Глава 14. Вор
Открыв глаза, Гарри был мгновенно ослеплен зеленым и золотым светом; у него не было ни малейшего понятия, что произошло; единственное, что он знал, – что лежит он, судя по всему, на листьях и ветках. Пытаясь впустить воздух в по-прежнему словно расплющенные легкие, Гарри мигнул и понял, что ослепительное сияние было солнечным светом, льющимся сквозь полог листвы высоко над головой. Затем у самого его лица дернулся какой-то предмет. Гарри поднялся на четвереньки, ожидая обнаружить какую-нибудь маленькую энергичную зверушку, и осознал, что предмет был ногой Рона. Оглянувшись, Гарри понял, что они и Гермиона лежат в лесу и, судя по всему, одни.
Первой мыслью Гарри был Запретный лес, и какое-то мгновение, хотя он и знал, как глупо и опасно для них было бы появляться на территории Хогвартса, его сердце учащенно билось от мысли пробраться сквозь деревья в хижину Хагрида. В следующее мгновение Рон слабо застонал, и Гарри, пока полз к нему, осознал, что это был не Запретный лес: деревья выглядели моложе и росли реже, да и земля под ними была не так сильно завалена листвой и сучьями.
Возле головы Рона Гарри встретил Гермиону, также ползущую на четвереньках. В тот момент, когда Гарри взглянул на Рона, все прочие заботы вылетели у него из головы – весь левый бок Рона был залит кровью, и обескровленное посеревшее лицо четко выделялось на усыпанной листвой земле. Многосущное зелье прекращало свое действие, и Рон напоминал нечто среднее между Каттермоулом и самим собой: его волосы на глазах рыжели, в то время как лицо теряло остатки естественного цвета.
– Что с ним случилось?
– Щепление[1], – проговорила Гермиона, уже возясь с Роновым рукавом, там, где крови было больше всего.
Потрясенный произошедшим, Гарри наблюдал, как она разорвала рубашку Рона. Он всегда воспринимал Щепление как нечто комическое, но это… Его внутренности сжались, когда Гермиона обнажила плечо Рона, где недоставало большого куска плоти, отрезанного словно ножом.
– Гарри, скорее, в моей сумочке, там есть пузырек с надписью «Настойка ясенца»…
– В сумочке… ага…
Гарри поспешил к месту приземления Гермионы, схватил ее маленькую вышитую бисером сумочку и погрузил в нее руку. Тотчас ему начал попадаться один предмет за другим: он нащупывал кожаные корешки книг, мохнатые рукава свитеров, каблуки ботинок…
– Скорее!
Он схватил с земли свою волшебную палочку и нацелил ее в глубины сумочки.
– Accio ясенец!
Маленький коричневый пузырек выскочил из сумочки; Гарри поймал его и поспешил обратно к Гермионе и Рону, который лежал, полузакрыв глаза, так что лишь белки были видны из-под век.
– Он без сознания, – произнесла Гермиона, также довольно бледная; она уже не была похожа на Мафальду, хотя волосы в некоторых местах по-прежнему оставались седыми. – Открой ее, пожалуйста, у меня руки дрожат.
Гарри выкрутил пробку из пузырька, Гермиона забрала его и вылила три капли зелья на кровоточащую рану. Оттуда вырвалось облако зеленоватого дыма; когда оно рассеялось, Гарри увидел, что кровотечение прекратилось. Рана теперь выглядела так, словно ей уже несколько дней; новая кожа нарастала там, где только что была открытая плоть.
– Ух ты, – только и смог выговорить Гарри.
– Это единственное, что я могу сделать наверняка, – дрожащим голосом сказала Гермиона. – Есть заклинания, которые вылечили бы его полностью, но я не рискну их применять, я могу сделать что-то не так, и тогда все станет еще хуже… Он уже потерял столько крови…
– Как с ним это произошло? В смысле, – Гарри покачал головой, стараясь прояснить ее, понять, что только что случилось, – почему мы здесь? Я думал, мы возвращаемся на площадь Гриммолд?
