ЭПИЛОГ
1
Подвальная выставка в «Пустых синих глазах в сумраке Ёми». В уголке этой комнаты, напоминающей погреб, во всегдашнем полумраке, напоминающем сумерки…
Дослушав рассказанную Мей Мисаки «историю этого лета о другом Сакаки», я несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул.
Хоть я уже был привычен к атмосфере этой комнаты, все же к концу истории мной все больше и больше овладевало странное ощущение. Будто произносимые слова одно за другим усиливают «пустоту» выставленных здесь кукол, и эта пустота меня постепенно засасывает…
Пытаясь ей как-то сопротивляться, я нарочито легким тоном произнес:
– В конечном итоге, стало быть, призрак оказался ненастоящим, да?
Довольно-таки прямолинейный получился комментарий… Впрочем, какое-то предчувствие этой правды у меня начало появляться уже в середине рассказа.
Потому что…
Во время того августовского выезда Мей же сама сказала.
Это было тогда же, когда она раскрыла нам секрет «глаза куклы», в «Мемориале Сакитани». Я тогда спросил у нее, видела ли она что-нибудь вроде привидений, и она ответила: «Нет… никогда».
А после этого…
Насчет самого существования призраков она сказала: «Вообще понятия не имею. Сдается мне, их просто нет».
Ее «глаз куклы» видит так называемый «цвет смерти».
Это особая способность – возможность видеть духов, или предвидеть смерть, или еще что-то подобное… Так я понял, во всяком случае.
– Короче говоря, это было всего лишь детское представление?
Я по-прежнему был прямолинеен. У меня в голове был образ ребенка, играющего «роль взрослого», «роль призрака», точно так же как в театре кабуки или традиционном танце актер играет «роль куклы». Однако Мей легонько покачала головой.
– Мм. Такое резюме мне не нравится.
– Ээ… аа…
– Конечно, Со-кун действительно «убедил себя», так что я понимаю твое желание сказать именно так, но…
Замолчав, Мей холодно прищурила правый глаз, и я немного смешался. Поправил позу, сделал глубокий вдох и попытался угадать, что будет за этим «но».
– Для него самого это было невероятно важно.
На эти слова я мог лишь с серьезным видом кивнуть.
– Угу. Это я понимаю, но… как бы это сказать, все очень запутанно и тонко. Все объяснить в точности довольно трудно. Что на самом деле происходило в душе у Со-куна?
– …Ну да, – поджав губы, кивнула Мей. – Конечно, всю историю я узнала от него самого и более-менее проверила все факты, но… но что сверх этого? Думаю, как тщательно ни объясняй, всего не объяснишь.
– Может, это что-то вроде раздвоения личности или одержимости?
Со Хирацка был настолько твердо убежден, что он «призрак Тэруи Сакаки», что, когда являлся, он чувствовал, думал и вел себя в полном соответствии с этим. Вполне естественно, что именно такие слова приходят на ум при мысли о том, что творилось в его сердце. Но…
– Но у меня ощущение, что это чуточку другое, – отказался я от своего предположения, едва его высказав.
Правильно ли здесь пользоваться этими уже существующими терминами? Такой вопрос у меня внезапно возник. И Мей, похоже, думала так же.
– Мне кажется, что описывать это состояние Со-куна как «психическое расстройство» и анализировать его, будто мы специалисты, непродуктивно. Хотя многие захотели бы так сделать, – проговорила она, после чего еще сильнее поджала губы. – Сакакибара-кун, ты только что сказал, что это «очень запутанно и тонко», да?
– Ээ… да.
– Насчет «тонко» я согласна, а вот насчет «запутанно» – на самом деле это очень простые вещи переплелись воедино. Так это выглядит для меня.
– Несколько очень простых вещей?
– Давай выпишем ключевые слова?
Мей медленно закрыла правый глаз, потом снова открыла.
– Ребенок. Взрослый. Смерть. Призрак. Печаль. …И, пожалуй, воссоединение.
– Эээ, это…
– Каждое слово по отдельности очень простое. Но каждое из них обладает своим собственным значением, и когда они переплелись, произошло некое искажение… в результате чего в Со-куне родился «призрак Сакаки-сана».
– Эээ… не объяснишь?
– А нужны ли дальнейшие объяснения?
При этих словах – то ли нарочно, то ли нет – на лице Мей Мисаки появилась слегка зловредная улыбка.
– Это же не вопросы к экзамену по японскому, а?
– Ммм, – простонал я и откинулся на спинку кресла.
– Да уж. Но… – тут улыбка исчезла с лица Мей. – Все-таки давай разложим по полочкам, что же произошло в Приозерном особняке третьего мая. Думаю, тебе следует иметь об этом четкое представление.
2
Тэруя Сакаки постоянно пребывал в состоянии печали.
Печаль от того, что в «трагедии 87 года» одиннадцать лет назад он потерял много друзей, погибших у него на глазах. Вдобавок печаль от смерти матери…
От «катастроф» он спасся, вместе с семьей покинув Йомияму, но сами «катастрофы» не прекратились, и из-за них лишились жизни многие другие люди, имеющие отношение к классу и оставшиеся в городе. Его наверняка грызло чувство вины за то, что он один удрал и спасся. Чувство вины, которое за все эти годы вовсе не прошло… оно, конечно, тоже прибавляло ему печали.
Посреди всего этого Сакаки страшился «смерти», но в то же время начал тянуться к «смерти». И то, что он бросил университет и принялся беспорядочно путешествовать, и, возможно, то, что он держал у себя мелких зверьков и устроил для них кладбище с надгробиями во дворе, – все это, по-видимому, было попытками понять смысл «смерти».
