Предыдущая          Следующая

КОЛОНИЯ 15. ИНТЕРЛЮДИЯ А

Темнота. Она ощущает эту темноту чуть ли не физически, как будто находится глубоко под водой и вся вода над ней давит на голову и плечи.

Отчасти это было из-за усталости, отчасти из-за голода, отчасти из-за жажды. Она понятия не имела, сколько прошло времени. Возможно, смогла бы сориентироваться по месячным, но организм решил, что это лишняя трата драгоценных ресурсов. Месячные не наступили, и она совершенно не представляла, сколько недель или месяцев тут провела.

Темнота настолько абсолютная, что она не могла понять, открыты ее глаза или закрыты. Каждый выдох был труднее предыдущего, потому что темнота словно давила на нее. Не помогало и то, что в комнате пахло, как в канализации, да еще добавлялись запахи немытого тела.

Она протянула руку, пошарила, ощутила слабое тепло кожи. Рука, настолько тонкая, что она могла бы обхватить ее, сведя вместе кончики большого и среднего пальцев. Ее ладонь скользнула по этой руке вниз, и пальцы переплелись с другими, меньшими, чем ее. Физический контакт как будто позволил нормально воспринимать и ощущения от контакта воздуха с кожей. Чувство сдавливания ослабло.

– Я есть хочу, – проговорила девочка рядом с ней.

– Я тоже.

– Я домой хочу.

– Я знаю.

Послышался звук поворачивающегося ключа в замке, и ее сердце подскочило.

Лучи света вонзились в глаза, точно ножи, но она все равно смотрела. В комнату вошел мужчина – высокий, загорелый, длинноволосый. В одной руке он держал фонарь, в другой – поднос с едой.

Поставил еду на пол и развернулся уходить.

– Спасибо! – обратилась она к нему. И увидела, что он заколебался.

А потом дверь за ним захлопнулась.

– Ты его поблагодарила?

Слова прозвучали обвиняюще.

Объяснить это она не могла. Сердце колотилось. Она посмотрела на поднос. Суп, хлеб. На одного еды достаточно, на двоих едва хватает. Она могла бы сказать, что поблагодарила того типа в надежде, что он будет кормить их чаще, но сомневалась, что это правда.

– Давай… просто давай поедим, – сказала она.

 

***

 

– Я знал, что ты здесь, еще когда был в квартале отсюда, – произнес Алан. – В этих офисах столько освещенных окон – они просто напрашиваются, чтобы хулиганье заметило и явилось. И двери были не заперты.

Кэрол подняла глаза удивленно. Потом взяла себя в руки и ответила:

– Меня это не заботит.

– Видимо, да, не заботит, – со смешком ответил Алан.

– Ты вернулся?

– На время. Партнеры попросили вернуться, на случай если придется закрывать контору в спешке.

– Если город приговорят?

– Именно. А ты что делаешь? Это папки с первого этажа?

Кэрол кивнула, покосившись на коробку документов, маркированную числом 1972.

– Мы постоянно говорили, что переведем их в цифру, как только с делами будет посвободнее. А намного свободнее, чем сейчас, будет вряд ли.

– Идея была в том, что все в офисе будут участвовать, – заметил Алан.

– Все и участвуют.

– Однако здесь ты одна, – сказал Алан и обеспокоенно нахмурил брови. – Что происходит? У тебя все нормально?

Кэрол покачала головой.

– Поделись со мной.

Она вздохнула.

Алан сел на угол ее стола, потянулся к сканеру и выключил его.

– Поделись.

– Когда я согласилась вступить в «Новую волну», мы с Сарой договорились, что я сохраню работу и буду придерживаться баланса между работой и костюмом.

Алан кивнул.

– Я чувствовала, что должна сюда приходить, даже после того, как Левиафан разрушил город. Чтобы выполнять то обещание, которое себе дала, и не сойти с ума. Работа с бумагами тоже помогает. Это почти медитация.

– Не могу представить себе, на что это похоже, оставаться в городе при всем том, что здесь произошло. Я много чего слышал в новостях, но не осознавал по-настоящему, пока не вернулся.

Кэрол слабо улыбнулась.

– О, приятного тут было мало. Наркоманы и отморозки, решившие, что могут сколотить банды и захватить город. «Орден кровавой девятки»…

Алан потрясенно покачал головой.

– Мой муж был тяжело ранен при нападении, ты, возможно, слышал.

– Да, Ричард упомянул.

– Травма головы. Едва мог самостоятельно есть, едва мог ходить и говорить.

– Но Эми же лекарь, разве нет?

– Эми всегда утверждала, что не может лечить травмы головы.

Алан содрогнулся.

– Понятно. Худшая разновидность невезения.

Кэрол улыбнулась, однако счастья в этой улыбке не было.

– Поэтому представь себе мое удивление, когда Эми после нескольких недель ухода за моим мужем, вытирания его лица от пищи, купания, помощи в том, чтобы добраться от спальни до туалета, внезапно решила все-таки его вылечить.

– Не понимаю.

– И я тоже. Но спросить у самой Эми мы не можем, потому что она сбежала из дома, пока Марк звонил мне сказать, что он в порядке.

– Случилось что-то еще?

– О, много чего. Но если я буду в подробностях рассказывать, как «Орден кровавой девятки» посетил мой дом, как после этого был бой, который разнес весь первый этаж, как Костерезка заставила Эми убить одного из ее франкенштейновских мутантов и пригласила ее в «Девятку», боюсь, это уведет разговор в сторону.

Алан раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но тут же закрыл обратно.

– Это строго конфиденциально, ясно? – заявила Кэрол. – Только между друзьями?

– Как всегда, – ответил он на автомате. И после секундного размышления добавил: – Эми, наверное, была в ужасе.

– О, могу себе представить. Когда она сбежала, Виктория отправилась ее искать, но вернулась с пустыми руками. Думаю, то, что Эми понадобилось так много времени, чтобы вылечить Марка, ее раздражало еще больше, чем меня. Она была в такой ярости, что даже говорить внятно не могла.

– Твои дочери очень близки. Поэтому и чувство предательства сильнее.

Кэрол кивнула, и с ее губ сорвался вздох.

