ГЛАВА 8. ИЮНЬ 1
1
Последние дни мая прошли в хаосе и отчаянии, горе и страхе… А потом начался июнь.
По просьбе Идзуми я и после смерти Цугунаги и матери Таканаси продолжал вести себя в школе так, будто меня «нет».
Тем временем Идзуми и другие безопасники совещались, и я ждал, пока они примут решение, предложат его классу, и класс его одобрит… Так вот время и шло. Камбаяси-сэнсэй этому особо не противилась. Новой старостой от девочек выбрали Идзуми (при этом она оставалась и безопасником).
Хадзуми пока что не появилась в школе ни разу. Если до нее дошла информация о начале «катастроф», тем более понятно, что приходить сюда ей не хотелось. …Ну, это легко было предположить.
2
– Со-кун, я слышал, на той неделе в школе случилось ужасное происшествие? Умерла твоя одноклассница?
При этих словах Усуя-сэнсэя я невольно отвел взгляд, опустил его вниз. В то же время, кажется, слегка прикусил нижнюю губу.
– Может быть, ты с умершей был в близких отношениях?
– …Нет, – я покачал головой. – Так, болтали время от времени.
– И все равно, конечно, для тебя это был настоящий шок, верно?
– Ээ, ну да.
– Скажи, с тобой все в порядке? Я имею в виду, не всплыли ли у тебя тяжелые воспоминания о том, что было три года назад, после того как ты так ярко и так близко увидел смерть сейчас?
– …Я в порядке, – ответил я, продолжая смотреть в пол. – …По-моему.
Плохой сон, ночные кошмары… Не могу сказать, что за последнюю неделю этих симптомов у меня не было. Но это не из-за того, что я вспоминал то происшествие трехлетней давности.
Во сне мне являлось происшествие не трехлетней давности, а совсем свежее, случившееся меньше месяца назад. «Я есть», «я здесь!» – ее голос, и черный силуэт ворвавшейся в класс вороны, и шум ветра, и бьющееся на ветру кремовое пончо, и… и хлещущая кровь. Залитый кровью, свалившийся на землю ее, ну…
Смерть человека я видел не впервые. Три года назад в «Приозерном особняке» я собственными глазами видел смерть Тэруи-сана. Но…
Хотя и три года назад, и на той неделе была «смерть», воспринималась она совершенно по-разному. Причиной тому, возможно, было поселившееся во мне чувство вины.
Сожаление и чувство беспомощности за то, что я не смог предотвратить начало «катастроф». Вдобавок если допустить, что причиной этой неудачи стал отказ Хадзуми, то еще и запоздалое сожаление, что я ее не удержал… Иными словами – да, чувство вины, что я не все сделал, что мог.
Думаю, в этот день я, успешно скрывая свои чувства, ответил на все вопросы, которые спокойно, в неспешном темпе задавал мне Усуй-сэнсэй. Заметил он мою скрытность или нет, я не знаю.
Второе июня, суббота, незадолго до полудня. Как обычно, сообщив в школу об отсутствии по уважительной причине, я посетил «клинику» во флигеле городской больницы, и…
– До меня дошли какие-то странные слухи, – неожиданно заметил Усуй-сэнсэй после такого же, как всегда, разговора на первой за более чем месяц консультации. – Что в средней школе, которую ты посещаешь, Со-кун, есть загадочные мифы на тему смерти…
Загадочные мифы, да?
Вот под каким соусом расползаются слухи. Ну, тут уж ничего не попишешь.
Я вполне нормально относился к Усую-сэнсэю, даже считал, что на него можно положиться, но про особые обстоятельства класса 3-3 ему не рассказывал. «Феномен», «катастрофы», проникающий в класс «мертвый», подделываемые и изменяемые документы и воспоминания… Как бы серьезно я ему об этом ни рассказывал, доктор психиатрии ни за что не воспримет. Если только сам не будет в это вовлечен. С этой мыслью…
– Я ни о каких мифах не знаю, – решил я отмахнуться от слов сэнсэя. – Просто дурацкие слухи. Мне такое неинтересно.
3
После окончания осмотра я решил вернуться тем же путем, что в прошлый раз, хотя дождь сегодня и не шел. Пошел из флигеля в главное здание через крытый переход на первом этаже. А потом, как и в прошлый раз, зашагал по сложной системе коридоров внутри комплекса…
Мои мысли сами собой углубились в прошлое. В ушах прозвучали слова Идзуми, которые она произнесла через два дня после той кровавой трагедии, в воскресенье вечером, когда зашла ко мне.
«На случай «возможной ситуации» у меня есть одна идея» – так она сказала и раньше. Что за идея? На мой вопрос…
– Вот смотри, – сказала Идзуми, но тут же смолкла и взглянула мне прямо в глаза. Немного помолчала, затем продолжила: – Ты помнишь «встречу по контрмерам» в конце марта? Когда решали, кто будет «тем, кого нет», если окажется, что сейчас «такой год».
– Угу. Да, конечно.
Когда встал вопрос, кто возьмет на себя роль «того, кого нет», руку поднял я. Но сразу затем Это спросила, достаточно ли одного этого, и было решено добавить «второго». После чего устроили жеребьевку при помощи игральных карт…
– Была жеребьевка с помощью карт. Хадзуми-сан вытянула джокера, и ее назначили «номером два», но… давай, вспомни. Что было перед тем?
Раскосые глаза Идзуми прищурились, словно вглядываясь куда-то вдаль. Я тоже слегка прищурился и переспросил:
– Перед тем?
Я стал шарить в памяти. Идзуми ответила:
– Перед началом жеребьевки кое-кто сказал: «Раз так, давайте я», помнишь? Тихим, почти незаметным голосом, но все тогда малость удивились. «С чего бы это вдруг?» – типа того…
– …Аа.
Та сцена двух-с-небольшим-месячной давности словно выплыла из тьмы и раскрылась в моем сознании. …Да. Точно, было такое. Кроме меня, был еще один человек, готовый взять на себя роль «того, кого нет»; в тот момент меня это тоже немного удивило…
– …Но в итоге с этим предложением не согласились и устроили жеребьевку.
– Карты тогда уже перемешали, и, кажется… да, Хадзуми-сан сказала «Не, теперь уже поздно», что-то в этом роде, каким-то странно всполошенным голосом, и сразу после этого жеребьевка началась.
– А… угу. Так и было.
Раз так, Хадзуми уже тогда твердо решила сама стать «номером два». Наверняка она уже и пометку на джокере заметила и запомнила. Значит…
– «Раз так, давайте я» тогда сказала Макисэ-сан.
– Макисэ…
…Да. Точно. Ее звали Макисэ. Как она выглядела, я не очень помнил, но у нее был тихий, еле слышный голос и такая же непримечательная внешность…
– У Макисэ-сан какие-то проблемы со здоровьем, поэтому, я слышала, с апреля ее на время положили в больницу, – сказала Идзуми и медленно моргнула. И в такт этому движению ее ресниц у меня перед глазами словно на миг все залило тьмой.
– Ну так вот, я думаю, что она хотя и не рассказала всем в тот момент, но решила примерно так: раз она все равно в школу ходить особо не будет, почему бы ей не стать «той, кого нет»?
