ГЛАВА 30. БЕЛАЯ ГРОБНИЦА
Все уроки были отменены, все экзамены отложены. В течение следующей пары дней некоторых студентов поспешно увезли из Хогвартса их родители – близнецы Патил уехали еще до завтрака на следующее утро после гибели Дамблдора, а Захариас Смит покинул Хогвартс со своим надменного вида отцом. В то же время Шимус Финниган категорически отказался уезжать домой вместе со своей матерью; они долго орали друг на друга прямо в холле, пока она в конце концов не согласилась, что он может остаться на время похорон. Как сказал Шимус Гарри с Роном, ей не удалось найти в Хогсмиде места для ночлега, ибо деревня переполнилась ведьмами и волшебниками, намеревающимися оказать последние почести Дамблдору.
Наиболее юные студенты, никогда прежде такого не видевшие, были немного возбуждены, когда прямо перед похоронами на опушке Леса приземлилась голубая карета размером с дом, запряженная дюжиной гигантских пегих лошадей с крыльями и развевающимися белыми гривами. Из окна Гарри наблюдал, как по ступеням кареты спустилась огромная красивая черноволосая и смуглолицая женщина и бросилась в уже приготовленные объятия Хагрида. В то же время делегацию официальных представителей Министерства, включая самого Министра Магии, размещали непосредственно в замке. Гарри старательно избегал контакта с ними всеми; он был уверен, что рано или поздно от него опять потребуют отчета о последней отлучке Дамблдора из Хогвартса.
Гарри, Рон, Гермиона и Джинни все свое время проводили вместе. Великолепная погода, казалось, насмехалась над ними; Гарри представлял себе, как было бы здорово, если бы Дамблдор не умер… Они спокойно сидели бы все вместе в конце года, после окончания экзаменов Джинни, после избавления от груза домашней работы… И час за часом он откладывал слова, которые должен был произнести – слишком трудно ему было отказаться от своего лучшего источника успокоения.
Дважды в день они заходили в госпитальное крыло. Невилла уже выписали, но Билл по-прежнему оставался на попечении мадам Помфри. Его шрамы все не заживали. По правде говоря, чем-то он стал внешне напоминать Психоглазого Хмури, хотя и, к счастью, с обеими ногами и двумя глазами, зато характер его, похоже, совершенно не поменялся. Судя по всему, единственное, что изменилось, – теперь он пристрастился к очень непрожаренным бифштексам.
– …так что это даже хорошо, что он на мнье жьенится, – радостно заявила Флер, взбивая его подушки, – потому что британцьи всьегда пережаривают мьясо, я всьегда это говорилья.
– Похоже, мне все-таки придется смириться с тем, что он в самом деле собирается на ней жениться, – вздохнула Джинни тем же вечером, когда они вместе с Гарри, Роном и Гермионой сидели возле окна гриффиндорской общей комнаты и смотрели на сумрачный парк.
– Она не так уж плоха, – успокаивающе заметил Гарри. – Хотя и уродина, – поспешно добавил он, увидев, как Джинни подняла брови, и она нехотя хихикнула.
– Ну, думаю, если мама это переживет, то и я смогу.
– Еще кто-нибудь знакомый умер? – спросил Рон у Гермионы, углубившейся в чтение «Ивнинг Профет».
Показное спокойствие в его голосе заставило Гермиону вздрогнуть.
– Нет, – осуждающим тоном ответила она, сворачивая газету. – Они по-прежнему ищут Снейпа, но пока безрезультатно…
– Ну разумеется, безрезультатно, – зло произнес Гарри, приходивший в дурное расположение духа всякий раз, когда поднималась эта тема. – Они не найдут Снейпа, пока не найдут Волдеморта, а поскольку это им до сих пор не удавалось…
– Пойду-ка я спать, – зевнула Джинни. – Мне не удавалось выспаться как следует с того самого… Ну… в общем, поспать не помешает.
Она поцеловала Гарри (Рон демонстративно отвернулся), помахала рукой Рону с Гермионой и отправилась в свою спальню. Едва дверь за ней закрылась, Гермиона пододвинулась к Гарри с самым гермионским выражением лица.
– Гарри, сегодня утром в библиотеке я нашла кое-что…
– Р.А.Б.? – быстро спросил Гарри, мгновенно выпрямившись в своем кресле.
