НАБРОСОК 6
Некоторые люди после смерти становятся призраками, а некоторые не становятся?
Говорят, призраками становятся те, кто испытывает ненависть или привязанность к кому-то в этом мире.
А если человек умирает от чего-то ужасного? Как Оива-сан[1]?
Тогда он, став призраком, конечно же, мстит тому, кто это с ним сделал? А, и еще: если человек умер, не успев передать свои мысли дорогим для себя людям, или после смерти не был оплакан, как положено… Впрочем, все это в конечном счете истории, придуманные людьми.
Значит, если призрак избавляется от ненависти или привязанности, он перестает быть призраком?
Тогда говорят, что он «становится Буддой». Это буддийский стиль мышления.
А христианство учит по-другому?
Я толком не знаю.
Что такое «смерть», зависит от конкретной религии, да?
– Суть «смерти», видимо, одна и та же. Пожалуй, ее восприятие – да, зависит от конкретной религии.
…
Но.
…Но?
Оставляя в стороне разговоры о религии и о том, что такое призраки, я…
1
Даже если хочешь явиться в определенное время в определенном месте, не факт, что это получится. …Такова в моем понимании «реальность призрака». Тем не менее результат есть результат: я действительно явился на следующий день, первого августа, в два часа дня в Приозерном особняке. Не знаю, стало ли это следствием того, что я прислушался к просьбе Мей Мисаки «постараться, пожалуйста».
Ее саму я обнаружил на заднем дворе.
Джинсовые шорты, черная футболка. Лимонного цвета летний кардиган, на голове белая кепка, за спиной – красный рюкзачок… Мей Мисаки была в том уголке заднего двора, где выстроились надгробия моих зверушек. Держась пальцами за маленький подбородок, она разглядывала неровные деревянные крестики.
– Эй, – подал голос я.
Она обернулась и устремила взгляд на меня. Сегодня повязки у нее не было с самого начала.
– Сакаки-сан? – спросила она.
– Да, – ответил я. Губы Мей Мисаки напряглись, но тем не менее на лице появилась слабая улыбка.
– Вы явились, как положено.
– Ну… как-то так.
Я медленно зашагал вперед и встал рядом с ней, тоже глядя на надгробья.
– Это и есть та могила вороны, о которой вы рассказывали?
– Да, – ответил я, глядя на ряд крестиков. – Самая левая. А дальше – могилы других животных.
– Хмм.
Подойдя к самому левому надгробию, она опустила на него взгляд, потом шаг за шагом стала сдвигаться вправо, по очереди разглядывая разнокалиберные крестики. Вскоре остановилась перед крайним правым – каким по счету? – крестиком и пробормотала:
– Как в «Запрещенных играх», да?
У меня не нашлось, что на это ответить. Мей Мисаки глянула на меня и пояснила:
– Ну, это такой старый французский фильм… да?
– А, это…
Я стал лихорадочно шарить в памяти, но там было лишь вялое шевеление, как у палых листьев. Меня охватило разочарование, раздражение, нетерпение.
– Если так, то, скажем… – Мей сделала еще один шаг и посмотрела на землю правее кладбища. – Вот здесь, рядом с ними, может быть и тело Сакаки-сана.
– Ээ…
Совершенно опешивший, я проследил за ее взглядом. Там был заросший травой участок плотной земли.
Здесь?
Под этой землей – мое тело?
«Нет, не может быть», – тут же подумал я.
– Вряд ли оно здесь, – ответил я вслух. – Чтобы закопать тело человека, нужно вырыть очень большую яму, а потом снова закидать ее землей. Должны остаться соответствующие следы, верно? А здесь, похоже, земля ничем не отличается от других мест.
О возможности того, что мое тело закопано где-то во дворах, я уже думал и сам все осмотрел, но без толку.
– И то верно. И не только здесь, но и везде вокруг земля, похоже, такая же, – подняв глаза, сказала Мей. – Ладно, посмотрим в другом месте? Проводите меня, призрак-сан.