После этих слов я подумал: а ведь в этом предложении действительно есть определенный смысл. То, что она лежит в больнице и свободна от школы, не отменяет ее принадлежности к классу 3-3. Игнорировать ее как «ту, кого нет» всему классу было бы очень легко. И физически, и психологически. Она всегда была самым подходящим кандидатом, но…
…Но в итоге ее предложение не приняли. Хадзуми вытянула джокера и стала «номером два».
– Ты ведь уже понял, да? – продолжила Идзуми. – Хотя бы сейчас мы можем попросить Макисэ-сан, не согласится ли она взять на себя роль «номера два» взамен Хадзуми-сан.
– Хм…
Ну конечно же. Однако что после этого будет? И удастся ли остановить уже начавшиеся «катастрофы»?
– Думаю, проблема в важности восстановления, так сказать, «баланса сил».
– Баланса сил?
– «Катастрофы» начинаются, когда в класс проникает «лишний», он же «мертвый», которого там быть не должно. В качестве «контрмеры» в классе назначается «тот, кого нет», и это позволяет остановить «катастрофы». «Сила» притягивающего к себе смерть «мертвого» компенсируется «силой» «того, кого нет», и достигается баланс. Вот такой образ.
– …Угу.
– В этом году мы в качестве «контрмеры» на всякий случай назначили двух «тех, кого нет». И раз в апреле «катастрофы» не начались, значит, баланс соблюдался правильно. Но когда в начале мая Хадзуми-сан отказалась от своей роли, «катастрофы» начались. Значит, в нынешнем году соотношение сил вот такое.
– Вот такое… то есть одного «того, кого нет» для баланса недостаточно?
– Недостаточно, баланс порушился… Да, такой образ. Если не увеличить «силу» «того, кого нет», «силу» нынешнего «мертвого» не перебороть. Поэтому… вот.
Восстановить порушенный Хадзуми баланс, вернувшись к двум «тем, кого нет». Тогда «катастрофы» должны остановиться. Такая у нее теория?
Правильная эта идея или нет, эффективная или нет? Пока не попробуешь, не узнаешь. Но, думаю, лучше так, чем сидеть и ничего не делать. …Вспомнив эти слова Идзуми, я не мог не согласиться. Да, возможно, и так. Наверняка это лучше, чем ничего не делать, оставаться беспомощными…
Три дня спустя безопасники Идзуми и Это как представители класса навестили Макисэ в терапевтическом отделении больницы. Это было в среду, 30 мая.
Поняв все обстоятельства, Макисэ согласилась: «Если я могу быть полезна, то конечно». Госпитализация должна была продлиться еще долго, так что сейчас это для нее не особая проблема. А когда она выпишется и вернется в школу – ну, если «катастрофы» прекратятся, то она и до выпуска может продолжать быть «той, кого нет». Так, похоже, она сказала.
Сегодня шел уже четвертый день с того момента, как была принята новая «контрмера», которую можно было сравнить с хватанием за соломинку.
4
Я шел по коридору главного здания, как вдруг меня охватило желание поискать палату, где лежит Макисэ.
Шансов встретиться в школе у нас до сих пор не было, а мы с ней с этого месяца коллеги по «отсутствию»… Додумав до этого места, я решил, что сегодня не надо. Я чувствовал, что внезапный визит в ее палату парня из класса был бы неделикатным, и, кроме того, даже если я попытаюсь сейчас наладить с ней контакт, это ничего не изменит…
Но.
Мы с ней виделись всего один раз, на «встрече по контрмерам», и, естественно, я ее даже в лицо не помнил. …Интересно, о чем она думает и как проводит время, лежа в больнице так долго? Это иная трудность, чем те, что связаны с «катастрофами», и при мысли о ней мне стало не по себе. В конце концов я подумал, что хорошо бы попросить, скажем, Идзуми навестить ее вместе со мной.
Внеся плату, я вышел из больницы, но время было всего полпервого дня. Сегодня я был без велосипеда, поэтому пошел на автобусную остановку перед больницей и стал ждать автобус в компании еще нескольких человек на вид старше меня.
Под низким пасмурным небом, предвещающим наступление сезона дождей, наконец-то приехал автобус. Подготовив мелочь, я направился было к средней двери, когда…
Из передней двери вышли пассажиры. Я машинально повернулся в ту сторону и увидел знакомое лицо. Это…
…Кирика-сан?
Поскольку я видел ее всего одно мгновение, то мог и обознаться. Но я вспомнил, что в прошлый раз, когда выходил из больницы, в вестибюле тоже видел женщину, похожую на нее. Значит, это правда Кирика-сан…
У нее какая-то болезнь, из-за которой ей приходится периодически посещать больницу?
Думая примерно то же, что и в прошлый раз, я сел в автобус.
5
Сойдя с автобуса в квартале Ромеро перед «Рассветным лесом», я ненадолго заглянул в библиотеку, потом поел в фастфудной кафешке поблизости… после чего пешком отправился в Мисаки с расчетом быть там в полчетвертого. Местом назначения был тот самый кукольный магазин – «Пустые синие глаза в сумраке Ёми».
В полчетвертого я обещал встретиться там с Мей Мисаки.
С того дня, когда стало окончательно ясно, что смерть Цугунаги и матери Таканаси означает начало «катастроф», мы с Мей говорили только по телефону. Но все-таки в такой ситуации мне хотелось встретиться и поговорить с ней лицом к лицу. Очень сильно хотелось.
В «Пустых синих глазах…» я в последний раз встречался с Мей в середине апреля.
Прошло больше полутора месяцев. Положение дел с тех пор сильно изменилось, но здесь, внутри, как всегда, царило спокойствие, будто это место было отделено от остального мира. Играла всегдашняя сумрачная музыка, и со мной поздоровалась всегдашняя бабушка Аманэ.
– Ты друг, поэтому платы не надо. …Мей сейчас внизу.
– Спасибо большое.
Как и тогда, в апреле, Мей сидела в одиночестве за круглым столиком, подперев щеку рукой. На ней была темно-синяя, почти черная блузка, словно сливающаяся с сумраком помещения.
– Здравствуй, Со-кун, – поздоровалась Мей, убрав руку от щеки. – Давно мы с тобой тут не встречались.
– Ага. Это… здравствуй.
– Садись.
– Ага.
Сегодня Мей была тоже без повязки. В левой глазнице был карий с черным зрачком искусственный глаз, а не «глаз куклы».
– …Ну как? – спросила Мей после того, как я сел и она несколько секунд смотрела на меня в молчании. – В порядке?
– В порядке… в смысле, класс? – уточнил я. Мей легонько качнула головой.
– Ты, Со-кун.
– Я?..
– Твои чувства, душевное состояние. В порядке ли они после такого развития событий?
– А… Ну, в общем…
– Несмотря на все твои старания, «катастрофы» все-таки начались. Надеюсь, ты не винишь в этом себя и не ударяешься в меланхолию?
– Если я скажу, что абсолютно не ударяюсь, то, пожалуй, совру.
В этой ситуации Мей так обо мне беспокоится. Я был счастлив до смущения, однако ответил как можно спокойнее.
– Но я в порядке.
– Ведь происшествие с Цугунагой-сан на той неделе случилось прямо у тебя на глазах, да, Со-кун?
