Глава 17. Секрет Батильды
– Гарри, подожди.
– Что случилось?
Гарри с Гермионой едва добрались до могилы неизвестного Эббота.
– Там кто-то есть. Кто-то за нами наблюдает. Я уверена. Там, за кустами.
Они стояли совершенно неподвижно, держась друг за друга и глядя на густое черное ограждение кладбища. Гарри не мог разглядеть ничего.
– Ты уверена?
– Я видела, как что-то двигалось, могу поклясться, что видела…
Гермиона отпустила Гарри, чтобы освободить свою рабочую руку для волшебной палочки.
– Мы похожи на муглей, – напомнил ей Гарри.
– На муглей, которые только что клали цветы на могилу твоих родителей! Гарри, я уверена, что там кто-то есть!
Гарри подумал об «Истории магии»; на кладбище, предположительно, водились приведения – что если?.. Но тут он услышал шорох и увидел облачко снега, сбитого с того самого куста, на который указывала Гермиона. Призраки не могут сдвигать снег.
– Это кошка, – через одну или две секунды произнес Гарри, – или птица. Если бы это был Упивающийся Смертью, мы уже были бы мертвы. Но давай отсюда выберемся, и тогда снова сможем надеть плащ.
Выбираясь с кладбища, они постоянно оглядывались. Гарри, совсем не такой уверенный, каким он притворялся, когда успокаивал Гермиону, был рад добраться до ворот и скользкого тротуара. Они вновь накинули на себя плащ-невидимку. В баре было больше народу, чем раньше: множество голосов внутри него исполняли рождественский гимн, который они слышали, приближаясь к церкви. Какое-то мгновение Гарри рассматривал возможность предложить укрыться там, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Гермиона прошептала: «пойдем туда», – и потянула его вглубь темной улицы, ведущей прочь из деревни в направлении, противоположном тому, откуда они пришли. Гарри различал то место, где кончались коттеджи и улочка уходила в открытое поле. Они шли так быстро, как только осмеливались, проходя мимо сверкающих разноцветными огнями окон, различая за занавесками темные силуэты новогодних елок.
– Как мы найдем дом Батильды? – спросила Гермиона, чуть дрожа и продолжая все время оглядываться через плечо. – Гарри? Как ты думаешь? Гарри?
Она потянула его за руку, но Гарри не обращал на это внимания. Он смотрел вперед, на темную массу, находящуюся в самом конце ряда домов. В следующее мгновение он прибавил ходу, таща за собой Гермиону; та слегка поскользнулась.
– Гарри…
– Смотри… смотри сюда, Гермиона…
– Я не… ох!
Гарри мог его видеть; чары Фиделиус, должно быть, умерли вместе с Джеймсом и Лили. Живая изгородь сильно разрослась за шестнадцать лет, прошедшие с того времени, когда Хагрид забрал Гарри из обломков, разбросанных в высокой, по пояс, траве. Бόльшая часть коттеджа по-прежнему стояла, хотя и была полностью покрыта плющом и снегом, но правая часть верхнего этажа разлетелась вдребезги; именно там, не сомневался Гарри, проклятие ударило своего автора. Они с Гермионой стояли у ворот, глядя на руину, когда-то бывшую коттеджем, точно таким же, как тот, что стоял по соседству.
– Интересно, почему никто его за все это время не восстановил? – прошептала Гермиона.
– Может, его нельзя восстановить? – ответил Гарри. – Может, это как раны, нанесенные Темной магией, и отремонтировать разрушения невозможно?
Он извлек руку из-под плаща и ухватился за заснеженную, покрытую толстым слоем ржавчины створку ворот, не стремясь открыть ее, но просто желая прикоснуться к какой-нибудь части дома.
– Ты не собираешься идти внутрь? Он на вид ненадежный, он может – ой, Гарри, смотри!
Его касание ворот, похоже, произвело эффект. Перед ними из земли вырос знак, прямо сквозь переплетение крапивы и прочих сорняков, словно какой-то чудной быстрорастущий цветок. Золотыми буквами по дереву были выведены слова:
В этом месте в ночь 31 октября 1981 года
Лили и Джеймс Поттеры отдали свои жизни.
Их сын, Гарри, остается единственным волшебником,
сумевшим пережить убивающее проклятие.