В конце концов его мысли стали двигаться в одном определенном направлении.
Чем так и жить дальше в непреходящей печали, лучше будет умереть самому. Тогда он от печали освободится. Тогда, возможно, ему удастся воссоединиться со «всеми» – теми, кто умерли раньше.
Поэтому – «Хватит уже, – принял он в конце концов решение. – Желать в этой жизни больше нечего». Он решил самостоятельно оборвать свою жизнь. И…
Это намерение Сакаки попытался воплотить в реальность вечером третьего мая, в свой двадцать шестой день рождения. В дневнике «Memories 1998» он оставил нечто вроде предсмертной записки, после чего подготовил веревку, чтобы повеситься, выпил спиртного, принял снотворное… и именно в этот момент внезапно появились Цкихо и Со.
Далее из-за неудачного стечения обстоятельств он упал из коридора второго этажа и умер – Со верил в это как в «факт, вспомненный призраком Тэруи Сакаки». Это реконструкция «призрака Сакаки», основанная на воспоминаниях самого Со, который наблюдал за происходящим, поднявшись вслед за Цкихо на второй этаж.
Видя собственными глазами умирающего Сакаки, к которому его тянуло, как к отцу или старшему брату, Со был потрясен и ошарашен, он впал в состояние, близкое к обмороку. В то же время Цкихо, сразу подбежав к упавшему Сакаки, поняла, что он уже не дышит. Дальнейшее развитие событий предопределили ее решения и действия в тот момент.
Находящегося почти в трансе Со она уложила в постель в подходящем месте, после чего позвонила по телефону. Но не в «скорую» и не в полицию, а мужу, Сюдзи Хирацке.
– Случилось что-то ужасное. Что-то ужасное…
Этот голос Цкихо, слышный слабо и обрывочно, запомнил сам Со и позже рассказал о нем Мей.
– …ЧТО?!
Изумленный голос Цкихо.
– Но… но так же…
Она с кем-то говорила по телефону. На том конце, похоже, был Сюдзи. …Судя по всему, Со понял это по манере речи Цкихо.
– Аа… д-да. Я, я поняла. В общем, как можно быстрее… да. Пожалуйста. Я буду ждать.
Вскоре подъехал Сюдзи Хирацка. Обладая квалификацией врача, он констатировал смерть Сакаки, потом выслушал подробный рассказ Цкихо о случившемся… После этого воспоминания Со тускнеют, и дальше остаются лишь общие догадки.
Следует ли сообщать о произошедшем в полицию?
Тэруя Сакаки этим вечером, несомненно, пытался покончить с собой, но фактически упал он по вине Цкихо. Реально это был несчастный случай, но она боялась, что ее могут обвинить в непредумышленном убийстве. А возможно, полиция заподозрит ее и в чем-то похуже.
Сам по себе факт, что родственник – для Сюдзи он был шурином – пытался покончить с собой, для обладающей хорошей репутацией в здешних краях семьи Хирацка означал бы большой скандал, которого они хотели бы избежать. То, что Цкихо имеет к этому такое отношение, они тем более не хотели делать достоянием общественности. К тому же осенью выборы… Все это обсудив, двое приняли решение.
Очевидное решение – все скрыть.
Пусть факта «смерть Тэруи Сакаки здесь, сегодня вечером» не было. Пусть он в одиночку отправился куда-то путешествовать на долгий срок. Для него такое бродяжничество в порядке вещей, так что ничего необычного в этом сценарии нет. Близких друзей у него почти что не было, так что в конце концов, наверное, объяснения «он все еще путешествует, местонахождение неизвестно» будет достаточно, чтобы все улеглось.
Для этого в первую очередь необходимо было как-то избавиться от тела. Куда-то его выбросить или спрятать так, чтобы его не обнаружили посторонние.
– Хотя бы… здесь.
Похоже, именно тут Цкихо и произнесла эту фразу. И Со, слушая обрывками сознания, сохранил в памяти обрывки слов.
– …в этом доме.
В том, что касалось избавления от тела, вариантов выбора было немало: закопать в лесу, утопить в море или в озере… но каждый из них Цкихо отвергла.
К любимому ее покойным отцом Приозерному особняку Сакаки тоже был очень привязан. Цкихо это хорошо знала. Поэтому, хоть они и решили скрыть его смерть ради собственного блага, она умоляла спрятать тело хотя бы…
Хотя бы здесь.
В этом доме.
Где-то в этом доме.
В конце концов Сюдзи уступил ее просьбе. В будущем, поскольку у Тэруи Сакаки по-прежнему будет «местонахождение неизвестно», суд официально признает его умершим, и тогда Приозерный особняк по закону достанется его старшей сестре Цкихо. О том, что он попадет в чужие руки, можно было не беспокоиться. Возможно, Сюдзи принял решение исходя из этих соображений. …Итак.
Местом, где спрятать тело, была выбрана подвальная комната, которой долгие годы никто не пользовался и о самом существовании которой мало кто знал.
Вдвоем внеся туда тело, они затем решили саму эту комнату сделать «несуществующей». Работы по заделыванию двери и световых окошек Сюдзи либо выполнил сам, либо втайне организовал. Вряд ли это для него было очень сложно – он ведь как раз расширял свой бизнес, связанный со строительством…
Когда замуровывали тело, туда отнесли и однообъективную зеркалку Сакаки – наверняка по просьбе Цкихо. Это то же самое, что класть в гроб умершего его любимые вещи… Легко представить.
