ЯД 29.8
Лестница была погребена под здоровенными (такие могли бы плющить грузовики) кусками бетона и стали, однако потолок был высоким, и дыра в нем позволяла мне видеть помещение позади, освещенное красными аварийными лампами. Сайона от меня закрывали обломки, но я видела испускаемое им золотое сияние.
Он был таким маленьким, таким далеким.
Партнер – таким массивным.
Комната выглядела, как самолетный ангар. Мои букашки потянулись туда, но я ощутила только три ближайшие ко мне стены. Громадный.
Партнер заполнял пространство. Он был прекрасен, но его красоту я бы затруднилась облечь в слова. Он был как извергающийся вулкан, смесь камня с оранжево-красной магмой, султаны брызг или дыма, достигающие невообразимой высоты… Дух захватывало от буйной природности этого всего, завораживающего, красивого и настолько непостижимого, что я и за десятилетия изучения бы не разобралась.
Но движущая сила вулкана – сейсмические сдвиги (я была вполне уверена), движущая сила урагана – ветер, а этим движет нечто иное. Столь же фундаментальное, в некотором отношении.
Идея, наполовину сформировавшаяся, застывшая во времени.
Она вызывала образы альбома художника, который рисует скетчи частей тел, пробуя варианты. Там, в том кусочке комнаты, который я могла разобрать, была светло-серая плоть, освещенная красным аварийным светом. Картина могла бы выглядеть угрожающе, но в линиях чувствовалась мягкость, и каждая частица была расположена почти что с лаской. Почти все отдельные части были андрогинными, но отклонялись в слегка мужскую, или слегка женскую, или даже инородную сторону.
И всегда было что-то, что лишало картину всякой угрозы. Вот длиннопалая кисть, вывернутая вверх, с чуть согнутыми безымянным пальцем и мизинцем, – она словно тянется, предлагая помощь. Еще одна рука, более детская, ладонь и ее тыльная сторона белые, лишь затем цвет переходит в серый, как у других частей, – она уязвимая, как собака, подставляющая горло или живот. Еще одна – по ней стекает вода, струйки бегут между пальцами и вниз по пальцам – скорее произведение искусства, чем конечность, предназначенная для использования. И бесчисленное множество других, которые я не видела и не могла выделить букашек, чтобы изучать.
Я могла вглядеться в любую конкретную частицу и увидеть ее красоту. Любое их количество можно было бы объединить вместе, смешать и состыковать, и получилось бы человеческое существо. Не чрезмерно мужественное или женственное, но, несомненно, доброе на вид.
И в то же время была общая картина, лишь кусочек которой я видела у противоположного конца лестницы сквозь дыру в потолке, обвалившемся в ту громадную комнату… целые джунгли из плоти, словно части кукол в ожидании сборки. Все искусственное, все в неверном масштабе. Здесь была какая-то закономерность подобно тому, как есть закономерность в движении океанских волн при шторме, но у меня не было доступа к лежащей в ее основе логике. Только общее представление, в какую сторону дует ветер.
В некоторых местах плоть соединялась с плотью. В других местах плоть распадалась на составные части, сегменты кожи, сосудов, мышц и костей, все с намеками на то же искусство экспериментирования, что и у крупных частей. Там, где плоть не подсоединялась к другим частям, она разделялась на что-то еще более мелкое, на фракталы и орнаменты, затем на то, что я уже не могла различать, как будто оно свернуло за угол, которого не существовало.
Света выпустила мое предплечье, и вспыхнувшая в результате боль выдернула меня из ошеломленного транса.
Ее щупальца находили цели с такой быстротой, что мои глаза не могли уследить. Она обвилась вокруг стола, на котором прежде стояли флаконы.
Спустя всего мгновение каждое щупальце нашло себе место. Закончив, Света опустила голову, так что лицо прижалось к поверхности стола, и закрыла глаза.
Кровь бежала по моей искалеченной руке, впитываясь в ткань костюма, а потом медленно просачиваясь наружу там, где он сильнее всего облегал кожу. В норме это, возможно, было бы предплечье и костяшки пальцев. Сейчас – выступающие части, до которых не добралось щупальце.
По крайней мере, броня на моем костюме и материал ткани не дали щупальцам просто рассечь плоть подобно гарроте. Броня была покорежена, но спасла меня от перерезанной артерии.
Я ощутила пульсацию в руке, как будто она отреагировала на то, что я уделяю ей внимание. Странно-жутко: ощущение тупой боли совершенно не вязалось с тяжестью раны, и в то же время боль была сильная на фоне того малого, что осталось от конечности.
– Дерьмо, – ругнулась я.
– Не надо, – произнесла Света. – Не двигайся, не говори.
Я застыла, несмотря на то что тупая пульсация в руке становилась хуже. Я теряла кровь, хоть и не в таких количествах, как ожидала.
«Уж лучше так, чем если бы одна из этих штук нашла мою шею».
– Не двигайся, не говори. Тебя тут нет, – прошептала она еле слышно.
Мой взгляд переместился на лестницу и на сцену ниже. Там были мои сокомандники. Лун и Канарейка тоже.
– Здесь только я и мои мысли, больше никого, – продолжила Света. Глаза ее были закрыты. – Я держу мысли и чувства под контролем, я сосредоточена. Я уверена в себе, я строю для себя лучшее будущее. Каждый успех – часть этого построения, кирпичик в здании, но мои ошибки его не разрушают.
Стойка, вокруг которой она обвилась, заскрипела.
– Мои ошибки его не разрушают. Они часть меня, но не самая важная часть.
«Поспеши», – подумала я.