Этот дом, невидимый для муглей, оставлен
в разрушенном состоянии в качестве памятника Поттерам
и напоминания о жестокости,
которая разрушила их семью.
И повсюду вокруг этих аккуратно выведенных слов были надписи, добавленные другими ведьмами и волшебниками, приходившими сюда, чтобы увидеть то место, где избежал смерти Мальчик, Который Выжил. Одни просто подписались Вечнодействующими чернилами; другие вырезали свои инициалы в дереве; но некоторые оставили послания. Самые свежие из них, ярко сияющие поверх шестнадцатилетнего слоя граффити, были все похожи.
«Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни находился». «Если ты читаешь это, Гарри, мы все с тобой!» «Да здравствует Гарри Поттер!»
– Они не должны были писать на знаке! – недовольно воскликнула Гермиона.
Гарри, сияя, посмотрел на нее.
– Это здорово. Я рад, что они это сделали. Я…
Он оборвал фразу. Полностью закутанная фигура ковыляла по улочке в их направлении, отчетливо видимая в ярком свете отдаленной площади. Хотя это трудно было определить, но Гарри показалось, что это была женщина. Она двигалась очень медленно, возможно, опасаясь поскользнуться на снежном насте. Ее сгорбленность, ее полнота, ее шарканье создавали впечатление чрезвычайной дряхлости. Они молча следили за ее приближением. Гарри ждал, не свернет ли она в один из коттеджей, мимо которых проходила, но инстинкт подсказывал ему, что нет, не свернет. Наконец фигура остановилась в нескольких ярдах от них, но ничего не делала – просто стояла к ним лицом прямо посреди заледенелой дороги.
Гермиона ущипнула Гарри за руку, но это было лишним. Шансов на то, что эта женщина была муглем, практически не было: она стояла, взирая на дом, который оставался бы для нее невидимым, если бы она не была ведьмой. Однако, даже допуская, что она действительно была ведьмой, поведение ее было странным – выйти из дома в такую холодную ночь, просто чтобы посмотреть на старые руины. В то же время, по всем законам нормальной магии их с Гермионой она вообще не должна была видеть. И тем не менее Гарри испытывал странное чувство, что она знает – и что они здесь, и кто они такие. И как только он пришел к этому непростому выводу, женщина подняла руку в перчатке и поманила их к себе.
Гермиона придвинулась к нему под плащом, прижав свою руку к его.
– Откуда она знает?
Он покачал головой. Женщина вновь поманила их, на этот раз более энергично. Гарри приходило в голову много резонов не последовать призыву, но подозрения о личности этой женщины росли в нем с каждой секундой, что они стояли лицом друг к другу посреди пустой улицы.
Возможно ли, что она ждала их все эти долгие месяцы? Что Дамблдор велел ей ждать и сказал, что Гарри в конце концов придет? Могло ли так быть, что это она двигалась в тени кладбища, а потом проследовала за ними в это место? Даже то, что она чувствовала их, предполагало некоторые дамблдороподобные способности, с которыми он никогда раньше не встречался.
Наконец Гарри заговорил, заставив Гермиону ахнуть и подскочить на месте.
– Вы Батильда?
Закутанная фигура кивнула и снова поманила их рукой.
Под плащом Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга. Гарри поднял брови; Гермиона ответила слабым нервным кивком.
Они двинулись навстречу женщине, и она тотчас отвернулась и заковыляла обратно по дороге, по которой они сюда пришли. Проведя их мимо нескольких домов, она наконец свернула в ворота. Они прошли за ней по тропе сквозь сад, почти такой же заросший, как тот, из которого они только что вышли. Поковырявшись немного с ключами у входной двери, женщина открыла ее и сделала шаг назад, чтобы дать им пройти.
От нее плохо пахло, а может, от дома: Гарри сморщил нос, когда они осторожно прошли мимо нее и стянули с себя плащ. Теперь, когда Гарри был рядом с этой женщиной, он осознал, какая она маленькая; согнутая возрастом, она едва доставала ему до груди. Она затворила за ними дверь; голубоватые с пигментными пятнами костяшки пальцев были видны на фоне облупившейся краски. Затем она повернулась и впилась взглядом в Гаррино лицо. Ее глаза были набухшими от катаракт и утопали в складках полупрозрачной кожи, и все ее лицо было покрыто пятнышками от лопнувших кровеносных сосудов и родинками. Гарри подивился, может ли она вообще его разглядеть; впрочем, если и могла, то перед ней стоял всего лишь плешивый мугль, чью внешность он украл.
