Глава 8. Свадьба
На следующий день, когда пробило три часа пополудни, Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли в саду перед гигантским белым шатром, ожидая появления гостей. Гарри принял большую дозу Многосущного зелья и выглядел теперь точной копией рыжеволосого подростка-мугля из ближайшей деревни Оттери Сент-Кэтчпол, у которого Фред позаимствовал волосы с помощью Призывающих чар. Идея заключалась в том, чтобы представить Гарри как «кузена Барни» и надеяться на то, что огромное количество родственников Уизли надежно прикроет эту маскировку.
Все четверо сжимали в руках планы посадки гостей, дабы помогать прибывающим занимать правильные места. Часом раньше уже прибыла прорва официантов в белых мантиях, а также ансамбль в золотистых жилетах, разместившийся под деревом неподалеку; Гарри видел исходящие от этого места голубые клубы трубочного дыма.
В самом шатре за спиной Гарри виднелись бесчисленные ряды хрупких на вид золотых стульев, расположенные по обе стороны длинного фиолетового ковра. Поддерживающие крышу шатра столбы были увиты белыми и желтыми цветами. Фред и Джордж привязали огромную связку золотистых воздушных шариков прямо над тем местом, где Билл и Флер должны будут вскорости стать мужем и женой. За пределами шатра над травой и кустами лениво летали пчелы и бабочки. Гарри чувствовал себя довольно-таки неуютно. Юный мугль, чью внешность он сейчас изображал, был несколько полнее, чем он, так что его парадная мантия немного жала, а под прямыми лучами летнего солнца еще и слегка жгла.
– Когда я буду жениться, – проговорил Фред, оттягивая ворот своей мантии, – я не стану забивать голову всем этим бредом. Вы все сможете носить что захотите, а на маму я наложу проклятие Полного Паралича, пока все не закончится.
– Ну, кстати, сегодня утром она была не так уж плоха, – ответил Джордж. – Немного порыдала, что Перси здесь нету, но кому он нужен? О черт, приготовьтесь – вот они, смотрите.
На дальнем краю двора из ниоткуда одна за другой начали появляться пестро одетые фигуры. Через несколько минут образовалась уже целая процессия, зигзагами пробирающаяся через сад к шатру. На шляпках ведьм колыхались экзотические цветки и порхали зачарованные птички, а с галстуков многих волшебников подмигивали драгоценные камни; возбужденный гомон все нарастал, заглушая жужжание пчел по мере приближения толпы к шатру.
– Отлично, кажется, я вижу несколько кузин-Вил, – произнес Джордж, вытянув шею для улучшения обзора. – Надо будет им помочь разобраться в наших английских традициях, я пригляжу за ними…
– Не так быстро, Ваше Преосвищенство[1], – заявил Фред и, прошмыгнув мимо компании немолодых ведьм, возглавляющих процессию, обратился к паре хорошеньких девушек-француженок. – Пожалуйста – Permettez-moi чтобы assister vouz[2], – те хихикнули и позволили ему провести себя внутрь. Джорджу пришлось разбираться с немолодыми ведьмами, Рон занялся Перкинсом, старым коллегой мистера Уизли по Министерству, в то время как Гарри досталась пожилая и явно глуховатая супружеская пара.
– Салют, – раздался знакомый голос, когда он снова вышел из шатра, и в самом начале очереди обнаружились Тонкс с Люпином. На этот раз она была блондинкой. – Артур сказал, что ты – тот, который кучерявый. Извини за вчерашнее, – добавила она шепотом, пока Гарри вел их по проходу между стульями. – Министерство сейчас очень анти-оборотнево настроено, и мы подумали, что наше присутствие может быть для тебя совсем неполезным.
– Все нормально, я понимаю, – заверил Гарри, больше обращаясь к Люпину, чем к Тонкс. Люпин одарил его быстрой улыбкой, но когда они отвернулись, Гарри заметил, как люпиново лицо вновь пошло унылыми морщинами. Он этого понять не мог, но времени, чтобы поразмышлять на тему, у него не было: Хагрид устроил небольшой тарарам. Неправильно поняв указания Фреда, он уселся не на увеличенное и укрепленное магически сиденье, поставленное чуть в стороне и сзади специально для него, а на пять обычных сидений; теперь эти сиденья напоминали большую груду золотых спичек.
Пока мистер Уизли устранял повреждения, а Хагрид громогласно изливал извинения всякому, кто желал их слушать, Гарри поспешил обратно к входу, где и застал Рона лицом к лицу с чрезвычайно эксцентричного вида волшебником. Чуть косящий, с белыми волосами до плеч, напоминающими внешне сахарную вату, он носил шапочку с кисточкой, свисающей прямо перед его носом, и мантию ослепительно-желтого, словно яичный желток, цвета. На золотой цепи, свисающей у него с шеи, сверкал странный символ, отдаленно напоминающий треугольный глаз.
– Ксенофилиус[3] Лавгуд, – произнес он, – протягивая Гарри руку. – Мы с дочерью живем прямо за холмом, так мило со стороны Уизли нас пригласить. Но я думаю, вы знакомы с моей Луной[4]? – добавил он, обратившись к Рону.
– Да, – кивнул Рон. – А она не с вами?
– Она задержалась в этом очаровательном садике, чтобы поздороваться с гномами, это такие славные обитатели! Столь немногие волшебники сознают, сколь многому мы можем научиться от маленьких мудрых гномов – вернее, как их следует называть, Gernumbli gardensi.
