ГЛАВА 14. ФЕЛИКС ФЕЛИЦИС
Первым предметом на следующее утро у Гарри было Травоведение. Во время завтрака он не имел возможности рассказать Рону и Гермионе о своем занятии из боязни быть подслушанным, но излил на них всю информацию, пока они шагали через делянки к теплицам. Свирепый ветер, дувший все выходные, наконец-то успокоился; над землей вновь повис непонятный туман, и у них ушло немного больше времени, чем обычно, на то, чтобы найти нужную теплицу.
– Ух ты, страшненький этот мелкий Сам-Знаешь-Кто, – тихо сказал Рон, когда они заняли места вокруг одного из шишковатых пеньков Плетегруба[1], составляющих основу обучения в этом семестре, и начали надевать защитные перчатки. – Но я все равно не секу, зачем Дамблдор все это тебе показывает. В смысле, это очень интересно и вообще, но какой в этом смысл?
– Без понятия, – ответил Гарри, вставляя в рот капу. – Но он говорит, что это все очень важно и поможет мне выжить.
– Это замечательно, я думаю, – искренне произнесла Гермиона. – О Волдеморте совершенно необходимо знать как можно больше. Как иначе можно обнаружить его слабые места?
– Кстати, как прошла последняя вечеринка у Слагхорна? – неразборчиво спросил ее Гарри сквозь капу.
– О, знаешь, довольно забавно, – ответила Гермиона, надевая защитные очки. – То есть он, конечно, опять жужжал на тему знаменитостей, бывших его учениками, и он просто увивается за МакЛэггеном, потому что у него столько полезных знакомств, зато у него действительно очень вкусно кормили, и он познакомил нас с Гвеног Джонс.
– Гвеног Джонс? – переспросил Рон, широко раскрыв глаза за очками. – Та самая Гвеног Джонс? Капитан «Головастых Гарпий»?
– Она самая. Лично мне кажется, что она была немного поглощена собственной персоной, но…
– Эй там, хватит болтать! – отрывисто прикрикнула профессор Спраут, мечущаяся между студентами со строгим выражением лица. – Вы отстаете, все уже начали, а Невилл уже достал свой первый стручок!
Они оглянулись; и точно, Невилл уже обзавелся разбитой губой и несколькими скверными ссадинами на лице, зато в руке он сжимал неприятно пульсирующую зеленую штуковину размером с грейпфрут.
– Хорошо, профессор, мы уже начинаем! – ответил Рон, а когда она вновь отвернулась, тихо добавил: – Надо было использовать Muffliato, Гарри.
– Нет, не надо было! – тут же встряла Гермиона, как обычно, рассердившись при одном упоминании Принца-Полукровки и его заклинаний. – Ладно, давайте… лучше нам действительно приступить…
Она тревожно глянула на Гарри и Рона; все трое сделали глубокий вдох и накинулись на стоящий между ними шишковатый пень.
Тот мгновенно ожил; из его верхушки выстрелили длинные шипастые плети и яростно хлестнули воздух. Одна запуталась в волосах Гермионы, и Рон отрубил ее своими секаторами; Гарри удалось поймать еще две плети и завязать их узлом; у самого основания щупальцевидных ветвей открылось отверстие; Гермиона отважно засунула туда руку, вокруг которой оно тут же сомкнулось; Гарри с Роном принялись всячески тянуть и крутить ветви, заставив наконец отверстие открыться вновь, после чего Гермиона выдернула руку, сжимающую точно такой же стручок, как у Невилла. Колючие плети мгновенно втянулись обратно, и пень снова стоял перед ними с невинным видом, как простая мертвая деревяшка.
– Знаете, когда у меня будет свой дом, я, наверное, не стану сажать у себя в саду такие штуки, – заявил Рон, сдвинув очки на лоб и вытирая пот с лица.
– Дай мне чашу, – сказала Гермиона, держа пульсирующий стручок как можно дальше от себя; Гарри протянул требуемое, и она с отвращением бросила стручок в чашу.
– Не брезгуйте, выдавливайте их оттуда, свежие они лучше всего, – призывала профессор Спраут.
– В любом случае, – Гермиона продолжила прерванный разговор, словно они не отбивались только что от деревяшки, – Слагхорн устраивает рождественскую вечеринку, Гарри, и от нее тебе не отвертеться ну никак; он специально попросил меня узнать, когда у тебя свободные вечера, чтобы он наверняка назначил ее на тот день, когда ты сможешь прийти.
Гарри испустил стон. В то же время Рон, пытавшийся раздавить стручок в чаше, встав на ноги и изо всех сил налегая на него обеими руками, сердито произнес:
– И это будет очередная вечеринка для любимчиков Слагхорна, да?
– Да, для Клуба Салаг, – ответила Гермиона.
Стручок выскользнул из-под пальцев Рона и врезался в стекло теплицы, затем отскочил, ударил профессора Спраут по затылку и сбил с ее головы старую заплатанную шляпу. Гарри пошел забирать стручок обратно; когда он вернулся, Гермиона как раз говорила:
– Слушай, не я же придумала это название, «Клуб Салаг»…
– «Клуб Салаг», – повторил Рон с презрительной усмешкой, достойной Малфоя. – Жалкое сборище. Ну, надеюсь, вечеринка доставит тебе удовольствие. Почему бы тебе не отправиться туда вместе с МакЛэггеном, Слагхорн мог бы произвести вас в Короля и Королеву Салаг…
– Мы можем приглашать своих гостей, – сказала Гермиона, внезапно почему-то покраснев, как вареный рак, – и я собиралась пригласить тебя пойти, но если ты думаешь, что это все идиотизм, то я не буду себя утруждать!