– Да, целая гора проблем на тебя навалилась. Понимаю, почему тебе нужно немного тишины и рутины в качестве отвлечения.

Кэрол помялась и ответила:

– О, это еще не самое плохое. Виктория обдумывала идею вступить в Защитники, и несколько дней назад она отправилась сражаться с «Девяткой». Судя по всему, она получила очень тяжелую рану. Ее унесли для оказания медицинской помощи, и с тех пор ее никто не видел.

– Кто ее унес? Или унесли?

– «Темные лошадки». Которые в основном исчезли с радара. Я пыталась разыскать их, когда патрулировала, но все доклады указывают на то, что они рассеялись по городу и пытаются захватить большие куски территории. Город большой, и в нем слишком много укрытий и темных уголков.

– Значит, Виктория пропала без вести?

– Или умерла, – ответила Кэрол. Она быстро поморгала, борясь с подступающими рыданиями. – Я не знаю. Я патрулировала, искала и в конце концов почувствовала, что выдержка мне начинает изменять. Я чувствую себя мерзко из-за того, что пришла сюда, но просто подумала – может, если я потрачу пятнадцать минут или полчаса на то, чтобы взять себя в руки, то буду готова снова приступить к поискам.

– Может, не стоит так уж себя загонять?

– Она моя дочь, Алан. С ней что-то случилось, и я не знаю, что именно.

– Прости. Я могу чем-то помочь?

Кэрол покачала головой.

– Я мог бы позвать еще людей; если бы мы организовали поисковую партию…

– Слишком опасно – надо держать в уме, что на улицах суперзлодеи и множество вооруженных отморозков. Даже гражданские, если чувствуют угрозу, зачастую сначала стреляют, а потом спрашивают. И потом… – она взяла свой мобильник, лежавший на углу стола, и показала Алану дисплей. – Сотовые вышки не работают. Связи нет.

Он нахмурился.

– Я… я даже не знаю, что сказать.

– С возвращением в Броктон-Бей, мистер Барнс.

 

***

 

– Кэрол, просыпайся.

Кэрол пошевелилась. В последнее время она спала слишком много.

В дверях стоял мужчина. Ее сердце подпрыгнуло.

Потом он сдвинул фонарь. Незнакомец.

– Пора, – сказал он с сильным акцентом.

– Не понимаю, – тихим голосом произнесла Сара.

– Где… где другой? – спросила Кэрол. Ей было почти стыдно, что у нее не нашлось для него иного имени.

– Цыц, – огрызнулся мужчина. Он пошевелил рукой, в которой не было фонаря, и Кэрол увидела нож. Она ахнула, а может, простонала. Трудно сказать, что именно, потому что это вышло непроизвольно и голос оборвался, отчего звук вышел больше похожим на вскрик или пронзительный взвизг. Кэрол съежилась.

– Нет, нет, нет, – пищала Сара, мотая головой.

«Пора». Наверняка Сара уже поняла, что значило это слово.

Они так долго пробыли в темноте, в собственной грязи. Они так мало ели, так ослабли, а сейчас они умрут. И больше всего Кэрол раздражало то, что они так и не поймут, почему.

– НЕТ!!! – истошно завопила Сара.

Свет стал таким ярким, что на миг ослепил Кэрол. Она закрыла лицо руками. Когда она снова подняла глаза, мужчина был на четвереньках. А ее сестра… Сара стояла.

Только «стояла» – неподходящее слово. Она держалась прямо, и ее ноги двигались, но при этом пальцы едва касались пола. Она не поддерживала собственный вес. Она надвигалась на мужчину, поднимая руку.

Опять тот же слепящий свет. Он не обжег мужчину и не порезал. Мужчина среагировал так, будто его ударили кулаком, – отшатнулся назад, в дверной проем. Сара наносила все новые и новые удары, сопровождая каждый нечленораздельным вскриком. За те доли секунды, пока свет висел в воздухе, Кэрол лишь мельком успевала увидеть окровавленное тело мужчины. Его избивали, измолачивали в кашу.

Кэрол не могла заставить себя протестовать. Впервые за эти долгие недели и месяцы в ней затеплилась искорка надежды.

Сара остановилась, чтобы перевести дух, и на несколько секунд их вновь окутала тьма.

Кэрол попыталась встать, и обнаружила, что ее ноги вихляются, как спагетти.

Она была так поглощена попытками сохранить равновесие, что едва не пропустила…

Мужчина, который приносил им еду. Он вошел в дверь и поднял руку. Пистолет.

Спустя столько времени в этой тихой комнате звук выстрела был оглушительным.

Но девочки не пострадали. Сара подняла руки, и между ними и мужчиной возникла сияющая, прозрачная стена.

Он попытался на них напасть? Кэрол не понимала. Именно он ведь заботился о них. Когда он появлялся, она была счастлива. А теперь это все как будто рухнуло, сгнило.

Она чувствовала себя преданной и не могла понять почему.

Снова звук выстрела. Она дернулась, но не от грохота. Ей как будто дали пощечину.

А затем тишина.

Тишина, никакого голода, никакой боли, никакого чувства предательства. Исчезла даже Сара вместе со стеной света, которую она создала.

Вокруг во все стороны простиралась плоская поверхность, но у нее самой не было тела. Она могла видеть в любом направлении.

По поверхности пробежала трещина. Поднявшаяся пыль осела, и долгое время ничего не происходило.

Потом побежали новые трещины.

«Это яйцо», – осознала она, и как раз в этот момент началось вылупление.

Обитатель яйца вырвался из трещины – сначала просто точка, но с каждым движением становился все крупнее.

Из того же яйца вылуплялись и другие, они разлетались во все стороны, как искры от оболочки фейерверка. Каждое существо в считаные секунды после рождения превращалось во что-то громадное и непостижимое.

Но ее внимание оставалось приковано к первому. Она почувствовала, как это существо потянулось и коснулось другого, двигавшегося по схожей траектории. Другие поступали так же – создавали пары. Иногда тройки, но большинство предпочитало пары.

Партнеры для спаривания? Товарищи?

Каждый устроился неподалеку от разбитого яйца, обнимая выбранного спутника, трясь об него, проникая в него по мере того, как все они продолжали расти.

