ГЛАВА 1
На шестой день путешествия сквозь зимнюю стужу он понял, что его силы истощаются.
Конечно, до сих пор ему везло с погодой, ибо не было снега; но менее холодно от этого не становилось.
Покрывала, приобретенные по дешевке, сразу целый мешок, совершенно не казались теперь покрывалами – на ощупь они больше походили на мягкие доски. Под покрывала было засунуто все, что хоть как-то могло согревать.
Разумеется, самой теплой грелкой могло стать другое существо из плоти и крови. А если оно обладало еще и собственным мехом, это было и вовсе замечательно.
Однако если это существо умело говорить, неминуемо возникали некоторые затруднения.
— Почему-то у меня такое ощущение, что именно мне все время достается короткая соломинка.
Небо начало потихоньку светлеть. Последнее дуновение ледяного ночного ветра прошлось по лицам, словно не желая расставаться.
Даже будучи разбужен жестоким холодом, он совершенно не хотел выбираться из-под покрывал. В другой день он бы с удовольствием полежал так еще немного, глядя на светлеющее небо. Сегодня, однако, мохнатая попутчица, спавшая рядом с ним под одними и теми же покрывалами, пребывала в отвратительном настроении.
— Я сказал уже, я был неправ.
— Уже если кто-то и должен был признать свою вину, то только ты. Конечно же, если от этого тебе станет теплее, я буду счастлива. Именно поэтому я не стала вредничать и не потребовала с тебя денег.
Лежащий на спине молодой человек, на которого изливался непрерывный поток жалоб, – звали его Крафт Лоуренс, – отвернул голову влево.
Семь лет уже прошло с тех пор, как Лоуренс, тогда восемнадцатилетний, стал торговцем. Как правило, даже если ему попадался несговорчивый собеседник, Лоуренс не сомневался, что сумеет его уболтать.
Однако он был совершенно не в состоянии достойно ответить своей спутнице, лежащей на спине справа от него и непрерывно одаряющей его недовольными взглядами вперемешку с жалобами.
Спутница обладала парой янтарных глаз и длинными русыми волосами. Звали ее Хоро. Фигура Хоро казалась, пожалуй, излишне худой, но это вовсе не значило, что ее тело не было мягким и нежным, как положено женщинам.
Имя спутницы Лоуренса было уникальным, но этим ее уникальность не ограничивалась.
Мало того, что она могла похвастать парой звериных ушей на макушке, – вдобавок из поясницы ее рос неописуемо прекрасный волчий хвост.
— Однако, ты. Разве ты не знаешь, что есть вещи, которые можно делать, а есть вещи, которые делать нельзя?
Если бы проступок Лоуренса был чем-нибудь легко объяснимым – ну, например, если бы он, разгорячившись во сне, ненароком набросился на безмятежно спящую Хоро, – едва ли она была бы на него так зла. Скорее, она бы принялась язвить и насмехаться над Лоуренсом, пока тот не стал бы полностью бессилен что-либо ей ответить, и в конце концов обратила бы все в шутку.
Но Хоро последние несколько минут безостановочно брюзжала – а все потому, что Лоуренс только что совершил абсолютно непростительный поступок.
Что же такое натворил Лоуренс? Из-за холода он во сне положил ноги на хвост Хоро. И, что самое плохое, – нечаянно повернувшись во сне, он зажал ногами прядь длинной шерсти и потянул.
Хоро, возраст которой насчитывал несколько сотен лет; Хоро, называющая себя Мудрой волчицей; Хоро, которую даже называли богиней (хотя она сама о том не просила), – эта самая Хоро завизжала как девчонка. Несомненно, ей было очень больно.
Лоуренсу, однако же, казалось, что винить во всех грехах человека, который просто спал, не совсем правильно.
Кроме того, это сейчас Хоро безостановочно брюзжала; а когда нога Лоуренса подобно скалке проехалась по ее хвосту, Лоуренс в ту же секунду получил два тяжелых удара по лицу.
Лоуренсу казалось, что после такого наказания он вполне заслужил прощение.
— Конечно, человек может случайно наступить кому-нибудь на ногу, даже когда он в сознании, а уж во сне тем более. Но мой хвост – это моя гордость и единственное неопровержимое доказательство, что я – это я.
С хвостом от проехавшейся по нему ноги ничего не случилось, но несколько прядей шерсти оказались из него вырваны.
Не боль, а именно выпавшая шерсть послужила главной причиной гнева Хоро.
Более того – судя по всему, еще до своего неловкого движения Лоуренс успел изрядно поспать, примостив ноги на хвосте Хоро, так что мех примялся.
Хоро потрясенно рассматривала свой пострадавший хвост; однако, едва заметив, что сконфуженный Лоуренс пытается выбраться из-под покрывал, она тотчас навалилась на него всем телом и продолжила пилить.
Обычно, когда человек злится на другого человека, он либо перестает обращать на него внимание, либо вызывает на дуэль. Однако Хоро изобрела куда более изощренный способ мести.
Спать вместе с Хоро под одним покрывалом было так тепло; время было перед самым рассветом; морозное путешествие так сильно истощило Лоуренса; а теперь ему приходилось выслушивать бесконечное ворчание, не имея ни малейшей возможности ответить, – неудивительно, что больше всего сейчас Лоуренсу хотелось уснуть.
Разумеется, если на его лице появится хотя бы намек на сонливость, Хоро примется ругаться еще злее.
Все это очень сильно напоминало допрос с пытками.
Несомненно, из Хоро получился бы превосходный блюститель законности.
«Кстати, если подуматьвр¦»
Пытка все длилась и длилась, пока Хоро наконец не утомилась от собственного гнева и ее лицо не стало сонным.
***
Конечно, думал Лоуренс, правя повозкой, гнев Хоро страшен. Однако после этой ссоры он начал понимать, что в ее арсенале много разнообразных пыточных приемоввр¦ и узнавать их все ему совершенно не хотелось.
Что до Хоро, то она, устав ругаться, отобрала у Лоуренса все покрывала и вновь безмятежно уснула, свернувшись подобно куколке в коконе. Причем спала она не в той части повозки, что предназначалась для грузов, а на козлах, разлегшись поперек сиденья и примостив голову Лоуренсу на бедро.
Спящее лицо Хоро выглядело милым и симпатичным; однако ее последний поступок четко показал, какой она была пугающе-расчетливой.
Если бы Хоро обнажила свои острые клыки и закатила скандал, Лоуренс еще мог бы хоть как-то пытаться ей противостоять. Если бы она решила гордо отвернуться и не обращать на Лоуренса внимания, он тоже нашел бы чем ответить.
Но бесцеремонно воспользоваться бедром Лоуренса как подушкой – от этого Лоуренс совершенно размяк. Он был не в силах ни сердиться на Хоро, ни игнорировать ее. И если бы Хоро решила потребовать себе что-нибудь вкусненькое, Лоуренс не смог бы ей отказать.
Потому что в действиях Хоро чувствовалось стремление помириться.
Хотя солнце уже висело в небе довольно высоко и утренний воздух был не столь нестерпимо холоден, как прежде, с каждым выдохом Лоуренса изо рта его вырывалось густое облачко пара.
Лоуренс твердил себе, что впредь должен быть осторожнее, чтобы невзначай не придавить хвост Хоро вновь; однако соблазн погреться о теплый хвост в лютую зиму был слишком силен.
Если бы в небесах действительно обитал Единый бог, Лоуренс обязательно спросил бы у него: «Что мне делать?»
С таким вот настроением и прошла утренняя часть их странствия; впрочем, завершилась она быстрее, чем Лоуренс и Хоро ожидали.
Поскольку дорога, по которой они ехали, была совершенно пустынна, Лоуренс считал, что ехать предстоит еще далеко. Однако когда они поднялись на небольшой холм, их взору неожиданно предстал городок.
Лоуренс в этих краях никогда прежде не бывал и потому понятия не имел о здешних делах.
Место, где они с Хоро сейчас находились, располагалось немного к востоку от срединной части королевства Проания, где бок о бок сосуществовали язычники и приверженцы Церкви. Лоуренсу ничего не было известно о том, какова стратегическая ценность этих земель; но он точно знал, что торговцу в этих местах делать нечего.
И все же Лоуренс сюда приехал. Сделал он это ради Хоро, которая по-прежнему дьяволенком спала на его бедре.
Вместе с Хоро он путешествовал для того, чтобы отвезти ее на родину.
Однако с тех пор, как Хоро покинула свой родной город, минуло уже несколько сотен лет. Время изрядно затуманило в ее памяти путь к родному городу и даже его местонахождение. Кроме того, за столь долгое время все в мире могло много раз поменяться. Поэтому Хоро жадно ловила все свидетельства, и устные, и письменные, о своей родине.
Даже после того, как она узнала о существовании легенды, согласно которой город Йойтсу был давным-давно разрушен.
Именно поэтому, когда Лоуренс и Хоро посетили языческий город Кумерсон (откуда они и отбыли шесть дней назад), они познакомились с местной обитательницей Дианой, которая страстно увлекалась собиранием древних легенд, и спросили, не известно ли ей что-нибудь про Йойтсу. Диана же сообщила им о некоем монахе, который собирал легенды о различных языческих божествах.
