НАБРОСОК 7
Оставляя в стороне разговоры о религии и о том, что такое призраки, я…
Да?
Я… думаю: когда человек умирает, он… может где-то воссоединиться со всеми?
А «все» – это кто?
Все, кто умерли раньше.
Умерли, а потом воссоединились? В раю или в аду?
Мм, нет. Не в этом смысле.
…
Ты знаешь, что такое коллективное бессознательное?
Ээ… это…
Это придумал один психолог. По его словам, в самой глубине человеческой души есть нечто под названием «подсознание», а «море подсознаний» всех людей соединено в нечто единое – вот такая точка зрения.
Эмм…
Мне не кажется, что это правильно, но… какое-то подобное ощущение есть. Когда человек умирает, он как бы растворяется в этом «море». И когда это происходит, можно считать, что он со всеми воссоединяется, правда?
Значит, если я умру, то тоже встречусь там с папой?
Не «встретишься», «воссоединишься». Воссоединиться – это, как бы сказать, когда души становятся одним целым…
1
Мы вошли в дом через заднюю дверь и направились в «гостиный зал».
Сейчас был день, однако в атриуме было мало окон для помещения такого размера, и поэтому там царил сумрак.
Оглядевшись по сторонам, Мей Мисаки спокойно двинулась вперед и остановилась перед тем самым зеркалом на стене. Склонив голову чуть набок, вгляделась в него, потом обернулась ко мне и спросила:
– Сакаки-сан, куда вы упали?
– Вот сюда, – ответил я, показав на определенное место на полу. Прямо напротив зеркала, меньше чем в двух метрах. – Упал навзничь, лицом в сторону зеркала…
Выгнутые под странными углами руки и ноги. Испачканные в крови, текущей откуда-то из головы, щеки и лоб. Расползающаяся по полу кровавая лужа. …В моей памяти отчетливо вспыхнула ужасающая картина того вечера.
Мей коротко кивнула и сделала шаг в сторону того места. Потом задрала голову и посмотрела наверх.
– Из коридора второго этажа, вон оттуда. Там остались следы повреждения перил.
– Ясно.
– Там довольно высоко, и, реально, если при падении не повезет, можно умереть.
Она коротко кивнула и спросила:
– Судя по тому, что вы мне рассказали раньше, Сакаки-сан, вы прямо перед смертью пытались что-то сказать, да? Какие же это были слова?
Я ответил правду.
То, что увидел тогда движение собственных губ. То, что услышал тогда собственный голос. И значение этих слов, о котором я подумал недавно у озера.
– Голосом было произнесено «ц» и «ки»… – произнесла Мей и с серьезным видом сложила руки на груди. – Но у меня ощущение, что версия «Минадзуки-ко» притянута за уши.
– …Пожалуй. Значит, это все-таки было «Цкихо»?
Однако… если так, то почему?
– Кто знает… – пробормотала Мей, потом как будто захотела что-то еще добавить, но передумала, а потом все-таки продолжила: – Вон те часы… – она перевела взгляд на часы в зале. – Они показывали полдевятого, когда вы услышали чей-то голос, да? Этот голос позвал вас по имени, «Тэруя-сан».
Так и было. Чей-то голос, словно тихо зовущий, произнес мое… (…Тэруя-сан)
– И чей это был голос? – спросила Мей Мисаки. – Может быть, Цкихо-сан?
– Нет, – я покачал головой. – Не ее. …Кажется, другой.
– Ну…
Три месяца назад, в тот вечер, в тот момент…
В тот момент, да, я внезапно осознал.
В зеркале отражалась сцена моей собственной смерти. И в уголке виднелась тень «кого-то», кому принадлежал этот голос. Это был…
– Это был Со, – ответил я. – Он как раз стоял у подножия лестницы… и смотрел на меня в ужасе. И он позвал меня по имени, «Тэруя-сан»…
Да.
В тот вечер ко мне пришла не только Цкихо, но и Со. И, придя ко мне, он собственными глазами увидел мою смерть.
Не поэтому ли как-то раз, когда я явился в доме семьи Хирацка, я мысленно обратился к лежащему на диване Со?
«Свидетелем была не только Цкихо.
Со, ты ведь тоже. Ты в тот момент тоже там…»
– Со-кун, должно быть, забыл… – пробормотала Мей, словно обращаясь к самой себе. – То, что он здесь увидел и услышал, стало для него слишком большим потрясением.