– Ну… да, конечно, это был жуткий шок, но… да, я в порядке.
– Честно?
– По крайней мере, я уже не думаю, что хорошо бы отсюда сбежать.
– …Ясно.
В комнате зазвучала знакомая мелодия. «Сицилиана» Форе. Когда я приходил сюда в апреле, кажется, она же… Лишь чуть-чуть подумав об этом совпадении, я произнес:
– Кстати.
Ровно в этот же момент Мей тоже произнесла: «Кстати». Я поспешно захлопнул рот, а Мей продолжила:
– Я слышала по телефону о новой «контрмере»… Ее уже задействовали?
– А, ага, – выпрямившись, кивнул я. – Кроме меня, появился второй «тот, кого нет», взамен Хадзуми-сан. Чтобы вернуть баланс «сил», такая вот «контрмера»…
Хотя в общих чертах я объяснил Мей суть новой «контрмеры» по телефону накануне, сейчас рассказал все заново.
– …И человек, к которому обратились с просьбой стать новым «номером два», согласился. Сегодня уже четвертый день как.
– …Ясно, – вновь ответила Мей, после чего отвела от меня правый глаз куда-то в сторону и коротко вздохнула. И, в точности как когда я сюда спустился, подперла лицо руками. Как-то уныло она теперь выглядела.
Сверху донеслось тихое «динь» дверного колокольчика.
Какой-то посетитель пришел? Или, может быть, Кирика-сан вернулась?..
– Но, Со-кун, – тихо произнесла Мей. – Будет эта новая «контрмера» эффективна или нет, чересчур оптимистичным быть не стоит. …Правда, от меня это, возможно, звучит не очень убедительно.
– Почему ты так считаешь?
– Ну… – тут Мей немножко замялась, но продолжила: – Потому что три года назад так уже делали.
Я не нашел что ответить. Мей продолжила:
– Я ведь уже рассказывала тебе. Три года назад в классе 3-3 меня назначили «той, кого нет». Тогда «контрмера» тоже не сработала, «катастрофы» начались, и поэтому выдвинули идею, не увеличить ли число «тех, кого нет» до двух за счет Сакакибары-куна. Но эта «дополнительная контрмера» оказалась бесполезной.
– Но тогда и сейчас довольно разные обстоятельства. В этом году с самого начала «тех, кого нет» было двое, и «катастрофы» начались, когда один отказался, и если вернуть снова двоих и восстановить баланс… то…
– Эти рассуждения мне понятны. По сравнению с тем разом сейчас, если можно так выразиться, «настройки по умолчанию» другие, – сказала Мей, но тут же, склонив голову чуть набок, продолжила: – Но, какие бы «контрмеры» ни принимались изначально – раз они отказали, начавшиеся «катастрофы» никакими дополнительным средствами постфактум уже не остановить, невозможно остановить. …Мне так кажется.
Мне снова нечего было ответить. Мей, на этот раз чуть покачивая головой, продолжила:
– А… но такого рода рассуждения, возможно, сами по себе бессмысленны.
– …Почему?
– Потому что это природное явление.
Услышав этот ответ, я, конечно же, вспомнил придуманный и применяемый Тибики-саном термин «сверхъестественное природное явление».
– Тибики-сан постоянно наблюдает за «феноменом» и поэтому хорошо понимает связанные с ним правила. И какие «контрмеры» эффективны, тоже понимает… Но знаешь, это, возможно, лишь часть всей картины.
– …
– Даже при нынешнем уровне развития науки мы не можем предсказать или предотвратить развитие и динамику многих природных явлений. Тайфунов, скажем, или землетрясений. Даже зная, что сегодня будет дождь, не факт, что, взяв с собой зонтик, мы совсем не промокнем. Стоит подуть сильному боковому ветру, и, какой бы большой зонт мы ни взяли, одежда все равно вымокнет, а уж если дождь с градом, то зонт вообще может сломаться. Неожиданности случаются постоянно. А этот «феномен» вдобавок еще и не поддающееся научному объяснению «сверхъестественное природное явление»… так что мой слабый опыт и догадки, возможно, полностью бессмысленны. Так тоже можно рассуждать.
Поэтому новая «контрмера» не обязательно окажется бесполезной. Такой, в общем, смысл ее слов.
– В общем, нельзя с уверенностью утверждать, что это не сработает? – уточнил я. Мей моргнула правым глазом и ответила:
– Если сработает, будет идеальный выход, конечно.
– Скажи, Мисаки-сан, – все-таки не удержался я от вопроса. – Три года назад «катастрофы» не сдержала ни изначальная «контрмера», ни «дополнительная», и много «причастных» умерло… но тем не менее они прекратились. Почему так вышло? Почему они прекратились?
Этот вопрос я пытался затрагивать не один раз. Но Мей никогда не давала ясного ответа. Видимо, там было что-то такое, о чем она рассказывать не хотела. Предполагая это, я глубже не копал…
– …Потому что…
После короткого молчания губы Мей пришли в движение. Я сцепил пальцы рук, лежащих на столике. Невольно сжал со всей силы.
– Потому что…
Мей попыталась ответить, но тут же беспокойно покачала головой.
– Все-таки я это…
В этот момент…
Сзади раздался звук. Шаги человека, спускающегося по лестнице. И голос.
– А, вот ты где.
Знакомый женский голос, который я слышу при встрече каждый день.
– Со-кун? Ты тут часто бываешь?
Удивленно обернувшись, я увидел одетую в школьную форму Идзуми Акадзаву.
6
Если подумать, – да нет, тут и думать особо не требовалось, – я почти не рассказывал своим друзьям историю Мей Мисаки. Насколько я помню, только Ягисаве, «родственной душе» с первого класса, я немножко говорил о ней, но знакомить их даже не пытался.
Поэтому Идзуми не должна была знать про Мей, и, естественно, видеть друг дружку они сейчас должны были впервые.
– Акадзава… – я встал со стула и повернулся к спустившейся по лестнице Идзуми. – Что ты тут делаешь?
– Случайно. Просто совпадение, – ответила Идзуми с серьезной миной, но тут же озорно улыбнулась. – Это я соврала.
– Эмм…
– Когда шла из школы, вдруг захотелось заглянуть в библиотеку в «Рассветном лесу». И тут вдруг в кафе рядом увидела тебя.
– А. Вот как?
– Я тебя увидела, но расстояние было приличным, и ты меня не заметил… В общем, как-то так.
– И потом ты за мной следила?
– Мне было немножко интересно, куда ты идешь… Вот, – Идзуми улыбнулась шире и высунула язычок. – В любом случае, Со-кун, ты на удивление невнимательный. Я шла прямо за тобой, а ты абсолютно ничего не замечал.
– Хмм.
Во время этого нашего диалога Идзуми, естественно, заметила Мей. Она тут же смолкла – уж не смутилась ли, подумал я.
– Со-кун, это твоя подруга? – спросила Мей, и я поспешно повернулся к ней.
– Не знаю насчет подруги, но это моя кузина, и мы ровесники, и сейчас мы в одном классе.
– Я Идзуми Акадзава. Рада познакомиться, – сказала Идзуми через мое плечо.
