Предыдущая          Следующая

 

ГЛАВА 3. ВОЛЯ И НЕВОЛЯ[1]

 

Гарри Поттер сидел у окна своей спальни и громко храпел. Почти четыре часа он провел здесь, не отводя глаз от темнеющей улицы. В конце концов Гарри заснул, прижавшись щекой к холодному оконному стеклу; очки его съехали набок, рот приоткрылся. Запотевшее от его дыхания стекло сверкало в оранжевом свете уличного фонаря; этот неестественный отблеск обесцветил его лицо, сделав Гарри похожим на призрака с шапкой встрепанных волос.

Комната была завалена всяческими пожитками и изрядным количеством хлама. Пол устилали совиные перья, яблочные огрызки и обертки от конфет; множество книжек с заклинаниями валялось на кровати вперемешку со скомканными мантиями; наконец, на освещенной части можно было увидеть ворох газет. Заголовок одной из них провозглашал:

ГАРРИ ПОТТЕР – ИЗБРАННЫЙ?

Продолжают распространяться слухи касательно недавнего переполоха в Министерстве Магии, где вновь был замечен Тот-Чье-Имя-Нельзя-Произносить.

– Нам запрещено об этом говорить, даже и не пытайтесь спрашивать, – сообщил встревоженный Обливиатор (отказавшийся назвать свое имя), покидая здание Министерства.

Тем не менее высокопоставленные источники в Министерстве подтвердили, что переполох был связан с пресловутым Залом Пророчеств.

Несмотря на то, что в пресс-службе Министерства до настоящего времени отказываются подтвердить само существование такого места, все большая часть магического сообщества полагает, что Упивающиеся Смертью, ныне отбывающие срок в Азкабане за противоправное нарушение владения с причинением вреда и попытку кражи, пытались выкрасть какое-то пророчество. Что это за пророчество, неизвестно, однако многие предполагают, что оно как-то связано с Гарри Поттером, единственным человеком, пережившим Убивающее проклятие и, как известно, находившимся в Министерстве в ту самую ночь. Некоторые даже называют Поттера «Избранным», веря, что, согласно пророчеству, он является единственным, кто способен избавить нас от Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить.

Нынешнее местонахождение пророчества (если оно действительно существует) неизвестно, хотя (прод. на стр.2, кол.5)

Рядом с первой газетой лежала вторая. Ее заголовок гордо возвещал:

СКРИМДЖЕР СМЕНИЛ ФАДЖА

Большая часть первой страницы была занята крупной черно-белой фотографией человека с гривой волос и несколько опустошенным лицом. Фотография двигалась – человек махал рукой в сторону потолка.

Руфус Скримджер, бывший глава отдела Авроров в Департаменте поддержания магического правопорядка, сменил Корнелиуса Фаджа на посту Министра Магии. Это назначение было с энтузиазмом воспринято магическим сообществом, хотя уже через несколько часов после вступления нового Министра в должность появились слухи о разладе между ним и Альбусом Дамблдором, вновь восстановленным в качестве Главного Колдуна Визенгамота.

Представители Скримджера подтвердили, что он встречался с Дамблдором сразу после своего назначения, но отказались комментировать предмет дискуссии. Как известно, Альбус Дамблдор (прод. на стр.3, кол.2)

Слева от этой газеты лежала еще одна, свернутая; тем не менее в ней можно было разглядеть заметку, озаглавленную «Министерство гарантирует безопасность студентов».

Сегодня новый Министр Магии Руфус Скримджер доложил о серьезных мерах, принятых Министерством для обеспечения безопасности студентов, которые этой осенью вернутся в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс.

– По понятным причинам Министерство не будет вдаваться в детали относительно новых планов по укреплению безопасности, – сообщил Министр. В то же время наш источник в Министерстве подтвердил, что новые меры включают в себя защитные заклятия и чары, сложный набор контрпроклятий и небольшой отряд Авроров, в обязанности которого будет входить исключительно обеспечение безопасности Хогвартса.