Если верить ее словам, этот монах жил в монастыре где-то вдали от городов, и как добраться до этого монастыря, знал лишь один священник в городке Терео.
Но и путь в Терео тоже был мало кому известен, и потому Лоуренсу с Хоро пришлось сперва направиться в город Энберл, чтобы там уже вызнать дорогу.
И вот наконец путешественники достигли Энберла.
— Хочу сладкого хлеба.
Это были первые слова, вырвавшиеся изо рта Хоро, когда она проснулась и медленно подняла голову перед самыми городскими воротами.
— И не просто сладкого хлеба, а пшеничного хочу.
Как всегда, она требовала чего-то дорогого.
Впрочем, Лоуренс не имел права отказать.
Не зная, в каких продуктах нуждаются здешние края, Лоуренс, прежде чем сюда направиться, купил в Кумерсоне немного пшеничной муки – купил у торговца пшеницей Марка, который ему очень сильно помог. Однако во время путешествия в пищу шел черный и горчащий ржаной хлеб. Это тоже послужило одной из причин постоянного нытья и брюзжания Хоро в эти шесть дней.
При мысли о превосходном, мягком пшеничном хлебе, покупки которого требовала Хоро, Лоуренса охватило уныние.
— Нам сперва придется продать свои товары, только потом сможем что-то купить.
— Отлично, с этой оговоркой — я согласна.
Вообще говоря, именно Хоро некогда упросила Лоуренса взять ее с собой в странствие; сейчас, однако, Лоуренс ощущал себя кем-то вроде ее слуги.
Хоро явно угадала мысли Лоуренса. Виляя хвостом под своим длинным балахоном, она лукаво произнесла:
— Мой прекрасный хвост был придавлен твоей грубой ногой. Если мои ножки не придавят тебя в ответ, как же мне будет обидно.
Лоуренс ожидал, что Хоро будет ворчать на него еще некоторое время, но, судя по всему, ее гнев уже более-менее улегся.
Издав тихий вздох облегчения, Лоуренс направил повозку в сторону лавки торговца мукой.
Энберл, хоть и лежал вдали от крупных городов, был, похоже, местным торговым центром; поэтому здесь было довольно шумно.
Судя по всему, то, что Лоуренсу и Хоро на пути сюда встретилось так мало людей, было простой случайностью.
В центральной части Энберла повсюду, куда ни кинь взгляд, можно было увидеть зерно, овощи, животных – все, что доставлялось из близлежащих деревень. Продавцы и покупатели запрудили улицы настолько, что и капле воды не удалось бы просочиться.
На главную площадь города выходил фасад большой церкви. Двери церкви были распахнуты; через эти двери лился сплошной поток людей. Желающие помолиться или принять участие в церковной службе постоянно входили в церковь или выходили из нее.
Словом, Энберл ничем не отличался от множества мелких городков в самых разных краях.
Поинтересовавшись у входа в город, Лоуренс выяснил, что самой большой в Энберле лавкой, торгующей мукой, была Гильдия Риендо.
Всего лишь обычная лавка, она именовалась «гильдией», судя по всему, для возвышения над соседями. Лоуренс не удержался от мысли, что такое вполне в стиле неотесанных селян.
Однако, найдя Гильдию Риендо в северной части площади близ чистой и ровной главной улицы, Лоуренс обнаружил широкий фасад и впечатляющих размеров погрузочную площадку. Пожалуй, желание владельца поддерживать высокую репутацию можно было понять.
В Кумерсоне Лоуренс приобрел пшеницы приблизительно на три сотни серебряных монет Тренни. Примерно половина этой пшеницы была аккуратно смолота в муку, а вторая лишь обмолочена.
Поскольку в холодном климате пшеница росла плохо, в северных краях она стоила дорого, и чем дальше на север, тем дороже.
Однако если бродячему торговцу не повезет и он в пути попадет под многодневный дождь, его пшеница быстро сгниет. И, что еще важнее, пшеница была слишком дорога, чтобы хлеб из нее ели каждый день, поэтому на нее было трудно находить покупателей.
То, что Лоуренс отправился из Кумерсона с повозкой, полной пшеницы, было вызвано исключительно его убеждением торговца, что «ни к чему разъезжать в пустой повозке».
Другой причиной послужило то, что Лоуренс, получив в Кумерсоне хорошую прибыль, решил не очень цепляться за деньги.
Кроме того, Лоуренс думал, что в городке такого размера, как Энберл, наверняка найдутся богатые аристократы или церковники, так что торговец мукой, скорее всего, выразит желание приобрести его пшеницу.
Таков был его план.
— Эй, неужто это пшеница?
Поскольку очередной посетитель подъехал к лавке на повозке, груженной пшеницей, Риендо, владелец лавки, вышел поприветствовать его лично. Был Риендо толстяком – такая внешность больше подошла бы владельцу мясной лавки – и на повозку смотрел с выражением какого-то замешательства на лице.
— Да, половина в виде муки, а вторая зерном. За качество ручаюсь.
— Вижу. Если из этой муки хорошенько замесить тесто и пропечь, выйдет очень вкусный хлебушек. Только, видишь ли, в этом году рожь хорошо уродилась, так что мы не можем тратить силы на пшеницу, она же не так необходима.
В самом деле, на погрузочной площадке можно было разглядеть горы мешков с рожью, а к стене было прибито множество досок с нацарапанными мелом адресами доставки.
— Однако пшеница нам всегда дает хорошую прибыль в итоге. Если только это возможно, мы бы с радостью купили ее у тебя. Просто сейчас у нас недостаточно денегвр¦
То, насколько успешно будет продаваться пшеница, зависело от настроения богатых покупателей; а продажа ржи была обеспечена еще в момент ее покупки. Естественно, рожь была намного важнее – именно так наверняка и думал торговец.
Кроме того, люди всегда очень ценили и берегли отношения с окружающими, а здесь, в провинции – особенно. Даже если торговец думал о том, чтобы помешать конкурентам использовать представившуюся редкую возможность заработать, все равно он не мог сбрасывать со счетов окрестных крестьян, которые привозили ему рожь каждый год.
— Кстати, ты ведь бродячий торговец, верно? Ты сюда приехал, чтобы наладить торговые связи? – поинтересовался Риендо.
— Нет, я путешествую, а это просто попутное дело.
— Понятно. А могу я узнать, куда ты направляешься?
— Я собираюсь посетить Реноз. Но до того я должен заехать в одно местечко неподалеку.
Риендо часто замигал.
Конечно, Реноз находился еще севернее, чем Энберл, а Риендо был всего лишь владельцем лавки – но поскольку лавка его была достаточно большой, чтобы именоваться «гильдией», он не мог не знать про Реноз.
— Собираешься ехать так далеко, эвр¦ странновр¦
Судя по всему, предположил Лоуренс, владелец лавки думал примерно так: «Обычно торговцев, которые приезжают в наши края, интересует Энберл».
— Сейчас я намерен направиться в Терео.
При этих словах Лоуренса на лице Риендо отобразилось неподдельное изумление.
— Что тебе могло понадобиться в таком городишке, как Терео? Зачем тебе туда?
— У меня есть кое-какие дела, которые требуют моего визита в церковь Терео. Да, и кстати, помимо торговых дел, я еще хотел у тебя спросить, не знаешь ли ты, как нам добраться в Терео.
Глядя на лицо Риендо, можно было подумать, что его только что попросили припомнить стоимость самого первого товара, который он когда-то купил или продал. Некоторое время он смотрел куда-то в пространство, после чего, наконец, ответил.
— В Терео ведет прямая дорога, так что ты не заблудишься, не беспокойся. На повозке туда ехать полдня, хотя дорога не в лучшем состоянии.
Возможно, этот вопрос впрямь застал Риендо врасплох. Видимо, Терео на самом деле был мелкой нищей деревушкой.
— Эмммвр¦ — простонал себе под нос Риендо и вновь кинул взгляд на повозку Лоуренса. – А на обратном пути ты будешь здесь проезжать?
— Мне очень жаль, но обратно я поеду другой дорогой.
Несомненно, владелец лавки обдумывал возможность купить пшеницу у Лоуренса в долг, а расплатиться, когда Лоуренс будет возвращаться.
Лоуренс, однако, не собирался вносить здешние места в свои постоянные торговые маршруты.
— Понятновр¦ в таком случае я искренне и глубоко извиняюсь, но сегодня я не буду иметь удовольствия вести с тобой делавр¦
Лицо Риендо сморщилось, словно он действительно был искренне огорчен; но, скорее всего, слова его были лишь полуправдой.
Покупать дорогую пшеницу у странника, с которым он только что познакомился, было весьма рискованно.
Всегда оставался шанс, что мука была смолота из смеси разных сортов пшеницы; нельзя было исключить и того, что мука, несмотря на свой хороший вид, окажется очень низкого качества, причем обнаружиться это может уже после того, как из нее будет выпечен хлеб.
Если бы покупку можно было совершить в долг, с оплатой впоследствии, то, даже окажись мука плохой, от нее все равно можно было бы избавиться – обжулив какого-нибудь провинциального аристократа или каким-то иным способом.
