Предыдущая          Следующая

ВЗГЛЯД 3.5

Минивэн закачался от добавочного веса, когда я поставила проектор-камеру Кензи. Двинувшись назад, я едва не споткнулась о Кензи, забравшуюся в минивэн сразу после меня.

– Я взяла ремни, сама его пристегну, – сказала она. – Спасибо, что взяла на себя поднятие тяжестей. Ты здорово помогла.

– Не вопрос, – ответила я. Протиснулась мимо нее и вылезла из минивэна через заднюю дверь. – На будущее: когда я применяю свою силу, тебе стоит держаться чуть подальше. Я не хочу врезаться в тебя с включенной способностью.

– А, окей.

После того как Тристан разложил свой план, встреча завершилась, творения Тристана были разобраны, каменные стенки и барьеры сломаны и положены рядом с другими камнями. Мой ноутбук с новыми записями лежал у меня в сумке.

Папа Кензи стоял у двери минивэна. Другие собрались на тротуаре перед библиотекой.

– Ничего, что ты будешь добираться домой один? – спросил Тристан у Рейна.

– Если бы ты спросил раньше, я бы ответил «ничего». Сейчас уже не так уверен.

– Извини, – сказала я.

– Извиняться не за что.

– Я хочу, чтобы ты знал, что против тебя. Я это сделала не для того, чтобы тебя напугать.

– Знание, что против меня, и страх идут рука об руку, – ответил Рейн. – Прямо сейчас я убеждаю себя, что мы не думаем, что Ябеда достаточно свободна, чтобы прямо сейчас меня выслеживать, а другие ранены или заняты. Раз так, мне, наверное, добираться домой безопасно, верно?

– Думаю, да, – сказала Света. – Я бы предложила тебя проводить, но крюк довольно большой.

– Угу, – кивнул Рейн. – Я в любом случае не хотел бы доставлять тебе такие проблемы.

– А ты не думал переехать? – спросил Тристан.

– Каждый день думаю, – Рейн пожал плечами. – Пожалуй, где я сейчас живу, пока терпимо. Добираться до города сплошное мучение, но если я представлю, что они нанимают с десяток наемников и нескольких еще кого-нибудь, то для них это будет еще большее мучение.

– Эй, Кровавый Живодер, для этой работы нам нужно, чтобы ты и твои десять друзей со сверхспособностями сели на поезд и потратили три с половиной часа на поездку в самое никуда, а потом вам еще понадобится найти нашу цель, – произнес Крис.

– Господи, – сказал Рейн. – Не распаляй мое воображение подобными именами.

– Я серьезно хочу больше сфокусироваться на твоей ситуации, – обратилась я к нему. – Мы говорили о команде и о том, что делает вся группа, но твоя ситуация экстренная. Мы не можем все время исходить из того, что они заняты.

– Я знаю, – кивнул Рейн.

– Мы должны что-нибудь придумать, подготовиться к любым сюрпризам в ближней перспективе и в то же время спланировать что-то рабочее на дальнюю, – сказала я.

– Согласен. Можно посылать им ложные сигналы, но и они могут попытаться поставить нам подножку, – произнес Тристан.

– Я знаю, правда, – ответил Рейн. Он перенес вес с одной ноги на другую, будто собираясь добавить еще что-то, но сказал лишь: – Мда.

– Я могу поехать с тобой, а обратно полететь, или же лететь над поездом и следить на предмет неприятностей, – предложила я.

Я увидела реакцию Рейна – инстинктивное сопротивление.

– О! У меня есть камеры, – сказала Кензи. – И ты можешь с их помощью коммуницировать. Они не очень бросаются в глаза.

– Я могу взять с собой камеру, – согласился Рейн. – При условии, что я могу ее выключить, когда нужно.

– Зачем тебе может быть нужно выключить камеру? – спросила Кензи.

– Затем, что иногда мне приходится ходить в туалет.

– Зачем кому-то пользоваться камерой, чтобы смотреть, как кто-то ходит в туалет? – спросила Кензи. – Нет, стой, не хочу знать. Я уже усвоила урок насчет такого рода вопросов. Но ты можешь мне доверять, я не за этим.

– Я рад. Но все равно хочу выключатель.

Кензи покопалась в задней части минивэна и вытащила сумку. Протянула Рейну нечто напоминающее дымовой детектор в черном корпусе из шлифованного металла, но с линзой в центре.

– Вот. Камера. Можешь нажать на линзу, это передаст мне сигнал тревоги. Я ее настрою так, что она и остальным будет сообщать, но заодно могу снимать звук и картинку и тоже передавать другим, если тебе нужно. Вот это – батарейка. Можешь ее вытащить, и камера не будет работать.

– Выглядит достаточно просто.

– Что бы ты ни делал, – продолжила Кензи, вытянув руку и прикоснувшись к предплечью Рейна, – ни в коем случае не вставляй батарейку задом наперед, когда будешь возвращать ее на место.

Рейн посмотрел на камеру у себя в руках с некоторой опаской.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Потому что так она не будет работать, – ответила Кензи.