Заодно туда поместили и дневник – это, видимо, чтобы избавиться от улик. Плохой идеей было бы оставить его в спальне или в кабинете, где кто-нибудь может найти в нем фразу, очень похожую на предсмертную записку самоубийцы. Хорошим вариантом было бы просто уничтожить его, например сжечь, но они этого не сделали – возможно, чтобы сохранить «гарантию» на случай худшего развития событий.
В том маловероятном случае, если «несуществующую» подвальную комнату найдут и в ней обнаружат тело, предсмертная записка в этом дневнике обретет значение. Она станет сильным свидетельством в пользу того, что смерть Сакаки изначально была самоубийством, и тем самым позволит избежать проблем. Так они решили…
3
– Похоже, та подвальная комната изначально была спроектирована как котельная, – пояснила Мей и кинула взгляд на поверхность круглого стола. На лежащий там закрытый альбом. – Там стояла большая угольная печь. Для избавления от дыма через все здание шел дымоход, который в зимние месяцы отапливал помещения. Котельной давно никто не пользовался, и, когда отец Сакаки-сана приобрел дом, он оставил ее как есть.
– Значит, тот камешек, который попался Со-куну под руку, действительно был угольком? – спросил я.
– Да, – кивнула Мей. – Видимо, когда-то давно уголь рассыпался, и Со-кун, когда шарил рукой в полной темноте, случайно на него наткнулся.
…Тем не менее.
Каким образом Со Хирацка проник в ту комнату ночью второго августа? И дверь, и световые окошки были полностью заделаны, там не должно было оставаться ни щелочки, которая могла бы послужить входом.
Когда я задал этот вопрос…
– Похоже, случайно, – тут же ответила Мей.
– Случайно?
– Поскольку подвал изначально использовался для этой цели, туда снаружи напрямую шла труба для загрузки угля – в общем, входное отверстие. Вроде тоннеля, идущего по диагонали сверху в ту комнату.
Нечто наподобие мусоропровода в старых постройках, так, что ли?
– О его существовании тоже все давно забыли, и Цкихо с Сюдзи не знали. Когда заделывали двери и окна, его никто не заметил. Входное отверстие внутри комнаты, через которое падал уголь, возможно, было наполовину завалено мусором…
– И Со-кун его обнаружил?
– Похоже, действительно наткнулся случайно. В тот день он обнаружил, что световых окошек стало меньше, но, поскольку на самом деле он не призрак, проникнуть сквозь стену он не мог. В растерянности он блуждал поблизости, случайно наткнулся на старую металлическую крышку в земле, попытался открыть…
– И оттуда проник внутрь.
– Похоже, сам он этого не понял. Для него это, видимо, ощущалось, будто он провалился в дыру. По его словам, он ощутил неожиданный удар. Тогда же, судя по всему, он получил множество ссадин по всему телу…
После того как второго августа ночью Мей спасла Со из подвала, похоже, произошло много серьезных дел. В общем-то, нетрудно представить.
– Я была в растерянности, но все же в первую очередь надо было связаться с Кирикой-сан, без вариантов. Я ей вкратце все рассказала, потом попросила пересказать отцу и сразу приехать сюда.
– А в семье Хирацка разве не было переполоха из-за пропажи Со-куна?
– Похоже, они не заметили, – ответила Мей. С некоторым расстройством в голосе. – Похоже, после майских событий Со-кун часто запирался в своей комнате. И в тот день Цкихо-сан, судя по всему, просто не знала, что Со-кун под вечер вышел из дому…
– Хмм. Судя по тому, что я от тебя услышал…
У меня возникло ощущение, что Со был одинок в семье Хирацка. Вероятно, еще до майских событий его домашнее окружение было вот таким.
– Ну и дальше завертелось… В конце концов приехала полиция. Со-куна отправили в больницу. Мне тоже полицейские задавали уйму вопросов…
В дальнейшем развитии событий оставалось много неясного. Обнаружение трупа в подвале не стало достоянием общественности; супругам Хирацка обвинение в попытке сокрытия трупа также почему-то не предъявили.
Однако Сюдзи Хирацка отменил свое выдвижение на осенних выборах. Какая там взрослая механика работала, мы не знали. Мей, к примеру, расспрашивала Кирику-сан, но та давала уклончивые ответы.
4
Почему Со Хирацка убедил себя в том, что он «призрак Тэруи Сакаки»?
Позже я попытался найти этому объяснение, хоть и понимал, что получится оно весьма грубым. Просто не мог удержаться. Воспользовался «ключевыми словами», которые недавно сказала Мей.
– Со-кун очень сильно любил Сакаки-сана. Сакаки-сан для него был кем-то вроде отца и старшего брата одновременно, и поэтому…
† †
Ты хочешь стать взрослым? Или не хочешь?
…И то, и другое.
И то, и другое?
Ребенком быть неудобно… но взрослые отвратительны.
Отвратительны?
Зависит от человека. Если стану таким взрослым, каких люблю, то хотел бы, и побыстрее.
† †
– Во-первых, Со-кун не любил взрослых. Подозреваю, что ему были отвратительны все взрослые, кроме Сакаки-сана. И Хирацка-сан, второй муж Цкихо-сан, и сама Цкихо-сан, изливавшая всю любовь на Мирей-тян, которая родилась от Хирацки-сана, и, скорее всего, школьные учителя тоже… Вот почему.
Вот почему Со-кун думал:
Если стану таким взрослым, каких люблю, то хотел бы, и побыстрее. Иными словами, если стану таким взрослым, как Сакаки-сан, то хотел бы, и побыстрее.
