ГЛАВА 7. МАЙ 2
1
– В этот раз «контрмера» – назначить двоих «тех, кого нет»… Да…
На первом этаже нулевого корпуса. В старой библиотеке, которую не называли «дополнительной», пока не открыли «основную библиотеку» в новом здании, корпусе А.
– Был в этом какой-то смысл или нет, я судить не могу, – произнес Тибики-сан и запустил пальцы в растрепанные седые волосы.
Эта библиотека совсем не походила на «основную»: угрюмое помещение, плотно забитое редкими книгами и прочими материалами, связанными с местной историй. Тибики-сан, здешний «хозяин», сидел за стойкой в дальнем углу библиотеки, как всегда, одетый во все черное.
– Если бы эту идею со мной обсудили заранее, возможно, я бы ее активно не поддержал.
– Правда? Эээ… – замямлил я, а потом, вытряхнув из души нерешительность, спросил: – А почему?
– Потому что слишком хорошо знаю, что было три года назад, – прищурив глаза за очками в черной оправе, ответил Тибики-сан. – Камбаяси-сэнсэй о тогдашнем классе 3-3 не знает. И, скорее всего, не знает в подробностях, что тогда было.
– Но… эмм…
– Не знает о том, что три года назад, в девяносто восьмом, тоже попытались сделать двоих «тех, кого нет». И не может оценить, как это сработало.
Даже на мартовской «встрече по контрмерам» говорилось: «Неизвестно, сработает эта дополнительная «контрмера» или нет». Но никто тогда не сказал, что «не может это оценить».
– В том году сперва Мисаки-кун… Ты это знаешь? Ее тогда назначили «той, кого нет».
– Да, знаю. Но что-то случайно пошло не так, и «катастрофы» начались все равно. И тогда они срочно организовали «дополнительную контрмеру».
– Именно. Начиная с мая, переехавший сюда из Токио ученик… А, ты с ним, наверное, знаком?
– С Сакакибарой-саном? Да. Нас Мисаки-сан познакомила.
– Сакакибаре-куну тогда особые обстоятельства класса никто толком не разъяснил. Он общался с Мисаки-кун в пределах школы, не зная, что ее «нет»… Таким образом, возникла непредвиденная ситуация. Многие думали, что именно из-за этого «контрмеры» отказали и начались «катастрофы», – стал рассказывать Тибики-сан, с усталым видом приложив руку ко лбу. До сих пор я знал об этом лишь смутно… Вот, значит, какая была история… – В классе стали обсуждать, нет ли какого-нибудь способа справиться с начавшимися «катастрофами», и в итоге Сакакибару-куна сделали вторым «тем, кого нет». Но, несмотря на это, «катастрофы» того года не прекратились…
Да. Мей то же самое говорила. Поэтому «контрмера» этого года в виде двух «тех, кого нет», видимо, будет бессмысленной.
– Но три года назад «катастрофы» все-таки прекратились на полпути.
– Прекратились… мда. Но только произошло это уже после того, как от «контрмеры» в виде «тех, кого нет» отказались как от бесполезной.
– Почему же тогда? – не мог не спросить я. – Почему «катастрофы» прекратились?
– Итак. …Что же произошло… – и Тибики-сан почему-то несколько раз качнул головой с очень обеспокоенным видом. То ли он хотел сказать, что не знает, то ли – что знает, но не желает отвечать?
– Значит… – я изменил свой вопрос. – Тибики-сан, вы считаете, что «контрмеры» этого года бессмысленны?
– Я же сказал, не могу судить, – и Тибики-сан вновь запустил руку в волосы. – Три года было так, но сейчас обстоятельства другие. Попытка назначить двух «тех, кого нет» с самого начала триместра, несомненно, сделана впервые. Есть ли в этом смысл или нет, был ли в этом смысл или нет? …Пока что я ничего не могу сказать.
2
8 мая, вторник.
Прогуляв четвертый урок, музыку, я в одиночку посетил дополнительную библиотеку. Честно говоря, я собирался прийти накануне на большой перемене, но из-за хаоса на третьем уроке не смог настроиться.
Утренний короткий классный час сегодня вела не Камбаяси-сэнсэй, а физрук Миямото-сэнсэй. Камбаяси-сэнсэй взяла отпуск на время ночного бдения и похорон своего брата.
О смерти ее брата Дзёкити Камбаяси-си практически все ученики узнали вчера вечером (я – от Идзуми). Те несколько, которые не узнали, не удержались от потрясенных возгласов, когда об этом сообщил Миямото-сэнсэй. А потом – неуютное молчание…
…Безмолвствующий класс.
Ученики обменивались тревожными взглядами. Иногда эти взгляды летели и в мою сторону, но, поскольку меня «нет», я должен был их игнорировать.
Окно, разбитое вчерашним градом, временно закрыли картонкой. Лампу, которую разбила ворона, уже заменили на новую. И…
За последней партой в ряду у окон, выходящих во двор, не было Юйки Хадзуми.
После вчерашнего хаоса она так и не вернулась в класс. Я беспокоился и до ночи несколько раз звонил ей на мобильник, но она не брала трубку… поэтому я предположил, что сегодня она в школу вовсе не придет. Возможно, какое-то время и не будет ходить. …Вспоминая ее вчерашнее поведение, я понимал, что это неудивительно.
3
За два с небольшим года, что я проучился в Северном Ёми, я успел неплохо узнать Тибики-сана. Главное – Мей мне сказала, что он «наблюдатель за феноменом», и посоветовала прислушиваться к нему. Поэтому…
Еще с первого класса я стал частым гостем в дополнительной библиотеке.
Книги для чтения я здесь практически не брал, но при каждом визите беседовал с Тибики-саном. О том, что двадцать девять лет назад, когда умер Мисаки Ёмияма, именно он руководил классом 3-3, и о том, что тогда он преподавал в школе обществоведение, я узнал от него самого. Он отвечал на мои вопросы касательно «феномена» и «катастроф». Но по собственной воле он никогда не проявлял разговорчивости.
Поэтому я хотел встретиться с Тибики-саном поскорее. Скажем, во второй половине марта, когда узнал, что попал в третью параллель. Или во время «встречи по контрмерам», когда мы определились с «контрмерами» этого года. Встретиться и узнать его мнение как «наблюдателя». Но…
В последний раз я виделся с ним в конце прошлого года, а в этом году Тибики-сан до сих пор в школе не появлялся. Узнать его контакты в учительской было легко, но позвонить я в итоге так и не решился…
Какие же «личные причины» могли привести к столь долгому отсутствию? Этот вопрос я сегодня тоже постеснялся задать. Меня беспокоило, что его лицо выглядело куда более изможденным, чем прежде, и голос стал каким-то безжизненным, но только ли из-за этого…
– …Тибики-сан, что вы думаете о вчерашнем? – задал я главный вопрос. Разумеется, в библиотеке в этот момент, кроме нас двоих, не было никого. – Та сумятица в классе… и потом смерть старшего брата Камбаяси-сэнсэй. Как вы думаете, это уже начались «катастрофы»?
– Хмм, – тихо промычал Тибики-сан за стойкой, поглаживая щеки, поросшие чахлой бородкой, потом осторожно ответил: – Трудно понять, как к этому относиться. Один из двух «тех, кого нет»… Хадзуми-сан, так ее зовут? Вчера в середине третьего урока она подала голос перед всеми. Заявила, что она здесь есть. И таким образом отвергла роль «той, кого нет».
– Да, так и было.
«Я больше не могу, когда меня «нет»!»
В ушах у меня раздался ее тогдашний несмолкающий голос.
«Я есть. Я не «мертвая», ничего такого! Я…»
Это был взрыв скопившихся эмоций. Я легко представил себе метания ее сердца. А когда представил, в груди закололо – я почувствовал, что и сам отчасти в ответе за это.