Отчетливый запах старости, пыли, грязной одежды и несвежей еды усилился, когда женщина размотала поеденную молью черную шаль, обнажив голову, покрытую редкими белыми волосами, через которые просвечивала кожа.
– Батильда? – повторил Гарри.
Она вновь кивнула. Гарри вдруг ощутил медальон, прижавшийся к его коже; тварь внутри него, тикавшая или пульсировавшая время от времени, пробудилась; он ощущал ее пульс через холодное золото. Возможно, она знала или чувствовала, что оружие, которое может ее уничтожить, близко?
Батильда прошаркала мимо них, оттолкнув Гермиону, словно не видела ее, и удалилось в, судя по всему, гостиную.
– Гарри, я сомневаюсь, – выдохнула Гермиона.
– Ты посмотри на ее рост, я думаю, мы ее одолеем, если понадобится, – ответил Гарри. – Слушай, я должен был тебе сказать, я знал, что у нее не все дома. Мериел говорила, что она «сдвинутая».
– Сюда! – позвала Батильда из соседней комнаты.
Гермиона вздрогнула и вцепилась в гаррину руку.
– Все нормально, – успокаивающе произнес Гарри и первым направился в гостиную.
Батильда семенила вокруг комнаты, зажигая свечи, но в комнате по-прежнему было очень темно, не говоря уже о том, что там было чрезвычайно грязно. Толстый слой пыли хрустел у них под ногами, и Гаррин нос сквозь запах сырости и плесени уловил нечто худшее – что-то вроде протухшего мяса. Он подумал про себя, когда же последний раз хоть кто-то появлялся в доме Батильды, чтобы проведать, как у нее дела. Она явно забыла, что тоже может использовать магию, ибо свечи она неуклюже зажигала вручную, и тянущиеся за ее руками кружевные манжеты постоянно рисковали загореться.
– Позвольте я, – предложил Гарри и взял спички у нее из рук. Она стояла, наблюдая, как он заканчивает зажигать свечные огарки, стоящие на блюдцах повсюду в комнате, неустойчиво примостившиеся на стопках книг и на столиках, заставленных треснутыми и покрытыми плесенью чашками.
Последней поверхностью, на которой Гарри заметил свечу, был комод с изогнутой передней стенкой, на котором стояло множество фотографий. Когда свеча разгорелась, отражение огня закачалось на пыльном стекле и серебре. Пока Батильда возилась с дровами для камина, Гарри пробормотал: «Tergeo». Пыль исчезла с фотографий, и он тотчас заметил, что полудюжины их не хватает – самые большие и красивые рамки были пусты. Он подумал, Батильда ли их убрала или кто-то другой. Затем его взор упал на фотографию в заднем ряду, и Гарри немедленно в нее вцепился.
Это был золотоволосый вор с веселым лицом, тот самый юноша, который примостился на подоконнике Грегоровича; он лениво улыбался, глядя на Гарри из своей серебряной рамки. И до Гарри внезапно дошло, где он видел этого парня раньше: в «Жизни и лжи Альбуса Дамблдора», рука об руку с подростком-Дамблдором, и, судя по всему, именно туда и делись все отсутствующие фотографии – в книгу Риты.
– Миссис… мисс… Бэгшот? – спросил он, и его голос слегка вздрогнул. – Кто это?
Батильда стояла посреди комнаты, наблюдая, как Гермиона разводит для нее огонь.
– Мисс Бэгшот? – повторил Гарри и сделал шаг вперед, держа фотографию в руках; в этот момент в камине весело затрещал огонь. Батильда при звуках его голоса подняла голову, и Хоркрукс у него на груди запульсировал чаще.
– Кто этот человек? – спросил ее Гарри, протягивая фотографию вперед.
Она важно посмотрела на фото, затем вверх на Гарри.
– Вы знаете, кто он? – повторил он, гораздо медленнее и громче, чем он говорил обычно. – Этот человек? Вы его знаете? Как его зовут?
Батильда просто смотрела с отсутствующим видом. Гарри ощутил раздражение. Как Рита Скитер умудрилась вытащить из Батильды ее воспоминания?
– Кто это человек? – громко повторил он.
– Гарри, что ты делаешь? – спросила Гермиона.
