Предыдущая          Следующая

ВСПЫШКА 2.5

– Ошибку?

– Опасаюсь, что это возможно. Время покажет, но я могу делать обоснованные предположения, и я беспокоюсь.

– Должна признаться, я не очень знаю, как на это отреагировать, – произнесла я. – Я могла бы сказать, что вы лишь человек или что вы лишь смертная, но не слишком ли снисходительно это будет звучать из уст парачеловека?

– Все мы смертные, Виктория. Даже Сайон был смертным.

Я кивнула.

Странно было слышать это имя, произнесенное вслух. Девять раз из десяти люди опасались это делать. Как будто не могли совместить первого героя и ту тварь, которая уничтожила мир.

– Я бы с радостью помогла, – ответила я. – Пара вещей исключается, естественно, но, думаю, вы знаете, что это за вещи. Будет не окей, если вы захотите, чтобы я связалась с сестрой, или еще что-нибудь подобное.

– О таком я бы тебя не попросила, нет. Ничего подобного масштаба, но… – она нахмурилась. – С учетом наших взаимоотношений, того, что ты была моей пациенткой, существует дисбаланс силы. Я хочу сделать все возможное, чтобы не злоупотребить им. Я хочу быть справедливой по отношению к тебе.

– Окей, – кивнула я. И после паузы добавила: – Я ценю это чувство.

– Даже если это окажется мелочь, это трудно сделать, не рискуя предать доверие и навредить нашей дружбе.

– Окей, – снова сказала я.

– Я хочу удостовериться, что мы на одной волне в том, что касается ожиданий. Я совершенно точно не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной, будь то потому что ты думаешь, что должна мне что-то, или потому что думаешь, что просто должна. Я знаю, что героям свойственно желать идти вперед и помогать. Я огромному количеству юных героев давала совет, что они должны выбирать свои битвы.

– Я без понятия, о чем вы, – ответила я. – Я выбираю себе битвы. Ну, кроме сломанного триггера на той неделе, общественного центра и, эээ, всего остального.

– Это меня и беспокоит, – сказала Джессика. На мою улыбку она ответила своей, но слабой и короткой, скорее признавая шутку, чем что-либо еще обозначая. – Ты сразу сказала, что хочешь помочь, даже не зная, что я собираюсь попросить.

Я кивнула.

– Вряд ли вы бы попросили, не продумав все заранее. Я вам доверяю.

– И все равно я беспокоюсь, как бы ни была признательна тебе за доверие.

Я поболтала кубиками льда в бокале с чаем.

– Прости, – сказала она.

– За что?

– Если я тебя расстроила таким своим подходом.

– Я что, произвела такое впечатление? Что я расстроена?

Я была вполне уверена, что на моем лице ничего не отразилось. И достаточно уверена, что моя способность не протекает.

– Произвела. И если я в этом права, пожалуйста, не пойми меня неправильно, я прошу прощения, и я не виню тебя за то, что ты расстроилась. Я хотела бы повидаться с тобой так, как, думаю, ты предвкушала сегодня. Ты и я, мы поддерживаем связь, просто беседуем за ледяным чаем и ледяным кофе. Я надеялась, что у нас будет одна из таких встреч до того, как я перейду к этой теме.

Значит, это не так уж экстренно.

– Окей, – произнесла я. И аккуратно отпила ледяного чая.

Джессика сделала глубокий вдох, потянулась к шее, где было сложенное мокрое бумажное полотенце, и переложила его в крышку от своего ледяного кофе, которая лежала на столе. Какое-то время она смотрела на него.

Я ждала. У меня были некоторые предположения, к чему она подбирается. И я могла бы кое-что сказать, но беспокоилась, что, в зависимости от того, что собирается сказать она, я, возможно, об этих словах пожалею. Если у нее хорошие резоны, если они личные…

Я, блин, по горло сыта была сожалениями. И не намеревалась добавлять еще. Особенно связанные с Джессикой.

– Я не хочу дополнять свои ошибки в другом месте еще одной, совершённой здесь. Держа это в голове, я хочу донести абсолютно четко, что ни к чему тебя не обязываю. Я не отказалась бы от кое-какой помощи, если ты выслушаешь меня и тебя не затруднит ее оказать. Я объясню ситуацию наилучшим возможным образом, но это осложнено конфиденциальностью по отношению к другим пациентам.

– Что вам требуется?

– Прежде чем мы в это углубимся, вернемся к тому, что я сказала раньше: что должна быть по отношению к тебе справедливой. Я связалась с одним коллегой. Если тебе все еще нужен психотерапевт, он согласен. Он ждет твоего звонка и назначит встречу.

– Вам не обязательно было это делать. Мне не хотелось бы грузить вас всех еще больше. Что вообще происходит, что вы этим занимаетесь?

– Может быть, это необходимо, может быть, нет, но это мои извинения перед тобой и моя благодарность тебе за этот разговор и за любой ущерб нашим отношениям. Это не означает, что ты должна меня выслушать, и это абсолютно не означает, что ты должна ответить да. Хорошо?

– Хорошо, но не имеет значения, – ответила я. – Я вас выслушаю.

– Для меня имеет, – заявила она твердо.

– Окей, – сказала я чуточку раздраженно. Ясно было, что Джессика, когда ее что-то беспокоит, становится упрямой. – Отлично. Вы совершили ошибку, вы хотите, чтобы я вам помогла. Я позвоню вашему коллеге и, возможно, встречусь с ним. Я взвешу, что вы просите, и попробую принять объективное решение. Которое может быть и отрицательным.

– Спасибо.

– Что вам требуется? – снова спросила я, держа свой ледяной чай обеими руками.

 

⊙

 

Миссис Ямада уже не была «Джессикой», так же как Плащи не ассоциируются со своими гражданскими именами, когда в костюме. Она была в своем профессиональном облачении – жакет поверх блузки, деловая юбка, минимум украшений, минимальный и со вкусом подобранный макияж. Бумаги шелестели, когда она листала какие-то папки, а также от задувающего в окна ветерка.

Она сказала мне одеться так, как удобно. На улице все еще было жарко, а мне предстояло преодолеть сорок миль до того места, где миссис Ямада сможет меня подобрать и подвезти остальную часть пути. Несмотря на настойчивую жару, погода сломалась – влажность уступила место небольшой грозе. Я надела белое платье со встроенным черным капюшоном; поперек груди был горизонт Броктон-Бея, вроде как нарисованный черной и серой акварелью, и название города снизу и сбоку. Вдоль окантовки шли еще буквы и еще акварель. Белая ткань была тонкой, водолазочной, так что от дождя капюшон защищал мало.

Окна были открыты, а жалюзи закрыты; они периодически стучали по подоконнику. Ветер дул так, что дождь не заносило в комнату, но все равно жалюзи ближе к низу были испещрены капельками. Свет казался искусственно ярким на фоне темных туч и неба снаружи. Комната была обустроена как кабинет в старшей школе, но без «школьного» духа – учеников, бардака, черной доски с меловыми штрихами или маркерной доски с недельной давности линиями, которые не стерли сразу же. Вместо пяти рядов по шесть парт в центре комнаты стояли в кружок восемь стульев.

Впереди располагался учительский стол, за которым сидела миссис Ямада, проглядывая какие-то папки. Чисто случайно я ухватила взглядом на папках несколько фотографий. Я могла бы полюбопытствовать еще, возможно, прочла бы имя или заголовок вверх ногами, но решила этого не делать. Миссис Ямада не хотела бы этого.

– А моя папка там есть? – поинтересовалась я. Она слегка вздрогнула, будто забыв, что я здесь.

Я осознала: она сейчас в рабочем трансе. Возможно, ей это было необходимо. Это не отражалось на ее лице или на языке тела, но неспроста она была так поглощена тем, что читала.

Мне это было знакомо в некотором роде. Находясь в больнице, я глубоко погрузилась в исследования, мучаясь с клавиатурой, читая все, что могла найти, и продвигая свои изыскания дистанционным обучением.