Но более важная задача сейчас – понять нынешнюю ситуацию и ее перспективы… Я бессердечный человек, раз так думаю? В глазах, скажем, Ягисавы, возможно, я выгляжу именно так.
– Хадзуми-кун прекратила быть «той, кого нет». Сразу после этого начался град. Окно разбилось, в класс влетела ворона и начала буйствовать, поднялась паника. В итоге несколько человек поранилось.
– …Да.
– Но ни один человек при этом не погиб.
– Да.
– Однако вчера в другом месте скончался старший брат Камбаяси-сэнсэй, Дзёкити Камбаяси-си. Как эти два происшествия связаны по времени?
– Одновременно, насколько я слышал.
– Точное время? Дзёкити-си скончался до того, как Хадзуми-кун подняла шум в классе, или позже?
– Нет, я знаю не настолько точно.
– Если смерть Дзёкити-си произошла раньше, это означало бы, что она не связана с «феноменом».
– А если позже, значит, все-таки связана?
Тибики-сан нахмурил брови и, склонив голову чуть набок, ответил:
– Нет. Это не обязательно.
– В смысле?
– Ну…
Тибики-сан начал было отвечать, но смолк и вдруг встал. Вышел из-за стойки, направился к большому столу для чтения. Выдвинул стул и сел.
– Ты тоже садись, – предложил он мне. Я обошел стол и сел напротив Тибики-сана.
– В «такой год» в класс проникает один «мертвый». Из-за этого класс становится ближе к смерти. Все «причастные», в первую очередь члены класса, легче притягиваются смертью. Этот неприятный «феномен» продолжается с классом 3-3 вот уже двадцать восемь лет. Почему это происходит – дать научное объяснение я, конечно же, не могу. В какой-то степени могу уловить закономерности, но не более чем «в какой-то степени». «Контрмера» в виде назначения «того, кого нет», по-видимому, эффективно защищает от начала «катастроф», это я знаю, но определение «того, кого нет», весьма туманное. В общем…
…даже сейчас я все еще продолжаю нащупывать суть этих «контрмер» и «катастроф». Все, что мне доступно, – наблюдать за развитием событий и на этой основе выдвигать гипотезы, догадки… Но достают ли они до сути – в этом я не уверен. Возможно, все это предельно далеко от истины.
Все это Тибики-сан проговорил с покорным выражением лица, потом глубоко вздохнул.
– Это не означает, что я прекратил искать ответы. Я должен продолжать наблюдать, выдвигать гипотезы, противостоять «феномену» силой своего воображения. Иначе мне ничего не останется, кроме как бросить все и сбежать отсюда.
Слово «сбежать» пробудило в моей душе мрачное волнение.
Четырнадцать лет назад Тэруя-сан сделал такой выбор. Сбежал из этой школы, из этого города, от семьи. И…
– Так или иначе, – продолжил Тибики-сан, – необходимо время от времени, в зависимости от ситуации, с холодной головой оценивать факты, делать выводы, исходя из событий прошлого, и предпринимать то, что возможно. Только такие очевидные вещи я и могу говорить, хотя уже давно нахожусь в школе и наблюдаю за «феноменом». Это разочаровывает.
– …
– Итак, – Тибики-сан положил руки на стол, выпрямился и посмотрел мне в лицо. – Как следует реагировать на вчерашние происшествия.
– Да?
– Ученица по имени Хадзуми-кун прекратила быть «той, кого нет» – однако в этом году все еще остался один «тот, кого нет», это ты. Эта попытка была предпринята в качестве своего рода «страховки», верно? Хотя «второго», то есть Хадзуми-кун, не стало, «первый», то есть ты, по-прежнему на месте. Не странно ли, что, несмотря на это, «катастрофы» начались немедленно? Вот такое возникает рассуждение, если подумать спокойно.
Даже если Хадзуми выпадет, но я продолжу выполнять свои обязанности, «контрмеры» должны продолжать действовать. Да. Мей с самого начала так утверждает, и я сам чувствую, что эта теория верна. Но…
– Тем не менее давай предположим, что вчера во время третьего урока начались «катастрофы», – продолжил Тибики-сан. – Как мы недавно установили, пошел сильнейший град, в класс влетела и стала буйствовать ворона, и несколько человек поранилось. Однако ни одного погибшего не было. …Как ни посмотри, а это выглядит странным.
– …
– Когда начинаются «катастрофы», каждый месяц умирает не меньше одного «причастного». Причины смертей самые разные: несчастные случаи, которые обычно не происходят, внезапно обострившиеся болезни, убийства, самоубийства, но… определенно можно сказать одно: когда «катастрофы» начинаются, смерть «причастных» происходит легче. Вероятность нелепой смерти из-за какой-нибудь мелочи возрастает. Эта тенденция видна. Но…
– Но вчера в классе, несмотря на весь хаос, никто не погиб.
– Да. Если бы «катастрофы» и вправду начались, было бы совершенно неудивительно, если бы в той панике кто-нибудь погиб. А значит…
– Вчерашняя суматоха – просто случайное происшествие, и «катастрофы» пока еще не начались?
– Эта интерпретация мне тоже кажется верной.
Да. Вчера я тоже об этом подумал. Эти мысли помогли мне успокоить собственное волнение.
– Однако проблема в смерти Дзёкити Камбаяси-си, – продолжил Тибики-сан все тем же спокойным голосом. – Оставим в стороне предыдущий вопрос, произошла она до отказа Хадзуми-кун или после. …Он лежал в хосписе на окраине города.
– Да, я так слышал.
– Насколько мне известно, хоспис – это учреждение, куда отправляют тяжелых пациентов, на чье выздоровление нет надежды. Его задача – уменьшить физические и психологические страдания ожидающих смерти пациентов – то, что называется паллиативной медициной. У Дзёкити-си был рак в терминальной стадии. Скорее всего, он был уже в таком состоянии, что мог умереть в любой момент. И так случилось, что это произошло вчера. Что если так?
– Ээ… – вырвалось у меня. – Он умер, потому что должен был умереть, и «катастрофы» ни при чем?
Тибики-сан, поглаживая щеку, ответил:
– Такое объяснение выглядит разумным. …Во всяком случае, мне так кажется.
Он кивнул, но выглядел при этом слегка удрученно. Как будто спрашивал себя: «Не слишком ли я оптимистичен?»
4
– Да, кстати… – произнес я, и ровно в этот момент прозвенел звонок с четвертого урока.
– Да? – спросил Тибики-сан, с угрюмым видом поправляя очки в черной оправе. Дождавшись, когда звонок прекратится, я продолжил:
– Вчера утром, когда мы с вами встретились в коридоре. Тибики-сан, вы, кажется, сказали тогда, что тоже хотите у меня что-то спросить.
– А, да. Сказал.
– И что же?
Не то чтобы у меня было ощущение чего-то серьезного. Но, вспомнив, я немного забеспокоился…
– О чем вы хотели спросить?
– Да, в общем, мелочь, – ответил Тибики-сан и снова подтянул дужку очков. – Я хотел поговорить о том, о чем мы уже побеседовали с самого начала. О том, что нынешняя «контрмера», двое «тех, кого нет», возможно, не имеет особого смысла. Разве что как «страховка», о чем я уже сказал.
– А, ну да.
– И я хотел поинтересоваться… – тут Тибики-сан смолк и встал со стула. Легонько повел плечами и шеей, будто разминая затекшие мышцы. – В горле пересохло. Не хочешь чего-нибудь попить?
– Ээ, нет, спасибо. Не утруждайтесь.
– Правда? Можешь не стесняться.
Тибики-сан отошел к стойке, расположенной поодаль от стола, и вскоре вернулся с двумя пластиковыми бутылками. Должно быть, там у него холодильник?