– Наши знают много отличных ругательств, – заметил Рон, – но сдается мне, это Фред с Джорджем их научили.
Он повел в шатер компанию чародеев, и в этот момент прибежала Луна.
– Привет, Гарри! – воскликнула она.
– Э… меня зовут Барни, – в замешательстве ответил Гарри.
– О, ты это тоже поменял? – весело поинтересовалась она.
– Но как ты догадалась?..
– О, просто по выражению лица.
Как и ее отец, Луна была одета в ярко-желтую мантию, в комплект к которой шел огромный цветок подсолнуха в волосах. Если привыкнуть к ослепительной яркости всего этого, общее впечатление создавалось довольно приятное. По крайней мере, она не использовала редиски в качестве сережек.
Ксенофилиус, поглощенный разговором со своим знакомым, не обратил внимания на эту беседу между Луной и Гарри. Попрощавшись со своим собеседником, он обернулся к своей дочери; та подняла вверх палец и сказала:
– Смотри, папочка – один из гномов меня укусил!
– Это замечательно! Гномья слюна невероятно полезна! – воскликнул мистер Лавгуд, взяв в руку отставленный палец Луны и изучая кровоточащие ранки. – Луна, дорогая моя, если ты сегодня ощутишь внезапный прилив таланта – возможно, неожиданное желание исполнить оперную арию или прочитать стихи по-русалочьи, – не подавляй его! Возможно, это дар от Gernumbli!
Рон, проходя мимо них в противоположном направлении, громко хрюкнул.
– Рон может смеяться, – мягко произнесла Луна, пока Гарри вел ее и Ксенофилиуса к их местам, – но мой отец довольно долго занимался исследованием магии Gernumbli.
– Правда? – сказал Гарри, давным-давно решивший не оспаривать оригинальных взглядов Луны и ее отца. – Но ты уверена, что не хочешь смазать чем-нибудь этот укус?
– О, все нормально, – заверила Луна, с мечтательным видом посасывая палец и оглядывая Гарри сверху вниз. – А ты нарядный. Я говорила папочке, что большинство народу, скорее всего, будут в парадных мантиях, но он уверен, что на свадьбу надо обязательно надевать солнечные цвета – ну ты знаешь, на счастье.
Когда она ускользила вслед за своим отцом, Гарри вновь заметил Рона, в руку которого вцепилась очень старая ведьма. Ее длинный клювообразный нос, красные ободки вокруг глаз и розовая шляпка с перьями придавали ей вид рассерженного фламинго.
– …и волосы у тебя слишком длинные, Рональд, в какой-то момент мне показалось, что ты Джиневра. Черт побери, во что это обрядился Ксенофилиус Лавгуд? Он похож на омлет. А ты кто такой? – пролаяла она, обращаясь к Гарри.
– Ах да, тетушка Мериел, это наш кузен Барни.
– Еще один Уизли? Вы плодитесь как гномы. А Гарри Поттер разве не здесь? Я надеялась с ним познакомиться. Я думала, он твой друг, Рональд, или ты всего лишь хвастался?
– Нет – просто он не смог прийти…
– Хмм. Нашел повод, значит, да? Похоже, он не столь безнадежен, как выглядит на фотографиях в прессе. Я только что объясняла невесте, как правильно носить мою тиару, – громким голосом сообщила она Гарри. – Гоблинская работа, знаешь ли, и хранилась в моей семье веками. Она красивая девочка, но все-таки – француженка. Ну ладно, ладно, найди мне хорошее кресло, Рональд, мне уже сто семь лет, и мне не следует оставаться на ногах слишком долго.
Проходя мимо Гарри, Рон многозначительно на него посмотрел. Назад Рон не появлялся довольно долго; в следующий раз, когда они встретились у входа, Гарри проводил к своим местам еще дюжину посетителей. Шатер был практически заполнен, и очередь снаружи наконец-то рассосалась.
– Просто кошмар эта Мериел, – выговорил Рон, вытирая лоб рукавом. – Она раньше каждый год на Рождество приходила, затем, слава богу, она оскорбилась из-за того, что Фред и Джордж за ужином взорвали навозную бомбу у нее под стулом. Папа все время говорит, что она их наверняка вычеркнет из своего завещания – как будто это их волнует, они к старости будут самыми богатыми в нашей семье, если продолжат теми же темпами, что и сейчас… Ни фига себе, – добавил он, усиленно моргая при виде торопливо идущей к ним Гермионы. – Ты шикарно выглядишь!
– Как всегда, удивление в голосе, – ответила Гермиона, впрочем улыбаясь. На ней было легкое лиловое платье и такого же цвета туфли на шпильках; волосы ее были гладкими и блестящими. – Твоя двоюродная бабушка Мериел с тобой не согласна, я только что познакомилась с ней наверху, когда она вручала Флер тиару. Она сказала: «О боже, это она муглерожденная?» – и потом еще «плохая осанка и тощие лодыжки».
– Не принимай слишком серьезно, она всем грубит, – утешал Рон.
– Беседуете о Мериел? – поинтересовался Джордж, появляясь из шатра вместе с Фредом. – Да, она мне только что сказала, что у меня уши кривые. Старая ворона. Хотя старик Билиус – жаль, что его с нами нет; с ним на свадьбах было весело.
– Это он увидел Грима и умер двадцать четыре часа спустя? – спросила Гермиона.
– Ну… да – под конец он стал немного с приветом, – признал Джордж.
