ГЛАВА 17. СЛАЖОВОЕ ВОСПОМИНАНИЕ
Через несколько дней после Нового Года во второй половине дня Гарри, Рон и Джинни выстроились перед кухонным камином для возвращения в Хогвартс. Министерство организовало разовое подключение к сети Летучего Пороха, чтобы студенты могли вернуться в школу быстро и безопасно. Попрощаться с ними пришла только миссис Уизли – мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флер были на работе. Расставаясь, миссис Уизли разрыдалась. Честно говоря, в последнее время она плакала из-за малейшего пустяка. Это началось с того рождественского дня, когда Перси пулей вылетел из дома, стирая с лица и очков пастернаковую кашицу (что ставили себе в заслугу Фред, Джордж и Джинни одновременно).
– Не плачь, мам, – Джинни ласково похлопала ее по спине, пока миссис Уизли всхлипывала у нее на плече. – Все нормально…
– Да, о нас не беспокойся, – сказал Рон, позволяя матери запечатлеть на его щеке мокрый поцелуй, – и о Перси тоже. Такой козел – невелика потеря, правда?
Заключая в объятия Гарри, миссис Уизли расплакалась еще сильнее.
– Обещай мне, что будешь осторожен… будешь избегать неприятностей…
– Я всегда их избегаю, миссис Уизли, – ответил Гарри. – Я люблю спокойную жизнь, вы же меня знаете.
Она издала смешок сквозь слезы и отошла назад.
– Ну, ведите себя хорошо, все трое…
Гарри шагнул в изумрудный огонь и крикнул: «Хогвартс!» В последний раз перед его глазами появилась кухня семьи Уизли и залитое слезами лицо миссис Уизли, после чего пламя подхватило его; быстро вращаясь, он мельком видел другие комнаты в домах волшебников, но они пропадали из виду, прежде чем ему удавалось хотя бы попытаться что-либо разглядеть. Наконец вращение замедлилось, и он остановился в камине кабинета профессора МакГонагалл. Когда Гарри выбирался на каминную решетку, она едва подняла голову от своей работы.
– Добрый вечер, Поттер. Постарайся просыпать на ковер поменьше пепла.
– Хорошо, профессор.
Пока Гарри поправлял очки и приглаживал волосы, в камине появился вращающийся Рон. Потом прибыла Джинни, и все трое вышли из кабинета МакГонагалл и направились в гриффиндорскую башню. Проходя мимо окон, Гарри поглядывал наружу; солнце уже садилось, снега вокруг было больше, чем в саду Берлоги. Вдалеке он разглядел Хагрида, кормившего Бакбика перед своей хижиной.
– Елочные игрушки, – уверенно сказал Рон, когда они подошли к Толстой Леди, выглядящей несколько бледнее обычного. От громкого голоса Рона она вздрогнула.
– Нет, – ответила она.
– Что значит «нет»?
– Пароль поменялся. И пожалуйста, не кричите так.
– Но мы же уезжали, откуда нам?..
– Гарри! Джинни!
К ним спешила разрумянившаяся Гермиона, одетая в плащ, шапку и перчатки.
– Я вернулась буквально пару часов назад, спустилась навестить Хагрида и Бак… то есть Уизервинга, – запыхавшись, выпалила она. – Как прошло Рождество, нормально?
– Ага, – тут же ответил Рон. – Столько всего было, Руфус Скрим…
– У меня есть кое-что для тебя, Гарри, – Гермиона не посмотрела на Рона и вообще не подала виду, что слышала его. – Ах, да – пароль. Воздержание.
– Именно, – слабым голосом согласилась Толстая Леди, и портрет повернулся, открывая дыру.
– Что это с ней? – поинтересовался Гарри.
– Перебрала на Рождество, по-видимому, – ответила Гермиона и, закатив глаза, прошла первой в забитую народом общую комнату. – Они с ее подругой Виолеттой как следует продегустировали все вино в той картине с пьяными монахами, в коридоре возле класса Чар. Так…
Она немного порылась в кармане и вытащила оттуда свиток пергамента, подписанный почерком Дамблдора.
– Класс, – произнес Гарри, немедленно развернув свиток и обнаружив, что очередное занятие с Дамблдором назначено на следующий вечер. – Мне надо кучу всего ему рассказать – и тебе тоже. Давай где-нибудь сядем…
Но в тот же самый момент послышался громкий вскрик: «Вон-Вон![1]» – после чего объявившаяся из ниоткуда Лаванда Браун бросилась в объятия Рона. Несколько человек хихикнули; Гермиона издала звонкий смешок и предложила:
– Вон там столик один… Пошли, Джинни?
– Нет, спасибо, я пообещала встретиться с Дином, – ответила Джинни; Гарри не мог не заметить, что особого энтузиазма в ее голосе не наблюдалось. Покинув Рона с Лавандой сцепленными, как боксеры в клинче, Гарри прошел к свободному столу, Гермиона за ним.
– А как твое Рождество прошло?
– О, нормально, – она пожала плечами. – Ничего особенного. А как было у Вон-Вона?
– Чуть позже расскажу. Слушай, Гермиона, не могла бы ты?..
– Нет, не могла бы, – ровно ответила она. – Так что даже и не спрашивай.
