Предыдущая          Следующая

 

ГЛАВА 1

 

Мир построен на случайностях. Вряд ли многие оспорят эти слова. Я сам продолжаю жить лишь благодаря счастливым случаям.

Не знаю точно, сколько дней и месяцев прошло с того времени, когда мне была дана жизнь. Могу сказать лишь, что срок был немалый.

Не раз я был на грани того, чтобы сдаться, признать, что моя жизнь окончена, но всякий раз меня спасало какое-нибудь счастливое совпадение, которого я никак не мог ожидать.

Еще одно я должен сказать: за всю свою жизнь я служил всего лишь двум хозяевам.

Первый Хозяин был молчалив и спокоен, как скала, – живое воплощение слова «Хозяин». Он учил меня очень строго с того самого дня, как у меня открылись глаза, и именно он дал мне множество умений, на которые, нет сомнений, я буду опираться до конца своих дней. Жизнь наша текла просто и спокойно, однако всякий раз, когда я вспоминаю то счастливое время, моя грудь сжимается. Я был сыт, не желал ничего сверх того, что имел, и наивно думал, что так будет всегда.

Но случилось нечто, что я могу назвать лишь слепой судьбой, и все лопнуло, как пузырек на поверхности воды.

Выйдя из города, можно найти не только волков и медведей, но и людей с железным оружием, более смертельным, чем любой клык или коготь. Мы с Хозяином были очень осторожны, но сильный ливень заставил нас остановиться лагерем там, где не следовало.

Не было ничего неизбежного в том, что те люди на нас наткнулись. И нашу остановку, и их нападение я не могу объяснить ничем, кроме простого совпадения. Все, что произошло той ночью, есть лишь свидетельство могучей силы случая.

Я сражался, как мог. Я сражался изо всех сил, до последней капли крови.

Я точно знаю: тогда я был уверен, что слово «воин» создано специально для меня. Но в ту ночь моя гордость дала трещину.

Врагов было намного больше, чем нас; Хозяин пал, я был изранен.

Я по сей день отчетливо помню лицо Хозяина под дождем, все в грязи, крови и воде, когда он протянул мне свой посох, в котором была вся моя жизнь.

Долг слуги – защищать честь своего господина, не только его жизнь.

Я взял посох Хозяина и побежал. Побежал отчаянно.

Ветер, дождь и ночной мрак стали моими союзниками. Я мчался бездумно; когда я пришел в себя, уже светало.

Забыв о собственных ранах, я вымотал себя настолько, что не мог сделать больше ни шагу. Так на месте и упал, привалившись к большому камню.

Ночной ливень прекратился, словно его и не было; и я никогда не забуду тепло солнышка, поднявшегося над горизонтом. Больно об этом говорить, но вместе с этим теплом пришла мысль: здесь я и умру.

Сумел я защитить честь Хозяина или нет?

Так я спросил себя, глядя на лежащий передо мной посох, который, несомненно, был ему очень дорог.

Я решил, что, когда попаду на небеса, обязательно спрошу Хозяина. Эта мысль была единственным моим утешением, когда я закрыл глаза, уверенный, что больше их уже не открою.

Поэтому, когда кто-то начал меня трясти и мои глаза открылись, я был убежден, что увижу небеса.

Но увидел я вовсе не то, чего можно ожидать от небес.

Передо мной была девушка с грязным лицом, одетая в рванье; даже старое дерево при дороге было бы изящнее, чем она. Она трясла меня обветренными руками – не чтобы их согреть, а чтобы меня разбудить.

Иногда, когда Хозяин выпивал слишком много кружек и его язык развязывался, он звал меня рыцарем. И хотя он очень редко рассказывал мне истории о взаправдашних рыцарях, я чувствовал, что в моем сердце в самом деле живет дух рыцаря.

Если так, от меня требовалось чудо.

Девушка, хоть и сама почти теряла сознание, отчаянно звала меня, чтобы я встал, вернулся с порога смерти. И если бы я не встал, то уже никогда не мог бы зваться рыцарем.

Я проглотил свои раны, свое изнеможение – и поднялся на ноги.

Никогда не забуду гордость, охватившую меня в тот миг.

Девушка сама была на краю смерти, но обладала таким добрым сердцем, что улыбнулась с облегчением, едва увидела, как я встаю. Ее одолевали голод и холод, но все равно она находила в себе силы заботиться о других и улыбаться. И тогда я понял, что нашел новую Хозяйку.

В следующий миг мы оба рухнули на землю, но остались вместе. Это была судьба. Какое-то время мы спали; разбудил нас голод, и мы открыли глаза одновременно.

Да, наша встреча была предначертана судьбой.

Я приобрел новую Хозяйку – Хозяйку, которая, хотя сама не очень уверенно стояла на ногах, обладала несравненной добротой и, вне всяких сомнений, была более чем достойна моей службы. Ее звали Нора, и она была достаточно юна, чтобы отчасти сохранить детскую невинность.

Меня, скромного слугу, зовут Энеком. Благодаря тому, что мое имя нанесено на посох, который я вручил своей новой Хозяйке, я избежал несчастья подвергнуться смене имени. Похоже, большие повороты судьбы влекут за собой малые.

Мы не можем говорить друг с другом, но от этого наши узы лишь крепче. Интересно, стала бы сердиться Хозяйка, если бы узнала, что я, всего лишь пес, так думаю. Она прекрасный человек, но, если меня рядом с ней не будет, ей будут грозить большие опасности, и потому я прощу ее, даже если она рассердится.

Если хотите узнать, почему, вам достаточно просто взглянуть.

Когда я не лежу у нее под боком, она не может спать спокойно. Быть может, Хозяйка и слаба, но наши с ней узы прекрасны: каждый из нас поддерживает другого. Поэтому я сплю с ней под одним одеялом. Так и теплее нам обоим.