– Эта фотография, Гермиона, это вор, то самый вор, который обокрал Грегоровича! Пожалуйста! – снова повернулся он к Батильде. – Кто он?
Но та лишь смотрела на него.
– Почему вы просили нас пойти с вами, миссис… мисс… Бэгшот? – спросила Гермиона, тоже повысив голос. – Вы хотели нам что-то сообщить?
Не подав виду, что она слышала Гермиону, Батильда, шаркая ногами, сделала несколько шагов навстречу Гарри. Едва заметно дернув головой, она посмотрела обратно в прихожую.
– Вы хотите, чтобы мы ушли? – спросил он.
Она повторила жест, на сей раз показав сперва на него, потом на себя и потом на потолок.
– Ох, ладно… Гермиона, я думаю, она хочет, чтобы я вместе с ней пошел наверх.
– Отлично, – ответила Гермиона, – пошли.
Но когда Гермиона сдвинулась с места, Батильда на удивление энергично помотала головой, снова показав сперва на Гарри, затем на себя.
– Она хочет, чтобы я пошел с ней один.
– Но почему? – спросила Гермиона, и ее голос прозвенел в освещенной свечами комнате резко и отчетливо; старая леди при этом возгласе покачала головой.
– Может, Дамблдор велел ей отдать меч мне и только мне?
– Ты на самом деле думаешь, что она знает, кто ты?
– Да, – ответил Гарри, глядя сверху вниз в ее бледные глаза, впившиеся в его. – Думаю, она знает.
– Ну тогда ладно, только побыстрее, Гарри.
– Ведите, – обратился Гарри к Батильде. Она, видимо, поняла, поскольку прошаркала мимо него к двери. Гарри с успокаивающей улыбкой оглянулся на Гермиону, но не был уверен, что она эту улыбку видела; она стояла, обвив себя руками, посреди освещенной запущенной комнаты, и глядела на книжный шкаф. Когда Гарри выходил из комнаты, не видимый как Гермионой, так и Батильдой, он засунул фотографию незнакомого вора вместе с серебряной рамкой к себе в карман куртки.
Лестница была крутой и узкой; Гарри испытал некоторый соблазн поместить руки на полное седалище Батильды, чтобы гарантировать, что она не свалится сверху прямо на него (это казалось ему весьма вероятным). Медленно, тяжело дыша, она взобралась на верхнюю лестничную площадку, сразу свернула направо и ввела его в низенькую спальню.
В комнате было черным-черно и отвратительно пахло; Гарри успел разглядеть торчащий из-под кровати ночной горшок, после чего Батильда закрыла дверь, и даже он растворился в темноте.
– Lumos, – произнес Гарри, и на кончике его волшебной палочки зажегся свет. Он вздрогнул: за эти несколько секунд темноты Батильда подошла вплотную к нему, и он не услышал ее приближения.
– Вы Поттер? – прошептала она.
– Да.
Она медленно и торжественно кивнула. Гарри ощутил, как быстро пульсирует Хоркрукс – чаще, чем его собственное сердце; это было неприятное, тревожное ощущение.
– У вас есть что-то для меня? – спросил Гарри, но ее, похоже, отвлек свет его волшебной палочки.
– У вас есть что-то для меня? – повторил он.
Затем она закрыла глаза, и в этот момент произошло сразу несколько вещей: шрам Гарри резко кольнуло; Хоркрукс дернулся так, что сдвинулся перед его свитера; темная вонючая комната на мгновение растворилась. Он ощутил всплеск радости и произнес высоким холодным голосом: «Держи его!»
Гарри покачнулся; темная, дурнопахнущая комната вновь словно навалилась на него; он не понимал, что только что произошло.
– У вас есть что-то для меня? – спросил он в третий раз, гораздо громче.
– Вон там, – прошептала она, указывая в угол. Гарри поднял палочку и увидел очертания заваленного чем-то туалетного столика под занавешенным окном.
На сей раз Батильда его не повела. Гарри осторожно двинулся между ней и незастеленной кроватью, держа волшебную палочку наготове. Он не хотел поворачиваться к Батильде спиной.
– Что это? – спросил он, добравшись до туалетного столика; на нем лежала куча, судя по виду и запаху, грязного белья.
– Там, – произнесла она, показывая на бесформенную массу.
