ТАРАКАНЫ 28.6
– Ну вот и все, – прошептала Ябеда.
– Примерно так, – согласилась я.
– Ты готова? – спросила Ябеда.
Я покачала головой. Вздохнула и кинула взгляд наружу, на травяную ширь. Так много красивой природы. Так много миров, открытых для исследования, каждый чуть отличается от других, каждый со своими скрытыми сокровищами. Но даже луг с высокотравьем выглядел как произведение искусства.
На миг я ощутила нечто вроде тяги. Непрошеная мысль такого же рода, какие заставляют спрашивать себя: «Что будет, если я шагну с края обрыва?» или «Что будет, если я прямо сейчас открою дверь машины и выброшусь в трафик?» Не суицидальные, но достаточно ясные и тревожные, чтобы заставить нас беспокоиться, не прислушаемся ли мы к ним ненароком.
«Что будет, если я просто уйду? Возьму и уйду прочь?»
Всего лишь отойти очень недалеко и очень ненадолго. Будет так тихо. Никакого шума, никаких людей, никаких искусственных огней. Никакого прессинга, никакой нависшей опасности.
Я не могла вспомнить, когда в последний раз искренне наслаждалась тишиной. Я испытала ее, когда летела над океаном. Не будучи общительным человеком, я слишком много времени проводила в толпе. Сначала я была с «Темными лошадками», потом со своей территорией. Потом в тюрьме, из тюрьмы перешла к Защитникам.
От Защитников – к маленькой войне с многомировыми ставками.
Одиночество манило. Я была интровертом по природе и чувствовала себя такой опустошенной. Немножко побыть бы наедине с собой, перезарядить батарейки, подумать. Только я и уже достаточно далекие тучи, и луг, и деревья, и вода, обрушивающаяся на обрывистый берег далеко внизу.
Что меня беспокоило, так это мысль, что эта гравитация может меня поймать. Такое уже случалось прежде, когда я летала в одиночку. Если я удалюсь, чтобы восстановиться, взять себя в руки и попытаться придумать, что я могу сделать… могу ли я сказать с уверенностью, что вернусь обратно? А вдруг я не смогу найти никаких идей и просто… буду болтаться там, пока не станет слишком поздно?
Это трусость? Такая неуверенность меня позорит? Или так и бывает, когда человек проявляет храбрость, будучи в полном ужасе? Я не была в ужасе, не собиралась сбежать. У меня были причины сражаться… но какой-то частице меня определенно нравилась мысль уйти. Не сражаться. Просто жить, пока Сайон не пройдет через эту Землю, а потом мгновенно умереть, возможно, даже не осознав этого.
Я сжала зубы.
Все это не более чем фантазии. Меня здесь удерживала привязь. И не одна.
Рэйчел подошла ко мне, почесывая шею Охотницы. Остановилась совсем рядом, потом пихнула меня рукой. Толчок получился довольно сильным, и мне пришлось сдвинуть ногу, чтобы сохранить равновесие.
Мы стояли, прижавшись рука к руке; Рэйчел ласкала Охотницу и Ублюдка, жаждущих ее внимания. Я не могла выразить словами, как я это ценила, и не хотела смотреть на нее или делать еще что-нибудь, что можно было бы ошибочно понять как выражение неудобства.
Одна из привязей.
– Напоминает киношки, которые я раньше смотрела, – прокомментировала Чертовка. – По дерьмовеньким детским каналам, днем по субботам. Мамаша после предыдущей ночи бывала слишком в отключке, чтоб интересоваться теликом, так что я могла смотреть, придушив громкость и сидя футах в трех от экрана. Но обычно мне удавалось часа два-три подеградировать перед ящиком, прежде чем меня вышвыривали из квартиры. Лучшее время за всю неделю, годами.
– У тебя словесный понос, – упрекнула ее Ябеда.
– Короче, это вроде таких фильмов, где есть бродячая собака, которую подобрал ребенок, и есть ее прежний владелец, и в конце фильма они оба зовут и смотрят, к кому она захочет подойти.
– Это, нахер, самое тупое, что я слышала в жизни, – заявила Рэйчел.
Чертовка лишь ухмыльнулась.
– И собака сперва идет в одну сторону, но тут плохой владелец делает что-нибудь этакое, например достает из кармана ошейник с цепью, или достает хлыст, которым он бил собаку в начале фильма, или говорит что-нибудь смертельно идиотское, типа «иди сюда, моя драгоценная машина для зарабатывания денег». И собака ссыт на него, показывая злому хозяину последнее «иди в жопу», а потом возвращается к ребенку, или что-нибудь типа того.
– «Моя драгоценная машина для зарабатывания денег», – повторила я. – Что, серьезно?
– Ну ты поняла, о чем я. Какая-нибудь такая фраза, которая дает понять: «Я такой плохой».
– Лучше бы собака вырвала этому засранцу глотку, – сказала Рэйчел.
– Это было бы так охеренно круто, – ответила Чертовка, снова ухмыляясь. – Я прошла через ту стадию, когда, ну знаешь, вроде как хотела, чтоб в фильме пошло наоборот. Поймать детишек врасплох, показать им, что эй, хорошие парни не всегда побеждают. Зашло так далеко, что я даже расстраивалась после очередного хэппи-энда. А потом Лонни, мамашин новый дружок, «привел ее в порядок», и она по субботам стала просыпаться утром, и на этом лафа кончилась. Никаких больше киношек для Айши. Я потом так и не втянулась.
– Какая досада, – пробормотала я, подумав про себя: «К чему, блин, она ведет?»
Чертовка сделала паузу, насупилась.
– Гребаный Лонни. Короче, я помню, как хотела, чтоб собака вернулась к первому хозяину, и, типа, вот и все. Конец фильма. Плохая концовка. Жизнь, блин, не всегда ведет себя чудесно.
– Не всегда, – согласилась Рэйчел. – Но я, скорей всего, просто перестала бы смотреть кино, если бы увидела такую концовку.
– У нас словесный понос, – повторила Ябеда. – И я внезапно ощущаю, как нам не хватает Мрака. Он бы тут держал нас в узде.
Чертовка глянула на Ябеду с досадой.
– Короче, сейчас у нас нечто типа такого, верно? Как дети, которые умоляют собаку пойти за ними. Вот только нет.