Сейчас зима.

Никто не усомнится в мудрости такого решения.

 

***

 

Утро зимой приходит рано.

Конечно, не потому, что солнце рано всходит, а потому что холод не дает спать.

Мы оба проснулись до рассвета, посмотрели в темное небо и одновременно зевнули. Дальше Хозяйка несколько раз чихнула, но уже без меня; я снисходительно смотрел на эту ее слабость.

– У меня просто нос зачесался, – оправдывающимся тоном сказала она, заметив мой взгляд. – В любом случае…

Она прижимала меня к себе под одеялом, не желая встречаться лицом к лицу с зимним морозом, но в конце концов собралась с духом и откинула одеяло. Потом, глядя на малочисленные звезды, все еще сверкающие в небе, она продолжила:

– Я все еще не могу привыкнуть, что не слышу блеяния овец, когда просыпаюсь.

Да. Я тоже.

– Жить пастушкой было трудно, но… сейчас, когда мне больше не нужно этим заниматься, мне немного тоскливо.

Пастушья жизнь, где необходимо постоянно присматривать за беспомощными овцами и вести их туда, где они могут вволю наесться зеленой травы, действительно очень изматывает. Будучи предоставлены сами себе, овцы разбредаются, и сколько их ни ругай, они все равно не запоминают дорогу. Все, что умеют эти бессильные создания, – блеять; они совершенно не разбираются в том, какие должны быть отношения между хозяином и слугой. Понятно, что пасти их очень тяжело.

Хозяйка и я долгое время зарабатывали на жизнь этим трудом, однако ничто не длится вечно, и вот мы решили сменить профессию. Что касается меня – я рад, что не приходится каждое утро видеть встревоженное выражение лица Хозяйки, которая пересчитывает овец, чтобы убедиться, что ни одна не ушла куда-то ночью.

И все же теперь, когда вокруг нет этого беззаботного блеяния, чувствуется, что чего-то не хватает.

Прошло уже две недели с тех пор, как мы с Хозяйкой отправились в путь, и пора бы уже этому тоскливому чувству исчезнуть. Но как бы твердо я в это ни верил, стоит мне взглянуть на рассеянное лицо Хозяйки, и я просто не могу не потыкаться носом ей в щеку.

Не хочу видеть ее такой хрупкой.

– Мм… прости. Все хорошо, – сказала Хозяйка и, обхватив мою морду обеими руками, улыбнулась.

Я почти хочу забыть выражение лица Хозяйки, когда она отцепляла от посоха колокольчик, символ пастушьего ремесла. Но никогда не забуду.

Я гавкнул, и из пасти вышло белое облачко.

Хозяйка стыдливо улыбнулась и снова стала самой собой.

– Ну ладно. Выйдем пораньше, да? Только чуть-чуть погоди – я слишком быстро прошла последний город, – сказала она и, неловко улыбаясь, совершенно по-детски достала хлеб из своего мешка.

То, что у нас есть немножко лишних денег, еще не означает, что можно роскошествовать. С этой мыслью я пристально смотрел на Хозяйку. Заметив мой взгляд, она почему-то хихикнула.

– Ну же, Энек. Веди себя хорошо.

Она меня совершенно не так поняла. Я вилял хвостом не из-за содержимого мешка и не из-за каких-то игривых мыслей – просто я был доволен, что Хозяйка набирается сил…

– Зато смотри, какой он белый! – Хозяйка разломила ковригу надвое и показала мне, что внутри.

И мой нос наполнился запахом выросшей на земле пшеницы.

Моя песья природа – моя гордость. Поэтому я не стал пытаться с ней бороться.

 

***

 

Когда мы закончили свой короткий завтрак, небо уже стало светлеть.

Звезды, холодно сверкающие в высоте, как крохотные льдинки, начали таять, и с каждым шагом мы видели все дальше и дальше.

Правда, нельзя сказать, что стало теплее; земля была такой же холодной, как и раньше, и наше дыхание тянулось за нами белыми лентами.

– Когда нет овец, конечно, проще, но хорошо бы поскорее остановиться где-нибудь под крышей.

Хозяйка шагала вперед, впечатывая в землю посох без колокольчика; сейчас от нее веяло силой, какую не ожидаешь в ней найти, если просто смотришь.

– Думаю, сегодня или завтра мы придем, – добавила она, раскрыв лист пергамента с картой.

Овцы были всего лишь нашими средствами для работы, но Хозяйка плакала, когда они получали раны, ругала их, когда они делали что-то опасное, и чувствовала себя одиноко, когда их не было рядом. В каком-то смысле она была им как мать. Поэтому мне казалось, что она должна избегать пользоваться пергаментом из овечьей кожи, однако я ошибся.

Кое в чем я по-прежнему не понимаю людей.

– Да, Энек, что ты думаешь о слухах про тот город? – спросила Хозяйка, рассеянно глядя на карту. Она не подняла глаз, возможно, из-за смутного чувства тревоги.

Я служу Хозяйке, и моя судьба – идти туда, куда идет она. Если на этом пути должна встретиться опасность, мой долг – Хозяйку приободрить.

Подумав так, я перевел взгляд с Хозяйки на лежащую перед нами дорогу, чтобы показать: если уж она приняла решение, остается лишь идти вперед.

– Ты прав. Ведь работодатели, говорят, платят только за опасность и тяжелый труд.

Я гавкнул в ответ.

Хозяйка сделала себе имя как пастушка, однако обстоятельства заставили ее прекратить эту работу. К счастью, теперь у нее было много денег – достаточно, чтобы воплотить в жизнь свою мечту. Она много раз говорила мне, что мечтает стать портнихой. Я совершенно не возражал, что она делится со мной своими мечтами, хотя мне не нравилось, когда она говорила о них как о чем-то совершенно несбыточном.