И в тот момент, когда он отвернулся, обшаривая глазами спутанную груду мусора в поисках рукояти меча, рубина, Батильда сделала какое-то странное движение – Гарри заметил это уголком глаза; паника заставила его развернуться, и ужас приковал его к полу, когда он увидел, как старое тело рухнуло вниз, и огромная змея вытекла из того места, где была шея.
Змея нанесла удар, едва Гарри поднял волшебную палочку; укус в предплечье выбил палочку у него из руки и подбросил к потолку. Свет палочки беспорядочно заметался по комнате и погас. Затем мощнейший удар хвостом в живот выбил из Гарри весь воздух; он отлетел спиной на туалетный столик, в груду грязной одежды…
Он откатился в сторону, едва избегнув хвоста, обрушившегося на столик, где Гарри был секундой раньше; осколки стеклянной поверхности ливнем хлынули на него, едва он приземлился на пол. Он услышал, как Гермиона позвала снизу: «Гарри?»
Гарри не мог набрать достаточно воздуха в легкие, чтобы отозваться; затем тяжелая гладкая масса сбросила его на пол, и он ощутил, как она наползает на него, сильная, мускулистая…
– Нет! – пригвожденный к полу, выдавил он, глотая воздух.
– Да, – прошептал голос. – Да… держу тебя… держу тебя…
– Accio… Accio палочка…
Но палочка не прилетела, и ему понадобились обе руки, чтобы попытаться оторвать от себя змею, обвившуюся вокруг его туловища, выдавливающую из него воздух, вдавливающую ему в грудь Хоркрукс, ледяной кружок, пульсирующий жизнью в считанных дюймах от его собственного отчаянно колотящегося сердца, и его мозг заливало холодным белым светом, все мысли погасли, дыхание захлебнулось, отдаленные шаги, все стало…
Металлическое сердце билось вне его груди, и теперь он летел, летел с триумфом в сердце, не нуждаясь в помеле или Тестрале…
Внезапно Гарри очнулся в дурнопахнущей темноте; Нагини выпустила его. Он вскарабкался на ноги и увидел силуэт змеи на фоне освещенной лестничной площадки. Она нанесла удар, и Гермиона с криком нырнула в сторону; ее проклятие, отраженное, ударило в занавешенное окно и разбило его. Морозный воздух наполнил комнату, когда Гарри пригнулся, чтобы избежать второго душа разбитого стекла, и его нога скользнула на чем-то похожем на карандаш – на его палочке…
Он нагнулся и схватил ее, но теперь вся комната была полна змеей, беспорядочно бьющей своим хвостом; Гермионы нигде не было видно, и какое-то мгновение Гарри думал о худшем, но затем раздался громкий звук удара и вспышка красного света, и змея взмыла в воздух, попутно крепко двинув Гарри в лицо, поднимая одно тяжелое кольцо за другим к самому потолку. Гарри поднял волшебную палочку, но как только он это сделал, его шрам загорелся сильнее и больнее, чем за многие годы.
– Он идет! Гермиона, он идет!
Когда он проорал эти слова, змея с безумным шипением обрушилась вниз. Все погрузилось в хаос: она сбивала полки со стен, и осколки фарфора летали повсюду, когда Гарри перепрыгнул через кровать и схватил темную фигуру, которая, он знал, была Гермионой…
Она закричала от боли, когда Гарри потянул ее обратно через кровать; змея снова поднялась, но Гарри знал, что приближалось нечто худшее, чем змея, что это, возможно, было уже у ворот, его голова, казалось, вот-вот расколется надвое от боли в шраме…
Змея бросилась, когда он рванулся вперед, таща Гермиону за собой; когда она ударила, Гермиона прокричала: «Confringo!», и ее заклинание пролетело через комнату, разнеся зеркало гардероба, отразилось обратно в них, начало молотить от пола до потолка и обратно; Гарри ощутил, как оно обожгло тыльную сторону его ладони. Стекло разрезало ему щеку, когда, таща за собой Гермиону, он спрыгнул с кровати на разломанный туалетный столик и затем через разбитое окно в ничто, и ее крик разнесся в ночи, когда они крутанулись прямо в воздухе…
И затем его шрам взорвался, и он был Волдемортом, и он мчался через вонючую комнату, и его длинные белые руки вцепились в подоконник, когда он мельком увидел, как плешивый мужчина и маленькая женщина крутанулись и исчезли, и он завопил от ярости, и его крик, смешавшись с криком девчонки, эхом разнесся через темные садики, перекрывая церковные колокола, отбивающие наступление Рождества…
И его крик был Гарриным криком, его боль была Гарриной болью… Это могло случиться здесь, где это случилось раньше… здесь, откуда виден был дом, в котором он так близко подошел к знанию того, каково умирать… умирать… Боль была столь ужасна… Вырван из собственного тела… Но если у него не было тела, почему его голова так страшно болела, если он был мертв, почему он чувствовал себя так непереносимо, разве боль не прекращается со смертью, разве она не уходит…
Ночь сыра и ветренна, двое детей, наряженных тыквами, переваливаясь, идут через площадь, и окна магазинов усеяны бумажными пауками, дешевыми муглевыми атрибутами мира, в который они не верят… И он скользил мимо них, и это его чувство цели, и мощи, и правильности, он всегда испытывал его в таких случаях… Не гнев… это для более слабых душ, чем он… но триумф, да… Он ждал этого, он надеялся на это…
– Отличный костюм, мистер!