– Противоположно, – произнесла Рэйчел.
– Наоборот, да, – поправила ее Ябеда. – Угу. Ладно, давайте сворачиваться.
Рэйчел взобралась на Охотницу, я включила полетный ранец. Чертовка оседлала Ублюдка, а Ябеда – еще одного пса, которого я не знала. Того самого, которого Сука одолжила мне, когда мы мобилизовались, чтобы атаковать «Девятку». И все разошлись в разных направлениях.
Высоко над нами Симург повернулась. Многочисленные крылья за спиной давали ей на удивление богатые возможности по тонкому самовыражению. Явная агрессивность – когда крылья полностью развернуты, и самые кончики выгнуты чуть вперед, словно лапы с направленным вперед когтями. Сосредоточенность вовне – когда крылья расправлены до предела, как будто она наблюдает, изучает. И напротив, рефлексия, сосредоточенность на чем-то одном, когда крылья полностью сложены. Все это время выражение ее лица – нейтральное, взгляд холоден.
Однако я не собиралась ее недооценивать. Все это запросто могло быть блефом.
Когда она двигалась, это выглядело почти беззаботно. Два из трех ее самых больших крыльев распустились, будто она небрежно махнула рукой, адресуя этот жест всему миру. Она развернулась в воздухе, а потом отбросила все крылья назад, сама направившись вперед.
Что ж, мы узнали, за кем она следует.
– Черт меня подери, – услышала я шепот Ябеды благодаря букашкам, которых на ней разместила. Симург остановилась прямо над ней. Ябеда повторила, словно подчеркивая: – Черт меня подери.
Мое сердце упало.
Отчасти это было ожидаемо. Естественно, Симург выбрала ее. Ябеда вела разговор. Ябеда – Мыслитель, как и Симург. Она во многих отношениях лидер «Темных лошадок» де-факто.
Но маленькая частица меня надеялась, что Симург выбрала следовать за мной. Эта частица почти верила в это, принимала это как данность. Кошмарно, и страшно, и почти неправильно иметь Всегубителя на побегушках, но я была готова принять это бремя. Я хотела принять это бремя, чтобы с ним не пришлось иметь дело людям, которые мне дороги.
Другая частица меня? Возможно, она хотела, чтобы Симург осталась при мне просто как еще одна привязь в тот момент, когда я чувствовала себя привязанной не очень-то крепко.
И, возможно, я хотела этого, чтобы иметь силу под рукой, чтобы быть нужной.
Человечество стирали с лица Земли, поселение за поселением. Целые континенты становились непригодными для жизни, экосистемы рушились, погодные закономерности менялись. Наш противник был почти что недосягаем, способен перемещаться между Землями, как мы пересекаем комнату, и мы его едва понимали.
И вот она я. Уберите все притворство, репутацию, узы и имидж, снимите маску – и увидите всего лишь девушку, способную управлять букашками. Сто тридцать фунтов веса.
Я и прежде оплакивала свои встроенные ограничения, но никогда еще не ощущала их настолько давящими, как сейчас.
Потрясение от того, что Симург выбрала Ябеду, выбило меня из колеи. Я заставила себя сделать глубокий вдох и сосредоточиться. Обратилась к методикам расслабления, которым меня научила Джессика Ямада.
Ябеде требовалась поддержка, и я не могла отбросить возможность того, что это просто Симург ведет себя, как Симург. Нарочно или инстинктивно играется с нашими головами.
Мы вновь собрались вместе. Псы развернулась и медленно побрели назад.
Ябеда посмотрела на меня, и я увидела выражение ее лица. Морщины озабоченности на лбу, которые она пыталась замаскировать приподнятой бровью, напускная уверенность, кривая ухмылка.
Я знала, что она прочла меня в десять раз лучше. Маленькие изменения в выражении, когда она кидала взгляды на мои руки, на мое лицо. Я абсолютно не сомневалась, что она читает меня, как открытую книгу. Она знала каждую цепочку мыслей, пробегающую у меня в голове, мои беспокойства, мои тревоги, постыдный факт, что я хотела, чтобы Симург следовала за мной.
Ее кривая ухмылка стала чуточку шире, но в выражении лица появилось сочувствие.
– Пожалуй, я пойду защищать форт, – сказала она. – Думаю, это самое разумное. А вы идите. Займитесь тем, что сказала Нарвал.
Чертовка и Рэйчел кивнули.
– Ты знаешь, что делать, Скотти, – сказала Чертовка. – Отвези меня домой.
– Угу, – добавила Рэйчел.
Открылись два портала.
Они прошли в порталы. Я нет.
– Я могла бы остаться с тобой, – предложила я.
– Ты могла бы, – согласилась Ябеда.
– Но?
– Не думаю, что тебе следует, и не думаю, что ты можешь. Иди.
– Ябеда… Лиза…
– Я буду в порядке. У меня вот компания, – Ябеда указала в небо. Симург уже собрала свои пушки и сконструировала несколько новых. Ее гало теперь почти целиком состояло из пушек разных размеров. Они были расположены продуманно, так, чтобы маленькие заполняли пространство между большими, а стволы самых больших торчали во все стороны, как лучи звезды.
Я поглядела на Ябеду с сомнением; та лишь ухмыльнулась.
– Я буду здесь, – пообещала она. – Иди. Как сказала Нарвал, приведи свои дела в порядок.
Я не сдвинулась с места. Снова посмотрела на луг. Секунда у меня ушла на то, чтобы понять, почему один пятачок темнее остальных. Я вспомнила Симург – это она отбрасывала тень.
– Это реализм. Мы ведь согласились погибнуть в бою, верно?
– Верно, – ответила я, снова повернувшись к Ябеде.
Она пожала плечами.
– Но мы и погибаем. Давай не будем делать вид, что это не так, потому что этот маленький самообман не продержится, когда дойдет до реальных действий. Лучше сосредоточить всю энергию на том, чтобы верить, что мы будем стерты в порошок, но прихватим этого мерзавца с собой.
Не самое ободряющее заявление.
– Я… не настолько пессимистична, – сказала я. – Думаю, мы можем его уничтожить и не передОхнуть в процессе.
– Вот так. Такой настрой мне и нужен.