Некрасиво, пожалуй, да, но я не могла позволить себе сидеть и истекать кровью, пока она разбирается сама с собой. Я понимала, что у нее свои проблемы, что наладить контроль ей тяжело.
Я понимала. Однако мои друзья могли погибнуть там, внизу, если уже не погибли при обрушении.
Света выпустила стол. Ее щупальца потянулись в воздух вокруг нее, как у актинии. То тут, то там они находили что-то и впивались в это с разрушительной силой: холодильник, где был образец «Баланс», стеллаж, еще один стол с ящичками.
Они ловили и букашек поблизости, истребляя мой рой с почти безжалостной эффективностью. Слишком много щупалец, и их движения под воздействием воздушных потоков слишком непредсказуемы, чтобы мои букашки могли пробираться между ними. Щупальца отрывали стальные ручки ящичков, так что плоть букашек для них вообще ничто.
Моя плоть для них ничто. Самое длинное из них подобралось ко мне опасно близко.
– Я собираюсь уходить, – произнесла Света. Судя по тону и громкости, она говорила сама с собой, пытаясь убедить себя двигаться.
«Быть в роли наблюдателя в собственном теле…» – подумала я.
Боль в руке стала усиливаться. Теперь она лучше соответствовала тем повреждениям, которые рука получила.
– Я иду туда, где нет людей, – продолжила Света.
«Иди уже», – подумала я.
Щупальца нашли иззубренные края трещин в потолке над лестницей. Света метнула себя на лестничную клетку, словно живая праща. Щупальца брызнули во все стороны, чтобы остановить ее движение вперед, и затормозили ее почти так же быстро, как разогнали. Потом она снова потянулась и исчезла в мешанине частей тел внизу, освещенной тускло-красным светом.
Она ушла.
И все же я не могла заставить себя двигаться.
Боль в руке вышибала меня из колеи. Она была сильной, но в каком-то смысле отстраненной. Система тревоги, которая выла и мигала, но где-то в стороне, где-то в другой комнате.
Я не хотела быть в той же метафорической комнате, что и эта боль. В ту же секунду, когда моя кровь запульсирует, в тот же миг, когда я оттолкнусь ногой, чтобы побежать, и толчок распространится по всему телу, эта острая, злая боль выйдет на совершенно иной уровень.
Вместо этого я включила полетный ранец. Оттолкнулась от пола рукой и влетела на лестничную клетку.
Добравшись до первого обломка, я поставила на него ногу и послала свое тело вперед самым мягким и гладким движением, на какое только была способна. Полетный ранец давал приличную скорость, но любая помощь была не лишней.
Еще один обломок, еще один толчок вперед.
Теперь я видела бОльшую площадь комнаты внизу. Лестница была такой длинной, потому что этой немыслимо громадной комнате требовался высокий потолок. Сейчас я подбиралась к полному обзору, а не к кусочку, плюс информация от букашек. Я уже видела, как много плоти партнера заполняло пространство, затапливало целые области, пересекающиеся или просто расположенные бок о бок. Почти с трехэтажный дом высотой, и многие части тянулись от пола до потолка.
Продавив рой через все это пространство, я почувствовала что-то вроде дезориентации. Нечто подобное я испытывала и раньше, но в меньших дозах. Я посылала букашек из точки А в точку Б, но они проделывали только часть пути, или залетали слишком далеко, или прибывали в немного другое место.
Зловеще.
И это было не единственное, что привлекло мое внимание, пока я, набирая скорость, спускалась к Сайону и нашим. Раздавался какой-то скрипящий звук. То ли стон оседающей структуры, то ли усталые половицы и отчаянно нуждающиеся в смазке дверные петли.
Звук не прекращался. Я не слышала его своими ушами, но слуховой диапазон моего роя был шире человеческого. Благодаря этому искаженному чувству я знала, что звук есть и что он постепенно усиливается. Скрипучий такой, будто рвется что-то.
По моей команде букашки отлетели прочь от второй сущности, от Сайона, от обломков и направились вверх.
Сочетание сигналов от органов чувств и от сотен букашек сказало мне, что дрожь сильнее всего в отдельных точках, самые глубокие трещины тоже в определенных местах.
Я составила нечто вроде карты. Области, где трещины, где дрожь и треск, мысленно пометила как опасные зоны.
Я прошла мимо пятна крови и изувеченной плоти, которое раньше было Доктором. Некоторые щупальца продавили себе путь сквозь кость и рассекли череп надвое. Другие пробрались через суставы, разрезали соединительные ткани, мышцы и кожу, тем самым полностью отделив конечности. Если что-то из этого еще оставалось живым, его раздавило упавшими обломками.
Я ускорилась еще одним мягким толчком.
С потолка продолжали падать отдельные куски. Я не замедлялась, лишь пользовалась чувствами букашек и полетным ранцем, чтобы уходить с их траектории задолго до того, как эти куски до меня долетят.
Как прежде от обломков, я оттолкнулась от упавшей секции потолка, чтобы изменить направление и добавить себе импульса вперед.
Я обнаружила остальных наших. Голем был почти невидим – он создал бетонные руки, чтобы защитить себя, Манжету и Чертовку. Я чуть не приняла его собственные руки за еще одну пару фальшивых. Единственная разница была, что настоящие немного двигались.
У Рэйчел на коленях лежала бессознательная Канарейка. Лун бросил ехать на Ублюдке и побежал самостоятельно, на четвереньках; не столько даже бежал, сколько карабкался. Слишком трудно было пробираться через этот лабиринт, где места, занятого бледно-серой плотью, было не меньше, чем свободного. Луну проще было прыгнуть вперед, ухватиться за пустую глазницу, дальше вспрыгнуть на вытянутую руку. Собаки находили твердые поверхности, на которые и с которых прыгали.