– Аа, – вырвалось у Мей. – Акадзава-сан… ты дочь дяди и тети Со-куна, которые его здесь приютили, да?
– Ага, именно так, – ответил я. – А еще она в этом году безопасник, и недавно ее выбрали старостой от девочек…
Я попытался объяснить все заранее, но Идзуми оборвала меня: «Эй, Со-кун!» – и уставилась мне в лицо. В ее глазах читался вопрос: «Она вообще кто?»
– А, эмм… – замямлил я, кинув взгляд в сторону Мей. Потом снова повернулся к Идзуми и пояснил: – Это Мисаки-сан. Мей Мисаки-сан.
– Мисаки… хмм…
Наверняка Идзуми сейчас думала: фамилия произносится точно так же, как имя Мисаки Ёмиямы, того самого ученика, который погиб двадцать девять лет назад. Она приподняла брови, будто насторожившись. Я продолжил:
– Мои родители, Хирацки, хорошо знакомы с семьей Мисаки-сан, поэтому и я с ней знаком, а с тех пор, как стал ходить сюда, познакомился еще ближе. Мисаки-сан закончила Северный Ёми в девяносто восьмом, и она училась в 3-3. Тот год был «таким», так что она и «феномен», и «катастрофы» знает на собственном опыте…
Это объяснение, похоже, Идзуми удовлетворило. Сняв сумку с плеча и держа ее обеими руками перед собой, она пробормотала «понятно», а затем вслух спросила:
– Значит, Со-кун, ты обратился к семпаю за советом?
– Ну, да, наверно, где-то так.
Три года назад Мей была в роли «той, кого нет»… Настолько детально я не счел нужным рассказывать. Как и о мнении Мей насчет новой «контрмеры», вступившей в действие три дня назад.
– Рада познакомиться, Акадзава-сан, – теперь уже Мей поприветствовала Идзуми. – Я Мей Мисаки.
В этот момент я стоял между Мей и Идзуми, благодаря чему служил буфером между взглядами той и другой.
Мей встала со стула, Идзуми сделала шаг ей навстречу… поэтому я отступил от столика вглубь комнаты. Теперь они стояли прямо друг напротив друга на расстоянии в несколько метров. Вероятно, именно в этот момент каждая из них ясно разглядела лицо другой. …И как раз тут музыка прервалась, и на несколько секунд повисла тишина. Потом музыка снова заиграла, и, по совпадению, это опять была «Сицилиана»…
– Мей… Мисаки… сан.
В глазах Идзуми, разглядывающей Мей, мне почудилось не то удивление, не то растерянность.
– Ты…
Тут Идзуми смолкла и легонько помотала головой. Одну руку, придерживавшую сумку, прижала ко лбу, потом тихо вздохнула.
«Что с ней такое?» – подумал я. Она тем временем подошла к Мей еще на шаг и странно официальным тоном произнесла:
– Спасибо, что помогаешь Со-куну. Как его кузина, хочу выразить тебе свою…
– Погоди-погоди, – на автомате встрял я. – Акадзава, почему это ты выражаешь благодарность?
Идзуми, искоса глянув на меня, ответила:
– Хоть я и твоя кузина, Со-кун, но ты мне как младший брат, вот поэтому.
– Погоди, это… – запротестовал было я, но смолк. Да, у меня тоже с самого начала сложилось от Идзуми ощущение «старшей сестры». Но здесь и сейчас, при первой встрече с Мей, делать такие заявления не обязательно.
Я кинул взгляд на Мей – она выглядела так, будто ее это вовсе не касается. С совершенно не изменившимся выражением лица она спокойно смотрела на Идзуми.
– Идзуми… Акадзава… – раздался ее тихий голос. – Акадзава…
Что с ней? Ее голос звучал совсем не так, как голос человека, пытающегося запомнить полное имя собеседника при первой встрече. Возможно, мне показалось, но она как будто пыталась вспомнить что-то очень важное…
Щелк.
Тихий звук за пределами зоны слышимости. А прямо перед этим, почти одновременно, мир словно погрузился на миг во тьму, и у меня перехватило дыхание.
…Это…
Словно кто-то за гранью нашего мира щелкнул затвором камеры. Словно включилось нечто вроде «стробоскопа тьмы». …Лишь на миг в моем сознании возник этот сомнительный образ, а потом начисто исчез.
Ээ, что?
Мгновением позже исчез и этот вопрос.
– Акадзава-сан, – произнесла Мей. Не пробормотала, как только что, а ясно проговорила, глядя прямо на собеседницу. – От Со-куна я узнала об обстоятельствах класса 3-3 в этом году. О том, что, невзирая на какие бы то ни было принятые «контрмеры», в прошлом месяце «катастрофы» начались. И о попытке новой «контрмеры» как реакции на это.
– А, ага.
Идзуми приняла взгляд и слова Мей спокойно. Мей продолжила все тем же тоном:
– Хотя три года назад я сама испытала на себе это, сейчас я не вовлечена. Поэтому я не в том положении, чтобы высказывать те или иные мнения. Если меня спросят, могу в какой-то степени дать совет, не более того.
– Мы стараемся изо всех сил, – ответила Идзуми. – Просто чтобы ситуация не ухудшилась еще больше, чем сейчас.
– И Со-кун в роли «того, кого нет», и Акадзава-сан в роли безопасника – думаю, это сильно. И я знаю, что вы стараетесь. Но… – тут Мей перевела взгляд на меня. – Если ты чувствуешь, что уже бесполезно, что дальше невозможно, Со-кун – вполне можно и сбежать.
– Можно и… сбежать…
Застигнутый этими словами врасплох, я отвел глаза от Мей.
– Сбежать, как Тэруя-сан?..
Едва я договорил эту фразу, как ощутил в груди боль. Множество слов, которыми мы с Тэруей-саном обменивались в «Приозерном особняке» в Хинами, всплыло в памяти и, переполнив мою слабую грудь, полилось оттуда.
– Так я ни за что не…
– А здесь классно, – небрежным тоном произнесла Идзуми.
Может, она была не в силах смотреть на мои мучения, может, нет – не знаю. Отойдя от столика вглубь комнаты и медленно ее оглядывая, она продолжила:
– Так много прелестных кукол. Тебе нравятся такие вещи, Мисаки-сан?
– Нравятся или нет, а это мой дом, – ответила Мей. Идзуми явно удивилась.
– Что, серьезно?
– На втором этаже здесь мастерская, – стал объяснять я. – Там мама Мисаки-сан, Кирика-сан, делает кукол.
– Кстати, Со-кун, у тебя дома тоже есть кукла, похожая на этих.
– Ага, да. Ее тоже сделала Кирика-сан…
– Акадзава-сан, тебе нравится? Такое вот, – спросила Мей с улыбкой на бледных щеках. Идзуми немного подумала и…
– Ммм… да. Я слегка, как бы это сказать…
– В затруднении?
– Не столько в затруднении, сколько… – тут Идзуми сжала губы, но затем улыбнувшись точно так же, как Мей, ответила: – Думаю, что они классные, но не могу нормально выразить это словами? Они страшно красивые, чуточку пугающие, им просто нельзя пристально смотреть в лицо, вроде как… да. Фигурки динозавров, наверное, мне нравятся больше.
