ГЛАВА 10
– …Семпай.
Вот единственное, что сумел произнести Харуюки в урагане эмоций.
От того, что он, поклявшийся всегда защищать Блэк Лотус, Черноснежку, свою драгоценную мечницу, впал в кошмарное безумие и так сильно ее изранил, он испытывал настолько сильное чувство вины, что ему хотелось разорвать свое собственное тело.
Однако Черноснежка явно сознательно принимала кулаки потерявшего себя и разбушевавшегося Харуюки. Если бы она применила все свои способности королевского уровня, позволившие нанести серьезный урон даже Судзаку, энеми класса «супер», то, вполне возможно, она и Кром Дизастер избили бы друг друга насмерть одновременно. Но она этого не сделала и приняла на себя весь град безжалостных ударов. Настолько она верила, что Харуюки снова обретет себя…
У Черноснежки, которую парящий в небе Сильвер Кроу держал в руке, неровно замерцали сине-фиолетовые глаза-линзы под избитой маской, когда он позвал ее дрожащим голосом. Бесконечно ласковый, спокойный ветерок арены «Сумерки» донес до него ответные слова:
– …С возвращением, Сильвер Кроу. Отличная работа…
Полуотломанная левая рука-меч мягко погладила округлый шлем Харуюки.
– Сем… пай… – вновь прерывисто выдавил из себя Харуюки, борясь с желанием расплакаться.
Он хотел зарыться лицом в грудь Черноснежки и разрыдаться, как ребенок. Однако пока что для этого было не время. Следовало сделать еще одно дело. Выполнить обещание, данное «зверю», совсем недавно бывшему партнером Харуюки. На то, чтобы «выкорчевать корень зла этого мира», вероятно, потребуется много времени, но – первая пуля должна быть выпущена в этой битве. Во имя гордости черного легиона и бёрст-линкеров.
Волю Харуюки, похоже, через касание их брони ощутила и Черноснежка. Еле заметно она кивнула и прошептала:
– Шанс будет только один и только на миг. Мы оба специализируемся по ближнему бою, значит, атаковать надо дальнобойной инкарнацией. Но чтобы спокойно собирать воображение, у нас нет времени… Ты сосредоточься только на прицеливании. Сила удара на мне.
Она была настолько изранена, что, как ни посмотри, совершенно не в состоянии сражаться, и тем не менее слова Черноснежки были полны решимости и жажды битвы. Харуюки тоже вернул легкий кивок и изо всех сил сосредоточился.
– Начинаю отсчет от трех… два, один, ноль!
Словно телепатически обмениваясь указаниями, они синхронно развернули свои тела.
В центре поля зрения и чуть ниже находилась омываемая закатным светом громадная белая башня – Роппонги Хиллз Тауэр. Крыша, начисто очищенная столкновением Блэк Лотус и Кром Дизастера от всех объектов, представляла собой ровную белую поверхность.
В ее центре виднелась лишь одна маленькая черная точка. Тень, созданная Харуюки и Черноснежкой. Однако сейчас, в этот самый момент, это был не просто эффект освещения в виртуальном мире. Это было укрытие самого ненавистного из всех ненавистных врагов.
Да… Сейчас в этой тени прятался тот, кто называл себя вице-председателем Общества исследования ускорения, пластинчатый аватар, «удерживатель» Блэк Вайс. Один из тех, кто составлял «корень зла этого мира», который «зверь» завещал Харуюки выкорчевать.
– Кроу, руку!!!
С этим возгласом Черноснежка подняла над головой здоровую, правую руку-меч. Ее острие окуталось слабым золотым оверреем, а потом резко расщепилось на пять тонких пальцев. Харуюки не задумываясь вытянул левую руку и крепко обхватил пальцы Черноснежки собственными.
Переплетенные руки двоих окутала яркая двухцветная багрово-серебряная аура.
В этот момент Блэк Вайс, видимо, заметил-таки, что происходит что-то странное, – из тени на крыше в тридцати метрах внизу появилась черная пластина. Словно прилипнув к поверхности, она заскользила по ней, направляясь к ближайшему краю крыши – точнее, к громадной тени восточной стены здания.