– Простите, что помешала, – извинилась я.

– Ничего страшного. Твоя папка была. Сейчас нет, боюсь. Если только не лежит где-то под обломками.

Я кивнула.

Она глянула на часы.

– Один из членов группы имеет тенденцию приходить заранее. Она должна быть здесь совсем скоро.

Я посмотрела на часы. Без десяти два пополудни. А снаружи было так темно, словно уже на пять часов позже.

– Рада это знать.

– Интересно будет посмотреть, как вы с ней поладите.

– Хм.

Я услышала шаги и вновь покосилась на часы. Еще и минуты не прошло. Этот человек настолько пунктуален?

Я не была уверена, чего именно ожидала. Она еще не была подростком (разве что из тех, кого называют «поздними цветками»), но уже и не ребенком. Лет двенадцати. Моя первая мысль была, что она просто милашка-милашка, и отнюдь не по типу «розовой принцессы».

Черная кожа, длинные и тощие руки-ноги, большие глаза. Мы разглядывали друг дружку, и она изучала меня не менее, а возможно, даже более пристально, чем я ее.

Она оделась (или ее одели) по современной моде, вполне подобающе возрасту. Синее вельветовое платье-сарафан с металлическими заклепками, образующими звезду, напротив ноги. Сверху на ней была футболка с изображением из блесток, точнее, с двумя изображениями, в зависимости от того, в какую сторону провести по блесткам. Синее сердце, если провести в одну сторону, желтая звезда, если в другую. Я поняла это, потому что сейчас это была мешанина из обеих картинок.

Почему я подумала, что ее одел кто-то еще – потому что элементы одеяния были подобраны с исключительной точностью. Одежда была свежевыглаженная или вообще новехонькая, и идеально сочетались друг с другом цвета всего, от туфель до заколок и бантиков в волосах. И звездная тема. Непослушные черные волосы удерживались сбоку головы заколкой в виде звезды, а на затылке аккуратно упакованы в два маленьких, тугих пучка. Блестящие и ухоженные, ни единой прядки не на своем месте. У меня бы на такую работу ушло минут двадцать или тридцать, а ведь с моими прямыми волосами управиться было бы проще, несмотря на их длину.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – откликнулась я.

– Ух, какая ты красивая, – произнесла она.

На миг я растерялась. Очень прямолинейно.

– Спасибо, – и я покосилась на миссис Ямаду, надеясь на какую-то подсказку. Она была сосредоточена на своих записях. На миг встретилась со мной взглядом, но не сообщила ничего.

– Сразу вижу, ты была героиней. Такое от тебя ощущение, – сказала девочка.

– Спасибо, – повторила я, чуточку растерявшись. – Приятно с тобой познакомиться.

Девочка просияла и с удвоенным энтузиазмом сказала:

– Потрясающе приятно с тобой познакомиться. Мне жутко интересно послушать, что ты будешь рассказывать. Я очень хочу стать героиней, так что пытаюсь выучить все, что могу.

– Это может оказаться хорошо. Во всяком случае, лучше, чем альтернатива.

– Правда, да? Ты, наверно, была из хороших, правда? Такое от тебя ощущение. Ты стильная, мне реально нравится твое платье, и у тебя такая осанка, прямая спина, несгибаемая. Такое бывает только у лучших и самых перспективных.

– Кензи, – обронила миссис Ямада.

– Да?

– Никакого давления.

Кензи в ответ лишь улыбнулась.

– Всё в порядке, – заверила я, радуясь, что наконец и у меня появилась возможность поговорить. – Мне тоже нравится твой наряд, Кензи. В наши дни очень трудно достать хорошую одежду, верно?

– Этот наряд был частью подарка на день рождения, но я думаю, что он был дорогой, да. Я хотела выглядеть покрасивше, раз у нас сегодня новый человек.

– Ну, лишних усилий совершенно не требовалось. Во всяком случае, в мою честь.

– Никаких лишних усилий, никаких, – ответила Кензи очень непринужденно. Посмотрела на миссис Ямаду. – Как вы сегодня, миссис Ямада?

– Сегодня очень хорошо, Кензи. А у тебя как дела сегодня утром?

– Не на что жаловаться, – ответила Кензи. – Имеет значение, где мне сесть?

– С прошлых сессий ничего не поменялось. Садись там, где тебе комфортнее, это не важно.

Кензи улыбнулась.

– Думаю, важно. Это что-то да значит. Можно здесь?

– Конечно, – ответила я.

Она устроилась на стуле рядом с тем, возле которого стояла я.

Я покосилась на миссис Ямаду и увидела в ее глазах беспокойство. Из-за остальных, которые должны были вот-вот прийти?

– Ты, наверно, уже слышала мое имя, я Кензи.

Девочка протягивала руку для пожатия. Я ее пожала, затем, чуть развернув стул, села.

– Виктория. Некоторые зовут меня Вики, но в нынешнее время я этим пользуюсь меньше. Можешь пользоваться им, если так тебе проще.

– И ты героиня?

– Была. Сейчас я на паузе.

– Это самое классное, – сказала Кензи. – Костюмы, борьба со злыми парнями.

– Есть свои плюсы и минусы, – и я снова покосилась на миссис Ямаду. Она была сосредоточена на записях.

Кензи поймала мой взгляд и спросила:

– Ты была ее пациенткой?

– Да.

– Она лучше всех, – подавшись ко мне, проговорила Кензи шепотом, так что миссис Ямада могла и не расслышать.

– Да, – согласилась я. Если не считать предполагаемой ошибки, о которой я не могла судить. Пока не могла.

– Здесь хорошо, я всегда жду не дождусь, когда приду в следующий раз. Все такие няшные. Хотя когда я так говорю, это мало что значит.

– Почему?

– Для меня все няшные, – сказала она.

– Ясно. Это достойно восхищения.

Зашуршали бумаги. Миссис Ямада убрала папки в шкафчик рядом со столом в конце комнаты и заперла шкафчик. Потом громко спросила:

– Может, мне вам чего-нибудь принести? Воды?

– Я в порядке, но спасибо, – отозвалась Кензи.

– Нет, спасибо, – откликнулась я.

– По такой погоде другие могут немного задержаться.

– Думаю, ожидание нас не убьет, – сказала Кензи. – Да, Виктория?

– Не убьет, – согласилась я. – Если прошедшие годы и научили меня чему-то, то терпению.

– В Защитниках? Ты была в Защитниках? – спросила Кензи.

«Не там и не поэтому», – подумала я, но вслух ответила:

– Очень недолго. Моя семья составляла команду. И сейчас составляет, в некотором роде.

В очень некотором.

– Ух ты, вау, няшно.

Я попыталась найти на это дипломатичный ответ.

– Или не очень няшно? – спросила Кензи.

– Плюсы и минусы.

– Я была с ОПП, но не совсем Защитником, – сказала она. – Они не понимали, куда меня деть, и тогда я пошла тренироваться, и мне пришлось заниматься огромным количеством очень няшных лагерей, упражнений и путешествий, потому что им пришлось ждать, пока я не подрасту достаточно, чтобы они могли засунуть меня туда, куда реально хотели.

– А именно?

– В «Сторожевые псы», гррр, – ответила она. Попытка рычания получилась довольно жалкой, но глаза сверкали лукавством. – Это другая ветвь, которая тоже была под ОПП, но о которой почти не говорили. Наблюдение и расследования, способности, деньги и политика.

– Я знаю о «Сторожевых псах».

– Кабиночные супергерои.

– Судя по тому, что я слышала, они на самом деле чертовски круты и выполняют… выполняли множество полевой работы и расследований, рейдов по организациям, допросов, беседовали с политиками, раскрывали заговоры.

– Это правда.

