Глава 21. Сказка о трех братьях
Гарри обернулся в сторону Рона с Гермионой. Похоже, они, так же как и он, не поняли, что сказал Ксенофилиус.
– Реликвии Смерти?
– Именно так. Вы про них не слышали? Я не удивлен. Очень, очень мало волшебников в них верят. Свидетельством тому этот молодой человек с костью вместо мозгов, на свадьбе вашего брата, – он кивнул Рону, – напавший на меня за ношение символа широко известного Темного волшебника! Какое невежество. Ничего Темного нет в Реликвиях – по крайней мере, в этом примитивном смысле. Носящий символ просто использует его для того, чтобы открыться другим верящим, в надежде, что они помогут ему в Поиске.
Он положил несколько кусков сахара в свою настойку Стражекорня, помешал немного и отпил.
– Простите, – сказал Гарри. – Я все равно не очень понимаю.
Чтобы не показаться невежливым, он также сделал глоток из своей чашки и едва не выплюнул его обратно: пойло было омерзительным, словно кто-то перевел в жидкое состояние Всевкусные Бобы со вкусом соплей.
– Ну, понимаете ли, те, кто верит, ищут Реликвии Смерти, – пояснил Ксенофилиус и причмокнул губами, явно наслаждаясь настойкой Стражекорня.
– Но что такое эти Реликвии Смерти? – спросила Гермиона.
Ксенофилиус отставил в сторону опустевшую чашку.
– Я полагаю, вы все знакомы со «Сказкой о трех братьях»?
Гарри ответил «нет», зато Рон и Гермиона хором сказали «да».
Ксенофилиус кивнул с серьезным видом.
– Ну, мистер Поттер, вся история начинается со «Сказки о трех братьях»… У меня где-то есть экземпляр…
Он неуверенно оглядел комнату, заставленную стопками книг и кусков пергамента, но Гермиона сказала:
– У меня есть экземпляр, мистер Лавгуд, прямо здесь.
И она извлекла «Сказки барда Бидла» из своей маленькой бисерной сумочки.
– Оригинал? – быстро спросил Ксенофилиус, и когда она кивнула, предложил: – Отлично, тогда почему бы вам не прочесть ее вслух? Лучший способ добиться всеобщего понимания.
– Э… ладно, – нервно произнесла Гермиона. Она раскрыла книгу, и Гарри заметил, что символ, который они исследовали, был наверху открытой ею страницы. Гермиона слегка откашлялась и начала читать.
– «Давным-давно жили три брата, и шли они однажды в сумерках…»
– В полночь, мама нам всегда говорила, – перебил Рон, который слушал, вытянувшись в струнку и заложив руки за голову. Гермиона одарила его раздраженным взглядом.
– Прости, я просто думал, это немного страшнее, если в полночь, – пояснил Рон.
– Ага, потому что нам в жизни так не хватает страха, – не удержался Гарри. Ксенофилиус, похоже, не обращал на них ни малейшего внимания – он неотрывно смотрел в заоконное небо. – Давай дальше, Гермиона.
– «…по пустынной извилистой дороге. Как-то раз дошли они до реки, слишком глубокой, чтобы перейти вброд, и слишком опасной, чтобы переплыть. Однако братья были искушены в магии, поэтому они просто взмахнули волшебными палочками и сотворили мост через предательские воды. Они были на полдороги через мост, когда на их пути появилась фигура с лицом, спрятанным под капюшоном.
И Смерть заговорила с ними…»
– Не понял, – перебил Гарри, – Смерть заговорила с ними?
– Это же сказка, Гарри!
– А, да, извини. Давай дальше.
– «И Смерть заговорила с ними. Она была рассержена тем, что ее обманом лишили трех новых жертв, ибо путешественники обычно тонули в реке. Но Смерть была коварна. Она сделала вид, что хочет поздравить трех братьев с их великолепной магией, и сказала, что каждый из них заслужил приз за то, что оказался умен и избежал ее.
И старший брат, воинственный человек, попросил волшебную палочку, более сильную, чем любая из существовавших в природе: палочку, которая всегда будет побеждать в дуэлях для своего владельца, палочку, достойную волшебника, который покорил Смерть! И Смерть подошла к грабу[1], растущему на берегу реки, создала волшебную палочку из его ветви и протянула ее старшему брату.