2
Мы поднялись на второй этаж.
Изучив перила со следами ремонта, Мей сказала: «Хочу еще разок осмотреть кабинет», – и я кивнул.
Вспомнив, как я встретился с ней три дня назад, я мягко прижал руку к груди. Моей ладони передался стук не более чем «прижизненного отпечатка» сердца из глубины не более чем «отпечатка» тела. Охваченный очень странным ощущением, я жестом пригласил Мей войти в комнату, перед которой стоял.
Три дня назад, во второй половине дня, в тот момент…
Она увидела мою фигуру, которую не должна была видеть, услышала мой голос, который не должна была слышать. Поняв, что она обладает такой «способностью», я удивился. Сильно удивился, сильно растерялся… но в то же время не менее сильно и обрадовался. Нечто вроде радости спасения от вечного одиночества… да. Такое чувство, несомненно. Поэтому…
Именно поэтому, видимо, я затем без стеснения выложил ей все, что о себе знал. Этой девочке, которая младше меня более чем на десять лет.
В этот самый момент стали бить часы с совой на шкафу. …Четыре пополудни.
Как и с «гостиным залом», Мей Мисаки сперва обвела взглядом всю комнату, а затем спокойно подошла к письменному столу. Посмотрела на стоящий на столе компьютер, склонив голову чуть набок, затем протянула руку к той самой фотографии.
– Памятное фото, значит… – пробормотала она, после чего опустила взгляд на лежащий рядом с фотографией листок. – Здесь Сакаки-сан и… Ягисава-сан, Хигути-сан, Митарай-сан и Арай-сан. Из них Ягисава-сан и Арай-сан «умерли», так?
– Да, – послушно ответил я. Глядя на меня, она уточнила:
– И тем не менее этот Арай, который должен был быть мертвым, вам позвонил?
– Видимо… так.
– Загадочно, да.
Мей поставила фотографию на стол и слегка надула одну щеку.
– Может, этот тип по фамилии Арай – тоже призрак? Ваш коллега, так сказать.
Тут взгляд Мей остановился на низких ящичках, стоящих рядком в столе. На одном из них стояла дополнительная беспроводная телефонная трубка. Подставка служила одновременно и зарядным устройством. Мей молча взяла трубку в руку.
Зачем? Хочет позвонить куда-то? Пока я терялся в догадках, Мей хмыкнула, кивнула и поставила трубку на место.
– Вот, значит, что…
– Что?
Пропустив мой вопрос мимо ушей, Мей поинтересовалась:
– Вы говорили, что на втором этаже есть несколько запертых комнат. Я хотела бы туда заглянуть, но я ведь живая, это возможно?
– Это… ээ, да, – ответил я и указал на шкафчик в глубине комнаты. – Там стоит шкатулка, а в ней ключи. Они должны отпирать все двери.
3
Запертых на ключ комнат было две. Обе находились в самой дальней части второго этажа.
Сначала мы бегло осмотрели другие места – мою бывшую спальню и чулан, несколько давно не использовавшихся запасных спален, «комнату увлечений» с аудио- и фотоаппаратурой, – а потом я отвел Мей Мисаки туда.
Одним из ключей, которые были в шкатулке в кабинете, Мей отперла дверь.
Первая из комнат, на взгляд, была простой кладовкой. Вдоль стены стояли в ряд шкафчики и гардеробы, а остальное место было занято большими продолговатыми ящиками, больше похожими на сундуки.
– Здесь… – объяснил я недоуменно глядящей на все это Мей, – хранятся вещи моих покойных родителей.
– Ваших папы и мамы, Сакаки-сан?
– Мама умерла одиннадцать лет назад. В 87 году в Йомияме, из-за «катастрофы». Когда мы перед самыми летними каникулами сбежали из Йомиямы, папа перенес все ее вещи сюда… – произнес я, ощупывая контуры своих воспоминаний о прошлом, где по-прежнему оставалось немало ненадежных мест. – Потом мы переехали в другой дом, но эту комнату папа решил так и оставить. А шесть лет назад, когда папа умер и я переехал в этот особняк, его вещи я тоже перенес сюда. …Я подумал, что оставить их вместе – хорошая идея.
– Вот как, – коротко ответила Мей Мисаки и прищурила правый глаз. – Они хорошо ладили, ваши папа и мама, да?
– …
– И вы, Сакаки-сан, их обоих очень любили, – после чего она вздохнула, почему-то очень подавленно, и спросила: – Здесь вашего тела нет, верно?