Однако Лоуренс не испытывал острой нужды продать пшеницу немедленно.
Поскольку обстоятельства не позволяли совершить сделку, Лоуренс и Риендо обменялись рукопожатием и распрощались.
— Пожалуй, скорейший способ избавиться от пшеницы, — заметил напоследок Лоуренс, — не продать ее, а сперва выпечь хлеб, а потом уже продать.
Хорошая мука или плохая, можно определить с легкостью – достаточно откусить разок от хлебного каравая. Можно сколько угодно распространяться о том, как хороша мука, но пробовать куда надежнее, чем слушать, и спорить с этим невозможно.
— Ха-ха-ха, мы, торговцы, все одинаково мыслим. Из-за этого мы часто ссоримся с хлебопекарнями, — ответил Риендо.
— Что, пекари и здесь несговорчивые?
— Конечно. Если лавки близ пекарен сами начинают печь хлеб, они все выскакивают со своими каменными скалками и начинают буйствовать.
Торговлей занимались торговцы, хлеб пекли пекари. Такое разделение труда существовало везде, в какой город ни приди, и служило предметом постоянных шуток для очень многих.
Однако если бы какой-нибудь торговец действительно взял в свои руки весь процесс, от покупки пшеницы до выпечки хлеба, он получил бы с этого дела немалый доход.
Ведь на всем пути пшеницы от сбора до печи в ее судьбе участвует множество людей.
— Что ж, да поможет нам Бог встретиться вновь, — подытожил Лоуренс.
— Конечно. И когда это время настанет, мы будем надеяться, что ты почтишь нас своим участием.
Улыбнувшись и кивнув, Лоуренс вместе с Хоро покинул гильдию.
Лоуренс был слегка разочарован тем, что ему не удалось продать здесь пшеницу; но куда больше его беспокоило то, что Хоро за все это время не проронила ни слова.
— Ты сейчас ни разу нас не перебила, ничего не сказала, — небрежно обронил Лоуренс. Хоро что-то рассеянно пробурчала, потом повернула голову к Лоуренсу.
— Ты. Тот лавочник сказал, что до Терео всего полдня пути, так?
— Э? А, да.
— Если мы отправимся прямо сейчас, мы сможем ехать до вечера, так?
Голос Хоро был полон упрямства. Лоуренс, откинувшись немного назад, кивнул и ответил:
— Но, может, лучше сперва передохнуть немного? Ты ведь устала, правда?
— Отдохнуть мы сможем и после того, как доберемся в Терео. Если мы сможем добраться туда сегодня, я бы хотела отправиться поскорее.
Такую упрямую Хоро Лоуренс еще не слышал. Наконец-то он понял ее намерения.
Конечно, Хоро никогда не говорила об этом и вообще не давала понять, но, похоже, единственным ее стремлением было как можно скорее повстречаться с тем монахом, собиравшим сказания о языческих божествах.
Хоро всегда действовала импульсивно, но в отношении некоторых вещей проявляла завидное достоинство. Несомненно, она очень стеснялась подгонять Лоуренса, как маленький ребенок.
Однако близость цели разожгла в ее сердце огонь нетерпения, который прежде она глубоко скрывала.
По правде говоря, Хоро, скорее всего, уже была сильно измотана. И несмотря на это, она все же выказывала желание ехать вперед – так у нее внутри все горело.
Подумав так, Лоуренс предложил:
— Хорошо. А как тебе такое предложение: найдем что-нибудь горячее поесть, а затем отправимся? Идет?
Хоро, услышав эти слова, с изумлением переспросила:
— Неужели это надо было спрашивать?
Излишне говорить, что Лоуренс в ответ лишь натянуто улыбнулся.
***
Бесконечные равнины наконец-то сошли на нет, и пейзаж начал радовать глаз.
Огромные холмы уступами громоздились один на другой, напоминая брошенный на пол кусок теста. По впадинам между холмами бежала речка; повсюду виднелись густые зеленые рощи.
Повозка Лоуренса и Хоро, чуть постукивая, ехала по дороге вдоль речки.
Лоуренс смотрел на крепко спящую Хоро и думал, что, пожалуй, зря он не настоял на отдыхе там, в Энберле.
Путешествуя в такую морозную зимнюю погоду, человек не может нормально спать: он все время просыпается от холода, затем засыпает вновь, и так всю ночь до самого утра. Конечно, Хоро была волчицей, чья сила намного превосходила людскую, она могла с легкостью передвигаться даже по бездорожью; но, похоже, пока она находилась в девичьем теле, она могла сделать и выдержать не больше, чем обычная девушка.
Судя по всему, это путешествие было для Хоро суровым испытанием.
И по тому, как Хоро спала, прильнув к Лоуренсу, было видно, что она действительно сильно измотана.
Лоуренс подумал, не попросить ли ему разрешения задержаться на несколько дней в монастыре, когда они туда доберутся. Это означало, однако, что им придется вести простую монашескую жизнь; Хоро это вряд ли придется по душе.
Размышляя на эту тему, Лоуренс вдруг обратил внимание, что река постепенно становится шире.
По правую руку от Лоуренса лежал холм; река огибала этот холм, и что там дальше, Лоуренс не видел. Однако она, несомненно, разливалась все шире и текла все медленнее.
Чуть позже ушей Лоуренса коснулся звук; он был еле слышен, но относительно его происхождения ошибиться было невозможно.
Лоуренс тотчас понял, что лежит впереди.
Хоро с ее острым слухом, хоть и спала, тоже услышала доносящийся спереди звук. Медленно потерев лицо руками, она выглянула из-под капюшона.
Похоже, до города Терео было совсем недалеко.
Прямо впереди река разлилась в маленький прудик, на берегу которого стояла водяная мельница.
— Раз здесь водяная мельница, значит, мы почти доехали, — произнес Лоуренс.
В землях, небогатых водой, люди запирали ее плотинами, а затем использовали разницу в уровнях воды до и после плотины, чтобы крутить водяные колеса.
Здесь, судя по всему, воды было совсем немного, потому и колесо крутилось медленно. Впрочем, сезон сбора урожая был давно позади, так что вряд ли следовало ожидать увидеть перед мельницей много народу. Вот сразу после сбора урожая здесь наверняка стояли длинные очереди желающих смолоть в муку свое зерно.
Ну а сейчас буро-зеленого цвета постройка выглядела совершенно заброшенной.
Когда повозка Лоуренса приблизилась настолько, что можно было разглядеть узоры на деревянных стенах, из мельницы внезапно выскочил человек.
Лоуренс поспешно натянул поводья. Недовольно заржав, лошадь замотала головой и остановилась.
Выскочивший из мельницы человек был совсем молод. Несмотря на холодную погоду, его рукава были высоко закатаны, а руки по локоть белы от муки.
— Уохх, прости, прости! Эээ, ты путешественник, да? – проговорил юноша, подбежав к повозке и встав прямо перед ней, прежде чем Лоуренс успел вслед за лошадью высказать свое недовольство.
— вр¦Р”Р°, я путешественник. А ты? – в свою очередь спросил Лоуренс.
Хотя стоящий перед ним человек был еще юношей, он совершенно не походил на Амати, с которым Лоуренс сражался на рынке неделю назад. Несмотря на худощавое телосложение, юноша был явно привычен к физическому труду, и с Лоуренсом он был одного роста. Его волосы и глаза были типичного для северян черного цвета. Вообще его крепкую фигуру легче было представить с топором, нежели с луком. Однако из-за припорошившей волосы муки цвет их казался несколько странным.
Смотреть на человека, который выбегает из мельницы, весь в муке, и спрашивать, кто он, – это все равно что стоять перед торговой палаткой, где разложен хлеб, и интересоваться, что здесь продают.
— Ха-ха, как видишь, я мукомол. Да, так откуда ты? Не из Энберла, нет?
Юноша улыбнулся такой беззаботной улыбкой, что лицо его показалось Лоуренсу совсем детским.
Определив на глаз, что юноша на шесть или семь лет младше его самого, Лоуренс настороженно подумал: «Только не говорите, что сейчас опять начнется какая-нибудь неприятная история с участием Хоро».
— Именно оттуда. Я тоже хотел бы у тебя спросить, долго отсюда ехать до города Терео?
— До городавр¦ Терео?
Юноша озадаченно посмотрел на Лоуренса, потом ухмыльнулся.
— Ну, если Терео – город, то Энберл – столица королевства. Не знаю, какие у вас там дела, но только Терео – просто жалкая деревушка. Это ведь и по мельнице видно, верно?
Слова юноши застали Лоуренса врасплох; однако он тут же вспомнил, что Диана, сообщившая ему о Терео, как и Хоро, прожила на свете много сотен лет, чем не мог похвастаться ни один обычный человек.
Даже если сейчас Терео вправду был деревней, когда-то, в далеком прошлом, это вполне мог быть крупнейший город в здешних краях. Такое вовсе не было чем-то необычным.
Кивнув, Лоуренс вновь спросил:
— Так все-таки, сколько нам ехать?
— Он прямо впереди, совсем недалеко. Но поскольку вокруг Терео нет никаких стен, вполне можно сказать, что вы уже в Терео.
— Понятно. Благодарю тебя.