Гермиона глубоко вдохнула. Казалось, она сейчас расплачется.
– Гарри, я не думаю, что мы теперь сможем туда вернуться.
– В каком?..
– Когда мы Дезаппарировали, Йексли успел ухватиться за меня, и я не могла его скинуть, он был слишком силен, и он все еще держался, когда мы прибыли на площадь Гриммолд, и тогда… В общем, я думаю, он увидел дверь и решил, что мы там останемся, и ослабил хватку, и я смогла его скинуть и перенести нас сюда!
– Но тогда где сейчас он? Погоди-ка… ты хочешь сказать, что он в доме на Гриммолд? Что он может туда войти?
В глазах ее блеснули слезы, когда она кивнула.
– Гарри, я думаю, он теперь может. Я… я смогла заставить его отпустить меня с помощью Отталкивающего сглаза, но я уже внесла его внутрь области чар Фиделиус. После смерти Дамблдора мы теперь Хранители Тайны, значит, я раскрыла ему эту тайну, так?
Вариантов не было; Гарри не сомневался, что она права. Это был серьезный удар. Если Йексли мог теперь проникнуть в дом, им туда возвращаться было никак нельзя. Уже сейчас он мог проводить туда других Упивающихся Смертью с помощью Аппарирования. Каким бы унылым и мрачным ни был этот дом, он оставался их единственным безопасным убежищем; а с гораздо более счастливым и дружелюбным, чем раньше, Кричером он из просто жилища стал для них почти домом. С чувством сожаления, не имеющим никакого отношения к пище, Гарри представил себе домового эльфа, возящегося над пирогом с мясом и почками, которого Гарри, Рону и Гермионе не суждено было отведать.
– Гарри, мне жаль, мне так жаль!
– Не глупи, ты в этом совершенно не виновата! Если уж кто и виноват, так это я…
Гарри сунул руку в карман и извлек глаз Психоглазого. Гермиона в ужасе отдернулась.
– Амбридж воткнула его в дверь своего кабинета, чтобы шпионить за другими. Я просто не мог оставить его там… Но именно из-за этого они узнали о посторонних.
Прежде чем Гермиона успела ответить, Рон застонал и открыл глаза. Лицо его по-прежнему оставалось серым и блестело от пота.
– Как ты? – прошептала Гермиона.
– Хреново, – прокаркал Рон и дернулся от боли в раненой руке. – Где мы?
– В лесу, там, где проводился Кубок мира по квиддичу, – ответила Гермиона. – Я хотела что-нибудь замкнутое, укрытое от глаз, и это место было…
– …первым, о котором ты подумала, – закончил за нее Гарри, оглядываясь на кажущуюся совершенно покинутой поляну. Он не мог не вспомнить о том, что произошло в предыдущий раз, когда они Аппарировали в первое место, о котором подумала Гермиона: тогда Упивающиеся Смертью нашли их за несколько минут. Может быть, это была Легилименция? Неужели Волдеморт и его приспешники уже сейчас знали, куда Гермиона их отправила?
– Думаешь, нам надо отсюда уходить? – спросил Рон у Гарри, и Гарри по выражению лица Рона догадался, что он думает о том же.
– Нинаю…
Рон по-прежнему был бледным и мокрым от пота. Он не пытался сесть, и было видно, что он слишком слаб для этого. Перспектива куда-либо его переправлять просто пугала.
– Пока давайте останемся тут, – решил Гарри.
Гермиона с явным облегчением вскочила на ноги.
– Ты куда? – спросил Рон.
– Если мы остаемся, нам надо наложить на это место кое-какие защитные заклятья, – ответила она и, подняв палочку, двинулась по большому кругу вокруг Гарри и Рона, бормоча себе под нос заклинания. Гарри заметил некое колыхание воздуха вокруг них: Гермиона словно бы окутала их поляну теплой дымкой.