Затем средний брат, самонадеянный человек, решил, что он хочет еще больше унизить Смерть, и попросил дать ему силу отнимать других у Смерти. И Смерть подняла камень с берега реки и сказала, что этот камень сможет возвращать людей из мертвых.
И тогда Смерть спросила третьего, младшего брата, чего ему бы хотелось. Младший брат был самым скромным и самым мудрым из братьев, и он не доверял Смерти. И он попросил что-нибудь, что позволило бы ему пойти дальше и не быть преследуемым Смертью. И Смерть с большой неохотой подала ему свой собственный плащ-невидимку».
– У Смерти есть плащ-невидимка? – вновь перебил Гарри.
– Чтобы она могла подкрадываться к людям, – ответил Рон. – Иногда ей надоедает наскакивать на них, размахивать руками и вопить… Прости, Гермиона.
– «Тогда Смерть отошла в сторону и позволила трем братьям продолжить свой путь, и они пошли дальше, с изумлением беседуя о приключении, которое пережили, и восхищаясь дарами Смерти.
Вскоре дороги братьев разошлись, и каждый из них пошел своим путем.
Первый брат путешествовал неделю или больше и, достигнув отдаленной деревни, отыскал там другого волшебника, с которым он был в ссоре. Естественно, обладая Старшей волшебной палочкой, он не мог проиграть последовавшую за этим дуэль. Оставив своего врага мертвым на полу, старший брат направился в таверну, где громко хвастался сильной волшебной палочкой, отобранной им у самой Смерти, и о том, как эта палочки сделала его непобедимым.
В ту же самую ночь еще один волшебник подкрался к старшему брату, когда он лежал, пьяный от вина, в своей постели. Вор забрал палочку и на всякий случай перерезал старшему брату горло.
Так Смерть забрала к себе первого из братьев.
В то же время второй брат вернулся в свой дом, где он жил в одиночестве. Там он достал камень, обладавший силой возвращать мертвых, и трижды повернул его в руке. К его удивлению и восторгу, прямо перед ним немедленно появилась фигура девушки, на которой он надеялся жениться до ее преждевременной смерти.
Однако она была печальна и холодна, и отделена от него словно вуалью. Несмотря на то, что она вернулась в мир смертных, она не принадлежала ему и страдала. В конце концов второй брат, обезумевший от своей безнадежной тоски по любимой, убил сам себя, чтобы истинно воссоединиться с нею.
Так Смерть забрала к себе второго из братьев.
Но, хотя Смерть искала третьего брата на протяжении многих лет, ей так и не удалось его найти. И лишь достигнув почтенного возраста, младший брат снял наконец плащ-невидимку и передал его своему сыну. И тогда он поприветствовал Смерть как старого друга, и пошел с нею по своей воле, и, равные, они оставили эту жизнь».
Гермиона закрыла книгу. Прошло еще секунды две, прежде чем Ксенофилиус осознал, что она прекратила чтение. Тогда он отвернулся от окна и сказал:
– Ну вот.
– Простите? – озадаченно переспросила Гермиона.
– Это и есть Реликвии Смерти, – пояснил Ксенофилиус.
Он подобрал перо с заваленного стола, стоящего возле его локтя, и вытянул обрывок пергамента, торчавший между книгами.
– Старшая палочка, – произнес он, проведя на пергаменте прямую вертикальную линию. – Воскрешающий камень, – добавил он, изобразив круг поверх линии. – Плащ-невидимка, – он заключил линию и круг в треугольник и получил символ, так интриговавший Гермиону. – Вместе – Реликвии Смерти.
– Но в сказке не упоминаются слова «Реликвии Смерти», – заметила Гермиона.
– Ну разумеется, нет, – кивнул Ксенофилиус с раздражающе самодовольным видом. – Это детская сказка, ее рассказывают, чтобы развлекать, не чтобы обучать. Однако те из нас, кто понимает в таких вещах, знают, что древняя сказка относится к трем объектам, или Реликвиям, которые, будучи объединены, сделают их обладателя повелителем Смерти.