Лоуренс чувствовал, что если он сейчас не завершит этот разговор, юноша не угомонится. Именно поэтому, ответив так кратко, он собрался было уже поехать дальше. Но тут юноша его остановил.
— Пожалуйставр¦ пожалуйста, погоди.В Не торопись уезжать так быстро, путник. Что скажешь?
Пока юноша, расставив руки, стоял посреди не очень-то широкой дороги, объехать его не было никакой возможности. Конечно, захоти Лоуренс проложить себе путь силой, это не составило бы труда; но в таком случае юноша мог бы пострадать, а это произвело бы неблагоприятное впечатление на жителей Терео.
Вздохнув, Лоуренс сказал:
— Ну, в чем дело?
— Мммвр¦ эээвр¦ в чем деловр¦ ах, давр¦ да, какая красавица рядом с тобой сидит!
Хоро, которая все это время сидела, низко опустив укрытую капюшоном голову и не поднимая глаз, промолчала, но ее хвост под покрывалами вильнул.
Лоуренса охватывало чувство превосходства всякий раз, когда он думал, что Хоро – его спутница. Но гораздо сильнее было чувство беспокойства по поводу связанных с этим возможных неприятностей. Это раздражало Лоуренса.
— Она странствующая монахиня. Ну что, насмотрелся? Торговцу никто не может помешать идти вперед, кроме сборщика податей.
— Мовр¦ монахиня?
На лице юноши отразилось неподдельное изумление. Такого он, похоже, не ожидал.
Судя по тому, что в центре Энберла располагалась довольно крупная церковь, вряд ли «деревушка Терео», как о ней отозвался юноша, была чисто языческим поселением. Даже в северной Проании там, где были города с большими церквами, любая близлежащая деревня, если она желала сохранить полностью языческий уклад, должна была полагаться на военную силу.
Более того, в самом Терео должна была быть церковь. Отчего же юноша так удивился?
Лицо Лоуренса приобрело задумчивое выражение, и востроглазый юноша тотчас это заметил. Судя по всему, его больше волновал Лоуренс, нежели Хоро.
— Хорошо, путник. Я не буду тебя задерживать. Но надеюсь, ты прислушаешься к моему совету. Не стоит приводить в Терео монахиню.
— Овр¦
На взгляд Лоуренса, юноша не походил на человека, способного нести откровенную чепуху.
На всякий случай Лоуренс под покрывалом толкнул ногой ногу Хоро, чтобы убедиться, что та услышала, и получил в ответ легкий кивок.
— Но в чем причина? Мы собираемся нанести визит в церковь Терео, чтобы выполнить кое-какое дело. Раз здесь есть церковь, почему сюда не должна приходить монахиня? Иливр¦
— Нет-нет, церковь здесь есть. Причинавр¦ как бы это сказать-товр¦ в общем, церковь сейчас участвует в одном споре. И так вышло, что противник – злые люди из церкви Энберла.
Лицо юноши внезапно стало строгим; глаза смотрели остро, словно у молодого солдата.
Внезапное проявление враждебности застало Лоуренса врасплох, но он тут же вспомнил, что, в конце концов, этот юноша – простой мукомол.
— Вот такие у нас тут дела. Как бы это сказатьвр¦ в общем, если сейчас туда придет монахиня, все немножко осложнится. Потому-то я и сказал, что вам двоим лучше не ехать.
Отбросив враждебность, юноша внезапно вновь превратился в приятного и дружелюбного человека. И тем не менее было в его совете что-то странное.
Как бы там ни было, похоже, юноша сказал то, что сказал, вовсе не из враждебности, так что Лоуренс не стал его больше выспрашивать.
— Вот как? Хорошо, я буду осторожен. Я надеюсь, нас не вышвырнут оттуда в ту же минуту, как мы там появимся? – сказал он.
— Думаювр¦ до таких крайностей не дойдетвр¦
— Что ж, благодарю, я запомню твой совет. Если по ее одежде будет невозможно определить, что она монахиня, затруднений не будет, верно?
Юноша явно ощутил облегчение, его лицо просветлело. Он кивнул и произнес:
— Если вы так сделаете, мне не о чем будет волноваться.
Сам юноша того не сознавал, но его предупреждение Лоуренсу обратилось в мольбу. Его слова явно шли от чистого сердца.
— Но что именно вам двоим нужно в церкви? – поинтересовался он.
— Мы пришли просить, чтобы нам указали путь.
— Чтобы вам указали путь?
Юноша удивлено поскреб щеку.
— Хмм, так вы, значит, не по делам сюда приехали? Ты ведь бродячий торговец, да?
— Ты ведь мукомол, да?
Юноша рассмеялся, словно ребенок, которого шутя щелкнули по носу. Затем он огорченно опустил плечи.
— Да, а я думал, что ты приехал по торговым делам; тогда, возможно, я мог бы чем-то помочь.
— Если мне понадобится помощь, я тебе скажу. А сейчас мы можем ехать?
Похоже, юноша хотел сказать еще что-то, но не мог подобрать подходящих слов; так что он просто кивнул и отошел с дороги.
Затем он кинул на Лоуренса умоляющий взгляд.
Лоуренс, однако, был уверен, что юноша не просит у него плату за сведения. Отпустив поводья, он протянул юноше правую руку и произнес, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более небрежно:
— Меня зовут Крафт Лоуренс. А тебя?
По лицу юноши тотчас расплылась широкая улыбка. Подбежав к козлам, он ответил:
— Эван! Гийом Эван!
— Эван. Понял. Я запомню твое имя.
— Да! Обязательно запомни!
Эти слова Эван выкрикнул так громко, что лошадь, пугающаяся громких звуков, встала на дыбы. Затем он с силой пожал Лоуренсу руку.
— И пожалуйста, обязательно загляни сюда, когда поедешь обратно! – крикнул он, отходя от повозки к своей мельнице.
Юноша, весь белый от муки, стоял перед дверью потемневшей от времени мельницы. Он смотрел вслед отъезжающей повозке, и вид у него был очень одинокий.
Тогда, как Лоуренс и ожидал, Хоро обернулась и помахала Эвану своей ручкой. Увидев это, Эван сперва удивленно пожал плечами, а затем, громко рассмеявшись, принялся неуклюже размахивать обеими руками в ответ.
Сейчас он походил не на подростка, радующегося тому, что ему помахала на прощанье прекрасная дева, а скорее на юношу, который радуется, найдя хорошего друга.
Дорога постепенно загибалась вправо, так что мельница вскоре пропала из виду. Хоро снова развернулась лицом вперед и села прямо. Затем она с досадой произнесла:
— Пфф, этот парень смотрел на тебя больше, чем на меня.
Глядя на раздраженную Хоро, Лоуренс коротко улыбнулся и, вздохнув, ответил:
— Он мукомол, и жизнь его, скорее всего, очень тяжела.
Хоро недоверчиво посмотрела на Лоуренса и склонила голову чуть набок.
В самом деле, должна же быть какая-то причина того, что Эван совершенно не одарял вниманием не привыкшую к такому обращению Хоро, но в то же время страстно желал пожать руку бродячему торговцу Лоуренсу. Однако если кто-то поинтересуется, радостная ли это причина, он, скорее всего, получит ответ «нет».
— Это как с пастухами. Обе эти работы необходимы, но на людей, которые их выполняют, селяне и горожане часто смотрят свысока, — принялся объяснять Лоуренс.
Разумеется, это не всегда было так – в разных краях по-разному. Но, в любом случае, как ни посмотри – непохоже было, что мельница пользовалась любовью и уважением жителей Терео.
— Вот скажемвр¦ в мешочке, что у тебя на шее, ведь пшеница, так?
Хоро всегда носила на шнурке мешочек с зернами пшеницы, в которой она жила; правда, сейчас мешочек был скрыт от глаз под несколькими слоями одежды.
— Если все зерна из этого мешочка взять и поместить между каменными жерновами, как ты думаешь, сколько получится муки?
Услышав этот вопрос, Хоро опустила голову и довольно долго в задумчивости смотрела на свою грудь.
Похоже, даже Хоро, имевшая власть над количеством и качеством уродившейся в полях пшеницы, не могла определить, сколько муки из этой пшеницы получится.
— Представь себе, что зерен вот столько, — Лоуренс выпустил поводья и пальцем правой руки изобразил на ладони левой маленькую горку.
— Если эти зерна обмолотить, а потом смолоть, муки получится всего лишь вот столько, — на сей раз Лоуренс не стал рисовать горку, а изобразил маленькое колечко большим и указательным пальцами.
Да, когда пшеница попадает под жернова, муки в результате получается очень мало.
И что в таком случае должен думать крестьянин, который проводил в полях день за днем, трудился в поте лица, ухаживая за пшеницей, все время молился богу (или богине) урожая, сжал, наконец, пшеницу, отнес ее на мельницу – и увидел, как мало получилось муки?
На этот вопрос Лоуренса Хоро ответила лишь тихим «Мм».
— Есть такая поговорка: «у мукомола шесть пальцев». Шестой палец растет из ладони, и им мукомол крадет чужую муку. Кроме того, водяные мельницы обычно принадлежат аристократам. Налог должен браться с каждого помола, а аристократ ведь не будет стоять у мельницы все время, это невозможно. И кому, как ты думаешь, он поручает собирать налоги?