Поэтому, хотя теперь, когда воплощение ее мечты в жизнь стало возможно, я буду делать все, чтобы этому помочь, я не смогу делать это с той радостью, с какой должен бы – потому что, как она сама сказала, чтобы мечта сбылась, надо быть готовым пройти через опасности.

– Говорят, половина людей в городе умерла от мора.

Если она боится, то нам надо возвращаться – такая глупая мысль меня посетила.

Но Хозяйка не просто так решилась пойти на риск. Во время наших путешествий она услышала про город, пораженный болезнью. Людей стало меньше, а значит, и работников тоже. А чтобы восстановиться, городу понадобится много рабочих рук.

Если так, то человеку вроде Хозяйки – без связей, без опыта – нетрудно будет найти работу.

Однако это продлится недолго. Как только начнет расходиться весть, что мор уже позади, люди начнут приходить в поисках работы отовсюду. Значит, за шанс надо хвататься сейчас.

Хозяйке это все рассказал один смелый торговец, который, несмотря на то, что все вокруг изо всех сил старались покинуть город, ездил туда торговать. По его словам, он готов отправиться хоть в ад, если там есть с кем поторговать. Достойно восхищения.

Он сказал, что болезнь, держащая в своих когтях город Кусков, уже начала отступать, и вскоре беспокоиться будет вообще не о чем; более того – скоро весть об этом начнет распространяться повсюду.

Как только Хозяйка услышала эту историю, она сказала, что время сейчас – главная ценность, и мы отправились в путь. Ранее в тот же день ей резко отказали в работе портнихи; возможно, это тоже послужило причиной ее спешки.

– Однако если половина города умерла… неужели молитвы Церкви остались без ответа… – неуверенно произнесла Хозяйка, складывая карту.

Когда она работала пастушкой, Церковь обращалась с ней просто невероятно дурно. Они обзывали ее ведьмой – по-видимому, из зависти к ее умению. Несмотря на такое обращение, она сохранила добросердечие; однако все же такая жизнь была для нее очень тяжела. И я был горд служить той, кто была способна нести это бремя, вместо того чтобы мстить.

Тем не менее меня немного раздражает излишняя честность Хозяйки, которая даже чуть-чуть отплатить Церкви не соглашалась и даже сейчас признает ее силу и власть.

Поэтому я ничего не ответил – просто продолжал смотреть вперед.

Независимо от того, поняла Хозяйка, что я думаю, или нет, – она и в лучшие времена была не самым разговорчивым из человеческих существ, поэтому какое-то время мы шли по дороге в молчании. Солнце поднималось все выше, и чем сильнее оно нас согревало, тем быстрее мы двигались; в конце концов мы даже стали идти быстрее среднего путешественника. Если верить карте, с которой время от времени сверялась Хозяйка, мы приближались к городу.

Я, будучи зверем, могу спать под открытым небом столько ночей подряд, сколько необходимо, но Хозяйка, будучи человеком, приспособлена к такому не столь хорошо. Думаю, в город мы придем завтра к вечеру, и в первую очередь надо будет отдохнуть – а уже потом будем разбираться, какие там дела с болезнью.

Хозяйка – вовсе не хрупкий садовый цветок; однако даже самый сильный цветок завянет, если его слишком долго держать на холодном ветру. И потом, у нее слишком мало мяса на костях.

На мой взгляд, раз уж на людях нет меха, как на зверях, им следует пытаться хотя бы стать помясистее. А сейчас Хозяйку вполне можно принять за недокормленного мальчика.

Стоило мне так подумать –

– Энек!

При звуках моего имени у меня шерсть на хвосте встала дыбом, но вовсе не потому, что я думал о Хозяйке.

Когда двое связаны такими тесными узами, как мы с Хозяйкой, множество значений можно передать одним лишь именем в зависимости от того, как оно произнесено.

В этом зове прозвучало нечто ностальгическое, от чего кровь быстрее побежала по жилам.

Хозяйка подняла посох и указала вперед.

– !..

Я даже подумать ни о чем не успел, прежде чем ринуться в том направлении, куда она указала, с такой скоростью, что с трудом расслышал ее следующие слова. Моей целью была вершина холма.

Там паслось несколько потрепанных на вид бродячих овец.

Мои когти впивались в землю, ветер свистел в ушах.

Овцы наконец меня заметили и в панике бросились бежать. Но от меня этим медлительным созданиям не уйти.

Я мчался такими мощными прыжками, что из-под лап вырывались пучки травы. Вмиг я очутился перед самыми овцами и громко гавкнул.

Овцы были в полной растерянности и лишь топали ногами. Всё, они мои – я могу командовать ими как хочу. Чтобы они это поняли, я задрал голову к небу и завыл.

Конечно, я знал, что на вершине славы я буду лишь миг; у подножия холма я увидел Хозяйку, которая шла ко мне, смеясь. Но как я мог устоять перед возможностью издать этот гордый, смелый вой?

Мне, конечно, было немного жаль этих перепуганных овец, но им повезло, что я не волк. Хозяйка взмахнула посохом, и я тотчас оставил овец и подбежал к ней.

Она почесала меня за ушами, будто говоря: «Отличная работа», – и другой награды мне не требовалось.

– Простите, что напугала вас, – сказала Хозяйка овцам. Это были дикие овцы, обладающие собственной гордостью. Они выразили ее тем, что пронзительно заблеяли, прежде чем кинуться наутек. Близ городов бродячие овцы встречаются нередко. Кто знает, сколько они еще проживут. Впрочем, это и ко мне относится.