Он увидел, как улыбка мальчугана увяла, едва он подбежал поближе и смог заглянуть под капюшон плаща, увидел, как страх затуманил раскрашенное лицо; затем ребенок развернулся и побежал прочь… Под мантией он коснулся пальцами рукоятки волшебной палочки… Одно простое движение, и ребенок никогда не вернется к матери… Но ненужно, совершенно ненужно…
Теперь он двигался по новой, более темной улице, и его цель наконец-то была перед его глазами, Фиделиус рухнул, хотя они этого еще не знали… И он издавал меньше звуков, чем мертвые листья, скользящие вдоль тротуара, когда он поравнялся с темной изгородью и глянул через нее…
Они не задернули занавесок, он совершенно отчетливо видел их в их маленькой гостиной – высокого черноволосого мужчину в очках, выпускающего клубы разноцветного дыма из своей волшебной палочки для развлечения маленького черноволосого мальчика в синей пижаме. Ребенок смеялся и пытался поймать дым, схватить его в свой маленький кулачок…
Дверь открылась, и вошла мать, говоря слова, которых он не слышал, ее длинные темно-рыжие волосы закрывали лицо. Теперь отец двумя руками поднял сына и протянул его матери. Он отбросил волшебную палочку на диван и потянулся, зевая…
Ворота чуть скрипнули, когда он их открыл, но Джеймс Поттер этого не услышал. Белая рука извлекла волшебную палочку из-под плаща и указала ей на дверь; та распахнулась.
Он уже был на пороге, когда Джеймс вбежал в прихожую. Это было легко, слишком легко, он даже не подобрал свою палочку…
– Лили, бери Гарри и уходи! Это он! Уходи! Беги! Я его задержу…
«Задержу», без волшебной палочки в руке!.. Он рассмеялся, прежде чем выпустить проклятие…
– Avada Kedavra!
Зеленый свет залил тесную прихожую, он осветил коляску, прислоненную к стене, заставил перила засиять, словно молнии, и Джеймс Поттер упал, словно кукла, у которой обрубили нитки…
Он слышал ее крики с верхнего этажа; она была в ловушке, но если она останется разумной, ей, по крайней мере, нечего бояться… Он поднялся по ступеням, с удовольствием прислушиваясь к ее попыткам забаррикадироваться… У нее при себе тоже нет палочки… Какие же они были глупцы, и какие доверчивые, считая, что их безопасность в их друзьях, что оружие можно отложить в сторону хотя бы на мгновение…
Он силой открыл дверь, одним ленивым движением волшебной палочки отшвырнул в сторону стул и ящики, поспешно придвинутые к ней… И вот она стоит, и ребенок у нее в руках. При виде его она уронила сына в кроватку за ее спиной и раскинула руки в стороны, как будто это могло помочь, как будто, закрывая ребенка от его взгляда, она надеялась, что он выберет ее…
– Только не Гарри, только не Гарри, пожалуйста, не Гарри!