В бутылках была минералка. Одну он протянул мне, а сам отвинтил крышку второй бутылки и разом выпил половину. Я поблагодарил и протянул руку к бутылке.
– Ты, похоже, сам вызвался на роль «того, кого нет» на этот год, да? – спросил Тибики-сан, поставив бутылку на стол. Я кивнул.
– Я уже давно решил так поступить, если попаду в третью параллель.
– Хм. И… мне было интересно, в каком ты состоянии после того, как весь апрель был «тем, кого нет». Состояние – в смысле, психологическое.
– Ну… – начал было отвечать я, но Тибики-сан перебил меня и продолжил:
– Однако, посмотрев на тебя сегодня, я решил, что беспокоиться не о чем.
– Правда?
– Как бы ты ни понимал это умом – когда с тобой в классе обращаются как с «тем, кого нет», твое душевное равновесие неизбежно страдает. Чрезмерная изоляция подавляет, возникают чувства вроде мании преследования. Мне уже доводилось видеть нескольких таких людей.
Изоляция… Если дело в ней, так я к этому с детства привычен.
Мания преследования? Такого, думаю, во мне практически нет.
– Я в полном порядке, – решительно заявил я, и выражение лица Тибики-сана несколько помягчело.
– Вот как. Но в будущем, если почувствуешь, что не можешь успешно держать под контролем свое эмоциональное состояние, приходи сюда. Не знаю, насколько полезный совет я смогу тебе дать, но это все равно будет лучше, чем держаться одному. Хорошо?
– Большое спасибо, – искренне поблагодарил я. – Но я уверен, что у меня и дальше будет все нормально.
– Хмм. Надежный юноша, – произнес Тибики-сан, и его выражение лица стало еще чуть мягче. – Кстати, – сразу добавил он. – Ты в последнее время с Мисаки-кун видишься, общаешься?
Этот вопрос был для меня несколько неожиданным. Я уткнулся взглядом в стол и ответил:
– Да. …Иногда.
– Она ведь сейчас в третьем классе старшей школы.
– Ну да.
– По поводу этого случая ты с ней уже посоветовался?
– А, ага. Потому что она, конечно, беспокоится на этот счет.
– Хм. Понятно.
Тибики-сан поднял глаза к потолку мрачноватой библиотеки и слегка прищурился. Выглядело это так, будто он с ностальгией вспоминает о чем-то прошлом.
– Мей Мисаки. …Что ни говори, а она была ученицей необычных качеств. Два года назад, когда ваши пути пересеклись – она выпустилась из школы, а ты поступил, – у меня возникло странное чувство, что у тебя с ней какая-то связь.
О том, что произошло со мной три года назад, летом, в «Приозерном особняке» в Хинами, и какую роль в этом сыграла Мей, я в деталях Тибики-сану не рассказывал. Скорее всего, и не расскажу.
– Мисаки-кун… – начал было о чем-то говорить Тибики-сан, но тут…
Скрипнула, открываясь, входная дверь. В библиотеку вошли два ученика, оба отлично мне знакомые.
– Здравствуйте.
– Прошу прощения за вторжение.
Мои одноклассники. Идзуми Акадзава и Нобуюки Ягисава.
– Надо же, – отозвался Тибики-сан. – Нечасто сюда заглядывают посетители.
То, что здесь все еще есть предыдущий посетитель, то есть я, они, похоже, поняли сразу же. Нечего и говорить, что на миг они напряглись. Ведь мы находились в пределах Северного Ёми, а значит, для них меня «не было».
Но я эти обстоятельства тоже понимал.
Они пришли посоветоваться о чем-то с Тибики-саном. Поняв это, я молча встал со стула. Отошел от стола и переместился к окну в глубине помещения. Там я буду сидеть молча и неподвижно, и они легко смогут игнорировать меня, как будто меня «нет».
Мой план те двое наверняка сразу поняли. Как и Тибики-сан.
– Это, меня зовут Ягисава. Я староста класса 3-3… – обратился Ягисава к Тибики-сану. Тот кивнул и повернулся стоящей рядом с ним Идзуми.
– А ты… – произнес он. – Ты…
– Акадзава, безопасник, – представилась Идзуми. Ее взгляд был устремлен только на Тибики-сана, в мою сторону не метнулся ни разу.
– Акадзава-кун, значит… – как-то растерянно (или, может, мне показалось) отреагировал Тибики-сан, глядя на Идзуми. Склонил голову чуть набок, нахмурил брови. – Мм, ты…
Вдруг – тихое «щелк».
Я едва ощутил это где-то за пределами зоны слышимости.
Это… Это ощущение… Да, словно кто-то вне нашего мира втайне щелкнул затвором камеры. И «стробоскоп тьмы»… всего на мгновение.
Миг спустя это ощущение полностью забылось, и с лица Тибики-сана тоже исчезло выражение растерянности.
– Идзуми Акадзава-кун, да? Ясно. И ты безопасник?
– Да. Кроме меня, безопасников еще двое: Это-сан и Тадзими-кун.
– Понятно. Итак? – спросил Тибики-сан у этой пары. – Какой у вас ко мне вопрос? Я так понимаю, вы не за книгами пришли. Хотите что-то обсудить насчет «феномена» и «катастроф», верно?
5
Дальнейший разговор этих троих – Тибики-сана, Идзуми и Ягисавы – я, конечно, слушал, сидя в уголке подальше от их стола и тщательно играя роль «того, кого нет».
Я, в общем, это предугадал: тема их «дискуссии» была ровно та же, на которую мы с Тибики-саном говорили только что. А именно – «следует ли реагировать на вчерашнюю серию происшествий как на начавшиеся «катастрофы» или нет». И мнение Тибики-сана, которым он с ними поделился, тоже совпало с тем, которое он только что высказал мне…
– …Поэтому, мне кажется, вероятность, что «катастрофы» не начались, достаточно высока. В данном случае считать, что с выпадением Хадзуми-кун «контрмеры» утратили действенность, было бы слишком поспешно, – сказал Тибики-сан, подводя черту.
– И смерть старшего брата Камбаяси-сэнсэй не имеет отношения к «катастрофам», да? – дополнил Ягисава. Затем я услышал вздох облегчения.
– Со стопроцентной уверенностью ответить на этот вопрос я не могу. Исходя из того, что я услышал, полагаю, такие шансы весьма высоки.
– Хитро завернуто, – заметил Ягисава. – Однако, ну, по-моему, без такого стиля мышления тут не справиться.
– Но, думаю, это правильный ход мыслей. Поэтому… – произнесла Идзуми, и ее взгляд хоть на миг, но все же устремился в мою сторону. Я, поскольку меня «нет», не мог ни кивнуть, ни встретить ее взгляд своим, ни как-то еще отреагировать, но…
«…Буду продолжать. Конечно же», – беззвучно пробормотал я, обращаясь к ее сердцу.
И сегодня, и завтра, и потом… я по-прежнему должен продолжать быть «тем, кого нет», чтобы защищать всех от «катастроф». Уже не вдвоем с Хадзуми. Я один. Только я один. Конечно…
Если в этих действиях есть смысл, то с моей стороны никаких проблем.
Изоляции я нисколько не боюсь. Манией преследования не страдаю. …Я по-прежнему могу все сделать как надо.
6
На следующий день Хадзуми тоже не пришла в школу. И через день, и через два…
Камбаяси-сэнсэй вышла на работу через день, то есть десятого, в четверг. Возможно, она поговорила с Тибики-саном и уяснила положение дел. Так или иначе, на утреннем коротком классном часе она заявила:
– «Катастрофы», похоже, не начались, давайте и дальше придерживаться «контрмер».
При этом она, видимо, специально подавляя эмоции, оглядывала класс бесстрастно, будто на лице у нее маска театра но.