Внезапно Гарри пожалел, что стручок не улетел чуть дальше – тогда ему не пришлось бы сидеть здесь рядом с Роном и Гермионой. Они не обращали на Гарри никакого внимания; он схватил чашу со стручком и принялся вскрывать его самым шумным и энергичным способом, какой только мог себе вообразить; к сожалению, несмотря на это, он продолжал слышать каждое слово их разговора.
– Ты собиралась пригласить меня? – переспросил Рон изменившимся голосом.
– Да, – сердито ответила Гермиона. – Но, разумеется, если ты хотел бы, чтобы я отправилась туда вместе с МакЛэггеном…
Последовала пауза, в течение которой Гарри продолжал колотить несчастный стручок совком.
– Нет, я не хотел бы, – очень тихо произнес Рон.
Гарри промахнулся мимо стручка, ударил по чаше и разбил ее.
– Reparo, – поспешно прошептал он, коснувшись осколков волшебной палочкой, и чаша восстановилась. Однако из-за этой аварии Рон и Гермиона вновь вспомнили о присутствии Гарри. Гермиона выглядела возбужденной и немедленно начала суетиться над своим экземпляром «Плотоядных Деревьев Мира» в поисках правильного способа получения сока стручков Плетегруба; Рон же казался оробевшим и одновременно довольным собой.
– Дай его сюда, Гарри, – торопливо сказал Гермиона, – тут сказано, что мы должны проткнуть его чем-нибудь острым…
Гарри протянул ей чашу со стручком; они с Роном надвинули очки обратно на глаза и вновь атаковали пень.
Не то чтобы он был так уж удивлен, думал Гарри, борясь с шипастой ветвью, пытающейся его придушить; у него уже было подозрение, что рано или поздно такое может случиться. Однако он не был уверен в своих чувствах по этому поводу… Гарри с Чо сейчас стеснялись даже смотреть в сторону друг друга, не то что разговаривать; что если Рон и Гермиона влюбятся, а потом разойдутся? Сможет ли их дружба это пережить? Гарри припомнил несколько недель на третьем курсе, когда Рон и Гермиона не разговаривали друг с другом; ему тогда не доставляло ни малейшего удовольствия быть в роли посредника между ними. И кроме того, а что если они не разойдутся? Что если они станут как Билл и Флер, и одно присутствие рядом с ними будет мучительным, ибо они отгородятся от него?
– Достал! – вскричал Рон, вытаскивая из пня второй стручок; именно в этот момент Гермионе удалось наконец вскрыть первый, и чаша наполнилась клубнями, извивающимися подобно бледно-зеленым червям.
Остаток занятия прошел без дальнейших упоминаний вечеринки у Слагхорна. В течение следующих нескольких дней Гарри наблюдал за двумя своими друзьями пристальнее обычного, однако Рон и Гермиона оставались такими же, как прежде, разве что стали чуть вежливее по отношению друг к другу. Гарри предположил, что самое интересное может произойти под действием Масляного эля в тускло освещенной комнате Слагхорна во время вечеринки. В настоящее же время у него были более насущные проблемы.
Кэти Белл по-прежнему находилась в больнице св. Мунго без каких-либо надежд на скорое возвращение. Это означало, что перспективная гриффиндорская команда, которую Гарри так заботливо тренировал с сентября, лишилась одного Загонщика. Он долго откладывал замену Кэти в надежде, что она все-таки вернется, но их первый матч сезона против Слизерина стремительно надвигался, и в конце концов он вынужден был признать, что Кэти не примет участия в игре.
Гарри не думал, что он выдержит еще один общефакультетский просмотр. С тяжелым чувством, имеющим весьма отдаленное отношение к квиддичу, он в один прекрасный день поймал Дина Томаса после урока Трансфигурации. Большинство учеников уже покинули класс; по комнате, весело щебеча, порхали несколько желтых птичек, все призванные Гермионой; никто, кроме нее, не преуспел в попытке призвать хотя бы перо.
– Ты по-прежнему хочешь играть Загонщиком?
– Что?.. Ага, разумеется! – возбужденно ответил Дин. Через плечо Дина Гарри увидел, как Шимус Финниган с кислым видом запихивает книги в сумку. Одной из причин, по которой Гарри предпочел бы не приглашать в команду Дина, было то, что такое приглашение должно было не понравиться Шимусу. С другой стороны, он должен был делать то, что лучше для команды, а Дин во время просмотра летал лучше Шимуса.
– Вот и отлично, ты в команде, – заявил Гарри. – Сегодня вечером тренировка, в семь часов.
– Ладно, – ответил Дин. – Спасибо, Гарри! Черт, не терпится сказать Джинни!
Он выскочил из комнаты, оставив Гарри и Шимуса вдвоем. Момент был неприятный, и он отнюдь не перестал быть таковым после того, как одна из Гермиониных канареек, пролетая над ними, капнула Шимусу на голову.