– Salvio hexia… Protego totalum… Repello Muggletum… Muffliato… Ты пока достань палатку, Гарри…
– Палатку?
– В сумочке!
– В су-… ага, конечно.
На сей раз он не стал тратить время, копаясь внутри сумочки, а снова применил Призывающие чары. Палатка вынырнула из сумки бесформенной массой ткани, веревок и шестов. Гарри узнал в ней, отчасти из-за кошачьего запаха, ту самую палатку, в которой они спали в ночь Кубка мира по квиддичу.
– Мне казалось, это была палатка того типа из Министерства, Перкинса? – спросил он, начав высвобождать колышки палатки.
– Видимо, она ему больше не нужна, его остеохондроз совсем замучил, – ответила Гермиона, выписывая волшебной палочкой сложные восьмерки, – так что папа Рона сказал, что мы можем ее взять. Erecto! – добавила она, указывая палочкой на бесформенную кучу брезента, которая легко взмыла в воздух и приземлилась, уже полностью собранная, на землю рядом с застывшим на месте Гарри. Из Гарриной руки вырвался колышек, звучно воткнулся в землю, зафиксировав одну из растяжек, и все стихло.
– Cave inimicum, – закончила Гермиона, изящно взмахнув палочкой вверх. – Все, больше я ничего сделать не могу. По крайней мере, мы узнаем заранее, если они появятся, я не гарантирую, что они удержат Вол-…
– Не произноси его имени! – хриплым голосом перебил Рон.
Гарри и Гермиона переглянулись.
– Прости, – сказал Рон, приподнимаясь, чтобы посмотреть на них, и слегка застонал при этом, – но это как… как сглаз, или типа того. Может, будем называть его Сами-Знаете-Кем – пожалуйста?
– Дамблдор говорил, что страх перед именем… – начал Гарри.
– На случай если ты не заметил, приятель, произнесение имени Сам-Знаешь-Кого для Дамблдора в конце концов не очень хорошо закончилось, – огрызнулся Рон. – Просто… просто отдай Сам-Знаешь-Кому дань уважения, а?
– Уважения? – повторил Гарри, но Гермиона послала ему предупреждающий взгляд; она явно давала понять, что Гарри не должен спорить с Роном, пока последний находится в столь плачевном состоянии.
Гарри и Гермиона то ли перенесли, то ли переволокли Рона внутрь палатки. Внутри все было точно так же, как Гарри помнил с прошлого раза: это была маленькая квартирка с ванной комнатой и крохотной кухней. Он сдвинул в сторону старое кресло и осторожно положил Рона на нижнюю койку двухъярусной кровати. Даже от этого короткого путешествия Рон снова побелел и, едва они устроили его на матрасе, закрыл глаза и некоторое время молчал.
– Я сделаю чай, – почти беззвучно произнесла Гермиона, вытащив из недр своей сумочки чайник и кружки и направляясь с ними в кухню.
Горячий напиток подействовал на Гарри так же благотворно, как Огневиски в ночь гибели Психоглазого; он словно выжег часть страха, поселившегося в гарриной груди. Через пару минут молчание прервал Рон.
– Как думаете, что стало с Каттермоулами?
– При минимальном везении, им удалось убраться, – ответила Гермиона, грея руки о горячую кружку. – Если только мистер Каттермоул не потерял всю свою сообразительность, он переправил миссис Каттермоул домой с помощью Совместного Аппарирования, и сейчас они уже бегут из страны вместе с детьми. Это то, что Гарри им велел сделать.