– Но когда он был еще в норме, он был душой компании, – подхватил Фред. – Он обычно выдувал целую бутылку Огневиски, затем бежал на танцпол, закатывал свою мантию и начинал вытаскивать букеты цветов у себя из…
– Да, судя по всему, он был просто очарователен, – заметила Гермиона, в то время как Гарри покатывался от смеха.
– Так никогда и не женился, уж не знаю почему, – сказал Рон.
– Как я удивлена.
Они так смеялись, что никто из них не заметил припозднившегося гостя, темноволосого молодого человека с большим крючковатым носом и густыми черными бровями, до тех пор пока он не протянул Рону свое приглашение и не произнес, глядя на Гермиону: «Ты выглядиш чудесно».
– Виктор! – вскрикнула она, уронив свою расшитую бисером сумочку; та шлепнулась на землю с довольно громким для своего размера звуком. Залившись краской и поспешно наклонившись, чтобы подобрать сумочку обратно, она вымолвила:
– А я и не знала, что тебя… Боже… Как я рада тебя… Как у тебя дела?
Уши Рона снова заалели. Глянув на приглашение Крама, словно не веря ни единому написанному в нем слову, он чересчур громко поинтересовался:
– А как вышло, что ты здесь?
– Меня Флер пригласила, – приподняв брови, ответил он.
Гарри, ничего против Крама не имевший, обменялся с ним рукопожатием; затем, предположив, что удалить Крама за пределы видимости Рона было бы очень разумной идеей, Гарри предложил показать ему предназначенное для него место.
– Твой друк не рат меня видеть, – произнес Крам, когда они вошли в битком набитый шатер. – Или это ротственник? – добавил он, глянув на рыжие кучерявые волосы Гарри.
– Кузен, – пробормотал Гарри, но Крам его уже не слушал. Его появление вызвало большое шевеление, особенно среди кузин-Вил: в конце концов, он был знаменитым игроком в квиддич. Пока люди вытягивали шеи, стараясь рассмотреть его получше, к Гарри по проходу торопливо подбежали Рон, Гермиона, Фред и Джордж.
– Пора и нам садиться, – сообщил Фред Гарри, – а то в нас невеста врежется.
Гарри, Рон и Гермиона заняли свои места во втором ряду позади Фреда с Джорджем. Лицо Гермионы было все еще красноватым, да и Роновы уши по-прежнему пылали. Несколько секунд спустя он прошептал Гарри:
– Ты видел, он отрастил эту идиотскую бородку?
Гарри в ответ неопределенно хмыкнул.
Чувство нервного предвкушения заполнило теплый шатер; общий бормочущий гул время от времени разрывали всплески хохота. Мистер и миссис Уизли прошествовали по проходу, улыбаясь и махая руками родственникам; на миссис Уизли были совершенно новые аметистового цвета мантия и шляпка.
Мгновением позже у входа в шатер встали Билл и Чарли, оба в парадных мантиях с большими белыми розами в петлицах; Фред восхищенно присвистнул, со стороны кузин-Вил раздалось хихиканье. Затем из, как всем показалось, золотых воздушных шариков грянула музыка, и толпа мгновенно утихла.
– Ооох! – воскликнула Гермиона, крутанувшись на своем месте, чтобы взглянуть на вход в шатер.
Все собравшиеся ведьмы и волшебники разом выдохнули, когда по проходу двинулись месье Делакур и Флер; Флер плыла, месье Делакур радостно подпрыгивал. От Флер, одетой в очень простое белое платье, словно бы исходило яркое серебряное сияние. Обычно рядом с ней все выглядело каким-то тусклым, сегодня же все, что освещало это сияние, казалось более красивым, чем раньше. Джинни и Габриэль, обе в золотистых платьях, выглядели даже более хорошенькими, чем обычно, а Билл, когда Флер подошла к нему, стал совершенно не похож на человека, повстречавшего Фенрира Грейбэка[5].
– Леди и джентльмены, – раздался монотонный голос, и Гарри испытал легкий шок, увидев того самого человечка со встрепанными волосами, который толкал речь на похоронах Дамблдора; теперь он стоял перед Биллом с Флер. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отпраздновать соединение двух любящих душ…
– Да, моя тиара здесь смотрится очень хорошо, – весьма громким шепотом заявила тетушка Мериел. – Но должна сказать, что декольте на платье Джиневры слишком большое.
Джинни с ухмылкой оглянулась, подмигнула Гарри и тут же снова уставилась вперед. Гаррины мысли унеслись далеко от шатра, к тем полуденным часам, проведенным им наедине с Джинни в укромных уголках хогвартского парка. Казалось, это было так давно и так хорошо, что это не могло быть правдой, словно он украл эти солнечные часы из чьей-то другой, нормальной жизни, жизни человека, на лбу которого не было шрама…
– Согласны ли вы, Уильям Артур, взять Флер Изабель?..
В первом ряду миссис Уизли и мадам Делакур обе тихонько плакали в кружевные платочки. Трубные звуки из заднего ряда известили всех присутствующих, что Хагрид тоже извлек один из своих скатертеподобных платков. Гермиона, сияя, взглянула на Гарри, в ее глазах тоже стояли слезы.
– …в таком случае я объявляю вас связанными на всю жизнь.
Встрепанный волшебник поднял свою палочку над головами Билла и Флер, и на них пролился поток серебряных звезд, обвившийся спиралью вокруг их переплетенных пальцев. Фред и Джордж первыми начали аплодировать; золотые шары над головами новобрачных взорвались, и из них вырвались райские птицы и маленькие золотые колокольчики, добавляя свои песни и звон к общему гаму.