– Ты это сказала очень зловещим тоном, – заметил Крис.

– Это поможет Рейну запомнить не вставлять ее задом наперед. Ежу понятно.

– Она не взорвется или еще что-нибудь такое не сделает? – спросила я.

– Почему ты постоянно задаешь эти вопросы? Нет. Это камера. Есть очень маленькая вероятность, что она взорвется, и если это случится, то это будет очень маленький взрыв. Разве что тебе сильно не повезет и множество вещей, которые могут заставить ее взорваться, произойдут все одновременно.

– Полагаю, твоей технике я доверяю больше, чем мысли, что люди, которые за мной охотятся, оставят меня в покое, – сказал Рейн. Он поднял камеру. – Я тогда это возьму. Спасибо.

– Класс, – ответила Кензи. – Пожалуйста.

– Ты ведь не собираешь глядеть в нее и проверять меня в случайные моменты, правда?

– Нет, если только ты сам не захочешь, – сказала Кензи.

– Я не хочу, – произнес Рейн. – Без обид. Просто чем меньше ты знаешь, тем менее вероятно, что один из тех, кто охотится за мной, решит поохотиться и за кем-нибудь из вас, чтобы заполучить инфу.

– Окей, – сказала Кензи. – Нет проблем.

«Проблема-то есть, – подумала я. – Но не та, которую ты себе представляешь».

Кензи обернулась и глянула на отца.

– Мне пора. Ты знаешь, как со мной связаться, если будут вопросы. Тебя подвезти? Кого-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – отказался Рейн.

Кензи еще раз уточнила у каждого из нас, потом кинула взгляд на папу, который ждал с почти неизменным выражением лица.

– Ну, тогда я поехала. Пока, ребят.

– Пока, – ответила Света.

– Скоро побеседуем еще, – произнесла я.

Кензи забралась на пассажирское сиденье. Ее папа оглядел нашу группу, на миг встретившись взглядом со мной, после чего сел за руль. Кензи высунула руку из окна и помахала нам, когда ее папа отъезжал.

– Самый неудобный подброс, – сказал Рейн, провожая их взглядом.

– Что? – переспросила я.

– Сегодня, когда Джулиен Мартин меня подвозил. Кензи послала мне смс, что он едет меня подобрать. Если бы она спросила заранее, я бы отказался. Он появился, впустил меня в машину и потом за всю дорогу сюда не произнес ни одного слова. И я тоже.

– Я пропускаю какой-то контекст? – спросила я.

– Да, – ответил Рейн.

– Этим контекстом пускай делится сама Кензи, – произнесла Света твердым голосом.

– Да, – повторил Рейн.

– Справедливо, – сказала я, хоть и не была в этом уверена. Не на сто процентов. На какой-то стадии я просто не смогу делать все необходимое, если люди будут и дальше хранить секреты. Я не хотела жать на кнопки или наступать на мозоли, а кнопок и мозолей вокруг было много.

– Мы тебя во все посвятим уже скоро, – заверила Света. – Но мы должны быть справедливыми.

– Чисто из любопытства, Света, насколько твое тело сегодня потрепалось? Или с моей стороны бестактно спрашивать? – спросил Тристан.

– Ничего бестактного, – ответила Света.

Разговор перешел на доспехи и костюмы. Я слушала краем уха, но мои мысли крутились вокруг защиты Светой обстоятельств Кензи и вокруг деликатности, с какой Тристан спрашивал о теле Светы.

Я кое-что заметила в этой группе, и жертвой этого кое-чего стала я сама. Когда группа беседовала, почти всегда беседа шла в защищенном стиле. Даже Крис это делал в незначительной степени. И Эшли. Диалоги велись с заботой, причем не обязательно с расчетом, чтобы каждый защищал самого себя, а так, чтобы они защищали друг друга. Мы часто соскальзывали в режим психотерапевтического сеанса.

Были случаи, когда отдельные люди защищали себя, и были случаи, когда отдельные люди получали защиту еще и от других. Кензи в определенном смысле играла роль «дочери команды». Некоторые вещи она не разглашала, насчет некоторых умышленно или неумышленно вела себя скрытно, несмотря на свой сверхоткровенный характер. Это дополнялось тем, что остальные были готовы вступиться за нее и защитить. Так они ей обеспечивали безопасность.

Я кинула взгляд через плечо на Эшли – та держалась позади, приканчивая вторую бутылку с водой, которую принесла из библиотеки. Эшли в этом отношении была очень похожа на Кензи. Беззащитная в том плане, что очень открыто говорила о многих вещах, – о других вещах она не говорила вовсе, и защита ее всей группой шла ей очень на пользу.

Таков был их договор, их язык и их привычки, это исходило от всей группы. Я была уверена, что со временем это поменяется, особенно если их терапия с миссис Ямадой пройдет успешно. Я не была уверена, значит ли это, что их диалоги станут нормальными, что договор будет по мелочи нарушаться, или, может, и то, и другое.

Я, хоть они и позвали меня на помощь, была посторонней. Они защищали друг друга от меня, даже если это означало, что Света защищала такую проблемную особу, как Эшли, от той, кого считала подругой. Я подозревала, что подоплека тут глубже, чем простое желание, чтобы человеческая сторона Эшли победила монструозную.