7
В воскресенье после полудня начался дождь. На следующий день, в понедельник – дождь. Во вторник – дождь. В среду официально объявили о начале сезона дождей, и всю неделю было либо пасмурно, либо дождливо.
В классе 3-3 все эти дни висело холодное, влажное напряжение.
«Контрмера» в виде назначения нового «номера два» продолжалась. Увенчается она успехом или нет, никто не знал. Если она будет эффективна, хорошо, но если окажется лишь бесполезной попыткой сопротивления…
…то «катастрофы» не прекратятся, и в этом месяце еще кого-нибудь из «причастных» притянет к себе смерть.
Во время мартовских «встречи для передачи опыта» и «встречи по контрмерам», естественно, многие сомневались, что «феномен» и «катастрофы» реально существуют. В день церемонии открытия класс узнал, что нынешний год «такой», но, думаю, и тогда скептиков было немало. Но после того, как в прошлом месяце наша одноклассница Цугунага погибла вот так, они не могли не отбросить свои изначальные сомнения.
Тревога. Паника. Ужас. …Вот какие эмоции, вероятно, были источниками повисшего в классе напряжения.
Если вдруг новая «контрмера» откажет, на кого падет следующая «катастрофа»? Кто умрет?
В середине подросткового возраста человек обычно осознает неизбежность собственной смерти, хочет он того или нет. Кто бы что ни думал, а эту странную ситуацию всем пришлось принять как реальность, но…
К счастью, эта неделя прошла без событий.
Я и лежащая в больнице Макисэ, двое «тех, кого нет», сумели восстановить рухнувший было баланс «сил» – в это мне хотелось бы верить. И не только мне. Безопасники, включая Идзуми, Камбаяси-сэнсэй, разумеется, Ягисава, другие ученики тоже… Наверняка все испытывали одни и те же чувства.
8
9 июня, суббота.
Вторая суббота в школе была выходной, но я, как обычно, проснулся рано. Снаружи, как и полагалось в сезон дождей, лило. «Эх, опять дождь», – подумал я, поддаваясь несколько меланхоличному состоянию. Вставать не было настроения; встав, идти завтракать в родовой особняк Акадзавы не было настроения… Тетя Саюри спросила по телефону: «Что с тобой?» – на что я ответил: «Ничего, на завтрак и обед найду что поесть». И даже во второй половине дня я лишь сидел у себя в квартире и ничего не делал.
Я умыл лицо и переоделся, но все равно тут же лег в кровать и бессильно вздохнул. За это свое состояние мне самому было жутко стыдно, и я на себя злился. Потому что…
Мне позвонила Цкихо. Сегодня утром, после звонка тети Саюри.
«Прости, Со-тян, – сказала она своим обычным тоном. – Я обещала приехать завтра, но у Мирей вечером поднялась температура. Вместе мы приехать не сможем, и оставить Мирей одну я тоже не могу».
10 июня они вдвоем приедут в Йомияму, и мы впервые за долгий срок встретимся и вместе пообедаем – такой разговор у нас был в прошлый раз, я это точно помнил. И, возможно, в моей душе было что-то вроде предвкушения этого события, самую капельку… Вот поэтому.
– А, понятно.
Несмотря на этот короткий ответ, какая-то часть моего сердца скрипела. Этот скрип в конце концов собрался в груди в некий тяжелый ком.
«Прости, Со-тян, – снова сказала Цкихо. – Из-за этого я завтра не приеду. Придется встречу отложить… Где-то ближе к концу месяца. Прости».
– Можешь не извиняться, – с напускным безразличием ответил я. – Выбора же нет.
«Прости. Ну, еще свяжемся».
– Пока, – коротко произнес я и положил трубку. После чего кинул сжатый в руке мобильник на кровать. Одновременно с этим вздохнул.
Цкихо, обещавшая встретиться завтра, не смогла приехать. …Почему всего лишь из-за этой мелочи мои эмоции в таком раздрае?
Такая реакция, проявившаяся быстрее, чем я успел об этом подумать, меня озадачила. Я был таким жалким, что даже разозлился.
Хотя это не должно было иметь особого значения.
Хотя я не особо хотел встречаться, не хотел, чтобы она приходила.
И тем не менее…
…Блин, простите меня за это желание, чтобы она не связывалась со мной, когда ей в голову стукнет, а просто оставила меня в покое.
Эти унылые мысли я крутил в голове, как идиот. Когда мне удалось-таки переключить свое эмоциональное состояние и оторваться от кровати, было уже два часа дня. Хоть я и не прикорнул, но глаза слипались, а голова была как ватная. Во всем теле ощущалась какая-то вялость. Я решил в первую очередь умыть лицо и направился было в ванную.
В этот самый момент пришла Мей Мисаки.
– Ты дома?
Телефонный звонок был подобен внезапной атаке. И ее голос…
– Я сейчас стою перед твоим домом. Со-кун, у тебя какой номер квартиры?
9
– Я тут неподалеку проходила и подумала, не заглянуть ли.
Коричневая юбка в клетку, белая блузка, узкий темно-красный галстук. Когда я открыл дверь квартиры, там стояла Мей в форме Йоми-один. Снова без повязки. Поэтому в левой глазнице был не синий «глаз куклы».
– Я тебя не напрягла своим внезапным визитом? – спросила Мей.
– Не, нормально.
– Не разбудила?
– Не…
– Можно войти?
– А… конечно, входи.
Судя по форме, она возвращалась из школы? Но ведь в старших школах, по крайней мере в муниципальных, вторая суббота выходная, как и в средних. Меня это немножко озадачило, но – наверное, есть какие-то обстоятельства. Не тот вопрос, который непременно надо выяснять.
Главное же… Я бегло оглядел комнату.
Поскольку я совершенно не ожидал, что сегодня придет Мей, в квартире был приличный беспорядок. Если б я знал заранее, то прибрался бы как следует.
Но Мей это как будто вовсе не волновало. Она проследовала в гостиную и, не дожидаясь моего приглашения, села к столику.
– Хмм, – произнесла она. – А тут более обжитой вид, чем я думала.
– П-правда? Эээ, ну…
– Эй. В «Приозерном особняке» все было совсем по-другому.
– Это…
– Ну, тогда это было естественно, да?
Глядя на меня, Мей слегка прищурила правый глаз.
– Похоже, ты нормально справляешься с одиночной жизнью, Со-кун. У меня отлегло от сердца.
– Отлегло?..
– Мм, – легонько кивнула Мей. – За тебя трехлетней давности я, как правило, более-менее беспокоилась.
На эти слова Мей ответа у меня не нашлось. Я достал из холодильника две завалявшихся там банки яблочного сока и поставил на стол.
– Это, если хочешь, не стесняйся.
– Спасибо.
Мей взяла банку, открыла и принялась пить глотками. Я попытался последовать ее примеру, но был в таком напряжении, что, даже взяв напиток в рот, совершенно не почувствовал вкуса. Вот какое было мое состояние.
– Тут недалеко есть кофейный магазин «Иноя», ты в курсе? – спросила Мей, глядя на меня через стол.
– А, ага.
– Недавно я зашла туда попить чаю.
– Хмм. И как, удачно зашла?
– Это магазин моих знакомых… но я туда давно не заглядывала.
– …А.