Так я размышлял, пока Хозяйка прищуренно смотрела на бегущих овец.

Потом она, почувствовав мой взгляд, застенчиво улыбнулась; от бега ее щеки слегка раскраснелись.

– Мне действительно немного жалко овец, но это было забавно.

Хозяйка тоже иногда бывает нехорошей.

 

***

 

В этот вечер мы разбили лагерь на некотором удалении от дороги, между двух холмов. Погода благоприятствовала путникам, однако мы до сих пор не встретили ни души – возможно, из-за слухов о море, убившем половину города. Так что и у самой дороги, думаю, остановиться было бы совершенно безопасно, но Хозяйка очень осторожна.

И тем не менее она потрясенно застыла, когда воробья, которому она бросала хлебные крошки, вдруг схватил налетевший с неба ястреб и унес. Такое случилось уже не в первый раз, но Хозяйка не учится.

А когда она пришла в чувства, то выместила свое раздражение на мне, как всегда.

Я, конечно, рыцарь, но что я могу поделать против атак с неба?

Тем не менее я покорно опустил уши и хвост и стал терпеливо ждать, когда гнев Хозяйки поутихнет.

Вскоре солнце село, и мы принялись готовиться ко сну. Без огня можно сохранить тепло, лишь прижавшись друг к другу, и, поскольку нам не требовалось постоянно думать об овцах, мы чуть ослабили бдительность. Я, даже когда засыпаю, пытаюсь как-то воспринимать то, что меня окружает, но уйти из плена этого тепла очень трудно. Когда Хозяйка повернулась, и моя морда оказалась снаружи, на холоде, я без колебаний убрал ее обратно под одеяло. Я веду себя ненамного лучше домашней собачки, в полусне подумал я, но мое тело само приютилось под боком у Хозяйки.

Этому побуждению трудно противиться.

Когда приходится выбирать между честью рыцаря и приятным теплом объятий Хозяйки… не уверен, рычал ли я, делая этот выбор, но он был очень тяжелый.

Вот почему, когда я что-то почувствовал, в первый миг я подумал, что мне показалось.

Но как только я понял, что нет, не показалось, я тут же поднял голову и вскинул уши торчком. Правда, мою шею обхватывало не только одеяло, но и рука Хозяйки, так что высунуться посмотреть было непросто.

Она продолжала спать; когда я попытался вывернуться из ее объятий, она что-то пробурчала и сжала меня еще крепче, но в конце концов я выбрался и высунул голову из-под одеяла.

И тут я понял совершенно точно: звуки сражения!

– Мм… Энек?

С тех пор, как мы оказались свободны от пастушеских обязанностей, не я один стал жертвой прелести ничем не нарушаемого сна, но сейчас был не тот случай. Хозяйка по моей позе быстро поняла, что я почувствовал что-то необычное; ее глаза тут же распахнулись и принялись оглядывать окрестности.

– Волки?

Хозяйка жила недалеко от леса, где часто встречались волки. Однако она не была напугана – в ее голосе слышалась готовность встретить их, если они появятся.

– Нет, не волки…

Хозяйка прижалась ухом к земле. Вслушиваться в звуки и определять количество тех, кто их издает, и расстояние до них она умеет почти так же хорошо, как и я.

Поняв, что это не волки, Хозяйка встала и огляделась. Все это время мои уши впитывали звуки сражения. Я смотрел в ту сторону, откуда они доносились, пытаясь предупредить Хозяйку о том, что слышал.

Крики, время от времени – металлический лязг. Это было сражение между воинами.

– Разбойники?

Люди боятся себе подобных сильнее, чем любого волка или другого дикого зверя, – какая ирония. Хозяйка подошла ближе ко мне, продолжая вслушиваться. По моему молчанию она, похоже, поняла, что опасность не приближается.

Хозяйка быстро собрала вещи и выпрямилась.

– …

Она указала посохом вперед.

Я пошел, потом потрусил навстречу звукам боя.

Луна лишь изредка проглядывала сквозь прорехи в облаках, и видно было неважно. Я отлично сознавал, что мое тело в сумраке почти неразличимо, но именно поэтому я несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что Хозяйка не потеряла меня из виду.

Наконец я взбежал на холм и смог нормально оглядеться. Я повернулся к Хозяйке; она двигалась за мной, пригнувшись, и глаза ее были удивленно распахнуты.

С вершины холма происходящее было видно совершенно отчетливо, несмотря на расстояние.

От стоящего возле дороги постоялого двора поднимался дым. Не требовалось иметь такой острый слух, как у меня, чтобы разобрать доносящиеся оттуда крики.

На постоялый двор напали разбойники.

– Ч-что нам делать? – прошептала Хозяйка. Не могу ее винить. У нее такой характер – несомненно, сейчас она думала, не попытаться ли как-то помочь; но отсюда невозможно было определить, сколько разбойников и как они вооружены.

Хозяйка – бесконечно добрый человек, однако иногда это создает проблемы. Я приготовился, что придется по меньшей мере защищать ее жизнь.

В небо взлетел сноп искр; кажется, обвалилась крыша одной из меньших построек.

– Ах!..

Из главного здания, до которого пламя пока не добралось, выбежал человек. Из-за темноты и дыма я не мог разглядеть его лица, но, судя по одежде, это был паломник.

Кроме того, я видел, что он пошатывался – то ли от ужаса, то ли от раны.

Паломник заковылял в сторону дороги; тут же следом выбежал еще один человек. У этого в руке был меч – явно он один из напавших.

Разница в скорости у них была как между быком и конем. Несомненно, паломника догонят очень быстро.

Но тут из здания выскочила еще одна фигура и бросилась на напавшего, прежде чем тот успел развернуться.

