Предыдущая          Следующая

 

ЭПИЛОГ

 

Шикарная погода, ярко-синее небо.

Первое, что я сделал, проснувшись, – проверил дату по мобильнику. «7 апреля». Сегодня «7 апреля». Потом я проверил по газете и по телеку, чтобы лишний раз убедиться, что сегодня «7 апреля». Да-да, я знаю, в таких подтверждениях совершенно никакого смысла. Но с того времени, когда я торчал в «Комнате отмены», я просто не могу по-другому. Иначе меня начинает трясти.

События «Комнаты отмены» остались в виде знания. Вспоминаю я их так, словно смотрю на фотки, снятые где-то, где я никогда не был. «Шкатулка», Мария, «О» – я знаю, что это и кто это. Но соответствующих эмоций нет. Ни гнева, ни печали – ничего. Так что даже если я был влюблен в кого-то, то скорей всего, уже забыл. Может, я вообще эти воспоминания со временем потеряю, очень уж они тусклые.

В том числе Марию.

В смысле – мы ведь изначально не должны были встретиться; уверен, второй раз и не встретимся уже.

Как бы там ни было, сегодня «7 апреля», день приветственной церемонии.

Я теперь второклассник[1].

Мой класс теперь будет не на четвертом, а на третьем этаже. Не скажу, что вид из окна стал намного лучше исключительно из-за того, что класс теперь этажом ниже и чуть западнее. Однако сама атмосфера совершенно другая – я это чувствую сразу же, как только вхожу в класс 2-3. От возбуждения я даже хватаюсь за грудь.

Заглянув в схему рассадки учеников, лежащую на столе учителя, я сажусь куда положено. Мои новые одноклассники весело отвечают, когда я приветствую их словами «рад познакомиться». Да, атмосфера хорошая.

Еще один человек входит в класс.

Увидев меня, он тотчас поднимает руку.

– Привет, Хосии! Мы, значит, снова в одном классе!

Слова совершенно ординарные, но взгляды всех 15 одноклассников обращаются на нас. Да, Харуаки громкий, как всегда.

– …Харуаки.

– Мм, чего?

Я оглядываю его подозрительно.

– Ты настоящий?

– …А что, я похож на поддельного? Может, ты решил, что я – это мой брат-близнец? Может, ты манги начитался и думаешь теперь, что все питчеры бейсбольных команд старшей школы – близнецы?!

– …Нет.

Почему-то я начинаю сомневаться в самой личности Харуаки…

– Ну ладно, Хосии! Если подумать…

– Доброе утро, Хару, Кадзу-кун!

Новый голос перебивает Харуаки.

Коконе стоит в дверях нашего класса. А рядом с ней – Дайя.

А, эти два голубка и сегодня пришли в школу вместе? Правда, если я это скажу вслух, Дайя весь день будет насиловать мне мозг, так что я предпочитаю промолчать.

– Мое сердце начало биться быстрее, когда со мной поздоровалась девушка, но чтооо я вижу, это всего лишь ты, Кири? Мое возбуждение пропало впустую.

– Эй, Хару… что за реакция? Ты вообще кто такой?

– Ээ, в общем, просто прекрати увлекаться мной настолько, чтобы гоняться за мной, только лишь чтобы оказаться в том же классе.

– Хаа… это ты такими фразочками пытаешься скрыть свое смущение от того, в какой восторг я тебя привожу? Ты тааакой ребенок, Хару-тян, уси-пуси! А, кстати. Ты не мог бы перестать наконец забивать свой мобильник моим моэ-голоском?

– Да кому твой голосок вообще нужен?!

– «Мой повелииитель…» – ну же! У тебя такой шанс добавить новые записи в моэ-моэ коллекцию Хару! Дать тебе еще один шанс? Если хочешь, могу добавить еще «Добро пожаловать домой» на этот раз, хочешь?!

Что за разговоры у них… прекратите, умоляю, вас даже слушать стыдно.

– Хааа… слушай, Кадзу, у тебя случайно нет с собой петард? Я бы сейчас с удовольствием поджег штучку и засунул Кири в рот.

– А ты что, Дайя? Ты ревнуешь, что я даю свой моэ-моэ голосок только Хару? Не беспокойся! Если ты, съехавший на младших сестренках фетишист, встанешь передо мной на колени и поцелуешь мне ноги, я буду называть тебя «братик»! О, ну разве я не великодушна?