– Мой брат ушел из жизни в понедельник – это была неизбежная смерть после долгой болезни. Похоже, это было не из-за «катастрофы». Значит…
Глянув на пустую парту Хадзуми, она обронила лишь «Ничего не попишешь». И, скрыв ненужные эмоции, продолжила говорить:
– Принимая во внимание чувства Хадзуми-сан – ее желание взять небольшой отдых от школы вполне естественно. Пока ее лучше всего оставить в покое.
На последнем месте в ряду у окон, выходящих на школьный двор, была установлена старая парта и стул, специально для «того, кого нет». Видимо, вскоре их обратно заменят на нормальные, новые.
– Хадзуми-сан выпала, но договоренность соблюдать «контрмеру» остается в силе: Со-кун, ты и далее будешь «тем, кого нет».
Это мне сообщила Идзуми во вторник вечером.
После школы за ее пределами собрались безопасники и провели совещание; о его решениях, похоже, оповестили уже всех. По словам Идзуми, осталось только получить одобрение Камбаяси-сэнсэй.
Таким образом…
Атмосфера в классе, совсем недавно буйная и хаотичная, более или менее успокоилась. Однако это было хрупкое равновесие: «ренегатку» Хадзуми признали, но это не значило, что от тревоги и страха не осталось и следа.
Всё в порядке, всё в порядке – так я изо всех сил пытался себя убеждать.
Если я буду и дальше исправно играть роль «того, кого нет», все будет в порядке. «Катастрофы» пока что не начались. Значит, их еще можно не допустить вовсе. Я должен их не допустить.
С этими мыслями, почти мольбами, я продолжал безмолвно оставаться «тем, кого нет».
Прошло два дня, три дня, неделя… Хадзуми по-прежнему отсутствовала, но никаких несчастий в классе не происходило, и хрупкое равновесие потихоньку укреплялось. Хорошо бы это равновесие так и продолжало держаться, а «катастрофы» бы так и не начались – искренне надеялся я.
7
Возможность поговорить с Мей Мисаки мне выпала всего один раз.
Сколько бы раз я ни заглядывал в «Пустые синие глаза в сумраке Ёми» на пути из школы домой, Мей там не было, и пересечься не удавалось. Все, что произошло в понедельник, и разговор с Тибики-саном на следующий день я разом вывалил на нее в мейле, но непонятно, прочла она его или нет – ответа, во всяком случае, не было…
Лишь в субботу она наконец-то позвонила.
– Я думаю, что всё в порядке, – сказала она и на этот раз. – Я согласна с точкой зрения Тибики-сана. Только жаль немного эту девочку, Хадзуми-сан. Но если ты будешь держаться и дальше, все будет хорошо.
– Да.
Ее «все будет хорошо» для меня, пожалуй, было лучшим в мире подбадриванием; в эти слова мне хотелось верить. …Даже сейчас, осознав это, я сделал глубокий вдох и повторил свое «да».
– А, и еще, – продолжила Мей. – На следующей неделе у меня школьная экскурсия.
– Школьная экскурсия…
– Большинство старших школ экскурсии устраивают во втором классе, но наша – в третьем, и как раз в этом триместре.
– Эээ… и куда вы поедете?
– На Окинаву.
– Ух ты.
– Честно говоря, мне не особо хочется.
Мей в компании множества других учеников отправляется в экскурсию на Окинаву – такая картина, нарисовавшаяся в моем воображении, породила не очень приятное чувство. Несколько беспокойное. Однако сказать «Ну, если не особо хочется, то можешь и не ехать» я не мог.
– Папа со спокойным таким лицом мне сказал: «А хочешь Окинаву пропустить, а взамен поехать со мной в европейскую командировку?» Немного неприятный был разговор.
Котаро Мисаки-си, отец Мей, работал в торговой компании и, похоже, круглый год разъезжал по заграницам. Я тоже был с ним знаком, но думал, что такие вещи он говорит в шутливом ключе.
– Вернусь ориентировочно двадцатого, – сказала Мей и коротко вздохнула. – Если вдруг за эти дни будет что-то серьезное и срочное, звони.
– А… ага.
При том что, если «все будет хорошо», ничего «серьезного и срочного» случиться не должно. …Внезапно у меня мелькнула эта мысль, однако я лишь послушно кивнул.
Немного помолчав, Мей сказала:
– А, да. Я уже мельком говорила, но можно я к тебе как-нибудь загляну?
– Ээ… А, аа… д-да, конечно.
Кажется, мой ответ получился ну очень бессвязным.
– Ну, даже если придешь, ничего такого.
– Меня волнует, как ты там живешь один. И еще я хочу посмотреть ту куклу, памятный сувенир от Сакаки-сана.
– А… ага.
Надо будет достать ее из коробки и поставить на тумбочку в спальне.
Красивую куклу-девочку в черном платье. Среди всех моих вещей – одну из самых для меня дорогих… Как и сказала Мей, эта кукла была для меня памятным сувениром от умершего три года назад Тэруи-сана; более того – ее изготовила мама Мей, кукольник Кирика-сан.
– Ладно, Со-кун, до встречи.
Перед тем, как повесить трубку, Мей прошептала, будто себе под нос:
– Конечно, все будет хорошо.
8
– Что это?
На полке стояло несколько фигурок динозавров. Одну из них, незнакомую мне, я с разрешения хозяйки взял в руки и спросил ее.
– Велоцираптор, – ответила Идзуми, готовящая кофе на кухонной стойке.
– Велоци…
– Раптор. Никогда не слышал, Со-кун? А еще член биологического кружка.
– Мои познания ограничиваются тираннозавром и трицератопсом.
– Со, неужели ты не смотрел «Парк Юрского периода»? – спросил Ягисава. Он взял у меня фигурку и, разглядывая ее, добавил: – Его недавно по телеку крутили.
– …Не смотрел.
– Но хоть название-то слышал?
– Слышал, но не смотрел. И не особо хочу.
Блокбастер, снятый Стивеном Спилбергом – уж это-то я знал. Я вспомнил, что роман-первоисточник Майкла Крайтона был в библиотеке «Приозерного особняка», но и его не читал тоже.
– Мальчишки обычно обожают динозавров и монстров. Не хочу хвастаться, но я, например, обожаю.
– Фильмы про монстров я вполне люблю. «Гамера», скажем, хорош.
– Ну тогда и «Парк Юрского периода» должен зайти, нет?
– Хмм.
Когда-то существовавшие в этом мире живые существа и абсолютно вымышленные живые существа. При просмотре развлекательных фильмов, где они появляются и буянят, для меня между одними и другими разница огромная… Но объяснять это мне не хотелось, поэтому я промолчал.
– Акадзава, а ты тоже любишь? Ну, динозавров и монстров? – поставив фигурку на стол в гостиной, спросил Ягисава.
– К монстрам я равнодушна, – ответила Идзуми. – А динозавров люблю. Особенно раптора.
– Хмм. А почему раптора?
– Первый фильм, который я посмотрела в кино, был именно «Парк Юрского периода».
– А мне больше ти-рекс нравится. Здоровенный, сильный.
– В этом фильме главная звезда – все-таки раптор. Безжалостный, умный… Я его абсолютно обожаю. Он лапочка.
– Лапочка, говоришь… – Ягисава пятерней зачесал вверх растрепанные волосы. – Но ты смотрела его в кино… Видать, очень давно, когда он только вышел.
– Брат хотел посмотреть и прихватил с собой меня.
– Тот самый брат, который сейчас в Германии?
– Ага, он.
– С девочкой из началки – на фильм про динозавров? По-моему, это он зря.
– Ммм… в каком же классе я тогда была…
– Его сиквел, «Затерянный мир», был, кажется, три или четыре года назад.