В следующий миг я отчетливо расслышал слово – и это означало, что Хозяйка, хоть и с трудом, тоже могла его услышать.

– Бегите!

– Энек!

Я не сомневался, что ее призыв был наполовину неосознанным. Но я – гордый рыцарь, верный слуга Хозяйки. По ее приказу, по движению ее посоха я ринулся в атаку.

Я увидел, как разбойник сбросил своего врага, ударил упавшего мечом, тут же поднял меч снова.

Но он был так возбужден, что его пошатывало, точно пьяного. В таком состоянии мне он не соперник.

Трава уничтожила звук моих прыжков; треск горящей конюшни тоже был моим союзником.

Даже не догадываясь о моем приближении, человек с мечом зашагал к паломнику, пытающемуся отползти прочь. Потом паломнику что-то ударило в голову, и он начал молиться, глядя на небо.

Разбойник подошел сзади, жестоко усмехнулся и занес меч. Но в тот самый миг, когда он уже собрался ударить беззащитного противника в спину, уголком глаза он заметил стремительную черную тень.

Уверен, он заметил.

А в следующее мгновение мои клыки уже сомкнулись на его правом запястье, заставив выронить меч. Мои челюсти способны прокусить даже мясистую заднюю ногу овцы.

Услышав, как его кости хрустнули под моими зубами, я разжал челюсти.

У разбойника был такой вид, словно он увидел демона. Он шлепнулся на ягодицы, и я тотчас безжалостно впился ему в правую голень.

– На помощь! На пооомооощь!

Когда я понял, что был неосмотрителен, было уже поздно. Подняв голову, я увидел у входа на постоялый двор еще одного человека с мечом.

Обернувшись, я обнаружил, что Хозяйка со всех ног бежит ко мне. Теперь мне оставалось одно – избавиться от разбойников полностью.

– Эй, в чем дело?

К счастью, человек в дверях явно не понял, что произошло. Я выпустил того, который был прямо передо мной, и метнулся ко второму.

Я успел увидеть, как на его лице проступили потрясение и ужас.

Он выронил тяжелый на вид мешок, в котором, можно не сомневаться, было награбленное добро, и выставил перед собой меч. Я оскалил клыки. Уверен, в темноте и он, и его товарищ приняли меня за волка. Я не нарочно – но не воспользоваться этим было грех.

Он вяло ткнул в мою сторону мечом, пользуясь им не для нападения, а для защиты. Я прыгнул на него и едва успел вцепиться в его лицо, как он уже потерял сознание. Внутри постоялого двора был полный разгром; на полу лежали три человека в таких же одеждах, что и пытавшийся удрать паломник.

Потом я почувствовал еще чье-то присутствие и увидел, что по лестнице спускается еще один человек. По его одеянию я понял, что это тоже разбойник, – он решил посмотреть, что тут происходит. Он тоже меня заметил; наши взгляды встретились.

Едва увидев кровь, капающую с моих зубов, он вскрикнул и помчался обратно наверх. Однако при атаке снизу у меня полное преимущество. Три прыжка привели меня к подножию лестницы, еще двух хватило, чтобы мои челюсти сомкнулись на ноге разбойника. Он уже был наверху лестницы, но споткнулся и замахал руками-ногами, отчаянно вопя. Мне пришлось выпустить его ногу.

Оно было и к лучшему, потому что в следующую секунду мужчина скатился по лестнице вниз. Его правая нога и левая рука изогнулись под странными углами, однако он был жив.

Глядя на него сверху, я вдруг понял, что внутри постоялого двора царит тишина. Мои уши сказали мне, что соседнее здание все еще горит, а нос – что и это скоро загорится. Я беспокоился, что тут могут быть еще разбойники, но гораздо больше меня тревожила безопасность Хозяйки. Я сбежал по лестнице, но остановился, добравшись до выхода.

Кто-то как раз пытался войти – это был тот человек, которого я здесь увидел первым. Он был бородат, облачен в неуклюжую на вид рясу с длинными рукавами, и его правый бок был в крови. Он был бледен, но явно не только из-за раны.

– Ооо… уу… какая беда…

Оглядев разгромленный постоялый двор, мужчина рухнул на колени. Судя по тому, что трое на полу были одеты так же, как он, это были его товарищи.

Я проскользнул мимо него и, едва оказавшись снаружи, увидел Хозяйку, которая неуверенно сжимала свой посох. Едва заметив меня, она тут же подбежала ко мне и обняла.

– Я так рада, что ты цел!

Могло бы показаться странным, что она так волновалась за мою безопасность, если вспомнить, что именно она приказала мне напасть на разбойников, но таков уж был ее характер. Посмотрев мимо нее, я увидел, что человек, которого ударили мечом, уже перевязан куском материи.

– Это все разбойники? – спросила Хозяйка, выпустив меня, как только убедилась, что я не ранен.

Ответить я никак не мог и потому лишь гавкнул. Но она все же получила ответ – от мужчины, вошедшего в здание.

– Их было трое…

– Значит, остался еще один? – спросила Хозяйка, но мужчина покачал головой.

Если считать и того, кто упал с лестницы, выходит три. Какая жалость, что Хозяйка не видела всей проявленной мною храбрости, подумал я, глядя на нее.

– Господи, прими мою благодарность за твое малое благословение, – нашел в себе наглость сказать бородатый.

Это я принес тебе благословение! Я и Хозяйка!

Если бы она не погладила меня по голове, я бы точно не удержался от того, чтобы раздраженно гавкнуть.

 

***

 

Бородатого звали Джузеппе Озенштайн. Он был епископом церкви в трех днях пешего пути к западу отсюда.