Шимус оказался не единственным, кому не понравился Гаррин выбор кандидата на замену Кэти. То, что Гарри взял к себе в команду уже двух своих одноклассников, вызвало много перешептываний в общей комнате. Гарри это не очень-то волновало – за минувшие годы пребывания в школе ему приходилось выдерживать отношение к себе и похуже, – но теперь на него все сильнее давила необходимость во что бы то ни стало выиграть надвигающийся матч против Слизерина. Гарри знал: если Гриффиндор победит, весь факультет забудет о том, как они его критиковали, и все будут утверждать, что всегда знали, что у них классная команда. Если же они проиграют… что ж, с кислой миной думал Гарри, ему действительно приходилось выдерживать отношение к себе и похуже…
У Гарри не было повода пожалеть о своем решении, когда он наблюдал за полетами Дина на тренировке в этот вечер; он отлично сыгрался с Джинни и Демелзой. Отбивающие, Пикс и Кут, играли все лучше и лучше. Единственная трудность была с Роном.
Гарри знал все это время, что Рон нестабильный игрок, проблемами которого были нервы и отсутствие уверенности в себе; и, к сожалению, надвигающийся матч открытия сезона, похоже, вскрыл все эти его болячки. После того как Рон пропустил полдюжины голов (от Джинни в основном), он начал бросаться и размахивать руками все более безумно, пока, наконец, не ударил в лицо атаковавшую ворота Демелзу Робинс.
– Я нечаянно, прости, Демелза, прости пожалуйста! – крикнул Рон ей вслед, пока она по спирали опускалась на землю, роняя капли крови. – Я просто…
– …запаниковал, – сердито продолжила Джинни, приземляясь рядом с Демелзой и осматривая ее распухшую губу. – Рон, ты просто идиот, посмотри, в каком она виде!
– Это поправимо, – Гарри приземлился рядом с девушками, направил волшебную палочку на рот Демелзы и произнес «Episkey». – И, Джинни, не называй Рона идиотом, ты же не капитан команды…
– Знаешь, мне показалось, что ты слишком занят, чтобы назвать его идиотом, а кто-то должен был…
Гарри не без труда подавил желание рассмеяться.
– Ладно, все вверх, пошли…
В целом это была худшая тренировка из всех, что они провели в этом году, но Гарри решил, что перед самым матчем честность – не лучшая тактика.
– Неплохо поработали, ребята, уверен, мы раскатаем Слизерин, – бодро заявил он, после чего Загонщики и Отбивающие покинули раздевалку, вполне довольные собой.
– Я играл, как мешок драконьего дерьма, – пустым голосом произнес Рон, как только дверь закрылась за спиной Джинни.
– Абсолютно нет, – твердо ответил Гарри. – Ты лучший Вратарь из всех, кого я просматривал, Рон. Твоя единственная проблема – это нервы.
Он непрерывно сыпал ободряющими словами, пока они шли к замку, и когда они добрались до второго этажа, Рон немного повеселел. Когда Гарри отодвинул гобелен, чтобы, как обычно, добраться до гриффиндорской башни короткой дорогой, они внезапно воткнулись в Дина и Джинни, обнимающихся и неистово целующихся, словно они были склеены между собой губами.
Гарри показалось, что нечто большое и чешуйчатое пробудилось к жизни в его животе и начало рвать когтями его внутренности; кровь ударила в голову, выметя оттуда все мысли и принеся взамен дикое желание сглазить Дина в порошок. Борясь с этим внезапно накатившим безумием, он услышал голос Рона, прозвучавший словно откуда-то издалека.
– Эй!
Дин и Джинни отклеились друг от друга и оглянулись.
– Ну чего? – спросила Джинни.
– Я не желаю обнаруживать свою сестру, целующуюся с другими на людях!
– Этот коридор был пустым, пока вы сюда не приперлись! – отрезала Джинни.
Дин выглядел смущенным. Он криво ухмыльнулся Гарри, который не ответил ему тем же; новорожденный монстр внутри Гарри начал требовать немедленного отчисления Дина из команды.
– Э… пошли, Джинни, – произнес Дин. – Вернемся обратно в общую комнату.
– Ты иди! А мне тут надо кое о чем поговорить с моим дорогим братцем!
Дин ушел, явно не сожалея о том, что покидает сцену.
– Ладно, – Джинни движением руки откинула с лица свои длинные рыжие волосы и свирепо уставилась на Рона. – Давай определимся раз и навсегда. Это совершенно не твое дело, Рон, с кем я гуляю и что я с ними делаю…
– Очень даже мое! – столь же сердито ответил Рон. – Или ты думаешь, мне хочется, чтобы мою сестру называли…
– Кем? – выкрикнула Джинни, извлекая волшебную палочку. – Ну, кем именно?
– Он ничего такого не имел в виду, – автоматически сказал Гарри, хотя монстр во всю глотку выражал одобрение словам Рона.
– Еще как имел! – Джинни обожгла взглядом Гарри. – Только потому, что он никого в жизни не целовал, только потому, что лучший поцелуй, который он когда-либо получал, был от нашей тетушки Мериел…
– Заткни пасть! – взорвался Рон, лицо которого мгновенно стало пунцовым, минуя стадию красного.
– И не подумаю! – окончательно вышла из себя Джинни. – Я видела тебя с Флегмой, ты каждый раз, как ее видел, все надеялся, что она поцелует тебя в щечку, ты был просто жалок! Если бы ты сам за кем-нибудь приударил и с кем-нибудь целовался-обнимался, ты бы не возбухал так сильно насчет того, что все остальные это делают!