2
– Когда я пришла сюда на каникулах в прошлом году, я с этой точки сделала набросок дома. Тогда я не знала, что это дом Сакаки-сана. Со-кун меня тогда обнаружил и проводил на берег озера, где были вы, Сакаки-сан…
Дойдя до тенистого участка в восточной части двора, удаленного от дома и расположенного в противоположной стороне от того места, где были могилки животных, Мей Мисаки остановилась.
– Тот набросок я сохранила.
При этих словах она повернулась ко мне, а затем сняла со спины рюкзачок и достала из него альбом. Формата ин-октаво, в тускло-зеленом переплете.
– В прошлом году я, когда возвращалась домой, оставила его на даче. А после этого прийти сюда у меня не было возможности. Если бы так не случилось, в этом году у меня был бы только новый альбом, так что, возможно, это удача.
Что она хочет этим сказать?
Не в силах понять, что у нее в голове, я лишь молча стоял на месте.
Подул теплый ветерок, кроны деревьев над головой Мей закачались. Соответственно, замерцали пробивающиеся через кроны солнечные лучи, и фигура девушки тоже словно заколыхалась.
Летнее синее небо без единого облачка.
Я был не в тени деревьев, и солнце поливало меня своими лучами безжалостно. Словно пытаясь меня, уже официально исчезнувшего из этого мира и пребывающего во тьме мира загробного, сжечь как нечто «инородное». Так я подумал, и в этот самый момент…
Яркая послеполуденная сцена резко изменилась.
Ощущение было таким, будто меня внезапно швырнуло в странный мир, где черное и белое поменялось местами. Я машинально зажмурился и бессильно замотал головой.
– Вот, смотрите, – послышался голос Мей. Она открыла альбом и показывала его мне, приглашая присоединиться к ней в тени. – Этот рисунок. Видите?
Карандашный набросок. Аккуратными штрихами на бумагу была нанесена отрывающаяся с этой точки картина: дом и его ближайшие окрестности.
Двухэтажное здание в европейском стиле. Обшитые досками стены, открывающиеся вверх-вниз вертикальные окна. Крыша не двускатная, а с двумя стыкующимися между собой уклонами с каждой стороны. У самой земли несколько маленьких окошек в ряд…
– Хм. Очень хороший рисунок, – искренне оценил я. Мей слабо улыбнулась.
– Спасибо за похвалу, призрак-сан, – сказала она, а потом несколько более резким голосом спросила: – Вы на этом рисунке ничего не замечаете?
– Нет, а что?
– Сравните нынешний вид дома, если смотреть отсюда, с этим. Это не фотография, так что изображение нельзя назвать точным, но…
После этих ее слов я вновь оглядел дом и то, что вокруг.
Видимо, из-за того, что с весны за этим местом никто не ухаживал, растительности стало в целом больше, чем на рисунке, и это создало атмосферу запустения. Стена первого этажа и нижний ряд окошек почти полностью спрятались за высокой травой…
Вот и все, что мне удалось заметить.
– Вон те нижние окошки – они для освещения подвала? – указав пальцем, поинтересовалась Мей.
– Ну да.
– Хочу потом осмотреть и подвал.
– Это не проблема, – ответил я, а потом покачал головой. – Но моего тела там нет. Я уже искал.
– …Вот как.
Держа альбом по-прежнему открытым, Мей Мисаки вышла из тени деревьев. И, медленно приблизившись к дому…
– Что это? – спросила она, вновь указав пальцем. Повернувшись ко мне, оставшемуся под деревьями, она пояснила: – Этого на прошлогоднем рисунке тоже нет.
То, на что она указывала, находилось у самого правого края здания. Прячущееся среди разросшейся травы нечто вроде беловатой статуэтки.
– Аа… действительно.
Около метра в высоту, довольно крупный предмет… Вглядевшись, я понял, что это фигурка ангела, который, распростерши руки, вскинул голову и смотрел в небо.