– Леди и джентльмены! – воззвал встрепанный волшебник. – Прошу вас всех встать!
Все тотчас поднялись на ноги, причем тетушка Мериел – с довольно громким брюзжанием; волшебник взмахнул своей палочкой. Стулья, на которых все только что сидели, грациозно взмыли в воздух, брезентовые стены шатра исчезли, и оказалось, что все стоят под огромным балдахином, поддерживаемым золотыми столбами, а вокруг открывается прелестный вид на залитый солнцем фруктовый сад и окрестные пейзажи. В следующее мгновение словно золотое озерцо растеклось из центра шатра, образуя блистающий танцпол; летящие стулья скучковались вокруг покрытых белыми скатертями столиков, и все это элегантно приземлилось вокруг шатра, и ансамбль в золотистых жилетах прошествовал на подиум.
– Красиво, – признал Рон, когда повсюду вокруг из ниоткуда объявились официанты, часть которых несла на серебряных подносах тыквенный сок, Масляный эль и Огневиски, другая часть – неустойчивые пирамиды пирогов и сэндвичей.
– Мы должны подойти их поздравить! – воскликнула Гермиона, вставая на цыпочки, чтобы рассмотреть то место, где находились Билл и Флер, погребенные в толпе поздравляющих.
– У нас еще будет время, – пожал плечами Рон, хватая три бокала Масляного эля с проплывающего мимо подноса и протягивая один из них Гарри. – Гермиона, не тормози, пошли найдем себе столик… Нет, не там! Только не рядом с Мериел…
Рон повел их через пустую танцплощадку, постоянно поглядывая вправо-влево; Гарри догадался, что он высматривает Крама. К тому моменту, когда они достигли противоположного края шатра, бόльшая часть столиков была уже занята; за самым свободным сидела в одиночестве Луна.
– Ничего если мы с тобой сядем? – спросил Рон.
– О, да, – радостно ответила она. – Папочка как раз пошел вручать Биллу и Флер наш подарок.
– И что за подарок, запас Стражекорня[6] на всю жизнь? – поинтересовался Рон.
Гермиона попыталась пнуть его под столом, но нечаянно попала в Гарри. Тот, с глазами, слезящимися от боли, потерял на некоторое время нить разговора.
Ансамбль начал играть. Билл и Флер прошли на танцпол первыми, вызвав бурю аплодисментов; через некоторое время за ними последовали мистер Уизли и мадам Делакур, затем миссис Уизли и отец Флер.
– Я люблю эту песню, – заявила Луна, покачиваясь в такт вальсоподобной мелодии, и несколько секунд спустя она скользнула на танцплощадку, где начала в полном одиночестве вращаться на месте с закрытыми глазами, делая плавные движения руками.
– Классная она, правда? – восхищенно произнес Рон. – С ней не соскучишься.
Но улыбка тотчас испарилась с его лица: на освободившееся место Луны плюхнулся Виктор Крам. Гермиона тотчас приобрела радостно-взволнованный вид, но на этот раз Крам пришел не для того, чтобы делать ей комплименты. С гримасой на лице он спросил:
– Кто этот человек в шелтом?
– Ксенофилиус Лавгуд, это отец нашей подруги, – ответил Рон. Его задиристый тон прозрачно намекал, что они не собираются смеяться над Ксенофилиусом, несмотря на предоставленные последним возможности. – Пошли потанцуем, – резко добавил он, обращаясь к Гермионе.
Это явно застало ее врасплох, но одновременно и обрадовало; Гермиона встала, и они вместе канули в растущую толпу на танцплощадке.
– А, они теперь вместе? – спросил Крам, отвлекшись ненадолго от Лавгуда.
– Э… типа того, – кивнул Гарри.
– Как тебя зовут? – поинтересовался Крам.
– Барни Уизли.
Они обменялись рукопожатием.
– Так слушай, Барни – ты хорошо знаеш этого Лавгуда?
– Нет, я только сегодня с ним познакомился. А что?
Крам сердито посмотрел на Ксенофилиуса поверх своего бокала; тот беседовал с несколькими чародеями с противоположной стороны от танцпола.
– Потому што, – ответил Крам, – если бы он не был гостем Флер, я бы вызвал его на дуэль, здесь и сейчас, за то, што он носит этот мерский знак на груди.
– Знак? – переспросил Гарри, тоже поднимая взгляд на Ксенофилиуса. Странный треугольный глаз сверкал на его груди. – А что? Что с ним не так?
– Гринделвалд. Это знак Гринделвалда.
– Гринделвальд… это тот Темный маг, которого победил Дамблдор?
– Именно.
Мускулы на челюсти Крама напряглись, словно он жевал. Затем он продолжил.
– Гринделвалд убил много людей, моего деда ф том числе. Конешно, в вашей стране он никогда не был особенно силен, говорили, што он боялся Дамблдора – и был праф, если фспомнить, как он кончил. Но это, – он показал пальцем на Ксенофилиуса, – это его знак, я узнал его сразу ше: Гринделвалд выбил его на стене в Дурмштранге, когда он там учился. Некоторые идиоты копировали его на свои книги и одешту, шелая фсех поразить, произвести фпечатление – пока те из нас, кто потерял ротственникоф из-за Гринделвалда, не научили их уму-разуму.