Я уставилась на нее.
Она блефует? Скрывает что-то?
– Ты что-то знаешь, – произнесла я.
– Я уйму всего знаю.
– И меняешь тему. Что ты от меня скрываешь?
– Не только от тебя, – ответила она и вздохнула. – Это не поможет.
– Расскажи.
– Я думала, ты хочешь блаженного неведения.
– На это уже нет времени. Можешь поделиться.
Ябеда нахмурилась.
– Способность Контессы.
– Она ей говорит, что победа невозможна? – уточнила я.
– Нет. Ну, то есть может быть. Я не знаю. Не то чтобы у нас с ней были долгие разговоры. Нет. Я хочу сказать… в общем… у Сайона она есть. Ее способность. Та фраза, которую он скормил Эйдолону? Все было рассчитано, чтобы раздавить его в тот момент, когда он был на пике, так чтобы падение стало более катастрофичным. Я такое отколоть не смогла бы. Я смотрела кое-какое видео того боя, то, что удалось снять, когда Сайон не вырубал камеры. Оно подкрепляет свидетельство. Он не применял эту способность активно, но уверенность у него есть.
– Сайон видит путь к победе?
– Или что-то близкое к этому.
– Ты уверена?
– Свидетельство, его манера поведения, насколько вообще у него есть какая-то манера… да. И, думаю, никаких ограничителей, которые есть у Контессы. Никаких слепых зон. Просто… да.
Я кивнула. Ветер, треплющий траву, издавал потрясающие звуки, перемежающиеся ударами волн далеко под нами. Откуда-то из луговины вспорхнула стайка коричневых пташек. Они целенаправленно обогнули Симург, словно вокруг нее был пузырь, сквозь который они не хотели пролетать.
– Даю тебе полное и всеобъемлющее разрешение немного поматериться, – сказала Ябеда. – Или даже много. Ты всем этим занимаешься и при этом постепенно отдаляешься. Твой язык тела легко читать в любом случае, но ты сейчас в задумчивости, и я решила, что ты можешь сорваться.
– Я не сорвусь.
– Ты, эмм…
Я знала, о чем она думает. Почти облегчением было узнать, что мы по-прежнему на одной волне, несмотря на такое длительное время порознь. Я понимала ее, она понимала меня. Мы оставались подругами.
Она вспоминала Александрию и Тэгга. Тот день, когда я их убила, – тот же самый день, когда я ушла от «Темных лошадок». Перешла на другую сторону.
– Я не срываюсь на друзей или рядом с ними, – заявила я.
– Я говорю вот что: он знает, как нас победить. Ему достаточно обратиться к той единственной способности, и он получит решение любой проблемы, какую мы ему создадим.
– У каждой способности есть слабое место, – сказала я.
– Способность, которая позволяет автоматически победить, обойти, мягко говоря, трудно.
– Трудно, но не невозможно, – возразила я. – Это странно, что я испытываю больше оптимизма?
– Да. Чрезвычайно, – ответила Ябеда. Она склонила голову чуть набок. Я уже видела прежде этот ее жест, как у птицы, пытающейся что-то рассмотреть под другим углом. – О чем ты думаешь?
– Ни о чем, – покачала я головой. – Но… у некоторых из самых крутых способностей, которым нам доводилось противостоять, были довольно-таки фатальные уязвимости. Когда мы имели дело с Мясником, ее четырнадцать сознаний не очень-то ей помогли, когда она пыталась противостоять способности Милочки. Умение Ехидны поглощать мертвую материю и расти мы использовали, чтобы запереть ее на базе Змея. Выиграли время.
– Я думаю, фишка Сайона в том, что у него нет фатальных уязвимостей. Мы получили свои способности потому, что они их раздали. Он покалечил способности, чтобы мы не могли отбиваться, если до этого дойдет. Покалечил твою, ограничив тебя букашками, покалечил мою, ограничив мои возможности по их анализу. Он начал все это, потому что был уверен, что это сработает, применил свой путь к победе, чтобы все разложить. Подумал, что, может, мы будем отбиваться, и проложил путь, на котором у него будет достаточно сил, чтобы вынести человечество при любом мыслимом сценарии.
– Значит, создадим немыслимый, – сказала я.
– Как?
Я покачала головой.
– Не знаю. Но мне хочется думать, что Всегубители не вписываются в его грандиозный план.
– Этого недостаточно, – сказала Ябеда.
– И «Котел».
Ябеда покачала головой, чуток слишком интенсивно. Пряди светлых волос упали ей на лицо.
– Они создали не меньше проблем, чем решили.
Вот из-за этого, из-за того, как она была почти что слишком занята, чтобы поправить волосы, у меня в голове щелкнуло. Тревожный колокол. И я уже двинулась вперед, реагируя.
– Ябеда, – перебила я ее, прежде чем она успела снова заговорить. Схватила ее руку обеими своими. – Стой.
Она застыла, точно олень в свете фар.
– Стой, – повторила я. И обняла ее.
Негативность, смешанная с бравадой… я прежде не улавливала ее. Не понимала толком свою подругу. Она боялась и скрывала это.
Она стояла, жестко прижавшись переносицей к моей ключице, и это вновь напомнило мне, что она ниже меня ростом.
– Атаки, которые пробивают любую защиту, – пролепетала Ябеда. – Мы до сих пор его всерьез не достали. Мобильность. Восприятие. И он выигрывает. У него победа – просто одна из способностей.
– Есть варианты. Всегда есть варианты. Как-то обойти способности, как-то подставить ему ножку. Ему не нравилось, когда я создала множество букашечных обманок. Когда кто угодно дуплицировался. Может, тут есть какой-то намек.
– Может, – пролепетала Ябеда. Я ощущала, как ее ногти впиваются в ткань моего костюма на спине. – В жопу это все. Ненавижу чувствовать себя такой тупой. Столько всякой херни я не знаю, просто не могу знать. Вроде этой гребаной Зиз. Черт, мне всегда было почти насрать, что происходит со всеми, кроме меня и моих друзей, а теперь я, нахер, беспокоюсь, что произойдет со всеми, хотя ни черта не могу поделать.
Я стояла молча. Могла бы сказать ей, что есть способы сжульничать. Что со всеми способностями в мире просто должны быть способы сжульничать. Но ей сейчас не нужно было подбадривание.