Идзуми поставила на поднос три чашки кофе и подошла к нам. Потянулась к фигурке на столе и, ностальгически полузакрыв глаза, сказала:
– Ее мне купил брат после фильма. Этим летом выйдет третья часть. Давайте вместе сходим посмотрим?
– Ага, – согласился Ягисава.
– Со-кун, ты тоже, давай? – и Идзуми посмотрела на меня. Я был не в силах сказать, что мне неохота, поэтому кивнул: «Эмм, угу».
17 мая, в четверг вечером. Во «Фройден Тобии», в квартире Е-1, где жила Идзуми.
Вскоре после восьми Ягисава зашел сперва ко мне – бесцеремонно ввалился, заявив «Я скучал». Потом пришла Идзуми, сказав, что угостит нас кофе, и понеслось…
– Пожалуйста, угощайтесь, – сказала Идзуми, протягивая нам принесенный кофе. – Это из кофейного магазинчика «Иноя» у реки. Их собственная смесь. Особо мягкая, очень вкусная.
– Спасибо, – сказал Ягисава и взял одну из чашек. Идзуми спохватилась – «Ой, погоди!» – и сбегала на кухню, принеся оттуда бумажный пакет.
– Тут всякие пончики. От мамы.
– Оо. Спасибо твоей матушке.
Спонтанное вечернее кофепитие. Мы чокнулись чашками с принесенной Идзуми смесью из «Инои».
– Чувства, конечно, всякие, но, думаю, нас можно поздравить, что уже полтора месяца мы успешно защищаемся от «катастроф»… вроде как, – произнес Ягисава. – В тот понедельник я думал, что же будет, но потом ничего не произошло. Так или иначе – ну, похоже, еще не началось, и слава богу.
– Вот уж да, – Идзуми тоже улыбнулась. – Все благодаря стараниям Со-куна.
– Да я даже как-то не чувствую, что особо стараюсь, – ответил я как можно более небрежным тоном. Лишь с тихим вздохом. – Впереди еще долгий путь… верно?
9
– Кстати, что с Хадзуми-сан? – спросила Идзуми. Ягисава, прекратив жевать пончик, ответил:
– На этой неделе она ни разу не пришла. Со, с тобой она связывалась?
– Нет, – тут же ответил я.
– С того самого дня – ни разу?
– Угу.
– Ты не волнуешься за нее?
– Ну, более-менее.
– Какой-то ты безразличный.
– В принципе-то я беспокоюсь. Но поделать ничего не могу.
– Эй, ты же с самого начала…
– Я не смогла остановить расползание слухов, это моя вина, – сказала Идзуми и с явным раскаянием куснула нижнюю губу. – От такой надписи на парте кто угодно будет в шоке. Вполне естественно, что она не смогла это больше выносить.
– Акадзава, не стоит себя винить. Виноваты те, кто сделал ту надпись, – и Ягисава с решительным выражением лица сунул в рот остаток пончика. Потом снова посмотрел на меня. – И, по-моему, Со, ты тоже немного виноват.
– А… Ну да, пожалуй.
– Если б ты вел себя с Хадзуми-сан поласковей… Ну, хотя сейчас-то что говорить…
Возможно, Ягисава действительно хотел это сказать. Я и сам, вспоминая все связанное с Хадзуми, начиная с апрельского утра церемонии открытия, чувствовал боль в груди. Но…
С другой стороны, лучше ли было бы, если бы на ее подходы я реагировал как-то позитивнее? Сколько я ни задавал себе этот вопрос, ответить, что да, было бы лучше, я не мог. Я просто не умел так искусно контролировать свои эмоции, и даже если бы, допустим, умел, то этим бы, возможно, лишь ранил бы Хадзуми еще сильнее…
– Симамура-сан и Кусакабе-сан, похоже, беспокоились за Хадзуми-сан и попытались навестить ее дома, – сказала Идзуми. Ягисава тут же отреагировал:
– Хоо. Вот как. И что Хадзуми?
– Судя по всему, сколько они ни звали, никто не вышел. Может, ее не было дома, а может, она притворялась, что ее нет. На мобильник ей звонили, но она тоже не брала.
– Хм. А родители, ну или вообще родственники?
– И мать, и отец загружены по работе, дома почти не бывают. Похоже, уже давно.
Принцип невмешательства во всей красе. Говоря в плохом смысле – пренебрежение. …Я вспомнил, что так сказала мне сама Хадзуми.
Скорее всего, ее родители не в курсе ни особых обстоятельств класса 3-3, ни даже того, что их дочь с прошлой недели не ходит в школу. И даже если, допустим, в курсе – такая уж это для них серьезная проблема, чтобы как-то реагировать? …Ну, так мне показалось.
– То есть мы не знаем, заперлась ли она дома или бродит где-то по улицам, так? – произнес Ягисава, поглаживая куцую растительность на подбородке.
– Это еще не все, – продолжила говорить Акадзава. – То ли позавчера, то ли позапозавчера одна девушка видела Хадзуми-сан на улице.
– Ух ты. И кто это был?
– Цугунага-сан.
– А, староста? И как она себя чувствовала? В смысле, Хадзуми.
– Ну… – Идзуми поднесла ко рту полупустую чашку с кофе и тихонько вздохнула. – Хадзуми-сан сидела в машине на пассажирском сиденье, она ее случайно заметила.
– В машине?
– За рулем сидел молодой парень, похожий на студента. По словам Цугунаги-сан, Хадзуми-сан выглядела очень веселой.
– Ух ты.
– Может, это ее старший брат? – предположил я. Но тут же вспомнил, что брат Хадзуми учится в Токио. – Или, может, друг ее брата?
– Ну-ну, не прекрасно ли, а? – ухмыльнулся Ягисава. – Юная дева, после того как Со разбил ей сердце, обратилась к взрослому мужчине, студенту…
– Ягисава-кун, – строго сказала Идзуми и посмотрела на него сердито. Ягисава захлопнул рот и поскреб в затылке.
Впоследствии я узнал, что этот, по словам Цугунаги, «молодой парень, похожий на студента» был старшим братом погибшего в аварии на мотоцикле в конце апреля Такаюки Накагавы. Он дружил с братом Хадзуми, и та звала его «братик Накагава». Какой он человек, я, совершенно с ним незнакомый, не знал, но Хадзуми говорила, что «с братиком Накагавой мы давно дружим».
«Раз так… – думал я. – Если Хадзуми сумела избавиться от накопившегося с апреля стресса… Если ее раненая душа более-менее залечилась… В таком случае тревожиться по поводу того, что она прогуливает школу, нет особой нужды».
10
– На следующей неделе полутриместровые экзамены, – сказал Ягисава, прикончив не съеденные мной пончики, и зевнул. – Вот бы они учли наши особые обстоятельства и отменили экзамены у 3-3.
– А после экзаменов еще профориентация будет.
– Еще и встречи учителей с родителями и учениками устроят. …Акадзава? Ты пойдешь в обычную, муниципальную старшую школу?
– Не знаю, – ответила Идзуми и с грустноватым видом склонила голову чуть набок. Покосилась в сторону комнаты с фортепиано. – В музыкалку, похоже, мне уже не светит. Папа с мамой вроде как хотят меня отправить в крутую частную школу для девочек, но это тоже как-то, ну…
– В Йомияме что, есть крутая частная школа для девочек?
– В другой префектуре, это школа-интернат.
– Уээ… – и Ягисава наигранно отпрянул. – Акадзава, так ты у нас юная леди?
– Да блин. Кончай уже так говорить.
– Хе-хе. …Со, а ты в какую старшую школу собираешься?
– А, ээ… – замямлил я, растерявшись.
Как ни крути, а меня из родной семьи выкинули, и я сижу на шее у Акадзав. Мне следует идти в старшую школу, а потом в вуз – так говорили и дядя Харухико, и тетя Саюри; но следует ли принимать от них эту щедрость, я сомневался.