Будь крыша уставлена стенками и колоннами, как изначально, этот пластинчатый аватар со своим суперумением перебираться из тени в тень смог бы тихо убраться с поля боя, не показывая себя.
Однако все объекты, способные создавать тени, уже были уничтожены. А Хиллз Тауэр – самое высокое здание в округе. Единственной тенью на крыше была та, что отбрасывали Харуюки и Черноснежка. И это было не случайно. Именно к такой ситуации стремился Харуюки, точно высчитывая угол и расстояние полета.
Вот почему Блэк Вайс не мог применить свою «величайшую способность» – удрать, оставаясь в тенях, как он это уже делал много раз.
Это и был тот самый единственный шанс.
Харуюки со всей возможной быстротой собрал в левой руке образ света. Рожденный там серебряный оверрей и багровый оверрей в правой руке Черноснежки обвились друг вокруг друга по спирали и слились вместе.
– «Лазерное копье»!!!
– «Разящий удар»!!!
Два названия приемов, прозвучав в абсолютный унисон, наложились друг на друга и чисто разнеслись в воздухе.
Двухцветная аура, начавшаяся из сплетенных рук, вытянулась вперед, чертя двойную спираль, как у ДНК, и образовала гигантское копье.
Это копье двое идеально синхронным движением метнули в циклопическую башню внизу. Копье прошило виртуальный воздух, испуская в стороны волны, – и, догнав скользящую по крыше черную пластину, двумя остриями вонзились прямо в ее центр…
И Харуюки увидел.
Черная пластина развалилась на множество фрагментов, которые разлетелись во все стороны.
Копье на этом не остановилось: едва оно коснулось белой поверхности крыши, как пронзило ее легко, словно воду.
Оставляя позади себя лишь высокий резонирующий звук, оно ушло вглубь 238-метрового здания.
Несколько секунд спустя от самого низа башни вверх пошла волна дрожи, словно при землетрясении. Окна, барельефы и колонны древнегреческого типа на внешней стене сотрясались, часть отвалилась. На этом разрушение не закончилось: по всей стене побежали глубокие трещины, из них подобно пламени рванулись потоки энергии…
В следующее мгновение Роппонги Хиллз Тауэр, несомненно, одно из крупнейших зданий во всем Ускоренном мире, превратилось в чудовищную массу объектов-обломков, которая начала осыпаться.
Сам по себе этот феномен был абсолютно невероятен, однако для Харуюки полное разрушение здания было не более чем способом зарядить до упора шкалу спецатаки. Важнее было маленькое системное сообщение в левой части поля зрения о пополнении бёрст-пойнтов. Это означало, что совместная инкарнационная атака только что сбросила хит-пойнты их злейшего врага, Блэк Вайса, в ноль – то есть убила его.
Конечно, смерть в Ускоренном мире – для многих бёрст-линкеров дело обыденное. Просто игрок получает штраф и виде потери скольких-то очков, а потом возрождается целым и невредимым – если дело происходит на обычной арене, то в следующей дуэли, а если в Безграничном нейтральном поле, то через час там же. Однако из этого правила есть исключения.
– …Семпай!
По-прежнему держась с Черноснежкой за руки, Харуюки повернулся к ней и выкрикнул:
– Ну что?!
На не заданный до конца вопрос Черный король – легонько качнула головой.
– Нет. Судя по количеству очков, которые я получила, он все-таки восьмого уровня…
– …Вот… как… – выдохнув весь скопившийся в легких воздух, пробормотал Харуюки.
Если бы у «удерживателя» Блэк Вайса был такой же уровень, как у Черноснежки, сейчас применилось бы правило «внезапной смерти» и он, лишившись всех очков, покинул бы Ускоренный мир навсегда. Судя по умениям Блэк Вайса, выдающим в нем ветерана, такая возможность вполне была, по крайней мере, Харуюки так надеялся, но – похоже, этот интриган остановился на восьмом уровне.