Ябеда была чемпионкой по блефу, носила маску лучше всех, кого я знала, и она сливалась со своей личностью так, как не сливался никто другой среди «Темных лошадок» или Защитников. Посреди всего, что творилось, она была столпом, источником, к которому припадал каждый, у кого возникали вопросы.
Но к кому должен припадать находящийся в таком положении человек, когда поддержка нужна ему самому?
Прошла минута, и Ябеда наконец отодвинулась. Повернулась ко мне спиной, прежде чем я успела увидеть ее лицо.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Шикарно, – ответила она, не глядя на меня. Потянулась, затем вытерла глаза. – Размазала макияж – покрасила веки в черный под маской, а теперь размазала о твое плечо.
Я подыграла:
– А мне всегда нравились линзы. Очки, если тебе больше нравится так их называть.
– Конечно, но в одной команде нельзя иметь слишком много народу с линзами, иначе это выглядит, будто у нас есть тема, а так делают только отстойные команды.
Я чуть улыбнулась.
Она подняла голову.
– Ты об этом никому ни слова. У разных идиотов возникнут неправильные мысли, если они узнают, что мы обнимались. Слишком буйное воображение.
Она обращается к Симург?
Ябеда развернулась, и на миг меня охватило замешательство. Ее макияж действительно был смазан, причем именно так, как смазался бы о мой костюм. Никаких признаков потекшей краски после дождя у замка «Элиты», никаких признаков слез.
Ябеда слегка улыбнулась с заговорщицким видом.
– Все-таки вы с Симург отлично сочетаетесь, – сказала я ей. – Обе играетесь с мозгами других.
– Увидим. А теперь, думаю, тебе пора кончать нянчиться со мной.
Я нахмурилась.
– Попозже заходи потусоваться, если не найдешь каких-то более срочных дел. А ты, скорее всего, найдешь. Я буду в порядке, я тут кое-что поняла. Мне есть что искать. Плюс я должна вернуться и присмотреть за делами Дракон. Столько дерьма предстоит перелопатить.
Я кивнула.
– Иди, – сказала она.
И я пошла. Тут было своего рода притяжение. Если я не пойду сейчас, не пойду уже никогда.
Интровертка, ищущая общества людей, и экстравертка в компании лишь безмолвного Всегубителя.
«Я скоро вернусь», – подумала я.
***
– Я хочу ее погладить.
– Сейчас моя очередь!
Я почувствовала их букашками еще до того, как приблизилась. Стайка детей, взрослая женщина, отгороженный участок, маленькое мохнатое животное.
Я не хотела встревать, поэтому потянулась и собрала рой бабочек.
Бабочки образовали маленький, локальный ураганчик.
– Что? Ой. Рой… Шелкопряда пришла, – сказала Шарлотта.
Я удержалась от того, чтобы воспользоваться полетным ранцем, и пошла пешком. Не стоит расходовать слишком много заряда – вдруг мне придется внезапно сражаться.
Коттедж был одним из аванпостов, сооруженных командой Ябеды. На северном краю города, с видом на то место, где было бы кладбище кораблей, в сорока минутах ходьбы от поселения Броктон-Бея.
Трехэтажный домик, скрытый от глаз рядом деревьев и невысоким холмом, и рядом небольшой огороженный участок. Три собаки на страже.
При моем приближении они заворчали. Я не вздрогнула и не замедлила ход, и ворчание усилилось.
– Тихо, – скомандовала Шарлотта. – Успокойтесь.
Ворчание прекратилось.
Я подошла, и Шарлотта заключила меня в объятие. Она хорошо выглядела, разве что лет на пять старше своего возраста. Одета она была очень практично, но я не могла не заметить пистолет на поясе.
Что касается детей – они держались позади и настороженно смотрели.
Я стянула маску, потерла лицо там, где она давила сильнее всего. Потом надела очки.
– Насколько плохо? – тихо спросила Шарлотта.
– Хм?
На миг я подумала, что она упомянет папу.
– Положение дел.
А. Только это.
– Миру приходит конец. Примерно вот так плохо.
Она кивнула, затем спросила:
– Ты помнишь детей?
Я помнила. Они стали на два года старше. Мей, Эфрем, Мейсон и Кэти. Айдана и Джесси не было.
– Привет, ребята. Давно не виделись.
Дети переминались с ноги на ногу. Мей приподняла руку в застенчивом взмахе, но и только.
– Это не что-то личное, – пояснила Шарлотта. – Ты знаменитость, и мы смотрели онлайн видео с тобой. «О, Джей и…»
Я застонала.
Шарлотта легонько улыбнулась.
– Все кусочки. Я хотела, чтобы они тебя как-нибудь запомнили.
Теперь дети, кажется, застеснялись еще сильнее, и от этого я почувствовала себя еще более неловко. Мой взгляд переместился к отгороженному участку. Ограда выглядела так, будто ее сделали из двух разных материалов; один набор наслаивался на другой и крепился цепями и веревками. Внутри стояли три козленка.
– Ага. Ябеда организовала, чтобы каждый, кто устраивает себе дом, мог получить коз для разведения и молока. Если припрет, даже от одной козы может быть много пользы. Молоко, йогурт, сыр… – Шарлотта кинула взгляд через плечо на пятерку детей и шепотом добавила: – Мясо.
– Звучит разумно, – сказала я.
Я подошла к изгороди, наклонилась и протянула руку к козленку. Тот не укусил и не отошел, и тогда я пробежалась пальцами по его жесткой шубке. Грубая шерсть. Козленок заблеял, но не отпрянул.
Я хотела заглянуть проверить. Узнать, в порядке ли они. Они были в порядке.
Теперь я чувствовала себя неуместной. Так странно, если учесть, что эта группа некогда была константой в моей жизни. Я не могла просто уйти, но при этом не знала, что делать сейчас, когда я пришла.
– Ходит множество безумных слухов, – произнесла Шарлотта.
– Думаю, все правдивы, – ответила я. «Не хочу говорить на эту тему».
– Окей.
В ее голосе не прозвучало ни удивления, ни вопроса.