Яйцо завибрировало. Или нет? Нет, это была лишь иллюзия. Было много копий этого яйца, много версий, и каждая ерзала, отклоняясь от других, пока не появились туманные двойные образы.

Затем одно за другим они схлопнулись в единую точку. Яйцо в центре группы этих существ осталось последним, и какое-то кратчайшее мгновение оно билось силой и энергией всех остальных.

Потом оно сдетонировало, и существа пробудились к жизни, разлетаясь во все стороны, в громадность пустоты, оставляя за собой пылевые хвосты, каждое со своим партнером или спутником.

И Кэрол снова была в темной комнате, глядела на мужчину.

На предателя.

Воспоминание уже тускнело, но инстинктивно она знала: с ней произошло то же, что до того с Сарой.

Оружие мужчины было разряжено, и это к счастью, поскольку Сара свалилась на пол одновременно с Кэрол, и стена из света исчезла.

Кэрол направилась к нему, и ее эмоции были настолько дикими, и разнообразными, и противоречивыми, что сама она словно ушла в некую нейтральность, на ничейную территорию, где оставалось лишь растерянное чувство предательства.

В руках ее появилось оружие, созданное из света, и энергии, и электричества. Грубое, неизысканное – всего лишь простая бейсбольная бита.

Когда она ударила его по ноге, оружие прошло насквозь, не встретив сопротивления. «Вот и хорошо, – подумала она с непонятной отстраненностью. – Потому что бить сейчас с силой я не могу».

Мужчина с воплем рухнул на пол; нога его была перерублена.

Кэрол била его снова и снова – так же, как Сара другого мужчину. Но это не было обычным избиением. Это было чем-то более окончательным.

Когда она закончила, оружие растворилось в воздухе. Сара обняла ее, и она обняла сестру в ответ.

Когда она заплакала, это не был плач тринадцатилетней девочки. Это был звук более животный, более дикий: неконтролируемый, несдерживаемый рев, какой можно ожидать услышать от младенца.

 

***

 

В дверь постучали. Она подняла глаза.

Это была Леди Фотон. Сара.

– Что ты здесь делаешь? Я тебя обыскалась.

– Мне нужно было несколько минут, чтобы подумать в одиночестве. Найти почву под ногами.

Леди Фотон посмотрела на нее сочувственно. Этот взгляд Кэрол терпеть не могла.

– Зачем я тебе понадобилась?

– Мы нашли Ябеду. В некотором роде. Мы с ней связались и заключили сделку.

Кэрол не понравилось, как это прозвучало, но свое мнение она оставила при себе. Иначе она зацепила бы сестру, и началось бы что-нибудь ненужное.

– Что она просила и что предлагала?

– Она хотела двухнедельное перемирие. «Темные лошадки» не будут доставлять проблем ни героям, ни гражданским, а мы взамен игнорируем их.

– Это даст им время собраться с силами, крепче взяться за город.

– Не исключено. Я поговорила на эту тему с Мисс Милицией, и она не думает, что они достигнут чего-то существенного за столь короткий срок. У «Темных лошадок» по горло забот с белыми шовинистами и остатками «Торговцев», кроме того, Протекторат и Защитники перемирия с ними не заключали и будут продолжать на них давить.

– Я бы не была так оптимистична, – прокомментировала Кэрол и снова вздохнула. – Хотела бы я участвовать в этих переговорах.

– Мы не знали, где ты. Но давай не начинать новую ссору. Важно то, что Ябеда указала нам правильное направление. Мы думаем, что знаем, где твои дочери.

Дочери? Во множественном числе?

Кэрол не могла понять, что за ощущение только что набросилось на нее.

– Дай мне тридцать секунд переодеться, – произнесла она, вставая со стула.

 

***

 

– Отойди в сторону, – приказала Рубака.

– Почему я должен это делать? – поинтересовался Маркиз. – Каждый раз, когда ваша команда бросала мне вызов, я побеждал; теперешняя ситуация не так уж сильно отличается.

– Тебе некуда бежать. Мы поймали тебя в собственном доме, – сказал Стальной Кулак.

– У меня есть множество мест, куда бежать, – пожал плечами Маркиз. – Это всего-навсего дом, я не потеряю сон, если оставлю его. Дорогой дом, признаю, но эта маленькая деталь утрачивает почти все свое значение, когда вы так умопомрачительно богаты, как я.

«Бригада Броктон-Бея» надвигалась на мужчину в черном шелковом халате, стоящего возле кожаного кресла. Он не двигался с места.

– Если вы позволите мне допить вино… – начал он, наклоняясь к бокалу рядом с креслом.

Стальной Кулак и Рубака ринулись вперед. Они не успели сделать и двух шагов, когда Маркиз обратился в этакого морского ежа: из каждой его поры резко выступили костяные пики не толще иглы; в длину иные достигали двенадцати – пятнадцати футов.

Рубака уперлась каблуком в пол, чтобы погасить инерцию, и включила свою способность. В мгновение ока ее тело собралось в точку, окруженную многослойным сферическим силовым полем. Благодаря этому она не шлепнулась на ягодицы и смогла выбрать более подходящую позу, прежде чем вернуться в человеческий облик.

Стальной Кулак оказался не так проворен. Он сумел затормозить, пробив ногой пол из красного дерева, чтобы было во что упереться, но чуть запоздал и напоролся на костяные пики. Те обломились о его кожу, осколки полетели во все стороны.

Леди Фотон раскрыла рот, чтобы прокричать предупреждение, однако было поздно. Гренадер упал на колено, когда один из осколков срикошетил от пола рядом с ним и принял такую форму, которая позволила ему резануть по верхней части стопы. Рубака увидела рану мельком – в основном кровь. Ничего напоминающего кость она не увидела – в отличие, очевидно, от Маркиза.

Раздался треск, как от хлопушки, и Гренадер закричал.

Иглы втянулись обратно. Маркиз повел плечами, словно разминая затекшие мышцы.

– Ножку сломал? Как неуклюже.

Светоч упал следующим – один из осколков, воткнувшихся в книжный стеллаж, вдруг вырос и пронзил герою плечо. Цветок подхватила его, не дав упасть на другие костяные иглы.