Рон тоже вытащил свою палочку; Гарри поспешно встал между ними.
– Да ты сама не знаешь, что несешь! – проорал Рон, пытаясь прицелиться в Джинни мимо Гарри, который стоял перед ней, расставив руки в стороны. – Только потому, что я не делаю этого на людях!..
Джинни безумно захохотала, пытаясь отпихнуть Гарри в сторону.
– Что, Пигвиджена целовал, что ли? Или у тебя фото тетушки Мериел под подушкой спрятано?
– Ах ты…
Под левой рукой Гарри промелькнула оранжевая вспышка, чуть не задевшая Джинни; Гарри пихнул Рона к стене.
– Да не будь же ты идиотом!..
– Гарри целовался с Чо Чан! – кричала Джинни, явно близкая к истерике. – А Гермиона с Виктором Крамом, ты один ведешь себя так, будто это что-то омерзительное, Рон, а все потому, что у тебя опыта, как у двенадцатилетнего!
С этими словами она унеслась прочь. Гарри тут же отпустил Рона; у того было лицо убийцы. Они стояли в коридоре, тяжело дыша, пока из-за угла не появилась миссис Норрис, кошка Филча; ее появление разрядило обстановку.
– Пошли, – сказал Гарри, услышав шарканье Филча.
Они побежали вверх по лестнице, затем по коридору на восьмом этаже.
– А ну с дороги! – рявкнул Рон на подвернувшуюся под ноги девчушку; та подпрыгнула от испуга и выронила бутыль с жабьей икрой.
Гарри едва расслышал звук бьющегося стекла; он был как в состоянии грогги, ничего не соображал; должно быть, примерно так чувствует себя человек, в которого ударила молния. Это все только из-за того, что она сестра Рона, внушал он самому себе. Тебе не нравится, что она целует Дина, просто потому что она сестра Рона…
Но вдруг помимо его воли в его воображении возникла картина: тот же самый пустой коридор, только не Дин, а он, Гарри, целуется с Джинни… Монстр в его груди довольно заурчал… Но тут же Гарри увидел, как Рон отдергивает гобелен и направляет на Гарри свою палочку, выкрикивая что-то типа «предатель, я-то тебе верил», «а я-то думал, ты мой друг»…
– Как ты думаешь, Гермиона действительно целовалась с Крамом? – внезапно спросил Рон, когда они уже подошли к Толстой Леди. Гарри вздрогнул, словно его застали на месте преступления, и не без труда увел свои мысли прочь от коридора, в который не врывался Рон, в котором они с Джинни были совершенно одни…
– Что? – сконфуженно переспросил он. – О… э…
Честным ответом было «да», но этот ответ он давать не хотел. Однако, судя по всему, Рон, взглянув на лицо Гарри, сам пришел к худшему.
– Диллиграут, – мрачно сказал Рон Толстой Леди, и они пробрались сквозь дыру в общую комнату.
Ни Джинни, ни Гермиону никто из них больше не упоминал; они вообще почти не разговаривали в этот вечер и пошли спать в молчании, каждый был поглощен своими собственными мыслями.
Гарри долго не мог заснуть; он глядел на полог своей кровати и пытался убедить себя, что он относится к Джинни исключительно как старший брат. Они ведь все лето жили как брат и сестра, разве не так, вместе играли в квиддич, подкалывали Рона и смеялись над Биллом и Флегмой? Он знал Джинни уже четыре года… Вполне естественно, что он испытывал желание ее опекать… Естественно, что он хотел оберегать ее от опасностей… хотел оторвать Дину руки за то, что он ее целовал… Нет… ему придется контролировать это конкретное братское чувство…
Рон громко всхрапнул.
Она сестра Рона, твердо сказал самому себе Гарри. Сестра Рона. Она под запретом. Он не будет рисковать своей дружбой с Роном ради чего бы то ни было. Гарри взбил подушку поудобнее и попытался заснуть, изо всех сил отгоняя свои мысли от Джинни.
На следующее утро Гарри проснулся слегка ошеломленным и сконфуженным своими сновидениями, в которых Рон гонялся за ним с битой. Однако уже к середине дня Гарри с радостью обменял бы Рона из снов на настоящего: последний не только холодно обращался с Джинни и Дином, но также демонстрировал ледяное, презрительное безразличие сбитой с толку и оскорбленной Гермионе. Что еще хуже, Рон за ночь явно стал таким же вспыльчивым и обидчивым, как среднестатистический Соплохвостый Скрат. Гарри весь день пытался поддерживать мир между Роном и Гермионой, но безуспешно; в конце концов, Гермиона ушла спать в глубоком возмущении, а Рон удалился в спальню для мальчиков, грубо выругав нескольких перепуганных первокурсников за то, что они на него смотрели.
К Гарриному унынию, новоприобретенная агрессивность Рона не прошла в течение нескольких ближайших дней. Хуже того, его игра как Вратаря стала еще более плачевной, что, в свою очередь, делало его еще более агрессивным; в результате на последней тренировке перед субботним матчем ему не удалось взять ни одного мяча, посланного в его кольца Загонщиками, но зато он так много на всех кричал, что довел Демелзу Робинс до слез.
– Слушай ты, заткнись и оставь ее в покое! – крикнул на него Пикс, который был раза в полтора ниже Рона, зато в силу своего игрового амплуа держал в руке тяжелую биту.