Он сейчас не испытывал того чувства, которое так часто охватывало его раньше – возбуждения, любопытства, жгучего стремления добраться до самого сердца тайны; он просто знал, что правда о настоящем Хоркруксе должна быть найдена, прежде чем он сможет продолжить свой темный и извилистый путь, тот самый путь, который они с Дамблдором начали вместе и который, он знал, теперь он должен будет пройти один. Вероятно, где-то там, в мире, еще остались целых четыре Хоркрукса, и каждый из них должен быть найден и уничтожен, прежде чем появится хотя бы возможность смерти Волдеморта. Он все повторял и повторял про себя их названия, словно этим он мог приблизить их к себе: «Медальон… Кубок… Змея… Что-то принадлежавшее Гриффиндору или Рэйвенкло… Медальон… Кубок… Змея… Что-то принадлежавшее Гриффиндору или Рэйвенкло…»
Эта мантра, казалось, пульсировала у Гарри в голове, когда он засыпал, и сны его были наполнены кубками, медальонами и таинственными предметами, до которых ему никак не удавалось добраться; Дамблдор предлагал Гарри веревочную лестницу, но она превращалась в змей всякий раз, когда он начинал по ней взбираться…
Он показал Гермионе записку, найденную в медальоне, на следующее утро после гибели Дамблдора. Хотя она не сразу поняла, что за этими инициалами кроется какой-то загадочный волшебник из тех, о которых она все время читала, с тех пор она удалялась в библиотеку немного чаще, чем полагалось человеку, которому не нужно было выполнять домашних заданий.
– Нет, – печально ответила она. – Я пытаюсь, Гарри, но пока я ничего не нашла… Есть парочка довольно известных волшебников с такими инициалами – Розалинда Антигона Бангс… Руперт «Арбалетчик» Брукстэнтон… но они явно не подходят, совсем. Судя по этой записке, человек, укравший Хоркрукс, знал Волдеморта, а я не нашла ни намека на то, что Бангс или Арбалетчик когда-либо имели к нему хоть какое-то отношение… Нет, на самом деле то, что я нашла, это насчет… ну… Снейпа.
Вид у нее стал очень нервный даже при простом произнесении этого имени.
– Что еще насчет него? – тяжело спросил Гарри, плюхаясь обратно в кресло.
– Ну… просто, похоже, я была не так уж неправа насчет этого дела с Принцем-Полукровкой, – осторожно произнесла она.
– Гермиона, тебе обязательно опять это ковырять, а? Как ты считаешь, что я чувствую по этому поводу?
– Нет – нет – Гарри, я не это имела в виду! – поспешно сказала она и оглянулась, чтобы убедиться, что их не подслушивают. – Просто я была права насчет того, что эта книга когда-то принадлежала Эйлин Принц. Понимаешь… она мать Снейпа!
– Я сразу подумал, что она уродина, – откомментировал Рон. Гермиона его проигнорировала.
– Я листала старые номера «Профет» и нашла там маленькую заметку, что Эйлин Принц вышла замуж за человека по имени Тобиас Снейп, а позже – упоминание, что она родила…
– …убийцу, – выплюнул Гарри.
– Ну… да, – кивнула Гермиона. – Так вот… я, значит, была права. Снейп наверняка гордился тем, что он «наполовину Принц», понимаешь? Судя по тому, что было написано в «Профет», Тобиас Снейп был муглем.
– Да, все сходится, – сказал Гарри. – Он наверняка изображал из себя чистокровного, так что смог сойтись с Люциусом Малфоем и прочими… Он совсем как Волдеморт. Чистокровная мать, отец-мугль… Оба стыдились своего происхождения, пытались заставить всех бояться себя, используя Темные Искусства, придумали себе красивые новые имена – Лорд Волдеморт, Принц-Полукровка – как мог Дамблдор не заметить?..
Он прервался на полуслове, уставившись в окно. Гарри не мог выкинуть из головы мысль о непростительной вере Дамблдора в Снейпа… Но, как Гермиона только что непреднамеренно напомнила ему, Гарри сам вел себя точно так же… Несмотря на то, что эти вписанные в книгу заклинания становились с каждым разом все более отвратительными, он просто отказывался думать плохо о мальчике, который был так умен, который ему так помогал…
Помогал ему… Теперь эта мысль была почти невыносимой…
– Я по-прежнему не понимаю, почему он не донес, что ты пользуешься этой книгой, – произнес Рон. – Он же должен был знать, откуда ты это все берешь.