Получать информацию о способностях и о самых важных вещах вроде ситуации Эшли было легко, потому что это необходимый набор знаний. В чем я спотыкалась, так это в том, что их и мое представление о «необходимом наборе знаний» различалось.

Меня беспокоило, что они смотрят на вещи чересчур легкомысленно. Те, кто так не смотрели, были в числе самых настороженных, и к тому же их самих защищали.

Все это завязывалось в единый узел. Должна ли я проявлять терпение и ждать, пока информация выйдет наружу? Или она выйдет, только когда каждый кризис поднимет голову? Может, мне нажать, рискуя нанести урон?

Я могу нажать легонько. Я подождала, когда Тристан закончит разговаривать о доспехах и об инструментах, которыми он убирал царапины.

Оказалось, не только я ждала паузы в разговоре.

– Пожалуй, мне пора идти, а то опоздаю на поезд.

– Мое предложение остается в силе, – сказала я. – Глаз в небе, если ты считаешь, что он тебе понадобится.

– Нет, – ответил Рейн. – Я предпочел бы…

Он смолк.

– Что? – спросил Тристан.

Рейн заговорил:

– Мой опыт подсказывает, что, когда у тебя проблемы, люди обычно с готовностью предлагают помощь и поддержку. Люди хорошие. Я это видел с родственниками, у которых есть маленькие дети, и с людьми, которые потеряли любимых. Все подходят и предлагают поддержку, приносят продукты, обещают быть рядом. И они действительно рядом – первое время.

– Ты думаешь, нам это надоест, и позже мы тебе не поможем? – спросил Тристан.

– Не «надоест», – ответил Рейн. – Дерьмо случается. У всех свои проблемы, возникают разные помехи, и люди забывают про обещания, которые дали новоиспеченным родителям, скорбящим и кому бы то ни было еще.

– Мне кажется, это довольно-таки несправедливо, – заметил Тристан.

– Это реальность, – сказал Рейн. Повернулся ко мне. – Предложить было любезно с твоей стороны, Виктория, но я предпочел бы, чтобы ты пришла и следила за событиями, когда я буду чувствовать себя реально в опасности, а не сейчас, осознавая, какой это жуткий геморрой, лететь так далеко, а потом, когда это действительно потребуется, чувствовать нежелание.

Я думала заверить его, указав, что несколько раз в неделю проделывала путь от Бриджпорт-спан до портала в Нью-Хейвене и до Броктон-Бея, чтобы забирать заметки, проверять развалины дома и навещать семью Кристал. Я этого делать не стала.

– Ясно, – произнесла я. Я уже надавила и теперь, когда он поднял барьер, не собиралась давить сильнее.

– Крис, ты все еще не видишь? – спросила Света.

– Угу. Но потихоньку возвращается. Думаю, от тридцати минут до часа.

– Хочешь, кто-нибудь с тобой побудет? – предложила Света.

– Нет. Черт, нет. Я тогда буду считать, что обязан поддерживать беседу и прочее дерьмо. Сейчас солнышко, приятный ветерок, погода идеальная. Я собираюсь сидеть на свежем воздухе и ждать, а потом отправлюсь обратно в приют.

– Там не будут волноваться, если ты опоздаешь к ужину? – спросила я.

– Пока я возвращаюсь до выключения света, им пофиг. Там в одном здании двадцать работников и больше тысячи детей с мертвыми или пропавшими родителями. Я ем или кормлюсь самостоятельно, я в основном выполняю работы, к которым меня припахивают, я там, где должен быть. Множество народу требует большего внимания, чем я.

– Судя по твоим словам, дети в твоем приюте очень уязвимые, – сказала Света. – Никто не следит, чем они занимаются целыми днями. Любого из вас могут заставить работать, или могут травить, или вы можете исчезнуть, и никто не узнает.

– Только не я, – ответил Крис. – Если они попытаются связаться со мной, то пожалеют. А если учесть триггеры, то могут пожалеть вообще с любым, с кем попытаются связаться.

Я вспомнила маму.

– Это не значит, что они не причинят вреда до того, как способности проявят себя.

– Мда, ну не знаю, – сказал Крис. – В общем, я собираюсь расслабиться и подождать, пока зрение вернется. Если уйдет слишком много времени или я влипну в неприятности, то у меня есть еще одно изменение, которое я планировал на сегодня. Острая бдительность. Сосредоточенная на восприятии. Она даст мне свежие глаза.

– Окей, – кивнула я.

Другие занимались своими делами. Рейн, Света и Тристан зашагали к железнодорожной станции. Крис отошел в сторону библиотеки.

Эшли осталась возле тротуара, потягивая воду. Она молчала, и уже давно.

– Ты в порядке? – спросила я ее.

– Я была мертва годами. Надо мной проводили операции, при которых я чувствовала все до единого движения скальпеля, причем несколько раз. Сейчас просто ерунда, так что да, я в порядке.

Последнее слово она произнесла с какой-то странной интонацией.