– ХВАТИТ! – взревел Гарри; он заметил, что Джинни сверкает глазами в направлении Рона, и, припомнив ее репутацию великолепного исполнителя заклятия Нетопырей-Призраков, взмыл вверх, чтобы вмешаться, прежде чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. – Пикс, иди на место и занимайся бладжерами. Демелза, соберись, сегодня ты играла очень хорошо. Рон… – он подождал, пока остальные члены команды удалятся за пределы слышимости, – ты мой лучший друг, но если ты продолжишь обращаться с ними так, как сейчас, то я вышибу тебя из команды.
Какое-то мгновение ему казалось, что Рон готов его ударить, но вдруг случилось нечто гораздо худшее: Рон, казалось, обмяк на метле; весь пыл из него вышел, и он вяло произнес:
– Я ухожу из команды. Я играю отвратительно.
– Ты не играешь отвратительно, и ты не уходишь из команды! – яростно выпалил Гарри, хватая Рона за грудки. – Когда ты в форме, ты все можешь брать, все проблемы у тебя с психикой!
– Ты называешь меня психом?
– Да, на то похоже!
Секунду они смотрели друг на друга, затем Рон устало покачал головой.
– Я знаю, у тебя нет времени найти другого Вратаря, так что завтра я сыграю, но если мы сольем – а мы точно сольем – я сам уйду из команды.
Все, что говорил Гарри, было тщетно. Во время ужина он непрерывно пытался подстегнуть уверенность Рона в своих силах, но Рон был слишком занят, грубя Гермионе, чтобы это заметить. Гарри весь вечер гнул свое в общей комнате, однако его заверения, что вся команда рассыплется, если Рон уйдет, были не совсем убедительны с учетом того, что остальные члены команды собрались в кучку в отдаленном углу комнаты и явно перешептывались о Роне, одаряя его злобными взглядами. В конце концов Гарри попытался снова рассердиться в надежде пробудить в Роне злость – вдруг она поможет ему брать мячи, – но эта тактика, похоже, работала не лучше, чем подбадривание; Рон ушел спать таким же удрученным и отчаявшимся, каким был.
Гарри долго лежал в темноте без сна. Он не хотел проигрывать надвигающийся матч. Дело было не только в том, что это был его первый матч в качестве капитана команды – он был полон решимости побить Драко Малфоя в квиддиче, даже если не мог пока подтвердить свои подозрения относительно него. Но если Рон будет играть так же, как на последних нескольких тренировках, их шансы на победу будут весьма бледными…
Если бы только он мог что-то сделать, чтобы заставить Рона собраться… заставить его играть на максимуме своих возможностей… чтобы у Рона выдался удачный день…
И неожиданно на Гарри снизошло озарение – ответ оказался очевиден.
Завтрак на следующее утро был возбуждающим, как обычно; слизерины громко шипели и свистели каждый раз, как в Большой Зал входил кто-то из команды Гриффиндора. Гарри глянул на потолок и увидел безоблачное светло-голубое небо – хороший знак.
Гриффиндорский стол, сплошь красно-золотой, при приближении Гарри и Рона взорвался приветственными криками. Гарри ухмыльнулся и помахал рукой; Рон изобразил на лице что-то вялое и повесил голову.
– Веселей, Рон! – крикнула ему Лаванда. – Я уверена, что ты будешь великолепен!
Рон не обратил на нее внимания.
– Будешь чай? – предложил ему Гарри. – Или кофе? Тыквенный сок?
– Что хочешь, – хмуро ответил Рон, с угрюмым видом жуя кусок тоста.
Несколько минут спустя возле них задержалась Гермиона; она настолько устала от поведения Рона в последние дни, что перестала ходить на завтрак вместе с ними.
– Как самочувствие? – осторожно осведомилась она, сверля глазами ронов затылок.
– Отлично, – ответил Гарри, сосредоточиваясь на вручении Рону бокала с тыквенным соком. – Вот, Рон. Выпей.
Едва Рон успел поднести бокал к губам, как Гермиона резко потребовала:
– Рон, не пей это!
Гарри и Рон одновременно взглянули на нее.
– Почему? – спросил Рон.
Теперь Гермиона взирала на Гарри, будто не веря собственным глазам.
– Ты только что добавил что-то в этот бокал.
– Не понял? – сказал Гарри.
– Ты слышал. Я все видела. Ты только что подлил что-то в питье Рона. Да у тебя сейчас пузырек в руке!
– Не знаю, о чем это ты толкуешь, – Гарри поспешно спрятал пузырек в карман.
– Рон, я тебя предупреждаю, не пей! – снова встревоженным тоном произнесла Гермиона, но Рон уже поднял свой бокал, осушил его одним глотком и сказал:
– Кончай тут распоряжаться, Гермиона.
Она была явно шокирована. Наклонившись к Гарри, чтобы только он мог слышать, она прошипела:
– Тебя за это следовало бы исключить. Никогда не ожидала от тебя такого, Гарри!
– Чья бы корова мычала, – прошептал он в ответ. – Никого не Запутывала в последнее время?
Гермиона унеслась прочь. Гарри наблюдал, как она уходит, без малейшего сожаления. Гермиона никогда не понимала, насколько серьезное дело квиддич. Затем он обернулся в сторону Рона, облизывавшего губы.