Рубака переступила, и рассыпанные вокруг нее по полу костяные кусочки зашевелились; некоторые трансформировались, ощетинившись сверхтонкими остриями, выжидающими, когда героиня на них наступит. Рубака по собственному опыту знала, что они способны проткнуть подошвы ее ботинок.

Леди Фотон выпустила сноп лазерных лучей в направлении Маркиза. Лучи врезались в книжные стеллажи, антикварную мебель, в стойку с винными бутылками. Маркиз создал костяной щит и расширял его во все стороны, пока тот не стал выше и шире, чем он сам.

«Он зароется», – подумала Рубака. Он довольно часто делал так в прошлом – исчезал под землю в тот же миг, когда его теряли из виду, а потом атаковал через землю, пол или потолок.

– Берегись! – крикнула она.

Леди Фотон истратила остаток энергии, которую собрала в руках, пустив еще один сноп лазеров в щит Маркиза. После чего, как они отрабатывали, приготовилась прикрывать своим силовым полем Гренадера, Цветок и Светоча. Рубака и Стальной Кулак могли защитить себя сами.

Барьер из костяных пластин мгновенно воздвигся в одном из углов комнаты – как раз вовремя, чтобы помешать нескольким лучам Леди Фотон ударить в дверцу шкафчика. Неподалеку от этого места из пола появился сам Маркиз – сначала поднял сквозь пол костяной столб, а потом разобрал его, явив себя.

– Что ты защищаешь? – спросила Леди Фотон.

– Я бы рассказал, да ты не поверишь, – он огляделся по сторонам. – Не думаю, что вы согласитесь переместиться куда-нибудь еще? Если согласитесь, я буду себя хорошо вести.

– Похоже, нам следует использовать любое преимущество, которое у нас есть, – ответил Стальной Кулак.

– Только если рассуждать чисто с точки зрения повышения шансов на победу. Но следует ли вам? Нет, на самом деле нет.

«Он ведет себя не так, как обычно», – подумала Рубака. Способность Маркиза позволяла ему манипулировать костью. Собственные кости он мог заставлять расти или сжиматься, менять форму, множиться. Это делало его во многих отношениях полноценным оборотнем. Что касается костей других людей, его возможности ограничивались изменением формы. А с собственными костями был нюанс: чем дольше кость была отделена от тела, тем в меньшей степени он мог ею манипулировать. С каждой секундой, потраченной им на разговор, костные осколки, распространившиеся повсюду, становились для него все менее полезными. Он сам себя ставил в затруднительное положение.

Ну, лишь в определенном смысле. Они до сих пор к нему даже не притронулись, а двое из их отряда уже были выведены из боя. Трое, если учесть, что Цветок держит в руках раненого Светоча.

Но факт оставался фактом: Маркиз не пользовался своим преимуществом. То, как работала его способность, вкупе с его характером делало его несравненным в том, чтобы превращать одни преимущества в другие. Или одно преимущество превращать в три. В его стиле было разносить врагов наголову, размазывать по земле без намека на сострадание или фейр-плей.

Его что-то отвлекало?

Если и отвлекало, то почти не тормозило. Рубака ощутила, как что-то схватило ее сзади, закрыв ей глаза. Когда она попыталась отодрать это от себя, оно оказалось твердым, неподатливым.

Она схлопнулась в шар и тут же вернулась в человеческую форму – на то, чтобы вырваться из захвата, у нее ушла всего секунда. Она поймала схвативший ее предмет, не дав ему упасть на пол.

Это были шоры из цельной кости, но прежде это был какой-то череп. Скорее всего, он стоял на полке у нее за спиной. Глупо было его проглядеть.

За те секунды, которые у нее ушли, чтобы разобраться с повязкой, Маркиз поймал Леди Фотон в клетку из костных стержней, густо воздвигнутых вокруг нее, видимо, из пола или потолка. Судя по проникающему сквозь барьер свечению, она пыталась прорезать себе выход с помощью лазеров. Она была достаточно сильна, чтобы сделать это одним выстрелом, но не могла позволить себе такой риск: если бы луч прорвался наружу, он мог бы попасть в своего.

Это оставило Маркиза один на один со Стальным Кулаком: он снова и снова наносил по герою удары тяжелой костяной косой, выросшей из запястья. Стальной Кулак был сильным, а благодаря электромагнитному щиту еще и крепким – искры летели после каждого попадания косы. Однако отбиваться герой не пытался.

Через мгновение Рубака поняла почему. Каждый взмах косы был просчитан так, что, если бы движение продолжилось, коса ударила бы либо по раненому Гренадеру, либо по Светочу.

А Гренадер не может стрелять, потому что Маркиз просто закроется костью, прежде чем шар сдетонирует. Светоч ранен, Цветок, чтобы стрелять, должна высвободить руки, а Леди Фотон обездвижена.

– Рубака! – выкрикнул Стальной Кулак. – Прежний план, мы вдвоем!

Верно. Их план на бой не стал бесполезным. Просто более трудным в осуществлении.

Это потребует какой-никакой смелости.

Рубака понеслась вперед, придав энергии форму копья и направив это копье на Маркиза.

Он покосился на нее и выставил в ее сторону ногу. Пальцы ноги тут же мутировали в иззубренную, неровную костяную волну, распространившуюся под Рубакой. Не в силах найти опору, она вынуждена была отменить копье, чтобы опереться руками при падении.

Костяные иглы вырвались из пола кольцом, окружив ее, поймав в клетку.

Рубака создала из энергии пару ножей и прорезалась сквозь прутья клетки.

Дальше было самое трудное. Рубака бросилась прямо на траекторию косы.

Оружие Маркиза буквально взорвалось, разлетелось на отдельные компоненты – клинок, стык, древко, – которые просвистели мимо героини.

– Осторожнее, – укоризненно произнес Маркиз. – Мы же не хотим остаться без головы, правда?

Стальной Кулак, которому теперь не было нужды обороняться, ринулся на злодея.

Маркиз окружил себя костяными пластинами, напоминающими лепестки цветка, – только цветение пошло в обратную сторону, и Маркиз погрузился в пол.

В любой другой день Рубака последовала бы за ним в комнату этажом ниже. Винный погреб, похоже.