– Я просто подумал, ну ты понимаешь, после рождественских каникул…
– Это Толстая Леди выпила бочку пятисотлетнего вина, Гарри, а вовсе не я. Так что это за важные новости ты хотел мне рассказать?
Она выглядела слишком свирепой, чтобы спорить с ней, так что Гарри оставил тему Рона и пересказал все, что ему удалось подслушать из разговора Малфоя и Снейпа.
Когда он закончил, Гермиона некоторое время сидела в задумчивости, после чего сказала:
– А ты не думаешь?..
– …что он делал вид, что хочет помочь, чтобы Малфой рассказал ему, чем он занимается?
– Ну… да.
– Папа Рона и Люпин так считают, – неохотно произнес Гарри. – Но это явно означает, что Малфой что-то затевает, это нельзя отрицать.
– Да, нельзя, – медленно ответила она.
– И он действует по приказу Волдеморта, в точности как я говорил!
– Хммм… кто-нибудь из них реально упомянул имя Волдеморта?
Гарри нахмурил брови, пытаясь вспомнить.
– Я точно не помню… Снейп определенно сказал «твой наставник», а кто бы это еще мог быть?
– Ну, я не знаю, – сказала Гермиона, покусывая губу. – Может, его отец?
Она смотрела сквозь комнату, погрузившись в раздумья и даже не обращая внимания на Лаванду, щекочущую Рона.
– Как Люпин?
– Не очень, – и Гарри рассказал ей о миссии Люпина среди оборотней и о трудностях, которые перед ним стоят. – Ты раньше слышала про этого Фенрира Грейбэка?
– Да, слышала! – с испугом в голосе ответила Гермиона. – Так же как и ты, Гарри!
– Это когда, на Истории Магии, что ли? Ты же отлично знаешь, что я ее не слушаю…
– Нет, нет, не на Истории Магии – Малфой пугал им Борджина! Там, в Ноктюрновой Аллее, неужели не помнишь? Он сказал Борджину, что Грейбэк – старый друг семьи и что он будет проверять его работу!
Гарри уставился на нее.
– Я и забыл совсем! Но это доказывает, что Малфой – Упивающийся Смертью, как иначе он может быть в контакте с Грейбэком и указывать ему, что делать?
– Чертовски подозрительно, – выдохнула Гермиона. – Если только…
– Да ладно тебе, – раздраженно произнес Гарри, – из этого ты уже не выкрутишься!
– Ну… остается возможность, что это была пустая угроза.
– Ну ты Фома неверующий, – покачал головой Гарри. – Еще увидим, кто прав… Ты проглотишь свои слова, Гермиона, точно так же, как и Министерство. Ах да, я же еще поругался с Руфусом Скримджером…
Остаток вечера прошел мирно и без споров, в перемывании косточек Министру Магии. Гермиона, так же как и Рон, считала, что просить Гарри о помощи было потрясающей наглостью со стороны Министерства, после всего того, через что благодаря им прошел Гарри в прошлом году.
Новый семестр начался на следующее утро с приятного сюрприза для шестикурсников: ночью к доске объявлений общей комнаты был прикреплен большой плакат.
УРОКИ АППАРИРОВАНИЯ
Если вам исполнилось семнадцать лет, либо исполнится семнадцать 31 августа или раньше, вы допускаетесь к двенадцатинедельному курсу Аппарирования под руководством инструктора Министерства Магии.
Если вы желаете участвовать, впишите свое имя ниже.
Стоимость: 12 галлеонов.
Гарри и Рон присоединились к студентам, толпящимся вокруг объявления и по очереди писавшим под ним свои имена. Рон как раз извлекал свое перо, чтобы вписать себя вслед за Гермионой, когда сзади к нему подкралась Лаванда, закрыла ему глаза руками и пропела:
– Угадай кто, Вон-Вон?
Гарри, повернувшись, увидел, как Гермиона уходит прочь, и поспешил за ней, не имея особого желания оставаться в компании Рона и Лаванды. Однако, к его удивлению, Рон догнал их очень скоро (они только успели отойти от дыры за портретом); лицо его было сердитым, а уши горели. Гермиона без единого слова прибавила шагу и пошла вместе с Невиллом.
– Стало быть, Аппарирование, – голос Рона прозрачно намекал, что Гарри лучше даже не заикаться о только что произошедшем. – Должно быть забавно, а?
– Ну не знаю, – ответил Гарри. – Может, это более приятно, когда ты делаешь это сам, я лично не получил особого удовольствия, когда Дамблдор со мной прогуливался.
– Я и забыл, что ты это уже делал… Надо бы мне сдать экзамен с первого раза, – озабоченно сказал Рон. – Фреду и Джорджу это удалось.
– А Чарли нет, кажется?
– Ага, но Чарли крупнее меня, – Рон расставил руки, словно изображая гориллу, – так что Фред и Джордж на эту тему особо не распространялись… по крайней мере, в его присутствии…
– А когда мы будем сдавать этот экзамен?
– Как только нам стукнет семнадцать. Я – уже в марте!
– Да, но ты все равно не сможешь Аппарировать здесь, в замке…
– Ну и что? Главное, все будут знать, что я смогу Аппарировать, если захочу.
Перспектива Аппарирования возбудила не только Рона. Целый день все только и говорили, что об Аппарировании; основной темой была возможность исчезать и появляться по желанию.