– Вообще-то если ты и дальше будешь «тем, кого нет», то готовиться к экзаменам в старшую школу тебе будет тяжко.
– Учиться можно и в одиночку, так что, думаю, больших проблем не возникнет, – на полном серьезе возразил я.
– Но личного опыта-то нет. Вступительные будут в следующем году, и еще семь месяцев осталось от этого. Добавим сюда еще проблемы с «катастрофами» и «контрмерами»…
– Да уж, блин. И подумать только – школа вот уже много лет ни черта с этим не делает.
– Это потому, что научного объяснения не могут дать, – ответила Идзуми. – Видимо, общественное учреждение, которое должно давать образование, даже на миг не может признать «феномен», смахивающий на проклятие. Да, Со-кун?
– Думаю, это одна из причин. А кроме того, как бы это сказать, возможно, «феномен» как-то воздействует на весь город Йомияма, точнее, на всех, кто в нем живет.
– В каком смысле? – спросила Идзуми. Я прижал правый большой палец к виску и ответил:
– Мне трудно объяснить как следует, но… говорят, что все связанные с «феноменом» документы и воспоминания подделываются и изменяются, так? Кем был проникший в класс «мертвый», после выпускной церемонии выясняется, но со временем воспоминания всех людей тускнеют, так тоже говорят. Ну вот, то же самое, возможно, происходит со всем городом.
– Хмм… – Ягисава, нахмурившись, погладил бородку. – Со всем городом… Я как будто и понимаю, и в то же время не понимаю.
– Я тоже толком не понимаю, – сказал я.
– Хмм.
– Кстати, – вступила Идзуми. – Вы в курсе, что в «такой год» три года назад в последний день полутриместровых экзаменов один человек из класса умер?
«Аа, это…» – болезненно отозвалось воспоминание.
Несчастный случай, произошедший в Северной средней школе Йомиямы три года назад в мае. Дома в Хинами я прочел об этом в газете…
– Это была, кажется, староста от девочек, – продолжила Идзуми. – Поэтому Цугунага-сан слегка волнуется.
– Волнуется, потому что она староста от девочек? – уточнил Ягисава. Идзуми с серьезным лицом кивнула.
– Да. Совершенно ненаучная история. Чтобы сейчас, в точности как три года назад, в последний день полутриместровых экзаменов староста от девочек… Ну что такое.
– Но раз «катастрофы» не начались, это беспокойство ни к чему.
– Да. Должно быть… так, – кивнула Идзуми и, меланхолично подперев щеку рукой, вздохнула. – Даже я иногда думаю о всяком плохом.
– …Например?
– Например, точка зрения Тибики-сана насчет происшествия на той неделе. Она более или менее разумная, но если смотреть пессимистично, то, по сути, он сказал «шансы, что «катастрофы» начались, низки». Но что если этот низкий шанс все-таки воплотился… Ну, в таком духе.
– Эй, эй. Не накаркай.
– «Не накаркай», ага. Однако ничего невозможного ведь нет, правда?
В прошлый понедельник, когда Хадзуми отказалась быть «той, кого нет», «контрмеры» перестали действовать и «катастрофы» начались. Смерть Дзёкити Камбаяси-си в больнице на смертном одре была неизбежна, но все-таки стала результатом «катастрофы». …Вот такая интерпретация?
Такие сомнения, полагаю, вполне возможны.
Тибики-сан тоже тогда очень осторожно подбирал слова. И выражение лица его казалось каким-то рассеянным. Он не отверг возможность начала «катастроф» на сто процентов.
– Хотелось бы, конечно, чтобы это были абсурдные страхи. Со-кун ведь так старается, и одного «того, кого нет» теоретически должно хватить. Но…
Идзуми смолкла, и Ягисава подтолкнул ее продолжить, повторив: «Но?» Идзуми, колеблясь, устремила взгляд на окно комнаты.
– Если это так и окажется, – несколько понизив голос, произнесла она, – то у меня как у безопасника есть одна мысль.
11
– В будущем месяце я к тебе приеду. Уже определилась с датой.
Так сказала моя мать Цкихо по телефону 24 числа, в четверг. С этого дня начались полутриместровые экзамены, но в тот вечер она вряд ли знала об этих наших обстоятельствах.
Увидев на дисплее мобильника, что звонит Цкихо, я, естественно, был в нерешительности, стоит ли ответить или проигнорировать. По словам Усуя-сэнсэя из «клиники», я до сих пор испытываю к ней очень противоречивые чувства.
Факт, что три года назад она отрезала меня от себя; но это не меняет другого факта – что она дала мне жизнь. Хотя умом я понимал, что ничего тут не могу поделать, эмоционально я был в полном хаосе.
– …С сегодняшнего дня начинаются экзамены… – грустно пробормотал я. – Поэтому я сейчас занимаюсь.
«И поэтому хочу закончить разговор побыстрее», – хотел сказать я, но тут же мысленно себя упрекнул: «Если так, то мог бы его и не начинать вовсе».
– А… – нервно отозвалась Цкихо. – Прости, что мешаю тебе учиться.
– Ничего страшного.
– В будущем году ты ведь уже выпускаешься.
– …Угу.
– И потом в старшую школу?
– Тетя с дядей говорят, надо поступать, да.
– Аа… надо будет это как следует обсудить, – задумчиво произнесла она, после чего слабым голосом снова сказала: – Прости, Со-тян.
Хоть она и извинилась, ответить мне ей было нечего.
– Так что, ты приедешь в следующем месяце? – вернулся я к главной теме. – Когда именно, уже решила?
– А… да. Конечно, – с явным волнением ответила Цкихо. – В следующем месяце, десятого, это воскресенье.
– …Ясно.
– Мирей тоже приедет.
– Ясно. …И Хирацка-сан тоже?
Сюдзи Хирацку-си, второго мужа Цкихо и родного отца Мирей, я уже много лет не звал папой.
– Он сейчас сильно занят, поэтому… только мы с Мирей. Поэтому, думаю, мы пообедаем вместе, мы так давно этого не делали. Мирей тоже хочет повидаться с Со-тяном.
Мы с сестренкой Мирей, с тех пор как расстались в Хинами, не виделись ни разу. С Цкихо виделись, но в последний раз это было вскоре после моего поступления в среднюю школу – она меня сопровождала в «клинику».
– Я…
«Не особо хочу встречаться». Я хотел так сказать, но в последний момент передумал.
– Хорошо. Ладно, до связи поближе к тому времени.
12
Двадцать пятое число, пятница.
На второй день экзаменов с самого утра сыпал дождь.
Не особо сильный, но зонт был нужен. Однако ветер дул прилично, и даже при раскрытом зонте одежда все равно промокала.
Несмотря на такую погоду, я утром встал раньше обычного и впервые за несколько дней прогулялся вдоль реки Йомияма. Уровень воды не поднялся, но вода стала грязной, и птиц что на поверхности воды, что в небе над рекой почти не было. Хотя обычно даже в такие дождливые дни птицы все равно есть…
Я немного прошел вперед и, естественно, вспомнил Юйку Хадзуми.
Именно здесь она впервые обратилась ко мне в начале апреля. С тех пор прошло всего-то полтора месяца, а казалось, что это было так давно.
После того происшествия Хадзуми не приходила в школу. Вчера на экзаменах ее тоже не было.
Все-таки я беспокоился, в порядке ли она. Но при этом знал, что, как бы ни беспокоился, помочь ей не смогу.
В наши дни по всей стране прогулы занятий учениками – не сказать чтоб редкое явление; вопрос в том, как с этим справляются учителя и школы. Я сам, вспоминая свои младшешкольные годы, не мог сказать нынешнему себе «Ты должен как следует ходить в школу».