Повисла краткая пауза, в течение которой Ксенофилиус периодически поглядывал в окно. Солнце уже начало садиться.
– Луна должна наловить достаточно Плимпов уже скоро, – тихо произнес он.
– Когда вы сказали «повелитель Смерти»… – начал Рон.
– Повелитель, – Ксенофилиус небрежно взмахнул рукой. – Покоритель. Искоренитель. Любой термин, какой предпочитаете.
– Но значит… вы имеете в виду… – медленно проговорила Гермиона, и Гарри был уверен, что она старается убрать из своего голоса малейший след скептицизма, – что вы верите в то, что эти объекты – эти Реликвии – на самом деле существуют?
Ксенофилиус вновь поднял брови.
– Ну конечно.
– Но, – Гарри заметил, что сдержанность Гермионы начинает рушиться, – мистер Лавгуд, как вы можете верить?..
– Луна все мне о вас рассказала, юная леди, – произнес Ксенофилиус. – Вы, насколько я понимаю, не лишены интеллекта, но удручающе ограниченны. Консервативны. Узкомыслящи.
– Может, тебе стоит попробовать шляпку, Гермиона, – сказал Рон, кивнув в сторону фантастического головного убора. Его голос дрожал от прилагаемого усилия не рассмеяться.
– Мистер Лавгуд, – снова пошла в атаку Гермиона, – мы все знаем, что есть такие вещи, как плащи-невидимки. Они редки, но существуют. Но…
– А, но Третья Реликвия – это истинный плащ-невидимка, мисс Грейнджер! Я имею в виду, это не дорожный плащ с наложенными на него Дезиллюзорными чарами или Ослепляющим сглазом, или сотканный из шерсти Полумаскера[2], – они все скрывают первоначально, но с годами слабеют, пока не становятся наконец полностью непрозрачными. Мы говорим о плаще, который действительно делает его обладателя абсолютно невидимым и работает вечно, давая постоянную и непроницаемую маскировку, независимо от того, какие заклинания на него накладываются. Много ли таких плащей вам когда-либо встречалось, мисс Грейнджер?
Гермиона открыла рот, чтобы ответить, затем закрыла его обратно, выглядя более озадаченной, чем когда-либо. Они с Гарри и Роном переглянулись, и Гарри знал, что все трое думают об одном и том же. Так получилось, что плащ, в точности соответствующий описанию Ксенофилиуса, в этот самый момент находился с ними в одной комнате.
– Вот именно, – удовлетворенно кивнул Ксенофилиус, словно он победил их в аргументированной дискуссии. – Никто из вас никогда не видел такой вещи. Ее обладатель был бы невероятно богат, не так ли?
Он снова кинул взгляд в окно. Небо уже окрасилось легчайшим оттенком розового.
– Ну ладно, – произнесла сбитая с толку Гермиона. – Допустим, плащ существует… Ну а что насчет камня, мистер Лавгуд? Этой штуки, которую вы назвали Воскрешающим камнем?
– Что насчет него?
– Ну, как такое может быть реальным?
– Докажите, что это не так, – заявил Ксенофилиус.
Гермиона явно была вне себя.
– Но это… простите, но это полная ерунда! Как вообще можно доказать, что он не существует? Вы ожидаете, что я пойду хватать… хватать все камешки в мире и проверять их? Я имею в виду, можно заявить, что все, что угодно, существует, если единственная основа для веры в это – то, что никто не доказал, что этого не существует!
– Да, можно, – подтвердил Ксенофилиус. – Я рад видеть, что ваш разум слегка приоткрылся.
– Так что насчет Старшей палочки, – быстро вмешался Гарри, прежде чем Гермиона нашла ответ, – вы считаете, что она тоже существует?
– О, в этом случае имеется огромное количество свидетельств, – ответил Ксенофилиус. – Старшая палочка – это Реликвия, которую проще других отследить, благодаря тому, как она переходит из рук в руки.
– И как же? – спросил Гарри.
