РАССВЕТ 1.8
Когда я снова вошла в кабинет, солнечный свет вливался в окно почти горизонтально. Световая клякса, размытая, поскольку лучи прошли сквозь запотевшее стекло, была испещрена темными пятнышками из-за оттаявшего инея, все еще цепляющегося за поверхность окна полосками и созвездиями капель. Девяносто процентов моих книг были запакованы, коробки, которые я все еще не вынесла, стояли друг на друге возле двери и книжного стеллажа. Они были помечены маркером, а краткая информация о наиболее интересных и важных досье была выписана на каждой коробке ручкой. Несколько самых интересных документов я оставила доступными. Положила их в отдельную коробку, на случай если мне надо будет что-нибудь почитать.
Мой телефон был подключен к компу. Я проверила его – экран вспыхнул, и я сонно-вяло взмахнула кулаком. Потом увидела красное число на дисплее, и моя рука упала. Непрочитанные сообщения: чересчур много.
Не то чтобы я слишком беспокоилась о телефоне. Но то, что телефон работал, означало, что снова есть электричество. А то, что снова есть электричество, означало, что я снова могу включить обогреватель. Я щелкнула переключателем, затем включила компьютер, потом зажгла свечи ради того небольшого тепла, какое они все-таки давали, закуталась в одеяло и устроилась в компьютерном кресле.
Я только что приняла душ, обернула волосы полотенцем и надела чуточку несвежую запасную одежду. У меня было одеяло, свечи и загружающийся комп. Я смотрела, как он начал сражаться со всеми остальными компьютерами в мире, тоже пытающимися отвоевать себе кусочек сети.
Есть и похуже способы себя побаловать.
Я пустила лист со списком, что надо сделать, по столу, так чтобы он остановился возле клавиатуры. Мне понадобится машина. Полно людей согласны одолжить свою, чтобы платить за топливо. Дальше: еда, жилье.
Найти жилье может быть нелегко. Спрос велик, и между центром и периферией очень крутой перепад по части комфорта. Многие компании возводят в день по пять домов или больше, или многоквартирник за неделю; они клепают их с такой скоростью, будто им пистолет к голове приставили. Что касается поиска арендаторов, они в первую очередь заинтересованы в том, чтобы заполнить места побыстрее. Им не интересно отвечать на вопросы или ждать, пока потенциальный покупатель сунет нос во все щели или проверит работу канализации, – им проще дать ему от ворот поворот, и следующий клиент будет у них на пороге через считаные минуты.
Это минное поле. Чтобы заполучить нормальный дом, который не начнет разваливаться сразу после приобретения, нужно сарафанное радио, деньги, связи или удача. Дымный Плащ была одной из тех, кому удача не улыбнулась.
Более чем в одном смысле.
Моей домашней страницей была Parahumans Online. В довесок к пропущенным звонкам и сообщениям в телефоне меня осаждали и на сайте.
♦ Непрочитанные приватные сообщения от NW_Brandish (2)
♦ Непрочитанные приватные сообщения от Glitzglam (8)
Сообщения от матери я удалила сразу.
Потом открыла вторую ссылку.
♦ Приватные сообщения от Glitzglam:
Point_Me_@_The_Sky: Осталась на ночь на работе. Не парься насчет меня. Сообщи родителям Даллон, если решишь, что это необходимо, чтобы они не вышли на тропу войны. Сейчас я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Glitzglam *Новое сообщение*: я могу их удержать
Glitzglam *Новое сообщение*: Мне *так* жаль что это произошло я хочу объяснить
Glitzglam *Новое сообщение*: я пришла потом Эми пришла и мои глаза наверно выпали из черепа но твоя мама сказала все нормально мы это пробуем и ты в курсе что будет воссоединение и я такая чозанахер
Glitzglam *Новое сообщение*: Было на тебя не похоже но я подумала ок если ты думаешь что ты в нижней точке я могу подыграть и прикрыть тебя
Glitzglam *Новое сообщение*: Потом пришел дядя Майк и ох блин если бы человек мог срать крокодилами и ссать медведями дядя Майк делал бы именно это он был так охеренно взбешен птмучто ЕМУ не сказали а он знал историю с похорон верно?
