27754-Й РАЗ (2)
Конечно, я совершенно разбит после разрыва с Отонаси-сан и неожиданного звонка Коконе. …Впрочем, это лишь отмазка.
Я абсолютно забыл.
Забыл, что на перекрестке обязательно произойдет авария.
Самому мне ничто не угрожает. Я сразу вспомнил, когда подошел к перекрестку, тот колоссальный шок, который испытал однажды, когда умер. Сберечь себя проблемой не будет.
Но этого недостаточно. Ведь тогда кто-то другой наверняка погибнет в этой аварии.
А я забыл. И потому уже не успею спасти этого человека. Я знал, что кого-то переедет грузовик, но не предотвратил этого. «Потому что забыл» – совершенно не оправдание.
Я мерзок. Я все равно что сам убил этого человека.
Там Касуми Моги.
Там девушка, которую я люблю.
Грузовик летит ей навстречу на полной скорости, как всегда.
Я слишком далеко, я не успею ее спасти. Как бы отчаянно я ни бросился вперед, с такого расстояния – не успею.
Она будет лежать вся в крови. Девушка, которую я люблю, будет лежать вся в крови. Девушка, которую я люблю, будет лежать вся в крови по моей вине. Девушка, которую я люблю, лежит в крови снова и снова, по моей вине, снова и снова, потому что я все время забываю, снова и снова.
– У-УААААААААААААААААА!!!
Я мчусь наперерез грузовику. Чтобы спасти Моги-сан? Нет. Конечно, нет. Я просто не могу вытерпеть свое собственное чувство вины и потому хочу притворяться, что что-то пытался сделать. Самоудовлетворение, не больше.
Мерзок. Насколько же я мерзок?
Потом я вижу.
– Э?..
Девушку, у которой уже не оставалось надежды, отшвырнули в сторону.
Это был не я.
Я слишком далеко, я даже добежать не успел.
Лишь один человек мог это сделать.
Лишь та, кто продолжала сражаться, даже когда я оставил собственные воспоминания и вел себя так, словно не знаю ее.
Даже несмотря на то, что она не успевала вовремя. Не успевала спастись сама.
И все же, она…
…Ая Отонаси бросилась вперед.
Ааа, точно. Я вспомнил.
Ровно эту самую сцену я уже видел множество раз.
Для нее – все равно все повторится. Даже то, что она кого-то спасла, не будет иметь значения. Останется лишь воспоминание о боли, которая будет терзать ее до самой смерти. Страх встречи со смертью. Отчаяние из-за того, что она знает, что ей придется пройти через все это вновь.
И все же Ая Отонаси выпрыгнула перед грузовиком. Чтобы не дать ему раздавить другого.
Снова и снова. Много тысяч раз.
Верно.
Почему же я об этом забыл?
Раздается звук удара; но грузовик не останавливается, а с грохотом врезается в стену дома. Я подбегаю к Отонаси-сан, все еще оглушенный этим грохотом. Рядом с ней неподвижно лежит Моги-сан – с тех пор, как она упала, так и не шевелилась. Похоже, у нее шок.
Я гляжу на Отонаси-сан.
Ее левая нога изогнута под немыслимым углом.
Она вся в поту, но начинает говорить решительно, словно тело ее не изломано.
– В прошлый раз я убила тебя.
Говорить ей наверняка больно, но слова звучат ясно и четко.
– Я думала, все кончится с гибелью «владельца». Я не хотела. Но тогда я была уверена, что это единственный способ выбраться из «Комнаты отмены». Я смирилась с тем, что стану ничтожеством. Не хочется признавать, но тогда я была не против. Я думала, что та «я», которая станет ничтожеством, тоже отменится и исчезнет, когда «Комната отмены» кончится.
Наконец-то я начал понимать, почему Отонаси-сан в начале этого повтора вела себя так, будто все забыла.
Она презирала себя.
За то, что согласилась на мою смерть, когда я попал в аварию.
