27755-Й РАЗ (2)
– Может, поздновато уже, но я поняла, что ты мне не нужна.
Она наклоняет голову вбок. Видимо, для нее это слишком неожиданно.
– Вообще-то я давно уже заметила, что ты мне мешаешь. Но я не хотела быть жестокой. Все же мы были «подругами».
Только вот теперь мы уже не подруги.
Думаю, она по-прежнему считает меня своей «подругой». До вчерашнего дня мы были настолько близки, что могли делиться своими проблемами в любовных делах. Но я изменилась, я теперь думаю по-другому. Поэтому мы больше не «подруги».
Это не просто моя проблема. Она не в состоянии усомниться во мне, хоть я и изменилась. Даже когда я говорю с ней совершенно не так, как раньше, она не может этого заметить.
…«Никто не может помешать мне меняться».
Таково правило этого мира.
Допустим, в нормальном мире я меняюсь, а все остальные нет. Возьмем вот ее; она считает меня своей подругой. Поэтому если я буду меняться, она заметит, что со мной что-то не так. Это уже не даст мне меняться свободно. Примерно так же, наверно, будет реагировать человек, если кто-то придет после летних каникул, на которых перекрасился в блондина. Если я окажусь в такой среде, где не смогу меняться свободно, мои возможности будут ограничены.
Тогда я не смогу выполнить мое единственное желание – «прожить сегодняшний день, ни о чем не жалея».
Вот откуда это удобное правило.
Да. Этот мир создан исключительно для моего удобства.
И все же –
И все же… что? Не могу думать о том, что будет дальше.
У меня такое чувство, что мне нельзя думать об этом.
Так что я выбрасываю эту мысль из головы и меняю тему.
– Ты никогда не думала, что «любовь» похожа на то, как если пролить соевый соус на белое платье?
Она склоняет голову вбок; похоже, мою метафору она не поняла.
– Представь себе, что ты пролила соевый соус себе на белое платье, представила? Даже когда ты его вытрешь, пятно останется. Оно останется навсегда. И когда ты его потом увидишь, ты вспомнишь: «Ааа, здесь я пролила соевый соус»; и так будет всегда. Пятно не сойдет никогда, и поэтому ты тоже никогда не забудешь.
Я открываю ящик буфета.
– Меня от этого тошнит.
Я крепко берусь за рукоятку кухонного ножа, который лежит в этом ящике.
– Я имею в виду – от того, что такое вот пятно меня сломало.
Я достаю нож из ящика.
Я уже несколько раз пользовалась этим ножом для одной и той же цели. Он здесь самый острый.
Увидев, что я держу нож, она бледнеет.
– Что ты делаешь? – спрашивает она; хотя, держу пари, она более-менее уже догадывается. Но она не может поверить, что я способна это сделать.
– Хочешь узнать, что я делаю? Эхехе…
Знаешь? Мне правда жаль. Скорей всего, я делаю именно то…
– Я тебя отменяю!
…что ты подумала.
Я ***нула ****** кухонным ***ом.
Я пытаюсь не впустить в себя то темное, ранящее чувство, которое сейчас возникнет. Несмотря даже на то, что сопротивляться бесполезно, несмотря даже на то, что для моей цели я должна впитать его сполна, я все же пытаюсь противиться. Потому что я не хочу это чувствовать. Потому что до сих пор я действовала так, словно это чувство мне незнакомо.
Она рухнула на пол и истекает кровью.
Ей явно больно. Какая жалость.
Возможно, я промахнулась. Я должна была **ить ее по возможности безболезненно.
– Знаешь, так промахиваться страшновато. Мальчики могут быть просто нереально сильными, если их загнать в угол. Даже самые худые намного сильней, чем я. Когда тебя бьют с такой силой, это очень больно. Но гораздо страшнее их глаза. Они смотрят на меня, как на мусор. Почему же я снова промахнулась? …Ааа, ну конечно. Я воспользовалась дешевым ножом, просто потому что он классно выглядел. Убить человека такой штуковиной очень трудно, ты знаешь? И очень неприятно. Колоть, резать людей – очень неприятно. Гадко! Меня даже рвало. И еще я плакала, я спрашивала себя, почему я должна делать такие гадкие вещи. Но знаешь? В конце концов, снова и снова происходит одно и то же, потому что человек, о котором идет речь, делает одно и то же. И из-за этого будущее, о котором я мечтаю, никогда не наступит. И что же мне делать, кроме как стереть этого человека? По-другому никак, правда ведь? Разве это не жестоко? Почему я должна делать такие вещи?