– Круто будет, когда мы сможем просто раз! – Шимус щелкнул пальцами, изображая исчезновение. – Мой кузен Фергус все время это делает, просто чтоб меня позлить, ну подождите, я ему отплачу… У него теперь минутки спокойной не будет…
Замечтавшись о столь счастливых перспективах, он чересчур энергично взмахнул палочкой; в результате вместо фонтанчика воды (цели урока Чар в этот день) он испустил струю, как из пожарного шланга; струя отразилась от потолка и ударила профессора Флитвика в лицо.
– А Гарри уже Аппарировал, – сказал Рон немного сконфуженному Шимусу, после того как профессор Флитвик высушил себя одним движением своей палочки и заставил Шимуса много раз написать «Я волшебник, а не бабуин с палкой». – Дам… э… кое-кто его взял с собой. Совместное Аппарирование, ну ты знаешь.
– Ух ты! – прошептал Шимус, и они вместе с Дином и Невиллом придвинулись чуть поближе к Гарри, чтобы послушать, на что похоже Аппарирование. После этого Гарри до конца дня был осажден другими шестикурсниками, требующими от него описать свои ощущения при Аппарировании. Когда он рассказал, насколько это было неприятно, они не разочаровались, а, напротив, начали смотреть на него с благоговением, и ему пришлось подробно отвечать на вопросы до без десяти восемь. После этого, дабы вовремя прийти на занятие к Дамблдору, Гарри был вынужден соврать, что ему надо вернуть книгу в библиотеку, и сбежал.
Все лампы в кабинете Дамблдора были зажжены, портреты предыдущих директоров тихо храпели в своих рамах, а Думшлаг вновь стоял на столе. Дамблдор сидел, положив руки по обе стороны от него, и его правая рука была такой же почерневшей и обожженной на вид, как раньше. Похоже, ей совсем не становилось лучше, и Гарри в сотый раз подивился, что могло вызвать такое особое ранение, но спрашивать не стал: Дамблдор уже сказал, что в свое время Гарри об этом узнает, и в любом случае у Гарри на уме была другая тема, которую он хотел обсудить. Но прежде чем Гарри успел сказать что-либо о Снейпе и Малфое, Дамблдор заговорил первым.
– Я слышал, что во время рождественских каникул ты встречался с Министром Магии?
– Да, – ответил Гарри. – Он остался мной не очень доволен.
– Да, – вздохнул Дамблдор. – Он и мной не очень доволен. Но мы должны попытаться не посыпать голову пеплом по поводу такого несчастья, а бороться.
Гарри ухмыльнулся.
– Он хотел, чтобы я рассказывал сообществу волшебников, что Министерство отлично работает.
Дамблдор улыбнулся.
– Вообще-то, знаешь, эта идея принадлежит Фаджу. Перед отставкой, когда он отчаянно цеплялся за свой пост, он искал встречи с тобой, надеясь на твою поддержку…
– После всего, что Фадж сделал в том году? – рассерженно произнес Гарри. – После Амбридж?
– Я сказал Корнелиусу, что шансов у него нет, но идея не умерла, когда он ушел в отставку. Через несколько часов после назначения Скримджера мы встретились, и он потребовал, чтобы я устроил ему встречу с тобой…
– Так вот о чем вы спорили! – вырвалось у Гарри. – Об этом было в «Дейли Профет».
– Должен же «Профет» время от времени писать правду, – сказал Дамблдор. – Не специально, разумеется. Да, именно об этом мы и спорили. Что ж, похоже, Руфус в итоге нашел-таки способ тебя поймать.
– Он обвинил меня, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».
– Как грубо с его стороны.
– Я сказал ему, что так оно и есть.
Дамблдор открыл рот, чтобы что-то сказать, и закрыл его обратно. За спиной Гарри феникс Фоукс издал низкую, мягкую, мелодичную трель. К своему огромному смущению, Гарри обнаружил, что в голубых глазах Дамблдора стоят слезы, и поспешно перевел взгляд на собственные колени. Однако, когда Дамблдор заговорил, его голос был ровным и спокойным.
– Я очень тронут, Гарри.
– Скримджер хотел знать, куда вы отправляетесь, когда вас нет в Хогвартсе, – продолжил Гарри, по-прежнему не отрывая взгляда от коленей.
– Да, он чрезвычайно любопытен в этом отношении, – произнес Дамблдор повеселевшим голосом, и Гарри решил, что поднять глаза вполне безопасно. – Он даже пытался следить за мной. Забавно это все. Он отправил Доулиша в качестве «хвоста». Как негуманно. Мне уже пришлось один раз сглазить Доулиша; с глубочайшим сожалением я сделал это вторично.
– Значит, они по-прежнему не знают, куда вы отправляетесь? – спросил Гарри, надеясь получить больше информации на эту интригующую тему, но Дамблдор лишь улыбнулся поверх своих полумесяцевидных очков.
– Да, они не знают, и тебе тоже еще не время знать. А сейчас я предлагаю начать занятие – или у тебя есть что-то еще?..
– На самом деле есть, сэр. Это насчет Малфоя и Снейпа.
– Профессора Снейпа, Гарри.