Презирала себя настолько сильно, что готова была сдаться «Комнате отмены» и оставить попытки заполучить «шкатулку», к которой она так упорно стремилась.
«Тогда почему ты убила меня?!»
Презирала себя настолько сильно, что ничего не могла возразить на эти слова.
Каким же я был жестоким!
И ведь это даже не было правдой.
В тот раз я прыгнул, чтобы спасти Моги-сан, и погиб в аварии. Я думал, что в этом виновата Отонаси-сан, так же как всегда считал, что в гибели Моги-сан виновата Отонаси-сан.
Из-за этого предубеждения я и брякнул «ты меня убила». Я должен был понять, что это недоразумение, сразу же, как только она отвергла убийство как способ решения проблемы. Правда заключалась в том, что она всего лишь не смогла меня спасти.
Почему-то эта авария происходит всегда. И обязательно кто-то попадает под грузовик. Просто так вышло, что в предыдущий раз это был я.
– Кхх, остается смеяться над собственной глупостью. Вина никуда не девается, если о ней просто забыть. Так и вышло, «Комната отмены» не исчезла, а мне теперь надо как-то жить, осознавая, что я стала ничтожеством. Даже и не придумаешь такой ситуации, для которой слово «возмездие» подходило бы лучше.
После этих слов Отонаси-сан начинает кашлять кровью.
– Отонаси-сан, не нужно говорить, если это больно…
– А будет ли еще возможность поговорить? К этой боли я уже привыкла. Ничего страшного. Боль ненадолго, это гораздо лучше, чем когда болит постоянно из-за какой-нибудь хронической болезни.
Такое не называют «привычкой»!
– Я не потеряла память, и я не выбралась из «Комнаты отмены». Пфф… наверно, я знала. Знала, что «Комната отмены» меня не выпустит.
– …Почему?
– Все просто. Я знаю: мое упорство меня так просто не отпустит.
Отонаси-сан встает, шатаясь. Она могла бы спокойно лежать, но, думаю, ей невыносимо, когда я смотрю на нее сверху вниз.
Левая нога совсем ее не слушается. Отонаси-сан заходится в кровавом кашле. Но тут же выпрямляется, опираясь на стену, и смотрит мне в лицо.
Видимо, из-за того, что Отонаси-сан стала двигаться, Моги-сан, до этого момента совершенно закаменелая, тоже начинает шевелиться. Затем робко оборачивается ко мне.
– Ты как, Моги-сан?
– …ИИИ!!! – внезапно принимается визжать она.
– О ч-чем вы только что… говорили?.. Ммм, не только сейчас, вчера тоже… вы двое – вообще что?
…Что? На кого ты смотришь этими глазами? На кого ты смотришь этими перепуганными глазами?
…Я знаю. Ее взгляд сейчас устремлен на меня.
Не в силах оставить ее одну, я машинально тянусь руками к ее щекам.
– Н-не трогай меня!
Аах… ты права. Что я вообще делаю? Зачем я тянусь к ней, когда меня же она и боится? Неужели я думал, что это ее успокоит? Неужели я думал, что вообще способен ее успокоить? …Да ни в жизнь.
– …Что… вы такое?..
Я сжимаю кулак. Я не могу ей ничего объяснить. Так что остается лишь выдерживать ее взгляд.
С какой радостью я бы все ей объяснил, прямо сейчас. Может, она бы даже поняла.
Но – нельзя.
Ведь я должен сражаться. Я должен сражаться с «Комнатой отмены».
И ради этого я должен отказаться от фальшивой повседневной жизни, которую творит «Комната отмены».
Я твердо вознамерился сражаться еще тогда – приняв руку Отонаси-сан. Я отказываюсь. То, что Моги-сан когда-то улыбнулась мне, то, что она краснела, стоя передо мной, то, что она пустила меня полежать у нее на коленях, – я отказываюсь от всего этого.
Я стою молча; Моги-сан оставила попытки понять, что происходит, и встает, по-прежнему напуганная.