Glitzglam *Новое сообщение*: и он привел жену/детей
Glitzglam *Новое сообщение*: я поняла чтото не так и попыталась позвонить но без ответа? & потом ты не пришла и я расслабилась. Я решила ты знаешь и зассала прийти и у меня камень с души
Glitzglam *Новое сообщение*: Прости меня. Я в этом не участвовала. Я должна была быть умней. Я не знала правда честно
Я пометила их как непрочитанные и свернула. Прямо сейчас я не хотела об этом думать.
Новости. Расследование обстоятельств Лахлана Хунда. Не суд, но расследование – некоторые вопросы от людей в более официальном статусе. Он угодил в компанию кое-каких подозрительных типов, и ходили мысли, что там были вовлечены способности.
Расследование, похоже, было темой часа. Герои были готовы вступить и забрать его, чтобы оказать помощь, если у официалов возникнет подозрение, что им манипулируют, но, судя по всему, он отправлялся домой со своей новой семьей. Отстой.
Другие статьи, на следующих страницах. Дымный Плащ выжила, и ее тема раздирала общество. Действия стрелка, похоже, разделили людей на два лагеря, и те, кто поддерживали Дымного Плаща, имели некоторый перевес над теми, кто ее обвиняли. Странно видеть.
Я хотела больше инфы по ее ситуации, но, увы, это все, что я получила.
Я добавила еще один пункт к списку дел. Надо заглянуть к Дымному Плащу, проверить, как там она. Заодно утолю свое любопытство и выпытаю у нее насчет выбора имен – я это еще тогда хотела сделать, но возможность не представилась.
Мой взгляд перешел на непрочитанные сообщения. Ответы Кристал.
Все ощущалось так, будто я делаю громадный шаг назад. Будто я стала собой из тех времен, сразу после Золотого утра. Две ноги, две руки, ошеломленная, эмоциональная. Я была раздражена, расстроена. Я не знала, что делать с самой собой.
Тогда я тоже была зла на родителей. По самым разным причинам. И еще на много людей и вещей.
Я не хотела тогда и не хотела сейчас, чтобы это определяло меня.
Я снова кликнула по имени аккаунта Кристал.
Glitzglam *Новое сообщение*: Прости меня. Я в этом не участвовала. Я должна была быть умней. Я не знала правда честно
Point_Me_@_The_Sky: Ничего.
Point_Me_@_The_Sky: Я знаю, как делаются такие вещи.
Point_Me_@_The_Sky: Я видела подобную игру, когда она не была направлена на меня. Я умею читать между строк и говорить по-кэроловски, и я уловила, что она сказала насчет твоего скептицизма про эту ситуацию
Point_Me_@_The_Sky: Я выношу оправдательный приговор при условии одной личной встречи, где мы вкусно покушаем (ты угощаешь), плюс ты дашь мне знать, если услышишь о какой-нибудь хорошей квартире или вещах, потому что к папе я не вернусь
Я побарабанила пальцами по столу, размышляя, что моя мотивация может быть как-то связана с тем, что я сейчас голодна.
Еще новостные статьи. Некоторые Плащи участвовали в различных движениях в гражданских секторах в качестве, условно, икон и иконоборцев. Группу «икон» возглавляли четыре команды. «Авангард», «Прозорливые», «Пастыри» и «Служители».
Первые две были сосредоточены на движении вперед. Новые подходы, «на этот раз сделать все правильно». Их мнение, как должен выглядеть этот самый путь вперед, разнились, что подпитывало разделение группировок.
Положение дел менялось. «Пастыри» и «Служители» были разделены по аналогичным граням, но «Пастыри» распадались, а их оставшиеся члены вливались в «Служителей». Шли дебаты по поводу того, как должна называться команда, которая в итоге получится.
«И их осталось три», – подумала я.
Я лениво серфила, разрываясь между более приятной эстетикой и иконами «Пастырей» и более разумным принципом «тише едешь, дальше будешь», исповедуемым «Служителями». Я подозревала, что в итоге получится нечто противоположное. Сейчас подход «Служителей» чересчур сильно, на мой вкус, лип к «помните, что мы потеряли», цеплялся за прошлое, определялся прошлым, но…
В дверь постучали.
– Войдите, – сказала я.
Гил открыл дверь. Одной рукой он держал поднос с двумя стаканчиками кофе, другой – пакетик. Когда он открывал дверь, все это закачалось.