– Есть что-то этакое в том, чтобы организоваться и найти такого-то Мыслителя или такого-то Механика, который работал за кулисами, расшатывал общество ради собственных целей, тратил, возможно, месяцы и годы, продумывая планы на все случаи жизни и предвкушая тот день, когда его мир и его планы запустятся вокруг него. По-моему, такая динамика чертовски классная, и сам подход, и его комплексность.

– Хмм, да, это классно, – согласилась Кензи. – Только нет особо крутых костюмов и сражений с монстрами.

– Меньше сражений с монстрами, я уверена. Насчет костюмов не знаю. Маски-то, наверное, есть?

– И еще некоторые кабичны… буээ. Кабиночные интриги.

Она трещала с такой быстротой, что споткнулась о слово.

Я ответила:

– Вероятно, даже много, да. Но, исходя из моего короткого опыта в Защитниках, бумажной работы там тоже было немало.

– Это прям очень правда. Я была вроде как Защитником, так что и мне приходилось ей заниматься. Думаю, с бумагами я была хороша.

Мне начало казаться, что ее внешностью занималась она сама, а не кто-то из родителей. Другой человек, настолько вовлеченный, непременно уже был бы упомянут в ее истории. Легко было также провести связь между изощренно составленной внешностью и гордостью по части бумажной работы.

– Думаю, я тоже.

Она кивнула, и разговор на время прервался, почти что милосердно, но Кензи тут же снова вошла в ритм, и энтузиазм к ней вернулся.

– В общем, да. Меня носило повсюду. Вмешалась Охрана детства, не знаю, тебе приходилось иметь с ними дело или нет.

Охрана детства, или ОД, – это была организация, похожая на профсоюз, защищавший несовершеннолетних в Голливуде. Раньше защищавший. Эта группа следила за тем, чтобы образование Защитников и их свободы не страдали от того, что они супергерои, чтобы они не одевались провокационно, чтобы они оставались в безопасности физически и психологически, чтобы никто ими не пользовался, и так далее. В какой-то момент они обратились и к моим родителям, поскольку их деятельность не была ограничена рамками ОПП. Они были дамокловым мечом над головами любой команды, где были герои или героини до восемнадцати лет.

– Я слышала кошмарные истории, – сказала я.

– Для меня это не была кошмарная история. Они сказали, что меня слишком часто переводят с места на место и что я должна где-то остановиться. Конечно, перестать ходить в прикольные лагеря и тренироваться – это было фигово, зато я вернулась в Балтимор и смогла обустроить свою мастерскую, на-ко-нец-то.

– Мастерскую, хм?

– Кензи, – заговорила миссис Ямада, по-прежнему сидящая за столом. – Тебе стоит следить за тем, какую информацию о себе ты раскрываешь. Я еще коснусь этого, когда мы начнем, но выдели момент и подумай, прежде чем сообщать вещи, которые могут быть связаны с твоей идентичностью Плаща или раскрыть детали твоего прошлого.

– Да, миссис Ямада, – произнесла Кензи громко. Потом придвинулась ближе ко мне и прошептала: – Я выделила момент и подумала, что тебе вполне можно сообщить, что я Механик.

– Ясно, – ответила я, подстроившись под ее тон и шепот.

– Да, – сказала она, потом понизила голос еще сильнее. – Охрана детства была ко мне добра. Мне нравились люди, с которыми я там работала, даже если тем, кто за меня отвечали, они не нравились. На них работали несколько моих самых любимых людей после миссис Ямады. Только это продлилось недолго. Только до весны две тыщи тринадцатого…

Пока она говорила, я кинула взгляд на миссис Ямаду. Ясно было, что она слышала.

– …а потом, ну…

– Да, – произнесла я.

Золотое утро.

Кензи застала меня врасплох сразу в нескольких отношениях. Я ожидала совершенно не этого. Я кинула взгляд на остальные стулья.

 

⊙

 

Я заняла более удобную позу в маленькой кабинке, прислонившись к окну и переваривая то, чем поделилась миссис Ямада. Кто-то еще вошел в сумрачную кафешку и направился прямо к стойке, разглядывая десерты на витрине.

– Групповая терапия? – спросила я.

– Сейчас, когда у меня будет работа с полной занятостью в «Надзоре», я получу возможность помочь многим критически важным индивидуумам. Люди, которым я буду помогать, в свою очередь, смогут помочь многим другим. Некоторые – просто невероятному множеству других. Как я ни привязана к своему нынешнему набору пациентов, как бы ни хотела я взять тебя своей пациенткой, самый разумный путь – именно тот, который я выбрала.

– Окей, – кивнула я.

Она слегка нахмурилась.

– Но? – спросила я.

– Моя роль между Золотым утром и нынешним временем всегда была преходящей. Мои пациенты и все остальные вовлеченные знали, что пациентов я беру временно. Я один из нескольких психотерапевтов, которые ротируются через пул пациентов, и лишь половина моих пациентов – только мои. При переходе присмотр за этими эксклюзивными пациентами был и остается моей обязанностью.

– Окей.

Я соединила эту мысль с тем, что она нашла для меня психотерапевта. Когда так трудно обеспечить, чтобы психотерапевт взял нового пациента, этот жест значит очень многое.

– Тех, кого могу, я рекомендую другим психотерапевтам. Я в контакте с двенадцатью людьми, которые работают с паралюдьми, и еще с несколькими, которые только начинают. Ни один из нас не работает меньше семидесяти часов в неделю. Некоторые из моих пациентов уже не нуждаются в консультировании, и я только помогала им обрести равновесие после Золотого утра. Другие на пути к новому центру в Европе этого мира, открытия которого они ждали с нетерпением уже больше года. Если бы ты сейчас была в том же состоянии, что и при первой нашей встрече, я бы посоветовала тебе отправиться туда.

Я кивнула. Не хотела об этом думать.

– Я не смогла найти мест для всех, и я скорее отказалась бы от новой работы, чем бросила пациентов, нуждающихся в помощи. У оставшихся я заметила нечто общее. Не у всех, но у достаточного количества, чтобы решить, что с этим можно работать. Некоторые обеспечивали поддержку, нуждались в ней или искали поддержку одного и того же рода, что и побудило меня думать в этом направлении. Я в любом случае собиралась их познакомить, я представляла, как они говорят друг с другом, и я подумала, что лучше всего будет вести первоначальные и углубленные беседы под присмотром.

– И отсюда уже короткий шаг до мыслей о групповой терапии.

– Да. Групповая терапия, межличностная групповая терапия казалась подходящим вариантом для тех проблем, с которыми я хотела, чтобы каждый из них разобрался. Это означало бы, что до того момента, когда я перейду на полную занятость в «Надзор», я могла бы посвятить больше времени большему их числу. В идеале, если ко времени моего ухода кто-то из них еще будет нуждаться во внимании, я смогла бы найти им места или попросить других терапевтов об ответных услугах.

– Окей, – снова сказала я. – Это групповая терапия вроде той, в которой участвовала я?

– Терапия, в которой участвовала ты, основывалась на столкновениях. Другая. Больше вовлеченности, больше симуляций, актерской и ролевой игры, конфронтаций, приучение к активному поведению в противовес, скажем, агрессивному или чрезмерно пассивному. Столкновения с товарищами по терапии.

– Я ничего особо не делала, кроме как сидела там.

– Но ты писала сценарии. Ты слушала других и визуализировала, куда ты хотела направить разговор. У меня было впечатление, что для тебя это было весьма интенсивно, хоть твое участие и было на уровень ниже.

– Это да, – согласилась я. Изрядная часть моего вклада в те сессии сыграла роль в моем последнем взаимодействии с мамой.

Не то чтобы это взаимодействие прошло хорошо, но я вполне могла представить, что, окажись я в той же ситуации без базиса знаний, полученного на тех сессиях, я могла бы и не найти слов, чтобы выразить то, что хотела. Возможно даже, что, не имея навыков по разрешению конфликтов, я могла бы кого-нибудь поранить.