— Логически рассуждая – мукомолу, — ответила Хоро.
Лоуренс кивнул и продолжил.
— Платить налоги никому не по душе. Но собирать их необходимо. И на кого, по-твоему, обратится все недовольство крестьян?
Хоро, хоть и не была человеком, понимала устройство мира людей глубже, чем сами люди. Конечно же, ответ был ей ясен.
— Вот, значит, как. Тот мальчишка так вилял хвостом, глядя на тебя, а не на меня, потому чтовр¦
— Да. Так оно и есть, — вздохнул Лоуренс и кивнул.
Как раз в это время впереди показались первые дома Терео.
— Больше всего ему хочется покинуть деревню и никогда сюда не возвращаться.
Работа мукомола очень важна, и кто-то должен эту работу выполнять.
Но к человеку, взявшемуся за эту работу, люди часто проявляют подозрение, недовольство, неблагодарность.
К тому же зерно требовалось молоть очень тщательно, чтобы сделанное из него тесто хорошо поднималось при выпечке хлеба.
Но чем тщательнее молоть зерно, тем меньше получится муки.
Стараясь всего лишь хорошо делать свою работу, получаешь в ответ лишь людское негодование.
Кое-где Лоуренсу довелось услышать почти точно такую же историю. Что до Хоро, она вновь повернулась вперед, и на ее лице можно было прочесть: «Лучше б я не спрашивала».
— Но без этой работы никак нельзя, и некоторые люди все-таки благодарны.
С этими словами Лоуренс погладил Хоро по голове, и Хоро под его ладонью еле заметно кивнула. Затем Лоуренс вновь взял поводья.
***
Эван назвал Терео «жалкой деревушкой», но это, пожалуй, было преувеличением.
Город и деревня различались главным образом наличием или отсутствием городских стен. Существовало множество «городов», стены которых представляли собой лишь грубый деревянный частокол. По сравнению с этими «городами», Терео был весьма крупной деревней.
Конечно, дома в Терео, как и в любой деревне, не теснились, а раскинулись вольготно. Но некоторые из этих домов были из камня. А в самой середине деревни – это место вполне можно было бы назвать главной площадью – здания были многочисленны и стояли плотно, как в городе. Улицы здесь, хоть и не мощенные камнем, расстилались ровно, без ухабов и выбоин. Церковь, которую искали Лоуренс и Хоро, было трудно не заметить: большое здание с колокольней. Видно ее было издалека.
Лоуренс подумал, что если Терео обнести стеной, слово «город» окажется вполне уместным.
Помня предостережение Эвана, Хоро сняла балахон и натянула накидку Лоуренса, укрывшись ей с головой. Вокруг шеи она завязала шнурок, чтобы получилось что-то наподобие плаща с капюшоном. Такое одеяние Хоро выбрала потому, что в обычном костюме городской девушки она выглядела слишком бойкой, здесь это вызвало бы подозрение.
Хоро, даже и не прибегая к каким-то уловкам с одеждой, выглядела подозрительно.
Когда Хоро закончила переодеваться, Лоуренс направил повозку туда, где по обе стороны дороги стояли первые дома.
Отсутствие городских стен означало, что нет и городских ворот, а значит, с въезжающих не взимают пошлин.
Никто не пытался помешать повозке въехать в деревню. Лоуренс на ходу приветственно кивнул человеку, который отвлекся от связывания снопа соломы, чтобы беззастенчиво рассмотреть повозку.
Деревня была словно вся припорошена слоем пыли. Здесь, на окраине, улицы, кроме главных, были все в рытвинах и колдобинах. Дома, что каменные, что деревянные, были просторные и одноэтажные. При большинстве домов раскинулись дворики – для города редкость.
То здесь, то там вдоль дороги стояли скирды соломы – ничего удивительного, ибо сезон сбора урожая уже прошел; вперемешку со скирдами можно было разглядеть поленницы дров, заготовленных на зиму.
Людей на улицах было немного – возможно, меньше даже, чем гуляющих повсюду кур и свиней.
Но больше всего это место напоминало другие деревушки тем, что все встречные, завидев Лоуренса с Хоро, долго потом провожали их взглядами. В этом дух Терео был больше деревенским, нежели городским.
Лоуренс остро ощутил, что он здесь чужой, – это чувство давненько его не посещало.
Лоуренс сам вырос в нищей, жалкой деревушке и потому прекрасно знал, что число доступных здешним жителям развлечений очень мало. Не приходилось сомневаться, что появление здесь любого путешественника становится главной темой надолго.
Все это Лоуренс думал, продолжая вести повозку вперед. Вскоре они выехали на площадь, посреди которой лежал гигантский камень. Это явно была главная площадь деревни; сюда выходили фасады множества домов.
Судя по железным табличкам, свисающим с крыш и карнизов, здесь были трактиры, хлебные лавки, постоялые дворы, ткацкие и прядильные мастерские. Попадались глазу и более широкие, чем прочие, фасады – за ними, скорее всего, молотили зерно или просеивали муку.
Здесь же были и другие строения – церковь в том числе, – служившие обиталищем самым важным и влиятельным людям в Терео.
Несомненно, именно эта площадь была деловым центром Терео. Повсюду виднелись кучки беседующих людей и играющие дети. Естественно, двое новоприбывших привлекли множество любопытных взглядов.
— Ну и камень у них тут. Интересно, для чего он? – спросила Хоро, не обращая ни малейшего внимания на взгляды окружающих.
— Ну, возможно, он используется в каком-нибудь праздничном обряде, или вокруг него танцуют, или здесь происходит общий сбор жителей, что-нибудь вроде этого, — ответил Лоуренс.
Камень в высоту был Лоуренсу до пояса, с ровной и гладкой поверхностью. Судя по приставленной к нему лестнице, он предназначался не только для того, чтобы обозначать центр площади.
Разумеется, единственный способ точно узнать, для чего здесь этот камень, – спросить у местного жителя. Хоро неуверенно кивнула и откинулась назад.
Лоуренс направил повозку вокруг камня и затем в сторону церкви.
Хотя местные жители продолжали кидать на них любопытные взгляды, Терео явно не был какой-то мелкой заброшенной горной деревенькой.
Когда повозка остановилась перед церковью, люди, судя по всему, решили, что путешественники приехали помолиться о безопасном путешествии, и любопытных взглядов сразу стало намного меньше.
— Так и кажется, что сейчас услышим хоровое «нуууувр¦», — заметил Лоуренс, сходя с повозки. Хоро улыбнулась, как улыбаются дети, когда секретничают между собой.
Каменное здание церкви дышало достоинством. На площадь смотрела большая деревянная дверь, окованная железом.
Похоже, у этого здания была длинная история; время раскрошило углы каменной стены. Судя по виду металлического молоточка на двери, пользовались им редко.
Кроме того, в отличие от обычных храмов, двери которых были постоянно распахнуты, если только там не осуществлялось какое-то церковное таинство, дверь этой церкви была заперта.
Проще говоря, по всем деталям было видно, что церковь не пользовалась любовью и уважением селян.
Как бы там ни было, Лоуренс счел, что продолжать думать на эту тему смысла нет; взявшись за молоточек, он дважды легонько стукнул по двери.
Тук! Тук! – эхом разнеслось по площади. Звук сразу показался очень громким и звонким.
Лоуренс и Хоро ждали; изнутри, однако, не доносилось ни движения. Лоуренс начал было думать, уж не вышли ли куда-то все обитатели церкви, когда дверь громко скрипнула и между ней и стеной образовалась щель.
— Кто там? – донесся женский голос из-за приоткрывшейся двери. Звучал голос не очень-то дружелюбно.
— Приношу искренние извинения за то, что взял на себя смелость нанести визит, не предупредив заранее. Я Лоуренс, бродячий торговец, — произнес Лоуренс, держа на лице улыбку, которой он всегда пользовался, нанося неожиданные визиты клиентам. Женщина по ту сторону двери подозрительно прищурилась и удивленно переспросила:
— Ты торговец?
— Да, я приехал из Кумерсона.
Церковь, настолько настороженно относящуюся к своим посетителям, можно было увидеть нечасто.
— вр¦Рђ она?
Взгляд женщины перекочевал с Лоуренса на стоящую рядом Хоро.
— Это моя спутница; у нее есть свои причины путешествовать вместе со мной.
Услышав это простое объяснение, женщина снова посмотрела на Лоуренса, затем на Хоро, потом вздохнула и, наконец, медленно отворила дверь.
К удивлению Лоуренса и Хоро, их взорам предстала совсем молодая женщина в рясе священника.
— Какое важное дело привело тебя сюда? – спросила она.
Лоуренс был уверен, что ему удалось скрыть изумление; однако голос молодой женщины в рясе звучал крайне недовольно, и сердитое выражение лица совершенно не собиралось смягчаться. Каштановые волосы ее были стянуты в пучок, глаза цвета меда вызывающе горели.
Даже если оставить в стороне отношение женщины к посетителям – Лоуренс впервые в жизни слышал вопрос «какое важное дело привело тебя сюда?» в церкви.