– Черт, надеюсь, они ушли нормально, – сказал Рон, отвалившись обратно в подушки. Чай на него явно хорошо подействовал – бледность его лица несколько спала. – Хотя мне этот Редж Каттермоул не показался таким уж сообразительным, судя по тому, как все со мной разговаривали, когда я был им. Боже, хоть бы им удалось… Если они оба загремят в Азкабан из-за нас…
Гарри глянул на Гермиону, и вопрос, вертевшийся у него на языке, – о том, сможет ли миссис Каттермоул Аппарировать совместно с мужем без палочки, – застрял у него в глотке. Гермиона смотрела на Рона, беспокоившегося о судьбе Каттермоулов, и в ее лице было столько нежности, что Гарри почувствовал себя почти так же, как если бы он нечаянно застал их целующимися.
– Так он у тебя? – спросил Гарри, отчасти чтобы напомнить Гермионе, что он тоже здесь.
– У меня… что у меня? – переспросила она, слегка вздрогнув.
– Ну ради чего мы всем этим занимались? Медальон! Где медальон?
– Вы его взяли? – завопил Рон, чуть приподнявшись на подушках. – Никто ничего мне не говорит! Черт, могли бы и упомянуть!
– Ну вообще-то мы удирали от Упивающихся Смертью, забыл? – сказала Гермиона. – Вот.
Она извлекла медальон из кармана мантии и протянула Рону.
Медальон был размером с куриное яйцо. Вычурная буква «С», выложенная множеством маленьких зеленых камешков, тускло сверкала в рассеянном свете, проходящем сквозь крышу палатки.
– А не может быть такого, что кто-нибудь его уже кокнул с тех пор, как он был у Кричера? – с надеждой спросил Рон. – В смысле, мы уверены, что он до сих пор Хоркрукс?
– Думаю, да, – ответила Гермиона, забрав его обратно и рассматривая вблизи. – На нем бы были какие-то повреждения, если бы он был магически уничтожен.
Она передала медальон Гарри, тот повертел его в пальцах. Выглядела эта штуковина совершенно, идеально чисто. Он вспомнил изувеченные останки дневника, и как треснул камень в кольце-Хоркруксе, когда Дамблдор его уничтожил.
– Мне кажется, Кричер прав, – произнес Гарри. – Мы должны придумать, как заставить его открыться, и только тогда мы сможем уничтожить его.
Внезапное осознание того, что он держит в руках, что живет за этими маленькими золотыми створками, накатило на Гарри, когда он произносил эти слова. Даже после всех их усилий, затраченных на то, чтобы найти медальон, он ощутил отчаянное желание закинуть его как можно дальше. Вернув себе самообладание, он попытался открыть медальон пальцами, затем воспользовался чарами, с помощью которых Гермиона открыла дверь спальни Регулуса. Ни то, ни другое не сработало. Он отдал медальон обратно Рону и Гермионе. Каждый из них тоже попробовал, но их попытки были не более удачными, чем его.
– А чувствовать его ты можешь? – приглушенным голосом спросил Рон, крепко держа его в кулаке.
– Что ты имеешь в виду?
Рон протянул Хоркрукс Гарри. Через пару секунд Гарри показалось, что он знает, что Рон имел в виду. Что это было за ощущение – его собственная кровь, пульсирующая в жилах, или что-то вроде биения крохотного сердца внутри медальона?
– И что мы будем с ним делать? – поинтересовалась Гермиона.
– Будем держать при себе, пока не выясним, как его уничтожить, – ответил Гарри и, как ни противился он этому в душе, накинул цепь себе на шею и спрятал медальон с глаз долой себе под мантию. Там он и устроился, на Гарриной груди рядом с сумочкой, подаренной ему Хагридом.
– Думаю, нам надо по очереди дежурить около палатки, – сказал Гарри Гермионе, вставая и потягиваясь. – И еще нам надо подумать о еде. Ты остаешься здесь, – резко добавил он, увидев, как Рон попытался сесть и тут же резко позеленел.