Воспоминания о терапии и о маме тяжко давили на меня, на мою грудь. Я сделала протяжный глоток ледяного чая. Он был холодным и осязаемым, чем и оттянул меня от этой кроличьей норы черных мыслей.

– Эта группа предполагалась более медленной, не такой интенсивной, – сказала Джессика.

– Даже несмотря на ограниченное время?

– Да, даже несмотря. Отчасти потому, что, как я уже сказала, это самый подходящий путь для решения тех проблем, на которые я нацелилась.

– Отчасти?

– Вторая часть связана с тем, что я говорила про знакомства, про то, что первые встречи самые трудные. С самого начала была проблема тонкого баланса, по сравнению с твоей группой, к которой мы добавляли кого-то нового каждые несколько недель или месяцев, пока остальная часть группы сохраняла относительную стабильность. С этой группой, где все познакомились друг с другом сразу, я сочла, что лучше всего держать спокойный темп.

– Резонно, – согласилась я.

– Мои коллеги любят говорить, что с группами паралюдей есть один трюизм. Чем больше группа, тем выше риск раскола или катастрофы. Не уверена, что мне нравится то, как именно эта идея зачастую выставляется, но…

Я подумала о сестре.

– Группы Плащей могут быть довольно нестабильными, – завершила я фразу за нее. С каждым добавленным человеком растут шансы, что что-то пойдет не так.

 

⊙

 

К нашей группе присоединились еще три человека. Незнакомый парень и двое знакомых, мужского и женского пола.

Но когда я осознала, на кого смотрю, у меня отпала челюсть. Я поднялась со стула.

Она тоже была в аналогичном состоянии. Таращилась на меня в полном замешательстве. Потом и до нее дошла реальность происходящего.

Она была такой бледной, как человеческой коже не свойственно, и с гривой черных волос. На скуле виднелась маленькая черная татуировка, частично замазанная телесного цвета макияжем, потекшим под дождем. Выше шеи она была почти что одноцветной, зато ниже щеголяла буйством красок. Света.

Ее руки взлетели ко рту.

Она приблизилась ко мне наполовину бегом, наполовину спотыкаясь. Я успела увидеть слезы на ее глазах, прежде чем она обвила меня руками и врезалась в меня. Я удержала равновесие и обняла ее в ответ.

– Ты в порядке, – пролепетала она мне в плечо.

– Я… – начала я, но на этом слова закончились. Я перевела взгляд на Сплава, который стоял в дверях и улыбался так широко, как я никогда у него не видела.

Все еще обвивая руками Свету, я одной ладонью потянулась в сторону Сплава, будто могла таким образом заполучить недостающие слова.

– Фантастика, – произнес Сплав. – Идеально.

Он выглядел немного менее опрятно, чем когда я его знала по Броктон-Бею, но не так дико или «монструозно», как я видела на онлайн-фотках, когда он был членом «Иррегуляров». Кожа цвета темного железа, глаза серебряные, жилки серебряного же цвета расходились от уголков глаз. Волосы из проволоки выглядели свободнее и непокорнее, чем раньше. На нем была рубашка хенли, шорты цвета хаки и сандалии из, похоже, металла и резины от покрышек. Я не могла представить себе какой-либо другой материал, способный выдержать вес существа из тяжелого металла с головы до ног.

Рядом с ним стоял парень с коричневой кожей и волосами, коротко остриженными на висках и затылке. На макушке волосы были скорее покрашены, чем окрашены, потому что цвет был сиреневый, а я не могла себе представить, чтобы черные волосы можно было окрасить в сиреневый цвет, не отбелив их до грани полного уничтожения, а тут вьющиеся пряди сохраняли форму, несмотря на капли дождя на них. Он улыбался, но скорее как человек, который радуется, когда другие счастливы. На сиреневоволосом парне была облегающая рубашка, подчеркивающая рельефные мускулы и в целом напоминающая спортивный топ серфера. Также на нем были черные шорты и сандалии.

Я снова переключила внимание на девушку из этой троицы. Я не могла поверить, что это Света.

Она уже почти что всхлипывала.

У меня в груди тоже вспухали эмоции. Я положила руку ей на затылок и ощутила, как волосы шевелятся, плоть под париком движется.

– Что ж, думаю, это сделало мое все, – произнес Сплав.

– Твое все? – переспросил сиреневоволосый.

– Сказать, что это сделало мой день, мою неделю или даже мой месяц, было бы недостаточно, – пояснил Сплав, по-прежнему улыбаясь. – Ты в порядке, Виктория?

– Две руки, две ноги, – ответила я.

– Это классно, – сказал он. – Света к тебе так привязалась, она ненавидела, что пришлось оставить тебя там.

Света кивнула, потершись головой о мое плечо.

– И мы думали, что ты умерла, – продолжил Сплав. – Во время З.У. Услышать, что ты жива, само по себе было потрясающе, но ты… ты вернулась. Фантастика.

Света издала какой-то звук, – это из нее изливались эмоции, – а потом полуикнула, полувсхлипнула.

Я гладила ее по затылку, веря, что, если бы это было опасно, кто-нибудь сказал бы мне так не делать.

С другой стороны, я не подняла силовое поле.

Я могла бы это упомянуть. Но не стала.

– У тебя есть тело, – прошептала я. Я его ощущала. Твердое, неподатливое. Местами она скрипела, и, судя по тому, как она двигалась, по цветам и текстурам…

Все это не имело значения. У нее было тело.

– Потребовалось кое-что смастырить, – пояснил Сплав. – Потребовалось много чего смастырить. Было целое приключение, чтобы добраться хотя бы до этого. Это ведь даже не механиковы технологии. Обычные протезы плюс кое-какая изобретательность от кое-каких поистине блестящих людей. Руки, ноги, туловище, некоторая машинерия, чтобы держать все это прямо, некоторые системы машинного обучения, которые приспосабливаются, чтобы найти с ней компромиссы, и много упражнений с ее стороны, чтобы управлять всем изнутри.

Света отодвинулась от меня. посмотрела мне в глаза, подняла руки, чтобы вытереть слезы со своих. Руки, казалось, не очень слушались – как будто кто-то, держа бейсбольную биту за один конец, пытался вытереть слезы другим.

Поколебавшись, я все же указала на ее лицо.

– Тебе помочь?

Она кивнула, и я стерла ее слезы пальцами. Она улыбнулась, хотя на глазах тут же выступили новые слезы.

– Ты такая хитрюга, Джессика, – обратился к ней Сплав. – Почему нам не сказала?

– Но я сказала, что Виктория восстановилась.

– Я думал, ты имела в виду, что она достаточно мобильна, чтобы самостоятельно добраться до места встречи. Не ожидал, что ты имела в виду полную и тотальную поправку.

Я хотела повернуться к миссис Ямаде, посмотреть на ее выражение лица, но, пока Света меня обнимала, двигаться было трудно. Однако она молчала.

Позади Сплава в комнату пробирался еще кто-то. На взгляд, он был одного роста с Кензи, но мальчики обычно развиваются медленнее девочек, так что, возможно, он был чуть старше. У него были лохматые каштановые волосы, которые наверняка спадали бы на глаза, если бы не большие наушники и что-то вроде наголовной повязки. Он шел вдоль стены комнаты с очень бесстрастным выражением лица. На нем была футболка с незнакомым мне логотипом и шорты карго с набитыми карманами, но в целом он выглядел как вполне средний пацан. Выделялись только старомодные брекеты – такого рода, какие мешают нормально смыкать губы.

Света развернулась на месте, держась за меня одной рукой, чтобы сохранить равновесие. Посмотрела на Кензи, потом на сиреневоволосого парня и наконец на нового пацана. Она попыталась что-то сказать, безуспешно, и лишь со второй попытки произнесла:

– Она была моей первой в жизни подругой, которую я помню.

– Я не знала, – прошептала я.