– Он знал, – горько ответил Гарри. – Он узнал, когда я применил Сектумсемпру. Ему даже Легилименция не очень-то нужна была… А может, он и раньше знал, когда Слагхорн распинался, как я крут в Зельях… А нечего было оставлять свой старый учебник в том шкафу, да?
– Но почему он тебя не сдал?
– Не думаю, что он хотел, чтобы его связали с той книгой, – сказала Гермиона. – Я не думаю, что Дамблдору это бы очень понравилось, если бы он узнал. И даже если бы Снейп сделал вид, что это не его, Слагхорн мгновенно бы узнал его почерк. В любом случае, книга была в классе, где раньше преподавал Снейп, и держу пари, что Дамблдор знал, что фамилия его матери была Принц.
– Я должен был показать эту книгу Дамблдору, – покачал головой Гарри. – Все это время он мне показывал, какое зло творил Волдеморт, даже когда он учился в школе, а у меня в руках было доказательство, что Снейп тоже…
– «Зло» – это все же слишком сильное слово, – тихо произнесла Гермиона.
– Ты же сама все время говорила мне, что эта книга опасна!
– Я просто хочу сказать, Гарри, что ты слишком сильно себя винишь. Я всегда полагала, что у этого Принца мерзкое чувство юмора, но я и подумать не могла, что это потенциальный убийца…
– Все мы и подумать не могли, что Снейп… ну вы поняли, – сказал Рон.
Они замолчали, погруженные каждый в свои собственные мысли, но Гарри был уверен, что Рон с Гермионой, так же как и он, думают о завтрашнем утре, когда тело Дамблдора будет упокоено. Гарри никогда раньше не присутствовал на похоронах – когда Сириус умер, погребать было нечего. Он не знал, чего ожидать, и немного беспокоился о том, что он завтра увидит и как будет себя чувствовать. Он думал про себя, не станет ли для него гибель Дамблдора более реальной после окончания похорон. Хотя моментами этот ужасающий факт обрушивался на Гарри со всей своей ошеломляющей силой, но время от времени его охватывало оцепенение, когда он не мог поверить, что Дамблдора действительно не стало, даже несмотря на то, что во всем замке только об этом и говорили. Правда, в отличие от случая с Сириусом, он не искал отчаянно какой-нибудь выход, какой-нибудь способ, которым Дамблдора можно было бы вернуть назад… Гарри нащупал в кармане холодную цепочку поддельного Хоркрукса, который он теперь носил с собой повсюду – не как талисман, но как напоминание о том, какую цену за него пришлось заплатить и сколько еще осталось сделать.
На следующее утро Гарри встал пораньше, чтобы упаковаться; Хогвартс-экспресс должен был отправиться через час после окончания похорон. Спустившись по лестнице в Большой Зал, Гарри обнаружил, что атмосфера там царит подавленная. На всех были парадные мантии, и никто не казался особо голодным. Профессор МакГонагалл оставила главное кресло за преподавательским столом пустым. Кресло Хагрида также пустовало – Гарри решил, что, вероятно, он просто был не в силах прийти сюда на завтрак. Снейпово же место бесцеремонно занял Руфус Скримджер. Гарри избегал взгляда его желтоватых глаз, обшаривающих Зал; у него было неприятное ощущение, что его Скримджер и ищет. Среди свиты Скримджера Гарри узнал рыжие волосы и очки в роговой оправе Перси Уизли. Рон не подавал виду, что также заметил Перси, разве что тыкал вилкой куски копченой рыбы с непривычным остервенением.
Немного подальше, за столом Слизерина, о чем-то шептались Крэбб и Гойл. Какими бы огромными они ни были, но без высокой бледной фигуры командующего ими Малфоя они казались странно одинокими. Гарри не особо много думал о Малфое. Вся его ярость приберегалась для Снейпа, хотя он не забыл ни страха в голосе Малфоя там, на вершине башни, ни того, что Малфой опустил свою палочку непосредственно перед появлением других Упивающихся Смертью. Гарри не верил, что Малфой убил бы Дамблдора. Он по-прежнему презирал Малфоя за его увлеченность Темными Искусствами, но теперь к этому презрению примешалась малая толика жалости. Где, размышлял Гарри, мог находиться Малфой сейчас, и что еще Волдеморт заставлял его делать, угрожая убить его самого и его родителей?