В другой группе были Числовик, Александрия, Предвестники, раненые и пленные Пятьдесят третьи. Числовик нашел место под аркой из плоти, которое счел безопасным от падающих обломков.
Все, что здесь падало, было вполне материальным: куски гранита размером с фургон или больше, бетонные полки, стальные листы, оборванные на краях, где накопившееся напряжение высвободило их. Удары были настолько мощными, что я ощущала волны в воздухе. Это заставляло мою руку двигаться, что усиливало боль, напоминало мне о кровопотере и о, вполне возможно, катастрофических повреждениях.
Я ощутила подступающую панику. Не самое знакомое ощущение. Проблема была не в ранении, а в том, сколько внимания оно требовало. Мне надо было сосредоточиться на большом количестве других вещей, а моя рука продолжала вопить, чтобы я ее починила.
Зачем вообще я дотронулась до Светы? Я не планировала, чтобы она меня спасла. Даже не в курсе была, что она может.
Чуть поодаль бетонная глыба упала на Сайона. Он почти не среагировал на сам удар, однако огрызнулся. Контролируемый взрывчик, очень аккуратно избегнувший контакта с его альтер эго, но в то же время обративший в ничто почти все оскорбившее Сайона вещество. Я ощутила, как наши еще больше разделяются, когда этот взрыв вызвал новое падение деталей архитектуры рядом с ними.
Сайон поднялся в воздух и поплыл в глубь комнаты. Как и в случае с флаконами, он почти ласково притрагивался к плоти рядом с ним.
Я приблизилась к остальным, осторожно пробираясь между фрактальными сетями, из которых словно бы возникали ткани. Букашки помогали прокладывать путь, проверяя, где двигаться лучше всего. Снова их траектории казались какими-то не такими. Несколько букашек залетели в фрактальные участки и исчезли с радара моей способности.
Я была захвачена врасплох, когда мой путь неожиданно вильнул в сторону. Для роя это было безопасно, но сбило меня с курса; вся комната словно качнулась, когда букашки на полу и потолке сдвинулись, а я вроде как осталась неподвижна. Я обнаружила, что направляюсь к фрактальной «изгороди», окружающей верхний край здоровенного глаза.
Я уже перестраивалась, осторожно прокладывая путь к более безопасному открытому пространству. Не будь у меня моего роя, будь моя реакция помедленнее, я могла бы столкнуться с этой «изгородью».
Я не была уверена, что со мной произошло бы, если бы я столкнулась, но раз это отправляло букашек за пределы моей досягаемости, то оно не могло приводить ни к чему хорошему.
Этот едва не состоявшийся промах заставил мое сердце колотиться сильнее. В норме на такое я не стала бы обращать особое внимание, но сейчас это сказывалось на травме моей руки. Болеть начало уже все тело, как будто нервы в самой ране и рядом с ней уже не могли принимать на себя всю нагрузку.
Я не могла успокоиться, а потому двигаться по минимуму и держать невысокий пульс тоже не очень помогало. Я чуть увеличила скорость, прикладывая больше усилий для движения вперед.
Ублюдок прорвался сквозь выступ из кожи, мышц и жесткого, резинистого материала – возможно, хряща.
«Мягкое, разрушаемое», – думала я, сменив направление и следуя за Ублюдком, ближе к полу.
Я могла бы сказать, что меня озарило, но заря подразумевает свет, восход солнца, начало нового дня. Здесь было другое. На меня… снизошло, что я сейчас вижу то, о чем говорила Ябеда.
Она назвала это колодцем. Сайон был лишь вершиной айсберга, любой причиненный ему урон черпал ресурсы из этого колодца, и физическое тело залечивалось.
Это он и есть. Вторая сущность так и не образовала отдельную себя, независимую от колодца. Что-то пошло не так.
Я подумала о словах «Котла», что они уже спасли мир.
«Они когда-то сражались с этой штукой и победили ее».
Разрушение ослабевало, но сверху по-прежнему падала пыль и некрупные камни. В каком-то отношении это было не менее страшно и причиняло заметную боль.
Рэйчел, Лун и псы прорвались через барьер, про который я думала, что они обойдут, потратив на это время. Я проложила курс с таким расчетом, чтобы оказаться на их пути, а теперь мне светило отстать.
Я резко опустилась и полетела более крутым курсом.
Нет, они двигались слишком быстро. Если я сохраню нынешний курс, я приземлюсь прямо на Луна, а не перед ним. И это если я не приторможу перед приземлением.
Я сохранила курс. И не притормозила.
Взамен я попыталась прокричать предупреждение. У него усиленный слух.
– Лун.
Мой голос оказался не таким громким, как я надеялась, и утонул в очередном ливне из пыли и обломков.
Я не врезалась в Луна настолько сильно, что сломала бы какую-нибудь из наших шей, исключительно благодаря тому, что он остановился, схватился за два пальца из всего того, что нас окружало, и напрягся, чтобы броситься вперед.
Я приземлилась в двух футах перед ним, выкрутившись, чтобы моя рука не ударилась об пол. И все равно содрогание прошло через все тело и усилило боль стократно.
Я едва могла дышать; корчилась на полу, сдавив руку между бедрами и животом, потом что такое сжатие, такое давление помогало руке болеть чуточку меньше, чем если бы она могла двигаться свободно.
Лун навис надо мной.
– Аа… – удалось выдавить мне, после чего у меня вдруг кончилась дыхалка.