– Ну, пора, – жизнерадостно произнес Гарри.
Подмерзшая трава хрустела под ногами, пока они спускались к стадиону.
– Как удачно, что погода такая хорошая, а? – спросил Гарри у Рона.
– Угу, – ответил Рон, выглядящий бледным и больным.
Джинни и Демелза уже ждали в раздевалке в своих квиддичных мантиях.
– Условия идеальные, – сказала Джинни, игнорируя Рона. – И еще знаешь что? Этот Загонщик Слизерина, Вейзи – он вчера на тренировке получил бладжером по голове, и сейчас он не может играть! И, что еще лучше – Малфой тоже болен и пропускает игру!
– Что? – Гарри крутанулся на месте и уставился на нее. – Он болен? Что с ним такого?
– Без понятия, но для нас это классно, – беспечно ответила Джинни. – Они поставили вместо него Харпера; я знаю его, он с моего курса – полный дебил.
Гарри рассеянно улыбнулся в ответ, но, когда он натягивал свою алую мантию, мысли его были далеки от квиддича. Один раз Малфой уже заявлял, что не может играть из-за травмы, но тогда он сделал так, что матч был перенесен на время, более подходящее для слизеринов. Почему сейчас он согласился, чтобы его заменили? Был ли он действительно болен или симулировал?
– Подозрительно, как думаешь? – вполголоса спросил он у Рона. – То, что Малфой не играет?
– Удачно, я бы сказал, – отозвался Рон, выглядящий сейчас немного более оживленно. – И Вейзи тоже выбыл, он у них лучший забивала, я не думаю… эй! – внезапно воскликнул он, застыв в процессе натягивания вратарских перчаток и неотрывно глядя на Гарри.
– Что?
– Я… ты… – Рон понизил голос; он выглядел испуганным и возбужденным одновременно. – Мое питье… тыквенный сок… ты не?..
Гарри поднял брови, но ничего не ответил, кроме:
– Мы начинаем минут через пять, лучше тебе побыстрее сапоги надеть.
Они вышли на поле под возбужденный рев и свист трибун. Одна сторона стадиона была вся в красном и золотом; вторая – море зелени и серебра. Многие студенты Хаффлпаффа и Рэйвенкло тоже болели за ту или иную команду: среди криков и аплодисментов Гарри отчетливо слышал рык знаменитой львиноголовой шляпы Луны Лавгуд.
Гарри выступил вперед, к рефери матча мадам Хуч, готовящейся выпустить мячи из ящика.
– Капитаны, пожмите руки, – произнесла она, и рука Гарри была стиснута новым капитаном слизеринов, Уркуартом. – Займите ваши метлы. По свистку… три… два… один…
Прозвучал свисток, Гарри и все остальные с силой оттолкнулись от мерзлой земли, и игра началась.
Гарри парил по периметру поля, ища глазами снитч и одновременно приглядывая за Харпером, который двигался зигзагом далеко внизу. Затем вступил голос, неприятно отличающийся от голоса прежнего комментатора.
– Что ж, вот они и начали, и я думаю, всем нам не терпится посмотреть на новую команду, которую Поттер собрал в этом году. Многие полагали, учитывая нестабильную игру Рональда Уизли в качестве Вратаря в прошлом году, что он может не попасть в команду, но, разумеется, близкие дружеские отношения с капитаном решают многое…
Эти слова были встречены смешками и аплодисментами со слизеринской стороны. Гарри изогнулся на своей метле, чтобы разглядеть комментаторскую площадку. Там стоял высокий, худой, курносый блондин и вещал в магический мегафон, принадлежавший некогда Ли Джордану; Гарри узнал Захариаса Смита, игрока команды Хаффлпаффа, который Гарри откровенно не нравился.
– О, вот и первая атака Слизерина, это Уркуарт рвется к кольцам, и… – Гаррин желудок, казалось, перевернулся, – …Уизли берет его, что ж, должно же иногда ему везти, я полагаю…
– Точно, Смит, должно, – пробормотал Гарри, улыбаясь самому себе; он непрерывно шнырял мимо Загонщиков, обшаривая глазами пространство в поисках хоть намека на неуловимый снитч.
Через полчаса после начала игры Гриффиндор вел со счетом шестьдесят – ноль, причем Рон совершил несколько поистине невероятных сейвов (некоторые из них – самыми кончиками пальцев), а Джинни забила четыре из шести гриффиндорских голов. Это прекратило громогласные рассуждения Смита на тему того, оказались ли в команде оба Уизли лишь из-за пристрастий Гарри, и взамен он принялся за Пикса и Кута.
– Конечно, Кут сложен не совсем так, как полагается Отбивающему, – высокомерно вещал Захариас, – У них, как правило, немного больше мускулов…
– Стукни его бладжером! – крикнул Гарри Куту, пролетая мимо него, но Кут, широко ухмыльнувшись, предпочел направить следующий удар на Харпера, как раз пролетавшего мимо Гарри в противоположном направлении. Гарри с удовольствием услышал глухое «шмяк», означающее, что бладжер достиг цели.
Похоже было, что Гриффиндору удавалось буквально все. Они забивали вновь и вновь, и вновь и вновь Рон на другом краю поля с видимой легкостью брал все, что летело в его кольца. Теперь он улыбался, и когда толпа отметила особенно красивый сейв хоровым исполнением старой доброй «Уизли – наш король», он сделал вид, что дирижирует ими с высоты.