– В прошлом году такого вроде бы не было. Интересно, когда его сюда принесли?
Все, на что я сподобился, – туманный ответ «кто знает…». Я – не знаю. Абсолютно не помню.
«Неужели…» – естественным образом закралось в мою голову сомнение.
Эту фигурку я раньше не замечал, но, возможно, именно там захоронено мое тело? А статуэтка ангела отмечает место? …Но.
Мы вдвоем с Мей осмотрели землю вокруг этой фигурки, однако, как и рядом с надгробиями на заднем дворе, не нашли ни малейших признаков того, что весной или позже здесь было зарыто человеческое тело.
3
Затем мы по просьбе Мей Мисаки направились к построенному рядом с домом гаражу. Когда я вошел в сумрак помещения, почему-то на душе стало легче. Может, я, будучи призраком, плохо переношу яркий солнечный свет?
Подойдя к грязному микроавтобусу, я заглянул на водительское сиденье, потом повернулся к Мей и со вздохом сказал:
– Внутри машины я уже проверил. Ни на задних сиденьях, ни в багажнике ничего подозрительного нет. Конечно, и под машиной тоже…
– Когда вы в последний раз ездили на этой машине?
Услышав ее тихий, словно обращенный к самой себе вопрос, я снова пробормотал: «Кто знает». …Я не знаю. Не помню.
– Сакаки-сан, вы навещали Цкихо-сан всегда на этой машине?
– Да, – тут же ответил я. – Потому что пешком идти далеко.
– А Со-куна часто подвозили?
– Ну… – я покопался в памяти и наконец покачал головой: – Нет. Я вообще редко кого-либо возил. Ни Со, ни сестру – в машину, которой я управляю, я…
…Интересно, почему?
Едва я задал себе этот вопрос, как ответ нашелся.
– Честно говоря, по-моему, мне самому не нравилось ездить на машине. Когда я понял, что это необходимо, я получил водительские права, приобрел машину и ездил, как все нормальные люди, но…
– Но на самом деле вам это не нравилось?
– Да. В основе, скорее всего… да, видимо, страх, очень сильный. В глубине души я всегда боялся и ничего не мог с этим поделать. Езда на машине пугала сама по себе… А уж пустить в нее кого-то еще – тем более.
– Это… – Мей Мисаки сделала шаг назад от водительской двери и прищурила правый глаз. – Это из-за того, что вы помнили ту автобусную аварию одиннадцать лет назад?
– Вероятно, – кивнул я, покопавшись в старых воспоминаниях. – Потому что авария была кошмарная.
…Потому что авария была кошмарная…
– Ту жуткую картину я никак не могу забыть.
…Никак не могу забыть…
– Мне говорили, что это была особая «катастрофа». Но ведь аварии случаются, даже если ты не связан с «катастрофами».
– …
– Если я один еду на машине и попадаю в аварию, это еще туда-сюда, но стоит мне подумать, что будет, если со мной вместе будет кто-то еще, как…
…Если я всего лишь умру, это ничего…
…Если я всего лишь умру…
– …Вот почему…
– Вот почему вы не хотели водить машину?
– Похоже, что так.
– Хмм.
Мей повернулась к машине спиной и пробормотала, вновь будто обращаясь к самой себе:
– Сакаки-сан, вы всегда так подволакивали ногу?
Потом она какое-то время бродила по гаражу, разглядывая стеллаж для мелочей, где были ключи от машины, всяческие инструменты, запчасти и барахло непонятного назначения. Следя за ней взглядом, я постепенно начал раздражаться.
– Говорю же, я здесь каждый уголок обшарил. Моего тела тут нигде нет, – сказал я, чтобы поторопить Мей. – Хватит уже, а? Если искать, то где-нибудь в другом ме-…
В этот момент раздался какой-то странный скрип.
Скриииип… скрип.
Что это? Я даже подумать не успел, когда…
Раздался грохот, и тусклый свет в гараже задрожал.
Я не понимал, что послужило причиной.