Но сейчас она развернулась и помчалась к шкафчику. Создала меч из потрескивающей энергии, которую дала ее способность, прорубилась сквозь ограждающие шкафчик костяные пластины, отвела меч, чтобы пронзить деревянную дверцу…

Маркиз появился между ней и дверцей. Рубака без колебаний вонзила меч ему в плечо. Обоняние сообщило ей, что его плоть обожжена. Та же энергия, что создала клинок, прижгла рану.

– Проклятье, – пробормотал Маркиз, оседая.

Рубака позволила ему упасть, после чего прижала меч к его горлу. Если он даст ей повод, она действительно прикончит его.

Она смотрела на него сверху вниз. Эти длинные волосы… Такая мелочь, однако было в нем и что-то еще, что расшевелило то далекое, мрачное воспоминание о комнате без света и неудачной попытке получить выкуп. У Рубаки мурашки побежали по коже, и внутри начал закипать гнев.

Остальным потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и удостовериться, что их раны не очень серьезны.

– Что ты так старался защитить? – спросил Стальной Кулак. – Ты здесь копишь свою неправедную поживу?

– Можно сказать и так, – со смешком ответил Маркиз. – Самое драгоценное сокровище на свете.

– Я как-то пропустила новости, в которых говорилось, что ты его украл, – заметила Леди Фотон.

– Украл? Нет. Правильнее будет сказать, что ее подарила мне преданная поклонница и сторонница.

– «Ее»? – переспросила Рубака. Но Леди Фотон уже потянулась к дверце и открыла ее.

Девочка. Маленькая, на вид немного младше Вики, с каштановыми волосами и веснушчатым лицом. Она прижимала к груди шелковую подушку. На ней была шелковая же ночная рубашка с кружевами на воротнике и рукавах. Для одежды маленького ребенка выглядело весьма дорого.

– Папочка, – глаза девочки были тревожно распахнуты. Она вцепилась в подушку сильнее.

– «Бригада», познакомьтесь с Амелией. Амелия, теперь о тебе будут заботиться эти люди.

Рубака повернулась и уставилась на него. И далеко не одна она.

Маркиз негромко усмехнулся.

– Предполагаю, что без медицинской помощи я долго не протяну, поэтому вряд ли нанесу внезапный удар и попытаюсь сбежать. Похоже, вы победили.

– Что ты имел в виду под «заботиться»? – спросила Леди Фотон.

– У меня есть враги. Вы хотели бы увидеть, как она попадет к ним в руки? Приятного будет мало.

– Им необязательно знать, – произнес Стальной Кулак.

– Стальной Кулак… Постарайся все-таки не терять нить. Стереотип «тупого качка» существует лишь из-за того, что люди вроде тебя его настойчиво поддерживают. Они непременно узнают, непременно выяснят. Поместите ребенка в приемную семью, и заинтересованные лица наверняка это узнают.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы ее взяли к себе? – спросила Рубака. Она не могла убрать с лица выражение неверия.

– Нет! – горестно воскликнула девочка. – Я хочу тебя!

– Не нет, а да, – ответил Маркиз.

– У засранца есть ребенок? – пробормотал Светоч, словно обращаясь к самому себе. – И ей сколько, пять?

– Шесть, – ответил Маркиз.

«Шесть, – подумала Рубака. – Как и Виктории. А выглядит младше».

– Она отправится к матери, – решила Леди Фотон.

– Боюсь, ее матери нет в живых. Рак. Я познакомился с Амелией вскоре после того, как это случилось. Кажется, примерно год назад. Должен признать, наше время с ней доставило мне больше удовольствия, чем все мои преступления вместе взятые. Просто поразительно.

«Его дочь», – подумала Рубака. Сходство было неоспоримым. Форма носа отличалась, форма бровей, но в целом – это была дочь своего отца.

Эта мысль ее грызла.

Она не могла вытряхнуть из головы смутное воспоминание о мужчине, которого убила в ту ночь, когда она обрела способности. Свою ненависть к Маркизу она не могла объяснить словами, но, судя по воспоминаниям, всплывавшим всякий раз, когда пути ее и Маркиза пересекались, эта ненависть имела какое-то отношение к тем событиям.

Она дивилась про себя, не потому ли это, что она любит его в каком-то смысле? Может, ее психика защищает ее, не дает ей повторить ту же ошибку, что и тогда?

– От этой близости становится немного неуютно, дорогая Рубака, – произнес Маркиз.

Рубака опустила глаза. Непроизвольно она прижала клинок сильнее. Подняв его, она обнаружила у основания горла Маркиза ожог.

– Крайне признателен, – сказал Маркиз. В его голосе прозвучал намек на иронию.

Это культурное поведение, эта ненаигранная цивилизованность. Маркиз был честен, он играл по правилам. По своим правилам, но их он придерживался неукоснительно. Это расходилось с представлениями Рубаки о том, каким должен быть преступник. Это грызло ее, создавало некий диссонанс.

Этот диссонанс стал вдвое сильнее, когда она посмотрела на грустную маленькую девочку. Слои поверх слоев, и все они слились в одну картину. Преступник, цивилизованный человек, ребенок.

– Вы не можете его забрать, – сказала девочка.

– Он преступник, – ответила Рубака. – Он делал злые дела, он должен отправиться в тюрьму.

– Нет. Он просто мой папочка. Он читает мне книжки на ночь, готовит мне ужин, рассказывает смешные шутки. Я люблю его больше всего на свете. Вы не можете отобрать его у меня. Вы не можете!

– Мы должны, – сказала ей Рубака. – Таков закон.

– Нет! – закричала девочка. – Я вас ненавижу! Ненавижу! Я вас никогда не прощу!

Рубака протянула к ней руку, будто могла успокоить девочку, прикоснувшись к ней.

Девочка отпрянула обратно в шкафчик.

«В темноту», – подумала Рубака. Ей показалось, что от этого ребенка ее отделила глубокая расщелина.

– Давайте вызовем ОПП, – произнес Стальной Кулак. – Маркиза надо срочно поместить под стражу.

– Я бы не возражал против медицинской помощи, если в ваших силах это ускорить, – сказал Маркиз.