† †
Что происходит с человеком, когда он умирает?
…М?
Когда умирает, он отправляется в «тот мир»?
Так все-таки… что происходит?
†
Ну, призраки же бывают? Раз душа остается в «этом мире», она становится призраком?
Призраков не бывает. Давать такой ответ – долг каждого уважаемого взрослого, но… знаешь, возможно, и бывают.
Хмм.
Может, я просто хочу, чтобы они существовали.
† †
– И вот этот Сакаки-сан умер на глазах Со-куна.
Самый любимый, самый дорогой для него человек. Единственный взрослый, похожим на которого он хотел бы стать в будущем. …Этот Сакаки-сан.
Со-кун не желает принять реальность, в которой Сакаки-сана больше нет. Однако мертвый не воскреснет.
Со-кун лишился «идеального взрослого», похожим на которого хотел стать в будущем. Думаю, если бы он не стал таким взрослым, то предпочел бы остаться ребенком, лишенным свободы. Но хотел он того или нет, а стал бы взрослым все равно…
† †
Некоторые люди после смерти становятся призраками, а некоторые не становятся?
Говорят, призраками становятся те, кто испытывает ненависть или привязанность к кому-то в этом мире.
А если человек умирает от чего-то ужасного? Как Оива-сан?
Тогда он, став призраком, мстит тому, кто это с ним сделал, конечно же? А, и еще: если человек умер, не успев передать свои мысли дорогим для себя людям, или после смерти не был оплакан, как положено…
† †
– Если бы в тот вечер Цкихо-сан и ее муж вызвали «скорую» и полицию… Если бы сообщили о смерти Сакаки-сана и, как положено, провели погребальную церемонию…
Тогда, думаю, Со-кун не стал бы «призраком».
Но все пошло по-другому.
Со-кун получил от Цкихо-сан приказ забыть о том, что произошло в тот вечер, она внушила ему это… Вкупе с полученным шоком это привело к тому, что воспоминания того вечера оказались заперты. Смерть Сакаки-сана скрыли, его не оплакали, как положено… и тогда в Со-куне пробудился «призрак Тэруи Сакаки» и стал время от времени являться. Но с точки зрения самого Со-куна, так осуществились его желания сразу в двух смыслах.
Во-первых, желание, чтобы Сакаки-сан остался в «этом мире». Пусть он умер, но в качестве призрака остался рядом с ним, Со-куном, – вот какое желание.
Во-вторых, желание прямо сейчас стать не «отвратительным взрослым», а «любимым взрослым». Если бы ему суждено было стать «отвратительным взрослым», он предпочел бы остаться ребенком. Однако рано или поздно он станет взрослым в любом случае. Поэтому уж лучше сейчас стать «взрослым» по имени «призрак любимого Тэруи Сакаки». Возможно, в некотором смысле это было желание остановить время…
† †
Я… думаю: когда человек умирает, он… может где-то воссоединиться со всеми?
А «все» – это кто?
Все, кто умерли раньше.
† †
– Итак, Со-кун пробудился как «призрак Тэруи Сакаки» и, уже будучи являющимся то тут, то там призраком, стал постепенно возвращать себе воспоминания. Он начал искать пропавшее тело Сакаки-сана… Это, возможно, стоит расценивать как роль «посредника».
Это был не Со-кун, действовавший ради самого себя, а «призрак Тэруи Сакаки», действовавший ради покойного себя = Тэруи Сакаки. Если тело будет обнаружено и предъявлено общественности, если «смерть» будет официально признана (как должно было быть с самого начала), тогда он = Тэруя Сакаки сможет воссоединиться со «всеми». То, о чем Сакаки-сан всегда мечтал… Вот почему.
5
– Ну как?
Закончив свое грубое объяснение, я напряженно ожидал реакции Мей.
Мей с серьезным видом скрестила руки и ответила:
– Ну, более или менее.
В этот момент она мне здорово напомнила Тибики-сана.
– Это не тот вопрос, на который можно дать правильный ответ… но…
– Да?
– Мое сравнение тоже покажется грубым, но чем-то мне этот «призрак» напоминает мираж.
– Мираж?
Кстати говоря, во время ее рассказа был эпизод с миражом, появившимся в море близ Хинами.
– Да, – кивнула Мей и закрыла правый глаз. – Призрачная картина, которая то появляется, то исчезает. Изображение возникает в результате искривления лучей света из-за разницы температур воздуха и по сравнению с оригиналом выглядит увеличенным, уменьшенным или перевернутым… Искаженная иллюзия.
– Ээ, ага.
– Окружающие всегда видели реальный облик мальчика по имени Со Хирацка. Но сам он видел лишь искаженную иллюзию себя, похожую на мираж. Это и есть «призрак Сакаки-сана».
– Ээ…
– Разница температур воздуха – то есть разница скоростей молекул, которые в этом воздухе содержатся. Можно еще сказать – разница в плотности за единицу времени.
– Ну да.
– В случае Со-куна причиной искажения стала разница температур души. Или плотность «печали» в его душе. Она стала слишком высокой, и это исказило его изначальную фигуру… Как-то так.
Мей перевела дух, я закивал.
Как ни странно, подумал я, этот метафорический подход выглядит более точным, чем моя разумная теория, и…
– Это тоже грубо, – произнес я, – но я подумал и сформулировал нечто вроде правил.
– Правил?
– Точнее сказать, систему восприятия «призрака Тэруи Сакаки».
– Хм? – и Мей посмотрела на меня с интересом.