– Да, сэр. Я подслушал их разговор во время вечеринки у профессора Слагхорна… ну, на самом деле я следил за ними…
Дамблдор слушал Гаррин рассказ с непроницаемым выражением лица. Когда Гарри закончил, он несколько секунд молчал, после чего произнес:
– Спасибо, что рассказал мне все это, Гарри, но сейчас я предлагаю тебе выбросить это из головы. Я не думаю, что это имеет большое значение.
– Не имеет большого значения? – недоверчиво переспросил Гарри. – Профессор, вы понимаете?..
– Да, Гарри, обладая от природы экстраординарным интеллектом, я прекрасно понял все, что ты мне рассказал, – немного резко ответил Дамблдор. – Мне кажется, ты мог бы даже рассмотреть такую возможность, что я понял больше, чем ты. Повторяю, я рад, что ты со мной поделился, но позволь мне заверить тебя, что ты не сказал ничего, что вызвало бы мое беспокойство.
Гарри молча сидел и смотрел на Дамблдора; внутри него все кипело. Что вообще происходило? Означало ли это, что Дамблдор на самом деле приказал Снейпу выяснить, чем занимается Малфой, и поэтому он уже слышал все это от Снейпа? Или он на самом деле был встревожен услышанным, но притворялся спокойным?
– Значит, сэр, – спросил Гарри, как ему показалось, вежливым и спокойным голосом, – вы точно по-прежнему доверяете?..
– Я был достаточно терпелив, чтобы уже ответить на этот вопрос, – голос Дамблдора на этот раз совершенно не казался терпеливым. – Мой ответ с тех пор не изменился.
– Вот бы никогда не подумал, – произнес неискренний голос: Файнис Найджелус, очевидно, лишь притворялся спящим. Дамблдор его проигнорировал.
– А теперь, Гарри, я настаиваю на том, чтобы мы начали занятие. Сегодня я должен обсудить с тобой более важные вещи.
Гарри сидел, испытывая острое желание взбунтоваться. Что если он не согласится сменить тему, если настоит на продолжении обсуждения дела Малфоя? Словно прочтя гаррины мысли, Дамблдор покачал головой.
– Ах, Гарри, как часто такое происходит, даже между лучшими друзьями! Каждый из нас верит, что он может сказать нечто гораздо более важное, чем все, что мог бы сообщить другой!
– Я не думаю, что вы хотите сказать что-то несущественное, сэр, – скованно произнес Гарри.
– И ты совершенно прав, потому что это как раз существенно, – отрывисто сказал Дамблдор. – Сегодня вечером я собираюсь показать тебе два воспоминания, каждое из которых было невероятно трудно заполучить, а второе, думаю, вообще самое важное из всех, что я собрал.
На это Гарри ничего не ответил; он все еще был рассержен тем, как были приняты его сведения, но не видел, чего он мог бы добиться продолжением спора.
– Итак, – звучным голосом заявил Дамблдор, – мы встретились сегодня, чтобы продолжить изучать историю Тома Риддла, оставленного нами в прошлый раз непосредственно перед началом его учебы в Хогвартсе. Ты помнишь, как он был взбудоражен, узнав, что он волшебник; помнишь, как он отказался от моей помощи при посещении Диагон Аллеи и как я, в свою очередь, предостерег его от воровства в школе.
Что ж, учебный год вскоре начался, и вместе с другими первокурсниками, выстроившимися перед Сортировкой, в школе появился Том Риддл, спокойный мальчик в подержанной мантии. Он был направлен в Слизерин практически сразу же, как только Сортировочная шляпа коснулась его головы, – Дамблдор взмахнул почерневшей рукой, указав на полку над своей головой, где неподвижно лежала старая Сортировочная шляпа. – Я не знаю, как скоро Риддл узнал, что знаменитый основатель его факультета мог разговаривать со змеями, – возможно, в тот же вечер. Эта информация могла лишь взволновать его и усилить его ощущение значимости.
Однако даже если он и пытался запугать или впечатлить своих сокурсников, демонстрируя им знание Змееяза в общей комнате Слизерина, преподавателям об этом ничего известно не было. Он совершенно не выказывал надменности и агрессивности, свойственных ему до школы. Необычайно способный, всегда производящий хорошее впечатление сирота, он, естественно, обратил на себя внимание и вызвал симпатию всех преподавателей практически с момента своего появления. Он был вежлив, спокоен и жадно тянулся к знаниям. Почти все были им восхищены.
– А вы им не рассказали, каков он был, когда вы познакомились с ним в приюте? – спросил Гарри.
– Нет, не рассказал. Хотя он не демонстрировал даже намека на раскаяние, я не мог исключить возможности того, что он сожалеет о своем прошлом поведении и хочет перевернуть эту страницу своей биографии. Я решил предоставить ему такую возможность.
Дамблдор сделал паузу и вопросительно посмотрел на Гарри, открывшего рот, чтобы заговорить. Вот опять это стремление Дамблдора доверять людям, хотя все указывает на то, что они этого не заслуживают! Но тут Гарри кое-что вспомнил…
– Но вы ведь не доверяли ему всерьез, да? Он мне говорил… Риддл из дневника сказал: «Похоже, я никогда не нравился Дамблдору так, как прочим учителям».