Крам зловеще постучал костяшками пальцев друг о друга, сердито взирая на Ксенофилиуса. Гарри пребывал в полном обалдении. Казалось совершенно невероятным, чтобы отец Луны был приверженцем Темных искусств; да и прочие гости свадьбы, похоже, не опознали этой треугольной руноподобной фигуры.
– А ты… э… точно уверен, что это Гринделвальдов?..
– Я не ошибаюсь, – холодно ответил Крам. – Я несколько лет ходил мимо этого знака, я очень хорошо его знаю.
– Ну, не исключено, – сказал Гарри, – что Ксенофилиус сам не знает, что обозначает этот символ. Лавгуды, они довольно… необычные. Он легко мог подобрать его где-то и подумать, что это сечение головы Складчаторогого Храпстера[7] или что-нибудь типа того.
– Сечение чего?
– Ну, я точно не знаю, что это такое, но, судя по всему, он вместе с дочерью все каникулы их ищет…
Гарри ощутил, что его попытки объяснить суть Луны и ее отца пропадают втуне.
– Вон она, – указал он на Луну; та по-прежнему танцевала в одиночестве, делая движения руками вокруг головы, словно отгоняя мошкару.
– Почему она это делает? – спросил Крам.
– Похоже, пытается избавиться от Долбоструя[8], – ответил Гарри, узнавший симптомы.
Крам, судя по всему, никак не мог решить, издевается нал ним Гарри или нет. Он извлек из своей мантии волшебную палочку и злобно ткнул ей себе в бедро; из ее кончика вылетели искры.
– Грегорович! – громко воскликнул Гарри, и Крам вздрогнул, но Гарри был слишком возбужден, чтобы это его волновало. При виде палочки Крама он тотчас вспомнил: Олливандер берет эту палочку и тщательно проверяет ее перед Трехмаговым турниром.
– Што Грегорович? – подозрительно переспросил Крам.
– Он изготовитель волшебных палочек!
– Я знаю.
– Он сделал твою палочку! Вот почему мне казалось – квиддич…
Крам смотрел все более и более подозрительно.
– Откуда ты знаеш, што мою палочку сделал Грегорович?
– Я… я где-то это читал, кажется, – ответил Гарри. – В… э… фанатском журнале, – на ходу придумал он, и Крам, похоже, успокоился.
– Я и не помню, штобы я опсуждал свою палочку с фанатами.
– Так это… где сейчас Грегорович?
Крам выглядел озадаченным.
– Он оставил работу несколько лет назат. Я был одним из последних, кто приобрел палочку Грегоровича. Они лучшие – хотя я знаю, конешно, что вы, британцы, выше фсех ставите Олливандера.
Гарри не ответил. Он делал вид, что наблюдает за танцующими, подобно Краму, но в то же время лихорадочно размышлял. Значит, Волдеморт искал прославленного изготовителя палочек, и Гарри не пришлось много думать, чтобы угадать причину: наверняка это было из-за того, чтό сделала палочка Гарри в ту ночь, когда Волдеморт летел за ним по небу. Волшебная палочка из остролиста и пера феникса одолела позаимствованную палочку, нечто, чего Олливандер не ожидал и не понимал. Знает ли Грегорович больше? Действительно ли он искуснее, чем Олливандер, знает ли он секреты волшебных палочек, неизвестные Олливандеру?
– Эта девушка очень красивая, – произнес Крам, возвращая Гарри к окружающей действительности. Крам показывал на Джинни, как раз присоединившейся к Луне. – Она тоше твоя родственница?
– Ага, – ответил Гарри, внезапно охваченный раздражением, – и она уже кое с кем встречается. Очень ревнивый тип. И большой. Тебе не стоит с ним связываться.
– Што проку, – проворчал Крам, осушая свой кубок и вновь поднимаясь на ноги, – быть игроком сборной по квиддичу, если фсех красивых девушек уже разобрали?
И он пошел прочь. Гарри взял сэндвич с подноса проходящего мимо официанта и направился вокруг забитой народом танцплощадки. Он хотел найти Рона и рассказать ему о Грегоровиче, но Рон танцевал с Гермионой в самой середине площадки. Гарри прислонился к одному из золотых столбов и стал наблюдать за Джинни, танцующей с приятелем Фреда и Джорджа Ли Джорданом. Гарри изо всех сил старался не сожалеть о своем обещании Рону.
Ему никогда раньше не доводилось бывать на свадьбе, поэтому он не мог оценить, насколько празднования волшебников отличаются от муглевых, хотя он был абсолютно уверен, что последние наверняка не включают в себя свадебный торт, украшенный сверху двумя фигурками фениксов, взлетевшими в воздух, едва торт был разрезан, или бутылки шампанского, свободно летающие сквозь толпу. Когда надвинулся вечер и мошки начали кружиться под балдахином, освещенным теперь летающими золотыми фонарями, гулянка начала становиться все более бесконтрольной. Фред и Джордж давно исчезли во тьме вместе с парой кузин Флер; в уголке Чарли, Хагрид и приземистый волшебник в фиолетовой шляпе вместе пели балладу о герое Одо.
Бредя сквозь толпу, дабы уклониться от выпившего Ронова дядюшки, который, судя по всему, был не уверен, является Гарри его сыном или нет, Гарри заметил старого волшебника, сидевшего за столом в одиночестве. Облако белых волос делало его похожим на старый одуванчик, сверху сидела поеденная молью феска. Он казался смутно знакомым; порывшись в памяти, Гарри вдруг понял, что это Элфиас Доудж, член Ордена Феникса и автор некролога Дамблдора.