– У меня нет причин помогать тебе, – пророкотал Лун, которого было еле слышно из-за звуков вдалеке. Его голос был изменен из-за трансформации, стал невнятным.
Я не смогла выжать из себя ответ, хоть внятный, хоть невнятный, хоть какой.
– Думаю, ты потеряла много крови. Скоро ты впадешь в шок, Рой. Твое тело предаст тебя. Ты обоссышься и обосрешься. Твои эмоции выйдут из-под контроля, и ты испытаешь такой ужас, какой, возможно, считала немыслимым.
Я стиснула зубы. Я знала, что Рэйчел остановилась поблизости, но Охотница вела себя возбужденно, и Рэйчел не могла ее обуздать. Частица меня хотела найти связь, интерпретировать, почему Охотница вот так ходит туда-сюда, но это оказалось труднее, чем должно было быть.
– Мне не нравится быть чьим-то последователем, малышка Рой, – продолжил рокотать Лун. – У меня всегда есть территория. Я подавляю своих врагов, и меня боятся и уважают, всегда. Мне нравится то, что нравится, пить, есть, трахать женщин. Я никогда полностью не терял контроль. Ты понимаешь?
«Вот моя судьба, – подумала я слегка горячечно. – Умираю под монолог суперзлодея».
– Один человек сказал мне, что в го считается более достойным, более почетным, более приличным признать, что бой проигран, и сдаться. Если ты не ошибаешься, если это в тот самый момент. Я пошел с тобой, потому что знал, что не одолею его в еще одной схватке. А здесь я что-то смогу сделать. Но я не следую за тобой, я не отдаю этот контроль. Я бы сказал, что это партнерство, но это была бы ложь.
Я изо всех сил постаралась встретить его взгляд. У меня в руке по-прежнему был нож Бунтаря. Я отключила дымку и выронила его. Потом потянулась к локтю раненой руки и, вложив остаток сил, подняла ее.
Она качалась, как макаронина; костей просто не было, их размазало.
Лун взял мою руку своей когтистой лапой и сжал. Я выгнулась, с трудом втянула воздух. Сдержала вопль, который больше всего на свете хотела выпустить наружу.
– Я дерусь с ним, потому что это в моей природе. Он бы разорвал меня, даже глазом не моргнув. Он унижает меня, уничтожает любое место, которое я назвал бы своей территорией, и лишает меня того, что мне нравится. Хорошей еды, выпивки, траха. Но я не склонюсь, понятно? Я никогда не проиграю.
Перед глазами все плыло. Я даже не была уверена, что поддерживаю зрительный контакт.
Он сжал чуть сильнее. Я отказывалась кричать, но должна была выжать из себя что-нибудь. Я ограничилась тихим стоном, протяжным, придушенным кряхтением.
– Ты не в состоянии держаться прямо. Ты настолько слаба, что я, находясь рядом с тобой, этим принижаю себя. Ты меня понимаешь?
«Как Серый Малый, который напал на Джека, потому что Джек облажался и выказал слабость».
– Рой, – донесся до меня голос Рэйчел. – Проблемы?
Она подошла ближе. Но с ее места не было видно мою руку.
– Иди, – буркнул Лун. – Скажи ей, что тебе нужна помощь.
Горсткой букашек я начертила «Х» на пути Рэйчел, преграждая ей путь.
– Ты пришла ко мне. Ни к кому другому. Ни к Суке, ни к твоим героям, ни даже к мужчинам и женщинам из «Котла». Тебе нужна моя помощь. Попроси меня, покажи мне свою слабость.
«Прижечь руку», – подумала я. Это ничего не залечит, но невозможно остановить кровотечение от повреждений, распространенных по всей конечности. Любой турникет, призванный остановить кровоток, приведет к тому, что рука все равно отвалится, после чего у меня по-прежнему будет кровопотеря.
Если я его попрошу, в лучшем случае он уйдет. Нашему недопартнерству придет конец в ту же секунду, когда я подтвержу свою слабость. В худшем случае он меня убьет.
Мне не хватало дыхалки, чтобы говорить длинно.
– Я тебя убью, – выхрипела я.
Он не среагировал, только сжал руку сильнее. Меня опять выгнуло дугой. Я корчилась, сжимая зубы.
– Каким-нибудь трюком? Обманом? Чужой помощью?
Я помотала головой.
Он потянулся вниз и подобрал дезинтегрирующий нож.
– Этим?
Я снова мотнула головой и тут же пожалела, что выбрала это вместо речи. Перед глазами поплыло. Мне пришлось бороться за то, чтобы сохранить зрение в фокусе.
Лун не стал спрашивать дальше.
«Давай же, – подумала я. – Не могу поддерживать зрительный контакт».
– Мм, – проворчал он.
– Сожги ее, – сказала я. – Если ты зол…
Мне пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание.
– Зол? – переспросил он.
– За то, что я тебя побила… дважды… так порадуйся, что сжигаешь меня… но, нахер… нахер спали ее.
Долгая пауза.
Потом кисть Луна вспыхнула. Мою искалеченную руку охватило пламя.
Я отвела взгляд. Возможно, я орала. Не была в этом уверена.
***
Прошла всего минута, судя по тому, как сдвинулись предметы. На меня накатила тьма, и я вырубилась на совсем короткое время.
Руки нет, осталась лишь обугленная культя. Я лежала на спине Охотницы позади Рэйчел. Канарейка лежала перед ней.
Все тело непрерывно, стабильно болело, тем самым намекая, что это не из-за какой-то травмы, а из-за последствий той травмы. Вполне возможно, мое тело было накачано какими-то там нейромедиаторами, которые и сообщали мне о боли.