– …И оказать ему медицинскую помощь, – дополнил свою фразу Стальной Кулак.

Рубака отошла в сторону. Дальше справятся остальные. А она подождет снаружи и проводит тех, кто приедет, в особняк, минуя расставленные Маркизом ловушки.

Она по-прежнему ждала, когда из дома вышла Леди Фотон, ведя за руку девочку. Она посадила девочку в машину и захлопнула дверь.

Затем Леди Фотон присоединилась к Рубаке на каменном крыльце.

– Мы не можем отправить ее к приемным родителям. Дело не только в угрозе от его врагов. Как только станет известно, что она дочь Маркиза, люди передерутся за то, чтобы наложить на нее лапы.

– Сара… – начала Рубака.

– Потом они ее похитят. Они это сделают, чтобы эксплуатировать ее способности, а она наверняка будет чертовски сильна, если унаследует хоть что-то наподобие способностей отца.

– Тогда ты ее возьми к себе, – ответила Рубака, хоть и молилась в душе, что сестра откажется. От одной мысли о том, чтобы находиться поблизости от ребенка Маркиза с этим явным сходством, которое будет время от времени будить те воспоминания, пусть и только на семейных встречах… ей стало неуютно.

– Ты ведь знаешь, у нас с Нилом не так уж много денег. Нилу не везет с поиском работы, все наше финансирование от команды уходит на проект «Новой волны», а он будет реализован не в ближайшие месяцы, а у нас еще и два голодных рта дома…

Рубака уловила, к чему клонит сестра. Чувствуя неприятный ком в животе, она высказала это вслух:

– Ты хочешь, чтобы ее взяли мы с Марком.

– Вы должны. Амелия ровесница Вики, думаю, они сдружатся.

– Это плохая идея.

– Почему ты так отбиваешься?

Рубака покачала головой.

– Я… Ты ведь знаешь, что я не собиралась заводить детей?

– Помню, ты что-то такое говорила. Но потом родила Вики.

– Я сдалась и согласилась на Вики только потому, что Марк был рядом, и все равно мне пришлось над этим подумать.

– Марк будет рядом и для Амелии.

Рубака могла бы рассказать, какой Марк уставший все время, как его обещание оказалось пустым. Она могла бы упомянуть, что он посещает психиатра, что у него, возможно, клиническая депрессия. Но всего этого она говорить не стала.

– Дело не только в этом, – сказала она взамен. – Ты же знаешь, мне тяжело доверять людям. И знаешь почему.

Выражение лица Леди Фотон изменилось так незначительно, что Рубака его едва не пропустила.

– Мне жаль, что пришлось поднять эту тему, – добавила она, – но это важно. Я решилась родить Вики, потому что знала – я буду знать ее с самого появления на свет. Она будет расти во мне, я взращу ее с самого детства… от нее мне ничто не будет угрожать.

– Я не знала, что ты на этом настолько зациклена.

Рубака пожала плечами и помотала головой, словно могла стряхнуть весь этот разговор, эту ситуацию.

– Этот ребенок заслуживает лучшего, чем я могу предложить. Я знаю, что не способна установить какие-либо узы с ребенком, если у меня с ним нет кровного родства.

«Особенно с ребенком Маркиза», – мысленно добавила она.

– Ты нужна ей. Ты ее единственный вариант. Я не могу, Цветок и Светоч недостаточно взрослые и не на той стадии своей жизни, чтобы заводить детей, а если она отправится куда-то еще, это будет катастрофа.

Рубака решилась на самую прямую, самую чистую аргументацию, на какую только была способна.

– Я не хочу ее. Я не могу взять ее.

Она кинула взгляд на девочку, которую они засунули в машину команды. Ребенок стоял на сиденье, прижавшись ладошками к окну. Взгляд девочки вонзился в Рубаку, точно у нее были глаза-лазеры.

Рубака заметила, что окно чуть приоткрыто. Скорее всего, девочка слышала все, о чем они говорили. Рубака отвела глаза.

Леди Фотон поступила так, как она и раньше часто поступала: отмахнулась от здравого смысла в пользу эмоций.

– Ты научилась любить и доверять Марку. Ты сможешь так же научиться и с этой девочкой.

 

***

 

«Лгунья».

Рубака пристально смотрела на девушку. Эми не могла даже в глаза ей взглянуть. По ее лицу струились слезы.

– Где Виктория?

Вопрос прозвучал у Рубаки, как требование.

– Мне так жаль, – сиплым голосом ответила Эми. Она начала плакать задолго до того, как кто-либо показался.

Рубака тоже ощутила, как ее душат эмоции, однако подавила их.

– Моя дочь мертва?

– Нет.

– Объяснись.

– Я… я не… не… – тут Эми замялась.

Рубака вполне могла бы ее ударить.

– Что с моей дочерью?!

Эми дернулась, словно ее и в самом деле ударили.

– Кэрол, – мягко произнесла Леди Фотон. – Полегче.

Они стояли посреди разрушенного квартала. Эми вышла из здания через минуту после того, как они сюда добрались, и встала перед дверью. Но никакого сопротивления в ней не ощущалось. Больше похоже было, что это преграждение – своего рода способ бегства, попытка оттянуть неизбежное.

Девушка стояла, прижав руки к телу, вцепившись каждой рукой в бицепс другой; ее кисти дрожали. Зубы стучали, словно ей было холодно, а ведь вечер стоял теплый.

Она в шоке? Кэрол не могла найти в себе сочувствие. Эми не позволяла ей пройти к Виктории. К Виктории, которую она уже почти что посчитала мертвой.

– Эми, – заговорила Леди Фотон. – Что происходит? Ты не даешь нам войти, но и не объясняешь ничего. Просто поговори с нами.

Эми содрогнулась.

– Я… она не давала мне помочь ей, она была так сердита, и я ее успокоила своей способностью. Она была очень тяжело ранена, поэтому я ее обернула. В кокон, чтобы она могла восстанавливаться.

– Это хорошо. Значит, она в порядке? – Леди Фотон увещеваниями вытягивала из Эми ответы.

«Конечно, она не в порядке, – подумала Рубака. – Что в этой ситуации заставляет тебя предположить, что она может быть в порядке?»