Я был немного раздражен из-за того, что спас такого бесполезного человека, но Хозяйка думала иначе. Несмотря на все свои страдания, которые она испытала по вине Церкви, как только этот Джузеппе представился, она тотчас опустилась на колени и склонила голову.

Хозяйка, это недостойно!

– Подними голову. Ты поистине ангел, посланный мне Господом.

Если бы этот бородатый Джузеппе стал обращаться с Хозяйкой как со служанкой, я был готов поступить с ним как должно. Но он, похоже, не собирался применять силу, и я тоже не стал пока обнажать клыки.

Джузеппе был на вид в несколько раз старше Хозяйки и очень ей признателен.

– Нет, вовсе нет. …И в любом случае, благодарить надо в первую очередь Энека, не меня.

– Да, ты права. Значит, его зовут Энек? Да, Энек, тебе я обязан жизнью.

Его рана была на удивление глубока, и, хотя Хозяйка изо всех сил пыталась остановить кровотечение, это ей долго не удавалось. Лицо Джузеппе было белым, как бумага. Но его признательная улыбка, обращенная ко мне, выглядела искренней; на нее приятно было смотреть.

Мой долг как рыцаря – принимать такую признательность.

– И все же испытание, ниспосланное мне Господом, слишком тяжкое…

Все спутники Джузеппе, кроме одного юноши, погибли. Да и юноша, получивший тяжелую рану на голове, был без сознания. Хозяйка сделала для него все, что могла, но кто знает, выживет он или нет.

– А другие на постоялом дворе, они?.. – спросила Хозяйка, связав разбойников, которых я победил, и привязав их к ограде.

– Нет… здесь было пусто. Мы пришли сюда, чтобы поставить лошадей в стойла и переночевать, а разбойники, по-видимому, этого ждали. Но… о, как ужасны эти язычники!

– …Р’С‹ про их амулеты в виде наконечников стрел?

– А, ты заметила? Вот именно. Эти люди – потомки чернокнижников, которые до сих пор проводят свои темные ритуалы в восточных горах. Они ждали, когда мы заснем. Трое, которых они убили, – это были наемники, которых я нанял для охраны. Они были быстры и храбры, и пытались нас защитить, но, увы, силы были неравны…

Тут я заметил кое-что.

Хотя те, кто лежал возле входа в здание, были одеты так же, как этот старик, от двоих из них пахло, как от меня, – то есть они были готовы сражаться.

– Но я не могу прервать здесь свое путешествие. Я должен… идти вперед, – твердо произнес Джузеппе, прежде чем его остановил приступ кашля.

У меня возникло дурное предчувствие.

Я задрожал, и в глубине глотки у меня зародился тихий скулеж, но Хозяйка этого не заметила. Сочувственно глядя на Джузеппе, она протянула ему руку.

– Куда вы направляетесь? – спросила она.

Хозяйка! Никогда в жизни я не был так зол из-за того, что неспособен произносить человеческие слова. Разве мы идем в город Кусков не для того, чтобы Хозяйка смогла воплотить в жизнь свою мечту? И разве несчастья не подстерегают путешественников постоянно и каждодневно? Поэтому просто глупо ставить цели других превыше своих – этому же конца не будет!

Я послушно сидел на месте, но пристально смотрел на Джузеппе и Хозяйку, пока эти мысли носились у меня в голове.

Джузеппе вновь закашлялся, потом ответил:

– Прими мои извинения. Моя цель…

Как только она это услышит, уже не сможет отказаться помочь. Я чувствовал, что должен что-то сделать, что угодно, однако заткнуть рот этому типу я никак не мог.

Джузеппе тихо закончил фразу:

– …РљСѓСЃРєРѕРІ.

– А?

Мои уши встали торчком; я взглянул на Хозяйку, которая явно была удивлена не меньше.

– Ты его знаешь? Город, лишенный учения и наставления Господня, страдающий во мраке от мора.

– Д-да, знаю. Мы тоже туда идем.

– О! – на лице Джузеппе отразилось глубокое потрясение, а потом он закрыл глаза, как делают все люди Церкви, когда молятся своему богу. Я радостно завилял хвостом, потому что следующие слова Джузеппе были в точности такие, каких я ожидал. – Это, должно быть, провидение Господне… хоть мне и больно так говорить. Не согласишься ли ты выслушать просьбу слуги Господа?

Я поглядел сперва на Джузеппе, потом на Хозяйку. Она смотрела на него очень серьезно, будто готовясь, что ей сейчас поручат какое-то важное задание.

Если бы даже я и умел пользоваться человеческими словами, остановить ее сейчас было бы невозможно.

– Да, конечно.

Джузеппе снова прикрыл глаза и произнес:

– Проводи нас в Кусков.

Хозяйка твердо кивнула и взяла Джузеппе за руку.

Немного устав от избыточной доброты Хозяйки, я сел и стал смотреть на догорающий постоялый двор.

 

***

 

– Понятно. Значит, ты направляешься в Кусков, чтобы стать ремесленником…

– Да. Я узнала об этом городе от одного бродячего торговца.

– Ясно. Думаю, чтобы проделать весь путь до Кускова, нужна недюжинная смелость… но, прости мне мою прямоту – ты, несомненно, обладаешь и должной смелостью, и должной праведностью.

Джузеппе ехал верхом на лошади. Юноша все еще был без сознания; его положили на спину крепкого мула, которого они прихватили с собой как вьючное животное.

– Нет, на самом деле мне очень страшно, но… я была уверена, что эта моя мечта никогда не сбудется, и теперь, когда у меня появился шанс…

Хозяйка говорила смущенным тоном, потому что все это была чистая правда.