— Да, я хотел бы встретиться с одним священником из этой церкви.
При обычных обстоятельствах женщина стать священнослужителем никак не могла – Церковь была чисто мужской организацией. Лоуренс держал это в уме, когда объяснял цель своего визита. Однако слова его привели лишь к тому, что женщина нахмурилась еще больше.
Более того, она многозначительно посмотрела на свое одеяние, прежде чем вновь перевести взгляд на Лоуренса и сказать:
— Формально я пока еще не посвящена в сан, но именно я заведую этой церковью. Эльза Шутингхейм.
Не только женщина-священник, но еще и такая молодая глава церкви.
Лоуренс удивился бы меньше, узнай он, что девушкой оказался сильный и способный предводитель крупной торговой гильдии.
Впрочем, женщина, назвавшаяся Эльзой, похоже, давно привыкла к такой реакции окружающих. Она вновь холодно выплюнула тот же вопрос:
— Итак, какое важное дело привело тебя сюда?
— Аавр¦ эээвр¦ мы хотели бы попросить указать нам путь.
— Указать путь?
— Да, мы хотим узнать, как добраться до одного монастыря. Монастырь называется Диендоран, а имя его настоятеля Луис Лана Шутингхилтон.
Уже называя фамилию настоятеля монастыря Диендоран, Лоуренс подумал, что она немного похожа на Эльзину. На лице же Эльзы тотчас отразилось неподдельное изумление.
Однако прежде чем Лоуренс успел хотя бы раскрыть рот, чтобы поинтересоваться «в чем дело?», Эльза стерла удивление с лица и заявила:
— Этот монастырь мне неизвестен.
Несмотря на вежливые слова, Эльза теперь была явно настроена враждебно. Она даже попыталась захлопнуть дверь, не дожидаясь ответа Лоуренса.
Однако как может торговец допустить, чтобы перед его носом так легко захлопнули дверь?
Лоуренс проворно вставил ногу в щель между дверью и стеной и, обворожительно улыбаясь, произнес:
— Я слышал, в этой церкви есть священник по имени Фрэнсис.
Эльза возмущенно уставилась на ногу Лоуренса. Затем, переведя взор на его лицо, она сказала:
— Отец покинул нас этим летом.
— Э?
Пораженный Лоуренс попытался было что-то произнести, но голос Эльзы перекрыл его.
— Тебе еще что-то надо? Я не знаю, где этот монастырь, и у меня очень много дел.
Лоуренс понял, что если он будет настаивать, Эльза может позвать на помощь, и тогда будут проблемы. Поэтому он убрал ногу, и в то же мгновение Эльза, сердито выдохнув, захлопнула дверь.
— вр¦
— Похоже, ты не произвел хорошего впечатления, — заметила Хоро.
— Может, это потому что я не внес пожертвования.
Лоуренс пожал плечами и спросил, повернувшись к Хоро:
— Смерть Отца Фрэнсиса – это правда?
— Непохоже было на ложь. А вотвр¦
— вр¦РўРѕ, что она не знает, где монастырь – ложь, верно?
Удивление Эльзы было настолько явственным, что то, что она солгала, можно было определить с закрытыми глазами.
Однако неужели Эльза и впрямь была главой этой церкви? Если это была шутка, то, несомненно, шутка очень опасная.
Скорее всего, Эльза была дочерью Отца Фрэнсиса. Даже если и не кровной дочерью – вполне возможно, что приемной.
— И что мы будем делать теперь?
Хоро ответила мгновенно.
— Пробиться туда силой мы явно не можем. Пойдем поищем постоялый двор.
Омываемые удивленными взглядами селян, Лоуренс и Хоро вновь залезли в повозку.
***
— Ммвр¦ совсем как преждевр¦
Первое, что сделала Хоро, едва вошла в комнату на постоялом дворе, – бухнулась на кровать и, потягиваясь всем телом, произнесла эти слова.
— Конечно, эта кровать будет получше, чем наша повозка, но здесь могут быть насекомые, так что ты осторожнее.
Здешняя кровать представляла собой не деревянную раму, покрытую толстой тканью или ватой, а матрас из плотно связанного тюка соломы, так что в ней, вероятно, действительно обитало множество насекомых; правда, сейчас они должны были впасть в спячку в ожидании летнего тепла и сезона размножения.
Лоуренс, впрочем, понимал, что даже если он посоветует Хоро быть осторожней, совет пропадет втуне – ее хвост с густым мехом был идеальным прибежищем для насекомых.
— Насчет чего осторожнее? За мной и так все время летает одно кошмарное насекомое.
Хоро лукаво улыбнулась, подперев щеку руками. Да уж, по ее виду легко можно было сказать, что насекомые к ней так и слетаются. Лоуренс вздохнул.
— Эта деревня очень маленькая, так что не поднимай тут переполоха.
— Это будет зависеть от твоего поведения.
Лоуренс угрюмо смотрел на Хоро. Та, раскинувшись на кровати и отвернувшись, лениво раскачивала хвостом. Затем, широко зевнув, она сказала:
— Что-то спать хочется. Можно я немного посплю?
— А если я скажу нет, что ты будешь делать? – со смешком поинтересовался Лоуренс.
Хоро повернулась к нему и, кокетливо прищурившись, ответила:
— Тогда я прикорну у тебя под боком.
Лоуренс представил себе эту картину. Хотя он чувствовал себя совершенно беспомощным, он не мог не признать, что ему было бы приятно.
Избегая взгляда Хоро, в котором читалось «я видела тебя насквозь с самого начала», Лоуренс решил не продолжать словесный поединок. Фальшиво кашлянув, он произнес:
— Но ты ведь действительно устала, верно? Если ты как следует отдохнешь, прежде чем развалишься, то и мне, как твоему спутнику, отдыхаться будет легче.
— Мм, ну тогда я не буду сдерживаться.
Хоро прекратила свое наступление и просто закрыла глаза.
Хвост, мотавшийся вправо-влево, последний раз взбил воздух и наконец остановился. Лоуренсу подумалось, что вот прямо сейчас раздастся храп.
— Сперва сними платок и рубаху, потом аккуратно сложи мою накидку, которую ты бросила, и накройся одеялом, потом можешь спать. Ты слышишь?
Лоуренс не удержался от мысли, что Хоро очень уж напоминает капризных аристократок, часто встречающихся в комических пьесах.
В ответ на требование Лоуренса Хоро и головы не повернула.
— Если, когда я вернусь, вся одежда не будет аккуратно сложена, не видать тебе вкусного обеда.
Эту фразу Лоуренс произнес таким тоном, каким родитель выговаривает непослушному ребенку; и Хоро, кинув взгляд на Лоуренса, ответила, как непослушный ребенок:
— Ты такой добрый, я знаю, ты так не сделаешь.
— Говорю тебе, когда-нибудь мое терпение лопнет, и я тебя отшлепаю.
— Если сможешь. Да ладно тебе, лучше скажи, ты куда идешь?
Глядя на Хоро, чьи глаза уже осоловели от сонливости, хоть губы и шевелились, Лоуренс подошел к ней, словно не зная, что делать дальше. Затем, укрыв Хоро одеялом, он сказал:
— Если б мы просто проехали эту деревушку, это не имело бы значения, но, похоже, мы тут на несколько дней задержимся. Так что я пойду нанесу визит вежливости здешнему старейшине. И потом, может, он знает, где монастырь.
— вр¦РњРѕР¶РµС‚ быть.
— Только и всего. Так что веди себя хорошо и спи.
Хоро натянула одеяло до подбородка и кивнула.
— Но никакого подарка не будет, — добавил Лоуренс.
— вр¦РќСѓ и ладно.
Хоро чуть приоткрыла глаза и, словно уже отправляясь в страну сновидений, полусонным голосом добавила:
— Лишь бы ты вернулся невредимымвр¦
Хотя Лоуренс ни мгновения не сомневался, что это очередная ловушка Хоро, от этих неожиданных слов он растерялся.
Уши Хоро дернулись, выдавая ее восторг.
Подарка не будет, но, по крайней мере, она насладилась глупым выражением лица Лоуренса.
— Я сплю, спокойной ночи, — с этими словами Хоро медленно спрятала голову под одеяло.
Лоуренс безнадежным тоном ответил:
— Спокойной ночи.
***
Взяв с повозки немного пшеницы и ссыпав ее в подходящие по объему мешочки, Лоуренс узнал у владельца постоялого двора, где дом старейшины, и вышел.
Похоже, появление посетителя в столь холодный зимний день пробудило небывалый интерес у местной детворы. Едва завидев, как Лоуренс открывает входную дверь, собравшиеся перед постоялым двором дети кинулись врассыпную.
По словам владельца постоялого двора, весной и осенью, во время праздника сева и праздника урожая, посетителей в деревню приезжало множество. Однако этот конкретный постоялый двор располагался в стороне от главных улиц, и гостей здесь всегда было негусто. Ну а сейчас, помимо Лоуренса и Хоро, здесь вообще постояльцев не было.
Жилище старейшины деревни Терео находилось недалеко от главной площади – это было самое большое здание в ближайшей округе. Фундамент и первый этаж здания были каменные, второй и третий этажи – деревянные; в целом выглядело оно весьма величественно.