Большинство людей удовлетворено жестким отношением нового Министра к проблеме безопасности студентов, утверждает миссис Августа Лонгботтом.

– Мой внук Невилл – кстати, хороший друг Гарри Поттера, – который вместе с ним сражался с Упивающимися Смертью в Министерстве в июне и

Оставшаяся часть статьи была заслонена большой птичьей клеткой, стоявшей на газете. В клетке сидела великолепная полярная сова. Ее янтарные глаза надменно озирали комнату; голова периодически разворачивалась, чтобы взглянуть на храпящего хозяина. Пару раз сова нетерпеливо щелкнула клювом, но Гарри спал слишком крепко, чтобы это услышать.

Посреди комнаты стоял большой сундук. Его крышка была откинута, как будто он ждал, чтобы его заполнили; в данный же момент сундук был пуст, за исключением некоторого количества старого белья, сладостей, пустых пузырьков из-под чернил и сломанных перьев, выстилавших днище. Рядом на полу лежал фиолетовый буклет, первая страница которого содержала следующее:

Выпущено по Приказу Министерства Магии

ЗАЩИТА ВАШЕГО ДОМА И СЕМЬИ ОТ ТЕМНЫХ СИЛ

В настоящее время магическому сообществу угрожает организация, называющая себя «Упивающиеся Смертью». Следование простым правилам безопасности, приведенным ниже, защитит от нападения вас, вашу семью и ваш дом.

1. Рекомендуется не покидать дом в одиночку.

2. Особая осторожность требуется в темное время суток. Насколько возможно, планируйте свои передвижения так, чтобы заканчивать их до наступления ночи.

3. Проверьте систему безопасности вашего дома; убедитесь, что все члены вашей семьи знакомы с экстренными мерами, такими как Чары Щита и Дезиллюзорные, а при наличии несовершеннолетних членов семьи – Совместное Аппарирование.

4. Договоритесь о секретных вопросах с близкими друзьями и членами семьи, для того чтобы обнаруживать Упивающихся Смертью, маскирующихся под других людей с помощью Многосущного зелья.

5. Если вы заметили, что ваш член семьи, коллега, друг или сосед ведет себя странно, немедленно обратитесь в Отряд по поддержанию магического правопорядка. Возможно, этот человек находится под проклятием Империус (см. стр.4).

6. В случае появления Темного Знака над любым жилищем или иным строением НЕ ЗАХОДИТЕ ТУДА, немедленно свяжитесь с отделом Авроров.

7. Согласно непроверенным данным, Упивающиеся Смертью могут применять Преисподов[2] (см. стр.10). О любом обнаружении Преиспода или встрече с ним следует НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО поставить в известность Министерство.

Гарри что-то проворчал сквозь сон, и его лицо съехало вниз по стеклу примерно на дюйм. Очки сползли набок еще сильнее, но это его не разбудило. Будильник, починенный Гарри несколько лет назад, громко тикал на подоконнике, демонстрируя, что сейчас без минуты одиннадцать. Рядом с будильником, придавленный расслабленной рукой Гарри, лежал лист пергамента, исписанный тонким косым почерком. С тех пор как Гарри получил это письмо (а прошло уже три дня), он перечитывал его так часто, что оно полностью распрямилось, хотя во время доставки было свернуто в тугой свиток.

Уважаемый Гарри,

Если это тебя устроит, я прибуду в дом номер 4 по Оградному проезду[3] в ближайшую пятницу в одиннадцать часов вечера, чтобы сопровождать тебя в Берлогу, куда ты приглашаешься провести остаток каникул.

Если ты согласен, я также хотел бы попросить твоей помощи в некотором деле, которым я надеюсь заняться по пути в Берлогу. Я объясню все более подробно при личной встрече.

Пожалуйста, пошли свой ответ с этой совой. Надеюсь увидеть тебя в ближайшую пятницу.

С глубоким уважением,

Альбус Дамблдор.