– Мы собрали силы. Распугали тех, кто создавали проблемы. От «Янгбана», скорее всего, больше проблем не будет. «Элита» не будет контролировать доступ к ключевым поселениям и отбирать людей, которые имеют право там находиться.
– Ты говоришь это так буднично, – заметила Шарлотта.
– Это и было буднично, – ответила я. Встала, убрала руку из щели в ограде и повернулась к Шарлотте.
– Окей, – вновь сказала она.
Опять-таки никаких вопросов. Никакой жажды знания.
Нечестно было бы рассказывать ей, обременять ее этой ношей.
Но если вычесть темы Плащей, то говорить-то нам мало о чем. Я просто смотрела на веселящихся козлят.
– Диана, Брюс и Хейбрем, – произнесла Шарлотта.
– Хейбрем?
– Имена придумала Мей.
– А, – я кинула взгляд на детей и увидела Мей со сложенными руками. Она кивнула мне очень чопорно. Я вспомнила, что она может с большой серьезностью относиться к собственным глупостям.
Они все держали дистанцию. Никаких улыбок, никакого возбуждения, когда я приблизилась.
А чего я ожидала? Для некоторых из них я отсутствовала треть их жизни.
Дети вскинулись, когда открылась дверь коттеджа. Оттуда вышел Форрест. От джинсов в обтяжку он отказался в пользу более свободных, и на нем была простая фланелевая рубаха с коротким рукавом. Густую бороду он сохранил.
Улыбаясь, он подошел и пожал мне руку.
– Ты пришла узнать, приняли ли мы предложение?
– Предложение?
Он повернулся к Шарлотте.
– Ты ей не сказала?
Шарлотта покачала головой.
– Слишком неловко.
Я переводила взгляд с одной на другого, пытаясь понять, о чем они.
– Объясните?
– Пришла группа людей, которые предлагали способности на продажу. У них эти стеклянные флаконы были ящиками.
– Когда?
– С час назад?
«После нашей дискуссии», – подумала я. Мы с Рэйчел, Чертовкой и Ябедой притормозили, чтобы поесть и обговорить наш следующий шаг. А «Котел» сразу приступил к делу.
– Черная женщина в лабораторном халате? – спросила я. – И при ней белая, с темными волосами и в деловом костюме?
Форрест кивнул.
– Мы не приняли их предложение, – сказала Шарлотта. – Она говорила убедительно, но… Не знаю, почему я отказалась. Потому что надо присматривать за детьми, а я не боец.
– Согласились многие, – произнес Форрест. – Это шанс сделать что-то, а не сидеть на месте беспомощно. Но мы с Шарлоттой это дело обсудили и решили, что оно не для нас.
«Она сказала, что не знает, почему отказалась, но они это обсудили?»
Эти утверждения не стыковались друг с другом. Шарлотта избегала встречаться со мной взглядом.
Из-за меня?
Это я послужила причиной их отказа?
На душе у меня потяжелело, однако я смогла сохранить самообладание и ответила с уверенностью в голосе:
– Думаю, такого рода предложения принимать намного легче, когда вы не видели собственными глазами, с чем приходится иметь дело Плащам.
– Угу, – кивнул Форрест, и в его голосе прозвучала нотка облегчения, которая лишь подтвердила мои мысли.
– Я не… я представляла себе, что у меня есть способности, кто не представлял? Но я не смогла бы… иметь их и не помогать… а я не думаю, что смогла бы помочь, – сказала Шарлотта.
– Я был неподалеку, когда шайка Волкрюка напала на магазин какого-то парня, а потом несколько лет меня лично не затрагивало, пока Левиафан не явился. И при мне Манекен напал на Бульвар.
– Я помню.
Да, я помнила, как Форрест схватил бетонный обломок и бил им по голове Манекена. Он даже сумел расколоть ее корпус, и это сыграло ключевую роль в том, что Манекен отступил.
– Мы поговорили, и никто из нас не хочет оставить детей без… фигуры? Даже не знаю, как нам себя называть. Но я видел, как плохо может стать, когда плохо. Я хочу помогать, но не уверен, что, когда дойдет до способностей, я буду лучше, чем кто угодно другой.
Тут я не была уверена, что он прав. Форрест был храбрее, чем некоторые из знакомых мне Плащей. В нем был стержень, какой я ассоциировала с некоторыми лучшими из нас. Мне хотелось бы верить, что у меня самой он есть.
Я вдруг осознала, что слишком долго молчу, погруженная в задумчивость.
– Окей. Нет, по поводу тех составов можете не беспокоиться. В любом случае, есть шанс, что они превратят вас в монстров.
– Она это упомянула, – кивнула Шарлотта.
– Да. Все нормально. Это к лучшему, что вы отказались. Просто хотела убедиться, – сказала я им. – У вас есть все необходимое?
– Денег более чем достаточно, – ответила Шарлотта. – И с припасами тоже полный порядок. Спасибо.
Я кивнула.
Я несколько не находила себе места. Это чувство было у меня с самого начала, когда я осознала, что чужая здесь, что вторглась в их домашние дела. Сейчас оно усиливалось, становилось хуже.
– На какое-то время вам их хватит? – спросила я. – Денег, припасов?
Форрест посмотрел на меня как-то странно.
– Какое-то время? Это какое именно?
– Десять лет? Двадцать? Тридцать?
Он не ответил, лишь посмотрел с любопытством. Я едва не вздрогнула.
– Да, – сказал наконец Форрест. Его голос прозвучал мягко, почти ласково. – Хватит, чтобы продержаться столько, сколько потребуется.
– Хорошо, – произнесла я.
Занятно, что здесь такая хорошая погода. Резкие переходы из ночи в день, из хорошей погоды в плохую били по моей способности приспосабливаться и спать. Это был такой хаос, да и сейчас оставался хаос.
И вряд ли это прекратится.
Я вздохнула, осознав при этом, что сдерживала дыхание.
– Хорошо. Это, пожалуй, и всё. Я просто…
«Нуждалась перед последней битвой в напоминании о том, ради чего сражаюсь».
– …Да. Это всё, – закончила я.
Форрест протянул руку. Я ее пожала.
Шарлотта еще раз меня обняла. Затем я шагнула назад и взлетела.
Глупо было лететь, рискуя остаться без топлива, но ничего другого я сейчас не хотела.