На трясущихся ногах она отступает назад, неотрывно глядя на нас, точно молясь, чтобы мы за ней не погнались. Потом она убегает.
Я гляжу ей вслед.
Изо всех сил стараюсь не отвести взгляда.
Потому что именно этого я больше всего хочу. Кажется.
– …Теперь я вижу, как решительно ты настроен.
Отонаси-сан, которая все это время следила за нами, произносит эти слова, по-прежнему прислонившись к стене.
– Поэтому я тоже приняла решение. Я отказываюсь от своей цели заполучить «шкатулку».
– …Э?
Это проблема. Это серьезная проблема. Мне нужна сила Отонаси-сан. Не думая, я раскрываю рот, чтобы попытаться отговорить ее.
Но тут…
– …Поэтому я буду тебе помогать.
– …Э?
Вот чего я не ожидал.
Помогать? Ая Отонаси будет мне помогать?
– Чего уставился, как дебил? Я только что сказала, что буду тебе помогать. Или ты не расслышал?
Но это так же нереально, как восход солнца на западе и заход на востоке.
– Я заблудилась. Ты правильно меня обвинял – я стала ничтожеством, когда убила тебя. Нет, хуже. Я струсила – я отказалась от собственной цели и пыталась сбежать, потому что не хотела признавать это. Проще говоря, я сдалась «Комнате отмены». И я продолжала убегать, говоря себе, что я, всего лишь побежденная «шкатулка», ничего уже не в силах сделать.
Несмотря на ее самоуничижительную речь, глаза ее по-прежнему горят. От этого мне немного легче.
– Но колебаться нечего. Конечно, я сделала нечто позорное. Но это еще не повод сидеть и посыпать голову пеплом. Сожалениями делу не поможешь. Так что я не буду больше убегать. Поэтому…
Она смолкает, не решаясь закончить фразу.
Но я смотрю на нее почти сердито, и она все же договаривает.
– Поэтому, пожалуйста – прости меня.
Аа, вот оно что. Вот что она имела в виду.
Этой странной тирадой она передо мной извинялась.
И эта ее мольба абсолютно бессмысленна.
– Я не могу тебя простить.
Какое-то мгновение Отонаси-сан кажется удивленной, потом лицо ее вновь становится серьезным.
– Понятно… когда тебя убивают, это, конечно, не то, что можно легко простить. Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь.
Отонаси-сан хмурит брови, не в силах ухватить смысл моих слов.
– Я имею в виду… я не знаю, что именно прощать.
Вот именно. Я не «не хочу» ее простить. Я просто не могу ее простить. Потому что прощать-то было не за что изначально.
– …Хосино, о чем ты? Я…
– Ты меня убила?
– …Да.
– Ну что за бред? – и я улыбаюсь. – Я ведь здесь!
Да. И с этим не поспоришь.
– Я здесь, Отонаси-сан.
Как бы сильно она ни ощущала свою ответственность – все сделанное можно вернуть.
И кстати, я вообще не понимаю, откуда у нее это гипертрофированное чувство ответственности. Она ведь не создатель «Комнаты отмены». Отонаси-сан просто попала сюда…
…Нет, неверно.
Отонаси-сан – не только жертва. Она ухватила все наши характеры, она видит насквозь все наши модели поведения. Она знает, как разойдутся круги, если в воду в определенном месте бросить камень. Она здесь правитель как минимум в не меньшей степени, чем сам создатель «Комнаты отмены».
Но именно из-за этой власти она чувствует себя ответственной за все, что здесь происходит. Потому что думает, что может изменить все, если будет действовать правильно.
И когда ей не удается предотвратить чью-то смерть, она чувствует себя так, словно она и есть убийца.
Но ведь Отонаси-сан сама говорила, что смерть в «Комнате отмены» – не более чем шоу.
– Для меня это неважно. Но если для тебя важно, как насчет пары подходящих слов?
Несколько секунд Отонаси-сан стоит неподвижно, лишь хмурит брови. Когда я уже решил, что она сейчас двинется с места, она вдруг опускает голову.