– Нет. …Не было, – я вяло покачал головой. – Я и в шкафчики, и в ящики заглядывал, но свое тело нигде не нашел.
Следующая комната, которую отперла Мей Мисаки, была «комнатой прошлого» в ином смысле, чем первая.
Войдя туда и оглядевшись, Мей тут же…
– Аа… – вырвался у нее возглас то ли удивления, то ли печали. – Это же…
Даже для меня, видевшего это зрелище уже второй раз, оно было необычным.
Комната была небольшой, но каждый кусочек ее поверхности, кроме окна, был занят наклеенными копиями газетных и журнальных вырезок, фотографиями, написанными от руки записками, большими ватманскими листами и прочим. В центре комнаты стоял узкий и длинный стол, на котором тоже были хаотично навалены газеты и журналы, тетради и папки.
– Это…
Мей медленно подошла к стене и приблизила лицо к одной из вырезок.
– «Ужасная гибель ученика средней школы. Во время подготовки к культурному фестивалю произошел несчастный случай?»… Происшествие в Северном Ёми? Октябрь 1985… тринадцать лет назад? А вот тут есть и более старая, – она повернулась к еще одной вырезке. – Декабрь 1979. «Трагедия в Сочельник. Пожар в частном доме, один человек погиб»… Причина пожара – свеча на рождественском пироге? …Похоже, погибший учился в Северном Ёми. 79 год – кажется, тот самый, когда третьим классом руководил Тибики-сан.
– Тибики-сан?
– Сейчас он библиотекарь, но в то время преподавал обществоведение. Вы это имя раньше не слышали?
– …Не помню.
– Ясно.
– Заметка об аварии автобуса в 87 тоже есть, вон там, – я указал на эту заметку, приклеенную к стене. – И все остальные заметки здесь тоже так или иначе связаны с авариями и происшествиями, случившимися когда-то в Северном Ёми. Есть и более свежие, чем 87 год. На ватманских листах это все суммировано по годам. Но я здесь имел лишь ограниченный доступ к информации, поэтому вряд ли она полная.
– А фотографии? Сакаки-сан, вы их сами сделали?
– Ээ, да. Я уже после происшествий и аварий отправлялся в те места, чтобы посмотреть своими глазами… и вот тогда…
У Мей снова вырвалось «Аа…», она обхватила узкие плечи обеими руками и задрожала всем телом. Потом двинулась вдоль стены, разглядывая наклеенные вырезки. В конце концов глубоко вздохнула, словно пытаясь унять волнение, и с уважением произнесла:
– Сакаки-сан, вы собрали всё. Здесь вся информация, все материалы, относящиеся к «катастрофам» Северного Ёми.
– Да уж.
Я кивнул, но каких-то реальных чувств по этому поводу не испытал. Пожалуй, можно сказать, что все мои чувства высохли? Наверняка это последствие «посмертной амнезии».
– Я тебе это уже говорил, но то, что я пережил в Северном Ёми одиннадцать лет назад, тянется за мной постоянно. Впрочем, это не значит, что у меня были какие-то чувства вроде того, чтобы как-то остановить «катастрофы», которые там продолжаются… Как бы это лучше сказать: я чувствую, что уже с этим не связан, но забыть все равно никак не могу… Вот поэтому.
«Я чувствую, что забыть все равно никак не могу… Вот поэтому».
– Вы как будто оказались в ловушке, да?
Голос Мей обрел остроту. Я опустил глаза и ответил:
– В ловушке… Да, может, и так.
– В ловушке «катастрофы», в которой вы побывали одиннадцать лет назад. В ловушке «смерти», которую вы тогда видели своими глазами.
«В ловушке… да. Да, может, и так».
– С тех пор ваш горизонт расширился, и вы стали собирать все, что относилось к «катастрофам», начиная с двадцатипятилетней давности…
«Даа… очень похоже, что так и есть».
– Сакаки-сан, вы всегда были в ловушке. И продолжаете в ней оставаться.
– …Возможно.
Вскоре после этого мы вышли из «комнаты заметок о катастрофах». Но, уже выходя, Мей Мисаки кинула взгляд на стену возле самой двери и остановилась. Там прямо на тускло-кремового цвета обоях черной масляной краской была сделана надпись…
Кто ты?
Кем ты была?
Вот такая надпись.
Почерк, несомненно, мой = Тэруи Сакаки.