Страшновато было думать о вовлеченности Костерезки в события. Ее обращение с Эшли, то, как «Орден кровавой девятки» заполучил Бласто, что повлекло за собой падение Дымного Плаща. Мне вспомнился Ползун, а следом вспомнилось то, что произошло с моим родным городом.

С моим домом. Гостиная разрушена; там, где положено обитать воспоминаниям детства, валяются монстры. Монстры, которые прежде были людьми, некоторые – искренне хорошими и добрыми.

Даже героями.

С моей семьей. С человеком, который когда-то был ко мне ближе всех.

– Хорошо. Рада слышать, – проговорила я.

– Мы с тобой похожи, я думаю, – сказала она.

Я помолчала. Раньше я сделала паузу, думая, как бы мне деликатно выйти из беседы. Теперь мне пришлось переваривать ее слова и решать, как бы деликатно на них ответить.

– Мне следует понимать это как комплимент? – спросила я.

– Понимай как хочешь. Они? Они испытали страдания. Они познали ужас. Может быть, Кензи в меньшей степени, но она испытала достаточно страданий, что это уравновешивает.

– Возможно, мне не следует это слышать, – сказала я.

– Но они не видели худшего. Они не видели самого дна, и когда кто-то или что-то хватает их снизу и тянет еще глубже. Для меня этим был «Орден кровавой девятки». Из того, как ты рассказывала, у меня сложилось впечатление, что для тебя этим была Ябеда.

«Нет, – подумала я. – Лишь в малой части».

– Мое первое впечатление о тебе было – ты знаешь достаточно, чтобы быть полезной. Потом ты стала говорить о Ябеде, и твоя реакция на человека, который обладает информацией, осторожностью и ресурсами? Ты напугана.

– Я обеспокоена, – поправила я.

– Я уважаю этот страх.

– Беспокойство. Если бы я просто боялась за себя, это было бы одно. Но я беспокоюсь за других в группе.

– Наш мир полон поводов для беспокойства, верно? – сказала она. – Много о чем стоит беспокоиться. Ты и я, мы насчет этого смотрим в оба, хоть и говорим об этом в очень разных направлениях.

– Так ли это? – спросила я. – Разве ты не пытаешься пойти в герои совершенно искренне?

– Пытаюсь. Из этого дела ничего не выйдет, но я буду в нем до конца.

– Ты очень уверена, что все пойдет ко дну.

Она запрокинула бутылку, допивая остатки воды, а потом, даже не опуская ее ото рта, применила способность. Короче, чем предыдущие применения, резко. Раздалась обычная какофония, от которой у меня слегка зазвенело в ушах, волосы Эшли вскинуло вверх и назад, и лишь через секунду они упали обратно.

Она поймала равновесие и спустя еще секунду вновь стояла прямо. Затем взглянула на меня чисто белыми глазами без зрачков и радужек, с одним лишь темным макияжем, подчеркивающим ресницы. Постепенно зрачки вернулись.

Видимо, все для того, чтобы избавиться от пустой бутылки, ну или чтобы произвести впечатление.

– Знаешь, Виктория, я ведь даже не самый психованный член этой команды, – произнесла она. – Возможно, я даже не в первой двойке. Наша психотерапевт знает, потому-то она и обеспокоена так серьезно, что обратилась к тебе. Они, по-настоящему психованные, скорее всего, знают. Но я тоже знаю, поэтому вполне уверена.

– И тем не менее ты все еще здесь, – сказала я.

– Как и ты.

– Я проклята стремлением помогать людям.

– Это эпидемия.

– Видимо, так, – согласилась я. Включила полет и приподнялась на дюйм-два от земли. – Ладно, думаю, я полетела.

Она с бесстрастным видом отдала короткий салют.

Я не хотела создавать впечатление, будто убегаю, поэтому спросила:

– Увидимся через пару дней, да?

– Ага.

Я взмыла в небо с такой быстротой и крутизной, что даже мой живот слегка подвело от расстояния между мной и твердой землей. Я остановилась, когда уже перестала видеть библиотеку.

Домой я не полетела. В голове крутилось слишком много мыслей, и после того, как я увидела других, увидела их характеры и взрывы, от комментариев Тристана по поводу Байрона до более диких угроз Эшли, увидела способности, секреты, которые хранились или с трудом подавлялись…

Я оставалась в воздухе; земля подо мной размывалась, облака висели не так уж далеко сверху. Город был разукрашен своим золотом, желтой краской на бетоне и мостовых, зеленью травяных лоскутов, полями пшеницы и кукурузы.

А здесь только я да ветер в моих ушах.

Я верила Эшли. Не потому, что она была честна, – она не была. Она блефовала, и блефовала часто. Я подозревала ее в блефе, потому что она говорила правду, когда подметила общую черту между нами двумя: мы видели нечто худшее из всего, что может предложить мир, и у нас были причины бояться.

Я поверила ей, когда она сказала, что в команде есть люди, по ее мнению, «более сдвинутые», чем она. Я подозревала, что знаю, о ком она.