Я была не в той форме, чтобы сразиться с собственным телом в попытке сесть. Возможно, это даже было бы опасно.
Начинала я с приличным количеством букашек, но их здорово проредило. Сейчас оставалось лишь несколько тысяч.
Потолок прекратил падать на нас, по крайней мере пока, однако скрипы и стоны продолжались.
«Это из-за существа, которое здесь. Партнера Сайона. Это он давит на стены здешней конструкции. Может, поэтому и стены искривились, и дверь не хотела открываться».
Охотница замедлила свой бег, потом вовсе остановилась. Ублюдок едва не рассек мне лицо одним из шипов на плече, когда подошел и остановился слева от Рэйчел и Охотницы.
Рэйчел оглядывалась.
– Они сбежали, – произнес Лун. – Им ничто не мешает отступить тем же путем, каким пришли. Сайон занят.
– Лестница рухнула, – сказала Рэйчел.
– Я сильный, я мог бы пробиться. Собаки тоже сильные. Или мы взберемся через дыру в потолке. Здесь уже ничего нет.
Я начала реорганизовывать букашек. Меньше надобности держать их на потолке. И надо было найти Сайона, найти остальных и держать часть тут, чтобы обеспечить себе более сильный голос.
– Нет, – произнесла я роем. Своим голосом я едва могла говорить.
Лун повернул голову. Рэйчел тоже.
Хороший слух.
– Ты очнулась, – сказала Рэйчел. – Говори, нахер, он тебя…
– Он сделал хорошо, – перебила ее я.
Она смолкла.
– Остальные здесь, и карабкаться через дыру в потолке не нужно. Можно перебраться через обломки на лестнице, даже не нагибаясь.
– Мм, – неопределенно промычал Лун.
Начертив роем стрелку перед Рэйчел, я им же произнесла:
– Они там.
Рэйчел свистнула, направив Охотницу вперед. Ублюдок и Лун последовали за ними.
При таком количестве мешающихся препятствий управлять роем было трудно. Так много, и все это продолжение новой сущности.
«Это и есть колодец. Так выглядит Сайон, если заглянуть за поверхностный образ. Вот какое чудовищное количество плоти нам придется уничтожить, когда нам удастся-таки пролезть через его защиту».
Но если так, где второе тело этой сущности?
Мы добрались до остальных наших.
– А, вот и они, – произнес Числовик. Его группа и группа Голема объединились и оставались под убежищем.
– Ох мать, – сказал Голем. – Шелкопряда. Твоя рука.
Он так это говорил, будто я была не в курсе.
Но я не ответила. Была сосредоточена на рое.
Он отыскал Сайона.
Тот парил напротив еще одной фигуры. Бесполая человекоподобная фигура с непропорционально длинными волосами, спускающимися ниже одной ноги, висящей в воздухе. Фигура была неполной: из отдельных участков спины, рук и второй ноги тянулись фракталы.
До меня дошли одновременно две вещи.
Первая – что странные, лабиринтоподобные калейдоскопы из плоти и фиг знает чего еще – не терминальные точки, а места, где конечности переходят в другое измерение.
Колодец намного глубже, чем я полагала. Сущности представляют из себя гораздо больше, чем мы здесь видим.
Вторая – что это и есть другое тело. Тело второй сущности, та его часть, которую она нам показывает.
– Партнер Сайона? – спросила я. – Он собирал человеческое тело.
– Мы видели, – кивнул Голем. – Еще до того, как Числовик подал нам знак.
Рэйчел помогла мне спуститься. Александрия шагнула вперед и протянула мне руку. Вдвоем они спустили меня мягко.
Скрип усилился, внезапно все сдвинулось. Пыль полилась дождем из каждой трещины в потолке.
– Я чувствую себя предательницей, что говорю такое, – заявила Чертовка, – но чем больше я на это смотрю, чем больше я это слушаю, тем вроде как больше соглашаюсь с Доктором. Абстрактные решения выглядят чертовски привлекательней.
– Мы должны уходить, – сказала я, все еще голосом роя.
– Столько гемора, чтобы сюда добраться, и теперь уходим? Шиза! – возразила Чертовка.
– Нет, – ответила я.
– Я вообще-то пошутила.
– Нет. Мы пришли за ответами. Ответы вот они. Мы их получили. Теперь надо всего лишь добраться туда, где мы сможем их применить. Доставить их Ябеде, другим Мыслителям.
– А Сайон?
– Сайон занят, – ответила я.
Сайон положил руки на щеки своего партнера. Фигура партнера, несомненно серокожая, как и части тела, усеивающие это место, стояла с открытым ртом.
«Он искал будущее, в котором отыщет своего партнера, – подумала я. – Это одно из таких будущих… просто не то, которого он хотел или ожидал. Возможно, даже не то, которое он считал возможным».
– …Не так-то легко уйти, – говорил тем временем Числовик. – Структура сдвинулась, повернулась. Она разработана с расчетом, что будет завинчиваться вниз со временем и при применении любой силы. Это обеспечивает безопасность укрытия и сбило бы с толку некоторых из числа сильных телепортаторов не из «Котла», о которых мы знали. Путь, которым вы сюда вошли, уже не ведет ни в какой коридор или любую точку, которой вы воспользовались для проникновения. Нам придется копать заново. Даже с Сибирячкой это потребует немалого времени.
– Закапывать самих себя выглядит не очень мудро, – пророкотал Лун.
– Откровенно говоря, – ответил Числовик, – мы ожидали, что если нам придется запереться тут, внизу, то нам уже не понадобится уходить.