Значит, пронзенный инкарнационным копьем пластинчатый аватар остался на арене в виде маленького «маркера смерти» и через час возродится. Следовало не упустить этот момент, снова вызвать его на бой и снова убить, и повторять это до тех пор, пока он не потеряет все очки… Следовало, но –
– Найти маркер в этой горе обломков будет трудно…
При этих словах Черноснежки Харуюки повернулся к руинам, которые прежде были Хиллз Тауэром. В этой пирамидальной груде обломков сколько всего объектов – десятки тысяч, сотни тысяч? Он понятия не имел. Но – да, все их переворошить и найти маркер смерти будет, видимо, очень трудно.
– И потом, на земле полно теней. Думаю, в следующий раз он удерет мгновенно.
– Мм, именно. …Ну, такого мастера по бегству мы хоть один раз свалили. Чтобы открыто заявить, что мы переходим в контратаку, этого достаточно, – ответила Черноснежка и мягко отвела правую руку, которой до сих пор держала Харуюки за левую. Тонкие пальцы издали легкий щелчок и рассеялись.
– А!.. – легонько вскрикнул Харуюки. Черный король ласково улыбнулась и сказала:
– Две минуты с небольшим. Прошлый рекорд перекрыт с запасом.
– …Семпай…
Харуюки снова вытянул правую руку и обхватил обломленную посередине руку-меч.
Слишком многое он хотел сказать, слишком многое он должен был сказать, однако вспухший от избытка эмоций ком в горле ему не позволил.
Все кончилось – нет, неверно. «Доспех бедствия» на первый взгляд исчез, когда было снято породившее его проклятие, однако, с точки зрения системы, он, по идее, продолжал существовать где-то в данных, образующих аватар Сильвер Кроу. Пока не проведено «очищение» и он не отделен как предмет, нынешняя операция не завершена, да и стратегия создавшего ИСС-кит Общества исследования ускорения пока что не ясна.
Вновь с трудом подавив желание обнять изо всех сил истерзанное тело Черноснежки, которое он удерживал левой рукой, Харуюки развернул свое парящее тело на северо-восток.
Там, примерно в пятистах метрах, высилось сооружение еще даже более величественное, чем Хиллз Тауэр, – Токио Мидтаун Тауэр.
– Ты видишь, семпай? Вон там, на вершине Мидтаун Тауэра, прячется прозрачный энеми…
– …Да, – несколько секунд спустя коротко прошептала Черноснежка.
Возле шпиля гигантской башни, подсвеченного закатным солнцем, на первый взгляд, ничего не было. Однако если как следует всмотреться, можно было заметить громадное «нечто», слегка искажающее солнечные лучи.
– Айрон Паунд из «Гре-Уо» сказал мне, что это энеми класса «легенда», которого зовут архангел Метатрон. И что кто-то его приручил и переместил из донжона сюда.
– …Метатрон выбрался из Кафедрала? Иными словами… кроме как на чрезвычайно редко выпадающей арене «Ад», к этой башне приблизиться невозможно…
– Да, так и есть. В предыдущем погружении тот взрыв, который вы видели на юге, – это Метатрон среагировал на ракетный прямой удар Паунда-сана и выстрелил жутко мощным лазером.
– Вот оно что… Это объясняет масштаб взрыва. И все это означает, что именно в Мидтаун Тауэре… – прошептала Черноснежка, и Харуюки подхватил:
– Да. Именно там главное тело ИСС-кита… то есть это и есть база Общества исследования ускорения.
– …
Пристально глядя на громадную башню, Черноснежка какое-то время молчала. Несколько секунд спустя слегка расслабилась и пробормотала:
– Я безумно хочу ворваться туда прямо сейчас, но… Фуко и остальные рассердятся, что мы пошли без них. Атакой на эту крепость побалуем себя позже.
На эти бесстрашные слова Харуюки невольно улыбнулся под шлемом. Должно быть, почувствовав это, Черноснежка тоже чуть улыбнулась и уже другим тоном произнесла:
– Ладно, пора нам возвращаться. Ближайший портал…
– А… Черт, он должен быть как раз в Хиллз Тауэре… Наверно, его разнесло вместе со зданием…
Глядя на запаниковавшего Харуюки, Черноснежка рассмеялась.