– Скажем так: я не принимал как данность, что он заслуживает доверия. Как я уже упоминал, я решил за ним тщательно приглядывать, и я приглядывал. Не могу сказать, что с самого начала мои наблюдения принесли богатый урожай. Он был очень осторожен в отношениях со мной – уверен, он чувствовал, что, когда он узнал свою истинную природу, от возбуждения он сказал мне немного больше, чем нужно. Он никогда более не был так неосторожен, но он не мог забрать назад то, что он выдал в минуту волнения, равно как и то, что поведала мне миссис Коул. Однако у него хватило ума никогда не пытаться очаровать меня, как он очаровал многих моих коллег.
Со временем он собрал вокруг себя группу преданных друзей, назовем их так за отсутствием лучшего термина – как я уже упоминал, Риддл, несомненно, не испытывал привязанности к кому-либо из них. Эта группа была окружена в замке неким темным ореолом. Это была пестрая коллекция: слабые, искавшие защиты; амбициозные, желавшие разделить славу других; и подлые, тянувшиеся к лидеру, могущему показать им более изощренные формы жестокости. Другими словами, это были предшественники Упивающихся Смертью, и некоторые из них действительно стали первыми Упивающимися Смертью после окончания Хогвартса.
Управляемые твердой рукой Риддла, они никогда не были замечены в чем-либо противозаконном, хотя семь лет, что они провели в Хогвартсе, были отмечены немалым числом зловещих происшествий, которые ни разу не удалось с ними как следует связать. Самым серьезным из них, разумеется, было открытие Тайной Комнаты, приведшее к смерти девушки. Как тебе известно, в этом преступлении был ошибочно обвинен Хагрид.
Мне не удалось найти много воспоминаний о школьных годах Риддла, – Дамблдор положил свою скрюченную руку на Думшлаг. – Немногие из тех, кто его знал, готовы говорить о нем – они слишком напуганы. Все, что я знаю, я выяснил после того, как он покинул Хогвартс, в результате долгих стараний, поисков тех немногих, кого можно было вовлечь в разговор, рытья в архивах и расспросов свидетелей – как муглей, так и волшебников.
Все, кого я убедил побеседовать со мной на эту тему, говорили о том, что Риддл был одержим идеей узнать о своем происхождении. Разумеется, это вполне понятно: он вырос в приюте и, естественно, желал знать, каким образом он там оказался. Судя по всему, он долго, но тщетно искал упоминание Тома Риддла-старшего на щитах в призовой комнате, в списках префектов в школьном архиве, даже в книгах по истории волшебного мира. В конце концов ему пришлось признать, что нога его отца никогда не ступала на территорию Хогвартса. Я считаю, что именно тогда он окончательно отказался от своего имени, принял личину Лорда Волдеморта и начал разыскивать семью ранее презираемой им матери – насколько ты помнишь, он полагал, что эта женщина не могла быть ведьмой, раз она поддалась позорной человеческой слабости и позволила себе умереть.
Все, с чего ему пришлось начать, – единственное имя «Мерволо», которое, как он узнал еще в приюте, было именем отца его матери. Наконец, после кропотливых изысканий в старых книгах семей волшебников, он узнал о существовании потомков Слизерина. В шестнадцать лет он покинул приют, куда возвращался каждое лето, и отправился разыскивать своих родственников Гонтов. А теперь, Гарри, я попрошу тебя встать и подойти…
Дамблдор поднялся с места, и Гарри увидел, что он вновь держит маленькую хрустальную бутылочку с клубящимся внутри жемчужно-белым воспоминанием.
– Мне очень повезло, что я достал это, – произнес Дамблдор, выливая мерцающую субстанцию в Думшлаг. – Ты это поймешь, когда мы туда заглянем. Пойдем?
Гарри подошел к каменной чаше и послушно наклонился, чтобы его лицо погрузилось в воспоминание; он ощутил знакомое чувство падения сквозь ничто, после чего приземлился на грязный каменный пол. Вокруг царила практически абсолютная темнота.
Через несколько секунд, когда Дамблдор приземлился рядом с ним, Гарри наконец узнал это место. Дом Гонтов был неописуемо грязен – более грязен, чем что-либо виденное Гарри ранее. Потолок был затянут паутиной, пол покрыт толстым слоем сажи, на столе среди кучи покрытых плесенью горшков валялась гнилая пища. Единственным источником света была мерцающая свеча в ногах у человека с настолько длинными волосами и бородой, что Гарри не мог различить его глаза и рот. Человек сутуло сидел в кресле у очага, и Гарри на какое-то мгновение показалось, что он мертв. Но тут послышался громкий стук в дверь, и человек, похоже, проснулся – он резко вскинулся, держа наготове волшебную палочку в правой руке и короткий нож в левой.
Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа в руке старинного вида лампу, стоял человек, которого Гарри узнал с первого взгляда: красивый, высокий, бледный, черноволосый юноша – Волдеморт-подросток.
Взгляд Волдеморта медленно прошелся по интерьеру лачуги и наконец обратился на мужчину в кресле. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем мужчина пошатываясь встал, так что многочисленные пустые бутылки, лежавшие у него в ногах, со звоном раскатились по всему полу.
– ТЫ! – проорал он. – ТЫ!
После чего он пьяно бросился к Риддлу, держа палочку и нож наготове.