Как только я убралась за пределы слышимости, мои букашки уловили голос Мей.
– Ты же говорила, что от денег никакого толку.
– Шш. Тихо, – велела ей Шарлотта.
– Говорила. Ты сказала, что никто их не берет. Соглашаются только на бартер.
– Шшш, – повторила Шарлотта.
– И ты говорила, что у нас будет трудная зима, если мы не соберем больше овощей. Почему же сейчас ты сказала, что у нас все хорошо?
– Потому что так и есть, – ответил Форрест. Букашки, которых я поместила на его рукаве, отследили его движения: он обвил рукой плечи Шарлотты и притянул ее к себе.
– Мы обязаны ей всем, – произнесла Шарлотта. – В общем масштабе этого достаточно.
Она это сказала, несомненно, потому, что знала, что я смогу услышать через букашек. Она не была хитрой, как многие люди, но я верила, что эта ее фраза была рассчитана скорее на меня, чем на Мей.
И тем не менее для меня она значила очень многое.
– Дверь, пожалуйста, – проговорила я. – «Фасети».
Портал открылся прямо в воздухе.
***
– Мисс Хиберт, – поприветствовал меня Гленн Чемберс и улыбнулся. – Похоже, в самом деле наступает конец света, раз мне наносят визиты мои старые ученики.
– Ученики? – переспросила я. Мой взгляд перешел на человека, сидевшего у противоположного края стола. Куинн Калле, мой старый адвокат. Когда я вошла, он встал.
В отличие от мистера Чемберса – тот лишь подался вперед.
– А разве не так? Мне хотелось бы думать, что я научил чему-то каждого, с кем работал. Возможно, это самомнение.
– Самомнение – хорошее качество, – сказала я. – Гипертрофированная оценка собственных возможностей может быть полезна, если ты готов попытаться жить в соответствии с ней.
Мистер Калле поднял бровь. У него был немного неухоженный вид; он избавился и от галстука, и от пиджака, а макияж, маскирующий шрам на щеке, частично исчез. Когда свет мигнул, он кинул взгляд вверх, а затем протянул мне руку.
Я ее пожала.
– Не ожидала встретить вас тут.
– Совместные усилия, – ответил он. Гладко, невозмутимо, вопреки внешнему виду. – Слишком много бумажной работы, чтобы разобраться в одиночку, поэтому я отыскал нескольких человек, имевших дело с суперзлодеями.
– А, – произнесла я.
– Я делаю костюмы для кого угодно, – сказал Гленн. – Но ОПП делает больше костюмов для героев, и они из-за старых обид предостерегают других героев от пользования моими услугами. Так что я остался с довольно-таки однобокой потребительской базой. В общем-то я занимаюсь и модой, но это занятие показало себя больше хобби, чем прибыльным делом.
– Мода и преступность при обычных обстоятельствах не имеют точек соприкосновения, но Гленн действительно обладает некоторыми познаниями касательно ренегатов нашей страны, – пояснил мистер Калле. – ОПП нравится, что он не дает мне слишком либерально относиться к старым клиентам.
– А что конкретно вы делаете? – спросила я.
– Проверяем Плащей, – ответил мистер Калле. – В нынешних обстоятельствах для криминального юриста вроде меня работы не очень много. Они нашли для меня другую задачу: помогать решать, кого выпускать из-за решетки, когда свидетелей найти не удается. Кто выйдет из Птичьей клетки, кто выйдет из обычных тюрем и так далее. Начиная с обладателей самых высокорейтинговых способностей, далее по убывающей.
«Копим силы», – подумала я. «Котел» раздает свои коктейли, как конфеты, люди вроде Калле выпускают заключенных.
Что делают другие?
– Я просто…
– Вы пришли меня поблагодарить, – сказал Гленн. – Естественно.
– Естественно, – повторила я сухо.
Мистер Калле, выгнув брови, произнес:
– Смею заверить, я ни в малейшей степени не обижен тем, что вы предпочли поблагодарить его до того, как поблагодарить меня. Я имею в виду – я был единственным, кто был рядом с вами и помогал вам преодолевать систему после того, как вы выбрали неудачный момент и убили Александрию и директора Тэгга у меня на глазах, но – да. Человек, дающий советы по вопросам моды, имеет более высокий приоритет.
Я пересекла комнату, наклонилась и поцеловала мистера Калле в щеку.
– Простите. Я не была уверена, что вы не в обиде на меня за тот случай. Спасибо вам за все.
– Пожалуйста, – ответил он почти рассеянно. Все его внимание было сосредоточено на стоящем перед ним ноутбуке.
– Должен признаться, это внесло разнообразие, – сказал мне Гленн. – Все остальные, кто заглянули сюда, говорили, что в последний момент они прозрели и осознали истинную важность того, что я твердил им об имидже и о том, как себя подавать. Некоторые из них, возможно, даже были искренни.
– Это, пожалуй, оптимистично, – произнес мистер Калле, не поднимая взгляда от ноутбука.
– Скорее всего. Но эта юная леди восприняла мои слова всерьез до того, как мир покатился в пропасть. Я это видел.
– Боюсь, хорошей героини из меня не получилось, – сказала я.
– Почему-то я не удивлен, – произнес Гленн, откинувшись на спинку кресла.
– Да уж, ну и ну, – сказал мистер Калле. – Я-то ожидал, что вы будете образцовой героиней.
– Я действительно пытался что-то с ней сделать, – сказал Гленн. – И, отдам ей должное, она тоже пыталась что-то с собой сделать. Невероятные усилия, но…
– Не думаю, что в нашем мире героизм работает, – проговорила я.
Гленна, похоже, мои слова искренне раздосадовали.
– Шевалье.
– Он управляет Протекторатом с больничной койки, – указала я. – И они там изо всех сил стараются не пустить к нему Инженю. Он отказывается лечиться до тех пор, пока не вылечат всех остальных пациентов.
– Умно, – кивнул Гленн. – Единственный вариант, как он может делать свое дело, оставаясь в тени. Боссы не могут приказать ему светить лицом на публике, раз он прикован к постели. Уверяю вас, как только начнется сражение, он тут же окажется на переднем крае.
– Я примерно так и думала, – произнесла я.