Я опять нервничая, попытался собрать в голове то, что обдумывал прежде, и начал рассказывать.
– Когда Со-кун являлся в качестве «призрака», как он воспринимал самого Со-куна? Это должно было в разное время и в разных ситуациях происходить по-разному. Мне кажется, это в общем и целом происходило вот по каким вариантам…
После чего я изложил следующие три «варианта».
- В ситуациях, когда он один. Тогда «призрак Тэруи Сакаки» воспринимает находящегося там же Со Хирацку как «не существующего». Поэтому даже в зеркале себя самого = Со он не видит.
- В ситуациях, когда он вместе с другими, которые осознают присутствие Со. В этой ситуации «призрак» тоже осознает, что «Со здесь». «Призрак», словно внетелесный дух, видит фигуру себя = Со и все, что он делает.
- В ситуациях, когда он вместе с кем-то, кто видит «призрака» (то есть воспринимает его как «призрака»). Тогда, как и в случае 1, Со для него «не существует».
– Вариант три применим только к одному человеку – Мей Мисаки.
Вспоминая историю, которую рассказала Мей, я продолжил:
– Скажем, в тот раз, когда «призрак» явился во время чаепития на даче семьи Мисаки. Когда ты в одиночку пошла на террасу с таким видом, будто приглашаешь его, и Со-кун вышел следом за тобой, так? Вы с ним оказались наедине, и он обращался к тебе как «призрак». При этом сам Со-кун, хоть и находился в том же месте, стал «не существующим»… Однако тут вышел твой отец. Он видел Со-куна и вел себя соответственно, поэтому его восприятие как «призрака» должно было измениться, он не мог больше общаться с тобой напрямую и стал исчезать… так?
– Действительно, – кивнула Мей спустя какое-то время. – Было такое ощущение.
– Кстати… – продолжил я. – Мне больше всего не давал покоя такой вопрос: почему в принципе Со-кун сделал такую ошибку? В смысле, почему он ошибочно решил, что левый глаз Мей Мисаки способен видеть призраков?
Я хотел в этом как следует разобраться.
Этому факту я удивлялся, оглядываясь на рассказанную Мей историю. Потому что события, произошедшие при их встрече этим летом в Приозерном особняке, выглядели не иначе как «едва Мей сняла повязку с левого глаза, как тут же увидела призрака, которого не видела прежде».
– Это… – без эмоций в голосе ответила Мей, притронувшись к краю повязки, – тоже всего лишь результат наложения мелких совпадений.
– Наложения совпадений?
– Да. В тот день, когда я отправилась к Приозерному особняку, я уронила тот самый велосипед, и в этот самый момент увидела на втором этаже чью-то тень. Я решила, что там наверняка какой-то человек – по крайней мере, Со-кун должен быть внутри, – и позвонила у главного входа, но никто не ответил. Тогда я повернула к заднему входу. Там дверь была открыта, и когда я вошла, то увидела туфли. Маленькие грязные кроссовки меньше моих по размеру…
Мей поднялась на второй этаж. Ей показалось, что тень она видела в окне кабинета, поэтому она сразу направилась туда, но…
– Ровно в то мгновение, когда я вошла в комнату, на стене в комнате забили совиные часы и отвлекли меня. И кукла Кирики на полке тоже отвлекла…
Со, стоящий в этот момент перед столом сразу слева от входа, оказался в слепой зоне у Мей, видящей только правым глазом, и поэтому…
– Я просто-напросто не могла его видеть физически, – и Мей указала на свою повязку. – Но сразу после…
– Ты сняла повязку, да?
– Грязная повязка ощущалась неприятно, поэтому сняла. И практически сразу же за окном закаркали вороны…
Вороны? А, да, это упоминалось в рассказе.
– Я испугалась и сразу повернулась к окну. Тогда хоть и было облачно, но снаружи было светло, а внутри комнаты сумрачно. Но когда возле самого окна полетели вороны, снаружи потемнело. На один миг свет и темнота поменялись местами, и в оконном стекле отразилось то, что было в комнате. И…
– А… понятно.
Нарисовав мысленную картину перед глазами, я понял, что произошло. Мей продолжила:
– В этот момент там отразился Со-кун, и я его увидела. Конечно, не левым глазом, а правым. Я удивилась, развернулась, и точно, он стоит перед столом. Поэтому я…
«Почему? – непроизвольно пробормотала Мей. – Почему… здесь?»
«Ты можешь меня видеть?» – удивленно и растерянно спросил Со.
«…Могу… а что?» – честно ответила Мей.
– После этого наш разговор сперва шел как-то вкривь и вкось, но он говорил вещи типа «Сакаки-сан умер», «я его призрак» с такой серьезностью… и в конце концов я под него подстроилась. После этого я стала расспрашивать Со-куна о деталях того, что там случилось, и, пока расспрашивала, стала понимать, что у него на душе. И тогда у меня возникло ощущение, что ничего хорошего не будет, если я просто возьму и скажу: «Ты – Со-кун»…
– И ты решила проверить через день? Попросила Кирику-сан пригласить семью Хирацка к вам на дачу.
– Именно, – Мей средним пальцем левой руки провела наискось по повязке. – В первую очередь я хотела выяснить, что на самом деле произошло с Сакаки-саном. То есть насколько рассказ Со-куна соответствует действительности. И еще хотела посмотреть, как будет вести себя Со-кун в присутствии Цкихо-сан и ее мужа…
Вместо того чтобы кивнуть, я сделал глубокий вдох.