– Я… я должна была подождать, прежде чем смогу ее выпустить, чтобы быть уверенной, что она вылечилась полностью. Я… – тут голос Эми надломился, и она смолкла.

– Продолжай, – подтолкнула ее Леди Фотон.

Эми покосилась на Рубаку, стоящую с каменным лицом и скрещенными на груди руками.

«Если я сейчас изменю выражение лица, если что-нибудь скажу или сделаю, то взорвусь, сломаюсь», – подумала Рубака. Сердце колотилось как бешеное.

– Я не хотела, чтобы она сражалась. И не хотела, чтобы она шла за мной или ненавидела меня за то, что я снова применила к ней свою способность.

«Снова?»

– Поэтому я решила ввести ее в транс и заставить забыть все, что произошло. Все, что я сделала, все, что говорили эти из «Ордена кровавой девятки», все, что я говорила в ответ, чтобы заставить их уйти. Пустые обещания и… – тут она замялась.

– Что случилось? – в который уже раз спросила Рубака.

– Она лежала, и я хотела попрощаться. Я… я…

Что-то в голосе Эми, в ее интонациях, в ее позе послужило последним кусочком мозаики. Он встал на место, и тут же на место встало множество других кусочков.

Рубака двинулась вперед, намереваясь пройти мимо Эми. «Амелия. Его дочь. Она никогда не смогла бы стать моей дочерью, потому что не прекращала быть его».

Загнанная в угол крыса кусается. Эми осознала намерение Рубаки и рефлекторно вытянула руку.

В руку Рубаки прыгнуло оружие. Довольно похожее на самое первое, которое она создала, – грубая дубинка из чистого света. Рубака двинулась, словно парируя тянущуюся к ней руку, и Эми отдернулась прочь, глядя расширившимися глазами.

Куда идти? Рубака кинула взгляд на комнаты слева, затем вдоль по коридору перед собой. Оглянулась и увидела, что Эми стоит, прижавшись спиной к стене. Рубака двинулась к лестнице, покосилась на Эми и увидела реакцию. Страх. Смятение.

Прежде чем Эми успела запротестовать, Рубака уже поднималась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

– Кэрол! – крикнула Эми, бросившись за ней. Раздался звук падения: Эми так спешила, что не удержалась на ногах. – Постой! Кэрол! Мама!

Открытой была лишь одна дверь. Рубака вошла в комнату и застыла.

Она не пошевелилась, даже когда за спиной раздался голос Эми.

– Пожалуйста, дай мне объяснить.

Рубака не могла заставить себя ни двигаться, ни говорить. Эми, похоже, сочла ее молчание за согласие.

– Я хотела, чтобы она снова улыбалась. Чтобы кто-нибудь обнял меня, прежде чем я уйду навсегда. Тогда бы вам не пришлось больше обо мне беспокоиться. Я… я сказала себе, что потом я уйду. Виктория бы ничего не запомнила. Так бы я смогла поставить точку. А потом ушла бы и провела остаток жизни, леча людей. Отдала бы на это жизнь. Не знаю… как расплата.

Леди Фотон тоже поднялась. Она вошла в комнату и застыла прямо перед Рубакой. Ее руки взлетели ко рту.

– О боже, – только и смогла прошептать она.

Эми продолжала говорить, и после недавних эмоций ее голос звучал странно монотонно, словно она была записью. Может, она и была записью в каком-то смысле: все оправдания и аргументы, которые она заготовила, изливались из нее.

– Я хотела, чтобы она была счастлива. Я могла подрегулировать. Подправить, расширить, изменить, чтобы каждая частица могла служить более чем одной цели. У меня было достаточно материалов – кокон. Когда я закончила, стала всё отменять, все психические и физические изменения. Я так устала, мне было так страшно, так одиноко, и я подумала, может, сделаем еще перерыв, пока я окончательно не выдохлась. Я сделала новые изменения. Еще больше того, что надо исправить. Дни шли за днями. И…

Тут Рубака сжала кулаки.

– …Ș я заблудилась. Я забыла, как вернуть ее назад.

Карикатура. Кривое отражение того, как Эми видела Викторию. Лебединый изгиб шеи, тонкие руки, множество других черт, повторяющихся снова, и снова, и снова. Возможно, это было бы даже объективно красиво, не будь искажено отчаянием, одиночеством и паникой. Виктория так же потрясала, как ее образ и вся ситуация в голове у Эми, и выглядела в каком-то смысле величественно. Она была не в состоянии уже передвигаться собственными силами, ее плоть переливалась через край матраса на пол.

– Я не знаю, что мне делать.

Предательство. Рубака знала, что это произойдет, с того момента, когда Сара заговорила с ней о том, чтобы взять девочку. Не конкретно это, но что-то наподобие. Рубака ощутила, как в руке ее формируется оружие.

– Пожалуйста, скажите, что мне делать, – умоляюще произнесла Эми.

Рубака развернулась, занеся оружие, чтобы ударить, чтобы отплатить. И остановилась.

Девушка была такой слабой, такой беспомощной, она была жертвой. Жертвой самой себя, собственной натуры, но тем не менее жертвой. Сломленным человеком.

И сейчас, когда все обнажилось, она ни капли не походила на Маркиза. Ни даже самого смутного напоминания о том времени, проведенном Кэрол в темной клетке, о ее похитителе. Если уж на то пошло, Эми выглядела, как Сара, когда они вдвоем выбрались из дома, где их держали, – растерянная, беспомощная, испуганная.

Она выглядела, как сама Кэрол тогда.

Оружие растворилось в воздухе, и руки Рубаки повисли, как плети.

 

***

 

– Мне очень жаль, – произнес синтезированный голос.

Кэрол наблюдала за Эми через окно.

Эми словно изменилась, преобразилась. Можно ли это интерпретировать как «гора упала с плеч»? Облегчение? Пусть и потому лишь, что худшее уже случилось и Эми больше нечего бояться? Остался стыд, конечно, и чудовищное чувство вины. Уж это-то было очевидно. Девушка ни с кем не могла встретиться глазами.

– Всем жаль, – пустым голосом ответила Кэрол.