– Ха-ха-ха, все нормально. Как сильно точку выхода ни атакуй, портал не разрушится. И координаты жестко зафиксированы, так что, даже если башня рухнула, он должен висеть в воздухе там, где ему и положено быть…
После этих слов Харуюки заозирался по сторонам, и точно – в нескольких десятках метров снизу-сбоку от него в пространстве висел синий эллипс. Это покачивающееся, словно поверхность воды, сияние, несомненно, и было односторонними вратами в реальный мир.
Баюкая в руках израненное тело Черноснежки, Харуюки расправил за спиной вернувшие былую яркость серебряные крылья и перешел в расслабленное скольжение. Висящий в воздухе портал быстро вырос в размере и встретил их ласковой пульсацией.
Прямо перед тем, как погрузиться в синюю водную поверхность, Харуюки развернулся и как следует впитал глазами вечный закат арены «Сумерки». Позади городского ландшафта, тянущегося от Роппонги к Сироканэ и Синагаве, виднелись сверкающие в оранжевом свете закатного солнца воды Токийского залива. Почему-то эта картина пробудила в Харуюки настолько мощную ностальгию, что ему захотелось расплакаться.
Погрузившись в круг синего света, они вернулись из Безграничного нейтрального поля в реальный мир, и в этот же самый момент…
Зрение Харуюки полностью заблокировало что-то мягкое и упругое, прижавшееся к его лицу. Не помня, где и при каких обстоятельствах он нырнул, Харуюки беспорядочно задвигал руками.
Ту же кончики пальцев ощутили нечто гладкое-гладкое, как шелк, – хотя, естественно, настоящий шелк он никогда не трогал, – и Харуюки машинально повел руками вверх и вниз. Шелест и приятное ощущение, очень похожее на что-то совсем недавнее… Да, когда он потерял сознание во время баскетбольного матча и его отнесли в медпункт Умесато, так же ощущались длинные волосы Черноснежки, смело забравшейся к нему на кровать и устроившей Прямое соединение… или это то же самое и есть?
– …Ты в самом деле большой молодец, Харуюки-кун, – неожиданно раздался шепот в его левом ухе.
Лишь теперь Харуюки наконец вспомнил, где находится.
В гостиной стильного домика на краю жилого комплекса Асагая Дзютаку в южной части Сугинами. На громадной подушке, лежащей возле окна. И сейчас его изо всех сил обнимала за голову не кто иная, как хозяйка дома, Родитель Харуюки, командир легиона «Нега Небьюлас», заместитель главы студсовета средней школы Умесато, Черный король, Блэк Лотус – Черноснежка.
«…Я впервые в гостях у семпая… Мы сидим на этой громадной подушке в Прямом соединении и только что с помощью команды «Анлимитед бёрст» вместе отправились в Безграничное поле…»
Вникнув в реальность до этого места, Харуюки яростно задрожал всем телом. Непроизвольно с его губ сорвалось:
– Се… сем… пай… Я… я тебе… сделал так больно…
– Хватит!
Резкий возглас внезапно прервал самобичевание Харуюки. Мягко отодвинув голову Харуюки, которую до сих пор прижимала к груди, Черноснежка в упор посмотрела ему в глаза и помягчевшим голосом продолжила:
– Тебе абсолютно не за что извиняться. Ты сражался великолепно и добился того, чего должен был добиться. И все, ни больше ни меньше. Если кого и винить, то меня – за то, что не предусмотрела возможность засады…
– Это… это я… должен был сохранять бдительность. Я ведь должен был понимать, что мы ныряем совсем рядом с их логовом…
– Даже с полной бдительностью еще неизвестно, сумели бы мы справиться с засадой этого надоедливого типа из досок. А значит… можно сказать, что мы оба хорошо сражались. В конце концов… мы с тобой здесь и сейчас такие же, какими были до погружения, сидим и разговариваем…
Бесконечно гладкий, шелковый голос Черноснежки нежно ласкал измученные чувства Харуюки. Купаясь в ощущениях от руки, гладящей его по голове, его сознание едва не улетело куда-то далеко, но в последний момент Харуюки вспомнил кое-что и снова открыл глаза.