– Стой.
Риддл произнес это слово на Змееязе. Мужчина, потеряв равновесие, врезался в стол; заплесневелые горшки полетели на пол. Он уставился на Риддла. Повисла долгая пауза, во время которой они созерцали друг друга. Наконец мужчина прервал молчание.
– Ты говоришь на нем?
– Да, я говорю на нем, – ответил Риддл. Он прошел в комнату, дверь за его спиной захлопнулась. Гарри не мог не испытать восхищения (пополам с возмущением) полным бесстрашием Волдеморта. Лицо последнего выражало лишь отвращение и, кажется, разочарование.
– Где Мерволо? – спросил он.
– Мертв, – ответил его собеседник. – Уж много лет как помер, ага.
Риддл нахмурился.
– А ты тогда кто?
– Я Морфин, понял?
– Сын Мерволо?
– Его самого, ага…
Морфин убрал волосы со своего грязного лица, чтобы лучше видеть Риддла, и Гарри заметил на его правой руке кольцо Мерволо с черным камнем.
– Я думал, ты тот мугль, – прошептал Морфин. – Ты дьявольски похож на того мугля.
– Какого мугля? – быстро спросил Риддл.
– Того самого мугля, в которого втюрилась моя сестра, мугля, который живет в большом доме в той стороне, – тут Морфин неожиданно плюнул на пол. – Ты на вид прям как он. Риддл. Тока он сейчас старше, ага? Он старше тебя, если подумать…
Морфин застыл на месте, чуть покачиваясь и по-прежнему держась за край стола, чтобы не упасть.
– Он назад вернулся, ага, – неожиданно ляпнул он.
Волдеморт глядел на Морфина, словно просчитывая дальнейшие варианты своих действий. После этой фразы он пододвинулся чуть ближе и переспросил:
– Риддл вернулся?
– Угу, он бросил ее, и так ей и надо, будет знать, как выходить замуж за такую мразь! – Морфин вновь плюнул на пол. – Обокрала нас, ты прикинь, а потом сбежала. Ну и где теперь медальон, а, где медальон Слизерина?
Волдеморт не ответил. Морфин вводил себя в раж; размахивая ножом, он проорал:
– Она нас обесчестила, вот что она сделала, маленькая шлюха! И кто ты такой, что приперся сюда и спрашиваешь обо всем этом? Все кончено, да… все кончено…
Слегка покачиваясь, он отвернулся, и Волдеморт сделал шаг вперед. И тут же все поглотила непонятная, неестественная мгла – лампу Волдеморта, свечу Морфина, все… пальцы Дамблдора крепко стиснули гаррину руку, и они снова взмыли в реальность. После непроницаемого мрака мягкое золотистое освещение кабинета Дамблдора показалось Гарри слепящим.
– Это все? – немедленно спросил Гарри. – А что случилось, почему все потемнело?
– Потому что с этого момента Морфин ничего не помнил, – ответил Дамблдор, жестом приглашая Гарри сесть. – На следующее утро, когда он очнулся, лежа на полу, он был один. Кольцо Мерволо исчезло. А по главной улице деревни Малый Хэнглтон в то же самое время бежала служанка, крича, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Риддл-старший и его родители.
Муглевы власти были совершенно сбиты с толку. Насколько мне известно, они и по сей день не знают, как умерли Риддлы, ибо проклятие Авада Кедавра не оставляет никаких следов… Единственное исключение сейчас сидит передо мной, – Дамблдор кивнул на Гаррин шрам. – Министерство же узнало, что волшебник совершил убийство, в тот же момент. Они также знали, что через долину от дома Риддлов живет известный муглененавистник, человек, уже отбывший срок за нападение на одного из тех, кто был убит.
Министерство призвало к ответу Морфина. Им даже не пришлось его допрашивать, применять Легилименцию или Веритасерум. Он сознался мгновенно, рассказав такие детали, которые мог знать лишь убийца. Он сказал, что гордится тем, что, наконец, прождав своего шанса столько лет, убил этих муглей. Он предоставил свою волшебную палочку, которая, как было тут же показано, была использована для убийства Риддлов. После чего он без борьбы позволил отправить себя в Азкабан.
Единственным, что его беспокоило, было исчезновение отцовского кольца. «Он меня убьет за то, что я его потерял», раз за разом он повторял своим тюремщикам. «За потерю его кольца он меня убьет». И, по-видимому, это было все, что он с тех пор произносил. Он провел остаток своих дней в Азкабане, оплакивая потерю последней драгоценности Мерволо, и был похоронен возле тюрьмы вместе с другими несчастными, чьи души отлетели в ее стенах.
– Значит, Волдеморт похитил и использовал палочку Морфина? – спросил Гарри, выпрямившись на своем стуле.
– Именно так. У нас нет воспоминаний, которые могли бы это подтвердить, но, полагаю, мы можем с уверенностью сказать, что произошло. Волдеморт оглушил своего дядю, забрал его палочку и проследовал через долину в «большой дом вон в той стороне». Там он умертвил мугля, который бросил его мать-ведьму, а на всякий пожарный случай – и своих бабушку с дедушкой, таким образом полностью стерев с лица Земли недостойный род Риддлов и отомстив своему отцу, которому он не был нужен. Затем он вернулся к лачуге Гонта, произвел довольно сложную магическую модификацию памяти своего дяди, положил рядом с бесчувственным Морфином его волшебную палочку, прикарманил его старинное кольцо и был таков.