Гаррины размышления были прерваны Джинни, пихнувшей его под ребра. Профессор МакГонагалл поднялась на ноги, и унылый гул в Зале мгновенно стих.
– Пора, – сказала она. – Пожалуйста, следуйте наружу за главами факультетов. Гриффиндоры, за мной.
Практически в полном молчании они по одному выбрались из-за своих скамеек. Гарри мельком увидел во главе колонны слизеринов Слагхорна, одетого в великолепную длинную изумрудно-зеленую мантию, расшитую серебром. Никогда он раньше не видел профессора Спраут, главу Хаффлпаффа, выглядевшей столь опрятно; на ее шляпе не было ни пятнышка. Когда они добрались до холла, там они встретили стоящих рядом мадам Пинс и Филча – она в плотной черной вуали, ниспадавшей до колен, он в старом черном костюме с галстуком, от которого разило нафталином.
Как только Гарри вышел на каменные ступени у входной двери, он понял, что все направляются к озеру. Солнышко ласково гладило его лицо, пока они молча шли вслед за профессором МакГонагалл туда, где в ряды уже выстроились сотни стульев. По центру эти ряды были разрезаны проходом, ведущим к мраморному столу, к которому были обращены все стулья. Стоял прекраснейший летний день.
Половина стульев уже была занята чрезвычайно пестрым обществом: оборванцы и щеголи, старики и юнцы… Большинство из них были Гарри незнакомы, но некоторых он узнал. Там были члены Ордена Феникса: Кингсли Шаклболт, Психоглазый Хмури, Тонкс (ее волосы чудесным образом вернули себе ярко-розовый цвет), Ремус Люпин, с которым она держалась за руки, мистер и миссис Уизли, Билл в сопровождении Флер, за их спинами – Фред и Джордж, одетые в черные жилеты из драконьей кожи. Там же была мадам Максим, занявшая собой два с половиной стула, Том, владелец «Дырявого Котла», сквиб Арабелла Фигг, Гаррина соседка, волосатый бас-гитарист из группы «Странные Сестрички», Эрни Прэнг, водитель Рыцаря Дороги, мадам Молкин из магазина одежды в Диагон Аллее и еще несколько человек, которых Гарри раньше только видел, например, бармен из «Кабаньей Головы» и ведьма, возившая тележку с едой в Хогвартс-экспрессе. Призраки замка также были здесь; под ярким солнечным светом их было почти не видно, но можно было различить, когда они двигались, бесплотно мерцая в воздухе.
Гарри, Рон, Гермиона и Джинни протиснулись к местам на краю ближайшего к озеру ряда. Люди перешептывались между собой; этот шепот звучал, как шум ветра в траве, но не перекрывал пения птиц. Толпа продолжала расти. Гарри ощутил глубокую признательность, увидев Невилла и помогавшую ему занять свое место Луну. Из всей А.Д. лишь они откликнулись на призыв Гермионы в ту ночь, когда погиб Дамблдор, и Гарри знал, почему: именно они сильнее всех скучали по А.Д… Вероятно, они единственные регулярно проверяли свои монеты, надеясь, что будут еще встречи…
Корнелиус Фадж прошествовал мимо них к первым рядам со скорбным выражением лица, вертя зеленый котелок в своей обычной манере. Затем Гарри узнал Риту Скитер с ярко-красными ногтями на руках, сжимающую, к его негодованию, блокнот. И еще больший приступ ярости он испытал, увидев Долорес Амбридж с неубедительным выражением скорби на жабоподобном лице и с черным бархатным бантом поверх стального цвета кудряшек. При виде кентавра Флоренция, стоящего подобно стражу у самой воды, она вздрогнула и поспешно потрусила к сиденью, расположенному подальше.
Наконец, места заняло начальство. Гарри увидел Скримджера, с серьезным и величественным видом сидящего рядом с профессором МакГонагалл в первом ряду. Он подумал, действительно ли Скримджер или кто-либо еще из всех этих шишек всерьез сожалеет о гибели Дамблдора. Но тут он услышал музыку, странную, потустороннюю, и сразу же забыл о своей неприязни к Министерству, вертя головой в поисках источника этой музыки. И не он один: многие головы встревоженно поворачивались туда-сюда, пытаясь понять, откуда она исходит.
– Вон там, – прошептала Джинни на ухо Гарри.