– А… кстати говоря, семпай… Перед самым погружением ты что-то сказала?
– Мм, правда?
– Эээ… Если мы вдвоем безопасно вернемся… или что-то вроде того…
На другом конце его озадаченного взгляда…
Фарфорово-белая кожа Черноснежки почему-то стремительно зарозовела. Черноснежка резко, чуть ли не прыжком, выпрямилась, однако от неожиданного движения сама же потеряла равновесие на подушке.
Харуюки вытянул руки, но без толку: ее облаченная в платье попа с шикарным «бум» приземлилась на пол. Две секунды спустя красавица в черном поднялась, будто ничего и не произошло, и, неестественно прокашлявшись, сказала:
– Я, я такое сказала? Ну, я имела в виду, если мы безопасно вернемся, я в качестве поздравления угощу тебя своей великолепной домашней стряпней.
В выражении лица и интонациях Черноснежки чувствовалась некоторая неловкость, однако бОльшую часть мыслительных способностей Харуюки поглотили слова «домашняя стряпня». Вообще-то в полседьмого шестеро членов легиона – то есть вместе с Рин Кусакабе семеро – очистили большую тарелку суши и норимаки. В физическом плане он после этого не очень-то много двигался, но в эмоциональном – произошло безумное количество событий. Если хоть примерно перечислять, то…
20 июня 2047 года в семь вечера он вместе с Утай Синомией (Ардор Мэйден) нырнул в главное здание крепости императора. Заручившись помощью загадочного аватара-самурая по имени Трилид Тетраокисайд (или просто Лид), они победили энеми-стража и выбрались из крепости.
Сразу после этого на большом мосту перед южными воротами крепости они сразились с Судзаку – энеми класса «супер», одним из четырех богов. Перед этим, отправив в безопасность Мэйден, он, чтобы спасти Черноснежку и Фуко, взявших на себя роль приманки для Судзаку, воспользовался инкарнационной техникой полета «Скорость света» и полетел вертикально вверх, за пределы атмосферы. И Черноснежка ударила Судзаку, лишившуюся своей огненной защиты, сверхтяжелой инкарнационной атакой «Звездопад».
Сразу после этого они отступили с моста в нейтральную зону. Операция по вызволению Ардор Мэйден успешно завершилась, но Харуюки улетел в одиночку искать Эш Роллера, который должен был с ними встретиться, но не встретился.
Сразу после этого на улице Мэйдзи в Сибуе он обнаружил Эш Роллера, которого избивали шестеро пользователей ИСС-кита. Потеряв голову, он призвал обитавший в нем в виде семени «Доспех бедствия». Силой шестого Кром Дизастера он мгновенно перебил всех китоносцев и улетел оттуда.
Сразу после этого на крыше Хиллз Тауэра в Роппонги он встретился с Зеленым королем Грин Гранде и сопровождающим его Айрон Паундом. Был яростный поединок с Паундом и однократная атака на Зеленого короля, а потом – разлогинивание из-за сработавшего в реальном мире «экстренного дисконнекта».
В 7:20 вечера Харуюки сбежал из собственного дома, заперев там товарищей по легиону. Однако на первом этаже торгового центра он наткнулся на Ребенка Фуко, Эш Роллера (Рин Кусакабе). Они переместились в машину на подземной парковке, там поговорили, а потом подуэлились в Прямом соединении.
В 7:40 его вновь поймали Фуко, Тиюри и Черноснежка. Он пообещал, что больше не будет убегать один, и в восемь все разошлись. После этого он в своей комнате послушно занимался домашкой.
В девять вечера он оставил матери сообщение, что переночует не дома, и снова вышел на улицу. Но в переднем дворе дома его снова поймала Черноснежка. Они погрузились в такси и доехали до дома Черноснежки в южной Асагае. После долгой беседы они вдвоем опять нырнули в Безграничное нейтральное поле.