– Мечта, да? Верно, человеку нужны надежды и мечты, чтобы он мог смотреть в лицо опасности. Тебе нечего стыдиться, – и Джузеппе ласково улыбнулся. Хозяйка смотрела на него снизу вверх с почтением.

Меня это все совершенно не забавляло.

– Я тоже стремлюсь в Кусков во имя осуществления некоторой мечты. Когда пришел мор, все слуги Господа были призваны на небеса, и никого не осталось, чтобы зажечь свет веры заново. Поэтому мы решили отправиться туда, чтобы служить светочами тем, кто дрожит во тьме.

– Ясно…

– Я отправился в путь, готовый к любым ужасам, которые могут встретить меня в городе, но я и помыслить не мог, что ужасы начнутся еще до того, как мое странствие завершится.

В голосе его звучала не столько печаль, сколько изнеможение. На лице его была усталая улыбка; я это счел обнадеживающим.

Я вспомнил, что, когда этот человек решил, что его жизни приходит конец, он не стал умолять о пощаде и не ударился в панику. Он всего лишь смотрел на небо и молился.

Я не могу простить Церковь, но уважаю любого, кто так полно посвящает себя своей профессии. Так что этот Джузеппе вряд ли совсем уж плохой человек.

– Как видишь, я всего лишь скромный епископ, и я не могу вознаградить тебя чем-то достойным за твою помощь. Но я с удовольствием сделаю все, что в моих силах.

– Нет, вам вовсе не… – поспешно завозражала Хозяйка, но Джузеппе лишь упрямо-снисходительно улыбнулся.

– Я едва не лишился жизни от рук и клинков тех разбойников. Ты спасла меня, когда я был в пути, чтобы принести свет Господа тем, кто жаждет его во тьме. Это очень весомое деяние, и я надеюсь, что ты хотя бы позволишь мне отплатить за подвиг твоему храброму другу.

– Вы про… Энека?

Я тоже такого не ожидал. Подняв голову, я увидел, что Джузеппе смотрит прямо на меня и искренне улыбается; это удивило меня еще больше. Будучи зверем, я ожидал получать такие улыбки лишь от Хозяйки, ни от кого больше.

– Господь создал этот мир и все живое в нем. Люди и прочие существа – все равны пред очами Господа. Потому я нахожу правильным давать имена травам, выказывать доброту лошадям и должным образом вознаграждать всех, кто проявляет благородную храбрость.

Я посмотрел на Хозяйку; она посмотрела на меня. Потом мы оба подняли глаза на Джузеппе. Раненый епископ довольно улыбнулся и продолжил:

– Когда мы прибудем в Кусков, я, Джузеппе Озенштайн, именем господа нашего пожалую благородному Энеку титул рыцаря Церкви.

Я не имел ни малейшего понятия, что это значило, но, если меня называют рыцарем, мне незачем отказываться.

Я снова посмотрел на Хозяйку. Та была поражена и не знала, что сказать.

– И, конечно же, тебя я тоже хотел бы отблагодарить, – добавил Джузеппе и вдруг резко перевел взгляд на дорогу, словно внезапно осознал что-то.

Луна как раз выглянула из-за облаков, и мы увидели вдали город Кусков, цель нашего путешествия.

Похоже, ни нам с Хозяйкой, ни Джузеппе с его людьми не нужно было останавливаться на ночлег там, где мы остановились, – достаточно было продвинуться вперед совсем немного.

Судьба делает порой странные вещи.

Подняв глаза, я увидел страдальческие улыбки на лицах Хозяйки и Джузеппе и понял, что они думают о том же.

 

***

 

Город Кусков был достаточно велик, чтобы его окружала каменная стена. С Рубинхейгеном, конечно, никакого сравнения, но тем не менее здесь достаточно заботились о безопасности, чтобы нам стоило усомниться – впустят ли туда путешественников посреди ночи.

Но совсем скоро стало ясно, что подобное беспокойство было напрасным.

Как только епископ Джузеппе назвал себя перед городскими воротами… надо было видеть, как засуетился страж. Можно подумать, будто он внезапно увидел собственное спасение.

Вряд ли он мог бы торопиться сильнее, даже если бы город был осажден вражескими войсками. Пока он суетился, открывая ворота, Хозяйка, не очень-то напористая и в лучшие времена, совсем съежилась при звуках, доносившихся с той стороны.

Если город так отчаянно радовался приезду епископа, несомненно, с не меньшим восторгом здесь должны принять и его спасительницу.

Все тревоги Хозяйки были написаны у нее на лице. Когда в городе протрубил рог, напряжение, похоже, стало для нее невыносимым. Она подняла глаза на Джузеппе – тот, сидя на лошади, потирал лицо и покашливал, пытаясь скрыть свою рану, – и сказала:

– Эээ, если вы не против…

– Да, дитя мое?

– Эээ, я хотела бы попросить…

У Джузеппе было лицо истинного пастыря перед паствой.

– О чем же? – спросил он. Люди Церкви часто скрывают свои черные души за таким вот выражением лица, но Хозяйку оно, похоже, приободрило, и она продолжила:

– Пожалуйста, представьте нас просто как своих последователей…

– Это… – начал Джузеппе, удивлено моргнув, но потом замолчал и медленно кивнул. По крайней мере он не глупец.

Когда мы услышали звук поспешно отодвигаемого засова, Джузеппе, по-прежнему сидящий на лошади, наклонился к Хозяйке и громким шепотом проговорил:

– Мне очень приятно видеть, что ты живешь в соответствии с учением Господа нашего. Доблесть и скромность редко уживаются в одном человеке. Я уважу твою просьбу. Но ни Господь, ни я не забудем, кому я обязан.

Створки ворот медленно раздвинулись. За ними горело множество факелов; свет был такой яркий, что глазам стало больно. Джузеппе выпрямился; Хозяйка смотрела на него, как овечка, жаждущая спасения.

