинул его на Гермиону. Затем он вскарабкался в свою собственную постель и уставился в темную брезентовую крышу, слушая шум дождя.
[1] Griphook. Grip – захватить, hook – крюк. Имя гоблина переводится примерно как «Держащий крюк».