Я встала.
– Сиди, – велел он. Потом увидел коробки и едва не выронил кофе. – Позор мне, ты уже упаковалась.
– Я закончу вовремя, чтобы уйти до прихода школьников, – ответила я, садясь.
– Прямо сейчас меня это не очень сильно беспокоит, – сказал он и поставил пакет и кофе на стол. – Как ты?
Я пожала плечами.
– Выглядишь ты лучше.
У меня болела голова от бессонной ночи и голода, а заодно от послестрессового похмелья, но при этом я чувствовала себя легче воздуха – эйфорическое, хрупкое чувство. Как если бы я только что преодолела тяжелый грипп и была на стадии преодоления худших последствий, но если я сделаю что-нибудь не так или неудачно подвергну свое тело нагрузке, то опять заболею, и мне будет плохо.
Лучше.
Я снова пожала плечами.
– Да. Это слово подходит.
– Ты хоть немного поспала?
Я фыркнула.
– Спать буду, когда устану настолько, что выбора не останется.
– Но сейчас ты чувствуешь себя лучше, чем тогда?
– Угу. Лучше, чем тогда. Спасибо, что разрешил остаться.
Гилпатрик достал из пакета утренний бургер, и, должно быть, мои глаза загорелись, потому что он улыбнулся, передавая бургер мне.
Двухпалубный английский маффин с беконом, двумя яйцами, латуком, помидором и очень острой горчицей.
Вообще-то я яйца не люблю, но сейчас это меня не остановило.
Откусила слишком большой кусок. Проглотила с трудом.
Отличное ощущение. Нутряное. Как способность Зацепа, удар положительных эмоций был словно кусочку металла, замкнувшему электрический контур. Очерчивая мысль, которую я не хотела завершать.
Питающие трубки. Их вставляют, вытаскивают. Трубка воткнута, один глаз наблюдает, как через нее ровно течет бежевая жидкость. Очень хочется чего-нибудь хорошего. Почти четыре месяца без пищи, потому что они не были уверены, что я могу. Потом с пищей, но это труд. Было лучше, чем альтернатива, но все равно труд, заставлять себя есть правильно, достаточно тщательно пережевывать.
Я вновь через силу глотнула, и не потому, что откусила еще кусок.
Я сидела с английским маффином в руке; Гилпатрик смотрел на мои досье и заметки, стоя ко мне спиной.
Кинул взгляд на меня, увидел, как я моргнула, и отвернулся.
– Если ты хочешь поговорить, я весь внимание.
– Не хочу, спасибо, – ответила я. – У меня была плохой день, та часть, про которую ты знаешь, а потом стало еще хуже. Сейчас я пытаюсь заякориться.
Он кивнул.
– Это правда очень вкусно, – добавила я.
– Я знаю. Я откусил от своего еще в машине, а потом глазом не успел моргнуть, как съел целиком, – ответил он. Наклонился над одной из коробок, посмотрел на заметки. – Черт, хотел бы я сохранить доступ к этим папкам и книгам. Я бы попытался тебя подкупить, если бы мог это сделать с чистой совестью.
Я снова сглотнула.
– Они мои, и я слишком высокоморальная, чтобы меня можно было подкупить. Можешь позвонить мне, если захочешь спросить о чем-нибудь из этого.
– И тогда с меня будет причитаться еще несколько услуг, я прав?
– Я думала, мы больше не считаем, – сказала я.
На это он не ответил. Взял одну из папок, полистал.
– Это какая?
– «Могильник». Почему ты ее не убрала?
– Они или уже вернулись, или вернутся скоро, – ответила я. – Злодеи-активисты с упором на окружающую среду. Но сами они не зовут себя злодеями, по-моему. Длинный список очень грязных казней, еще более длинный список лидеров с очень короткими сроками пребывания у власти – все они пытаются собрать вместе очень противоречивые группировки, терпят неудачу и уходят в отставку.
– Это те же, которые раньше называли себя «Кладбищем слонов»?
– Они самые, да. Один из ранних лидеров продавил смену названия вместе со сдвигом от темы защиты животных и их благополучия. Мне «Кладбище слонов», по-моему, нравилось больше. Громоздкое, но громоздко-выделяющееся, и получался очень хороший образ, когда они оставляли визитки, нарисованные баллончиками.