Возможно, Мей своим рюкзачком зацепилась за какой-нибудь инструмент, выступающий с полки. А может, вне всякой связи с ее движениями проржавевшая от времени и ставшая неустойчивой конструкция именно сейчас потеряла равновесие. Так или иначе…
Источником грохота послужило то, что стоящий у стены высокий стеллаж вместе со всем, что лежало на его полках, завалился вперед.
– Аай!
Мей Мисаки угодила под падающий стеллаж…
– …Как же так…
Ее тело, такое хрупкое на вид. Наверняка безжалостно придавлено…
– …Не может быть.
Огромное количество взлетевшей пыли повисло, как густой туман. В глазах побелело, ничего невозможно стало разобрать. Но уже вскоре…
Он снова увидел. Ее фигуру.
Мей до падения стеллажа стояла прямо перед ним, но в последний миг увернулась. Едва-едва избежав участи быть придавленной, она все же рухнула на пол. Однако теперь аккурат в то самое место…
От сотрясения одна за другой стали падать прислоненные к стеллажу лопаты, кирки и прочие инструменты. Грохот цепной реакции знаменовал собой чудовищные разрушения. Взлетевшая пыль вновь окутала лежащую фигуру Мей словно густым туманом…
– Ты… ты там как, цела?
Я поспешно приблизился к ней. Но…
Она лежала недвижимо.
Рюкзачок из-за напАдавшей пыли полностью утратил свой изначальный цвет. Клюв кирки вонзился в пол совсем рядом с головой, с которой слетела кепка. «Еще бы несколько сантиметров – и…» – от этой мысли я содрогнулся.
– Ты цела? – вновь позвал я своим хриплым, уродливым голосом. – Ээй! Ты…
Я подбежал было к ней, но тут подумал: а что вообще я смогу сделать? Я же призрак – что вообще смогу?
Помочь ей подняться?
Оказать ей медицинскую помощь?
Что я вообще… Эх, черт возьми, что же мне предпринять…
Меня охватило мощное чувство растерянности и раздражения – и тут тело Мей Мисаки шевельнулось.
Она оперлась рукой о пол, поднялась на колени… и потом самостоятельно медленно встала.
– Ффуф… – вырвался у меня совершенно искренний выдох облегчения. – Ты… цела?
– …Вроде бы.
– Не поранилась?
– Кажется, нет.
Встав, Мей подобрала кепку, затем отряхнула одежду от грязи. Увидев, что повязка на правом локте развязалась, она немного нахмурилась и сняла ее полностью. Затем, глядя на валяющиеся на полу лопаты и кирки, со вздохом пробормотала:
– Ммм. Неприятное ощущение. Но… Ладно, слава богу, что я сейчас за пределами Йомиямы.
4
Выйдя из гаража, мы, опять-таки по просьбе Мей Мисаки, направились к озеру Минадзуки.
– В прошлом году мы здесь с Сакаки-саном… – остановившись на берегу, произнесла Мей, устремив не то грустный, не то меланхоличный взгляд на озерную гладь, отражающую слепящий солнечный свет. – То, что тогда вы сказали насчет моего левого глаза… Мы и недавно об этом тоже говорили, но я и тот раз хорошо запомнила. Это был очень примечательный разговор.
– Аа… ну да.
«Этот твой глаз. Твой синий глаз».
Да. Так я сказал в тот раз.
«Может быть, ты этим глазом видишь то же самое, что и я… смотришь в ту же сторону».
– «То же самое», «в ту же сторону» – наверняка тогда вы имели в виду «смерть». Да? – спросила Мей, кинув взгляд на меня, потом повторила: – Да?
– Почему ты так думаешь? – поинтересовался я. Она ответила:
– Потому что… мой «глаз куклы» только это и видит.
– Он видит «смерть»?
– Ее «цвет». Поэтому… – смолкнув, она вдруг подняла правую руку и ладонью прикрыла правый глаз. – Поэтому я тогда и ответила: «Если то же самое, то, наверное, это что-то не особо хорошее».