– Что, он думает, что он сегодня особенный, да? – произнес подловатый голос, и Гарри чуть не слетел с метлы, когда в него жестко и преднамеренно врезался Харпер. – Твой дружок-кровоотступник…
Мадам Хуч смотрела в другую сторону; гриффиндоры под ними гневно кричали, но к тому моменту, когда она обернулась, Харпер уже устремился в сторону. Чувствуя боль в плече, Гарри рванул за ним, стремясь таранить его в отместку…
– Кажется, Харпер из команды Слизерина видит снитч! – сказал в свой мегафон Захариас Смит. – Да, он явно увидел что-то, чего не увидел Поттер!
Смит точно идиот, думал Гарри, неужели он не заметил их столкновения? Но в следующий момент его желудок, казалось, упал вниз на поле – Смит оказался прав, а Гарри нет: Харпер не случайно устремился вверх; он заметил то, чего не заметил Гарри: снитч быстро пролетал над ними, ярко сверкая в чистом голубом небе.
Гарри рванул вверх; ветер выл в его ушах, заглушая звуки комментария Смита и толпы внизу, но Харпер все еще был впереди, а Гриффиндор вел с разницей всего в сто очков; если Харпер доберется до снитча первым, Гриффиндор проиграет… а Харпер был уже всего в футе от него, он вытянул руку…
– Эй, Харпер! – в отчаянии выкрикнул Гарри. – Сколько тебе заплатил Малфой, чтобы ты вышел вместо него?
Он не знал, что заставило его произнести это, но Харпер отвлекся: он неловко ухватил снитч, позволил ему выскользнуть сквозь пальцы и ухватил воздух сразу за ним; Гарри изо всех сил рванулся к крохотному порхающему мячику и поймал его.
– ДА! – вскричал Гарри; заложив вираж, он понесся вниз, к полю, держа снитч высоко над головой. Когда зрители осознали, что произошло, снизу донесся страшный шум, который почти полностью поглотил свисток, отметивший окончание игры.
– Джинни, куда ты? – крикнул Гарри, оказавшийся в центре группового объятия прямо в воздухе, в котором приняли участие все, кроме Джинни; та на полной скорости пронеслась мимо них и с жутким грохотом врезалась в комментаторскую площадку. Толпа вопила и смеялась; гриффиндорская команда приземлилась рядом с деревянными развалинами, под которыми вяло барахтался Захариас; Гарри услышал, как Джинни жизнерадостно говорит разгневанной МакГонагалл:
– Забыла затормозить, профессор, прошу прощения.
Смеясь, Гарри вырвался из объятий команды и обнял Джинни, однако тотчас ее отпустил. Избегая ее взгляда, он взамен хлопнул по спине радостного Рона, когда, забыв былую вражду, команда вместе покидала поле, победно вскидывая вверх руки и махая своим болельщикам.
Атмосфера в раздевалке была праздничной.
– Шимус сказал, будет пирушка в общей комнате! – буйно кричал Дин. – Пошли, Джинни, Демелза!
Рон и Гарри остались в раздевалке, когда остальные уже ушли. Они тоже собирались уходить, когда вошла Гермиона. Она вертела в руке свой гриффиндорский шарф и выглядела расстроенной, но решительной.
– Мне нужно с тобой поговорить, Гарри, – она сделала глубокий вдох. – Ты не должен был этого делать. Ты слышал, что говорил Слагхорн, это запрещено.
– И что ты теперь собираешься делать, донести на нас? – потребовал ответа Рон.
– О чем это вы двое говорите? – спросил Гарри, отворачиваясь и вешая свою мантию, чтобы скрыть от них свою ухмылку.
– Ты прекрасно знаешь, о чем это мы двое говорим! – настойчиво сказала Гермиона. – Ты во время завтрака подлил в сок Рона зелье удачи! Феликс Фелицис!
– Я этого не делал, – Гарри снова повернулся к ним лицом.
– Очень даже делал, Гарри, и именно поэтому все шло как надо, и игроки Слизерина пропускали матч, и Рон все тянул!
– Я не подливал его! – повторил Гарри, на сей раз широко улыбаясь. Он засунул руку в карман жилета и вытащил оттуда пузырек, который Гермиона видела в его руке утром. Пузырек был полон золотистого зелья, а пробка – по-прежнему запечатана воском. – Я хотел, чтобы Рон думал, что я это сделал, вот и притворился, когда знал, что ты смотришь, – он глянул на Рона. – Ты брал все, потому что чувствовал, что удача на твоей стороне. Ты сделал это все сам.
Он снова спрятал зелье в карман.
– Так что, там ничего не было в моем тыквенном соке? – Рон был потрясен. – Но хорошая погода… и Вейзи не играл… Ты правда не давал мне зелья удачи?
Гарри покачал головой. Рон взирал на него несколько мгновений, затем повернулся к Гермионе, имитируя ее голос.
– «Ты сегодня утром добавил Феликс Фелицис Рону в сок, вот почему он все тянул!» Видишь! Я могу брать мячи и без посторонней помощи, Гермиона!
– Я не говорила, что ты не можешь… Рон, ты же и сам думал, что тебе его дали!
Но Рон уже прошагал мимо нее и вышел из раздевалки со своим помелом на плече.