– Не хочу любопытствовать… – начал Гилпатрик.
– Насчет «Могильника»?
– Насчет тебя. Я долго думал, как поступить. За много лет у меня были и хорошие боссы, и плохие. Когда ты кидаешься в заварухи, как происходит, когда ты солдат ОПП, тебе реально нужно знать, что наверху за тобой присматривают. Что твоя спина прикрыта.
– Угу, – согласилась я. То же самое верно и для семьи, и для родителей.
– Не хочу лезть за границы и переходить черты, и не хочу задавать неправильные вопросы. Когда ты сказала, что не хочешь говорить, могу я спросить почему? Любой твой ответ поможет мне убедиться, что я прикрываю твою спину, когда ты будешь двигаться к лучшему будущему.
– Потому что мне пришлось бы посвятить тебя в годы моей истории, а это не то, что я хотела бы заново пережить, – ответила я.
– А.
– Потому что это конфиденциально, потому что это бардачно, потому что… каким бы классным ты ни был как человек, ты не можешь ничего изменить к лучшему. Ты не можешь дать мне советы или наставления, которые мне нужны, потому что есть целая вселенная вещей, помимо моей истории, которые ты должен узнать или усвоить, и… кажется, я хватила через край.
– Все равно хочу услышать, – заявил он. – Что-нибудь еще?
– В основном, всё.
Он кивнул. Секунду задумчиво потирал голову, потом спросил:
– Компания тебе нужна?
– Не, – покачала я головой. – Я просто упакую несколько оставшихся коробок. Я не против помощи, когда понадобится перенести их в машину, просто чтобы ускорить процесс, когда время придет.
– У тебя есть машина?
– Я возьму у кого-нибудь, кто сдает на время, или еще что-нибудь. И мне надо разобраться, что делать дальше, это тоже фактор. Я не буду хорошим собеседником, пока прорабатываю все это.
– Тебе не обязательно упаковаться и уехать прямо сегодня, – заметил он.
– В некотором роде мне это нужно, – возразила я.
Он кивнул, снова потер голову.
– Я организую машину. И заплачу водителю.
– Спасибо, – сказала я.
– Ты знаешь, где меня найти. Там пусто, так что можешь кричать с лестницы, и я тебя услышу.
– Да, – кивнула я.
– Сейчас я пойду к себе в кабинет. Есть кое-какие дела.
Я ему легонько отсалютовала.
Взбодрившись едой и кофе, по-прежнему ощущая легкость, я продолжила паковать свои коробки. Заодно сложила папки и досье в отдельную коробку, зарезервированную для самых насущных тем. Местные злодеи, герои, злодеи, ставшие героями.
Погода разогревалась. Солнечный свет был достаточно теплым, чтобы побеждать низкую температуру воздуха. К середине дня, если вчерашний день о чем-то говорит, погода будет для шорт и коротких рукавов.
На экран выскочило сообщение.
♦ Приватные сообщения от Glitzglam:
Glitzglam: план такой. ты селишься у меня пока не найдешь квру которой будешь довольна. мы 2 устроим налет на папин дом когда он на работе, заберем твои вещи. стандартное атакующее построение, я играю в защите, слежу чтоб на горизонте было чисто, поддерживаю тебя, ты делаешь что тебе надо
Я ответила мгновенно. Этот вариант годится. У меня теперь есть лавка, где можно спать.
Минус один пункт в списке дел. Такой прогресс мне нравился. Прогресс – это хорошо. Пока я продвигаюсь вперед, я остаюсь на плаву.
Я опустошила оставшиеся полки, заполнила коробки. Проверяя содержимое каждой, надписывала сверху комментарии.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказала я.
Гилпатрик.
– Мне пора идти? – спросила я.
– Не, – ответил он. – еще чуток времени есть. Не хочу выставлять тебя вот так.
– Окей, – кивнула я и вопросительно подняла бровь.
– За последние двенадцать часов я думал. Если бы ты была моей ученицей, я бы не хотел отпускать тебя просто так. В норме я бы связался с опекуном.
Мое сердце затрепыхалось. О нет.
– Но ты сказала вчера вечером, что у тебя семейное мероприятие. Я умею складывать два и два.
Я кивнула.