Она смотрит на меня бессильным взглядом.
– А знаешь что? Может, мне даже и не нужно было бить тебя ножом. В общем-то, для «отмены» нужно только настроиться правильно. Но знаешь, я не нашла другого способа. Я не могу «отменить» кого-то, кроме как убив его своими руками. Не так-то легко «отменить» человека, этого надо пожелать изо всех сил. Я кладу груз себе на сердце, чувство вины. И потом заставляю себя бежать от этого человека. И только после этого я могу искренне чувствовать, что не хочу больше его видеть – и я его «отменяю». Никто больше не помнит этого человека, что бы там ни происходило.
Она роняет голову на пол, не в силах больше удерживать ее вертикально.
– Я знаю! Это я виновата, да? Я во всем виновата, да? Но скажи мне, что мне делать? …Прости. Ты не знаешь, да? Ааа, зачем вообще я столько говорю? Я знаю. Мне так тревожно, так тревожно, так тревожно, я просто не могу стоять молча. В душе я надеюсь, что ты простишь меня, если я расскажу, зачем я все это делаю. Но я знаю; ты меня не простишь, это невозможно, да? Мне жаль. Мне правда очень жаль. Мне жаль, мне жаль. Прости, что я такая эгоистка. Но знаешь что? Мне ведь самой хуже всех. Я виню себя, и за дело. Я знаю, что поступаю очень плохо. Поэтому, если честно, мне без разницы, что ты обо мне думаешь.
Да с кем я вообще разговариваю?
Впрочем, нутром чую, что все это не имеет значения. Я все равно не обращалась к кому-то конкретному. Вот эту лежащую передо мной девчонку я даже и не считала своей «подругой».
Все равно я одна.
– Н-нет…
И все-таки я не хочу это признавать.
Хотя от этого я лишь сильнее осознаю свое одиночество, я не могу удержаться от крика.
Пожалуйста, приди!
Приди скорее!
– Кадзу-кун!
Интересно, кстати, когда… когда я начала обращаться к нему по-простому? Он так часто за все эти повторы разрешал мне так к нему обращаться, но только всякий раз забывал.
И тут дверь открывается.
Он пришел.
Тот, кто мне нужен больше всех, Кадзуки Хосино, пришел.
Кадзу-кун не в силах произнести ни слова при виде кошмарного зрелища. Рядом с ним стоит эта отвратная девчонка, Ая Отонаси, которая, как паразит, обитает в моей «шкатулке».
– …Наконец-то ты пришел, Кадзу-кун.
Я в шоке от собственных слов.
Насколько же я тупа?
Сколько раз уже Кадзу-кун обманывал мои ожидания? Разве я уже не отказалась от него несколько раз после всех этих предательств?
Это ведь не совпадение, что он сюда пришел. Я сама решила пригласить его, чтобы показать вот это.
И все же в душе я жду от него чуда, потому что он появился в самый нужный момент, совсем как тогда, давно. Я начинаю надеяться, что он вернет меня в настоящий мир.
Вот только – это уже невозможно.
Кадзу-кун смотрит, вытаращив глаза.
– Кадзуки. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но ты должен был уже знать.
Эта вездесущая девчонка начинает говорить.
– Что «владелец» – Касуми Моги.
Кадзу-кун переводит свой потрясенный взгляд на лежащую ******.
Как там ее звали? А, ну и ладно. Я забыла. Я даже забыла, когда я это забыла.
– …З-зачем…
Хочешь узнать, зачем я это сделала?
Мне не удается скрыть свое раздражение от тормознутости Кадзуки.
Глядя на него осуждающе, я вываливаю на него свои мысли и чувства.
– Жить…
Недостаточно.
– Жить, жить…
Все равно недостаточно.
– Жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить…
Я просто хочу –
– Жить!!!