В 10:15 вечера они на вертолетной площадке, расположенной на крыше Роппонги Хиллз Тауэра, вступили в бой с вице-председателем Общества исследования ускорения Блэк Вайсом. Из-за его подлого трюка Харуюки впал в безумие невиданного до сих пор уровня и в самой глубине своего контура воображения встретился с первым Дизастером, Кром Фалконом. Осознав, что «Доспех бедствия» состоит из двух Усиленных вооружений, он смог наконец разорвать проклятие…
В общем, слишком много событий произошло за каких-то три часа. Сожженную психическую энергию Харуюки оценил в 2500 килокалорий и потому позволил своей думательной системе поддаться на более чем притягательные слова «домашняя стряпня Черноснежки».
Тоже свалившись с подушки, Харуюки побежал за удаляющейся на кухню спиной в черном.
Зона кухни в общем с гостиной помещении была довольно просторна для квартиры, где живет один человек, однако и раковина, и индукционная плита сверкали, и ощущение возникало, что ими не пользуются, – в этом смысле большой разницы с квартирой семьи Арита не было. Кухонной посуды тоже практически не было видно. Решив, что все это потому, что опытная домохозяйка здесь хорошо прибралась, Харуюки обратился к направившейся к холодильнику Черноснежке:
– А, эмм, давай я помогу. Готовить я, правда, не умею, но картошку там почистить или еще что-нибудь такое могу…
– О, это здорово. В следующий раз научи меня. Когда я чищу, ее масса странным образом уменьшается.
– Да, конечно, когда тебе угодно… а?
От этого странноватого высказывания предположительно великолепного повара Харуюки удивленно заморгал, а в следующую секунду – Черноснежка открыла дверцу довольно крупной морозилки. Внутри она была забита не разнообразными овощами, не мясом, не рыбой и не фруктами, а – огромным количеством прямоугольных белых упаковок, уложенных аккуратными стопками.
– Харуюки-кун, ты какую кухню предпочитаешь – японскую, китайскую, западную, итаспанефра?
На этот вопрос, заданный с серьезным видом, Харуюки призадумался. С японской, китайской и западной кухней понятно; если «ита» обозначает итальянскую, то дальше, видимо, испанская, немецкая и французская… так? Тут у него в голове возник наивный вопрос:
– Э, это… а в чем разница между «западной» и «итаспанефра»?
– Мм, ну, естественно, «западная» обозначает европейскую кухню. Так говорят, но на самом деле эта европейская кухня представляет собой традиционную японскую еду. Мне нравится рагу из говядины и макаронный гратен.
– А, п-понятно… Ну, ну тогда, пожалуйста, «западная кухня», рагу из говядины…
– Будет сделано. Тогда я, пожалуй, возьму гратен.
Черноснежка привычным движением извлекла из башни белых упаковок две штуки и, сунув в стоящую рядом микроволновку, нажала на кнопку.
– Будет готово через пять минут. Подожди пока за столом.
…В голове у Харуюки мелькнуло сомнение, можно ли это называть домашней стряпней, но, по крайней мере, кнопку разогрева нажал палец самой Черноснежки. Сказав себе это, он потрусил обратно в гостиную.
От переложенного из упаковки на фарфоровую тарелку говяжьего рагу поднимался горячий пар; каково бы ни было происхождение этого блюда, оно было безумно вкусным. По сравнению с замороженной едой из массового сегмента его вкус был намного более утонченным, более насыщенным, и туда щедро добавили всяких корнеплодных овощей. Судя по простому виду упаковки, это была внутренняя марка какого-то известного ресторана. В комплекте шел салат, так что по части питательности вопросов, видимо, тоже не было, но, изо всех сил работая ложкой, Харуюки все-таки обнаружил одну-единственную общую черту с замороженной пиццей, которой он питался дома. Это…
– Давай поменяемся, Харуюки-кун. Скажи «а».
Одновременно с этими внезапными словами возле рта Харуюки возникла вилка, и Харуюки машинально открыл рот и произнес «ааа». Большой кусок макарон, щедро сдобренный мягким соусом бешамель, хоть и был замороженным-разогретым блюдом, сохранил консистенцию аль денте; Харуюки жевал, будто в трансе. Черноснежка глядела на это с ласковой улыбкой, а потом опустила глаза и продолжила:
– А ты мне взамен вон ту громадную морковку…
– А, ага…
– …и вон тот супергромадный кусок мяса рядом с ней.