Как обычно, я заглянул в родовой особняк семьи Акадзава и позавтракал, после чего в одиночестве направился в школу.
13
На первом уроке был экзамен по английскому, на втором – по естествознанию.
Я никогда не считал себя так называемым «способным учеником», однако не помню, чтобы после переезда в Йомияму испытывал какие-то проблемы с учебой или экзаменами. Темы уроков я в основном усваивал непосредственно на уроках, с экзаменами обычно справлялся, подучивая материал в последний момент. Это не изменилось и после того, как, став третьеклассником, я взял на себя роль «того, кого нет»; думаю, на это у меня кишка не тонка.
Вот почему в течение этих двух экзаменационных дней все мое беспокойство было направлено совершенно не на экзамены. Ведь…
ЧП в Северной средней школе Йомиямы
Погибла ученица
Заголовок статьи, случайно попавшейся мне на глаза три года назад, когда я жил в Хинами. Я запомнил дату. 27 мая. ЧП произошло 26 мая – именно тогда, на второй день полутриместровых экзаменов в Северном Ёми…
Я смог вспомнить и содержание той статьи.
Погибшую третьеклассницу звали Юкари Сакураги. Сразу после того, как она узнала, что ее мать попала в аварию, она неудачно упала и умерла. А мать в тот же день скончалась в больнице. …Это были первые жертвы «катастроф» трехлетней давности, то есть 1998 года.
Идзуми на той неделе сказала, что Юкари Сакураги тогда была старостой от девочек в классе 3-3. И Цугунага, нынешняя староста от девочек, из-за этого «слегка волнуется»…
– В тот день, да, с прошлой ночи шел дождь. Можно сказать, это стало причиной того происшествия.
Это я услышал от Тибики-сана в начале этой недели, когда заглянул в дополнительную библиотеку.
В тот раз Тибики-сан говорил, раскрыв на стойке абсолютно черную общую тетрадь. Сокращенно – «Тибики-досье». Там были копии списков класса 3-3 с «начального года» двадцать девять лет назад и до нынешнего года, все тридцать, имена и причины смерти всех «причастных», умерших от «катастроф» в «такие года», имена «мертвых», проникших в класс в «такие года» – словом, все что удалось найти и установить.
– Сакураги-кун действительно была в том году старостой от девочек. …Я помню ее лицо. Серьезная девочка, и очки ей очень шли.
Судя по всему, это произошло во время последнего экзамена второго дня. Ей срочно передали, что ее мать попала в аварию и находится в больнице, и она поспешно выбежала из класса. Помчалась вниз по школьной лестнице, но поскользнулась и упала. При падении она выронила зонт, и его острый кончик неудачно воткнулся ей прямо в горло…
– Я тоже это видел – страшное зрелище. Ее увезли на «скорой», но потеря крови и шок были слишком велики, она не доехала до больницы.
– Эх…
Живо представив себе эту смерть, я мрачно вздохнул. Если Цугунага слышала эту же историю, то, какие бы ненаучные мысли у нее ни возникли, они не могли ее не тревожить.
Итак, второй день экзаменов. Первый – английский – прошел без событий. Начался второй – естествознание…
Когда до конца осталось минут десять, я сдал лист с ответами и вышел из класса. В теме я разбирался, так что на все вопросы ответил с легкостью.
За экзаменом следила Камбаяси-сэнсэй, но она не сказала мне ни слова. Конечно, в том числе и потому, что меня «не было».
Выйдя, я кинул быстрый взгляд на то, что происходило в классе. В мою сторону смотрел лишь один человек… Нет, кроме Идзуми, еще Цугунага покосилась, но тут же отвела глаза. …Вроде как.
Сегодня в классе было две пустых парты. Одна принадлежала Хадзуми. Вторая – девочке, которая все время болела еще с апреля, да? Ее звали… кажется, Макисэ, или нет, Макино?
Выйдя в коридор, я приоткрыл одно из окон и в одиночестве стал смотреть наружу. Дождь все продолжался, ветер по-прежнему задувал крепко.
Скосив глаза, я посмотрел вдоль коридора – то тут, то там виднелись мокрые или грязные пятна. В Северном Ёми не требовалось носить сменку, поэтому вода и грязь, приставшая к обуви и зонтам, попадала внутрь школьных корпусов… Три года назад, похоже, было то же самое. И в коридорах, и на лестницах. Потому-то Сакураги и поскользнулась…
– …Все будет хорошо, – помотав головой, попытался я убедить себя. – В этом году все будет хорошо.
Наконец прозвенел звонок с урока, и сразу после этого со стороны лестницы послышались поспешные шаги.
Вскоре показался учитель – в лицо я его знал, но по имени не помнил. Пробежав мимо меня, стоящего у окна, он поспешил зайти в кабинет нашего класса. Там только что закончился экзамен, и из кабинета доносился тихий гул голосов.
«Что такое…» – успел подумать я, когда…
Из передней двери класса выбежала ученица. …Таканаси? Дзюн Таканаси. У которой брат-первоклассник ходит в биологический кружок.
Держа сумку под правой мышкой, левой рукой она выхватила свой зонт из общей стойки. Бледное лицо, торопливые движения. И в этот момент…
– Нельзя бегать по коридору! – раздался высокий голос. – И по лестнице тоже спускайся не торопясь. Успокойся, Таканаси-сан. Осторожней!
Голос принадлежал Цугунаге. Она выбежала из класса, словно гонясь за Таканаси, и прокричала эти слова вслед удаляющейся по коридору девушке.
– Осторожней, Таканаси-сан! Эй, ты поняла?
Таканаси хоть и бледная, все же сумела ответить «Спасибо» и неловко улыбнуться. Придерживая сумку и зонтик и глубоко дыша (я видел, как ходят ее плечи), она шагом направилась к лестнице.
Я ничего не говорил, лишь молча следил за происходящим.
Провожая взглядом уходящую Таканаси, Цугунага глубоко и протяжно вздохнула. По бледности лица она не уступала Таканаси.
14
Вбежавший в класс учитель принес срочное сообщение: мать Дзюн Таканаси попала в какую-то аварию и сильно пострадала. Словно с небольшими вариациями повторялось то, что три года назад произошло с Юкари Сакураги. …Однако после этого Таканаси без проблем встретилась с братом, и они направились в больницу, куда доставили их мать.
Это объяснение мы узнали на классном часе после экзамена от Камбаяси-сэнсэй, а потом…
Я, не отправляясь домой, сразу заглянул в биологический кружок. Там, естественно, был Сюнске Кода, которому я и рассказал о произошедшем.
– Интересно, в каком состоянии сейчас мать Таканаси, – сказал Сюнске, протирая очки. – Даже если оба наших Таканаси в порядке, но с их матерью что-то случится, это ведь будет началом «катастроф»?
Я, ничего не ответив, опустил глаза. Что за происшествие там случилось, я не знал, но молился, чтобы мать Таканаси не была на грани смерти.
– Со, а ты давненько сюда не заглядывал.
– А… ну да.
– Как видишь, после Золотой недели все эта компания отлично себя чувствует, – сказал Сюнске, обводя взглядом аквариумы и клетки. – У-тян номер два тоже бодрячком.
– Никто из них не хочет стать препаратом.
– Конечно. Однако прозрачный препарат креветки Амано вышел очень красивым, глянешь?
– Хмм. Как-нибудь в другой раз.
– Экзамен по естествознанию для тебя был легкой прогулкой, да?
– Более-менее.
– А как насчет прозрачного препарата полосатого вьюна?
– Тоже в другой раз.
И так далее… Продолжая наш дурацкий треп, мы вместе собрались идти по домам.
– Со, после того как эта Хадзуми отвалилась, ты продолжаешь оставаться «тем, кого нет»?
– А, ага.
– И поддерживаешь мир и гармонию в классе?