– С дороги, глупая девчонка… С дороги, сейчас же…
– Не Гарри, пожалуйста, нет, возьмите меня, убейте меня лучше…
– Я предупреждаю в последний раз…
– Только не Гарри! Пожалуйста… будьте милосердны… милосердны… Только не Гарри! Не Гарри! Пожалуйста – я все сделаю…
– С дороги – с дороги, девчонка…
Он мог просто отпихнуть ее от кроватки, но более разумным представлялось покончить с ними всеми…
Зеленый свет блеснул в комнате, и она свалилась, как и ее муж. Ребенок все это время не плакал; ему удалось встать, держась за ограждение кроватки, и он с радостным интересом посмотрел снизу вверх в лицо пришельца, возможно, думая, что это его отец спрятался под плащом и сделает еще красивые огоньки, и его мать вот-вот вскочит на ноги и рассмеется…
Он очень тщательно нацелил волшебную палочку мальчику в лицо: он хотел увидеть, как это случится, как будет уничтожена эта необъяснимая угроза. Ребенок начал плакать: он увидел, что это был не Джеймс. Ему не понравилось, что ребенок заплакал, он всегда не выносил нюни мелкоты в приюте…
– Avada Kedavra!
И тут он распался: он был ничем, ничем, кроме боли и ужаса, и он должен был спрятаться, не здесь, в обломках разрушенного дома, где кричал оставшийся в ловушке ребенок, но далеко отсюда… далеко…
– Нет, – простонал он.
Змея шуршала по грязному, заваленному обломками полу, и он убил мальчишку, и в то же время он был мальчишкой…
– Нет…
И теперь он стоял возле разбитого окна дома Батильды, поглощенный воспоминаниями о его величайшем поражении, и огромная змея у его ног скользила среди осколков стекла и фарфора… Он глянул вниз и увидел что-то… что-то невероятное…
– Нет…
– Гарри, все в порядке, ты в порядке!
Он наклонился и поднял разбитую фотографию. Вот он, неизвестный вор, тот, кого он искал…
– Нет… я ее потерял… я ее потерял…
– Гарри, все нормально, проснись, проснись!
Он был Гарри… Гарри, не Волдемортом… и шуршала не змея…
Он открыл глаза.
– Гарри, – прошептала Гермиона. – Ты как себя чувствуешь – нор… нормально?
– Да, – солгал он.
Гарри был в палатке, лежал на нижней койке под кучей одеял. Он мог определить, что уже почти рассвет, по неподвижности и характерной чистоте холодного света над брезентовым потолком. Он был весь в поту; он чувствовал, что потом залиты простыни и одеяла.
– Мы выбрались.
– Да, – сказала Гермиона. – Мне пришлось применить Чары Парения, чтобы уложить тебя на койку, я не могла тебя поднять. Ты был… ну, ты был немного…
Под ее карими глазами пролегли фиолетовые тени, и Гарри заметил в ее руке маленькую губку: она вытирала ему лицо.
– Ты был болен, – закончила она. – Сильно болен.
– Как давно мы оттуда ушли?
– Несколько часов назад. Сейчас почти утро.
– И я был… что, без сознания?
– Не совсем, – неловко произнесла Гермиона. – Ты кричал и стонал, и… всякое, – добавила она таким тоном, от которого Гарри стало неуютно. Что он делал? Выкрикивал проклятия, как Волдеморт? Плакал, как ребенок в кроватке?
– Я не могла снять с тебя Хоркрукс, – продолжила Гермиона, и он понял, что она решила сменить тему. – Он прилип, прилип к твоей груди. У тебя осталась отметина; прости, мне пришлось применить Рассекающие чары, чтобы убрать его. Змея тебя тоже укусила, но я промыла рану и капнула туда немного ясенца…
Он снял и отшвырнул мокрую от пота футболку, которая на нем была, и посмотрел вниз. Над его сердцем был алый овал – там, где его обжег медальон. Также он мог разглядеть полузатянувшиеся проколы на предплечье.
– Куда ты дела Хоркрукс?
– В мою сумочку. Думаю, нам надо держать его подальше некоторое время.
Он откинулся назад в подушки и взглянул в ее похудевшее, посеревшее лицо.
– Нам не следовало идти в Годрикову Лощину. Это моя вина, я во всем виноват, Гермиона. Прости меня.
– Это не твоя вина. Я тоже хотела пойти; я действительно думала, что Дамблдор мог оставить там для тебя меч.
– Да, ну что ж… Мы с этим ошиблись, так?
– Что произошло, Гарри? Что произошло, когда она взяла тебя наверх? Змея где-то там пряталась? И она вдруг выскочила, и убила ее, и напала на тебя?