И тогда Гарри увидел их в прозрачной залитой солнцем зеленой воде, в считанных дюймах под ее поверхностью (он содрогнулся, вспомнив о Преисподах) – хор русалок звучал на каком-то странном языке, которого он не понимал; их бледные лица колыхались от пробегающей над ними ряби, их фиолетовые волосы плыли вокруг. От этой музыки волосы на шее Гарри встали дыбом, но в то же время ее нельзя было назвать неприятной. В ней отчетливо слышались безысходность и боль утраты. Глядя в дикие лица поющих, он почувствовал, что по крайней мере они действительно сожалеют о кончине Дамблдора. Затем Джинни снова пихнула его, и он обернулся.
Вверх по проходу между стульями медленно шел Хагрид. Он беззвучно плакал, лицо его было залито слезами, а в руках его, завернутое в фиолетовый бархат, усыпанный золотыми звездами, покоилось тело Дамблдора. Когда Гарри это увидел, острая боль прошила его горло: на какое-то мгновение потусторонняя музыка и осознание того, что тело Дамблдора так близко, казалось, забрали из воздуха все тепло. Рон был весь белый и выглядел совершенно потрясенным. Слезы текли из глаз Джинни и Гермионы, обильно орошая их колени.
Они не очень отчетливо могли видеть, что происходит впереди. Похоже, Хагрид осторожно положил тело на стол. Вот он отошел обратно, вниз по проходу, и с громким трубным звуком высморкался, чем привлек к себе несколько возмущенных взглядов, в том числе, как заметил Гарри, от Долорес Амбридж… но Гарри знал, что Дамблдора это бы нисколько не волновало. Он дружески помахал Хагриду, когда тот проходил мимо, но глаза Хагрида так заплыли, что удивительно было, как он вообще видел, куда идет. Гарри мельком глянул в сторону заднего ряда, куда направлялся Хагрид, и понял, что вело его: там, одетый в жилет размером с небольшой шатер и в столь же необъятные брюки, сидел великан Гроуп, покорно, совсем по-человечески склонив вниз свою уродливую валуноподобную голову. Хагрид уселся рядом со своим единоутробным братом, и Гроуп довольно жестко похлопал его по голове, так что ножки его стула ушли в землю. Удивительно, но Гарри на какое-то мгновение испытал желание расхохотаться. Но тут музыка прекратилась, и он снова повернулся вперед.
Маленький человечек со встрепанными волосами, одетый в строгую черную мантию, поднялся на ноги и сейчас стоял перед телом Дамблдора. Гарри не слышал, что именно он говорил. Через сотни голов до них долетали отдельные странные слова. «Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие сердца»… Все это не имело особого смысла. Это не имело никакого отношения к Дамблдору, насколько Гарри его знал. Неожиданно он припомнил несколько слов из тех, что употреблял Дамблдор: «дурень», «эксцентричный», «балабол», «щипать» – и вновь едва подавил ухмылку… Да что это с ним?
Слева от Гарри послышался мягкий всплеск, и он увидел, как русалки всплыли на поверхность, чтобы тоже послушать. Он припомнил, как Дамблдор наклонился у края воды два года назад, совсем рядом с тем местом, где сейчас сидел Гарри, и по-русалочьи общался с предводительницей русалок. Гарри подивился, откуда Дамблдор знает русалочий. Так много было вещей, о которых Гарри не успел его спросить, так много того, что он должен был сказать…
И тут, совершенно внезапно, страшная правда охватила его, более окончательно и бесповоротно, чем когда-либо до этого момента. Дамблдор мертв, его не стало… Гарри до боли стиснул в своей руке холодный медальон, но не смог сдержать горячих слез; он отвернулся от Джинни и остальных и стал смотреть через озеро, в сторону леса, в то время как человечек в черном все бубнил. Среди деревьев он заметил какое-то движение. Кентавры также вышли отдать почести. Они не выходили на открытое пространство, но Гарри видел, как они неподвижно стоят, полускрытые в тени, и наблюдают за волшебниками; луки свисали у них с боков. И Гарри припомнил свой первый кошмарный визит в Лес, первый раз, когда он встретился с тварью, которой тогда был Волдеморт, и как он стоял с ним лицом к лицу, и как вскоре после того они с Дамблдором рассуждали о битве, которую невозможно выиграть. Очень важно, говорил Дамблдор, сражаться, и снова сражаться, и продолжать сражаться, ибо только так зло можно удержать, хотя и нельзя полностью уничтожить…
И, сидя под горячим солнцем, Гарри ясно увидел перед собой людей, которые о нем заботились, одного за другим. Мать, отец, крестный, наконец, Дамблдор – все они стремились защитить его; но теперь это все было кончено. Гарри не мог больше позволить кому-либо встать между собой и Волдемортом. Он должен был навсегда избавиться от иллюзии, которую, вообще-то, ему следовало бы потерять еще в возрасте одного года: что руки его родителей дают убежище, в котором ничто не может причинить ему вреда. От этого кошмара не было пробуждения, не было во тьме успокаивающего шепота, что на самом деле он в безопасности, что это все лишь его воображение; последний и величайший из его защитников погиб, оставив его более одиноким, чем он был когда-либо ранее.