– Но туда время от времени заходит она – Акадзава-сан. Ну, твоя кузина, с которой ты меня познакомил на той неделе. Вроде она там покупает зерна.
Аа, у них была такого рода случайная встреча? Пока я тут торчу взаперти и дуюсь из-за ерунды.
– Она мне рассказала, что есть рядом с этим домом. И… вот.
Мне стало жутко стыдно. Как жаль, что нельзя сегодняшнее утро прожить еще раз. «Эх», – коротко вздохнул я и отпил еще сока.
– Пока что вроде бы неделя пошла спокойно.
– Она рассказала, да?
– Угу. Но расслабляться пока рано.
– Она так говорит?
– Вслух не сказала, но я почувствовала, что внутренне ее трясет. Думаю, это правильно.
– Пока рано, да уж. Это точно.
По крайней мере оставшиеся в этом месяце двадцать два дня, включая сегодняшний. Если за это время «катастроф» не будет, это послужит доказательством, что нынешняя «контрмера» эффективна.
Я оперся локтем о стол и тыльной стороной ладони потер глаза, в которых все еще оставалось ощущение сонливости. Мей пришла так внезапно, что я даже ополоснуть лицо не успел. Глядя на это мое состояние, Мей сказала:
– Все-таки я тебя разбудила.
– Не, вовсе не разбудила.
– У тебя волосы, как после сна.
– Ээ… а.
Я лихорадочно пригладил волосы. Мей улыбнулась, но тут же посерьезнела.
– В любом случае, ты сегодня какой-то вялый, Со-кун. Что-то произошло? – спросила она. «Ничего», – хотел сказать я, но слова сразу не вышли, и, прежде чем я сумел их выдавить, она продолжила: – Может, ты тоскуешь по родному дому в Хинами?
– Да ты что! – вырвалось у меня почти рефлекторно. – Не тоскую я, вот еще.
– Хмм.
Мей, опираясь щеками на обе ладони, смотрела на меня чуть исподлобья. Две секунды, три… Наконец она нарушила молчание, пробормотав: «Ясно».
У меня возникло ощущение, что она видит меня насквозь.
– Между вами много всякого произошло, но все-таки она твоя родная мать.
– Да это не особо…
Я, скривив рот, замотал головой, но Мей больше не стала касаться этой темы и неожиданно встала со стула. Обводя комнату взглядом, спросила легким голосом:
– А где та кукла, память от Сакаки-сана?
– Она там… в спальне, – ответил я и тоже встал. – Сейчас принесу.
10
Это была кукла-девочка работы Кирики-сан, которую Тэруя-сан увидел на выставке кукол в Соаби, она ему очень понравилась, и он ее купил. Когда меня выпнули из семьи Хирацка, я забрал ее из кабинета в «Приозерном особняке».
С тумбочки в спальне я ее перенес в гостиную и посадил на столик рядом с компьютером, лицом к Мей. Та, глядя на куклу с немного ностальгическим выражением лица, пробормотала:
– Эта кукла мне не противна.
При этом мне показалось, что ее лицо вдруг как-то потускнело.
– А что, есть куклы, которые противны? – поинтересовался я. – Даже среди тех, которые сделала Кирика-сан?
– Не сколько противны, сколько… – Мей моргнула и помялась, прежде чем продолжить. – Дело в том, что куклы «пустые». Они засасывают и затягивают в себя все чувства и того, кто их создал, и того, кто на них смотрит, и все равно остаются пустыми. Поэтому…
Поэтому?..
– Куклы Кирики для меня немножко трудные… нет, лучше сказать, немножко особенные. Если говорить о «нравятся – не нравятся», то многие из них мне не нравятся.
Такие слова про кукол Кирики-сан я от Мей слышал впервые. С каким-то унылым чувством я думал, что и как спросить, но тут…
– Со-кун, а с твоей стороны как это смотрится? – спросила меня Мей. – Отношения между мной и ей – моей мамой?
– Эээ, ну…
Обычными близкими отношениями матери с дочерью это точно не выглядело. С другой стороны, не выглядело и враждебностью, но Мей всегда обращалась к Кирике-сан в странно формальном тоне, и к отцу, Мисаки-си, тоже…
Я ничего не смог ответить. «Угу», – произнесла Мей себе под нос и кивнула.
– Со-кун, я ведь тебе почти ничего не рассказывала, – она протянула правую руку к кукле на столе и кончиком среднего пальца мягко погладила ее по щеке. Потом резко подняла взгляд и, глядя мне в глаза, продолжила: – Историю моей жизни. Хочешь послушать?
11
– В том же году, в тот же день, что и я, родилась моя младшая сестра – сестра-близнец. Мы были разнояйцовые, но все равно очень похожие… – тихим голосом начала Мей свой рассказ.
О семье, в которой она родилась и росла, о ее родственниках я и вправду до сих пор почти ничего не слышал. Конечно, нельзя сказать, что мне это было неинтересно. Мей, похоже, рассказывать не хотела, потому и я не лез с расспросами… Поэтому внезапно произнесенная «сестра-близнец» стала для меня полной неожиданностью. Более того…
– Но она умерла в апреле три года назад. В больнице.
– …Я не знал.
– Кроме родственников, знает только Сакакибара-кун.
– Сакакибара-сан… Эээ, погоди-ка, – я внезапно понял значение слов «в апреле три года назад» и поспешил уточнить: – То есть неужели… неужели из-за «катастрофы» девяносто восьмого?
На миг мне показалось, что Мей не решается ответить, но тут же она кивнула.
– Думаю, да.
– Но ведь в девяносто восьмом, кажется…
– «Катастрофы» начались с мая, так считается. Даже в тетрадке Тибики-сана об умершей в апреле девочке ничего нет.
– …Почему?
– Я колебалась, но в конце концов рассказала и Тибики-сану. Сакакибара-кун тоже никому не рассказывает.
– Почему вы так?
– Мм… там немного сложная история, деликатные обстоятельства.
Мне показалось, что она говорит жутко уклончиво, что ей не свойственно. Глядя на меня, с сомнением склонившего голову набок, она сделала то же самое и растерянно произнесла:
– Ой, извини. Я не могу это нормально объяснить. Думаю, что хорошо бы объяснить, но история несколько запутанная.
– …Хм.
Я медленно кивнул. «И потом…» – произнесла Мей, но дальше почему-то снова замолчала.
– …Так вот… – опять попыталась она вступить, но опять смолкла. В конце концов она таки произнесла имя:
– Мицуё Фудзиока.
Это имя я слышал впервые. Я снова посмотрел недоуменно. Мей пояснила, что имя Мицуё пишется как «красивый городской мир», потом продолжила:
– Мицуё Фудзиока. Это была мама, которая нас родила.
Новый сюрприз.
– А не Кирика-сан? – невольно переспросил я.
Имя Кирики-сан – не Мицуё, а Юкиё. И фамилия, естественно, не Фудзиока, а Мисаки.
– Кирика, то есть Юкиё, и Мицуё тоже были разнояйцовыми близнецами. Мицуё первой вышла замуж за молодого служащего по фамилии Фудзиока, а немного позже и Юкиё – за моего папу, Котаро Мисаки.
– Так…
– Я… мы родились в семье Фудзиока, близнецы. То есть…
– Тебя удочерили?