Я думал, что уже привык, но сейчас у меня возникло ощущение, будто атмосфера «пустоты» кукол, царящая в этом подвале, постепенно засасывает меня. А затем, хотя мы сейчас обсуждали истинную картину, у меня вдруг возникло чувство, будто это мы мираж…
Видимо, поняв это, Мей предложила:
– Может, переместимся куда-нибудь еще? Скажем, на диваны на первом этаже? Все равно эта история уже почти закончена.
6
Если подумать – я впервые был в галерее на первом этаже без бабушки Аманэ. Поскольку сейчас было закрыто, всегдашняя струнная музыка на этот раз тоже не играла. Не работал и кондиционер, и здесь по сравнению с подвалом было слегка жарковато и влажновато…
Когда мы уселись на диванах напротив друг друга, но наискосок, мне показалось, что я невероятно отчетливо слышу дыхание Мей и его мельчайшие изменения… Внезапно я почувствовал себя как-то неуверенно, сердце заколотилось.
Мей положила было принесенный с собой альбом на подлокотник дивана, но вдруг пробурчала себе под нос «ах, да» и положила его на колени. «Что бы это значило?» – подумал я, но произнес другое:
– Да, кстати. Что с этим Араем, другом Сакаки-сана, который ему позвонил? Ты это в итоге так и не выяснила?
– Да нет.
Легонько покачав головой, Мей открыла альбом. Опять, видимо, на странице с прошлогодним рисунком Приозерного особняка… А, нет. Открыла почти у заднего переплета, и я увидел воткнутый между страниц светло-голубой конверт.
– Я попыталась это выяснить, – небрежным тоном произнесла Мей. – Поскольку меня это тоже беспокоило, я позвонила по телефону и проверила одну мысль, которая у меня возникла в ту ночь, когда я искала Со-куна.
– …Да?
– В главном телефоне, который был в зале, остались не только записанные сообщения, но и номер звонившего. Я попробовала позвонить по этому номеру. Естественно, спросила: «Это дом Арая-сана?» Самый быстрый способ разобраться, даже думать особо не надо.
– И?
– Трубку снял очень пожилой мужчина, это явно был не он, но, когда я спросила, не дом ли это Арая-сана, он ответил нет. Тогда я поправилась: «Арай-сан сейчас там?» Он коротко ответил: «Тут нет таких».
Что бы это значило, подумал я, но тут Мей взяла вставленный в альбом конверт и что-то из него извлекла.
– Вот. Смотри.
Она протянула мне фотографию. Как только я на нее взглянул, у меня вырвалось «ах!».
– Неужели это…
– Памятное фото Сакаки-сана, снятое в летние каникулы одиннадцать лет назад.
– Это…
Я вгляделся в фотографию.
В правом нижнем углу стояла, несомненно, дата съемки: 3 августа 1987.
На фоне озера стояли рядком пятеро парней и девушек. Крайний справа – Тэруя Сакаки? Несомненно, это тот же человек, которого Мей с самого начала показала мне на позапрошлогоднем фото, хоть и другого возраста. А остальные четверо в тот момент были учениками класса 3-3 Северного Ёми…
– А вот та самая записка, – и Мей протянула мне вырванный из блокнота листок, на котором были написаны их фамилии.
Справа налево: «Сакаки», «Ягисава», «Хигути», «Митарай», «Арай».
Как и говорила Мей, под «Ягисавой» и «Араем» стояли крестики, а еще ниже надписи «мертва» и «мертв».
– По телефону я прикинулась дурочкой и спросила: «А чей это дом?» И тогда мне ответили… – Мей устремила взгляд на фото в моей руке. – «Митарая».
– Митарая?
– Он второй слева на этом фото. В синей футболке, толстенький очкарик-кун. Похоже, это его дом. Митарая-сана.
– Но в автоответчике был Арай… – начал было я, но тут понял. – Стоп, или это и есть Арай?
– Может, псевдоним Митарая-сана, а может, дружеское прозвище. Просто фамилию «Митарай» сократили до «Арая».
– А тогда кто этот, с крестиком?
– Если бы он тоже был Араем, был бы полный ералаш. Поэтому я думаю, что его фамилия читается по-другому. Пишется «новый дом», а читается не «Арай», а, например, «Нии».
– Ааа.
– Тогда, давно, умер как раз этот Нии-сан. А Митарай-сан выжил и после продолжал общаться с Сакаки-саном. Время от времени связывался с ним… Возможно, деньги занимал, или еще что-нибудь подобное.
Я попытался понять все это. Похоже, история была несколько забавная. «Призрак Сакаки» = Со, не обладающий информацией «Арай = Митарай», конечно же, изумился и запаниковал.
…И тем не менее.
Почему сейчас эта фотография здесь? Мей по собственному желанию забрала ее из кабинета в Приозерном особняке? Или…
Я посмотрел на руки Мей.
Светло-голубой конверт размером как раз с фотографию. На нем виднелся штамп с адресом.
Его кто-то отправил по почте? Если так, то кто?
Прежде чем я успел спросить, Мей произнесла:
– Кстати… Сакакибара-кун. Ты на этой фотографии ничего не замечаешь?
7
– Ничего не… замечаю?
Услышав этот вопрос, я снова вгляделся в фотографию одиннадцатилетней давности.
В 1987 году это были ученики класса 3-3 северной средней школы Йомиямы. Приглашенные Тэруей Сакаки, они вместе проводили мирные деньки летних каникул в Приозерном особняке близ Хинами, куда не добирались «катастрофы». Правда, затем четверо из них – все, кроме Сакаки, – вернулись в Йомияму, и двое, Ягисава и Нии, расстались с жизнью…
– …Как-то не очень, – ответил я, посмотрев в лицо Мей. Тут же ее правый глаз прищурился.