– Так, что владелец этой волшебной палочки должен захватить ее у предыдущего обладателя, если он собирается стать ее истинным хозяином, – сказал Ксенофилиус. – Наверняка ведь вы слышали, каким образом палочка досталась Эгберту Отъявленному, после того как он жестоко расправился с Эмериком Злобным? О том, как Годелот умер в своем собственном погребе после того, как его сын Херевард забрал у него волшебную палочку? Об ужаснаводящем Локсиасе, забравшем ее у Барнабаса Девирилла, которого он убил? Кровавый след Старшей палочки тянется через многие страницы волшебной истории.
Гарри кинул взгляд на Гермиону. Та хмуро смотрела на Ксенофилиуса, но в спор не вступала.
– И где же, по вашему мнению, сейчас Старшая палочка? – поинтересовался Рон.
– Увы, кто знает? – ответил Ксенофилиус, не отрывая взора от окна. – Кто знает, где сокрыта Старшая палочка? След обрывается на Аркусе и Ливиусе. Кто может сказать, который из них на самом деле победил Локсиаса, и который забрал палочку? И кто потом одолел их? История, увы, не дает ответа.
Снова повисла пауза. Наконец Гермиона неловким голосом спросила:
– Мистер Лавгуд, имеет ли семейство Певерелл какое-либо отношение к Реликвиям Смерти?
Ксенофилиуса этот вопрос явно застал врасплох. В то же время в памяти Гарри что-то шевельнулось, но он не мог понять, что конкретно. Певерелл… он уже слышал когда-то это имя…
– Но вы меня обманывали, юная леди! – воскликнул Ксенофилиус, усаживаясь прямо и не сводя глаз с Гермионы. – Я думал, вы новичок в Поиске Реликвий! Многие из нас, Ищущих, верят, что Певереллы имеют огромное – огромное! – отношение к Реликвиям!
– А кто такие эти Певереллы? – спросил Рон.
– Это имя было на могиле со знаком, там, в Годриковой Лощине, – ответила Гермиона, по-прежнему глядя на Ксенофилиуса. – Игнотус Певерелл.
– Точно! – воскликнул Ксенофилиус, с педантичным видом подняв указательный палец. – Знак Реликвий Смерти на могиле Игнотуса дает нам окончательное доказательство!
– Доказательство чего? – спросил Рон.
– Того, что три брата из рассказа – это на самом деле были три брата Певерелла, Антиох, Камус и Игнотус! Что они были изначальными владельцами Реликвий!
Кинув очередной взгляд в окно, Ксенофилиус поднялся на ноги, подобрал поднос и направился к винтовой лестнице.
– Вы останетесь ужинать? – крикнул он, спускаясь вниз. – Все обязательно просят наш рецепт супа из Пресноводных Плимпов.
– Не иначе как для того, чтобы показать в Департаменте отравлений в больнице св. Мунго, – пробурчал Рон себе под нос.
Гарри подождал, пока они не услышали, как Ксенофилиус ходит внизу по кухне, прежде чем заговорить.
– Что ты думаешь? – спросил он у Гермионы.
– Ох, Гарри, – устало ответила она, – это куча полнейшей ерунды. Не может быть, чтобы знак обозначал именно это. Это наверняка просто свихнувшееся прочтение. Какая потеря времени.
– Ну, это же тот самый тип, который подарил нам Складчаторогих Храпстеров, – хмыкнул Рон.
– Значит, ты тоже в это не веришь? – спросил у него Гарри.
– Неа. Эта байка – просто одна из тех, которые рассказывают детишкам, чтобы учить их, скажешь нет? «Не ищи себе неприятностей, не ввязывайся в драки, не связывайся с вещами, от которых лучше держаться подальше! Просто не высовывайся, делай свое дело, и все будет в порядке». Кстати сказать, – добавил Рон, – возможно, именно из-за этой истории грабовые палочки считаются несчастливыми.
– Это ты о чем?
– Одно из суеверий. «Ведьмы, рожденные в мае, выйдут за муглей». «Сглаз, наложенный в сумерках, сойдет в полночь». «Палочка из граба доведет до гроба». Ты наверняка их слышал. Они из моей мамы так и сыплются.