– У меня не было никого, и… одно время я просто сидела в запертой комнате в больнице, а снаружи что-то происходило с участием ОПП и других «пятьдесят третьих». Потом меня познакомили с теми, кого мне труднее поранить. Виктория была в их числе. Она мне понравилась, и она знала Сплава, и она почему-то меня терпела, поэтому мы продолжали беседовать и встречаться.

Я придвинулась и прошептала ей на ухо: «Почему-то? Ты помогла мне не сойти с ума. Ты была моей подругой».

«Прекрати, глупая. Ты заставляешь меня плакать еще больше, – прошептала она в ответ. – И я не могу поверить, что наконец-то слышу твой голос вживую».

При последних словах ее глаза вновь наполнились слезами.

«Когда ты успела стать такой плаксой?» – спросила я.

«Я теперь вся эмоционально открытая и прочее дерьмо, – прошептала она. – Это Сплав виноват. И ты виновата, что нормальная и все такое прочее».

– Я уверен, что только что слышал свое имя, – заявил Сплав. – Возможно, это мне намек, что пора отсюда выбираться, пока мне не начали перемывать косточки.

– Я бы никогда не стала перемывать тебе косточки, – ответила Света нормальным голосом. Она повернулась к нему и слегка качнулась, но я придержала ее за руку. – И что бы я вообще говорила?

– Все равно я слышу, как идут еще люди, – сказал Сплав. Остановился, посмотрел на нас со Светой, широко улыбнулся. – Просто фантастика.

Света обняла мою руку.

– Ты это уже несколько раз повторил, – заметил сиреневоволосый парень.

– Я даже начать рассказывать не могу, – ответил ему Сплав. – Более чем в одном смысле. Оставлю это Виктории, пускай она поделится.

– Может, поболтаем как-нибудь в другой раз, – сказал парень. – Можем потусоваться.

– Если света, Виктория и Джессика скажут окей, – ответил Сплав и хлопнул его по плечу. – Не хочу втыкать палки в колеса терапии или создавать неловкие ситуации, размывая линии.

– Пошли мне мейл, если хочешь это обсудить. Я всегда рада тебя видеть, Сплав, – сказала миссис Ямада.

– Пошлю, и я тоже рад тебя видеть, Джессика. Прости, что не смог выделить время тут посидеть.

– Более чем понятно. Удачи. Мы еще можем наткнуться друг на друга, если ты останешься с «Надзором».

– Отлично, – произнес Сплав. Покосился на нас и подмигнул – вероятно, скорее Свете, чем мне. – Фантастика. Света, я напишу тебе, когда выясню, что у меня будет во второй половине дня.

– Удачи, – сказала Света.

Салютовав на прощение, Сплав ушел.

Я села и протянула руку Свете, которая рухнула на стул рядом с моим. Теперь, когда она освободила меня от своих медвежьих объятий, я увидела, что большая часть ее цвета – это раскраска искусственного тела. Из-за столкновений местами краска отстала, но в целом ниже шеи все, что не покрывала одежда, было разрисовано волнами, морскими змеями, птицами и рептилиями. Цвета были яркие и смелые, как на граффити, живые существа – жарко-оранжевые, фон – прохладно-синий и зеленый. Одета она была сравнительно невзрачно, в черный топ и коричневые штаны, на вид довольно толстые и прочные, но невзрачность компенсировалась маленькими пятнышками и мазками краски, попавшей на одежду, в основном в виде длинных, узких полосок.

Рассадка поместила меня между ней и Кензи. Кензи тем временем подалась к новоприбывшему члену группы, мальчику с брекетами. Похоже, рассказывала ему, что он пропустил.

– Тристан, – представился, подойдя, парень с сиреневыми волосами и протянул руку. Я ее пожала.

– Виктория.

– Твой брат к нам сегодня присоединится? – обратилась к нему миссис Ямада.

– Я спросил, он ничего не сказал, – ответил Тристан.

– Брат? – переспросила я.

– Близнец, – пояснил Тристан. Указал на свои волосы. – Одна из причин, почему я делаю себя таким узнаваемым. Его зовут Байрон, у него раньше были сине-зеленые волосы, аналогично моим, но потом он перестал так делать.

– Рада это знать, – сказала я.

Синие волосы.

Я подумала о своем младшем кузене. У Кристал всегда был красно-сиреневый облик, а вот Эрик выбрал синий цвет, красил волосы. Мысль была печальная, тоскливая. С такими потерями, с таким смятением в совсем недавнем прошлом она казалась какой-то далекой. Но расстояние не делало ее менее болезненной. Если представить себе, что последние четыре года меня жгло каждый час, день или неделю, то смерть Эрика и дяди Нила была первым разом, когда мою руку с силой прижало к горящей конфорке плиты.

Тревожно и труднообъяснимо, насколько то событие оказалось разрушительным и саднящим, – важное, но все-таки очень давнее.

Я сменила тему.

– Вы пришли вместе. Вы друзья?

– Нет. Или в некотором роде да? – ответил Тристан.

– В некотором роде, – согласилась Света.

Тристан пояснил:

– Я наткнулся на Сплава и Свету на пути к нашей первой сессии. Он высадил ее у входа, потому что ему надо было куда-то еще, и я предложил ей помощь. Мы со Светой вместе фанатели по Сплаву.

– Сплав достоин того, чтобы по нему фанатели, – заметила я.

Тристан улыбнулся.

– Что, импровизированный фан-клуб Сплава пополнился новым членом?

– Не, – ответила я. – Нет, я фан в очень приземленном смысле. Я считаю, что он хороший парень.

Света эмоционально кивнула.

– При нашей первой встрече Тристан все твердил и твердил, что он фанат Сплава номер один, – встряла Кензи.

– Ох, это. Не напоминай, – попросил Тристан.

– Ну, не буду, – сказала Кензи, слегка сдувшись.

Тристан вздохнул, обвел комнату беглым взглядом.

– Не, оставлять гостью в неведении нехорошо, и предполагается, что я должен отвечать за свои поступки. Можешь поделиться, я залижу свои раны.

– Ладно, – Кензи заметно воспряла духом, в то время как Тристан съежился. – В общем, Тристан вечно это твердил, небрежно так упоминал постеры, которые у него были когда-то, и у него был мерч.

– Фигурка Сплава со времен бостонских Защитников. Та, где он в своем первом костюме. Я по ней скучаю, – сказал Тристан.

– Хочу такую, – произнесла Света. – Было бы странно, если бы у меня такая была?

Кензи продолжила:

– В общем, он все это говорил, потому что был в полной эйфории, что ему довелось познакомиться со Сплавом. И тут наконец заговорила Света, и она сказала очень тихо, но все-таки сказала: «Думаю, я в этом круче тебя».

– А у меня соревновательный дух, – подхватил Тристан. – Так что я твердо заявил, что нет, она не круче.

Света улыбалась и вообще выглядела на седьмом небе. Вытерла лицо искусственной рукой – у нее все еще оставались дорожки слез. Я прильнула к ней и прошептала: «Салфетку дать?»

Она кивнула. Я встала со стула, а разговор тем временем продолжился.

– …И тут она заявляет, что она его девушка, – сказала Кензи.

– Угу, – вздохнул Тристан.

– Что она живет с ним, спит с ним в одной постели, и они делают друг другу завтрак, – продолжила Кензи.

Мне понравился этот мысленный образ. Мне нравилось, что Света так солнечно улыбается.

– Это трудно чем-то перебить, – сказал Тристан.

Я взяла салфетку со стола миссис Ямады и покосилась на нее. Пока что, похоже, происходящее ее ничуть не беспокоило.

– Не думаю, что тут вопрос в победе, – заметила Света.

Сев на место, я передала ей салфетку, и она принялась промокать щеки насухо. С татуировки слезло еще немножко макияжа, ее прикрывавшего.

– Ну даааа, – протянул Тристан. – Легко так говорить, когда ты явный победитель.

– Это справедливо, – сказала Света.

– Я шучу, кстати. Я сейчас не серьезен.