Гарри и Гермиона тщательно установили на столе в палатке Крадоскоп, который Гермиона подарила Гарри на день рождения, после чего провели остаток дня, поочередно выполняя обязанности часового. Однако Крадоскоп весь день оставался безмолвным и неподвижным, и, то ли от защитных заклятий и муглеотталкивающих чар, наложенных Гермионой, то ли просто потому что люди редко заглядывали в это место, но эта часть леса оставалась совершенно пустынной, за исключением разве что одиноких птиц и белок. Вечер не принес изменений. Заступив на дежурство в десять часов, Гарри зажег свет на кончике волшебной палочки и уставил взор в пустое пространство, наблюдая летучих мышей, порхавших высоко над ним на фоне клочка звездного неба над поляной.
Он чувствовал голод и небольшое головокружение. Гермиона не упаковала в свою магическую сумочку никакой еды, поскольку была уверена, что они в тот же вечер вернутся на площадь Гриммолд, поэтому есть им было нечего, кроме нескольких грибов, которые Гермиона собрала под ближайшими деревьями и сварила в котелке. Рон после пары глотков отставил свою порцию, его тошнило; Гарри держался до последней ложки лишь чтобы не обидеть Гермиону.
Окружающую тишину прерывал лишь неясный шелест и еще какие-то звуки, словно хруст веточек; Гарри думал, что эти звуки производят скорее животные, а не люди, но тем не менее свою палочку сжимал крепко, готовый в случае чего применить. Его желудок, и без того не очень довольный неудачным ужином в виде порции резиноподобных грибов, сжимался от беспокойства.
Раньше Гарри думал, что ощутит прилив сил, как только им удастся вернуть Хоркрукс, но почему-то этого не произошло; все, что он чувствовал, сидя здесь и вглядываясь в темноту, лишь малый кусочек которой был освещен его палочкой, – это беспокойство о том, что будет дальше. Это было так, словно он бежал к одной точке многие недели, месяцы, может быть, даже годы, а сейчас вдруг внезапно остановился, потеряв дорогу.
Где-то там были другие Хоркруксы, но у него не было ни малейшей идеи, где именно они могли бы находиться. Гарри даже не про все знал, что они из себя представляют. И в то же время у него не было никаких предположений, как уничтожить тот единственный, который у них уже был, тот самый Хоркрукс, который в настоящее время прижимался к голой коже Гарриной груди. Как ни странно, он не отбирал тепло у тела, а лежал на коже холодный, словно только что извлеченный из ледяной воды. Время от времени Гарри казалось, – возможно, только казалось, – что он ощущает слабый пульс, неровно бьющийся возле его собственного сердца.
Неясные предчувствия одолевали Гарри, пока он сидел один в темноте; он пытался сопротивляться им, отгонять их прочь, но они набрасывались на него снова и снова. Ни один из них не может жить, пока жив другой. Рон и Гермиона, нежно переговаривающиеся сейчас в палатке у него за спиной, могли уйти, если хотели; он не мог. И когда он сидел, пытаясь одолеть свой собственный страх и опустошенность, ему казалось, что Хоркрукс у него на груди тикает, отсчитывая оставшееся время его собственной жизни… Дурацкая мысль, сказал он себе, не думай об этом…
Шрам снова начал пульсировать. Гарри испугался, что он сам заставил его болеть, думая обо всем этом, и попытался направить свои мысли в другую сторону. Он думал о несчастном Кричере, который ожидал их возвращения домой, а взамен получил Йексли. Будет ли эльф хранить молчание или же расскажет Упивающемуся Смертью все, что знает? Гарри хотел верить, что Кричер изменил отношение к нему за прошедший месяц, что теперь он будет лоялен, но кто знает, что может случиться? Что если Упивающиеся Смертью пытали несчастного эльфа? Омерзительные картины мелькали в Гаррином мозгу, и он попытался их тоже отогнать, ибо для Кричера он сделать ничего не мог. Он и Гермиона уже приняли решение не пытаться призвать Кричера; что если вместе с ним появится кто-то из Министерства? Они не могли полагаться на то, что Аппарирование эльфов лишено того же недостатка, из-за которого Йексли попал в дом двенадцать, держась за край рукава Гермионы.