– Как насчет фразы «Простите, что родилась на свет»?

…Со сменой класса ничего реально не изменилось.

Но ровно этого я и желал.

Мне немного одиноко без Марии и Моги-сан, но именно ради этого я боролся с «Комнатой отмены».

– …Чего это ты там ухмыляешься? Это отвратно, Кадзу! – замечает Дайя.

– А, точно. Кадзу-кун ухмыляется. Какой он у нас озабоченный. Держу пари, он воображает, что рядом с ним сидит девушка, и вот она неуклюже запинается…

– Ничего подобного!

Я обрываю Коконе мгновенно, отчего у нее появляется кислая мина на лице.

– Но кто сидит рядом с тобой? Ты уже знаешь? Какая-нибудь симпатяшка?

Харуаки спрашивает, бесстыдно плюхаясь на обсуждаемый стул. Я знаю – я посмотрел, кто сидит по соседству со мной, когда искал собственное место.

– Да. Настоящая симпатяшка!

– Правда?! И кто она?!

У нее есть собственное место в классе. И я рад этому. То, что у нее есть место, означает, что она может еще прийти и сесть здесь.

Когда она вернется, ее место уже не будет рядом с моим, но я не против.

С улыбкой на лице я называю имя девушки, чья парта рядом с моей.

– Это Моги-сан!

 

В тот день мне казалось, что дождь будет идти целую вечность.

Я отправился в больницу сразу, как услышал от Дайи про аварию с Моги-сан, и потому прогулял школу. Поехал на такси, потому что больница, куда ее отправили, была за городом. Невероятный поступок, если учесть, что мирную жизнь я ценю превыше всего.

Но я просто должен был. Поскольку я боролся с «Комнатой отмены», я должен был узнать результат.

До больницы я добрался раньше всех, даже раньше ее родных. Потом я вместе с ними ждал, пока ее закончат оперировать; они приняли меня за ее парня.

Операция прошла успешно… вроде как. Но в этот день Моги-сан в сознание так и не пришла.

В реанимацию меня не пускали. А в общее отделение ее перевели два дня спустя, и лишь тогда мне удалось с ней повидаться.

Моги-сан на своей койке выглядела очень плачевно. От звуков кардиограммы и аппарата искусственной вентиляции легких мои барабанные перепонки неприятно вибрировали. Руки-ноги ее были зафиксированы, все лицо в синяках, одна рука свисала вниз, вся фиолетовая из-за подсоединенной к ней капельницы.

От одного лишь зрелища изломанного тела своей знакомой на больничной койке у меня на глаза навернулись слезы. Но я был не единственным, кому хотелось плакать. Перед ней я не должен был плакать. Проглотив слезы, я вгляделся ей в лицо.

Моги-сан была как будто удивлена немного, увидев меня. Правда, сказать с уверенностью было трудно, потому что мускулами лица шевелить она не могла.

Ее родные сообщили, что она, похоже, уже очнулась, но пока не произнесла ни слова из-за шока.

Но вдруг Моги-сан раскрыла рот, изо всех сил пытаясь мне что-то сказать. Я попросил ее не перенапрягаться, но она не слушала, все пыталась заговорить.

Ее кислородную маску затуманило дыханием; первые слова Моги-сан были адресованы мне.

– …Я так рада. Я жива.

Я не очень четко расслышал, но, по-моему, она сказала именно так.

После этих слов Моги-сан разрыдалась. Не зная, куда приткнуть взгляд, я крутил головой; и вдруг я обнаружил рядом с койкой ее грязную сумку. Сумка была приоткрыта; в ней я разглядел серебристую обертку. Машинально я взял ее в руки. Умайбо со вкусом Тэрияки-бургера. Оно все раскрошилось, от изначальной формы ничего не осталось. Бездумно трогая коробку, я вдруг понял, что не могу больше сдерживаться, и расплакался.

Не знаю, почему это произошло именно сейчас. Припоминаю, что она угостила меня умайбо в том мире, но совершенно не помню, почему.

Но мои слезы были настоящими.

 

После этого я еще несколько раз приходил к ней в палату в общем отделении. Моги-сан пыталась говорить со мной так беззаботно, как только могла.