Человечек в черном наконец закончил свою речь и вернулся на свое место. Гарри ждал, что кто-нибудь еще поднимется на ноги; он ожидал новых спичей, возможно от самого Министра, но никто не двигался с места.
Внезапно несколько человек вскрикнули. Ярко-белые языки пламени взметнулись ввысь вокруг стола и лежащего на нем тела Дамблдора; они росли все выше и выше, закрывая собой тело. Белый дым спиралью поднимался в небо, образуя странные фигуры. В какой-то момент Гаррино сердце едва не остановилось, когда ему показалось, что он увидел весело рвущегося в небесную синеву феникса, но в следующую секунду огонь исчез. На его месте возвышалась белая мраморная гробница, заключившая в себя тело Дамблдора и стол, на котором оно покоилось.
Еще несколько криков ужаса раздалось, когда в воздух взмыла туча стрел, но все они упали, прилично не долетев до толпы. Гарри понял, что это был салют кентавров: он увидел, как они разом повернулись спиной и исчезли в прохладной тени деревьев. Тотчас же и русалки медленно погрузились обратно в зеленые воды озера и пропали из виду.
Гарри взглянул на Джинни, Рона и Гермиону. Лицо Рона было искажено, как будто солнце слепило его. Лицо Гермионы блестело от слез, но Джинни больше не плакала. Она встретила взгляд Гарри тем же самым твердым горящим взглядом, что и тогда, когда она обняла его после выигрыша квиддичного кубка в его отсутствие. И Гарри понял, что сейчас они полностью понимают друг друга, и что, когда он скажет Джинни, что он собирается делать, она не станет говорить «будь осторожен» или «не надо» – она примет его решения, потому что меньшего от него и не ожидает. И тогда он набрался мужества и произнес то, что, он знал еще с того момента, как Дамблдор умер, он должен был произнести.
– Джинни, послушай… – очень тихо сказал он, в то время как народ вокруг них начал вставать и шум голосов усилился. – Я не могу больше встречаться с тобой. Мы должны перестать видеться. Нам нельзя быть вместе.
– Опять по какой-то идиотской благородной причине, я так понимаю? – со странно искривленной улыбкой ответила она.
– Это было… это было как кусок другой жизни, не моей, эти последние недели с тобой, – произнес Гарри. – Но я не могу… Мы не можем… Сейчас есть вещи, которые я должен сделать один.
Она не заплакала, просто смотрела на него.
– Волдеморт использует людей, близких его врагам. Один раз он уже использовал тебя как приманку, и всего лишь потому, что ты сестра моего лучшего друга. Теперь подумай, в какой ты будешь опасности, если мы продолжим быть вместе. Он узнает, наверняка выяснит. Он обязательно попытается добраться до меня через тебя.
– А если мне наплевать? – горячо выпалила Джинни.
– Но мне не наплевать. Как ты думаешь, как бы я себя чувствовал, если бы это были твои похороны?.. и по моей вине?..
Джинни отвела взгляд и посмотрела вдаль, на тот берег озера.
– Я никогда не переставала тебя любить, – произнесла она. – На самом деле – никогда. Я всегда надеялась… Гермиона сказала мне, чтобы я жила нормальной жизнью, возможно, даже увлеклась кем-нибудь еще, чтобы немного расслабилась, потому что раньше я даже говорить была не в силах, когда мы с тобой были в одной комнате, помнишь? И она полагала, что ты меня скорее заметишь, если я буду больше… самой собой.
– Просто умница эта Гермиона, – попытался улыбнуться Гарри. – Я только жалею, что не объяснился с тобой раньше. У нас было бы столько времени… Месяцы… а может, и годы…
– Но ты был слишком занят, спасая мир волшебников, – с легким смешком ответила Джинни. – Что ж… не могу сказать, что я удивлена. Я знала, что в конце концов это случится. Я знала, что ты не будешь спокоен, если не начнешь разыскивать Волдеморта. Возможно, именно поэтому я тебя так люблю.