Хотя Гарри знал содержание письма уже наизусть, он бросал на него взгляды каждые несколько минут начиная с семи часов вечера – именно тогда он занял позицию у окна спальни, откуда открывался хороший обзор обоих концов Оградного проезда. Гарри знал, что перечитывать слова Дамблдора бесполезно; он, как просил Дамблдор, отослал свое «да» с совой, доставившей письмо, и сейчас ему оставалось только ждать: либо Дамблдор придет, либо нет.

Но свои вещи Гарри не паковал. Избавиться от Дурслей всего через две недели соседства – это было слишком здорово, чтобы оказаться правдой. Гарри не мог отделаться от мыслей, что что-то наверняка пошло не так: или его ответ не дошел до Дамблдора, или что-то помешает Дамблдору его забрать, или то письмо вообще написал не Дамблдор, и оно было чьей-то шуткой либо ловушкой. Гарри чувствовал: если он сейчас упакуется, а потом ему придется распаковываться обратно, он этого не перенесет. Единственной мерой, принятой им на случай путешествия, была надежно запертая в клетке полярная сова Хедвиг.

Минутная стрелка на будильнике добралась до цифры двенадцать, и в то же мгновение фонарь за окном погас.

Гарри мгновенно проснулся, как будто внезапно наступившая темнота послужила для него будильником. Поспешно поправив очки и оторвав щеку от стекла, он прижался к окну носом и скосил глаза вниз, на тротуар. По дорожке через сад двигалась высокая фигура в развевающемся плаще.

Гарри вскочил, как будто его ударило током, опрокинул стул и принялся лихорадочно хватать с пола и бросать в сундук все, до чего мог дотянуться. Когда он швырнул через всю комнату мантию, две книги и пакет чипсов, зазвонил дверной звонок. В гостиной на первом этаже дядя Вернон крикнул:

– Кто, черт подери, звонит так поздно ночью?!

Гарри застыл, держа в одной руке медный телескоп, а в другой пару кроссовок. До него дошло, что он совершенно забыл предупредить Дурслей о возможном визите Дамблдора. Чувствуя одновременно панику и желание рассмеяться, он перелез через сундук и открыл дверь спальни как раз вовремя, чтобы услышать глубокий голос визитера:

– Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурсли. Полагаю, Гарри сказал вам, что я приду за ним?

Гарри, перескакивая через две ступеньки, бросился вниз по лестнице, но за несколько ступенек до конца остановился – жизненный опыт диктовал ему необходимость оставаться вне предела досягаемости дядюшки, насколько это возможно. В дверях стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, седыми волосами и бородой. На нем был длинный черный дорожный плащ и заостренная шляпа; кривой нос увенчивали очки в форме полумесяца. Одетый в кирпичного цвета халат Вернон Дурсли, усы которого в плане пушистости могли посоперничать с дамблдоровыми (хотя были черными), уставился на посетителя, как будто не мог поверить своим крохотным глазкам.

– Судя по вашему ошарашенному и недоверчивому взгляду, Гарри не предупредил вас о моем приходе, – удовлетворенно произнес Дамблдор. – Тем не менее давайте предположим, что вы радушно пригласили меня к себе в дом. В нынешние нелегкие времена не стоит задерживаться на крыльце слишком долго.

Он быстро шагнул через порог и закрыл за собой дверь.

– Много воды утекло с тех пор, как я был здесь последний раз, – сказал Дамблдор, всматриваясь в дядю Вернона. – Должен сказать, что ваши лилии выглядят великолепно.

Дядя Вернон безмолвствовал. Гарри не сомневался, что речь к нему вернется, и очень скоро – судя по усиливающейся пульсации жилки на дядином виске, – но, по-видимому, что-то в Дамблдоре временно ввело его в ступор. Возможно, это была вопиющая волшебность во всем его облике; но, с другой стороны, возможно, его вид дал понять дяде Вернону, что перед ним стоит человек, которого будет крайне трудно запугать.