Гарри подошел к нему.
– Можно к вам подсесть?
– Конечно, конечно, – ответил Доудж; голос его оказался довольно высоким и хрипловатым.
Гарри пригнулся к нему поближе.
– Мистер Доудж, я Гарри Поттер.
Доудж ахнул.
– Мой дорогой мальчик! Артур сказал мне, что ты тоже здесь, замаскированный… Я так рад, такая честь!
Весь дрожа от радости, Доудж налил Гарри шампанского в кубок.
– Я думал написать тебе, – прошептал он, – после того как Дамблдор… Такой шок… И для тебя, я уверен, тоже…
Крохотные глаза Доуджа внезапно наполнились слезами.
– Я читал некролог, который вы написали для «Дейли Профет», – сказал Гарри. – Я и не знал, что вы так хорошо знали профессора Дамблдора.
– Как и все, – ответил Доудж, промакивая глаза салфеткой. – Несомненно, я знал его дольше всех, если не считать Аберфорта – но люди почему-то никогда не считают Аберфорта.
– Кстати, говоря о «Дейли Профет»… я не знаю, видели ли вы, мистер Доудж?..
– О, называй меня, пожалуйста, Элфиасом, мой дорогой.
– Элфиас, я не знаю, вы читали интервью Риты Скитер о Дамблдоре?
Лицо Доуджа покраснело от гнева.
– О да, Гарри, я его читал. Эта женщина, или гарпия – это более подходящий термин, пожалуй – все донимала меня, чтобы я с ней беседовал. Мне стыдно признаться, но я был довольно груб, назвал ее «надоедливой форелью», что и привело, как ты, вероятно, видел, к инсинуациям насчет моего рассудка.
– Так вот, в этом интервью, – продолжил Гарри, – Рита Скитер намекнула, что профессор Дамблдор в молодости был связан с Темными искусствами.
– Не верь ни единому слову! – немедленно воскликнул Доудж. – Ни единому слову, Гарри! Ничему не позволяй запятнать твою память об Альбусе Дамблдоре!
Гарри посмотрел в честное, искаженное болью лицо Доуджа и почувствовал не уверенность, но раздражение. Неужели Доудж действительно думает, что это все так просто, что Гарри может просто решить не верить? Неужели Доудж не понимает, что Гарри должен быть уверен, что он должен знать все?
Вероятно, Доудж подозревал, какие чувства испытывает Гарри, поскольку он с озабоченным видом торопливо пояснил:
– Гарри, Рита Скитер – отвратительная…
Но тут он был внезапно перебит пронзительным смешком.
– Рита Скитер? О, я ее обожаю, всегда читаю ее статьи!
Гарри и Доудж подняли глаза на стоящую перед ними тетушку Мериел, с плюмажем, развевающимся на шляпе, и с кубком шампанского в руке.
– Она написала книгу о Дамблдоре, представляете!
– Привет, Мериел, – произнес Доудж. – Да, мы как раз обсуждали…
– Эй, ты! Уступи мне свой стул, мне уже сто семь лет!
Еще один рыжий кузен Уизли с встревоженным видом соскочил со своего места, и тетушка Мериел с неожиданной силой развернула освободившийся стул и уселась между Доуджем и Гарри.
– Еще раз здравствуй, Барри или как там тебя зовут, – обратилась она к Гарри. – Так значит, что ты говорил про Риту Скитер, Элфиас? Ты знаешь, что она написала биографию Дамблдора? Жду не дождусь, когда смогу ее прочитать, надо не забыть сделать заказ у «Флориша и Блоттса»!
Доудж при этих словах приобрел очень сухой и официальный вид, но тетушка Мериел осушила свой кубок и щелкнула своими костлявыми пальцами на проходящего мимо официанта, чтобы он принес добавку. Сделав еще один большой глоток шампанского, она рыгнула и сказала:
– И не надо смотреть как два лягушачьих чучела! Прежде чем Альбус стал таким из себя уважаемым, респектабельным и прочая ерунда, о нем ходила масса очень забавных слухов!
– Критиканство на ложной информации, – отрезал Доудж, лицо которого снова стало цветом напоминать редиску.
– От тебя я другого и не ждала, Элфиас, – издала кудахтающий смешок тетушка Мериел. – Я заметила, как ты обошел все грязные места в этом своем некрологе!
– Мне очень жаль, что ты так думаешь, – еще более холодным тоном произнес Доудж. – Заверяю тебя, я писал от чистого сердца.
– О, мы все знаем, что ты преклонялся перед Дамблдором; осмелюсь предположить, что ты будешь считать его святым даже если наружу таки выплывет, как он уничтожил свою сестру-сквиба!
– Мериел! – возопил Доудж.
Холод, не имевший никакого отношения к ледяному шампанскому, прокрался в Гаррину грудь.
– Что вы имеете в виду? – спросил он у Мериел. – Кто сказал, что его сестра была сквибом? Я думал, она была больна?
– Ну, значит, неверно думал, Барри! – тетушка Мериел явно была в восторге от произведенного ей эффекта. – В любом случае, как ты можешь знать что-либо об этом? Это все случилось за много, много лет до того, как тебя хотя бы задумали, мой дорогой, а правда в том, что те из нас, кто жил тогда, так и не узнали, что же на самом деле произошло. Потому-то я и жду с нетерпением, что же там раскопала Скитер! Дамблдор очень долго молчал о своей сестре!