– И Морфин так и не осознал, что он этого не делал?
– Никогда, – ответил Дамблдор. – Как я уже говорил, он с гордостью дал полное признание.
– Но ведь настоящее воспоминание у него было все это время!
– Да, но, чтобы добиться от него этого воспоминания, потребовалось интенсивная и очень искусная Легилименция; и зачем кому-то было лезть в воспоминания Морфина, когда он уже сознался в совершении этого преступления? Однако мне удалось нанести визит Морфину за несколько недель до его смерти; к тому времени я уже пытался разузнать как можно больше о прошлом Волдеморта. Это воспоминание я извлек не без труда. Когда я узнал, что в нем, я попытался с его помощью обеспечить освобождение Морфина из Азкабана. Однако Морфин скончался прежде, чем Министерство пришло к какому-либо решению.
– Но как же так получилось, что Министерство не узнало, что все это сделал Волдеморт? – рассерженным тоном спросил Гарри. – Он ведь был тогда несовершеннолетний, правильно? Я думал, они могут засекать магию, применяемую несовершеннолетними!
– Ты абсолютно прав – они могут обнаруживать магию, но не того, кто ее применяет: вспомни, как Министерство обвинило тебя в использовании Чар Парения, хотя применил их не ты, а…
– Добби, – проворчал Гарри; та несправедливость все еще его терзала. – Так значит, если ты несовершеннолетний и применяешь магию в доме взрослой ведьмы или волшебника, Министерство об этом не узнает?
– Во всяком случае, они не смогут определить, кто именно применил магию, – Дамблдор слегка улыбнулся при виде выражения негодования на лице Гарри. – Они полагаются на родителей-волшебников в вопросе обеспечения послушания их чад в своем доме.
– Фигней страдают, – резко прокомментировал Гарри. – Вы только посмотрите, что здесь произошло, что стало с Морфином!
– Я с тобой согласен. Каков бы ни был Морфин, он не заслуживал умереть так, как он умер, обвиненный в убийствах, которых он не совершал. Однако время идет, а я хочу, чтобы ты увидел еще вот это воспоминание, прежде чем мы расстанемся…
Дамблдор извлек из внутреннего кармана еще один хрустальный фиал, и Гарри, вспомнив, что, по словам Дамблдора, это воспоминание – самое важное из всех, немедленно замолчал. Гарри заметил, что содержимое фиала с трудом переливалось в Думшлаг, словно немного загустело; возможно, воспоминания со временем портятся?
– Это не займет много времени, – заверил Дамблдор, когда ему наконец удалось опустошить фиал. – Ты и глазом моргнуть не успеешь, как мы уже вернемся. Что ж, пойдем снова в Думшлаг…
И вновь Гарри летел сквозь серебристую поверхность; на этот раз он приземлился прямо перед человеком, которого узнал сразу же.
Это был заметно помолодевший Гораций Слагхорн. Гарри настолько привык видеть его лысым, что вид густой и блестящей соломенного цвета шевелюры Слагхорна привел его в замешательство; впечатление было такое, что Слагхорн покрыл свою голову соломенным париком, хотя на самой макушке все же блестела маленькая плешь размером с галлеон. Его усы, гораздо менее внушительные, чем теперешние, были светло-рыжими. Он был не настолько толст, как тот Слагхорн, которого Гарри знал, однако его телеса весьма прилично растягивали богато расшитый жилет с золотыми пуговицами. Слагхорн устроился в удобном кресле с широкими подлокотниками, вытянув свои короткие ноги на бархатном пуфике. В одной руке он держал маленький бокал вина, другой шарил в коробке ананасовых цукатов.
В то время как Дамблдор материализовался рядом с ним, Гарри огляделся и убедился, что они находятся в слагхорновом кабинете. Вокруг Слагхорна сидело где-то полдюжины подростков, всем на глаз лет по шестнадцать; все сидели на более твердых и более низких сиденьях, чем он. Гарри узнал Риддла тотчас же. Его лицо было самым красивым, и он выглядел самым непринужденным из ребят. Его правая рука небрежно лежала на подлокотнике кресла, и Гарри увидел на ней черно-золотое кольцо Мерволо. Гарри передернуло: Риддл к этому времени уже убил своего отца.
– Сэр, это правда, что профессор Мерритот[2] уходит в отставку? – спросил Риддл.
– Том, Том, даже если б я знал, я бы тебе не сказал, – ответил Слагхорн, грозя Риддлу своим испачканным сахарной пудрой пальцем; правда, эффект был слегка смазан тем, что одновременно он подмигнул. – Должен сказать, хотелось бы мне знать, откуда ты все это узнаешь, мальчик – ты знаешь больше, чем половина преподавателей.
Риддл улыбнулся; остальные мальчики засмеялись, восхищенно поглядывая на него.
– С твоей потрясающей способностью знать вещи, которые тебе знать не положено, и с твоим умением тонко льстить тем, кто имеет вес в обществе, – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…
Несколько мальчиков хихикнули, и тут произошло нечто странное. Неожиданно комната заполнилась густым белым туманом, сквозь который Гарри не видел ничего, кроме лица стоявшего рядом Дамблдора. Затем сквозь туман прогремел неестественно громкий голос Слагхорна:
– …ты плохо кончишь, мальчик, попомни мои слова.