– А, добрый вечер, Гарри, – улыбнулся Дамблдор, удовлетворенно глядя на Гарри сквозь свои полумесяцеобразные очки. – Отлично, отлично.

Эти слова, похоже, пробудили дядю Вернона. Было совершенно ясно, что, с его точки зрения, с любым человеком, могущим сказать «отлично» в отношении Гарри, ему категорически не по пути.

– Не хочу показаться грубым… – начал он таким голосом, что грубость буквально перла из каждого слога.

– …РЅРѕ, к сожалению, нечаянная грубость вырывается довольно часто, – с серьезным видом закончил его фразу Дамблдор. – Лучше всего просто молчать, мой дорогой. А, а это, должно быть, Петуния.

Дверь кухни открылась; в проеме, в резиновых перчатках и халате поверх ночной рубашки, стояла Гаррина тетя, явно занимавшаяся своей обычной вечерней уборкой кухни. На ее слегка лошадином лице не отражалось ничего, кроме шока.

– Альбус Дамблдор, – представился Дамблдор, после того как стало ясно, что дядя Вернон представить его не в состоянии. – Вы получали мои письма, разумеется. – Гарри подумал, что это весьма странный способ напомнить тете Петунии, что он однажды послал ей взрывающееся письмо, но тетя Петуния не стала развивать тему. – А это, должно быть, ваш сын Дадли?

Именно в этот момент Дадли осторожно заглянул сквозь дверь гостиной. Торчащая из полосатого воротника его пижамы большая светловолосая голова с разинутым от страха и удивления ртом выглядела как бы отделенной от тела. Дамблдор подождал немного, видимо, чтобы выяснить, хочет ли кто-нибудь из Дурслей что-нибудь сказать; но, поскольку молчание затягивалось, он с улыбкой продолжил.

– Предлагаю считать, что вы пригласили меня в столовую.

Дадли махнул с пути Дамблдора. Гарри, все еще сжимая в руках телескоп и кроссовки, одним прыжком преодолел последние несколько ступенек и последовал за Дамблдором; тот устроился в кресле у огня и озирал интерьер комнаты с выражением мягкого интереса. Выглядел он в этой комнате на редкость неуместно.

– Мы… мы уходим, да? – обеспокоенно спросил Гарри.

– Да, несомненно – но сперва нам надо обсудить некоторые дела, – ответил Дамблдор. – И я предпочел бы не делать этого на открытом воздухе. Мы злоупотребим гостеприимством твоих тети и дяди еще немного.

– Злоупотребишь, ты так думаешь? – Вернон Дурсли вошел в комнату; Петуния выглядывала из-за его плеча, в то время как Дадли прятался за спинами своих родителей.

– Да, – уронил Дамблдор. – Я так думаю.

Он извлек волшебную палочку настолько быстро, что Гарри с трудом уловил движение; деловитый взмах – и диван прыгнул вперед и стукнул всех трех Дурслей под колени, так что они свалились на него, образовав кучу малу. Еще один взмах – и диван вернулся на свое законное место.

– Разговаривать вполне можно с комфортом, – довольно произнес Дамблдор.

Когда он возвращал палочку к себе в карман, Гарри заметил, что его рука была черной и съеженной; она выглядела так, словно из нее выжгли всю плоть.

– Сэр… что с вашей?..

– Позже, Гарри. Садись.

Гарри погрузился в оставшееся кресло, стараясь не смотреть на ошеломленных Дурслей.

– Хотелось надеяться, что вы соберетесь предложить мне чего-нибудь освежающего, – сказал Дамблдор дяде Вернону, – но, судя по тому, как шли дела до сих пор, проявлять подобный оптимизм было бы глупо.

Третий взмах палочки – и в воздухе появилась пыльная бутыль и пять бокалов. Бутыль откупорилась и налила в бокалы изрядное количество медового цвета жидкости, после чего они поплыли ко всем находящимся в комнате.