– Я кое-кому позвонил, – произнес он.
И шагнул в сторону от дверного проема.
Миссис Ямада. Ниже меня ростом, волосы стянуты за затылком в простой хвост, одета в юбку, белую блузку и пиджак, короткая нитка безыскусных жемчужных бус над ключицами.
– Ох ты, – произнесла она. – Ты только погляди.
У меня не было слов, поэтому я только всплеснула руками.
– Это окей? – спросил Гилпатрик.
– Ага, – кивнула я. Сглотнула. – Ага. Просто идеально.
– Тогда я вас оставлю.
Джессика несколько раз моргнула, затем обмахнула себя рукой.
– У меня немножко глаза слезятся. Прости.
У меня самой глаза чуточку заслезились.
– Можно я тебя обниму? – спросила она. Когда я кивнула, она так и сделала. Я обняла ее в ответ.
– Ты указала меня как свой контакт на чрезвычайный случай? – спросила она.
– Простите, – ответила я. – Я… правда забыла, что сделала так. Это было больше года назад.
Я должна была назвать кого-нибудь, и родителей не назвала потому, что…
Потому что.
– Это более чем годится, – произнесла Джессика. – Твой босс сказал, что тревожится за тебя.
Я открыла рот, чтобы ответить, и тут включился водопровод.
⊙
Джессика захлопнула заднюю дверь машины, в которую уже были погружены почти все коробки.
– Не хочешь пройтись? – предложила она. – Скажем, вокруг квартала? Или можем зайти в машину.
На случай если я вновь расплачусь.
Школьники как раз начали появляться, а сидеть неподвижно мне не хотелось.
– Можем пройтись, – решила я.
– Услышать твой голос было потрясающе, – сказала Джессика. – Я знаю, ты часто раздражалась, пытаясь коммуницировать теми способами, какие в твоем распоряжении были. Я тоже раздражалась, но не могла говорить это вслух.
– Я догадывалась.
– Ты была трудной пациенткой в те первые несколько месяцев…
Я фыркнула.
– …но как многие учителя говорят, что со временем больше начинают заботиться о клоунах класса и проблемных учениках, так и я стала принимать тебя ближе к сердцу. Я так отчаянно хотела давать тебе ответы и слушать тебя, не прибегая к переводчикам текста в речь и к письмам, которые ты писала между нашими встречами. Я хотела диалога, а вести его было так трудно.
– Да уж, – согласилась я.
Почему сейчас было настолько легко говорить о том, о чем я обычно даже думать не могла?
– Как ты смогла найти обратный путь оттуда?
Как я снова стала Викторией вместо той искореженной твари в больничной палате или в доме для инвалидов?
– Моя сестра, – тихо ответила я.
– Ох. Это непростая тема.
– Да, – произнесла я еще тише.
Я уже рассказала ей детали вчерашнего дня и последних нескольких месяцев. Она жадно вслушивалась. Я провела всю ночь, обдумывая свои следующие шаги, я знала положение дел, мне не особо требовался взгляд на ситуацию с другого ракурса.
Но это… Если я собираюсь извлечь максимум из сегодняшней встречи с Джессикой, то хорошо бы хотя бы с этим разобраться.
– Во время Золотого утра нас всех перенесли на поле боя. Там… трудно описать.
– Есть негласное соглашение, что гражданские не должны знать, – произнесла она.
– Но вы на самом деле не гражданская, – заметила я.
– Да, – кивнула она. – Я слышала отчеты. В том числе от людей, очень близких к центру событий. Я знаю, что произошло.
– Тело, разум и душа, вы знаете про это трио? – спросила я.
– Да.
– Я потеряла тело за два года до Золотого утра. А душу… выкрутило в нечто неузнаваемое.
– Да.
– А потом… ударило Золотое утро. И… – я сделала паузу. На улице были люди – они шли к школьным воротам и домам квартала, а мы в обратную сторону. Против волны. Мне пришлось заткнуться, пока большинство людей не вышло за пределы слышимости. – И мой разум оказался под контролем. У меня мало что было, но принимать решения я все-таки могла. Могла решать, применять способность или нет. Она на короткое время отняла это у меня.
– Я говорила с многими людьми, которым тогда пришлось очень тяжело.
– Вы знаете, кто это была?
– Знаю.