– Когда я была без сознания, мне снился длинный сон, – сказала Моги-сан как-то раз. Похоже, она верила, что все это был лишь сон.

Внезапно в голове у меня мелькнула мысль. В том мире Моги-сан не могла уйти от судьбы, от столкновения с грузовиком. И то, что она выжила, тоже оставалось неизменным. Может, именно поэтому «Комната отмены» продолжала действовать, сколько бы раз ни случалась та авария.

Однако, хоть она и выжила, судя по всему, она не сможет больше двигать нижней половиной тела. При аварии она получила сильный удар по спине и повредила позвоночник. Шансы на выздоровление были не то что иллюзорными – их просто не было.

Я мог лишь молчать – я не знал, с какими словами к ней обращаться. Пытаясь преодолеть разделяющую нас скованность, Моги-сан сказала:

– Я всегда думала, что если случится что-то подобное, я буду думать: «Лучше бы я умерла». Ты ведь понимаешь такие мысли, да, Хосино-кун? Ведь я никогда не смогу больше ходить на собственных ногах. Даже если мне просто захочется забежать в ближайший магазин и купить что-нибудь вкусненькое, я не смогу просто взять и сбегать. Я смогу пойти только если кто-то будет меня поддерживать, либо в инвалидной коляске. Такие проблемы – только чтобы купить что-нибудь вкусненькое! Разве не жестоко? Но странно. Я совсем не думаю о смерти. Сама удивляюсь, почему. Я думаю, правда, абсолютно искренне… как я рада, что осталась жива.

Моги-сан произнесла эти слова без малейшего намека на фальшь.

– Так что все нормально. И школу я не брошу. Сколько бы времени ни понадобилось, я поправлюсь. Может, это будет уже не та школа, куда вы все ходите, но я не сдамся.

Она улыбнулась и слабым жестом показала бицепс.

Неловко сознаваться, но тогда я расплакался прямо у нее на глазах. Я был рад. Рад, что самое важное ее желание исполнилось.

…Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Я хочу помочь, чем только смогу. Честно. Потому и спросил.

– Я так рада, что ты спросил, – начала Моги-сан; потом, залившись краской, продолжила:

­– Я хотела бы, чтобы ты сохранил для меня место, куда я могла бы вернуться. Я хотела бы, чтобы ты снова создал место, где я могла бы быть.

…Снова? Я уже создавал место, где ты могла бы быть?

– …В этом долгом сне – да, создавал, – и Моги-сан почему-то отвела глаза.

 

✵

 

Во время приветственной церемонии.

Я вспомнил кое-что, пока Харуаки вздыхал во время приветственного спича директора школы.

– Кстати, Харуаки. Ты, кажется, собирался мне что-то сказать сегодня утром?

– Мм? Ааа, точно! Точно! До меня дошли слухи, что среди первоклашек есть суперклассная девчонка!

Харуаки тычет меня в плечо и подмигивает.

– Ну, тогда мне пофигу. Я старшеклассник, у меня все равно не будет случая с ней общаться.

– Ты что, дебил?! Даже возможность посмотреть на симпатяшку – уже счастье!

Не желаю верить, что это общее мнение.

– Но когда ты это услышал? Мы ведь сейчас в первый раз увидим новеньких?

– Информация от Дайяна!

– От Дайи?

Не могу так сразу поверить. Никогда не слышал, чтобы Дайя говорил о девушках.

– Не веришь, да? Но есть реальная причина, почему Дайян знает! Ты же знаешь, что Дайян на своем вступительном экзамене всего две задачки не решил, да?

– Ага. Он же этим все время хвастается. Что он установил рекорд нашей школы.

– Так вот, этот рекорд всего лишь год продержался!

Харуаки радуется совершенно искренне. Он правда безнадежен. …Однако я могу его понять.

– Э? И какое это имеет отношение к тому, что Дайя знает об этой девчонке?

– Ты правда очень туп, Хосии. Я говорю вот что: именно эта симпатяшка побила его рекорд, она набрала высший балл по всем предметам. Поэтому Дайяну, как предыдущему рекордсмену, сказали учителя. И один из них сказал тогда, что она так красива, что даже он, взрослый, занервничал.

Ну это явное преувеличение. Занервничал… хотя он настолько старше?

Пока мы трепались, директор закончил свою речь.

Ведущий церемонии включает свой микрофон.