Теперь Гаррин шрам горел. Он подумал, что они еще столь многого не знают: Люпин был прав насчет магии, с которой они никогда не встречались и даже не представляли себе. Почему Дамблдор не объяснил больше? Возможно, он думал, что у них еще будет время; что он будет жить еще долгие годы, а может, и века, подобно своему другу Николя Фламелю? Если так, то он ошибся… Снейп об этом позаботился… Снейп, спящий змей, нанесший удар на вершине башни…
И Дамблдор упал… упал…
– Дай мне ее, Грегорович.
Голос Гарри был высоким, ясным и холодным; его палочку держала прямо перед ним белая длиннопалая рука. Человек, на которого он указывал, висел в воздухе вверх ногами, хотя никаких веревок, державших его, видно не было; он раскачивался, связанный невидимыми путами, руки и ноги были переплетены, полное ужаса лицо вровень с Гарриным было багровым от прилившей к голове крови. У него были снежно-белые волосы и широкая густая борода; он походил на связанного деда Мороза.
– У меня ее нет, у меня ее больше нет! Ее у меня украли, давно, много лет назад!
– Не лги Лорду Волдеморту, Грегорович. Он знает… он всегда знает.
Зрачки подвешенного человека были расширены, в них плескался страх; и они казались все больше, больше, до тех пор, пока их чернота не поглотила Гарри целиком…
Теперь Гарри спешил темным коридором по пятам за толстеньким маленьким Грегоровичем, который бежал, держа фонарь высоко над головой. Грегорович ворвался в комнату в конце коридора, и его фонарь осветил нечто вроде мастерской; в раскачивающемся озерке света сверкали опилки и золото, а на подоконнике примостился, словно птица на жердочке, молодой парень с золотыми волосами. В то мгновение, когда свет фонаря осветил его, Гарри увидел восторг, отразившийся на его красивом лице; затем пришелец пустил из своей волшебной палочки оглушающее заклятье и кувыркнулся назад из окна, резко расхохотавшись.
И Гарри выбирался назад из этого широкого туннеля зрачков, и перед ним снова было искаженное ужасом лицо Грегоровича.
– Кто был этот вор, Грегорович? – спросил высокий холодный голос.
– Я не знаю, и никогда не знал, молодой мужчина… Нет… пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА!
Крик все продолжался и продолжался, и затем вспышка зеленого света…
– Гарри!
Гарри открыл глаза, тяжело дыша; его лоб пульсировал. Потеряв сознание, он откинулся на стенку палатки, затем соскользнул по брезенту вниз и распростерся на земле. Он взглянул вверх на Гермиону, густые волосы которой заслонили кусочек неба, видимый в просвете темных ветвей высоко над ними.
– Сон, – заверил он, быстро садясь и пытаясь смотреть в глаза Гермионе с совершенно невинным видом. – Похоже, задремал, извини.
– Я знаю, это был твой шрам! Я это вижу по твоему лицу! Ты заглядывал Вол-…
– Не называй его по имени! – послышался сердитый голос Рона из глубины палатки.
– Отлично, – отрезала Гермиона. – Значит, Сам-Знаешь-Кому в мысли!
– Я не хотел! – воскликнул Гарри. – Это был сон! Ты сама можешь контролировать, что тебе снится, Гермиона?
– Если б ты все-таки выучился Окклуменции…
Но Гарри было неинтересно получать выговоры; он хотел обсудить то, что он только что увидел.
– Он нашел Грегоровича, Гермиона, и я думаю, он его убил, но прежде чем убить его, он прочел мысли Грегоровича, и я увидел…
– Я думаю, мне лучше подменить тебя на дежурстве, если ты так устал, что засыпаешь, – холодно произнесла Гермиона.