– Тебе не кажется странным расстояние между ними?
– Ээ…
Я вновь перевел взгляд на фото.
Странное расстояние? Странное…
– …А!
Вот здесь?
Стоящий правее всех Тэруя Сакаки и Ягисава слева от него. Расстояние между ними, оно…
– Они стоят довольно далеко друг от друга, правда? Сакаки-сан и Ягисава-сан, – сказала Мей. – Тебе не кажется, что это расстояние довольно странное? Как будто…
– Да. Как будто… – повторил я и вспомнил кое-что. Наши две фотографии, сделанные во время августовского выезда перед воротами «Мемориала Сакитани».
На обеих фотографиях было по пять человек.
На одной стояли мы с Мей, Кадзами, Тэсигавара и Миками-сэнсэй. На второй – минус Тэсигавара, плюс Мотидзуки, причем Мотидзуки жался к «обожаемой Миками-сэнсэй»…
Бзз, бззз… – началось в голове тихое, низкое гудение.
Если я посмотрю на эти фотографии через пять или через десять лет, что я на них увижу? Вот в чем вопрос. Со временем воспоминания о «лишнем» = «мертвом» туманятся, исчезают… Бз, бзззз… С тех фотографий ее фигура тоже исчезнет. И тогда, конечно, возникнет странный промежуток, поскольку человек, изначально запечатленной на этом фото, перестанет быть запечатлен…
– Это… – пробормотал я, глядя на фотографию у себя в руке. Сам того не сознавая, я свободную руку прижал к груди. Голос стал задыхающимся. – Неужели изначально здесь… рядом с Сакаки-саном был еще кто-то?
– Есть такое ощущение, правда?
– А… ага.
– У меня есть. На этой фотографии изначально был еще кто-то. И это наверняка «мертвый», проникший в класс 3-3 одиннадцать лет назад, верно? И… – Мей многозначительно смолкла и провела тонким пальцем по своей повязке. Она словно говорила мне: «Что я скажу дальше, ты и так уже знаешь», – но на самом деле я не знал.
– И… – продолжила наконец Мей, – я подозреваю, что этот кто-то был первой любовью Сакаки-сана.
– Чтооо?
– Потому что Сакаки-сан в разговорах с Со-куном часто касался этой темы…
† †
Ну так все-таки, была? Ну, любовь. Первая любовь?
…
Не было?
Нет… пожалуй, была.
Что это за чувство, любовь? Это весело? Или больно?
Это… ох, нет. Возможно, отвечать на этот вопрос я некомпетентен.
Почему?
…Я не помню.
†
Очень сильно любил… Да, это верно, это-то я помню. Думаю, я… очень сильно любил. Но…
Но?
Не могу вспомнить. Кем, черт побери, был этот человек – ни за что не могу вспомнить.
† †
– Помнишь, я рассказывала про «комнату заметок о катастрофах» на втором этаже Приозерного особняка? В этой комнате на стене было написано: «Кто ты? Кем ты была?»
– Аа… ну да.
– В те летние каникулы, когда делалось это фото, естественно, ни Сакаки-сан, ни кто-либо другой не знали, кто в том году «мертвый». Не могли знать. И вот, по-видимому, Сакаки-сан влюбился в нее. Не зная, что она и есть «мертвая»…
После выпускной церемонии класса 1987 года «феномен» прекратился, «мертвый» исчез, и самые разные документы, модифицированные для сохранения связности, вернулись к исходному состоянию. Она в том году не существовала изначально, и в воспоминаниях всех людей, которые ее знали, она в конце концов тоже исчезла.
Память влюбленного в нее Тэруи Сакаки тоже не стала исключением.
Возможно, Сакаки даже узнал, что она и была «мертвой», от Как-там-его Митарая, своего бывшего одноклассника по Северному Ёми, но уже после выпускной церемонии. Что он ее любил, что она ему очень нравилась – это воспоминание, эта, так сказать, «память сердца» осталась в нем и после того, как она исчезла. Но имя, лицо, голос, слова, которые они говорили друг другу, проведенное вместе время… все эти воспоминания постепенно тускнели, исчезали. Через несколько лет он, как ни старался, уже не мог вспомнить ничего связанного с ней. Поэтому…
Поэтому он…
8
– Возможно, это главная причина того, почему Сакаки-сана так манила к себе «смерть», – после нескольких секунд молчания задумчиво произнес я. – Ведь если он умрет, то воссоединится со «всеми» – с теми, кто умер раньше. Он хотел воссоединиться даже не со «всеми», а конкретно с «ней».
– Возможно, – слегка опустив глаза, сказала Мей. – Но мне это чувство не очень понятно.
– Ага… что?
– Такой сильной любви у меня, скорее всего, никогда не было.
– Скорее всего?
– Да. …Скорее всего.
Легонько вздохнув, я снова обратил взгляд на «памятное фото» одиннадцатилетней давности.
Странный промежуток между Тэруей Сакаки и Как-там-ее Ягисавой. …Как я ни напрягал глаза, никого в этом промежутке не видел.
Держа левой рукой коричневую трость, уперев правую в бедро, стоял пятнадцатилетний Тэруя Сакаки. Его улыбка была такой беззаботной, что мне от одного взгляда стало неуютно.
– Ты знаешь ответ на последнюю оставшуюся загадку? – вдруг спросила Мей.
– Загадку? Какую? – переспросил я, подняв глаза от фотографии.
– Что произнес Сакаки-сан перед самой смертью.