Мей удочерили в семью Мисаки. Так получается?
– Да. Из двух близнецов, меня – в семью Мисаки. Мы тогда были маленькие, ничего не осознавали, и от нас это всегда держали в секрете. Поэтому я росла, зовя Мицуё «тетя Фудзиока», а родную сестру считая кузиной-ровесницей… Правду я узнала в пятом классе начальной школы.
Абсолютно спокойным, безразличным тоном Мей продолжала рассказывать свою «историю жизни».
– Я узнала, когда бабушка Аманэ проговорилась, и тогда я очень сильно удивилась. Думала: почему мне никогда про это не говорили? Мисаки любили меня, как родную дочь, и даже больше, но все равно. Я испытывала очень сложные чувства…
Дальше Мей стала рассказывать подробнее.
Кирика-сан, то есть Юкиё, забеременела где-то на год позже, чем Мицуё, но, к несчастью, ребенок умер при родах. И это сказалось на Юкиё – она больше не могла иметь детей. Тогда она была вне себя от горя и печали. И…
Чтобы спасти ее израненную психику, Мицуё предложила удочерить в семью Мисаки одну из двух сестер, которых она родила раньше. И в результате получилось то, что получилось.
– …В итоге я из Мей Фудзиоки превратилась в Мей Мисаки в таком возрасте, когда еще ничего не осознавала. Даже сейчас я помню, в каком замешательстве была Кирика, когда узнала, что я все знаю.
Мей коротко вздохнула и глянула на меня, посмотреть мою реакцию. Я никак особо не среагировал, лишь неопределенно повел головой.
– Она сказала, что собиралась рассказать мне при удобной возможности, и настрого запретила встречаться и говорить по телефону с Мицуё. И с сестрой тоже. Как раз тогда семья Фудзиока переехала на окраину города, мы с сестрой раньше ходили в школы по соседству, а теперь они стали далеко… Мы все равно с ней поддерживали связь, но по секрету от Кирики.
– А почему Кирика-сан так поступила?
После моего наивного вопроса Мей снова коротко вздохнула, потом ответила:
– Она тревожилась.
– Тревожилась…
– Скорее всего. Опасалась, что я перестану быть ее куклой.
От этих слов, произнесенных безразличным тоном, я был слегка в шоке.
– Эээ… куклой…
Что это означает? Если и была такая история, то Мей для Кирики-сан все равно ничем не отличалась от родной дочери, хоть и была приемной? И тем не менее «кукла», почему…
– Я вспоминаю тогдашние свои чувства, – словно не замечая моей реакции, продолжила Мей. – Конечно же, и к Мицуё, которая на самом деле меня родила, я испытывала самые разные чувства. Я понимала все обстоятельства, но… но почему из двух сестер она отдала в семью Мисаки именно меня? И как моя мама Мицуё сейчас на меня смотрит?
– Аа… ну да.
Эти чувства я вполне понимаю. Кажется, понимаю. …С этой мыслью я кивнул, и в этот момент в голове у меня вспыхнул образ Цкихо.
– Но то, что я с подобными чувствами буду общаться с Мицуё, Кирике наверняка внушало большую тревогу. Тревогу, а может, и страх.
– Страх?
– Страх, что а вдруг я вернусь в семью Фудзиока. Страх, что а вдруг Мицуё захочет вернуть «свою кровиночку».
– …
– Ну, это были пустые страхи Кирики, не более. Я ни о чем подобном особо не думала, Мицуё и папа Фудзиока тоже… – бесстрастным голосом продолжила Мей. Холодное выражение лица, словно нарочно, чтобы никто не мог видеть ее эмоции. На этом холодном лице – хотя, может, мне показалось – мелькнул оттенок грусти, и от этого мне тоже стало немного грустно. – Так или иначе, Кирика волновалась больше, чем нужно… и вот поэтому, думаю, она мне так жестко приказала. Что посещать семью Фудзиока нельзя, и встречаться с Мицуё наедине тоже категорически запрещено.
12
– А почему «кукла»? – задал я вопрос, который не давал мне покоя. – Я могу понять страх Кирики-сан, матери, которая тебя вырастила, что дочь может от нее отдалиться. Но «кукла»? И Кирика-сан, и отец семьи Мисаки тоже, они оба тебя очень любят и относятся как к родной дочери. И тем не менее «кукла»… Неужели ты для Кирики-сан – вот такое?
Мей, чуть поджав губы, опустила глаза. Снова протянула руку к сидящей на столе кукле в черном платье и, как и в прошлый раз, погладила ее кончиком пальца по щеке.
– Эта девочка мне не противна, – пробормотала она, тоже как в прошлый раз. – …Потому что не похожа.
– Не похожа?
– Не похожа на меня. Вот почему.
После этих ее слов я внезапно понял.
Я видел в «Пустых синих глазах…» множество кукол работы Кирики-сан. И еще до того, как переехал в Йомияму, на даче семьи Мисаки – тоже. И среди них, да, действительно у довольно многих были лица, более-менее похожие на лицо Мей…
– Тебе противны куклы, которые похожи на тебя.
– Противны… скорее, я их не очень люблю.
– Почему?
– Потому что… это совершенно не я. Такое чувство.
– «Совершенно не я»? – переспросил я, не ухватив смысла. – Что ты имеешь в виду?
– Это не я, это тот, так и не родившийся ребенок Кирики. Вот чего всегда искала Кирика в «пустоте» кукол, делая их похожими на меня. Поэтому я для нее была не «настоящая»… я «кукла на замену».
– Но это… – начал было я, однако продолжить не смог. Я не был уверен, насколько правильно понял эти слова Мей, но…
Между Мей и Кирикой-сан, а может быть, и между Мей и Мисаки-си время от времени чувствовалось, не знаю, напряжение какое-то. И по меньшей мере одна из причин этого напряжения – вот в этом?
– Примерно то же, что тебе сейчас, я рассказала Сакакибаре-куну, когда мы учились в третьем классе средней, – продолжила Мей. – Это было на летних каникулах, во время выезда. Прежде никому из друзей я не рассказывала. Да и не хотела рассказывать, но в тот момент…
В третьем классе – то есть в 98 году, во время классного выезда? Вскоре после того, как мы с Мей виделись в «Приозерном особняке»…
– Но, Со-кун, – сказала Мей, глядя мне в глаза. – С тех пор прошло три года. По сравнению с тем временем ситуация несколько изменилась. Думаю, естественным образом изменились и мои чувства, и отношения с Кирикой.
– Вот… как?
– Сейчас я гораздо меньше чувствую себя «заменителем».
– Вот как…
– Хотя мне не нравится, когда это обобщают словами вроде «вырастить», тут, по-моему, другой смысловой оттенок.
– Три года… говоришь…
«Со-кун, у тебя ведь так же, верно?» – по-видимому, без слов намекала она.
Три года. …Да. Тогда то же, что с Мей, происходило и со мной. За эти три года я… во мне тоже должны были произойти какие-то естественные изменения. Возможно, как и с Мей, мои отношения с матерью тоже… ээ, нет.
Не так. Думаю, у меня по-другому.