Я кивнула своим мыслям.
– Да, – произнесла я. – Мне сестра сказала.
Хоть я и могла говорить свободно, слова все равно несли с собой отвратный вес. Слова и связанные с ними мысленные образы все равно тянули мое настроение вниз.
– Она знала меня или про меня, либо знала мою сестру. В самом конце она решила поместить сестру рядом со мной. Она мало для кого такое делала, насколько мне известно.
– И твоя сестра тебя вылечила?
– Снова дала мне тело. Эмм. И сделала меня снова семнадцатилетней. Прошла назад по часам, как будто… даже не знаю. В итоге она не отняла два года жизни у моего тела, как отняла у всего остального. Похоже, физически мне сейчас девятнадцать.
– Ты сказала «Тело, разум и дух». Она починила одно из трех. А воздействие на твои эмоции она отменила?
Я втянула воздух, тяжко выдохнула. Потом кивнула.
– Она на самом деле… она отключила мне эмоции. Подавила их. А потом спросила, чего я хочу.
– И чего ты хотела?
– Я помню, что думала тогда, ну вы знаете, вполне возможно было, что она хотела, чтобы я сказала, что хочу вернуться назад, к тем временам, когда я любила ее. И если она действительно так думала, это было бессовестно. Отрезанная от эмоций, я думала, что это бессовестно.
– Окей.
– И, отрезанная от эмоций, я решила, что буду справедливой. Что я буду думать о ней хорошо. Что буду исходить из того, что она не это хотела или имела в виду. Я сказала ей, что хочу помнить.
– Помнить?
– Те два года, – добавила я пустым голосом. И снова сделала глубокий вдох.
Чуть дальше по улице мальчуган лет девяти или десяти с прямыми черными волосами и темной кожей посмотрел на Джессику, его глаза расширилась, он перевел взгляд на меня. Он поднял руку и вытянул ее в сторону Джессики, когда проходил мимо нее.
Она дала пять, а затем подтолкнула его руку, направив его своей дорогой, в сторону школы.
– Это были неважные годы.
– Рационально? Отрезанная от эмоций, я это знала. Я не могу ее простить. Никогда в жизни. Я не могу забыть, что она сделала, иначе она может сделать это снова. С кем-нибудь еще. Со мной. Я сказала ей починить мои чувства, а в остальном мой мозг не трогать.
– Это очень тяжкое бремя, – произнесла Джессика.
– Те два года правда чертовски тяжкие, – согласилась я. – Как и все остальное. Но все равно я держусь за то время. Я ненавижу, что держусь, потому что она это сделала, но поскольку ее отпечаток на всем, то что я могу сделать?
– Ты держишься за это? Каким образом?
– Избавляясь от эмоций, задвигая эти чувства подальше. Изначально именно мои чувства и импульсивность завели меня в тот бардак. Знаете, я причинила боль ужасному количеству ужасных людей.
– Мы с тобой об этом уже говорили. Ты писала письма, где обрисовывала свои мысли и свое желание извиниться перед некоторыми из тех пострадавших.
– Всю мою жизнь вплоть до того баскетбольного матча я так страшно ужасно хотела стать героиней, знаете? По-моему, я об этом думала каждые десять минут. Мои родители герои, и кузина тоже, и тетя с дядей, и вокруг этого крутилось все. Я желала этого так ужасно, что даже больно было, но годами не могла этого получить. Потом тот баскетбольный матч, и я хотела иметь что-то как героиня, чтобы как-то выделяться. Потому что иногда было ощущение, будто родители меня просто не видят.
– Эта мысль у тебя повторялась. Ты говорила об их пропущенных визитах.
– Они приходили часто, – сказала я. – Я это знаю. Папа чаще, чем мама. Но каждый пропущенный визит – это было кошмарно, и мелочи так много значили, когда ничего другого у меня не было. Кхм. И этот матч, я знаю, что уже говорила об этом. Но та девчонка, блин, надрала мне задницу. Прямо мне в лицо, сбивала меня с ног, перехватывала каждый пас, блокировала каждый бросок. У нее не было способностей и чего-то такого, она была просто… хороша. Лучше меня.
– Многое в тот момент стало ясно.