– Лучший мед, настоянный на дубе, от мадам Розмерты, – Дамблдор приветственно поднял бокал в сторону Гарри, который как раз поймал свой и сделал глоток. Он никогда раньше не пробовал чего-то подобного, но ему очень понравилось. Дурсли, обменявшись быстрыми испуганными взглядами, попытались не обращать на бокалы внимания – трудная задачка, поскольку бокалы мягко пихали их в скулы и виски. Гарри не мог удержаться от подозрения, что Дамблдор просто развлекается.

– Итак, Гарри, – обратился к нему Дамблдор, – возникла некоторая проблема, которую, я надеюсь, ты сможешь для нас решить. Под «нами» я подразумеваю Орден Феникса. Но сперва я должен тебе сообщить, что неделю назад была оглашена последняя воля Сириуса, и он завещал тебе все, чем владел.

На диване в другом конце комнаты дядя Вернон насторожился и повернул голову, но Гарри на него не глядел; в голову Гарри не пришло никаких слов, кроме «о… ладно».

– Это, главным образом, следующее, – начал перечислять Дамблдор. – Довольно приличное количество золота пополнило твой счет в Гринготтсе, кроме того, ты унаследовал все личные вещи Сириуса. Несколько проблематичная часть наследства…

– Его крестный мертв? – громко спросил с дивана дядя Вернон. Дамблдор и Гарри повернулись в его сторону. Бокал с медом стучал в Вернонов висок весьма настойчиво; тот безуспешно пытался сбить его рукой. – Он мертв? Его крестный отец?

– Да, – ответил Дамблдор. Он не стал интересоваться у Гарри, почему тот не рассказал об этом Дурслям. – Проблема, – продолжил он разговор с Гарри, как будто его никто не перебивал, – состоит в том, что Сириус также оставил тебе дом двенадцать по площади Гриммолд.

– Ему оставили дом? – жадно переспросил дядя Вернон, прищурив свои и без того маленькие глазки, но ему никто не ответил.

– Вы можете продолжать использовать его как штаб-квартиру, – быстро сказал Гарри. – Мне плевать. Можете использовать его, он мне не нужен. – Гарри не хотел еще когда-либо входить в дом двенадцать по площади Гриммолд, если только этого можно было избежать. Ему казалось, что его всегда будут посещать воспоминания о Сириусе, одиноко бродящем по темным затхлым комнатам, запертом в месте, которое он так отчаянно хотел покинуть.

– Это очень великодушно. Однако в настоящий момент мы временно оттуда ушли.

– Почему?

– Видишь ли, – произнес Дамблдор, игнорируя бормотание дяди Вернона, которого быстро постукивал по голове настойчивый бокал с медом, – согласно семейной традиции Блэков, дом передавался из поколения в поколение по прямой линии, следующему Блэку мужского пола. Сириус был последним в роду – его младший брат Регулус умер раньше него, и оба были бездетны. Хотя последняя воля Сириуса однозначно говорит, что он желает передать дом тебе, все же не исключено, что на дом наложено какое-либо заклинание, которое не позволит владеть домом никому, кроме чистокровного волшебника.

В голове Гарри мелькнул отчетливый образ орущего и плюющегося портрета Сириусовой мамаши, висевшего в прихожей дома двенадцать по площади Гриммолд.

– Готов спорить, что наложено…

– Вот именно, – согласился Дамблдор. – И если такое заклинание действительно есть, то наиболее вероятно, что дом перейдет к старшему из живых родственников Сириуса – то есть к его кузине Беллатрикс Лестренж.

Не осознавая, что делает, Гарри вскочил на ноги; телескоп и кроссовки полетели через всю комнату. Беллатрикс Лестренж, убийца Сириуса, унаследует его дом?!

– Нет! – воскликнул он.

– Ну, в общем, мы тоже предпочли бы, чтобы ей дом не достался, – спокойно продолжил Дамблдор. – Ситуация чревата осложнениями. Мы не знаем, сохранятся ли теперь, когда Сириус не владеет домом, наши собственные наложенные на него заклинания, например Ненаносимость на карту. Беллатрикс может оказаться на пороге в любую минуту. Естественно, мы должны были покинуть дом до тех пор, пока ситуация не прояснится.