Слышать это было для Гарри невыносимо, и он сомневался, что его решимость выдержит, если он останется сидеть рядом с ней. Он заметил, как Рон прижимал к себе Гермиону и гладил ее волосы, пока она рыдала у него на плече, да и с его собственного длинного носа капали слезы. Уныло махнув рукой, Гарри встал, повернулся спиной к Джинни и к гробнице Дамблдора и пошел прочь вдоль берега озера. Двигаться было гораздо легче, чем сидеть неподвижно – точно так же как планировать поскорее приступить к поискам Хоркруксов и к уничтожению Волдеморта было легче, чем ждать…
– Гарри!
Он обернулся. Вокруг берега к нему, опираясь на трость, резво ковылял Руфус Скримджер.
– Я надеялся с тобой переговорить… Ты не против, если я немного пройдусь с тобой?
– Нет, – равнодушно ответил Гарри, снова тронувшись с места.
– Гарри, это была ужасающая трагедия, – тихо произнес Скримджер. – Не могу передать, как я был шокирован и напуган, когда услышал эту весть. Дамблдор был величайшим волшебником. Конечно, у нас с ним были разногласия, как тебе известно, но никто лучше меня не знает…
– Что вам нужно? – ровным голосом спросил Гарри.
Скримджер какое-то мгновение казался разочарованным, но тут же придал лицу выражение печального понимания.
– Разумеется, ты страшно потрясен, – сказал он. – Я знаю, что вы с Дамблдором были очень близки. Думаю, ты, возможно, его любимейший ученик за всю его жизнь. Связь между вами…
– Что вам нужно? – повторил Гарри, резко остановившись.
Скримджер также остановился, оперся на трость и проницательно посмотрел на Гарри.
– Говорят, что ты был с ним, когда он покинул школу в ночь своей гибели.
– Кто говорит?
– Кто-то оглушил Упивающегося Смертью на вершине башни уже после смерти Дамблдора. Кроме того, там наверху было два помела. Министерство умеет складывать два и два, Гарри.
– Рад это слышать, – заметил Гарри. – Ну что ж, куда я отправлялся вместе с Дамблдором и чем мы там занимались – это исключительно мое дело. Он не хотел, чтобы другие об этом знали.
– Такая верность, конечно, достойна уважения, – Скримджер, похоже, не без труда сдерживал раздражение, – но Дамблдора больше нет, Гарри. Он нас покинул.
– Он покинет школу только тогда, когда здесь не останется никого, кто верен ему, – сказал Гарри, непроизвольно улыбнувшись.
– Мой дорогой… Даже Дамблдор не в силах воскреснуть из…
– Я и не говорю, что он в силах. Вы не понимаете. Но сказать мне вам нечего.
Скримджер помешкал, потом произнес, явно стремясь, чтобы его голос звучал как можно более деликатно:
– Знаешь ли, Гарри, Министерство может предложить тебе любую защиту. Я с огромной радостью предоставлю тебе несколько моих Авроров…
Гарри рассмеялся.
– Волдеморт желает убить меня лично, и Авроры ему не помеха. Так что спасибо за заботу, но оставьте ее себе.
– Стало быть, – теперь голос Скримджера звучал холодно, – то предложение, которое я сделал во время Рождества…
– Какое предложение? Ах, да… То самое, согласно которому я должен был говорить всему миру, как вы здорово работаете, в обмен на…
– …на повышение всеобщего морального духа! – перебил Скримджер.
Некоторое время Гарри внимательно смотрел на него.
– Стэна Шанпайка уже отпустили, нет?
Лицо Скримджера приобрело неприятный фиолетовый оттенок, здорово напомнив Гарри дядю Вернона.
– Вижу, что ты…
– …целиком и полностью человек Дамблдора, – кивнул Гарри. – Именно так.
Какое-то мгновение Скримджер сверлил его взглядом, затем без единого слова развернулся и захромал прочь. Гарри видел, как Перси и прочая делегация Министерства ожидают его, кидая нервные взгляды на плачущего Хагрида и Гроупа, по-прежнему сидящих на своих местах. Рон и Гермиона поспешно направлялись к Гарри, обойдя идущего в противоположном направлении Скримджера. Гарри повернулся и медленно пошел прочь, ожидая, когда они его догонят. Наконец все трое оказались вместе в тени бука, под которым им доводилось сидеть в более счастливые времена.