Входная дверь жилища старейшины, как и у церкви, была окована железом. На окантовке можно было разглядеть сложный орнамент.
На двери висел молоточек в форме не то змеи, не то ящерицы; откровенно говоря, едва ли у его создателя был хороший вкус.
Впрочем, скорее всего, молоточек был сделан в форме божества, которому поклонялись местные жители. Вообще, количество божеств, имеющих вид змей и лягушек, в языческом мире было на удивление велико.
Раздумывая об этом, Лоуренс постучал в дверь молоточком и громко спросил:
— Прошу прощения, кто-нибудь дома?
Вскоре дверь отворилась. Перед Лоуренсом стояла женщина средних лет в запачканном мукой фартуке и со снежно-белыми от муки же руками.
— Иду, иду! Кто там?
— Прошу простить мое вторжение. Я Крафт Лоуренс, бродячий торговецвр¦
— Ох ты ж! Эй, Старый!! Здесь этот, о котором все говорят.
Лоуренс был несколько ошарашен, когда его перебили на полуслове; однако женщина, не обратив на это ни малейшего внимания, воззвала еще раз: «Старый!» — и удалилась в дом.
Оставленный женщиной в одиночестве, Лоуренс, хоть и знал, что никто на него не смотрит, все же прокашлялся, пытаясь восстановить самообладание.
Прождав в одиночестве несколько минут, он увидел наконец, что женщина возвращается в сопровождении старичка с посохом.
— Смотри! Это же он, да? – сказала она.
— Госпожа Кемп, это очень невежливо по отношению к гостю.
Хотя Лоуренс расслышал весь разговор до последнего звука, ему, конечно же, хватило ума не сердиться. Вообще говоря, в торговых делах никто не бывал так полезен, как жизнерадостная болтушка-селянка.
С этой мыслью Лоуренс широко улыбнулся стоящим перед ним людям.
— Прости, прости, это было невежливо. Я Сему, старейшина Терео, — представился старик.
— Рад познакомиться. Я Крафт Лоуренс, бродячий торговец.
— Так, госпожа Кемп, почему бы тебе не вернуться в кухню и не продолжить работать вместе со всемивр¦ ох, прошу меня извинить. Визит путешественника в такое холодное время года – такая большая редкость, что все жены, которым смертельно скучно, сейчас только об этом и говорят.
— Надеюсь все же, что они не говорят обо мне дурно.
Издав смешок, Сему предложил:
— Пойдем где-нибудь внутри присядем.
С этими словами он направился в глубь дома.
Прямо вперед от входной двери шел коридор. Из большой комнаты в конце коридора доносился смех.
От рассеянной в воздухе муки у Лоуренса защипало в носу. Скорее всего, женщины там, в комнате, смеялись и болтали, замешивая тесто из муки нового урожая и готовясь печь хлеб.
Такую картину в деревнях можно было наблюдать часто.
— Если ты пойдешь в ту дальнюю комнату, весь станешь белый от муки. Пожалуйста, сюда проходи.
С этими словами Сему подошел к одной из дверей и, открыв ее, пригласил Лоуренса войти в комнату первым, после чего зашел сам.
Войдя в комнату, Лоуренс застыл как громом пораженный.
У противоположной стены стоял шкафчик, вокруг которого свернулась кольцами огромная змея.
— Ха-ха-ха, не бойся, она не живая.
Услышав это, Лоуренс пригляделся повнимательнее. Тогда он заметил, что чешуйки, от которых, казалось, исходило черное сияние, были высохшими, а само тело покрыто множеством морщин. Скорее всего, это была высушенная на солнце змеиная кожа, которую чем-то набили и сшили.
Деревня и вправду поклоняется божеству-змее, подумал Лоуренс, вспомнив молоточек на входной двери.
Повинуясь приглашающему жесту Сему, он уселся на стул. Про себя он в этот момент подумал, что обязательно расскажет о здешнем божестве Хоро, когда вернется на постоялый двор.
— Итак, какое дело привело тебя к нам сюда? – спросил Сему.
— А, ну в первую очередь, раз мы проезжаем через вашу деревню, я пришел засвидетельствовать вам свое почтение. Примите от меня немного пшеницы, которую я везу.
Лоуренс протянул заранее приготовленные мешочки с пшеницей. Увидев их, Сему изумленно замигал.
— Такого я не ожидал. В последнее время бродячие торговцы начинают говорить о делах, едва раскроют рот.
Еще совсем недавно эти слова в точности относились бы и к Лоуренсу; именно поэтому ему было неприятно их слышать.
— Хорошо, а твоя вторая цель?..
— Да. По правде сказать, мы ищем один монастырь, и я хотел бы спросить, не знаете ли вы, где он находится.
— Монастырь?
— Да. Мы только что спрашивали в церкви, но, к сожалению, там ничего не знают.
Изобразив на лице смущение, Лоуренс не забыл острым глазом торговца окинуть лицо Сему.
Он уловил момент, когда взгляд Сему дернулся.
— Вот каквр¦ к сожалению, я тоже не слыхал ни о каких монастырях здесь поблизости. Где ты узнал эти сведения?
Лоуренс чувствовал, что Сему знает, где находится этот монастырь. Однако если он сейчас солжет, отвечая на вопрос, где он узнал про монастырь, это, возможно, вызовет затруднения позже. Поэтому он решил ответить честно.
— В Кумерсоне. Там есть одна жительница, она мне и сказала.
Усы под носом Сему еле заметно дернулись.
Он явно что-то скрывал.
И не только это, понял Лоуренс.
И Сему и Эльза – они оба не только знали, где монастырь; скорее всего, они оба знали и что в нем скрыто.
В монастыре, который разыскивал Лоуренс, жил монах, собирающий легенды о языческих божествах, – монах, о существовании которого Лоуренсу рассказала Диана.
Если предположить, что и Сему, и Эльза об этом знали, то, скорее всего, они изображали неведение, не желая связываться с этим делом.
Как бы там ни было, Отец Фрэнсис, у которого Лоуренс собирался по совету Дианы спросить о местонахождении монастыря, уже был призван к Единому богу.
В том, что оставшиеся на этом свете поспешили воспользоваться возможностью отгородиться от столь опасной темы, не было ничего удивительного.
— Эта жительница Кумерсона сказала мне, что для того чтобы узнать, где этот монастырь, мне надо всего лишь спросить Отца Фрэнсиса, живущего здесь.
— Понятновр¦ но этим летом Отец Фрэнсисвр¦
— Я уже слышал.
— Столько лет Отец Фрэнсис отдавал все свои силы на благо Терео. Наша деревня лишилась очень дорогого человека.
Непохоже, чтобы печаль Сему была наигранной; но думать, что он выказывал уважение к Церкви, пожалуй, тоже не следовало.
Лоуренс чувствовал, что что-то тут не стыкуется.
— Теперь, значит, вместо него госпожа Эльза?
— Да. Она еще очень молода. Я уверен, ты был удивлен?
— Да, очень. Ах давр¦
Лоуренс попытался было продолжить, но тут во входную дверь отчаянно замолотили, а потом снаружи послышался крик: «Старый!!»
То, о чем Лоуренс желал спросить, жгло ему глотку и рвалось наружу, но он решил, что сейчас не время проявлять поспешность.
Кроме того, визит вежливости был уже нанесен, так что Лоуренс решил, что пора удалиться.
— Похоже, к вам пришли. Я тоже беспокоюсь о своей спутнице, так что я, пожалуй, пойду.
— О? Ну, тогда тебе лучше всего поторопиться. Мне искренне жаль, что я не смог тебя принять как подобает.
Похоже, человек, так отчаянно колотивший в дверь, был кем-то из местных жителей, а открывать дверь шла госпожа Кемп – женщина, которая открыла Лоуренсу.
— Надеюсь, новости хорошиевр¦ — услышал Лоуренс бормотание Сему, когда уже выходил из комнаты. В это мгновение его оттолкнул в сторону и ворвался в комнату человек в дорожном одеянии. Несмотря на холодную погоду, человек был весь красный и мокрый от пота.
— Старый, вот что я принес, — проговорил вошедший.
Сему лишь взглядом извинился перед Лоуренсом; тот в ответ улыбнулся и пошел к выходу.
Для бродячего торговца, пожалуй, этого было достаточно, чтобы произвести на Сему хорошее впечатление, подумал Лоуренс.
Теперь, пожалуй, делать что бы то ни было в этой деревне им с Хоро будет полегче.
Кстати, если подумать: что такое мог принести этот человек, ворвавшийся в дом старейшины?
Едва Лоуренс вышел из дома, как прямо перед собой он увидел коня, буквально пышущего жаром. Конь был оставлен просто так, даже не привязан; с почтительного расстояния за ним наблюдала стайка детишек.
Судя по конской сбруе, конь проскакал долгий путь. Да и человек, ворвавшийся в дом, был облачен в дорожное одеяние.
Лоуренс подивился, что же такое могло произойти, что деревенскому жителю пришлось отправиться так далеко; но тут он вспомнил, что вообще-то они с Хоро приехали сюда вовсе не по торговым делам.
Самой насущной задачей сейчас было найти способ выведать местонахождение монастыря либо у Сему, либо у Эльзы.