– Но как вы собираетесь выяснить, могу ли я владеть им?

– К счастью, – спокойно проговорил Дамблдор, – есть один простой тест.

Он поставил свой пустой бокал на столик рядом со своим креслом, но, прежде чем он сделал что-либо еще, дядя Вернон завопил:

– Да уберете же вы наконец эти проклятые штуковины?!

Гарри огляделся; все трое Дурслей прикрывали головы руками, в то время как бокалы пританцовывали на их черепах, щедро разбрызгивая повсюду свое содержимое.

– О, простите великодушно, – вежливо извинился Дамблдор, вновь поднимая палочку и отправляя три бокала в никуда. – Хотя, знаете ли, воспитанные люди предпочли бы выпить это.

Судя по виду дяди Вернона, у него на языке вертелось множество неприятных ответов, но в итоге он молча свалился обратно в подушки, в компанию тети Петунии и Дадли, не отводя своих поросячьих глазок от волшебной палочки Дамблдора.

– Видишь ли, – Дамблдор снова обернулся к Гарри и продолжил как ни в чем ни бывало, словно дядя Вернон его не прерывал, – если ты действительно унаследовал дом, то вместе с ним тебе достался…

Он в пятый раз взмахнул палочкой. Раздался громкий треск, и в комнате появился домовый эльф. Эльф имел пятачок вместо носа, гигантские уши, как у летучей мыши, и огромные налитые кровью глаза; вместо одежды на нем были грязные тряпки; появившись, он скрючился на табачного цвета ковре Дурслей. Тетя Петуния испустила душераздирающий вопль; на ее памяти в ее доме никогда еще не появлялось нечто настолько грязное. Дадли оторвал свои большие, розовые, босые ступни от пола и задрал их чуть ли не выше головы, словно опасаясь, что это существо взберется по штанинам его пижамы, а дядя Вернон возопил: «Это что еще за хрень?!»

– …Кричер[4], – закончил Дамблдор.

– Кричер не хочет, Кричер не хочет, Кричер не хочет! – заквакал домовый эльф почти так же громко, как дядя Вернон, топая длинными шишковатыми ногами и дергая себя за уши. – Кричер принадлежит мисс Беллатрикс, о да, Кричер принадлежит Блэкам, Кричер хочет свою новую госпожу, Кричер не хочет идти к мелкому Поттеру, Кричер не хочет, не хочет, не хочет!..

– Как видишь, Гарри, – громко сказал Дамблдор, перекрикивая продолжающееся Кричерово «не хочет, не хочет, не хочет», – Кричер проявляет некоторое нежелание становиться твоей собственностью.

– Мне плевать, – повторил Гарри, с отвращением глядя на извивающегося, топающего ногами домового эльфа. – Я не хочу его.

– Не хочет, не хочет, не хочет, не хочет!..

– Ты предпочел бы, чтобы он оказался собственностью Беллатрикс Лестренж? С учетом того, что он весь прошлый год жил в штаб-квартире Ордена Феникса?

– Не хочет, не хочет, не хочет, не хочет!..

Гарри уставился на Дамблдора. Он знал, что позволить Кричеру уйти к Беллатрикс Лестренж совершенно недопустимо, но сама идея обладания или ответственности за существо, предавшее Сириуса, вызывала отвращение.

– Отдай ему приказ, – предложил Дамблдор. – Если он перешел в твою собственность, он должен будет подчиниться. Если нет – нам придется изобрести какой-нибудь другой способ держать его подальше от своей законной госпожи.

– Не хочет, не хочет, не хочет, не хочет!..

Голос Кричера поднялся до визга. Гарри не пришло в голову ничего, кроме «Кричер, заткнись!»

Какое-то мгновение Кричер выглядел так, будто он сейчас задохнется. Он вцепился себе в горло, челюсть яростно ходила вверх-вниз, глаза выкатились из орбит. Несколько секунд отчаянной борьбы за голос – и Кричер швырнул себя лицом на ковер (тетя Петуния хныкнула) и начал молотить пол руками и ногами, предавшись неистовому, но абсолютно безмолвному гневу.