– Ага, – ответила Света. – А я уж недоумевала.

В комнату вошел еще один человек. Парень, белый, с русыми волосами до плеч. У него был порез под глазом и еще один на переносице. Джинсы были порваны на колене, рубашка сидела мешковато, явно на размер больше, чем надо. Сама рубашка белая, ее рукава красные, длинные, но закатанные до локтя. Кеды, на взгляд, видали много плохого обращения. Белые части стали коричневыми и серыми, и я заподозрила, что даже самая тщательная чистка не вернет им первоначальную белизну. Ему было лет шестнадцать или семнадцать.

– Но да, блин, я недостаточно хорошо смотрюсь в платье, так что вынужден уступить. Привет, Рейн, – сказал Тристан.

– Здоров, – ответил парень, которого, очевидно, звали Рейн. Он сел на пустой стул рядом с Тристаном. – Почему ты в платье?

– Просто валяю дурака.

Оставалось два свободных стула. Один, очевидно, для Джессики. Значит, остается еще один участник.

– Добрался без проблем? – спросил Тристан.

– Ага. Меня подвезли.

– Как твои дела? – спросила Кензи. Она сделала какой-то жест возле своей головы; я не увидела какой, потому что голова заслонила от меня руку.

Рейну, похоже, понадобилась секунда, чтобы подумать над ответом. Он немного нахмурился.

– Не сказать чтоб круто.

– Лучше или хуже, чем на той неделе? – спросила Кензи.

– Давайте оставим темы, относящиеся к терапии, для сессии, – вмешалась миссис Ямада. – Сейчас, пожалуйста, обычная беседа и обмен новостями. Мы не хотим начинать, пока все не будут в сборе, и я хочу пройтись по базовым правилам и ожиданиям, прежде чем мы спросим что-нибудь слишком личное.

Кензи улыбнулась, пожала плечами и села обратно на стул, положив руки на колени.

– Ладно, – кивнул Рейн и переключил внимание на меня. – Ты та самая героиня?

– Экс, в некотором роде, – ответила я. – Но да. Виктория.

– Привет. Я Рейн. Как название реки в Европе.

– Это имя Плаща или гражданское? – поинтересовалась я.

– Ненавижу, что тебе пришлось спросить. Гражданское. И, прежде чем ты прокомментируешь, да, я в курсе. Оно необычное, я уже наслушался шуток.

Судя по его тону, его терпение касательно этой темы лопнуло уже довольно давно. Я вскинула руки «сдающимся» жестом и плотно сжала губы.

– Ты сказала «экс», но прозвучало как-то неуверенно, – заметил он. – У тебя перерыв? Или?..

– Был перерыв, теперь пытаюсь вернуться обратно, но в итоге пришлось сделать еще один короткий перерыв, чтобы утрясти кое-какие побочные дела. И разобраться в происходящем.

– Да, – произнес он, как будто я сказала что-то очень тяжелое, и часть этой тяжести он ощутил на себе. – Я, по-моему, пытаюсь разобраться в происходящем с того самого дня, когда обрел способности.

– Значит, уже довольно долго? Если позволишь спросить?

– Чуть меньше года назад, – ответил он. – Думаю, мы с Крисом тут самые новички.

После Золотого утра. Это помогло уложить факты в контекст.

И Крис тоже. Методом исключения, Крис – это мальчик, примерно ровесник Кензи.

– Семейные проблемы. Ты как-то раз упомянул, – произнесла Кензи. Рейн согласно кивнул.

– Второе поколение? – спросила я. Возможно, в этом смысле мы с ним родственные души.

– На тему паралюдей можно задать уйму вопросов, – ответил Рейн. – Когда дело касается меня, ответ на большинство из них – «это сложно».

– Справедливо, – сказала я. – Я уже давно считаю, что паралюди должны получать членскую карточку, чтобы она материализовалась у нас в руках, когда мы триггеримся, или приходила по почте при первой возможности. На одной стороне предупреждение: «Обращаться с осторожностью», на другой надпись: «Эта херня трудная, не спрашивайте». И чтобы мы могли то и дело сверкать ей, как карточкой «выход из тюрьмы».

– Моя была бы истрепана с обеих сторон, – заверил Рейн.

– Мне бы очень пригодилась сторона «Эта херня трудная, не спрашивайте», – произнес Тристан.

– Теперь я чувствую себя лишней, – сказала Кензи. – Хотелось бы думать, что моя была бы чистой и опрятной, я бы ее держала в укромном месте, просто на всякий случай.

– Правда? – спросил Тристан. – Нет, правда?

– Прр-равда, – ответила Кензи с преувеличенным нажимом и закатыванием глаз. Тристан частично отзеркалил ее позу.

– Мне нравится эта идея, – сказал Рейн. – В смысле, карточка.

Рейн, на взгляд, был неулыбчив, но при нашем с ним разговоре, похоже, смог немного расслабиться.

– Кстати, я должна была спросить, мне можно ругаться? – поинтересовалась я, выкрутившись на стуле, чтобы посмотреть на миссис Ямаду.

– Если умеренно, то можно, – ответила она. – Нахождение здесь было бы намного менее позитивно, если бы вы не могли высказать все, что хотите высказать. Есть точка, за которой ругательства отнимают что-то от коммуникации и выразительности, которую я надеюсь увидеть, точка, за которой вы прячетесь за руганью, где она становится разрушительной. Я думаю, вы все шестеро имеете представление, где эта точка. Если мы подберемся к ней близко, я могу побыть арбитром.

– Хорошо, – кивнула я.

– Вспоминаю сессию групповой терапии, которая была у нас в больнице, – произнесла Света.

– Угу, – сказала я. Света была там только на первых сессиях. Она ушла, я осталась. – Ругани там было много. Но то было другое, и в той группе не было детей.

– Во всяком случае, маленьких детей, – добавила Света.

Я глянула на Кензи и Криса.

– Я не перейду за черту и не буду раздражать вас, если назову вас детьми? Не уверена, где граница зоны комфорта.

– Нормально, – фыркнула Кензи.

– Неа, – сказал Крис. – Больница? Ты была в психушке?

Он ни секунды не колебался. До сих пор он был такой тихий, но как только я открыла ему дорогу, чтобы присоединиться к разговору, он мгновенно перешел от отрицания к вопросам.

К довольно неприятным вопросам.

– Ох. Прости, – сказала мне Света. – Я должна была подумать, что ты, возможно, не хочешь это освещать. Прости. Я и раньше вроде как подняла эту тему.

Само по себе это в большинстве случаев не было для меня чем-то неподъемным, но могло бы вернуть меня к сессии групповой терапии, плюс присутствие Светы и миссис Ямады, плюс, возможно, само то, что у меня было несколько воспоминаний, которые было все труднее и труднее вытащить на поверхность, а Крис, у меня почти что возникло впечатление, давил.

Зашевелились темные, неприятные воспоминания. Паралич, слепота, бесконечная неприкаянность. То, что показывали по телевизору и по радио, было почти невыносимо слушать – не из-за тем, а из-за моей неспособности сменить канал или вовсе выключить эту штуку, и это при том, что я же сама попросила ее принести.

Секунда ушла у меня на то, чтобы проглотить ком, вспомнить нормальное дыхание и ритм, и то лишь потому, что я об этом подумала.

– Не надо давить слишком сильно на Викторию, пожалуйста, – попросила миссис Ямада. – Я понимаю, ты, возможно, испытываешь желание проверить ее и понять, можешь ли ты ей доверять, и это разумно, если учесть уровень того, чем мы тут делимся, но давай будем справедливыми. Бытовая беседа пускай остается бытовой беседой, я очерчу основные вещи, когда мы начнем, и ты решишь, испытываешь ли ты дискомфорт. Если да, то мы придумаем, как нам двигаться вперед.

– Всё окей, – произнесла я.