Туман рассеялся так же внезапно, как появился, но никто о нем даже не заикнулся; все выглядели так, словно ничего необычного не произошло. Озадаченный, Гарри огляделся вокруг; маленькие золотые часы на столе Слагхорна пробили одиннадцать.
– Боже ты мой, это уже столько времени? – воскликнул Слагхорн. – Вам лучше идти к себе, мальчики, а то нас всех ждут неприятности. Лестренж, завтра последний срок сдачи твоего эссе, иначе ты будешь наказан. Это и тебя касается, Авери.
Слагхорн выбрался из кресла и отнес свой пустой бокал на стол, пока мальчики по одному выходили из кабинета. Риддл, однако, был в хвосте. Гарри показалось, что он нарочно замешкался, чтобы остаться в комнате последним, наедине со Слагхорном.
– Живей, Том, – сказал Слагхорн, обернувшись и увидев, что он еще здесь. – Тебе же не надо, чтобы тебя поймали в неурочный час в неправильном месте, и к тому же ты префект…
– Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.
– Ну тогда давай, мо’мальчик, спрашивай…
– Сэр, я подумал, не знаете ли вы, что такое… что такое Хоркруксы?
И тут это произошло снова: комнату залил густой туман, так что Гарри не видел ни Слагхорна, ни Риддла – никого, кроме Дамблдора, спокойно улыбавшегося рядом. Затем, как и в прошлый раз, прогудел голос Слагхорна.
– Я ничего не знаю о Хоркруксах, а если б и знал, не сказал бы! Теперь выметайся отсюда, и чтобы я больше от тебя даже упоминания этого слова не слышал!
– Вот так вот, – спокойно произнес Дамблдор рядом с Гарри. – Нам пора идти.
Гаррины ноги оторвались от пола и несколько секунд спустя вновь оказались на ковре перед столом Дамблдора.
– И что, это все? – тупо спросил Гарри.
Дамблдор говорил, что это самое важное воспоминание из всех, но он не увидел в нем ничего такого значительного. Разумеется, туман, а также то обстоятельство, что его никто, похоже, не заметил, выглядели довольно необычно; но кроме этого, судя по всему, не произошло ничего – разве что Риддл задал вопрос и не смог получить ответа.
– Как ты, возможно, заметил, – сказал Дамблдор, вновь заняв свое место за столом, – в это воспоминание было совершено вмешательство.
– Вмешательство? – повторил Гарри, также усаживаясь.
– Совершенно верно. Профессор Слагхорн модифицировал свое собственное воспоминание.
– Но почему?
– Потому, полагаю, что он стыдится того, что помнит, – ответил Дамблдор. – Он попытался переработать воспоминание, чтобы показать себя в лучшем свете, затерев те места, которые он не хотел мне показывать. Сделано это, как ты должен был заметить, весьма грубо, и это хорошо, поскольку свидетельствует, что истинное воспоминание все еще там, под всеми этими изменениями.
А теперь я впервые дам тебе домашнее задание, Гарри. Твоей задачей будет уговорить профессора Слагхорна поделиться своим реальным воспоминанием, которое, несомненно, предоставит нам более важную информацию, чем что бы то ни было еще.
Гарри уставился на него.
– Но, сэр, – он постарался говорить настолько уважительно, насколько возможно, – не может быть, чтобы вам был нужен я – вы можете использовать Легилименцию… или Веритасерум…
– Профессор Слагхорн – чрезвычайно сильный волшебник, и он ожидает от меня и того, и другого, – ответил Дамблдор. – Он гораздо более сведущ в Окклуменции, чем бедняга Морфин Гонт, и я буду невероятно удивлен, если окажется, что он не носит с собой противоядия от Веритасерума с того самого момента, как я вынудил его дать мне эту пародию на воспоминание.
Нет, я думаю, пытаться выжать правду из профессора Слагхорна силой будет весьма глупо, и это может принести больше вреда, чем пользы: я не хочу, чтобы он покинул Хогвартс. Однако он, подобно всем прочим, имеет свои слабости, и я верю, что ты один из тех, кто способен проникнуть сквозь его защитные барьеры. Для нас чрезвычайно важно заполучить истинное воспоминание, Гарри… Насколько именно важно, мы узнаем лишь тогда, когда его увидим. Так что удачи тебе… и спокойной ночи.
В некотором замешательстве от столь неожиданного окончания урока Гарри поднялся на ноги.
– Спокойной ночи, сэр.
Закрывая за собой дверь кабинета, он отчетливо услышал, как Файнис Найджелус произнес:
– Не понимаю, почему мальчишка сможет сделать это лучше, чем ты, Дамблдор.
– Я и не ожидал, что ты поймешь, Файнис, – ответил Дамблдор. Фоукс испустил еще один низкий певучий звук.
[1] В оригинале так и было: Won-Won. В чем смысл прозвища (кроме созвучия с именем Рона), я так и не понял; won – форма прошедшего времени глагола to win – побеждать, выигрывать.
[2] Merrythought – дословно «веселая мысль».