– Видите? Это доказывает оба моих утверждения. То, что вы были отличной ученицей, и то, что Шевалье – в точности тот тип героя, какой нам необходим, – сказал Гленн. Он поднял голову, когда в комнату вошла сотрудница и положила коробку с папками. – Спасибо, Кэрол.
Она покосилась на меня и мистера Калле. Тот, в свою очередь, сложил большой и указательный пальцы пистолетиком, прищурил глаз и щелкнул языком, «подстрелив» ее. Кэрол улыбнулась и покачала головой.
– Серьезно? – спросил Гленн. – Это тупо.
Мистер Калле не отводил глаз от ноутбука.
– Я могу вести себя тупо, когда я не с клиентом.
– Вести себя тупо вообще нет нужды.
– Это работает.
– Все работает, когда ты достаточно привлекательный. Но, опять-таки, поэтому нет нужды вести себя тупо.
– О, но это же забавно, – сказал мистер Калле. – У нас у всех есть свои недостатки, не так ли?
Гленн похлопал себя по животу и с мудрым видом кивнул.
– Должен признать, это так. У меня, например, пристрастие к попсе.
– Я начинаю удивляться, как вам вообще удается выполнять какую-то работу, – заметила я.
– Надо же как-то сохранять остроту восприятия, – ответил Гленн. Он развернул свой ноутбук. – Вы его знаете.
Убер.
– Знаю, в некотором роде. Не знала, что его арестовали. Что Убер натворил?
За Гленна ответил мистер Калле.
– Покушение на убийство. Человек явно с пулей в башке, но не настолько, чтобы засунуть его в Птичью клетку. Какое-то время его держали вместе с Цирк, но они не зацепились. Ни в плане отношений, ни в плане партнерства. Если бы он опять сорвался с нарезки, то издержки перекрыли бы все плюсы, так что его отправили в заведение с повышенным уровнем безопасности. Он не сбежал.
– Что-то случилось с Элитом, – сделала вывод я. – Только так он мог стать настолько… неуправляемым.
– Пересек дорогу не тем людям, и его прикончили, – сообщил мне Гленн.
«А мы могли бы его использовать».
– Убер… он должен был бы быть лучше, чем реально был, – сказала я. – Помню, я думала, что он стал бы блестящим Плащом, если бы Элит не тянул его вниз.
– Похоже, это не так, – произнес Гленн. – Вы бы его приняли или отвергли?
– Приняла бы, – ответила я. – Но я пристрастна. Я буду брать практически всех. Я взяла Луна.
– Вы взяли Симург, – заметил мистер Калле совершенно невозмутимо.
– Да, – кивнула я.
– Более чем наглядно, – произнес он.
– Отправьте Убера в больницу. Окажите ему медицинскую помощь. Полегче с ним, и переходите к следующему.
Гленн вздохнул.
– Когда-нибудь мы случайно выпустим кого-нибудь настолько психопатичного, что он пустит под откос все наши усилия по защите. Припоминаю историю с Шевалье, Ябедой и…
– Аккордом, – дополнила я. – Да, я понимаю, о чем вы.
Гленн улыбнулся.
– Я действительно скучал по беседам с вами. Не приходится останавливаться и ждать, чтобы вы нагнали мысль. Умные люди так редко попадаются.
– Истинная правда, – произнес мистер Калле, без тени сомнений включая в число умных людей и себя.
– Это означает, – продолжил Гленн, – что мне не следует притворяться дураком. Вы пришли сюда неспроста, и не для того, чтобы сказать мне спасибо.
– Я просто… Думаю, я хотела сказать… что сейчас я намного ближе к пониманию, кто я есть. Где мое место. Совсем недавно я сказала бы, что решила, но…
– Сомнения в последний момент, – произнес Гленн. – Что ж, это мне понятно.
– Мм, – согласно хмыкнул мистер Калле.
– Я видел, как Плащи меняют свой внешний облик, чтобы отразить изменения своей внутренней сути после того, как побывали на грани смерти или совершили крутой поворот в жизни. Вы сейчас стоите на грани и недоумеваете, по какую сторону этой грани ваше место. Вполне естественно, – сказал Гленн.
– Совершенно противоестественно, – возразил мистер Калле. – Большинство меняет тон, когда получают по голове и плюс билет в один конец до Птичьей клетки. Кто настоящий – тот, кем он был последние двадцать лет, или тот, кем он стал, когда застегнулись наручники?
Я уточнила:
– Вы хотите сказать, что эта я – не настоящая я, а порождение кризиса?
– Вы? Хмм… – мистер Калле задумался.
– Ее поведение после ареста примечательно соответствовало предыдущему поведению, – прокомментировал Гленн. – Включая убийство двух очень важных фигур в, как вы выразились, неудачно выбранный момент, после того как ее спровоцировали. По сути, слово в слово то, что Мисс Милиция внесла в ее досье.
– Возражение снимается, – произнес мистер Калле.
– Не уверена, что я хочу, чтобы меня определяли вот так, – сказала я.
– Примите это как данность, – ответил Гленн. – Вы очень страшны в гневе. Возможно… сейчас самое время быть в гневе?
– Быть в гневе на Сайона – все равно что ругаться на стихийное бедствие, – сказала я. – Оно не понимает. Оно не реагирует. Мои крики тонут в хаосе.
– Вы не кричали, когда атаковали Александрию, – прокомментировал мистер Калле. – Напротив, насколько я помню, вы были очень молчаливы.
Я кивнула.
– Если вы решили, кем хотите быть, – сказал Гленн, – то примите все. Хорошее, плохое, туманное. Силы и слабости. Гнев тоже, это часть вас. Страх за людей, которые вам дороги, это тоже сила. Ощущается не очень приятно, но это колодец, из которого вы можете черпать.
– Верно, – согласилась я, подумав о Шарлотте и детях.
Черт, я не хочу облажаться, допустить, чтобы они потеряли то, что сейчас строят.
– А если вам повезет, то знание, кто вы есть, сэкономит вам время и усилия на создание маски. Возможно, это дополнительное время и усилия, которые будут в вашем распоряжении, окажутся ключевыми.
Позади меня открылся портал. Член нью-йоркских Защитников. Слегка замызганный.