– Чего хотел Скримджер? – шепотом спросила Гермиона.
– Того же, что и тогда, в Рождество, – пожал плечами Гарри. – Хотел, чтобы я им стучал на Дамблдора и рекламировал, какие они хорошие.
Рон явно боролся с собой какое-то время, затем громко сказал Гермионе:
– Слушай, дай я вернусь и стукну Перси!
– Нет, – твердо ответила она, схватив его за руку.
– Мне сразу полегчает!
Гарри рассмеялся. Даже Гермиона чуть улыбнулась, хотя, как только она глянула в сторону замка, ее улыбка тут же увяла.
– Не могу себе представить, что мы можем сюда никогда больше не вернуться, – грустно произнесла она. – Как можно закрыть Хогвартс?
– Может, и не закроют, – сказал Рон. – Здесь ведь не опаснее, чем дома, так? Сейчас повсюду одинаково. Я бы даже сказал, Хогвартс безопаснее, там внутри больше волшебников, которые могут его защищать. А ты что думаешь, Гарри?
– Я не вернусь, даже если он таки откроется заново, – ответил Гарри.
Рон уставился на него, но Гермиона печально сказала:
– Я знала, что ты это скажешь. Но что тогда ты будешь делать?
– Снова вернусь к Дурслям, потому что так хотел Дамблдор. Но это будет ненадолго, а потом я уйду оттуда навсегда.
– Но куда ты пойдешь, если не вернешься в школу?
– Думаю, мне надо бы пойти в Годрикову Лощину, – прошептал Гарри. В голове его была одна мысль, была с той самой ночи, когда погиб Дамблдор. – Для меня именно там все началось, вся эта история. У меня просто предчувствие, что мне нужно туда пойти. И я смогу навестить могилы моих родителей, я очень хотел бы это сделать.
– А потом что? – спросил Рон.
– Потом мне надо будет найти остальные Хоркруксы, не так ли? – ответил Гарри, не отрывая глаз от белой гробницы Дамблдора, отражающейся в воде на той стороне озера. – Именно это он хотел, чтобы я сделал, потому он и рассказал мне о них все. Если Дамблдор был прав – а я в этом уверен, – где-то еще есть четыре Хоркрукса. Я должен буду найти их и уничтожить, а потом я должен буду найти седьмую частицу души Волдеморта, ту, что все еще обитает в его теле, и тогда я убью его. А если по пути я встречу Северуса Снейпа, – добавил он, – что ж, тем лучше для меня, тем хуже для него.
Повисла долгая пауза. Толпа почти полностью рассосалась; последние оставшиеся обходили стороной монументальную фигуру Гроупа, обнимавшего Хагрида, горестные стоны которого все еще разносились над водой.
– Мы там будем, Гарри, – произнес Рон.
– Что?
– В доме твоих тети и дяди, – пояснил Рон. – А потом мы пойдем с тобой, куда бы ты ни направился.
– Нет… – быстро сказал Гарри; на это он не рассчитывал, он предполагал, что они понимают – в это опаснейшее странствие он отправляется один.
– Однажды ты нам уже говорил, – тихо произнесла Гермиона, – что у нас еще есть время отойти в сторону, если мы хотим. У нас было достаточно времени, разве не так?
– Мы с тобой, что бы ни произошло, – кивнул Рон. – Но, дружище, ты должен будешь заглянуть домой к моим маме с папой, прежде чем мы пойдем куда-либо еще, даже в Годрикову Лощину.
– Почему?
– Свадьба Билла и Флер, забыл?
Гарри взглянул на него, пораженный: сама мысль о том, что в мире все еще может существовать что-то столь обычное, как свадьба, казалась невероятной, но тем не менее замечательной.
– Точно, этого мы не можем пропустить, – наконец произнес он.
Гаррина рука автоматически сомкнулась на поддельном Хоркруксе. Но несмотря ни на что: несмотря на темный извилистый путь, который он видел перед собой, несмотря на последнюю встречу с Волдемортом, которая, как он знал, должна произойти, через месяц ли, через год или через десять, – несмотря на все это, он ощутил прилив радости от мысли, что его ждет еще один, последний, прекрасный, мирный золотой денек вместе с Роном и Гермионой.