– Ну, пока да. Если только с матерью Таканаси будет все в порядке.
– Хорошо бы было в порядке.
– Да уж конечно.
В отнюдь не бодром, скорее угрюмом настроении мы шагали по коридору нулевого корпуса. По пути мы прошли мимо дополнительной библиотеки; на ее двери висела табличка «Закрыто». На время экзаменов ее закрыли? Или Тибики-сан снова взял отпуск?
Снаружи по-прежнему сыпал дождь. Ветер тоже оставался все таким же сильным, и в старом здании повсюду слышались странные скрипучие звуки.
Из нулевого корпуса мы пошли крытым переходом в корпус А, где был главный вход. Через вестибюль вышли наружу. Оба раскрыли зонты и зашагали по дорожке к главным воротам, и…
Перед нами шло еще несколько учеников. До них было метров десять, не больше.
– Она же из третьей параллели? – указав рукой на девушку, спросил Сюнске.
– Эй. Это же Акадзава-сан.
Их было трое, все девушки. Одна из них, если спросить мое мнение, явно Идзуми. Я помню ее светло-розовый зонтик.
Из остальных двух одна держала прозрачный пластиковый зонтик. Она была чуть ниже Идзуми, с короткими волосами… кажется, Это? А последняя…
Девушка хрупкого телосложения, в отличие от двух других, была без зонтика. На ней был дождевик – точнее, кремового цвета пончо с капюшоном… Может, у нее вообще нет зонта? Это вроде Цугунага?
«Что если…» – подумалось мне.
Что если, помня, что случилось с Юкари Сакураги три года назад, Цугунага сегодня не взяла зонт, даже несмотря на дождь? Возможно, это именно потому, что она знает о том происшествии в деталях. Знает, что оружие, приведшее к смерти Сакураги, – зонт, который она сама же и принесла… и вот поэтому.
Сразу после экзамена по естествознанию, когда Таканаси выбежала из класса, Цугунага, возможно, именно поэтому привлекла ее внимание. Если бы Таканаси сейчас, как Сакураги три года назад, стала спускаться по лестнице в спешке, возможно, с ней и случилось бы то же, что с Сакураги тогда. Боясь этого, она машинально…
Внезапно нас всех напугал сильный шум.
Др-др-др-др-др-др… грым! Это такой шум ветра? Более того, еще усилившегося ветра.
Это он наверху так яростно дует? Или, наоборот, у земли?
Беспокойно заозиравшись, я увидел, что все деревья поблизости качаются и шумят. Ветер добрался до того места, где были мы с Сюнске, и чуть не вырвал у нас зонты.
– Ух ты. Как-то внезапно нас, кажется, посетил тайфун, – произнес Сюнске. Дождь с неба, похоже, тоже полил вдвое сильнее.
Собравшись с духом, я сделал два-три шага вперед, но тут опять раздалось яростное «грым!». Опять непонятно, сверху или от земли?
Две из трех идущих впереди девушек, похоже, сражались со своими зонтами, пытаясь не дать ветру их унести. Цугунага в своем пончо изо всех сил удерживала на ветру это самое пончо. Едва я успел так подумать…
Цугунага вдруг упала на колени. Капюшон давно уже сорвало с ее головы.
Что случилось?
Цугунага попыталась встать, но движения ее были неловкими. Это из-за сильного ветра… Нет, кажется, край ее пончо застрял в то ли заборчике, то ли еще чем-то того же рода, разделяющем дорожку и растущие вдоль нее кусты. Так оно выглядело со стороны.
Дующий ветер, льющий сверху дождь. И между ними – какой-то странный звук – так мне показалось. А миг спустя, словно разделяя надвое белые полосы дождя, сверху вниз наискось мелькнуло что-то. Что-то серое, неопределенной формы…
Раздался короткий вскрик. Видимо, это Цугунага. Мы с Сюнске находились поодаль, но до нас он донесся отчетливо.
– Нет! – вскрикнула не то Идзуми, не то Это. – Неееет!
– Что? Вот это. Что это?
– Цугунага-сан?!
– Ох, погано! – воскликнул рядом со мной Сюнске. Отшвырнул зонт и, не обращая внимание на дождь, ринулся вперед.
Я поспешил за ним, и в этот момент в глаза мне бросилась явная перемена, произошедшая с Цугунагой.
Она застыла на месте, все еще стоя на коленях и как будто глядя в небо. И я видел, как справа в ее шею впилось сверху вниз наискось серое что-то. И…
Кремовое пончо стало окрашиваться ярко-красным.
Она смывалась дождем, но продолжала натекать заново, красная… да, это кровь. Красная кровь, в огромном количестве, из шеи…
Лишь подбежав, я понял наконец, что произошло.
В шею Цугунаги глубоко вонзилась окрашенная в серый цвет металлическая пластинка. То ли оцинкованная жесть, то ли еще что-то. Длинная и тонкая, довольно большая.
Откуда-то она прилетела ни с того ни с сего. И воткнулась ей в шею, словно острый клинок.
– Цугунага… сан…
И Сюнске, и я, и тоже отбросившая зонт Идзуми – мы все тряслись, и у нас дрожали губы. Стоявшая в нескольких метрах от нас Это там и села, ошеломленная.
– Почему так…
Изо рта Цугунаги, по-прежнему сидящей неподвижно, задрав голову к небу, вместе с кровавой пеной вырвался полный муки стон. Она еще дышала.
– «Скорую»! – заорал Сюнске и выхватил мобильник.
– Ай! – вырвалось у Идзуми. Я увидел, что руки Цугунаги поднялись и пытаются ухватиться за впившуюся в ее шею железяку.
«Нет, нельзя!» – подумал я и поспешно потянулся к ней.
Нельзя. Если сейчас она это вытащит…
Однако моя спешка ничего не дала.
«Что, блин, произошло со мной?» Даже этого толком не понимая, Цугунага…
…не в силах вытерпеть внезапно обрушившуюся на нее боль, из последних, видимо, сил выдернула из себя чужеродный предмет. И тут же из раскрывшейся раны хлынул мощный поток крови…
Окрашивая непрекращающийся дождь красным, Цугунага обмякла и больше не двигалась.
15
К тому времени, когда приехала «скорая», Томоко Цугунага умерла от потери крови. 25 мая, в 11:30 утра.
В нескольких десятках метров от места происшествия стоял спортивный корпус. Было установлено, что в этот день внезапным порывом сильного ветра от его крыши отделился кусок. Это здание, которому было уже несколько десятилетий, само по себе заметно обветшало, к тому же пострадало от града, прошедшего седьмого мая. Тем не менее…
Чтобы сдутый с крыши, сорвавшийся в воздух фрагмент полетел именно в Цугунагу, которая как раз в этот момент оказалась пришпилена к мостовой и не могла двигаться, да еще попал в нее именно под таким углом – исключительно неудачное совпадение.
В тот же день, 25 мая, поздно вечером в больнице скончалась Сидзу Таканаси, мать Дзюн.
Она утром того же дня серьезно повредила позвоночник в результате незначительной аварии с участием малолитражной легковушки. Тем не менее, когда ее доставили в больницу, сперва врачи сочли, что ее жизнь вне опасности. К тому времени, когда срочно проинформированные дети ее навестили, она была в полном сознании.
Но вечером ее состояние стремительно ухудшилось. Причиной стало кровоизлияние в мозг из-за травмы головы, которую почему-то не заметили при осмотре сразу после доставки ее в больницу.
Таким образом…
За один день абсурдной смертью умерли сразу двое «причастных» к классу 3-3.
«Катастрофы», которых все страшились, все-таки начались… Нет, возможно, начались они еще тогда, когда умер Дзёкити Камбаяси-си. Эту реальность мы вынуждены были принять, хотели мы того или нет.