– Э… – во внезапно наступившей тишине произнес Гарри; он никак не ожидал, что его план будет иметь такой побочный эффект. – Ну что… пойдем тогда на пирушку?
– Ты иди! – со слезами на глазах ответила Гермиона. – Я сейчас сыта Роном по горло, и я сама не знаю, что я сейчас наделала…
И она также выскочила из раздевалки.
Гарри медленно шел в замок сквозь толпу; отовсюду слышались поздравления, но он ощущал упадок сил; он-то был уверен, что, если Рон выиграет матч, они с Гермионой тут же вновь станут друзьями. Он не знал, как объяснить Гермионе, что оскорбила Рона она, поцеловав Крама, – ведь это произошло так давно.
Когда Гарри добрался до общей комнаты, гриффиндорская праздничная пирушка была в полном разгаре, но Гермионы там не было. Гаррино появление было встречено новой волной аплодисментов и радостных криков, и вскоре он оказался окружен плотным кольцом людей, желающих его поздравить. Гарри долго пытался отвязаться от братьев Криви, требовавших от него чуть ли не посекундного анализа матча; потом его окружила большая группа девушек, хлопавших глазами и смеявшихся над наименее смешными его ремарками; в итоге, прошло немало времени, прежде чем он смог поискать Рона. Наконец ему удалось отцепить от себя Ромильду Вейн, прозрачно намекавшую, что не прочь пойти с ним на рождественскую вечеринку к Слагхорну. Пробираясь к столу с напитками, он неожиданно воткнулся в Джинни, на плече которой восседал Арнольд, ее Карликовый Пушистик, а мяукающий Крукшанкс с надеждой увивался под ее ногами.
– Рона ищешь? – ухмыльнулась она. – Вон он, грязный лицемер.
Гарри глянул в тот угол, куда она показывала. Там, на глазах у всей комнаты, стоял Рон, настолько плотно переплетенный с Лавандой Браун, что было трудно разобрать, где чьи руки.
– Такое впечатление, что он ест ее лицо, – бесстрастно сказала Джинни. – Думаю, ему надо немного поработать над техникой. Кстати, отличная игра, Гарри.
Она похлопала его по руке; в животе Гарри словно все оборвалось, но Джинни тут же отошла взять себе еще Масляного эля. Крукшанкс порысил за ней, не отрывая своих желтых глаз от Арнольда.
Гарри отвернулся от Рона, явно не собиравшегося выплывать на поверхность в ближайшее время, и увидел закрывающуюся дыру за портретом. Его сердце упало, когда ему показалось, что там мелькнула на мгновение густая грива каштановых волос.
Он рванул вперед, снова уклонился от Ромильды Вейн и распахнул портрет Толстой Леди. Коридор снаружи казался пустым.
– Гермиона?
Гарри нашел ее в первом же незапертом классе, в который заглянул. Гермиона сидела на преподавательском столе совершенно одна, если не считать маленького кольца щебечущих желтых птичек вокруг ее головы, которых она, видимо, призвала из воздуха только что. Даже в такой момент Гарри не мог не восхититься ее мастерством.
– А, привет, Гарри, – нетвердым голосом сказала она. – Я тут практикуюсь.
– Ага… у тебя… э… здорово получается.
Он не имел ни малейшего представления, что еще можно было сказать. Он как раз думал, не могло ли так получиться, что Гермиона не заметила Рона, а из комнаты ушла просто потому, что там было слишком людно, – но тут она неестественно высоким голосом произнесла:
– Рон, похоже, наслаждается празднованием.
– Э… ты так думаешь?
– Не притворяйся, что ты его не видел. Он, знаешь ли, не очень-то это скрывал, он…
Дверь за их спинами распахнулась. К ужасу Гарри, в класс, смеясь, вошел Рон, таща за собой за руку Лаванду.
– О, – только и смог сказать он, резко тормозя при виде Гарри и Гермионы.
– Ой! – Лаванда, хихикая, попятилась вон из комнаты. Дверь за ней захлопнулась.
Комнату затопило жуткое молчание. Гермиона неотрывно глядела на Рона, избегавшего ее взгляда; наконец Рон произнес полу-весело, полу-смущенно:
– Эй, Гарри! А я-то думал, куда это ты делся!
Гермиона слезла со стола. Золотистые птички по-прежнему порхали кругами вокруг ее головы, отчего она походила на странную пернатую модель Солнечной системы.
– Зря ты оставил Лаванду ждать снаружи, – тихо сказала она. – Она будет думать, куда ты пропал.
Очень медленно и прямо она прошла к двери. Гарри глянул на Рона, который явно был доволен тем, что все закончилось не так уж плохо.
– Oppugno! – раздался отчаянный крик со стороны двери.
Гарри развернулся и увидел, как Гермиона с безумным выражением лица указывает волшебной палочкой на Рона; стайка птиц устремилась к нему золотой пулеметной очередью; Рон взвыл и закрыл лицо руками, но птицы атаковали снова и снова, вонзая клювы и коготки всюду, докуда могли достать.
– Уберихотсюда! – завопил он, но Гермиона, кинув на него последний полный мстительной ярости взгляд, распахнула дверь и была такова. Прежде чем дверь захлопнулась обратно, Гарри показалось, что он услышал рыдание.
[1] Snargaluff. Snarl – спутанные нити (или «ворчание», но это, мне кажется, здесь меньше подходит), gruff – грубый, сердитый.