– Мы с Гарри выросли среди муглей, – напомнила ему Гермиона, – нас учили другим суевериям. – Она глубоко вздохнула, в то время как из кухни к ним поднялся какой-то довольно резкий аромат. Единственной положительной стороной ее раздражения Ксенофилиусом было то, что она явно забыла, что сердится на Рона. – Думаю, ты прав, это просто морализаторская байка, очевидно же, какой дар лучший, какой нужно выбрать…
Все трое произнесли одновременно: Гермиона – «плащ», Рон – «палочка», Гарри – «камень».
Они посмотрели друг на друга, одновременно весело и удивленно.
– Предполагается, что надо сказать «плащ», – заявил Рон Гермионе, – но тебе нет нужды быть невидимой, если у тебя палочка. Непобедимая волшебная палочка, Гермиона, ну же!
– У нас уже есть плащ-невидимка, – заметил Гарри.
– И он нам очень даже сильно помогал, на случай если ты не заметил! – воскликнула Гермиона. – В то время как палочка просто наверняка привлекала бы неприятности…
– …только если кричать о ней на каждом углу, – возразил Рон. – Только если ее обладатель настолько дебилен, что скачет повсюду, размахивает ей над головой и распевает: «У меня непобедимая палочка, давайте подходите, если думаете, что достаточно круты». А пока ты держишь хлебальник на замке…
– Да, но сможешь ли ты держать хлебальник на замке? – скептически произнесла Гермиона. – Знаешь, единственная правдивая вещь, которую он нам рассказал, – это что уже сотни лет ходит множество легенд о сверхмощных волшебных палочках.
– Правда ходит? – спросил Гарри.
Гермиона раздраженно посмотрела на него; выражение ее лица было столь хорошо им знакомо, что Гарри и Рон ухмыльнулись друг другу.
– Гробовая палочка[3], Роковая палочка, они постоянно всплывают в истории под разными именами, как правило, ими владеют всякие Темные волшебники и жутко этим хвастаются. Профессор Биннс упоминал некоторые из них, но – ох, все это бред. Волшебные палочки сильны настолько, насколько сильны волшебники, которые их используют. Просто некоторые волшебники любят хвастаться, что их палочки больше и круче, чем у других людей.
– Но откуда ты знаешь, – не отставал Гарри, – что эти волшебные палочки – Гробовая палочка и Роковая – это не одна и та же волшебная палочка, время от времени всплывающая на поверхность под разными названиями?
– Что, и все они на самом деле Старшая палочка, созданная Смертью? – сказал Рон.
Гарри рассмеялся: странная идея, пришедшая ему в голову, была, в конце концов, просто нелепой. Его волшебная палочка, напомнил он себе, была из остролиста, не из граба, и сделана она была Олливандером, что бы там она ни сотворила в ту ночь, когда Волдеморт гнался за ним по небу. И если бы она была непобедимой, как бы она могла сломаться?
– Кстати, а почему ты выбрал бы камень? – поинтересовался Рон.
– Ну, если бы можно было возвращать людей из мертвых, мы могли бы сохранить Сириуса… Психоглазого… Дамблдора… моих родителей…
Ни Рон, ни Гермиона не улыбнулись.
– Но, согласно барду Бидлу, они бы не захотели вернуться, так ведь? – продолжил Гарри, размышляя о сказке, которую они только что услышали. – Не думаю, что существует куча других историй о камне, способном воскрешать мертвых, правда? – спросил он у Гермионы.
– Именно, – печально ответила она. – Вряд ли кто-нибудь, кроме мистера Лавгуда, способен убедить себя, что такое возможно. Бидл, вероятно, взял идею Философского камня; ну ты понял – вместо камня, делающего человека бессмертным, камень, возвращающий человеку жизнь.
Запах из кухни усиливался; чем-то он напоминал горящие подштанники. Гарри подивился, сможет ли он съесть хоть немного того, что готовил Ксенофилиус, чтобы не ранить его чувства.
– Хотя, что насчет плаща? – медленно проговорил Рон. – Ты не думаешь, что он прав? Я так привык к Гарриному плащу и к тому, насколько он хорош, что никогда не задумывался. Я никогда не слышал о таких, как Гаррин. Он никогда не отказывает. Нас ни разу под ним не заметили…
– Ну конечно нет – мы невидимы, когда мы под ним, Рон!