– И этот глаз… – произнесла Мей, – указав левым указательным пальцем на свой левый глаз. – Кажется, я тебе уже рассказывала, что я его потеряла в четыре года. Обычные искусственные глаза были некрасивые, и Кирика сделала тот самый «глаз куклы».
Тот красивый искусственный глаз с синей радужкой. Обладающий удивительной способностью…
– Тем глазом я теперь почти совсем не пользуюсь.
– А… ага.
– Ты не хочешь узнать, почему так?
– Не, – я поспешно замотал головой. – У меня какое-то такое чувство, что об этом лучше не спрашивать.
– Ясно. Твоя обычная сдержанность, – и Мей слабо улыбнулась. – Моя левая глазница пустая, она в принципе ничего не видит. Но, когда туда вставляешь «глаз куклы», становится виден «цвет», который обычным глазом не видишь и не хочешь видеть… Со-кун, ты ведь помнишь эту историю.
Конечно, я ее помню… историю, которую Мей рассказала мне тем летом. И вряд ли забуду. …Мей энергично кивнула, и улыбка исчезла с ее лица.
– Поэтому я всякий раз, когда выходила из дома, надевала повязку. Потому что терпеть не могла то, что видела. И не хотела этого видеть.
– …
– Но в таком случае, чем прятать этот глаз под повязкой, лучше носить другой глаз. Так я подумала, но выбор этот был не за мной. Наверняка это было заклятие Кирики.
– Заклятие?
– Когда произносишь, звучит слегка гиперболично. Она столько сил вложила в этот «глаз», а я… вот. Если я заменю его на другой искусственный глаз, она рассердится, а может, и огорчится. Я все время так считала, хотя, возможно, и неосознанно. Но…
– Но все-таки ты его заменила на этот глаз, – произнес я и посмотрел на левую глазницу Мей. Там был не «глаз куклы», а карий с черным зрачком…
– Когда перешла в старшую школу, скопила денег и сама его купила. И теперь, когда я и так не вижу то, что лучше бы не видеть, повязка не нужна.
– А что Кирика-сан? – тихо спросил я. – Рассердилась, огорчилась?
– Ни слова не сказала, – ответила Мей и чуть надула губы. – И он мне более или менее идет.
– Угу… – и я машинально вздохнул с облегчением.
Едва ли страхи Мей были беспочвенными с самого начала. Конечно, чувства Кирики-сан со временем тоже естественным образом менялись. Поэтому…
– Я разом вывалила на тебя свою историю… Извини. Удивлен, да?
– Да нет! – тут же громко завозражал я. – Я даже как-то рад.
– Мда? – и Мей то ли нарочно, то ли нет пожала плечами с безразличным видом. – Ну, что я хотела донести, рассказывая здесь эту историю… можешь интерпретировать по вкусу.
– …Ладно.
Угрюмое настроение, царившее до прихода Мей, чудесным образом испарилось. Нельзя сказать, что после истории Мей мое мнение о том, как общаться с Цкихо, изменилось. Мей – это Мей, а я – это я. У семьи Мисаки и семьи Хирацка достаточно разные обстоятельства…
Думаю, я был по-настоящему счастлив. Потому что Мей, которую я с того лета три года назад считал «особенным созданием», поделилась со мной этой историей, которую не раскрывала больше никому.
– И можно сказать, что с мамой Фудзиокой, Мицуё, за эти три года тоже произошли разнообразные перемены, – продолжила Мей. Но сейчас, по сравнению с тем, что было недавно, ее голос звучал как-то слабо. – Под воздействием смерти моей сестры, а может еще из-за чего-то, я не знаю, но год спустя она развелась с папой Фудзиокой. И папа Мисаки, беспокоящийся за нее, занялся вопросами ее нового брака…
– …
– …Ох, извини, Со-кун. Я на тебя слишком много всего вывалила.
– Не, ничего такого, я…
– Ээээх, – и Мей нетипично для себя потянулась. Сидя на стуле, она сцепила пальцы рук и выпрямила руки над головой. – Хотела бы я, чтобы не было ни семьи, ни кровных уз, вообще ничего такого.
Подобную фразу из уст Мей, если подумать, я тоже слышал впервые.
– Но ребенок сбежать от этого не может. Даже если хочет, все равно не может, а тем временем становится взрослым, что бы он об этом ни думал.
«Не хочу становиться взрослым». Во времена начальной школы, по крайней мере до лета трехлетней давности, я этого искренне желал. Но что я об этом думаю сейчас? Что думаю?
– А, кстати, – произнесла Мей. Ее тон вновь изменился.
«Что такое?» – подумал я; она тем временем открыла сумку, стоящую рядом со стулом, пошарила в ней и…
– Вот, – сказала она и протянула мне что-то. Белый бумажный пакет размером со школьную тетрадь. – Начисто забыла. Сувенир.
– Сувенир?
– Эй, я же с классом ездила на Окинаву.
Возможно, это была самая большая неожиданность для меня за сегодня.
– А… спасибо. – поблагодарил я и заглянул в протянутый мне пакет. – Можно достать?
– Конечно.
Это был шнурок для мобильника с прицепленным серебряным талисманом. Талисман, по-видимому, был основан на знаменитом звере из окинавских мифов, и в живот его был вставлен маленький зеленый камушек.
– Это сиса[1].
– Многие из них слишком привлекательные, но я специально выбрала не такую.
– Но она классная.
– Вроде как оберег от злых духов. Хотя это только считается.
Я положил сису себе на ладонь. Если приглядеться – ее мордочка в самом деле довольно миленькая, но не особо внушающая уверенность. Я снова поблагодарил Мей, а потом, сжав сису в руке, сказал:
– Кстати, Мисаки-сан.
Я выложил то, что почему-то давило мне на мозг.
– Можно у тебя спросить одну вещь?
В принципе, сейчас я мог бы об этом и не спрашивать. Но, когда Мей молча кивнула, я все-таки задал тот самый вопрос.
– Это о твоей сестренке, про которую ты мне рассказала. Как ее звали?
Вдруг…
И Мей, и окружающее пространство, и струящееся сквозь него время – все это вмиг застыло.
Мей смотрела на меня; и живой правый глаз, и искусственный левый были широко распахнуты, не моргали. Губы не двигались, ни на чуть. Тело даже не дрожало – впору подумать, уж не прекратила ли она и дышать.
Молчание, будто в немой сцене какой-то страной драмы, длилось три секунды, четыре… И она, и сидящий напротив нее я, мы оба почему-то…
Пять секунд, шесть, семь, восемь, и вот наконец…
– Ее звали…
Наконец губы Мей задвигались.
– Ее звали…
Она была прямо передо мной, но голос доносился словно откуда-то издалека. В комнате было светло, но голос доносился словно откуда-то из темноты. Кроме нас, тут никого не было, но словно кто-то угрожал: «Молчи». …Таким едва слышным или вовсе неуловимым голосом.
– Ее звали…
И Мей сбивчиво произнесла имя.
– …Ми… саки. …Мисаки.
Потом она добавила, что «Мисаки» пишется как «не-цветок», и тут…
Мир на миг погас.
С тихим «щелк», всего на одно мгновение.
[1] Сиса – статуэтка, напоминающая помесь льва и собаки. Их обычно ставят парами на крышах или у ворот домов как обереги от зла.