– Каждый раз, когда она или кто-то из ее товарищей по команде меня разделывали, я видела разочарование на лицах родителей. А в другие моменты они выглядели, будто им было так скучно. И это правда было скучно. Ни один родитель не хочет сидеть и смотреть, как его ребенок лажает в непрофессиональном школьном спорте.
– Не все такие.
– В общем, она мне жестко врезала, потом сказала что-то насчет того, что я дутый талант, и это была последняя капля. Осознание, что я так далеко от семьи, что не хочу там быть, но у меня нет выбора, плюс грудина болела, куда она заехала локтем. И я обрела способности.
– Годы желания, и в результате такое.
Она поймала нить, которую я хотела выложить. От этого стало легче.
– А потом почти три года в роли Виктории-тире-Прославленной. А потом… больница.
– Что, неоспоримо, было кошмарно.
– Я чувствовала, что моя жизнь кончена. Никакой надежды, никакой помощи. Все, за что я могла цепляться, – воспоминания о тех трех годах, что я была Прославленной. Я могла оглядываться назад, думать о каждом бое, о каждой стычке. О тех, которыми я гордилась. О тех, которыми не гордилась. Об очень многом я сожалела, когда прокручивала в голове все события. Началось с того, что я думала о том… о том моменте, когда все пошло неправильно. Когда она влезла в мои эмоции. А оттуда я уже пошла назад.
На меня нахлынули чувства. Я насупилась, поскольку опасалась, что мое лицо само по себе может сделать что-нибудь другое.
– Я была такой тупой гребаной малявкой, – произнесла я.
– Это дозволяется, – заметила она.
Я покачала головой.
– Только не тем, кто так силен, как я.
– И ты хочешь быть безэмоциональной? Не уверена, что это полезно для здоровья.
– Не безэмоциональной. Но… более умной насчет эмоций. Идея, к которой я все время возвращаюсь, это что я хочу быть воином-монахом.
– Воином-монахом?
– Просто… сконцентрированной, когда это необходимо, наверное?
– А зачем воинствующая часть? Ты видишь себя участницей сражений?
– Честно говоря, не знаю. Никогда не задавалась этим вопросом.
Джессика улыбнулась.
– Что дальше будет делать Виктория Даллон? – спросила она.
– Если хотите надо мной посмеяться, скажите «Виктория Даллон, воин-монах». Я этого заслуживаю.
– Не скажу. Если бы каждый, кто в костюме, оставался сконцентрированным, делая свое дело, мир был бы совсем другим. Думаю, это хорошо. Подумаю еще, пока ты будешь делать свои следующие шаги.
– Я знаю, что хочу двигаться вперед, потому что… не знаю. Я как акула, которая утонет, если остановится, или как птица, которая камнем упадет с неба, если я не лечу вперед. Я знаю, что должна утрясти кое-какие базовые жизненные дела. С деньгами у меня пару месяцев будет нормально, но оставаться на диване Кристал я не могу.
– Я мало общалась с Кристал, но она мне понравилась, – заметила Джессика.
– Она классная. Но жить с ней долгое время не классно. При взгляде на нее и не подумаешь, она красивая, она модная, вся такая ниточка к ниточке, но стоит взглянуть на ее квартиру…
Я смолкла, пытаясь выражением лица передать Джессике хотя бы часть того ужаса.
– А, – произнесла Джессика и снова улыбнулась.
– Я не знаю, что мне делать дальше.
– Ну, я бы на твоем месте подумала, как применить свою роль воина-монаха к повседневной жизни, – ответила она, после чего сняла куртку – воздух уже достаточно прогрелся. – Что это значит для тебя, почему эта мысль первая или постоянно повторяющаяся в твоем мыслительном процессе.
– Я просто хочу… делать.
– Ты сказала, что сожалеешь о вчерашнем, однако Джаспер тебя поблагодарил. Ты предпочла бы этого не делать? В желании делать где именно проблема, в «желании» или в «делать»?
Я сделала глубокий вдох.
– Это… очень трудный вопрос.
– Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас, – сказала она.
– Но я думаю, что могу. Думаю… я должна была. И хоть мне и пришлось трудно, и это стоило мне работы, все же я предпочитаю этот вариант альтернативному. Я не могу не делать того, что помогает другим. Я просто хочу делать это хорошим, стабильным способом.