– Но все то, что он говорил о других плащах – а они стόят не сказать чтобы по нату за десяток, – знаешь, это правда! Я раньше не обращал внимания, но я слышал всякое о чарах, выдыхающихся, когда плащ стареет, или о том, что в них образуются дырки от заклинаний. Плащ Гарри принадлежал еще его папе, так что он не сказать чтоб совсем новенький, верно, но тем не менее, он просто… отличный!
– Да, конечно, но Рон, камень…
Пока они спорили шепотом, Гарри бродил по комнате, лишь вполуха прислушиваясь. Добравшись до винтовой лестницы, он рассеянно поднял взгляд наверх, после чего немедленно отвлекся. Его собственная физиономия смотрела на него с потолка комнаты этажом выше.
После мгновения полного столбняка он осознал, что это было не зеркало, а рисунок. Преисполненный любопытства, он полез наверх.
– Гарри, что ты делаешь? Я не думаю, что тебе следует осматривать тут все, пока его нет!
Но Гарри уже добрался до следующего этажа.
Луна украсила потолок своей спальни пятью красиво нарисованными лицами: Гарри, Рона, Гермионы, Джинни и Невилла. Они не двигались наподобие хогвартских портретов, но какая-то магия в них тем не менее была: Гарри показалось, что они дышат. Вокруг картин, связывая их вместе, вились, как показалось в первый момент, тонкие золотые цепочки, но приглядываясь к ним в течение примерно минуты, Гарри понял, что цепочки на самом деле были одним словом, тысячекратно выписанным золотой краской: друзья… друзья… друзья…
Гарри ощутил, как внутри него поднялась громадная волна приязни и нежности к Луне. Он оглядел комнату. Рядом с кроватью висела большая фотография маленькой Луны и женщины, очень похожей на нее. Они обнимались. Луна на этой фотографии выглядела несколько более ухоженной, чем Гарри видел ее в жизни. Фотография была запыленной. Это бросилось Гарри в глаза, показавшись странным. Он осмотрелся повнимательнее.
Что-то было не так. Светло-синий ковер также был покрыт толстым слоем пыли. Гардероб стоял открытый, в нем не было одежды. Кровать казалась холодной и неприветливой, словно в ней не спали много недель. Паутинка протянулась поверх ближайшего окна, отлично заметная на фоне кроваво-красного неба.
– Что случилось? – спросила Гермиона, пока Гарри спускался по лестнице, но прежде чем он успел ответить, Ксенофилиус добрался до верхней ступени со стороны кухни, держа поднос, уставленный суповыми чашами.
– Мистер Лавгуд, – сказал Гарри. – Где Луна?
– Простите?
– Где Луна?
Ксенофилиус застыл на верхней ступеньке.
– Я… я уже говорил вам. Она там, у Нижнего моста, ловит Плимпов.
– Тогда почему вы сервировали поднос на четверых?
Ксенофилиус попытался заговорить, но звук не шел у него изо рта. Тишину разрывало лишь продолжающееся клацанье печатного станка да легкое дребезжание чаш в дрожащих руках Ксенофилиуса.
– Я думаю, Луны здесь не было много недель, – произнес Гарри. – Ее одежды нет, в ее постели не спали. Где она? И почему вы все время выглядываете из окна?
Ксенофилиус уронил поднос; чаши свалились на ступени и разбились. Гарри, Рон и Гермиона выхватили волшебные палочки, и Ксенофилиус застыл с рукой на полпути к карману. В этот момент печатный станок испустил громовое «бум», и бесчисленные «Квибблеры» рекой потекли на пол из-под скатерти; станок наконец-то затих.
Гермиона пригнулась и подобрала один из журналов, не отводя палочки от мистера Лавгуда.
– Гарри, посмотри на это.
Он подошел к ней так быстро, как только мог, с учетом хлама в комнате. Обложку «Квибблера» украшала его собственная фотография, сопровождаемая словами «Враг общества номер один» и величиной награды.