– Я могу достоять свое дежурство!
– Нет, ты явно вымотался. Иди и ложись.
Она с упрямым видом уселась у входа в палатку. Сердитый, но не желающий ссориться, Гарри пролез внутрь.
По-прежнему бледное лицо Рона высовывалось с нижней койки; Гарри вскарабкался на верхнюю, улегся и начал смотреть вверх, на темный брезентовый потолок. Несколько секунд спустя Рон заговорил, достаточно тихо, чтобы его голос не донесся до Гермионы, скорчившейся у входа.
– И что сейчас делает Сам-Знаешь-Кто?
Гарри закатил глаза, стараясь припомнить каждую деталь, затем прошептал в темноту.
– Он нашел Грегоровича. Он его связал и стал пытать.
– Как Грегорович сможет сделать ему новую палочку, если он связан?
– Не знаю… Странно, да?
Гарри закрыл глаза, думая обо всем, что он видел и слышал. Чем больше он вспоминал, тем меньше смысла во всем этом находил… Волдеморт ни слова не сказал про Гаррину волшебную палочку, ничего о сердцевинках-близнецах, ничего о том, чтобы Грегорович сделал новую, более мощную волшебную палочку, способную справиться с Гарриной…
– Он что-то хотел от Грегоровича, – произнес Гарри, не открывая глаз. – Он потребовал отдать это ему, но Грегорович сказал, что это у него украли… а потом… потом…
Гарри припомнил, как он, будучи Волдемортом, словно бы провалился сквозь глаза Грегоровича в его воспоминания…
– Он прочел память Грегоровича, и я увидел этого парня, сидевшего на подоконнике, и он пульнул проклятием в Грегоровича и выпрыгнул. Он украл, он украл то, что нужно Сам-Знаешь-Кому. И я… мне кажется, я его уже где-то видел…
Хотел бы Гарри еще разок взглянуть на смеющееся лицо того парня. Кража состоялась много лет назад, согласно Грегоровичу. Почему юный воришка казался знакомым?
Звуки леса в палатку почти не залетали; единственное, что слышал Гарри, – это дыхание Рона. Через некоторое время Рон прошептал:
– А ты не видел, что у вора было в руках?
– Нет… это, наверно, было что-то маленькое.
– Гарри?
Доски, из которых была сделана койка Рона, скрипнули, когда он повернулся в постели.
– Гарри, а ты не думаешь, что Сам-Знаешь-Кто ищет что-то еще, из чего можно сделать Хоркрукс?
– Не знаю, – медленно ответил Гарри. – Может быть. Но не будет ли для него слишком опасно делать еще один? Гермиона вроде сказала, что его душа уже и так на пределе?
– Ага, но может, он об этом не знает.
– Ага… может, – поддакнул Гарри.
Он был уверен, что Волдеморт искал способ обойти проблему сердцевинок-близнецов, что Волдеморт искал решения у старого изготовителя волшебных палочек… И вот он его убил, не задав, судя по всему, ни одного вопроса, касающегося палочек.
Что пытается найти Волдеморт? Почему, имея у своих ног Министерство Магии и весь волшебный мир, он находится так далеко, гоняясь за предметом, который принадлежал когда-то Грегоровичу и был украден неизвестным вором?
В воображении Гарри все еще стояло лицо светловолосого юноши, веселое, буйное; на нем было совершенно фредо-джорджевое выражение лукавства. Он слетел с подоконника, словно птица, и Гарри определенно видел его раньше, но никак не мог вспомнить где…
Теперь, когда Грегорович был мертв, в опасности оказался вор с веселым лицом, и именно о нем думал Гарри, в то время как с нижней койки доносился громкий храп Рона. Постепенно и сам он погрузился в сон.
[1] Splinching. Слово образовано от глагола to splint – расщепляться.