– А если это будет приземленная работа? Строительство? Офисная работа? Хотела бы ты заниматься чем-то вроде того, чем занималась с Патрулем?
Я поразмыслила.
Не смогла увидеть себя в этой роли. Не в долгосрочной перспективе.
– Что первое приходит на ум? – продолжила расспрашивать Джессика.
– Думаю… чтоб мне сдохнуть, думаю, даже сейчас я не могу видеть себя кем-то, кроме героини. Есть хорошие люди, которых я знаю. Люди, которых я хочу защищать и помогать им. Как Гилпатрик, как Сплав, и Виста, и моя кузина, и пара подростков, с которыми я работала в Патруле. Вы. Я хочу, чтобы им было хорошо.
– Спасибо, – сказала Джессика. – Это для меня многое значит.
– Я пыталась убедить себя, что есть какой-то другой путь, но… я не могу сидеть и ничего не делать.
– Есть вещи и похуже. Особенно если ты сможешь работать умно и сконцентрированно.
– Я не хочу быть Прославленной. Кто-то вчера сказал, что думал, что она погибла, и… хорошо. Пусть она остается погибшей.
– Похоже, у тебя есть представление, чем ты займешься дальше.
– Сейчас для этого климат неподходящий, – ответила я. – Я только что видела, как публика сожрала живьем команду героев. Один словил пулю.
– Разберись в этом, – сказала она.
Я нахмурилась.
– Опять-таки, никакой спешки, – добавила она.
– Я не могу сидеть сиднем, – возразила я. – Так что некоторая спешка все же есть.
– Проговори это со мной. Погуляем вдвоем, попьем кофе, обменяемся последними новостями. Я могу дать неофициальные советы – скорее как друг, чем как психотерапевт. Думаю, ты сможешь в этом разобраться, а я буду тебя время от времени подталкивать.
Это заставило меня призадуматься.
– Вы больше не психотерапевт? – спросила я наконец.
– Совсем наоборот, – ответила она. – Я именно психотерапевт. Десять часов в день, шесть или семь дней в неделю, другие периферийные обязанности. Боюсь, я просто не в том состоянии, чтобы снова взять тебя как пациента, Виктория, как бы отчаянно я этого ни желала.
Это было больно. Я не хотела говорить это вслух, но было больно.
– Я только что присоединилась к «Надзору» в качестве штатного психолога для их младших членов и некоторых особых случаев, и, к несчастью, я сейчас просто не в состоянии. Если хочешь, я могу попытаться найти коллегу, с которым ты можешь поговорить. Большинство загружены так же сильно, как я, так что это может занять какое-то время.
«Я хочу вас.
Я хочу…»
– Простите, что отняла у вас столько времени сегодня, несмотря на вашу занятость.
– Это более чем приемлемо, Виктория, – заверила Джессика. Она говорила на ходу, глядя прямо перед собой и держа одну руку на пиджаке. – После стольких часов работы я теряю объективность. За сплошной работой я теряю из вида пациентов. Иногда трудно видеть победы. Как я уже сказала, ты была пациенткой, очень близкой моему сердцу, и я считала, что ты одна из тех, кого мы потеряли. То, что я тебя сейчас вижу и слышу, значит для меня колоссально много. Подпитывает меня надеждой.
Я кивнула.
Она оглядела меня.
– Я свяжусь с коллегой. Посмотрю, что я смогу сделать, если ты не против. Придам тебе уверенности.
– Я… – начала я.
– Да?
– Я не против, но… если вы хотите придать мне уверенности…
Сейчас мне как-то меньше чувствовалось, что я могу говорить о ней на определенные темы.
– Я сделаю все, что угодно, если это в моих силах, – заявила она.
– Моя сестра, – произнесла я тихо. – Пошлите кого-нибудь к ней.
Миссис Ямада приподняла бровь.
Я знала, о чем она думает. Она дивилась про себя, то ли это приступ альтруизма, то ли я поразительно хороший человек. Последнее точно не про меня.
– Она, черт побери, самый страшный человек в мире, Джессика, – сказала я. – И не думаю, что это мое предубеждение. Есть вероятность, что она сделает что-нибудь плохое, а она настолько дьявольски сильна, что если и когда это произойдет, то это будет очень намного хуже того, что произошло со мной, и это затянет чертовски намного больше людей.