– Стало быть, политика «Квибблера» поменялась? – холодно поинтересовался Гарри, лихорадочно размышляя. – Значит, вот что вы делали, когда выходили в сад, мистер Лавгуд? Посылали сову в Министерство?
Ксенофилиус облизал губы.
– Они забрали мою Луну, – прошептал он. – Из-за того, что я писал. Они забрали мою Луну, и я не знаю, где она и что они с ней сделали. Но они, может, вернут мне ее, если я… если я…
– Сдадите им Гарри? – закончила за него Гермиона.
– Не пойдет, – отрезал Рон. – Прочь с дороги, мы уходим.
Ксенофилиус был мертвенно бледен, он выглядел лет на сто, его губы втянулись, образуя нечто вроде страшной, злобной ухмылки.
– Они будут здесь в любой момент. Я должен спасти Луну. Я не могу потерять Луну. Вы не должны уйти.
Он растопырил руки перед лестницей, и Гарри посетило внезапное воспоминание о его матери, точно так же стоявшей перед его кроваткой.
– Не заставляйте нас причинять вам боль, – произнес Гарри. – Уходите с дороги, мистер Лавгуд.
– ГАРРИ! – закричала Гермиона.
Фигуры на помельях пролетели мимо окон. Как только троица отвернулась от Ксенофилиуса, тот выхватил волшебную палочку. Гарри понял их ошибку в последний момент: он метнулся в сторону, сбив с ног Рона и Гермиону, в тот самый момент, когда оглушающее заклятье, посланное Ксенофилиусом, пролетело через комнату и ударило в рог Измерга.
Раздался колоссальный взрыв. Комната, казалось, разлетелась вдребезги: куски дерева, бумаги и обломков стены летали повсюду в густом непроницаемом облаке белой пыли. Гарри взлетел в воздух и шмякнулся об пол, ничего не видя, в то время как обломки сыпались на него дождем; он только успел закрыть голову руками. Он услышал вскрик Гермионы, вопль Рона и серию отвратных металлических шлепков, сказавших ему, что Ксенофилиус был сбит с ног и падал вниз по винтовой лестнице.
Полупогребенный в обломках, Гарри попытался подняться, из-за пыли он едва мог видеть и дышать. Половина потолка обрушилась, и край кровати Луны свисал из образовавшейся дыры. Бюст Ровены Рэйвенкло лежал рядом с ним, лишившись половины лица, кусочки пергамента все еще порхали в воздухе, бόльшая часть печатного станка лежала на боку, закрывая путь на кухню. Затем поблизости появилась еще одна белая фигура, и Гермиона, вся в пыли, словно она тоже была статуей, прижала палец к губам.
Входную дверь выбило.
– Говорил же я тебе, что можно было не спешить, Трэверс? – произнес грубый голос. – Говорил, что этот псих просто каркает, как всегда?
Послышался звук удара и крик боли, исходящий от Ксенофилиуса.
– Нет… нет… наверху… Поттер!
– Я сказал тебе на той неделе, Лавгуд, мы не собираемся возвращаться к тебе ради чего-то меньшего, чем надежная информация! Помнишь ту неделю? Когда ты хотел обменять дочь на эту идиотскую, блин, панамку? А еще неделей раньше… – еще один удар, снова вскрик, – когда ты решил, что мы вернем ее, если ты предоставишь нам доказательства существования Складчато-… – бам – …-Рожих[4]… – бам – …Храпстеров?
– Нет… нет… умоляю! – всхлипывал Ксенофилиус. – Там правда Поттер! Правда!
– А теперь выяснилось, что ты вызвал нас сюда только для того, чтобы попытаться нас тут взорвать! – проревел Упивающийся Смертью, и послышался град ударов, перемежающихся агонизирующими воплями Ксенофилиуса.
– Дом, судя по всему, вот-вот обвалится, Селвин, – произнес другой, спокойный голос, эхом разнесясь по искалеченным ступеням. – Лестница полностью завалена. Стоит ли пробовать расчистить? Тут может вообще все рухнуть.