– Большое спасибо, директор. …А сейчас послушаем приветствие от представителя новичков…

– Гляди, это же она идет! Та самая красотка!

Ну да. Она представитель, который приветствует школу от имени новичков, потому что она набрала высший балл.

Это начинает интересовать даже меня, так что я кручу головой, пытаясь отыскать эту первоклашку.

– Представитель новичков – Мария Отонаси.

Мария… Отонаси?

Имя кажется чертовски знакомым. …Нет, нет. Не может быть. Марию ведь звали Аей Отонаси.

– Да.

Но голос ее, сомнений нет. Это голос Марии.

Ааа, вот оно что. Наконец-то до меня дошло.

«Если ты забыл, вспомни сейчас. Мое имя “Мария”».

Хех. Стало быть, тогда она говорила чистую правду.

…О? Так это что, я все это время звал Марию по имени?.. УАА! УАААААА!

– …Чего это ты так покраснел, Хосии?

Она взбирается на сцену элегантнее, чем кто-либо еще. Внешность ее великолепна, хоть она и прожила дольше всех здесь присутствующих.

Ученики расшумелись от одного ее вида.

Такое знакомое мне лицо. Лицо, которое было рядом со мной так долго.

На ней новенькая, с иголочки форма.

Мда, по-моему, это не по правилам. Никогда бы не подумал, что она младше меня.

Стоя на сцене, Мария обегает нас взглядом. Ее глаза встречают мои. И почему-то ее взгляд останавливается.

Потом она улыбается.

Мое тело мгновенно оказывается парализованным.

Мария начинает свою речь, не выпуская меня из-под этого ее взгляда. Даже самые шумные школьники смолкают при звуках ее серьезного голоса.

– Мне кажется, или она все время смотрит сюда? О черт, может, она на меня запала?

Харуаки сыпет шутками, но я настолько погружен во взгляд Марии, что не в состоянии даже отвечать.

Я смотрю лишь на Марию.

Мария смотрит лишь на меня.

– …На этом позвольте мне завершить приветствие новичков. Представитель новичков Мария Отонаси.

Мария покидает сцену.

И сразу же над учениками вновь поднимается шум. Нет, не только над учениками. Учителя тоже озадачены.

Но больше всех, несомненно, озадачен я.

Потому что Мария не возвращается на свое место, а идет прямо ко мне.

Ученики машинально раздвигаются, давая ей пройти; они загипнотизированы ее властностью. Пользуясь этим, Мария движется ко мне, не сворачивая.

По прямой линии, соединяющей ее и меня.

Аа, ччерт. Она так и не избавилась от привычки, приобретенной в том мире? Там полное отсутствие тормозов, может, и нормально было, но здесь это так не работает, верно ведь?

Я понимаю, что моей повседневной жизни приходит конец.

– Ха-ха…

Но, тем не менее, я смеюсь.

Это реальный геморрой.

Это реальный геморрой, но… такого ощущения просто не возникает.

Наконец раздвигаются те ученики, что стояли прямо передо мной. Харуаки тоже отодвигается. Вокруг нас пустое пространство, почти как глаз циклона.

И в центре этого пустого пространства прямо передо мной стоит Мария.

Я думал, мы больше уже не встретимся.

Но если подумать – она просто не могла не прийти ко мне.

Ее цель – заполучить «шкатулку». А значит, у нее нет иного выхода, кроме как держаться рядом со мной, ведь именно мной интересуется «О».

Мария улыбается.

Непринужденно раскрывает рот.

– «Я всегда буду рядом с тобой, сколько бы времени ни прошло» – так я объявила тебе войну когда-то; но, похоже, эти слова все еще в силе.

И произнеся это, она вновь представилась.

 

– Меня зовут «Мария Отонаси». Рада с вами познакомиться.

Новенькая отвешивает глубокий поклон, как она делала уже когда-то давным-давно.

И поэтому я аплодирую, как делал уже когда-то давным-давно.

Какое-то время мои хлопки – единственное, что разносится по залу.

Затем Харуаки, ничего не понимая, все же присоединяется. Следуя его примеру, начинает аплодировать кто-то еще. Никто не знает, что происходит, но аплодисменты звучат все громче.

И посреди этой великолепной овации она поднимает голову.

Но она уже не улыбается.

Сжимая кулак, она решительно смотрит на меня.

 

Предыдущая          Следующая