Что же делать?
Об этом Лоуренс размышлял всю обратную дорогу до постоялого двора.
***
Увидев, что Хоро крепко спит, Лоуренс решил тоже вздремнуть немного, но неожиданно для себя сам провалился в глубокий сон.
К тому времени, как он пробудился, в комнате уже начало темнеть.
— Я слышала, кто-то говорил, что вкусного обеда не будет, если вся одежда не будет как следует сложена, а одеяло не разостлано.
Сев на кровати, Лоуренс обнаружил, что, пока он спал, его накрыли одеялом.
— Ты такая добрая, я знаю, ты так не сделаешь, — зевнув, ответил Лоуренс Хоро ее же собственными словами. Разглаживающая мех на хвосте Хоро хихикнула.
— Кажется, я долго спалвр¦ ты не голодна? – спросил Лоуренс.
— Даже если бы меня терзал невыносимый голод, я ни за что бы не стала тебя будить. Ты можешь себе представить такую заботливость?
— Ну, это ведь предоставило тебе прекрасную возможность стянуть немного денег из моего кошеля?
Хоро не рассердилась – напротив, ухмыльнулась своей клыкастой усмешкой. Несомненно, такой реакции от нее и следовало ожидать.
Выбравшись из кровати, Лоуренс открыл один из деревянных ставней и выглянул наружу, потягивая шею до хруста в позвонках.
— Похоже, здесь, в деревне, тоже ложатся рано. До ночи еще далеко, а на главной площади никого уже не видать.
— И торговых палаток тоже нет. Тут есть где поесть? – встревоженно поинтересовалась Хоро у сидящего на подоконнике Лоуренса.
— Спустимся вниз, там наверняка найдется что-нибудь. Непохоже, чтобы здесь круглый год не было постояльцев.
— Мм, тогда давай побыстрее.
— Но я же только проснулсявр¦ ну ладно, ладно.
Пожав плечами в ответ на настойчивый взгляд Хоро, Лоуренс соскочил с подоконника, но тут его внимание привлекло что-то снаружи.
— Это?..
Лоуренс увидел, как через пустую площадь, тускло освещенную закатным солнцем, промчалась какая-то фигурка.
Присмотревшись повнимательнее, он обнаружил, что фигурка принадлежала не кому иному, как мукомолу Эвану.
— О!
— Хех.
Лоуренс едва не закричал, когда ноги Хоро внезапно появились прямо у него перед глазами.
— Не прыгай ты так неожиданно, слушай! Ты меня до смерти напугала!
— Какой же ты трусишка. Да ладно, скажи лучше, в чем дело с этим парнишкой?
Она появилась так внезапно, не издав ни звука, не зашуршав одеждой, – от такого кто угодно бы вздрогнул. У Лоуренса, однако, не было сил бороться с каждой шалостью Хоро.
— Да ни в чем. Мне просто интересно, куда это он направляется, — ответил он.
— По-моему, он идет к церкви.
Мукомол должен быть более ревностным верующим, чем люди других профессий.
В церковном городе Рубинхейгене пастушка Нора, хоть ей и очень тяжело было работать на церковников, хоть церковники и плохо с ней обращались, а прочие жители постоянно кидали подозрительные взгляды – все равно безропотно посещала все церковные службы.
Возможно, Эван тоже часто посещает богослужения.
— Как подозрительно.
— Ну мы-то с тобой еще более подозрительны.
Пока Лоуренс и Хоро препирались таким образом, Эван подошел к двери церкви и тихонько постучал. Стук был необычный – возможно, условный знак, что это именно он.
Эван стучал в дверь с таким видом, словно безумно боялся, что его кто-то увидит. Такое поведение могло бы показаться подозрительным; впрочем, если вспомнить его работу, все это выглядело не таким уж странным.
Кроме того, влияние Церкви в Терео, похоже, не было очень уж большим.
Лоуренс уже было расслабился, решив, что, в общем, ничего особо подозрительного тут нет, и приготовился слезть с подоконника, но тут Хоро внезапно потянула его за рукав.
— Что?
Вместо ответа Хоро показала пальцем.
Догадавшись, что указывает она на церковь, Лоуренс тотчас перевел взгляд туда.
То, что он там увидел, застало его врасплох.
— Хех, вот, значит, что здесь происходит, — голос Хоро звучал на редкость жизнерадостно, хвост колыхался туда-сюда, словно она подметала пол.
Лоуренс невольно застыл, поглощенный открывшейся перед ним картиной; впрочем, он быстро пришел в себя и захлопнул окно.
Хоро тут же бросила на него недовольный взгляд.
— Только бог может подсматривать за жизнью людей.
— вр¦РњРј.
Хоро была не в состоянии произнести ни слова, лишь время от времени разочарованно поглядывала в сторону окна.
Когда Эван постучал в дверь церкви, открыла ему, естественно, Эльза.
Как только она открыла дверь, Эван заключил ее в крепкое объятие; он обнимал ее так, словно держал в руках невероятную драгоценность.
Глядя на то, как Эльза прильнула к его груди, едва ли кто-то мог бы поверить, что это просто особо теплое приветствие.
— Тебя это не занимает? – спросила Хоро
— Если б они втайне обсуждали сделки, занимало бы.
— А может быть, они этим и занимаются. Благодаря моим ушам я могу их подслушать, что скажешь? – с этими словами Хоро ухмыльнулась, так что один из клыков показался из-под губы, и прищурилась.
— Я и не думал, что тебе интересна такая пустая болтовня, — неверящим тоном произнес Лоуренс и вздохнул. Хоро, стоявшая между Лоуренсом и окном, скользнула к кровати и села; ее прищуренные глаза светились гневом.
— А что плохого в таком интересе?
— Ну, во всяком случае, гордиться этим не стоит.
Если человек три дня и три ночи не отрывает уха от стены, чтобы подслушать тайное обсуждение торговых планов, его можно похвалить как образцового торговца; но подслушивать чьи-то интимные разговоры – это совершенно по-обывательски.
— Пфф, мне интересно, но вовсе не из простого любопытства.
Хоро медленно скрестила руки на груди, чуть наклонила голову и закрыла глаза. Она словно пыталась что-то вспомнить.
«Какая же еще может быть причина, если не любопытство?» — думал Лоуренс. В конце концов он обнаружил, что с нетерпением ждет, какое объяснение состряпает Хоро.
Некоторое время Хоро сидела недвижимо; затем она наконец раскрыла рот.
— Мм. Если нужно обязательно назвать причину, то этовр¦ учиться.
— Учиться?
Услышав этот неожиданно обычный ответ, Лоуренс был немного разочарован.
Кроме того, при способностях Хоро, уж конечно, ей не требовалось учиться чему бы то ни было в этих делах.
Если, конечно, она не планировала обжулить какого-нибудь короля или еще что-то в том же духе.
А если она и впрямь обжулит короля, он, Лоуренс, потом сможет потребовать у него освобождения от налогов и прочих привилегий, мелькнуло в голове у Лоуренса. С этой бредовой мыслью он потянулся к кувшину с водой, чтобы отпить. И тут Хоро продолжила:
— Мм, действительно учиться. Я изучаю, как мы с тобой выглядим со стороны.
Пальцы Лоуренса со стуком воткнулись в жестяную стенку кувшина. Он суетливо попытался подхватить зашатавшийся кувшин, но не успел.
— Ведь чтобы лучше понять что-то, всегда надо уметь посмотреть со стороны, согласен? Ты меня слышишь?
Лоуренс знал, что Хоро сейчас хихикает про себя. Более того, хоть он и стоял к Хоро спиной, он отлично представлял себе, какое сейчас выражение у нее на лице.
К счастью, воды в кувшине было мало, так что бедствия не произошло, если не считать бедственного положения, в котором от поддразниваний Хоро находился сам Лоуренс.
— Вот, значит, как ты со мной обращаешься, если посмотреть со сторонывр¦ — протянула Хоро таким тоном, словно боролась с бурей чувств, бушевавшей у нее в душе. Лоуренс решил заткнуть уши и никак не реагировать. Он принялся вытирать с пола разлитую воду.
Впрочем, пожалуй, правильнее было бы сказать, что он сам не знал, на что он так злится.
Возможно, он злился на себя, за то что случайно позволил Хоро увидеть, как он тронут.
— Хех. Ну, в любом случае, мы ничем не хуже, чем те двое.
Если отвечу сейчас, думал Лоуренс, кто знает, в какую ловушку я опять угожу.
Вытерев пол насухо и поставив кувшин на место, Лоуренс одним глотком прикончил то небольшое количество воды, которое в нем все еще оставалось.
Хотелось бы ему сейчас выпить не воды, а чего-нибудь крепкого.
— Ты, — вдруг коротко позвала Хоро.
Лоуренс решил, что если он и дальше будет не замечать Хоро, она, пожалуй, немного расстроится. А если они опять затеют ссору, Хоро, как всегда, выйдет из нее победителем.
Вздохнув, Лоуренс прекратил сопротивляться и обернулся к Хоро.
— Я проголодалась, — с улыбкой произнесла Хоро.
Несомненно, она превосходила Лоуренса абсолютно во всем.