– Неправда, – просипел Доудж. – Абсолютная неправда!
– Он никогда не говорил мне, что его сестра была сквибом, – не подумавши брякнул Гарри, все еще ощущая холод внутри.
– А с чего, черт возьми, он стал бы тебе говорить? – проскрежетала Мериел, слегка покачнувшись на своем стуле при попытке получше сфокусироваться на Гарри.
– Причина, по которой Альбус никогда не говорил об Ариане, – начал Элфиас, с трудом выговаривая слова от сдерживаемых эмоций, – как мне представляется, совершенно очевидна. Он был так подавлен ее смертью…
– Почему никто никогда ее не видел, Элфиас? – прокаркала Мериел. – Почему половина из нас даже и не знала, что она есть, до тех пор пока из их дома не вынесли гроб и не похоронили ее? Где был святой Альбус, пока Ариана сидела запертая в погребе? Блистал в Хогвартсе, и неважно, что происходило в его родном доме!
– В каком смысле «запертая в погребе»? – переспросил Гарри. – Это что значит?
Доудж выглядел совершенно раздавленным. Тетушка Мериел снова издала кудахтающий смешок и ответила Гарри.
– Мать Дамблдора была кошмарной женщиной, просто кошмарной. Муглерожденной, хотя я слышала, что она притворялась чистокровной…
– Она никогда не притворялась никем таким! Кендра была прекрасной женщиной, – тоскливо прошептал Доудж, но тетушка Мериел его проигнорировала.
– …гордая и очень высокомерная, как раз такие ведьмы просто в ужас приходят, если у них рождается сквиб…
– Ариана не была сквибом! – просипел Доудж.
– Это ты так говоришь, Элфиас, но объясни тогда, почему она не обучалась в Хогвартсе! – сказала тетушка Мериел и вновь обернулась к Гарри. – В наши дни о сквибах часто умалчивали. Хотя доводить это до предела, действительно заточать в доме маленькую девочку и притворяться, что ее не существует…
– Я говорю тебе, не было такого! – перебил Доудж, но тетушка Мериел неслась вперед, по-прежнему обращаясь к Гарри.
– Сквибов обычно сплавляли в муглевые школы и советовали им вливаться в общество муглей… Это намного добрее, чем пытаться найти им место в волшебном мире, где они всегда остаются людьми второго сорта; но, естественно, Кендре Дамблдор и в страшном сне не могло присниться, что ее дочь может пойти в школу для муглей…
– Просто Ариана была нежной! – в отчаянии проговорил Доудж. – Ее здоровье всегда было слишком хрупким, чтобы позволить ей…
– …чтобы позволить ей выйти из дому? – вновь кудахтнула тетушка Мериел. – И при этом ее ни разу не отвезли в больницу св. Мунго, и ни один лекарь ни разу не был вызван к ее постели!
– Ну право же, Мериел, откуда ты можешь знать такие…
– К твоему сведению, Элфиас, мой кузен Ланселот был в те времена лекарем в больнице св. Мунго, и он по большому секрету рассказал моей семье, что Ариану там никогда никто не видел. И это, по его мнению, было очень подозрительно!
Доудж, казалось, вот-вот расплачется. Тетушка Мериел, явно наслаждавшаяся ситуацией, щелкнула пальцами, требуя еще шампанского. Словно в столбняке, Гарри вспомнил о том, как Дурсли когда-то затыкали ему рот, запирали его, убирали с глаз долой – все за то преступление, что он был волшебником. Неужели сестра Дамблдора точно так же страдала по противоположной причине – была заточена за отсутствие магических способностей? И неужели Дамблдор действительно предоставил ее своей участи, отправившись в Хогвартс, чтобы показывать свои способности и талант?
– Так вот, если бы Кендра не умерла первой, – продолжила Мериел, – я бы сказала, что именно она и прикончила Ариану…
– Как у тебя язык повернулся, Мериел? – простонал Доудж. – Чтобы мать убила собственную дочь? Подумай, о чем ты говоришь!
– Если вышеупомянутая мать была способна заключить свою дочь в тюрьму на многие годы, то почему бы и нет? – пожала плечами тетушка Мериел. – Но, как я уже сказала, это не подходит, поскольку Кендра умерла раньше Арианы – кстати, никто толком не знает от чего…
– О, несомненно, ее убила Ариана, – сказал Доудж, храбро попытавшись добавить сарказма в голос. – Почему бы и нет?
– Да, возможно, Ариана в отчаянии попыталась вырваться на свободу и убила Кендру, борясь с ней, – задумчиво кивнула тетушка Мериел. – Качай головой сколько хочешь, Элфиас! Ты же был на похоронах Арианы, был?
– Да, я там был, – дрожащими губами ответил Доудж. – И более печальной ситуации я ни разу не видел. Альбус был сломлен…
– И не только сам Альбус. Не помнишь, как Аберфорт сломал Альбусу нос в середине церемонии?
Если Доудж был в ужасе прежде – это не шло ни в какое сравнение с тем, как он выглядел теперь. Мериел словно ударила его ножом в спину. Она громко хохотнула и сделала большой неаккуратный глоток шампанского, пролив немного себе на подбородок.
– Откуда ты?.. – прокаркал Доудж.