– Если ты уверена…

– Всё в порядке, – повторила я, радуясь, что нашла нормальную интонацию, ничего не выдав. Повернулась к Крису. – Да. Я там была. Прибыла в середине две тысячи одиннадцатого, полтора года, и потом еще в жилище под патронажем психбольницы.

– Да, – сказал Крис. – А до того в Броктон-Бее?

– Ага, – кивнула я. На секунду удивилась, как он пришел к этому выводу, потом вспомнила, что город и его название у меня на платье.

– Раньше Броктон-Бей часто мелькал в новостях, – подметил он.

– Ага, – повторила я. – И не всегда в хорошем смысле.

Я не понимала, как подходить к разговору с Крисом. Его было трудно считывать – и по одежде, и по выражению лица; я кидала взгляд на его рот, чтобы увидеть, улыбается он или хмурится, но видела только брекеты. К тому же до сих пор он молчал, так что у меня было мало на что опираться.

Что-то в нем меня беспокоило. Не только направление его вопросов и то, что они на меня как будто давили, но его манера держаться и мелочи во внешности, которые я даже не могла выразить словами. Вот, например, растрепанные волосы. У него как будто было три хохолка – два по углам линии волос и один у виска. Поскольку волосы прижимало к голове наушниками, которые он так и не снял, из этих мест волосы расходились в стороны, и они выглядели как залысинки. Пальцы он держал слегка согнутыми. Это немного вышибало из колеи, как и то, что он атаковал меня этими неудобными, проникающими вопросами и комментариями.

Я подивилась – возможно, он из тех, кто беспокоили миссис Ямаду как часть группы? Одно из добавлений, запустивших что-то нестабильное?

Возможно, это было несправедливо с моей стороны.

– Сплав присутствовал при большей части тех событий, – произнесла Света, прикрывая меня. – Я слышала часть того, что произошло. Это было устрашающе.

Откровенно говоря, как бы я ни любила Свету, я нашла нечто забавное в том, что именно она произнесла последнее предложение.

– «Устрашающе» – подходящее слово.

– Но все-таки ты носишь эту блузку, – подметил Рейн. – Ты прикипела к этому городу.

– Конечно. Это мой город. Я там выросла.

– Но ты признаёшь, что там были пугающие вещи? – спросил Рейн.

– Город не определяется тем, что с ним произошло. Так же как мы не есть то плохое, что происходило с нами, – ответила я.

– А разве нет? – спросил Крис, подавшись вперед на своем стуле и опершись локтями о колени. – Мы сумма того, что с нами произошло, как хорошего, так и плохого.

– Нет, – твердо сказала я. Затем, секунду поразмышляв, добавила: – Не можем быть только суммой. В этом много чего другого участвует.

– Ты заставляешь меня вспоминать уроки естествознания, – заметил Рейн. – Мне они всегда не давались. Как там это называется? «Наследственность или окружающая среда»?

– Наследственность против окружающей среды, да, – подтвердил Крис.

– Точно. Я должен был это помнить. Значит, вы все про наследственность, да?

Я подумала о своей семье. Не уверена, что это намного лучше.

Эми много забивала себе этим голову.

– Мы проникаем на территорию, которая опять слишком близка к терапии, – сказала миссис Ямада и спасла меня от этого направления мыслей. – Поэтому я вынуждена вмешаться. Но это хорошая тема, ее стоит иметь в виду для наших сегодняшних дискуссий. Я слежу за временем, и мы готовы начать.

«Хорошая идея», – подумала я и кинула взгляд на пустые стулья.

Миссис Ямада обошла комнату по периметру и остановилась позади одного из них.

– Позвольте мне пересказать нашей гостье и напомнить остальной группе то, что я сказала в начале нашей первой сессии. Этот конкретный тип групповой терапии сосредоточен на размышлении над собой, эффективной социализации, поддержке друг друга, помощи в решении проблем и исследовании шаблонов, в которые мы впадаем, как конструктивных, так и проблематичных. Каждый из вас провел какое-то время вместе со мной, работая в этих направлениях, а здесь платформа, где мы многое из этого обкатываем на практике.

Моя роль в этом, Виктория, – роль арбитра и тренера. Я буду пытаться обеспечить, чтобы у каждого была своя очередь и право голоса. Я буду пытаться направлять или уводить в сторону дискуссию, если она зайдет на малоконструктивную территорию, и поддерживать динамику, если в этом будет необходимость. Периодически буду вмешиваться, чтобы обеспечивать должное внимание к вопросу конфиденциальности. Я попросила Викторию просмотреть те же материалы, что я дала остальным из вас.

Я кивнула.

– Я могу обещать вам конфиденциальность со своей стороны и призываю вас всех ее придерживаться, но гарантировать этого не могу. Если кто-либо из вас собирается заниматься злодейской деятельностью, другие члены группы могут быть вынуждены давать против вас показания.

В комнату вошел последний член группы. Девушка, на взгляд, между восемнадцатью и двадцатью годами, но ее рост мог быть обманчив. Белые волосы, достигающие талии, радужки глаз очень бледные или вовсе белые, черное платье с десятком ремешков, сложным образом пересекающихся на плечах и спине. Подол платья в одном месте был поврежден. Нити разлохмачены, полиэстер расплавлен, заметная дырка.

– Привет, босс, – произнесла Кензи с лукавым огоньком в глазах. Миссис Ямада кинула на нее строгий взгляд.

– Я рада, что ты сумела добраться, Эшли, – сказала миссис Ямада. – Последнюю пару минут я посвятила тому, чтобы пройтись по базовым вещам, напомнить всем о целях нашей группы и о том, как в групповой сессии работает конфиденциальность.

– Чтобы ввести в курс дела нашу гостью? – спросила «Эшли». Она пошла прямиком к столу у стены комнаты, где стоял кувшин и несколько бумажных стаканчиков, и налила себе воды.

– Да. Ее зовут Виктория. Если ты сядешь, я принесу все остальное, что тебе нужно, но я хотела бы, чтобы все заняли свои места, тогда я смогу продолжить.

Эшли прошла позади меня и обошла вокруг группы, чтобы добраться до одного из пустых стульев, между Рейном и Крисом. Садясь, она махнула рукой под собой, чтобы отвести платье в сторону и не дать ему смяться на стуле.

Она уставилась на меня. Возможно, лучше сказать, она принялась разглядывать меня.

Мне же оставалось переваривать ошибку миссис Ямады, ради помощи в исправлении которой я сюда и пришла. Я была на девяносто пять процентов уверена, что знаю, кем была «Эшли» в костюме, и мне предстояло впитать это знание и понять, как оно увязывается с нашей проблемой.

Миссис Ямада продолжила:

– Чем делиться, я оставляю на ваше усмотрение. Вы все согласились участвовать, зная о прилагающихся рисках и трудностях. Надеюсь, нас ждет позитивный набор упражнений. Думаю, я изложила более или менее всё. Полагаю, присутствие Виктории и то, что у вас была неделя подумать о том, о чем мы говорили на предыдущей сессии, означает, что у вас имеются вопросы.

– Приводить ее сюда довольно-таки поздно, – заявила Эшли. – Она вступает в группу?

– Мы не планировали ее вступление как таковое, – ответила миссис Ямада. – Я ее пригласила, поскольку она чрезвычайно хорошо подготовлена, чтобы разобраться с темами, всплывшими на предыдущей сессии. На этом мы будем основываться, и вы сможете сами решить, чем готовы здесь поделиться. На нашей следующей и последней сессии, в зависимости от вашего уровня комфорта и того, насколько вы захотите продолжить сегодняшнюю дискуссию, она может присутствовать, отсутствовать или присутствовать не все время.

– Это действительно «проблема»? – спросил Тристан, изобразив в воздухе кавычки.

– Думаю, это может быть проблемой. Виктория может вкратце объяснить.

– Предполагается, что мы должны знать, кто она? – спросила Эшли.