– Что-то вроде этого ты уже говорила, – сказала Дракон. – Может, ты…

Она оставила вопрос незавершенным, но даже произнесенный его кусочек слышать было тяжело.

Кэрол смотрела, как Эми плетется вперед. В наручниках, в общем-то, нужды не было. Простая формальность. Эми не собиралась убегать.

– Сейчас твоя последняя возможность, – указала Дракон.

Кэрол кивнула. Она толкнула дверь и вышла на парковку.

Когда она приблизилась к Эми, та повернулась к ней.

Целую долгую минуту они обе молчали.

– Заключенный 612, пожалуйста, займите место в транспорте до Бауманнского центра содержания паралюдей, – раздался голос из грузовика.

Ее будет ждать вооруженный эскорт. Суда не было – Эми сама вызвалась, попросила, чтобы ее отправили в Птичью клетку.

Кэрол не могла выдавить и слова.

Поэтому она шагнула вперед, чтобы еще больше приблизиться к Эми. И, хоть и нерешительно сперва, потянулась к ней.

Словно пытаясь уместить в один жест все, что хотела передать, она заключила дочь в крепчайшее из объятий.

Она не могла простить Эми – никогда, ни на чуть-чуть. Но она сожалела.

Эми судорожно сглотнула и сделала шаг назад, потом поднялась в машину.

Кэрол молча смотрела, как дверцы автоматически закрылись и заперлись. Она стояла как вкопанная, пока машина выезжала с парковки и удалялась по дороге.

В каком-то отупении она вернулась в кабинет, окно которого выходило на парковку. На компьютерном экране слева от двери отображалось лицо Дракон. Кресло напротив компьютера пустовало.

– Это всё? – спросила Кэрол.

– Она будет перевезена туда и заключена на всю оставшуюся жизнь, если только не сложатся исключительные обстоятельства.

Кэрол кивнула.

– Раз – и нет обеих дочерей.

– Твой муж решил не приходить?

– Он поговорил с ней в камере сегодня утром. Он решил, что важнее сопровождать Викторию в Пенсильванию.

– Я не знала, что это тоже сегодня. Если бы ты попросила, я бы назначила отъезд Эми Даллон на другой день.

– Нет. Все нормально. Так лучше.

– Ты не хотела проводить Викторию в психбольницу для паралюдей?

– Виктории больше нет. От нее не осталось ничего, кроме той карикатуры. Мы с Марком повздорили на этот счет и вот так в итоге решили.

– Ясно.

– Если тебя не затруднит, могу ли я понаблюдать?

– За чем конкретно ты хочешь наблюдать?

– За ее прибытием? Я знаю, что тюрьма сегрегирована, но все же…

– Она не сегрегирована. Между мужской и женской секциями Бауманнского центра есть мостик.

Кэрол кивнула.

– Тогда я должна увидеть. Пожалуйста.

– Поездка туда займет большую часть дня.

– Я подожду. Если засну, разбуди меня, будь добра?

– Конечно.

Дракон не стала прощаться, обошлась без дальнейших соболезнований. Ее лицо просто исчезло с экрана, сменившись вращающимся лого с эмблемой Гильдии на одной стороне и щитом Протектората на другой.

Шли часы; Кэрол терпеливо ждала, не в силах о чем-либо думать. Она не могла снова и снова прокручивать в голове события прошлого – она сошла бы с ума. В настоящем царила пустота, а в будущем… будущее она себе не представляла. Она не видела себя вместе с Марком, но без Виктории. Не могла вообразить, что продолжит жить как Рубака. Может, продолжит заниматься бумажной работой. Чем-нибудь попроще, чем криминальная юриспруденция, чем-нибудь менее стрессовым. Хотя бы какое-то время.

С час она убивала время, читая брошюрки и аннотации романов на задней стороне обложек. Читать сами романы – это было уже чересчур.

Незаметно для себя она задремала. Она была рада вливающемуся через окно солнечному свету и сиянию флуоресцентных ламп над головой. Недавние события расшевелили ее старые страхи перед темнотой.

У нее вовсе не было ощущения, что прошли часы, когда ее разбудил голос Дракон.

– Кэрол.

Она подошла к экрану.

Там было видео с камеры наблюдения. Камера наплыла на дверь. Возможно, лифтовую. Дверь скользнула вбок.

– Звук нужен?

– Не имеет особого значения. Да.

Секунду спустя звук включился.

Объявление через тюремную систему трансляции: «…двенадцать, Эми Даллон, она же Амелия Лавер, она же Панацея. Тюремный блок Е».

Кэрол смотрела, как девушка выходит из лифта. Эми стянула с себя кислородную маску и уронила на пол. Вокруг уже собиралась небольшая толпа – другие из ее блока, пришедшие поглазеть на новую обитательницу.

Сколько потребуется времени?

Кэрол спросила бы Дракон, но тут у нее перехватило дыхание.

Он появился две минуты спустя, когда какая-то женщина – должно быть, самопровозглашенный лидер блока Е – говорила с Эми.

«Он выглядит старше».

Почему-то Кэрол представляла себе, что Маркиз остался таким же молодым и сильным, как в день их последнего сражения. В день, когда она познакомилась с Эми. Но сейчас на его лице были морщины. Он выглядел даже более благородно – но и более старо.

Не то чудовище, которое преследовало ее.

«А позади него Лун».

Лун – телохранитель Маркиза? В это было трудно поверить. Или они друзья? Это представить было легче и в то же время труднее. Но это как-то раздражало, словно добавляя толику реализма в сюрреалистичную в целом картину.

Лун и Маркиз шагали вперед. Обитательницы блока сдвинулись, встав на пути Луна, но пропуская Маркиза.

Маркиз остановился в нескольких футах от дочери. У них были совершенно одинаковые волосы. И глаза.

«В тот самый день, когда я перестала видеть в ней его дочь и стала видеть, возможно, свою, он забрал ее», – подумала Кэрол.

– Я ждал тебя, – произнес Маркиз.

Этого Кэрол было достаточно. Она получила ответ, которого хотела, пусть и не задавала этот вопрос осознанно.

Она вышла из кабинета под слишком яркое солнце, оставив сцену воссоединения разворачиваться на экране.

 

Предыдущая          Следующая