– Моя мать была дружна со старой Батильдой Бэгшот, – радостно заявила тетушка Мериел. – Батильда все рассказала матери, а я подслушала под дверью. Драка над гробом! Судя по рассказу Батильды, Аберфорт кричал, что это Альбус виноват в том, что Ариана мертва, и потом он ударил его в нос. Согласно Батильде, Альбус даже не пытался защититься, и это странно само по себе, Альбус мог уничтожить Аберфорта на дуэли даже со связанными руками.
Мериел потянула еще шампанского. Воспоминания о старых скандалах, похоже, взбодрили ее в такой же мере, в какой ужаснули Доуджа. Гарри не знал, что ему думать, чему верить: он жаждал правды, а все, что делал Доудж, – это сидел и жалобно блеял, что Ариана была больна. Гарри с трудом мог представить себе, чтобы Дамблдор не вмешался, если бы такие жестокие вещи действительно происходили в его доме, но тем не менее что-то странное в этой истории, несомненно, было.
– И я еще кое-что тебе скажу, – добавила Мериел, ставя кубок на стол, и слегка икнула. – Я думаю, Батильда и разболтала все Рите Скитер. Все эти намеки в интервью Скитер про важный источник, близкий к Дамблдору, – это уж точно, она там была во время всей этой истории с Арианой, да, все совпадает!
– Батильда никогда не стала бы говорить с Ритой Скитер! – прошептал Доудж.
– Батильда Бэгшот? – переспросил Гарри. – Автор «Истории магии»?
Это имя было напечатано на обложке одного из Гарриных учебников, хотя, следует признать – не из числа тех, которые он прочитывал от корки до корки.
– Именно, – ответил Доудж, хватаясь за Гаррин вопрос, словно утопающий за соломинку. – Самый одаренный магический историк и старая приятельница Альбуса.
– Сейчас она уже совсем сдвинутая, я слышала, – радостно добавила тетушка Мериел.
– Если это так, тогда то, как Скитер ее использовала, еще более бесчестно, – заявил Доудж, – и все, что Батильда могла сказать, не заслуживает доверия!
– О, есть способы возвращать старые воспоминания, и я уверена, что Рита Скитер знает их все, – ответила тетушка Мериел. – Но если даже Батильда совсем ку-ку, я не сомневаюсь, что у нее есть старые фотографии, может, даже письма. Она знала Дамблдоров многие годы… Вполне стόит того, чтобы наведаться в Годрикову Лощину, рискну предположить.
Глоток Масляного эля попал Гарри не в то горло; он закашлялся, глядя на тетушку Мериел слезящимися глазами; Доудж похлопал его по спине. Когда голос снова вернулся к нему, он спросил:
– Батильда Бэгшот живет в Годриковой Лощине?
– О да, она там все время живет! Дамблдоры переехали туда после осуждения Персиваля, и она стала их соседкой.
– Дамблдоры жили в Годриковой Лощине?
– Да, Барри, именно это я только что и сказала, – раздражительным тоном произнесла тетушка Мериел.
Гарри чувствовал себя полностью опустошенным. Ни разу, за все шесть лет, Дамблдор не сказал Гарри, что они оба жили и оба потеряли любимых людей в Годриковой Лощине. Почему? Были ли Джеймс и Лили похоронены рядом с матерью и сестрой Дамблдора? Навещал ли Дамблдор их могилы, возможно, при этом он проходил мимо могил Лили и Джеймса? И он ни разу не сказал Гарри… ни разу не удосужился…
Почему это было так важно, Гарри не мог объяснить даже самому себе, но он ощущал, что это было намного хуже, чем ложь – не рассказать ему про то общее, что у них было, и про место, и про трагедии, произошедшие там. Застывшим взглядом он глядел перед собой, едва замечая, что творится вокруг, и не осознавая, что из толпы появилась Гермиона, до тех пор, пока она не придвинула к нему стул.
– Я просто не могу больше танцевать, – пропыхтела она, скинув одну из туфель и массируя свою подошву. – Рон пошел искать еще Масляного эля. Странно немного, я только что видела, как Виктор уходит от отца Луны, похоже, они о чем-то спорили и ссорились… – она обрубила конец фразы, поглядев на него. – Гарри, ты в порядке?
Гарри не знал, с чего ему начать, но это уже не имело значения. В этот самый момент нечто большое и серебряное рухнуло сквозь балдахин прямо на танцпол. Рысь, грациозная и сияющая, легко приземлилась прямо в середине ошеломленной толпы танцующих. Ближайшие к рыси нелепо застыли посреди танца, головы повернулись. Затем рот Патронуса открылся и громко произнес низким медленным голосом Кингсли Шаклболта.
– Министерство пало. Скримджер убит. Они идут.
[1] Your Holeyness, «Ваша Дырявость» дословно. Эта фраза мной взята из американского издания; в английском Фред называет Джорджа «Lugless», т.е. «безухий» на смеси английского и шотландского языков.
[2] Искаженный французский; что-то типа «Позвольте мне, чтобы помогать вас».
[3] Xenophilius. Имя содержит греческие корни xenos (чужой) и phileo (люблю), но с латинским окончанием. Имя означает «человек, любящий инородное».
[4] Luna, произносится с ударением на первый слог.
[5] Greyback – дословно «Серая спина». Вполне подходящая фамилия для оборотня.
[6] Gurdyroot. Root – корень, а первая часть слова созвучна с Guard – стража, охрана.
[7] Crumple-Horned Snorkack. Crumpled – смятый, сморщенный; horn – рог; snore – храпеть.
[8] Wrackspurt. Wrack – остатки кораблекрушения, разрушение. Spurt – струя.