Поведение Джузеппе показалось мне подозрительным, но, когда он кинул на меня взгляд и еле заметно кивнул, я не сдержался и завилял хвостом.

У всякого правила есть исключения.

– Ну, а теперь, – произнес Джузеппе, когда створки полностью раскрылись, и улыбнулся, точно ребенок, которому поведали секрет. В этот ночной час люди, собравшиеся за воротами, были одеты кто как. Многие, похоже, всего несколько минут как проснулись; некоторые из девушек поспешно расчесывали волосы.

Протолкнувшись между двух мужчин, из толпы вышел хорошо одетый человек с копьем. По-видимому, это был стражник, хотя выглядел он для такой работы очень молодо. Судя по красноте в уголках глаз, он только что проснулся.

Однако его вьющиеся волосы хорошо смотрелись, и, судя по кожаной накидке на плечах, острым носам сапог и уверенной походке, он обладал властью.

Чтобы выказать свое уважение, я сел, сведя передние лапы вместе и выпятив грудь; я видел, что он изо всех сил старался быть достойным своего поста. В его желании вылечить город сомневаться не приходилось. Но это было очень тяжкое бремя.

Я не мог вообразить, чтобы этот юноша достиг своей должности, уже готовый ее принять. Просто мор выкосил всех, кто был старше.

– Мое имя Тори Рон-Кусков Карека. Я представляю Совет по борьбе с бедствием Кускова. Именем Господа мы приветствуем вас в нашем городе.

Голос его тоже звучал молодо. Джузеппе знал о происходящем в городе столько же, сколько и мы, и, видимо, думал о том же, о чем и мы. Ответил он более сухим языком, чем когда говорил с нами:

– Прими мои извинения за то, что остаюсь верхом. Мы получили письмо, в котором благословенный город Кусков выражает желание вновь обрести свет Господней свечи. Господь не оставил вас. Моя сила ничтожна, но сила Господа велика. Мир да придет в ваши дома. С этого дня, с этого часа свет Господа вновь пребудет в вашем городе.

Голос его был звучен. Все собравшиеся вслушивались изо всех сил; когда он договорил, над толпой повисло полнейшее молчание.

Потом начались радостные возгласы. Подобно набегающей волне они сперва звучали тихо, затем все громче и громче. Можно подумать, будто Джузеппе только что сообщил об окончании долгой войны.

– Вы, должно быть, устали, Ваше святейшество. Сегодня ночью вам и вашей спутнице следует отдохнуть… – произнес этот Кто-то-там-Карека, подходя к Джузеппе. Только тут он наконец заметил. – Ваше святейшество, вы плохо выглядите…

– Позаботься сначала о нем, не обо мне, – ответил Джузеппе, указав себе за спину; лишь теперь, по-видимому, Карека заметил мула.

Его почти девичье лицо застыло.

– Кто-нибудь! Помогите им! – выкрикнул он, и весело болтающая толпа снова замолкла, словно люди лишь сейчас осознали, почему епископ и его спутники прибыли в столь поздний час. Гости, стучащиеся в двери посреди ночи, после того как едва отбились от разбойников, – случай не такой уж редкий.

Даже мы с Хозяйкой иногда натыкались на таких людей, когда пасли овец.

Епископу помогли спуститься с лошади тотчас подбежавшие люди, и он тихо объяснил им, куда он ранен.

Те, кто помогали мужчине на муле, явно имели боевой опыт. Едва увидев его раны, они тут же начали давать указания женщинам.

Что касается нас, то Джузеппе сдержал слово и объяснил наше присутствие так, как обещал. Карека ограничился тем, что коротко поблагодарил нас.

Если вспомнить, как храбро я сражался и какую опасность одолел, этого было не очень-то достаточно, но Джузеппе едва ли забудет, чем нам обязан, а главное – Хозяйка все понимала. Она ласково потрепала меня по голове и прошептала:

– Давай постараемся не выделяться.

После чего мы отодвинулись в сторонку.

Судя по всей этой суматохе, стоило Хозяйке рассказать правду о том, как мы спасли епископа, и ее мечта стать портнихой исполнилась бы вмиг.

Поэтому мне показалось, что нежелание Хозяйки признать собственную заслугу было здесь неуместно; однако ее честную скромность я не мог не уважать. Я поднял на нее глаза, и она заметила мой взгляд.

– Что такое?

Не умея говорить по-человечески, я не ответил на ее вопрос. В любом случае, я лишь слуга Хозяйки и потому никогда не совершил бы такого непочтительного поступка, как самостоятельное провозглашение ее величия.

Я перевел взгляд на Джузеппе, которого уводили прочь, и вдруг ощутил какую-то тяжесть на голове. Повернувшись, я увидел, что это рука Хозяйки.

– Ты ведь не ждал, что нам тут устроят приветственный пир, а?

Внезапно!

Я тихо гавкнул, выражая свое возмущение. Иногда Хозяйка ведет себя как очень злой человек. Или просто по мне это было слишком хорошо видно?

Я чувствовал себя оскорбленным; но тут вдруг она крепко меня обняла.

Когда Джузеппе увели, возле ворот никого не осталось. Похоже, про нас совершенно забыли; возможно, из-за этого Хозяйке было немного одиноко.

Ее лицо было совсем рядом, и я его лизнул. Она хихикнула и сказала:

– Я тоже ждала, совсем чуть-чуть.

Хозяйка иногда бывает невероятно снисходительна в том, что касается еды – но, как гласит пословица, в слишком чистой воде рыба не водится.

Я еще раз лизнул Хозяйку в щеку и коротко гавкнул.

 

Предыдущая          Следующая