Действительно. Так она тогда и сказала, стоя на берегу. Мне эти слова показались очень странными. Я…
– …Мертвое тело Сакаки-сана, – произнесла Мей Мисаки, повернувшись к озеру. – Оно может быть здесь.
– Здесь, в озере?
Такую возможность я тоже рассматривал.
– Почему ты так думаешь?
– Оно для этого… подходит лучше, чем море.
– Подходит?
– Это озеро наполовину мертво. Поэтому как-то… так.
На «мертвом дне» слабоминерализованного озера, где нет ничего живого.
– Но… это…
– Может быть, когда-нибудь оно всплывет, а может, и нет. …Хотите удостовериться? Попробуете удостовериться?
– Ээ…
– Вы же призрак, тут не должно быть ничего трудного. Вот мысль о том, что живой человек туда нырнет и будет искать, ужасает.
Когда она это сказала, я подумал: «Аа, ну точно», – однако сдвинуться с места не смог.
Если коротко – мне вполне достаточно отделить сознание (душу?), которое есть «я», от моего «отпечатка жизни» и отправить ее на дно озера. Так по логике выходит? …Но.
Как, черт возьми, я смогу это сделать? Я не имел ни малейшего понятия. Будучи призраком, я пойман в этом «отпечатке», привязан к нему, как-то так?
Отвернувшись от озерной глади, я медленно покачал головой. И тут в моем сознании…
Снова тот голос из того вечера (что ты делаешь… Тэруя-сан).
Всплыл (…прекрати).
Словно просочился (…не бери в голову).
Это – да, похоже, голос Цкихо (так… нельзя). А ответил мой собственный голос (не бери в голову…) (я… уже…).
Когда я пытался ухватить значение этих слов, голоса словно сбегали от меня, исчезали. Взамен проступало…
Мое собственное лицо на пороге смерти, отраженное в зеркале.
Движение губ, словно дрожь. И тихий, еле слышный голос.
«Ц», «ки»… Эти звуки.
Это – то, что я в тот момент пытался произнести, – имя Цкихо, как я уже подумал раньше? Я с трудом произнес «ц» и «ки», но «хо» звуком так и не стало, потому что мои силы полностью истощились? Или же…
Есть другая возможность?
Не может ли быть так, что я пытался произнести какое-то другое слово?
Осознавая, что меня грызет нечто вроде нетерпения, я все же пытался думать.
Скажем…
Скажем, название этого озера. Озеро Минадзуки… «Минадзуки-ко».
Первые два слога, «ми» и «на», я произнес одними губами, без звука, затем «дзу» и «ки» произнес вслух. «Дзу» вполне можно принять за «ц». В последнем слоге «ко», так же как и в «хо», гласный звук «о». Не противоречит движению губ, верно?
«Минадзуки-ко»… озеро Минадзуки.
Однако зачем бы мне потребовалось на пороге смерти произносить название этого озера? …Нет. Видимо, это неверно.
В таком случае все-таки это…
– Что случилось?
Услышав вопрос Мей Мисаки, я постепенно вернулся к реальности.
– Вы вспомнили что-то новое?
– А… нет, – ответил я, но именно в этот момент внезапно…
(…здесь)
Откуда-то внезапно донесся голос. …фрагмент предложения.
(хотя бы… здесь)
Что это?
Тот же голос, что я уже слышал…
(…в этом доме)
…Цкихо?
Это тоже голос Цкихо? …Но даже если так…
Когда?.. И при каких обстоятельствах?
Погруженный в хаос мыслей, я молчал. Глянув на меня, Мей Мисаки произнесла:
– Пойдемте.
– А, эмм… куда теперь?
– В особняк, – ответила она, словно добавив мысленно «ну а куда же еще», и повернулась к озеру спиной. – Обыскивать дом с привидениями.
[1] Оива – персонаж фильма «Призрак Ёцуи» 1949 года. Была обезображена и убита собственным мужем в припадке ревности.