– Ф-ф…
Ее плечи дрожат. Э? Что? Что это значит? Я с тревогой заглядываю ей в лицо.
– Хе-хе… ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!
…Она смеется! Да не просто, а хохочет взахлеб!!!
– Э-эй! Чего смешного? Прости, совершенно не могу тебя понять!!!
Отонаси-сан продолжает хохотать в голос, мои слова до нее просто не доходят.
Черт… да что вообще творится? Я-то был уверен, что сказал нечто «классное», но в итоге, похоже, мои слова вызывают лишь смех…
Наконец Отонаси-сан прекращает смеяться, и ее лицо приобретает обычное смелое выражение. Поджав губы, она произносит:
– Я прошла через 27754 «новых школы».
– …Это я знаю.
– Я была уверена, что твою модель поведения изучила уже вдоль и поперек. Но это твое заявление я не смогла предсказать. Ты можешь себе представить, как это занятно для человека, который привык к скуке?
И действительно, она явно в восторге. Я по-прежнему не понимаю до конца, о чем она думает, и просто киваю.
– Хосино. Ты – правда нечто. Таких я никогда раньше не видела. На первый взгляд ты совершенно обычный человек без особых достоинств, но на самом-то деле никто так сильно, как ты, не привязан к своей повседневной жизни. Именно поэтому ты способен четко различать настоящую повседневную жизнь и эту подделку. Лучше даже, чем я.
Лучше, чем Отонаси-сан?
– Да нет же. Я совершенно не могу их различать. Ведь мне становится плохо, когда эта авария происходит, даже хотя я знаю, что она отменится…
– Разумеется. Это никак не связано с различением. Скажем, если ты смотришь кино или читаешь книгу, ты ведь тоже переживаешь, когда персонажам приходится плохо, верно? Здесь то же самое.
Правда то же самое?
– …Хосино.
– А?
– Прости меня.
Совершенно неожиданно. Не пойму, за что она извиняется. Я и глазом не моргнул, как восторг исчез с ее лица.
– Мне правда очень стыдно за мою беспомощность. Прости.
– Д-да ладно…
Мне просто неловко, когда человек, намного превосходящий меня по всем статьям, так искренне передо мной извиняется. Я принимаюсь что-то мямлить, словно она меня ругает. Должен признать – я реально жалок.
– Это было всего лишь простое извинение, но тебе этого достаточно, да? Мне надо и дальше понимать тебя, узнавать тебя и направлять тебя. Этого ты от меня и хочешь, верно?
– Н-ну да…
– Извинение, хех? Нужное дело, но, по-моему, я уже много лет ни перед кем не извинялась.
…Держу пари, так оно и было.
– Ну что ж, пришло время.
– Время?
– Конец «новой школы» номер 27754. И начало «новой школы» номер 27755.
– Аа, ну да.
Этот свихнутый факт я принял на удивление спокойно.
Я огляделся; вокруг места аварии, разумеется, столпилось уже много народу. Повсюду виднеется знакомая школьная форма. Коконе тоже здесь, смотрит на нас. Мы с Отонаси-сан только что разговаривали, не обращая внимания ни на кого. В общем-то, могу понять, что перепугало Моги-сан. Отонаси-сан, вся в крови, и я стоим и мирно беседуем – зрелище не для слабонервных.
Я протягиваю руку Отонаси-сан.
Она принимает мою руку – которую отверг кое-кто другой – без раздумий.
Мое сердце словно попадает в тиски, его сжимает какая-то страшная сила. Небо закрывается, точно кошелек. Весь мир, хоть и закрывается, одновременно заполняется белым светом. Все белое. Белое. Земля теряет твердость и становится почему-то сахарной на вкус – не для языка, для всей кожи. Ощущение неплохое, но в то же время какое-то неприятное. Наконец до меня доходит, что это и есть конец 27754-го повтора.
Нас обволакивает мягкое, сладкое, снежно-белое отчаяние.