Что-то было не так с Крисом. Ментально и эмоционально он был не в порядке. Физически – не в порядке. Социально, в терминах того, как он встраивался в общество – опять-таки не в порядке. По сравнению с остальной группой он проявлял свое нутро почти что меньше всех.

Рейн представлял еще одну проблему.

Команда поддерживала и ограждала своих членов, они защищали друг друга от чужаков и внешних стрессов. В определенных местах и временах это могло быть хорошо, но я с легкостью могла представить себе такое развитие событий, когда посторонние оказываются недостаточно защищены от группы, если группа продолжит в таком же духе.

Моя работа, в каком-то смысле.

Конечно, я буду присматривать за ними всеми. Кензи могла представлять опасность, и даже Свету я вполне могла вообразить идущей в плохом направлении, как бы я ее ни любила. Тристан был сильным, и он проводил половину жизни запертым в темноте и неподвижности тюрьмы с единственным окошком, глядящим на мир глазами брата и слушающим мир ушами брата. Ему так легко сорваться. Эшли была непредсказуема и опасна, чиста и проста.

За Крисом я могла лишь присматривать. Рейн…

Я не полетела домой, к Кристал.

Полетела я к станции и зависла на такой высоте, чтобы не различать людей, но видеть поезда.

Я была склонна к паранойе, и слишком многое сегодня ее подпитало. По многим пунктам я мало чего была в силах сделать, но как-то действовать на основе своих подозрений могла.

Появился поезд, идущий с запада на восток. Я знала, что на него сядут Света и Тристан. Будь я пешком, тоже бы на него села.

Когда появился следующий поезд, идущий в противоположном направлении, я полетела за ним. У меня засосало под ложечкой от этого поступка, но интуиция говорила мне, что отчасти вот поэтому Джессика ко мне обратилась, вот поэтому она испытала облегчение от того, что я присматриваю за группой.

Да, они многое знали друг о друге. Но хранили секреты. Избегали определенных тем, возводили стены.

Я просто не понимала, что делает Рейн. Когда на тебя охотятся, отказаться от сопровождения, упорствовать в своем отказе даже после того, как опасность отчетливо до него доведена?

– Что происходит, Рейн? – спросила я. Прямо там, где была, в небе, под свист ветра, и никто не мог меня слышать.

Я была готова следовать за ним до Гринвича. Это долгий путь, и мне пришлось подумать о том, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, возможно на обратном пути. Я соблазняла себя мыслями о бургере или о хорошем сувлаки-ролле. Что-нибудь теплое, думала я. На такой высоте не было тепла, излучаемого землей или ближайшими поверхностями, меньше солнечного света, который бы рассеивался и переходил в теплоту, зато был постоянный ветер, сдувавший тепло, выделяемое моим телом. В дозоре холод – вещь закономерная, и мне еще придется что-нибудь придумать насчет туалетных перерывов.

Как обычно и бывает с самоназначенными заданиями, мало того, что мне было трудно оправдать его для самой себя, так еще и оно само по себе было довольно тяжелым. Отупляющая скука дозора, где приходится только наблюдать, в комбинации с гипнотической природой дальней поездки. Водителям машин хотя бы приходится следить за дорогой и не упускать из виду других водителей. Мне же ничто не помогало сосредотачиваться.

От Стрэтфорда до Бриджпорта. Я достала бинокль и принялась разглядывать людей, входящих в поезд, на предмет возможных проблем.

Ничего очевидного.

Поезд поехал дальше, из района Бриджпорта к Фейрфилд-спан, мимо общественного центра Норфейра, на который было нападение, потом дальше, к станции Норуолк. В этом районе жила Кензи.

Были остановки, где сходила всего пара человек, и такие, где входило лишь несколько; однако Норуолк, к несчастью, был одной из крупных станций. Я не могла отследить каждого вошедшего.

Моя голова была занята мыслями о том, что я делаю, сомнениями, раздражением, что я не могу эффективно наблюдать, действуя так, как действовала. Человеку со способностями было бы очень легко проникнуть на поезд без костюма и атаковать Рейна. Вероятно ли это? Нет. Но я хотела оправдать свои поступки.

Была, однако, вероятность, что, когда Рейн сойдет с поезда, за ним увяжутся другие пассажиры и дойдут до какого-нибудь места, где на него можно будет напасть. Я смогу проследить, не случится ли такое.

Я смогу следить на предмет любых неожиданных остановок и заодно на предмет старых добрых ограблений поезда и прочих засад. Поезда движутся медленнее всего, когда поворачивают, и именно в таких ситуациях я смогу наблюдать, нет ли ловушек, не проникает ли кто-нибудь внезапно на поезд.

Пока мои мысли крутились вокруг всего этого, я едва не пропустила то самое.

Поезд выглядел устаревшим: вагоны были соединены сцепками, между ними оставалось открытое пространство, через которое пассажиры могли переходить из вагона в вагон. Время от времени пассажиры выходили туда покурить или глотнуть свежего воздуха. Большинство – родители с детьми.

На заднюю площадку последнего вагона вышел человек. Рейн.