– Ну что ж, это упрощает дело, – бодро произнес Дамблдор. – Похоже, Сириус знал, что делает. Ты являешься законным владельцем дома двенадцать по площади Гриммолд и Кричера.

– Мне обязательно… обязательно держать его при себе? – спросил пораженный ужасом Гарри, глядя на бьющегося у своих ног Кричера.

– Нет, если ты не хочешь, – ответил Дамблдор. – Если ты позволишь мне внести предложение – отошли его в Хогвартс, работать на кухне. В таком случае другие домовые эльфы смогут приглядывать за ним.

– Ага, – облегченно выдохнул Гарри, – ага, я так и сделаю. Э… Кричер – я приказываю тебе отправляться в Хогвартс и работать на кухне с другими домовыми эльфами.

Кричер, лежавший на спине, задрав ноги и руки вверх, одарил Гарри глубоко ненавидящим взглядом и со столь же громким, как при появлении, треском испарился.

– Отлично, – констатировал Дамблдор. – Теперь еще один вопрос, насчет гиппогрифа Бакбика[5]. Хагрид присматривал за ним с того времени, как Сириус умер, но Бакбик теперь твой, так что если ты предпочитаешь распорядиться как-то иначе…

– Нет, – прервал его Гарри. – Пусть он останется с Хагридом. Я думаю, сам он так бы предпочел.

– Хагрид будет в восторге, – улыбнулся Дамблдор. – Он был поражен, когда снова увидел Бакбика. Кстати, мы решили ради безопасности Бакбика переименовать его в Уизервинга[6] на некоторое время, хотя я сомневаюсь, что Министерству когда-нибудь придет в голову, что это и есть тот самый гиппогриф, которого они когда-то приговорили к смерти. Ладно, Гарри, к делу. Ты упаковался?

– Эмм…

– Сомневался, что я появлюсь? – весьма проницательно предположил Дамблдор.

– Я сейчас пойду и… э… закончу собираться, – и Гарри поспешил подобрать упавшие телескоп и кроссовки.

Гарри потребовалось чуть больше десяти минут на то, чтобы найти все необходимое; в конце концов ему удалось вытащить из-под кровати свой плащ-невидимку, завинтить крышку чернильницы с чернилами переменного цвета и с трудом захлопнуть крышку сундука, преодолев сопротивление оказавшегося наверху котла. Затем, одной рукой волоча за собой сундук, а во второй держа клетку Хедвиг, Гарри снова спустился вниз. К его разочарованию, Дамблдор не ожидал его в прихожей, что означало необходимость вернуться в столовую.

Все молчали. Дамблдор с беззаботным видом что-то напевал себе под нос, но атмосфера в комнате была вязкой, как застывший соус, и Гарри, не осмеливаясь взглянуть на Дурслей, обратился к Дамблдору:

– Профессор – я готов.

– Хорошо, – сказал Дамблдор. – Еще только одна вещь, – и он вновь обернулся к Дурслям.

– Как вы, несомненно, знаете, Гарри станет совершеннолетним через год…

– Нет, – возразила тетя Петуния, впервые с момента прихода Дамблдора открыв рот.

– Не расслышал? – вежливо переспросил Дамблдор.

– Нет, не станет. Он на месяц младше Дадли, а Даддерсу исполнится восемнадцать только через два года.

– А, – удовлетворенно ответил Дамблдор, – дело в том, что в мире волшебников мы достигаем совершеннолетия в семнадцать лет.

Дядя Вернон пробормотал: «Абсурд», – но Дамблдор его проигнорировал.