– Все-таки нам надо идти, – сказал Голем. – И мы должны что-нибудь прихватить с собой. Шевалье сделал оружие из частиц Бегемота и Симург. Может, мы что-нибудь сможем сделать с вот этим?
– Это человеческая плоть, – пояснил Числовик. – Или нечто достаточно близкое, чтобы разница не имела значения. Способности содержатся в определенных местах, подобно рудным жилам в скале, и, естественно, имеются некоторые структурные изменения, отличающие эту тварь от человека. Она экспериментировала, прежде чем определиться со своим телом.
– У вас нет для этой штуки имени? – спросила Манжета.
– Меня совсем недавно поставили в известность о ее существовании, – ответил Числовик. – Доктор многое держала в тайне. Я открыт к идеям.
– Херакстер, – предложила Чертовка.
– Это уже даже не живое существо, – произнес Голем. – Скорее место, сад или еще что-то.
– Забавно, что ты так говоришь, – заметил Числовик. – У нас было обсуждение с Лизеттой, женщиной, которая предполагала, что может его контролировать, и она сказала, что оригинальное имя было Зион. Он тоже назвал себя в честь места. У нас есть теории насчет причин…
– Я не… – перебил его Лун.
Сайон внезапно пришел в движение.
– Тихо, – велела я, перебив, в свою очередь, Луна.
Рука Сайона засияла и потянулась к шее партнера.
Прошла сквозь плоть партнера, отделив голову от туловища.
– Он убивает его.
– Он же уже мертв, – возразил Числовик.
– Он убивает его еще насмертее, – сказала я.
– Ну конечно, – кивнул Числовик и вздохнул. – В нем уже ничего не осталось. Она забрала способности, которые он, вероятно, планировал раздать другим, и очистила их. Затем она покопалась в других местах и забрала способности, которые были ему нужны, чтобы существовать. Он умер и перестал двигаться.
– А что, блин, она делала до того? – спросила Чертовка. – Чаек с ним попивала?
Сайон сжал труп в руках и поднялся в воздух.
И в ответ начало двигаться все. Вся комната. Каждая часть тела поползла в сторону одной центральной точки. Плоть исчезала в орнаментах, висящих в воздухе, орнаменты сдвигались, части тела возникали из них в других местах. Их затягивало в одни невидимые червоточины и порталы, они появлялись из других.
– Жопа, – ругнулся Числовик.
Я чуть сменила позу, потянулась здоровой рукой, чтобы ухватиться за целый участок вблизи от обожженного обрубка, и сжала его, словно так можно было смягчить боль.
– Жопа? – переспросила Чертовка.
– Структура не продержится. Даже несмотря на все упрочнения, которые она предусмотрела… нет.
– И? – спросила Рэйчел.
– Когда стены сломаются, миллион и семьсот тридцать тысяч тонн стали рухнут нам на головы, – объяснил Числовик.
– А с боков выбраться не удастся? – предложил Голем.
– С боков и снизу защита из той же воды, которая позволяет нам двигаться буравчиком. Продвижение будет в лучшем случае медленным, и нас раздавит давлением воды.
Я уткнулась взглядом в пол. Ожог болел так, что меня тошнило. И кружилась голова. Вероятно, побочка от кровопотери.
– Сибирячка, – сказала я. – Защитный эффект.
– Может защитить только нескольких из нас, а если ты собираешься двигаться после обрушения, то еще меньше. Две руки, возможно, две ноги, одна задница.
Всего пять.
Пять – недостаточно.
Сайон стоял, подняв руку над головой и держа ею вторую сущность, плоть которой тянулась под ними. Мои букашки сообщили мне, что потолок слегка выгибается. Я видела, что там, где он смыкается с одной из стен, начала образовываться трещина.
– Потолок падает, – произнесла я. Двинула рукой, показывая, но в итоге двинула лишь культей. Я подавила реакцию на боль, чтобы не провоцировать Луна.
Голем потянулся к боку своего костюма. Начала подниматься рука.
Слишком медленно. Добрая треть потолка над нашей комнатой была готова рухнуть, и это было достаточно обширно и достаточно близко, чтобы размазать нас всех.
Александрия полетела вперед. Схватилась за плиту из стали, бетона и гранита.
Она выигрывала для нас время, хотя плита продолжала трескаться и разламываться там, где напряжение от держащей ее Александрии боролось с чудовищным весом и отсутствием поддержки в других местах.
Рука Голема подперла плиту, пальцы сжались вокруг одного края для надежности.
Я по-прежнему не могла думать внятно.
Что он делает?
– Манжета, найди мне кусок металла, – сказал Голем. – Чем больше, тем лучше. И я говорю про реально большой.
– Колонна? – предложила она.
– Я какую-то сломал, верно? Найди самый ближний, самый большой обломок.
Манжета кивнула.
– Лун, Сибирячка, помогите нам.
Голем повернулся ко мне.
– Иди, – сказала я.
Он зашагал прочь без единого слова.
Я осталась сидеть на месте, рядом с ранеными Пятьдесят третьими, бессознательной Канарейкой, которой, похоже, размозжило кисть руки, и бодрствующими, почти не пострадавшими Рэйчел и Чертовкой. Мы, задрав головы, смотрели на Сайона.
– Итак, – произнесла Чертовка.
Сайон своим золотым сиянием сжигал второго. Сияние проходило через ткани, через все это существо. Через океан экспериментальных черт, плоти и частей тела.
– Итак, – повторила Чертовка.
Я едва ли не ощутила эмоцию, исходящую от Сайона.
Эмоцию, которой трудно дать название, хоть и нетрудно понять. Я сама испытывала ее предостаточно. Как и многие другие.