Он перебрался через перила и спрыгнул, хотя поезд выдавал хорошо так за сотню миль в час.

Держа руки по бокам (в одной сумка, вторая пустая), он остановился, едва ноги коснулись насыпи. Никакой инерции, никакого намека, что пару секунд назад он был на стремительном поезде. То, что он стоял на склоне, похоже, тоже не имело значения – он не скользил, не спотыкался, не падал.

Рейн огляделся по сторонам, но вверх не посмотрел, а даже если бы и посмотрел, вряд ли увидел бы меня. Он трусцой сбежал вниз по насыпи и зашагал через поле. За полем был в основном дикий ландшафт и грунтовая дорога.

Рейн шел десять минут, пока не добрался до места назначения. Эрин припарковалась под мостиком в городке с единственной заправкой.

Наблюдая за их общением, я испытывала не лучшие чувства. Чувство вины за шпионаж, хоть поступки Рейна и доказывали, что он не был честен. Я смотрела, как он разговаривает со своей подругой. Несколько минут говорил в основном он, иногда шагая взад-вперед, а Эрин слушала, прислонившись к своей машине.

Видимо, он спросил что-то, потому что Эрин сменила позу, потянулась через окно. Секунду спустя она вытащила руку обратно. С пистолетом.

Это ничего не значило. С учетом его ситуации, совершенно оправдано. Ложь о том, где он живет и куда направляется, – оправдана. Даже то, что его подруга носила оружие, имело смысл, раз уж на Рейна охотились.

Его история о том, как они познакомились и откуда она… Тут я не была уверена. Непохоже, что я знала всю информацию.

Если бы они снова куда-то отправились, я, возможно, посмотрела бы, куда именно. Если бы они поехали в какой-нибудь маленький эквивалент Опасного Края, это, возможно, сказало бы мне что-то. Если бы они встретились с определенными людьми, это, возможно, подтвердило бы мои подозрения.

Они отправились за мороженым в невзрачном городишке с единственной заправкой, и я не смогла убедить свою совесть продолжать наблюдение.

Я полетела домой.

 

⊙

 

Я вошла в квартиру Кристал через сдвижную дверь балкона.

– …асное место? – спросил мужской голос.

– Всякий раз, когда я отправляюсь в ту сторону, – ответила Кристал.

– Приятно слышать. Я все хочу как-нибудь туда сгонять, но…

– Это в соседней вселенной. Могу как-нибудь отправиться с тобой, если хочешь.

– Это было бы мило.

Я захлопнула балконную дверь. Могла бы закрыть ее беззвучно, но не стала.

Кристал стояла в углу гостиной; дверь была открыта, но она стояла между дверью и косяком, перекрывая собой проем. Она извернулась посмотреть на меня, и я увидела, как начало вырисовываться силовое поле.

– Все в порядке, – сказала я.

Поле исчезло.

– Ты уверена? – спросила Кристал.

Я кивнула.

Она открыла дверь пошире. В коридоре стоял папа в очень легкой безрукавке с капюшоном и аналогично легких лосинах. На полу у его ног стояла спортивная сумка.

– Ты летала, – произнес он.

– Угу, – кивнула я.

– Это хорошо, – сказал он. – Весьма позитивно.

– Похоже, – согласилась я. – Как ты?

– Я часто замечаю, как пусто в моей квартире. Это я не пытаюсь тебя винить. Это я просто осознаю, где оказался, и дивлюсь, как я до этого дошел.

– Угу, – повторила я.

– Хочешь, я его приглашу войти? – спросила меня Кристал. – Могу выметнуться на хер, если тебе нужно. Или ты продолжишь держать дверь за меня?

– Я не попрошу тебя выметнуться на хер из твоей же квартиры. Ты уже устала охранять дверь?

– Немного.

– Мы можем его пригласить.

Папа вошел в квартиру.

– Прошу прощения, что заявился к вам.

– Это всё?

– Я волнуюсь, когда ты обрубаешь всякое общение. Подумал хотя бы спросить Кристал, всё ли у тебя в порядке.

– Ясно, – сказала я. Обошла диван сзади, чтобы он был между мной и папой, и облокотилась на его спинку.

Он сел на подлокотник кресла, спустив на пол одну ногу.

– Я хочу, чтобы ты знала: я сожалею о том, что произошло в доме твоей мамы. Это было неправильно.

– Я это ценю. Я… хотела бы я сказать, что сожалею о том, как я тогда отреагировала. Но не уверена, что могу.

– Я тебя и не просил бы об этом, – произнес он. – Думаю, все мы должны относиться с пониманием, когда дело касается старых ран.

«Старые раны», – подумала я.

Такие ли они старые? Разве слово «старые» не подразумевает, что они уже залечились или что с проблемами как-то разобрались, решили их?

– Похоже, что так, – сказала я. – То, что сделала мама… Я достаточно ясно выразилась, почему меня это расстроило. Кристал объяснила, почему меня раздосадовало то, что сделал ты?

– Она уклонилась, когда я спросил.

– Если ты заметил, что это было уклонение, – произнесла Кристал, – мне надо больше работать над моим трепом.