Я покосилась на миссис Ямаду. Она как раз садилась между Эшли и Крисом. Судя по жесту в мою сторону и тому, что она не ответила на вопрос, «арбитр» оставлял мяч на моей половине поля.

– Я Виктория Даллон. Если вы проходите курс «Паралюди», моя фамилия должна всплыть, потому что это в буквальном смысле хрестоматийный пример того, как способности работают в семьях. Я… уверена, что ты натыкалась на мою семью, Эшли.

– Думаешь? Я встречалась с таким множеством Плащей, что трудно запоминать.

– Ты знаешь про «Новую волну»? – спросила я. – Белые трико, цветные символы?

– Знаю нескольких таких. На названия я не всегда обращала внимания.

– Это должно было быть в Бостоне. Там, на месте, ходил слэнговый термин «Бостонские игры».

Впервые за все время Эшли улыбнулась.

Я стала объяснять остальной комнате, глядя вполглаза на миссис Ямаду, чтобы убедиться, что не говорю лишнего.

– Серия арестов в Бостоне привела к сдвигу баланса сил между местными бандами. Это достаточно обычная вещь, но команда Протектората продолжила действовать жестко, опрокинув почти все крупные банды и большинство мелких банд и отдельных злодеев, в результате чего в городе образовалась пустота больше обычной. Злодеи всех мастей и уровней силы потекли в город, злодеи в соседних городах были заинтересованы в том, чтобы там зацепиться, получить место для отступления или для расширения, в общем, там образовался кошмарный клубок злодейских политических игр.

– Лучшие дни моей жизни, – произнесла Эшли.

– Герои, как и ОПП, и команда моей семьи, направились туда, чтобы попытаться хранить мир, пока все не успокоится. Команда моей семьи – это были Леди Фотон, Стальной Кулак, Гренадер, Рубака, Светоч и Цветок.

– Герои без масок, – сказала Эшли.

– Да, – кивнула я.

– Я их помню. Я была в числе злодеев, которые туда слетелись.

Это стало подтверждением, что она тогда была Девой-жди-беды. Второсортная злодейка, хроническая головная боль тогдашнего ОПП, непредсказуемая, опасная, нестабильная, и, к счастью, она доставляла больше проблем самой себе, чем другим. Ее рекрутировал «Орден кровавой девятки», чтобы пополнить свою численность, и вскоре после этого она погибла.

Ее история – история самосаботажа, раз в два-три года перемежаемая событиями, при которых она была поводом для тревоги. Во время Бостонских игр она в каком-то смысле процветала, настолько, что о ней оповестили всех Плащей северо-востока США, чисто на всякий случай.

Позже она нашла себе место в «Девятке». Она была из той категории Плащей, которые каким-то образом взлетают, когда всё вокруг тонет. Так что почти логично было, что, следуя этой закономерности, она восстала из могилы как раз тогда, когда весь мир погрузился в хаос.

Кензи говорила что-то, но я не могла настроиться на ее слова.

«Орден кровавой девятки» означал Костерезку. Ползуна. За этим, в свою очередь, пошли воспоминания о моих последних связных моментах, моментах меня, о провале в памяти, о последствиях. Это заставило меня думать о настоящих монстрах и о вполне реальной возможности, что Эшли из таких.

– Ты там была?

Секунда понадобилось мне, чтобы понять, что Эшли спрашивает меня.

– Если тебе некомфортно углубляться в это, мы можем сменить тему, – предложила миссис Ямада.

– А можно мне воды? Прости, Эшли, ты имела в виду Бостон?

– Да. Во время Бостонских игр, – сказала Эшли. Миссис Ямада же встала и направилась за водой.

– Я была слишком маленькой. Я следила за событиями дома, в гостиной, которую мы превратили во что-то вроде штаб-квартиры, поставили там несколько маркерных досок. Я делала домашку и прочие дела, а заодно раскрашивала карты и переставляла булавки, когда территории переходили из рук в руки. Какая-то проблема?

– Нет, – ответила Эшли.

– А каковы твои мысли на эту тему, Виктория? – спросила миссис Ямада, протягивая мне воду.

Я отпила, прежде чем ответить.

– Нормально. Бостон был в основном нормально. Мои родные не пострадали. Для меня она была лишь булавкой на карте Бостона, которая висела у нас в гостиной…

Я заметила, что у Девы чуть изменилось выражение лица. Слегка прищурились глаза.

– …и несколькими интересными и впечатляющими историями, которые принесли домой тетя, дядя и папа.

Это убрало прищур. Урок усвоен.

– Хорошо, – сказала миссис Ямада. – Рада слышать. Вопросы, мысли, наблюдения? У кого-нибудь есть?

Эшли не закончила с вопросами и комментариями. Ее следующие слова прозвучали как обвинение, а обвиняющий тон ей удавался очень хорошо.

– Вы нарочно привели ее сюда, чтобы заставить нас передумать.

 

⊙

 

Наш разговор прервался, когда официантка подошла вытереть стол за спиной у Джессики. Я покрутила лед в уже почти пустом бокале.

– Мне никогда не нравились кодовые имена, – произнесла Джессика.

– В этом отношении мы, видимо, совсем не похожи. Для меня в них есть что-то забавное. Они многое раскрывают.

– Это да, но зачастую они раскрывают лишь то, насколько сильно пациент хочет убежать, отбросить человечность и нырнуть куда-то далеко за грань человечности. Некоторые уже не выныривают. Некоторые по пути в глубину ранят других. Некоторые тонут в этом гигантском, непостижимом море.

Я сделала глубокий вдох, затем вздохнула.

– Поэтический настрой?

– Возможно, моя собственная разновидность эскапизма. Иногда я думаю о мире, в котором все мои пациенты могли бы существовать под своими настоящими именами.

– Боюсь, я не могу уследить за ходом вашей мысли.

– Я организовала групповую терапию. Долгое время я размышляла, представляет ли кто-нибудь из моих пациентов серьезную угрозу для других, не затормозят ли они терапию своих товарищей. Я приняла меры, я корпела над записями, пытаясь визуализировать, как может пойти процесс, каких тем я могу безопасно касаться или возвращаться. Как я уже говорила, первые встречи трудны.

– Да. Могу представить.

– И, хотя мне не нравится, как эту идею зачастую интерпретируют и к каким выводам приходят, нестабильность свойственна такой терапии, и есть экспоненциально растущая вероятность проблем по мере того, как группы Плащей растут. С паралюдьми все часто оказывается гипертрофированно, будь то их слабые места, болевые точки или склонности на определенные точки нажимать. Чем больше помещаешь в одно место, тем выше риск, что кто-нибудь нажмет неверную кнопку. Это еще одна вещь, которая меня тревожила.

Я кивнула, потом спросила:

– Сколько уже существует эта группа?

– Два месяца и одну неделю, одна-две сессии в неделю, как получается. Мы еще не в самом конце, но близко. Предполагалось, что у нас будет легкая середина.

– Предполагалось? Вы ослабили бдительность?

– В некотором роде. Возможно, с самого начала, – ответила Джессика.

Она казалась искренне обеспокоенной. Я придержала язык.

Джессика продолжила:

– Я так долго предчувствовала катастрофу и составляла планы, что не смогла увидеть другую сторону медали. Я не хотела думать о них как о Плащах. Я выискивала то, что помогло бы им наладить связи и найти причины слушать друг друга.

Я осознала, что произошло.

Джессика кивала собственным словам.

– Это была моя ошибка. Мы приближались к финальному отрезку, и я напомнила им о дате, когда мы подведем итоги и закончим. Затем беседа приняла поворот, который застал меня совершенно врасплох. Они выразили желание остаться вместе. Они хотят создать команду.

– Команду какого рода?

– Геройскую, похоже.

– Это что, так плохо? – спросила я.

– Не вдаваясь в особые детали, Виктория, скажу, что некоторые из них проблемные, либо уязвимые, либо и то, и другое. Да, я считаю, что это нехорошо.

 

Предыдущая          Следующая