Он истерил, уничтожал останки от замешательства, горя, отчаяния, гнева. Растерянности. И все это в неотфильтрованном виде. Такие эмоции может испытывать ребенок от своей первой потери. Чувства ребенка, который впервые потерял нечто невосполнимое, у которого впервые что-то украли, а он совершенно не был готов к такой возможности.
Такое чувствует ребенок, лишившийся собаки, дома, невинности.
Матери.
– Это как когда я потеряла Ролло, Брута или Иуду, – произнесла Рэйчел.
– Да, – согласилась я.
– Когда моего бра-… – начала Чертовка и смолкла.
Как это вообще можно назвать словами? Когда его сломали?
– Да, – повторила я.
– Хорошо, блин, – сказала Чертовка. – Надеюсь, ему сейчас отстойно.
Мы вместе смотрели. Наблюдали, как Сайон сжигает своего партнера. Предает сад огню. Наверху пролетела Александрия, чтобы присоединиться к остальным и помочь им.
Сайон уронил останки, и они вывалились из какого-то другого измерения, в которое пророс «сад».
Голем начал создавать руку. Вся комната сотряслась, когда появились пальцы. Каждый размером с небольшой домик. Они нависли над нами, создав защитный барьер.
Не то, что способно выдержать вес, о котором говорил Числовик.
Следом свою способность применила Манжета: она разделила кисть надвое, на ладонь и четыре пальца.
Я услышала, как Голем спросил: «…Сибирячка… такого большого размера?»
«Да», – ответил Числовик.
– Обычно это ты у нас придумываешь планы, – заметила Чертовка.
– Она ранена, – указала Рэйчел.
Я стиснула зубы, не сводя глаз с Сайона.
Нет, не это мое оправдание.
Я была слишком сосредоточена на других фронтах. Не на выживании… хер с ним, с выживанием. Я хотела достать мерзавца. И сейчас – наша лучшая возможность. Пока здесь вторая сущность, Сайон отвлечен. Как был отвлечен на Пятьдесят третьих. Один шанс ему как следует врезать, возможно, даже без ответки. Я раздумывала, что есть в нашем распоряжении, что может быть в нашем распоряжении… пыталась соединить вместе детали.
Сайон выплеснулся, внезапно, непредсказуемо – чистое разрушение.
Свалился кусок потолка примерно там, где была Света. Здоровенную секцию колонны над нами срезало, и она тоже упала.
Я увидела Свету в дальнем конце помещения. «Она могла бы помочь», – подумала я.
Я послала к ней букашек.
– Думаю, у меня кое-что есть, – сказала я.
– Кое-что? – переспросила Чертовка.
– Но надо переговорить с Числовиком. Проверить, осуществимо ли это.
Чертовка кивнула.
– Мы затащим тебя на спину со-…
Я поднялась в воздух с помощью полетного ранца. Мои ноги болтались, и мне не хватало сил, чтобы держать голову поднятой. Волосы повисли у меня перед лицом.
Плевать. Сейчас, по крайней мере, мое тело было неудобной куклой, вместилищем моей способности и мозга, не более того.
Черт меня подери, как же горит ожог.
Рэйчел и Чертовка поспешно подняли остальных раненых на собак, а я тем временем приблизилась ко второй группе.
Сложенная чашечкой рука стала монохромной, когда Сибирячка применила к ней свою способность, затем снова вернула нормальный цвет. Александрия подняла эту руку, давая место под ней другим, нам.
Я протянула руку к Числовику. Заговорила, и мой голос оказался тонким.
– Твоя способность.
– Моя способность? – переспросил он.
– Она основана на восприятии.
– Я чувствую сложную математику, – пояснил он. – Это для меня как врожденное.
«Задай дурацкий вопрос, и…»
– Ты можешь устраивать контролируемые разрушения? – спросила я.
– Могу. А что ты хочешь разрушить?
– Все, – ответила я.
Он посмотрел на меня как-то странно, потом кинул взгляд через плечо на остальных и вздохнул.
– Расскажи, что тебе нужно.
– Мне нужно, чтобы ты обрушил тут все, и чтобы ты сделал это по моему сигналу. Сможешь разобраться, как?
Он кивнул, потом сказал:
– Мы можем воспользоваться Притворщиком.
Я повернула голову, глядя на остатки «сада», который золотое сияние медленно поглощало и превращало в отдельные пятнышки темноты.
– Мы можем воспользоваться и Светой, – сказала я. – Если она согласится. Пытаюсь выяснить, что нам нужно, чтобы это сделать.
– Мне необходима информация, – ответил Числовик. – Раскладка, что именно тебе требуется, порядок…
– Я не ищу ничего особо сложного, – сказала я.
Я начала описывать, как сейчас выглядит крыша, где трещины и дыры, насколько они глубокие. Параллельно я принялась вытягивать оставшиеся в моем костюме шнуры.
– Манжета?
– Да?
– Закрепи это. Нам понадобится настил.
– Настил?
– Быстро.
Одновременно с этим я сфокусировалась на букашках.
Они добрались до Светы. Та как раз выбиралась из груды обломков.
– Света.
Она заозиралась в замешательстве.
– Букашки.
Она переключила внимание на букашек, и ее щупальца убили штук шестьдесят.
– Это Тейлор. Рой, Шелкопряда. Не знаю, под каким именем я тебе известна.
Она убила еще сколько-то букашек, прежде чем прочно закрепилась на большом куске бетона.
– Спасибо тебе, – сказала она. – За то, что недавно увела меня от обрушения. У меня не было возможности сказать. Мне очень жаль насчет твоей руки.