– Берегите себя, мисс Хиберт, – сказал мне мистер Калле. Чтобы мне легче было удалиться, а новоприбывшему – войти.
– До свидания, – попрощалась я. – И еще раз спасибо.
– До свидания, Тейлор, – ответил Гленн. – Вы, Шелкопряда, Рой и стратег – все вместе задайте ему жару, ясно? За всех нас, кто не могут быть на переднем крае.
Я кивнула.
– Дверь. К Мисс Милиции.
***
Врата открылись, и вокруг задвигалась небольшая толпа, занимающаяся своими делами.
У меня ушла минута, чтобы понять, что я вижу. Человек сто сидели на складных стульях или стояли на траве сбоку или позади стульев. Они смотрели фильм, проецируемый на громадное белое полотно. Некоторые держали картонные миски с супом, другие пиво.
Мои букашки прочесали толпу, и я отыскала сокомандников.
Париан и Фехта в гражданской одежде сидели вместе, держась за руки. Возможно, я бы их пропустила, если бы не рапира, которую Фехта держала под рукой.
Айша сидела рядом с Рэйчел, псы – под их стульями, где они никому не мешали. Сердцеежки занимали стулья вокруг них. Жутковато искаженные копии Алека, различающиеся телосложением, цветом волос, полом и стилем одежды, но достаточно похожие, чтобы я заметила.
На экране собака бежала от стайки детей. Я видела в темноте лицо Чертовки, настолько же довольное, насколько у Рэйчел было раздраженное.
– Это же другая собака, – прошипела Рэйчел. – Почему никто не замечает? Та же порода, но совершенно разные собаки.
– Притворяются, – ответила Айша, не убирая с лица улыбки.
Один из младших Сердцеежек шикнул на них.
Сбоку я увидела Мисс Милицию с группой младших Плащей. Тигель, Малыш Победа, Виста, еще двое, которых я не знала, и Айдан. Ребята смотрели на экран, а Мисс Милиция – на толпу, высматривая возможные проблемы. Немалая толика ее внимания была адресована Айше и Рэйчел.
Я не хотела вмешиваться, не хотела портить момент для детей.
Это было отвлечение. Дурацкий фильм, по-видимому, но все-таки отвлечение. Для Плащей это возможность не думать о том, что ждет впереди. Не зацикливаться на мысли, что через минуту, через час, через день или через неделю мы, возможно, будем сражаться, поставив на кон все.
Я достала с пояса маленький блокнот, потом ручку.
Мисс Милиция,
Когда-то я хотела стать героиней. В тот вечер, когда я передумала, в тот самый вечер, когда мы атаковали благотворительную вечеринку, я собиралась написать тебе письмо. Думаю, пришла пора его докончить…
Мне нелегко было писать это письмо тогда, нелегко и сейчас, по совершенно разным причинам. Я не была хорошей героиней, и я пишу это в прошедшем времени потому, что сейчас не могу искренне назвать себя героиней. Сегодня я навещала разных людей, и, думаю, буду навещать завтра, если позволят обстоятельства. Благодарю тех, кого нужно поблагодарить, удостоверяюсь, что, возможно, оставлю наследие, что кто-то будет помнить меня, если вообще мы из этого выберемся.
Когда я была героиней, когда поступала правильно, думаю, я брала пример с тебя и Шевалье. Оглядываясь назад, могу себе представить, что, если бы я тогда вступила в Защитники, возможно, все сложилось бы нормально, потому что ты бы меня поддерживала. Не могу сказать, что сожалею о том, как тогда поступила, но и что не сожалею, сказать не могу…
Извини. Не хочу тратить твое время. Я только хотела сказать – спасибо. Спасибо, что поддерживала меня, когда это было важно.
Тейлор Хиберт
Я сложила письмо и отдала рою на доставку. Не желая видеть реакцию Мисс Милиции, я прошептала:
– Дверь. К Ябеде.
***
Мои пробежки, поиск людей, заняли едва ли час.
Не все, с кем я должна была бы связаться. Я пропустила некоторых из самых важных.
Самого важного. Папу.
Возможно, я все-таки трусиха. Я знала ответ, просто не хотела его услышать.
Я не могла быть абсолютно уверена, что смогу его выслушать. Нельзя получать такой удар под дых на пороге такой важной битвы.
Почти беззвучно я прокладывала себе путь в здании. Солдаты Ябеды узнавали меня, когда я проходила мимо них.
Не ее дом. Место в сторонке. Здание с хорошими мерами безопасности, вполне возможно, доступное только для «Котла».
Я поняла почему, как только вошла в комнату Ябеды. Она спала, свернувшись калачиком. Ее ноутбук с темным экраном слабо светился.
Я услышала шепот. Она шепчет во сне?
Я склонилась над ней, увидела черную дорожку там, где побежал макияж, которым она красила вокруг глаз. Это слеза сбежала по щеке от уголка глаза. Ябеда немножко плакала во сне.
Я нашла одеяло и накинула на нее, затем села на краешек дивана.
– У меня никого не осталось, кроме вас, ребята, – сказала я. – Все остальные ушли.
Снова шепот.
Не от Ябеды.
Не с какого-то конкретного направления.
Я вслушалась и почти сразу пожалела об этом.
Музыка. Колыбельная, настолько тихая, что ее почти не было слышно.
Я слышала ее не ушами.
Я пересекла комнату и прикоснулась к толстому стеклу, вероятно пуленепробиваемому. Снаружи на страже стояли люди, их приборы ночного видения сияли.
Снаружи была Симург.
Колыбельная продолжалась, пока она работала над расширением своего арсенала.
– Прекрати, – прошептала я.
Она прекратила.
Тишина оглушала. Никакого шума поблизости, никакого ветра, никаких людей.
Это заставило меня подумать, не была ли колыбельная громче, чем мне казалось. Как вообще можно оценить громкость, если у меня нет мерила, помимо собственных мыслей?
«Я сожалею».
Слова прозвучали у меня в голове. Моим голосом.
Не мои слова.
Симург развернулась; ее волосы колыхались на ветру. Руки по-прежнему были подняты, она работала своим телекинезом над очередным оружием для своего арсенала. Ее глаза встретились с моими.
Я вернулась к дивану и села рядом с Ябедой.
Этой ночью я совсем не спала.