– Самую чуточку больше, – и папа слегка улыбнулся.

– Извини, что встряла, – сказала она.

– Ничего, – ответила я. Чуть помолчала. – Папа, ты ведь осознаёшь, что я почувствовала себя преданной не потому, что думала, что ты в этом участвуешь или что-то подобное, верно? Я почувствовала себя преданной потому, что ты позволил себе поверить маминым словам больше, чем верил всему, что видел за годы жизни со мной, после того как навещал меня в психушке, после того как видел, как я функционирую и как я не функционирую.

– Я не буду пытаться как-то оправдываться, – сказал он. – Ты совершенно права. Я позволил себе быть глупым. У меня такое случается, когда я рядом с твоей мамой.

– Я просто не понимаю, почему ты просто не остановишься и не осознаешь, что это бессмысленно. Когда ты знаешь о кошмарах и о том, что я не летала месяцами, и о том, что я даже говорить о ней не хочу, ты все равно веришь, что я готова встретиться с ней лицом к лицу и вместе поужинать?

– Это не настолько очевидно. Твоя мать – умная женщина, настолько умная, что может перехитрить саму себя. И у нее хорошая интуиция в том, что касается привлечения людей на свою сторону. Я тосковал по дому последние несколько лет, и, когда я увидел, что женщина, которую я по-прежнему люблю, тепла ко мне впервые за…

Он замялся.

– С одиннадцатого года, – подсказала я.

– Да, – кивнул папа. – И еще еда, по которой я тосковал почти так же долго, она уже готовилась, этот запах кухни и барбекю. От всего этого, как я уже сказал, я становлюсь глупым.

– Что за еда-то? – поинтересовалась я.

– Обжаренные лазером кебабы, – ответила Кристал.

Я закусила губу. Семейный рецепт. Все еще с губой между зубов, я произнесла: «Окей».

– Я не ищу оправданий, – сказал папа. – Я должен был догадаться. Когда появилась Эми, и я знал, что ты придешь, это не было показано как примирение. Это было показано как «ты знаешь, что будут все, и тебе надо снять тяжесть с души». Кэрол сказала, что будет в роли арбитра, и я знал, что, если она будет одна, это плохо кончится, поэтому предложил свою помощь. Когда предлагал, я не остановился, чтобы подумать.

– Отчасти, может быть, из-за того, что ты просто хотел, чтобы все снова стало нормальным? Ядерная семейка из четырех человек снова вместе?

– Да, – ответил он. – Не буду лгать. Я… ага. Да.

Слышать это было больно. Больно было знать, что мой папа и то, где он хотел быть, находились настолько далеко от того, где была я и где я хотела быть.

– Прости меня, – сказал он. – Я ослабил бдительность именно тогда, когда должен был сохранять ее, чтобы защищать тебя. Я хотел, чтобы ты услышала это извинение, и я хотел удостовериться, что у тебя все в порядке.

– Мы с Кристал присматриваем друг за дружкой, – ответила я.

– Абсолютно, – подтвердила Кристал.

– Это замечательно, – сказал папа.

Я потерла руку от запястья к плечу.

– Я сейчас в ограниченном масштабе наставляю одну команду героев. Это хаотично.

– Так с любой командой бывает. Хорошо, что ты этим занимаешься.

– Хаотичнее, чем большинство, – сказала я. И после паузы добавила: – Топовый один процент по хаотичности.

– А, понятно, – произнес папа. Потер подбородок. Время было довольно позднее, и короткая щетина, которая была у него всегда, сейчас выглядела как тень. – Семья Даллон-Пелхэм никогда ничего не делает по-простому, да?

– Да, – согласилась я.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он. – Советом, поддержкой? Денег у меня не очень много, но…

– Контуры команды у меня на ноутбуке. Шесть человек, всем либо до восемнадцати, либо около восемнадцати. Один трудный случай в смысле возраста. Эээ, это ведь не выйдет за пределы этой комнаты?

Кивки и от Кристал, и от папы.

– Они, скорее всего, будут работать скрытно. Собирать и продавать информацию. Думаю, я смогу заинтересовать этим большие команды и выбить начальное финансирование. И, возможно, костюмы через них тоже смогу раздобыть.

– У них есть инфраструктура для создания костюмов, – сказал папа. – Большинство действующих членов они уже обеспечили, и до меня дошли слухи, что они прощупывают почву, чтобы снабжать другие команды и героев. Я буду очень удивлен, если они скажут, что это нереализуемо.

– Прекрасно, – кивнула я. Это поможет, если и когда дело дойдет до переговоров. Я выставила ладонь и стала отсчитывать: – Финансы, костюмы, цель… С целью определиться трудно. Есть много низкоуровневых угроз, которые объединяются.

– Если вы ищете криминальные популяции, которые не присоединяются к более крупным группировкам, у вас должны вызвать интерес такие места, как «Каюта», «Чайная», «Пит-стоп», «Рельса» и «Зеленуха». Последние три – злачные и традиционные злодейские бары. Остальные – тоже злодейские бары, но без барной части.

– А что с теми, которые прицепляются к более крупным группировкам? – спросила я.