– А, ага… эээ, стой! Э-э-эту крошку я специально приберегал…
– То, что ты принял сделку, не уточнив условия, – твой просчет. Давай, ааа.
В продолжение своих слов она закрыла глаза и открыла рот, и Харуюки ничего не оставалось, кроме как, мысленно плача, вручить ей кусочек, который он оставлял себе напоследок. С грустью, но в то же время и с чуточку сильнее обычного колотящимся сердцем он протянул ложку на ту сторону стола, и Черноснежка, безжалостно прожевав и проглотив ее содержимое, подняла веки и довольно улыбнулась.
– Все-таки еда вкуснее, когда ешь вместе с кем-то.
…Эти слова в точности совпали с мыслью, только что промелькнувшей у Харуюки в голове.
Да, какой бы первоклассной ни была еда, Черноснежка каждый вечер сидела за этим столом одна. А еда, которую ешь в одиночестве, пресная. Может, вкусная, может, питательная, но… пресная. Это Харуюки очень хорошо знал.
– …Эмм, семпай.
Уже позабыв грусть из-за отобранного мяса, Харуюки попытался вложить в слова чувства, переполняющие его грудь.
– М? Если хочешь сказать, чтобы я вернула, то это уже поздно, а?
– Не, нет, я не про мясо… Это, нуу…
Сжимая ложку в правой руке, словно амулет, и отчаянно глядя прямо в черные глаза в восьмидесяти сантиметрах от него, он проговорил:
– Эмм, сейчас это, конечно, суперневозможно, но… когда-нибудь, ну, хорошо бы, чтобы мы каждый день могли есть вместе…
Должен же быть какой-то вариант. «Каждый день» – это, конечно, фигура речи, но, к примеру, она могла бы заглядывать к Харуюки домой после школы, или они могли бы оставаться в комнате студсовета, якобы перепутав время, когда должны покинуть школу, – в общем, ужинать вдвоем с Черноснежкой можно было бы почаще.
Вот какой смысл Харуюки вложил в свои слова, но…
Реакция Черноснежки была несколько неожиданной. Уронив вилку в тарелку с гратеном, она попыталась ее подобрать, но влезла пальцами в горячий соус, вскрикнула «ай!», протянула руку к бокалу с холодной водой и опрокинула его тоже.
К счастью, бокал был почти пуст, и Харуюки поспешно поймал его, пока он катился. Поставил и озадаченно посмотрел на ту сторону стола.
Черноснежка, прижав правую руку к груди левой рукой, совершенно застыла. Лицо ее было пунцовым, и понять, какие эмоции на нем отражены, Харуюки не мог. Как будто удивление, но доминировала вроде бы другая какая-то эмоция…
Несколько секунд спустя напряжение наконец отчасти ушло из плеч Черноснежки, и она коротко произнесла:
– …Опять? Ты опять?
– А? Опять… в смысле? Я уже когда-то говорил с тобой о еде?
– Нет… этот трюк впервые, но… уже второй раз ты как будто ломаешь мою кровеносную систему.
Пробормотав эти весьма загадочные слова, она затем протяжно выдохнула. Потом снова встретила взгляд ошарашенного Харуюки, улыбнулась самой ласковой своей улыбкой, которую он вроде бы уже где-то видел, и сказала:
– …Поняла. Обещаю: сколько угодно раз.
Встав, она обошла стол, подошла к Харуюки вплотную и вытянула правую руку. Из крепко сжатого кулака выставила лишь мизинец.
– Давай, юбикири[1].
Как было велено, Харуюки тоже нервно поднял руку и своим пухлым мизинцем обвил Черноснежкин. Медленно качая вверх-вниз пальцы их обоих, Черноснежка еще раз улыбнулась и прошептала:
– Обещаю. Когда-нибудь мы с тобой будем ужинать вместе. Каждый день.
[1] Юбикири – японский обычай (детский в основном): когда двое дают друг другу обещание, которое нельзя нарушить, они сцепляются мизинцами.