– Аа… «Ц» и «ки», вот это?
– Да.
– Ну…
Я как-то и не сомневался, что это было «Цки» от «Цкихо».
Возможно, он в последний момент хотел что-то сказать человеку, пытавшемуся удержать его от самоубийства. Или…
– Можно посмотреть на это и более изощренно. Как на «предсмертные слова» в детективных романах.
– Хмм? – Мей озадаченно прищурила правый глаз. Я развернул свою мысль:
– Допустим, Цкихо-сан умышленно столкнула вниз Сакаки-сана. Тот, когда уже упал со второго этажа, почувствовал направленную на него жажду убийства и…
– И он хотел сказать, что преступница – Цкихо-сан?
– Ну, с его точки зрения.
Мей слегка поджала губы и, сердито глядя на меня, ответила:
– Отклоняется. Если так, изменилось бы выражение лица Сакаки-сана перед самой смертью, как заметил Со-кун? По его словам, оно как будто освободилось от боли, страха и тревоги… и стало странно спокойным. Из-за вот этого «ц» и «ки».
– Хммм. Если так сформулировать, то действительно. Тогда…
Что именно «тогда»? Я был в недоумении.
Что же, черт возьми, он в последние мгновения…
– Я недавно заглянула в дополнительную библиотеку. Пообщалась с Тибики-саном, – сказала Мей.
Я слегка удивился.
– Зачем?
– Хотела посмотреть те самые записи.
Те самые… то есть записи Тибики-сана? В черной тетрадке, где хранились списки всех двадцати семи классов 3-3 от первого, двадцатишестилетней давности, до нынешнего?
– Все документы, измененные из-за «феномена», вернулись к исходному состоянию, и только эти записи, похоже, остались частично не затронуты. Особенно листки с именами «мертвых». Поэтому я и подумала, что стоит проверить.
Лишь когда она это сказала, до меня наконец дошло.
– Ты хотела узнать, кто был «мертвый» в восемьдесят седьмом?
– Сакаки-сан об этих записях не знал. Если бы знал, наверняка бы отправился туда и проверил.
Видимо, из-за того, что он быстро сменил школу, ему не представилось возможности познакомиться с Тибики-саном. Поэтому и о существовании его записей он, по идее, не знал…
– И я выяснила это имя. Как звали «мертвого» в восемьдесят седьмом.
– Имя первой любви Сакаки-сана?
Мей легонько кивнула.
– Ее звали Сацки, – произнесла она. – Сацки Синомия. «Сацки» пишется как «редкость в песчаной бухте», «Синомия» как «четыре дворца». Видишь? То есть…
То есть… аа, вот оно что.
– То есть «ц» и «ки» – это часть имени «Сацки», да?
– Возможно, на пороге смерти Сакаки-сан вспомнил. Вспомнил ее имя, «Сацки». Отсюда и такое умиротворенное лицо…
Первый слог «са» в голосе не воплотился, а «ц» и «ки» он едва-едва, но произнес. А потом его рот округлился – наподобие гласного звука «о» – это, возможно, просто вздох облегчения? Или, может, он пытался после ее имени еще что-то сказать, например «очень…»?
– Ну, в любом случае это только моя догадка, – сказала Мей и легонько вздохнула.
9
Одиннадцать лет назад Сакаки и Сацки…
Глядя на фотографию у себя в руках, я размышлял над случайным совпадением. Если имя Сацки записать другими кандзи, подучится «пятый месяц», то есть май. И «Мей» по-английски – тоже май…
Аа, ну хватит, это уже…
Бзз, бзззз…
Где-то снова зазвучало низкое гудение; словно отмахиваясь от него, я помотал головой.
– Это я получила вчера, – сказала Мей и положила на стол голубой конверт, который был вставлен в альбом.
– От кого? – поинтересовался я. – Кто тебе это прислал?
– Со-кун, – ответила Мей. Потом снова взяла конверт. – Помимо фотографии и листка из блокнота, здесь еще вот эта записка.
Она достала из конверта сложенный вдвое листок бумаги такого же цвета и протянула мне.
– Полагаю, тебе можно прочесть.
– Ладно.
На бумаге было написано несколько строк. Очень уверенным, взрослым почерком.
Я уже в полном порядке.
Прими, пожалуйста, эту фотографию.
Если она тебе не нужна, можешь выкинуть.
Будущей весной я тоже пойду в среднюю школу.
Хорошо бы еще когда-нибудь встретиться.
Ничего не говоря, я вернул Мей фотографию, листок и записку. Она убрала их в конверт, где они изначально и лежали, и, по-прежнему ничего не говоря, перевернула конверт и положила на альбом…
В этот момент, естественно, мне бросились в глаза имя и адрес отправителя на задней стороне конверта. В первое мгновение я не уловил смысла. Потом у меня вырвалось: «Ого!..» – и я спросил у Мей:
– Почему… с какого времени?
– Кто знает… Я не в курсе всех новых обстоятельств, но… в доме родителей в Хинами он не остался.
– Но этот адрес…
– Наверное, это его родственники или знакомые. Которые пока что взяли его к себе.
– А… но…
Какое-то время я не отводил взгляда от строк на конверте. Я никак не мог унять расползающееся во мне неуютное ощущение, но понимал, что произносить это вслух нельзя.
Несмотря на выключенный кондиционер, я ощутил дуновение ветерка.
Оно было холодным.
Адрес был – «Йомияма, квартал Тобии 6-6, дом Акадзавы».
А имя под адресом –
Не «Со Хирацка», а просто «Со».