– Тут сложнее, и нужно не столько следить за определенными местами, сколько вслушиваться на предмет определенных имен, – ответил папа. – Маркиз, Богиня, Король Краха, Мама Мазерс, братья Кроули, Жмур и Трупак, Курган.

Я знала эти имена и знала, где располагались их обладатели. Никаких крупных сюрпризов. Я кивнула своим мыслям. Маркиз. Так буднично упомянут.

– Насколько сильный там бардак? – спросил папа смягчившимся тоном.

– Они молодые, некоторые вообще дети, и я не уверена, что они все переживут следующие две недели, – ответила я. – И это даже не… Там настолько много другого бардака, что я чуть не забыла об опасности, которая над ними нависает.

– И ты взяла их под крыло?

– Угу. Надеюсь хотя бы указать им верное направление. Возможно, я не гожусь для этой работы, но кто-то должен это сделать, верно?

– Ух ты, – произнес папа едва слышно.

– Что?

Он покачал головой.

– Это трудно высказать вслух.

– Я пытаюсь вести это дело медленно, сохранять спокойный темп. Я многое знаю и уже прошла некоторыми из этих дорог. Надеюсь, что смогу хотя бы не дать ситуации выйти из-под контроля.

– Это, возможно, суровая заявочка, – сказала Кристал.

– Возможно, – согласилась я. – Если они будут категорически настаивать на том, чтобы выходить в поле и повышать градус своей деятельности, я направлю их в сторону жопошных злодеев, которые наращивают активность и берут власть. Нарождающихся Ябед и Маркизов. Чтоб подсекли их самих или их планы до того, как те слишком вырастут.

– Ты поистине дочь своей матери, – произнес папа.

Мои брови взлетели так высоко, как только могли, когда я адресовала ему свое полное внимание.

– То, что ты говорила раньше, и что сказала сейчас. В другое время и в другом месте эти слова вполне могли бы принадлежать ей.

– Для меня это совершенно не комплимент, – заявила я.

– Я здесь не для того, чтобы делать комплименты, – ответил он. – Я хочу удостовериться, что ты в безопасности, в телесном и духовном здравии.

Я заметила подтекст этих его слов. Что выбранный мной курс может не сочетаться с какими-то из этих вещей.

– Что мне следует делать по-другому? – спросила я.

– Не знаю, – ответил он. – Не думаю, что что-то из этого неправильно, но я не всегда оказываюсь идеальным судьей в моменте. Я бы сказал – ПСЗ.

– В каком аспекте?

– У тебя есть внештатный юрисконсульт?

– Я даже не уверена, что у нас есть юридическая система.

– Пока нет, но скоро будет.

Внештатный юрисконсульт. Для новых команд героев обычная практика – иметь доступного юриста, которому они могут позвонить и обрисовать ситуацию до того, как начать действовать. Прикрыть свои задницы, удостовериться, что аресты не закончатся пшиком, что есть голос, обладающий авторитетом и знаниями, который может общаться с полицией и судами, если и когда действия героев будут разглядывать пристальнее обычного.

Неплохая идея. Это будет стреноживать их, замедлять, будет их головной болью… Но наличие юриста в качестве обруча, через который приходится прыгать, смогло бы охладить некоторые из наиболее горячих голов в команде. Мне надо будет обсудить это с ними, но смысл точно был.

– Я могу поспрашивать, – предложил папа. – Но, если ты действительно хочешь хороший выбор тех, с кем можешь переговорить, стоит обратиться к кое-кому получше.

– Ты имеешь в виду маму, – произнесла я.

Папа кивнул.

– Да, – сказала я. Сжала кулак, потом разжала. – Я поговорю с ней.

– Тебе действительно стоит это сделать.

Я подумала о команде, о том, как она работала вместе, играя на сильных сторонах друг друга, хорошо умея делать то, что делала. Я подумала о Ябеде и ее версии моего родного города, о том, как сильно я хочу, чтобы она и люди вроде нее потеряли всякие причины для самодовольства и самоуверенности.

Я хотела свести эти две идеи в твердую реальность, и я хотела этого настолько отчаянно, что готова была на разговор с матерью, несмотря на то что была на нее охеренно зла.

Если для этого потребуется пасти эту команду, которая хоть с моим участием, хоть без него все равно собиралась делать то, что делала, я буду ее пасти.

– Чувствую, что бы я сейчас ни сказала, ты опять скажешь, что я прямо как мама, и тогда я на тебя разозлюсь, – произнесла я.

– Этого допустить нельзя, – ответил папа.

– Откладывая все это в сторону, – сказала я. – Если я уйду, оставлю их без присмотра, мне страшно, что произойдет с людьми, которые этого не заслужили. Я так не могу. Не знаю, Кэрол во мне говорит или нет, но это правда.

Папа кивнул.

– Это не твоя мама говорит, тут я уверен. Похоже, но… не твоя мама.

Ему даже не требовалось это произносить. В тот момент, когда он раскрыл рот и я увидела его выражение лица, я поняла, кого сейчас повторяю.

 

Предыдущая          Следующая