– Ты, лживый кусок дерьма, – прокричал волшебник по имени Селвин. – Ты в жизни своей ни разу Поттера не видел, э? И ты думаешь, ты получишь назад свою девчонку просто так?
– Я клянусь… я клянусь… Поттер наверху!
– Homenum Revelio, – произнес голос у подножия лестницы.
Гарри услышал, как Гермиона ахнула, да и сам он испытал странное чувство, словно над ним что-то очень низко пролетело, накрыв своей тенью все его тело.
– Там наверху точно кто-то есть, Селвин, – резко проговорил второй человек.
– Это Поттер, говорю вам, это Поттер! – всхлипнул Ксенофилиус. – Пожалуйста, пожалуйста… Отдайте мне Луну, просто верните мне обратно Луну…
– Ты получишь свою девчонку, Лавгуд, – заявил Селвин, – если ты лично заберешься по этой лестнице и принесешь мне сюда Гарри Поттера. Но если это ловушка, если это трюк, если у тебя там наверху сообщник, который ждет, чтобы напасть на нас, мы еще посмотрим, останется ли тебе хоть кусочек твоей дочери для похорон.
Ксенофилиус испустил вопль страха и отчаяния. Послышались торопливые шаги и царапанье: Ксенофилиус пытался пробиться сквозь обломки, завалившие лестницу.
– Давайте, – прошептал Гарри, – нам надо отсюда выбираться.
Он начал выкапываться под прикрытием всего того шума, который производил на лестнице Ксенофилиус. Рон был погребен глубже всех: Гарри и Гермиона как можно тише пробрались по обломкам к тому месту, где он лежал, пытаясь сдвинуть со своих ног тяжелый комод. В то время как стук и царапанье Ксенофилиуса постепенно приближались, Гермионе удалось освободить Рона с помощью Чар Парения.
– Порядок, – выдохнула Гермиона, когда сломанный печатный станок, блокировавший верхнюю часть лестницы, начал дрожать; Ксенофилиус был от них в считанных футах. Она все еще была вся белая от пыли. – Ты мне доверяешь, Гарри?
Гарри кивнул.
– Отлично, – прошептала Гермиона, – тогда давай сюда плащ-невидимку. Рон, ты должен его надеть.
– Я? Но Гарри…
– Рон, пожалуйста! Гарри, держись крепче за мою руку, Рон, хватайся за плечо.
Гарри протянул левую руку. Рон исчез под плащом. Печатный станок, перегородивший лестницу, вибрировал: Ксенофилиус пытался сдвинуть его, применяя Чары Парения. Гарри не знал, чего ждет Гермиона.
– Держитесь крепче, – шептала она. – Крепче… Уже совсем скоро…
Белое, словно бумага, лицо Ксенофилиуса появилось над краем лежащего на боку серванта.
– Obliviate! – крикнула Гермиона, нацелив волшебную палочку ему в лицо, и тут же, указав на пол под их ногами: – Deprimo!
Она пробила дыру в полу гостиной. Все трое свалились вниз, как булыжники, Гарри по-прежнему цеплялся за руку Гермионы, как за собственную жизнь; снизу раздался вскрик, и он мельком увидел двух человек, пытающихся выбраться из-под ливня обломков стены и разбитой мебели, падающего на них с потолка. Гермиона крутанулась в воздухе, и грохот рушащегося здания прогремел в Гарриных ушах, когда Гермиона в который уже раз утащила Гарри в темноту.
[1] Игра слов. В оригинале здесь не граб, а бузина – elder, и Старшая волшебная палочка – the Elder Wand – одновременно переводится как «волшебная палочка из бузины». Эту игру слов мне передать не удалось, а дерево я заменил ради другой игры слов, которая будет дальше по тексту.
[2] Demiguise. Demi – «полу-», Guise – «маска», «личина».
[3] В оригинале – Deathstick (дословно – палочка смерти). Не сумев предать авторскую игру слов с the Elder Wand (старшая палочка – палочка из бузины), я «перенес» ее сюда: грабовая палочка – Гробовая палочка.
[4] Селвин оговорился: вместо Crumple-Horned (складчаторогих) он сказал Crumple-Headed (дословно – складчатоголовых; я перевел с созранением созвучия).