– Я получу новую, если мы доживем. Слушай. Мы собираемся атаковать. Нужна твоя помощь.
– Я не могу его задеть.
– Можешь. Определенно.
Я начертила стрелу.
– Я… что?
– Ты можешь это сделать?
Света помотала головой. Ну, заставила ее качаться.
– Но… зачем? И… я не уверена, что смогу потом убраться.
– Нам надо всего несколько секунд, – сказала я. – Он настраивается на конкретные формы атаки, чтобы нейтрализовать их. Вот почему Сибирячка недавно нанесла столько урона, сколько нанесла. Лучше всего, если мы застанем его врасплох, намешаем чуток разного. И если мы это сделаем здесь и сейчас, до того, как этот труп сгорит полностью, нам будет легче уйти, потому что это затуманивает его чувства, так же как вы…
Я была не вполне уверена, каким словом ее назвать.
– Монстры? Жертвы?
Я всегда ненавидела слово «жертва».
– Иррегуляры. Это затуманивает его чувства, так же как иррегуляры.
Выражение лица Светы изменилось. Своим букашечным зрением я не могла определить, как именно.
– Я смогу, – произнесла она. – Думаю, возможно, даже смогу сделать это и убраться, прежде чем он меня убьет.
– Не убьет. Проберись в дыру в потолке, через которую мы сюда попали, если сможешь продвинуться настолько далеко и настолько быстро. Стены разрушены, я могу указать путь.
Она кивнула.
– Спасибо, Света. Считай, что это еще один кирпичик в том здании, которое ты строишь.
На это она ничего не ответила.
Я перевела взгляд на Числовика. Теперь мы все были под барьером. Против Сайона он не продержится, но… да.
– Это возможно, – произнес Числовик, глядя на Александрию. – Нам нужен сигнал.
– Рэйчел, – сказала я. – Свисток?
Она кивнула. Александрия глянула на нас, ища подтверждения.
– И еще одно, – добавила я.
– Что? – спросила она.
– Я хочу, чтобы ты проглотила муху.
Она выгнула бровь.
– Или, еще лучше, удерживала ее во рту.
– Я имела дело со многими шарлатанами…
– Я не шучу, – сказала я серьезным тоном.
Она нахмурилась, потом раскрыла рот. Я отправила туда муху.
В следующую секунду Александрия вылетела из нашего убежища. Манжета принялась заделывать за ней настил.
План был неэлегантный. Простой, примитивный.
– Света, – произнесла я. – Давай.
Она закрепилась в трех разных местах. Схватила горящий труп.
И метнула его в Сайона.
«Не может ранить его физически».
Что насчет эмоционально?
Он отдернулся – возможно, слегка ошеломленный.
Света ударила его еще раз. И еще.
Его руки засияли.
– Беги, – сказала я роем, и в этот же момент голосом: – Сейчас.
Света рванулась прочь. Сайон атаковал – масштабный эффект, вычистивший внутренность комнаты.
Рэйчел свистнула, воспользовавшись единственным оставшимся отверстием. Манжета его заделала.
Снаружи Александрия среагировала на сигнал и понеслась в атаку.
Она врезалась в ключевые точки, где структура была слабее всего. Я указала некоторые из них, Числовик вычислил остальные.
«Ударить его самым большим, что только возможно».
Мы снесли колонну. Один и три четверти миллиона тонн рухнули нам на головы.
Дополнительная мера в виде шнуров нам в итоге не понадобилась. Настил и способность Сибирячки оградили нас от афтершока. Оградили и от почти всего шума, который возник от удара по наковальне стальным молотом размером с небоскреб.
Я была не настолько оптимисткой, чтобы думать, что мы убили Сайона.
Но я могла надеяться, что удар уничтожил не одно тело. Что, подобно «саду», там существовало постоянное, устойчивое соединение и что разрушение эхом прошло через это соединение в колодец.
– Ю-хуу! – выдохнула Чертовка.
«А теперь мы подождем, посмотрим, умрем мы или нет.
Будет ли он мстить?
Сотрет ли нас в порошок, прокладывая себе путь наружу?»
Была лишь тишина.
Конечно, была лишь тишина.
А потом я ощутила движение.
Снаружи приближалась муха.
– Снимите барьер, – сказала я.
Сибирячка сняла. Я увидела, как все напряглись.
«Но это всего лишь деформирует колонну над нами, не больше».
Александрия снаружи разорвала руку. Лун и Манжета помогли изнутри.
Сайон пробился на свободу, вертикально вверх. Александрия оторвала находящийся над нами кусок пола и оставшийся фрагмент колонны. Да, в нем была вмятина в форме кулака.
– Ю-хуу! – снова воскликнула Чертовка. – Выкуси, золотой чувак!
Я покачнулась и едва не упала. Рэйчел подхватила меня.
– Ты в порядке? – спросила Манжета.
Я кивнула.
– Черт меня подери, это было приятно.
– Принимаю твои слова на веру, – произнес Лун. Он держал Канарейку.
– Ауу, он расстроен, что сам никакой роли в этом не сыграл, – подковырнула его Чертовка.
Я посмотрела на Луна с Канарейкой, потом обвела взглядом всех наших. Идеи в голове укладывались на свои места.
– Вот только, – угрюмо произнес Голем, – теперь он разозлен.
– Разозлен – это мы можем использовать, – ответила я.
– Есть решение? – спросил Числовик.
Я покачала головой.
– Нет. Но думаю, что знаю, на что оно будет похоже, когда я его увижу. А сейчас – в госпиталь. Объясню по пути.