– Нет, – ответил он. – Она и была змеей… или змея была ей… все это время.
– Ч-что?
Гарри закрыл глаза. Он все еще ощущал исходящий от него самого запах дома Батильды; это делало все произошедшее ужасающе отчетливым.
– Батильда, наверно, уже давно мертва. Змея была… была внутри нее. Сама-Знаешь-Кто поместил ее в Годрикову Лощину, чтобы ждать. Ты была права. Он знал, что я вернусь.
– Змея была внутри нее?
Он вновь открыл глаза; на лице Гермионы было написано отвращение, ее словно тошнило.
– Люпин говорил, что мы встретимся с магией, которую мы и представить себе не можем, – произнес Гарри. – Она не хотела говорить в твоем присутствии, потому что это был Змееяз, все на Змееязе, а я не догадывался, но, конечно, я мог ее понимать. Как только мы поднялись в комнату, змея послала сообщение Сама-Знаешь-Кому, я слышал это у себя в голове, я ощутил его возбуждение, он сказал держать меня там… и тогда…
Гарри вспомнил, как змея выползала из шеи Батильды; Гермионе необязательно было знать все детали.
– Она превратилась, превратилась в змею и напала.
Он глянул вниз, на следы укусов.
– Она не должна была меня убить, просто продержать там до прихода Сама-Знаешь-Кого.
Если бы только ему удалось убить змею, это стоило бы того, весь их вояж… С тяжестью на сердце он сел и отбросил одеяла.
– Гарри, нет, я знаю, ты должен отдохнуть!
– Это тебе нужно поспать. Без обид, но ты выглядишь ужасно. Я в норме. Я подежурю немного. Где моя палочка?
Она не ответила, просто смотрела на него.
– Где моя волшебная палочка, Гермиона?
Она прикусила губу, и слезы выступили у нее на глазах.
– Гарри…
– Где моя палочка?
Гермиона потянулась куда-то рядом с кроватью и подала ему палочку.
Волшебная палочка из остролиста и пера феникса разломилась практически надвое. Одна лишь тонкая жилка пера феникса удерживала обе половинки вместе. Дерево раскололось полностью. Гарри взял ее в руки, словно живое существо, которому была нанесена страшная рана. Он не мог нормально мыслить: все было в тумане паники и страха. Затем он протянул палочку Гермионе.
– Почини ее. Пожалуйста.
– Гарри, я не думаю, когда она так сломана…
– Пожалуйста, Гермиона, хоть попытайся!
– R-reparo.
Свисающая половинка палочки вновь собралась. Гарри поднял ее.
– Lumos!
Палочка испустила несколько слабых искр и погасла. Гарри навел ее на Гермиону.
– Expelliarmus!
Волшебная палочка Гермионы слегка дернулась, но не покинула ее руки. Эта бледная попытка магии оказалась непосильной для Гарриной палочки, которая опять развалилась надвое. Гарри уставился на нее, потрясенный, не в состоянии осознать, что он видит… Волшебная палочка, которая столько перенесла…
– Гарри, – прошептала Гермиона, настолько тихо, что он едва мог ее расслышать. – Пожалуйста… пожалуйста, прости меня. Я думаю, что это была я. Когда мы уходили, помнишь, змея на нас набросилась, и я произвела Разрывное проклятие, и оно отражалось повсюду, и оно, наверное… наверное, попало…
– Это было случайно, – механически ответил Гарри. Он чувствовал себя опустошенным, парализованным. – Мы… мы найдем способ ее починить.
– Гарри, я не думаю, что нам это удастся, – покачала головой Гермиона, по лицу которой стекали слезы. – Помнишь… помнишь Рона? Когда он сломал свою палочку, разбив машину? Она никогда после этого не восстановилась, ему пришлось купить новую.
Гарри подумал об Олливандере, похищенном и удерживаемом в плену Волдемортом, о Грегоровиче, который был мертв. Как он мог теперь достать себе новую волшебную палочку?
– Что ж, – фальшиво-непринужденным голосом сказал он, – тогда мне просто придется одолжить твою палочку ненадолго. Пока я дежурю.
Гермиона, лицо которой было залито слезами, протянула ему свою волшебную палочку. Гарри оставил Гермиону сидеть у кровати, не желая ничего, кроме как уйти от нее подальше.