– Итак, как вам уже известно, волшебник, именуемый Лордом Волдемортом, вернулся в нашу страну. Магическое сообщество находится в состоянии войны. Гарри, которого Волдеморт уже не раз пытался убить, сейчас в еще большей опасности, чем в тот день пятнадцать лет назад, когда я оставил его у вас на крыльце вместе с письмом, в котором рассказал вам про убийство его родителей и выразил надежду, что вы будете заботиться о нем как о своем родном сыне.

Дамблдор сделал паузу, и, хотя он не выглядел рассерженным и его голос оставался легким и спокойным, Гарри почувствовал исходящий от него холод. Он заметил, что Дурсли тоже это почувствовали и сели слегка плотнее.

– Вы не сделали так, как я вас просил. Вы никогда не обращались с Гарри как с сыном. Он не видел от вас ничего, кроме пренебрежения и, иногда, жестокости. Лучшее, что можно сказать, – это что он избежал ужасного вреда, который вы нанесли несчастному ребенку, сидящему между вами.

И тетя Петуния, и дядя Вернон инстинктивно оглянулись, словно ожидая увидеть еще одного ребенка, помимо Дадли, втиснувшегося между ними.

– Мы – плохо обращались с Даддерсом? Как вы?.. – взвился дядя Вернон, но Дамблдор поднял палец, мгновенно отключив звук, как будто дядя Вернон внезапно стал глухонемым.

– Магия, вызванная мной пятнадцать лет назад, дает Гарри мощную защиту до тех пор, пока он может называть этот дом «домом». Сколь бы несчастным он здесь ни был, сколь бы нежеланным, сколь бы плохо вы с ним ни обращались – вы, хоть и неохотно, но, по крайней мере, позволили ему жить у вас. Эта магия перестанет работать в тот момент, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами – в момент, когда он станет мужчиной. Единственное, о чем я вас прошу, – чтобы вы позволили Гарри вернуться в этот дом еще раз, до его семнадцатого дня рождения; это обеспечит ему защиту до того момента.

Ни один из Дурслей не произнес ни слова. Дадли хмурился, как будто пытался сообразить, когда же это с ним плохо обращались. Дядя Вернон выглядел так, как будто у него что-то застряло в горле; в то же время тетя Петуния странно покраснела.

– Ну что ж, Гарри… пора отправляться, – наконец сказал Дамблдор, вставая и оправляя свой длинный черный плащ. – До встречи, – обратился он к Дурслям, явно полагавшим, что чем позже эта встреча состоится, тем лучше, и, приподняв шляпу, покинул комнату.

– Пока, – торопливо попрощался Гарри с Дурслями и последовал за Дамблдором, задержавшимся возле Гарриного сундука и стоявшей на нем клетки Хедвиг.

– Сейчас нам не стоит загромождать себя всем этим, – Дамблдор снова извлек палочку. – Я отошлю твои вещи в Берлогу, где они нас и дождутся. Однако мне бы хотелось, чтобы плащ-невидимку ты взял с собой… на всякий пожарный.

Гарри не без проблем извлек плащ из сундука, стараясь не показывать Дамблдору бардак, царящий внутри. После того как он запихнул плащ во внутренний карман жилета, Дамблдор повел волшебной палочкой, и сундук вместе с клеткой и Хедвиг исчезли. Еще одно движение палочки – и входная дверь отворилась в прохладную туманную тьму.

– А теперь, Гарри, вперед, в ночь, в погоню за ветреной искусительницей, имя которой приключение.

 

Предыдущая          Следующая

 

---

[1] Will and Won’t (Буду и не буду). В оригинале – игра слов: «will» означает во-первых «буду», а во-вторых «завещание».

[2] Inferi. Название происходит от inferno – ад, преисподняя

[3] Privet drive. «Privet» – растение бирючина, которое в Англии часто используется в живых изгородях.

[4] Kreacher – имя домового эльфа. Созвучно словам creak (скрипеть) и treachery (предательство).

[5] Buckbeak. Имя гиппогрифа состоит из двух частей: buck означает лошадиный круп, beak – клюв

[6] Witherwings. Имя также состоит из двух частей: wither – вянуть, сохнуть, ослабевать и wing – крыло.