4
– Три месяца назад, в тот самый вечер третьего мая, когда вы умерли… – спускаясь по лестнице, произнесла Мей. – Вы уверены, что тогда к вам приходила Цкихо-сан?
– Это… да. Наш с ней разговор… Та довольно напряженная перепалка и сейчас время от времени вспоминается. И она точно произошла именно в тот вечер…
– А почему Цкихо-сан тогда вас навестила?
– Думаю, потому что это был мой день рождения, – предположил я. – Поскольку в тот день был мой день рождения… она и Со с собой привела, и, наверное, какой-то подарок принесла. И в тот момент Со был с ней…
Отразившаяся в зеркале фигура Со.
«Тэруя-сан», – его тихий голос, зовущий меня по имени. И его очень пораженное, очень испуганное… ошарашенно глядящее во все глаза лицо.
– Сакаки-сан, а где вы находились и что делали, когда эти двое вошли в дом? И что там произошло? – пробурчала Мей, словно наполовину обращаясь к самой себе, и покосилась на меня в ожидании моей реакции. – Все еще не помните?
– …
Я молчал, не кивал, но и не качал головой…
(…что ты делаешь).
(что ты делаешь… Тэруя-сан).
(…прекрати).
(…не бери в голову).
(так… нельзя).
(не бери в голову…)
(я… уже…).
Я с усилием вытянул из памяти ту свою перепалку с Цкихо и попытался поймать ее смысл.
Если обдумать все заново и с холодной головой, то смысл вырисовывается только один. А именно… нет, но…
Все-таки это не более чем воображение и догадки. Ответить и даже почувствовать, что «вспомнил», я просто не мог.
– Что-нибудь еще пропало, кроме дневника, о котором вы говорили? – спросила Мей Мисаки, спустившись в «гостиный зал» и остановившись.
– Ну…
Я не смог дать ответа. Мей, глядя на меня, предположила:
– К примеру, фотоаппарат? В «комнате увлечений» было несколько фотоаппаратов, но ощущение такое, будто это коллекция антиквариата.
– А, действительно.
– Прошлым летом, когда мы встретились на берегу моря, у вас была однообъективная зеркалка, верно? Вы ей активно пользовались, похоже, что это была ваша «любимая штучка». И по-моему, в той комнате ее не было. В кабинете и других комнатах я ее тоже вроде бы не видела…
Честно говоря, я не вполне понимал. До сих пор этот вопрос меня особо не беспокоил.
Когда я ничего не смог ответить, Мей произнесла «Ясно. Неважно» и пересекла просторный зал.
– Библиотека там? – спросила она, указав в его дальний конец. – Хочу туда заглянуть… А потом в подвал. Еще немного побудьте, пожалуйста, моим гидом, призрак-сан.
5
– Потрясающе. Здесь как в нашей школьной библиотеке. Столько разных книг.
Идя между стоящими плотными рядами книжными стеллажами, Мей Мисаки впервые выражала простые мысли и чувства, как обычная пятнадцатилетняя девушка.
– Это папина коллекция, так что здесь с самого начала было много книг.
– И трудных книг тоже много. …Ощущение возникает, будто с одними только здешними книгами можно разгадать все тайны мира, правда?
– Не знаю, – пытаясь угнаться за Мей, ответил я. – Все-то невозможно. Но… да, пожалуй, иногда немного есть такое.
– Хе, – Мей обернулась и, склонив голову чуть набок, пристально посмотрела на меня. Я почему-то страшно смутился.
– А, ээ… Это странно, а? Ну, такие мысли.
– Не особо, – произнесла она и моргнула правым глазом. После чего ее губы изогнулись в слабой улыбке. – Потому что у меня тоже есть опыт. Подобного рода.
После этого мы вышли из библиотеки, и…
– Сюда.
Вернувшись в «гостиный зал», мы вошли в коридор, ведущий к задней двери. В подвал вела расположенная в середине коридора темно-коричневая дверь, которую легко было не заметить даже днем, поскольку освещения здесь не было.
– Здесь, – указал я Мей. – Вход в подвал за этой дверью…
Повернув старинную на вид ручку, я открыл дверь. За ней была, на первый взгляд, просто пустая кладовка, но в ее глубине располагалась лестница вниз.
Я включил свет для удобства Мей и спустился по лестнице. Левую ногу, ее «прижизненный отпечаток», я, как всегда, подволакивал.
Внизу лестницы была еще одна дверь, а за ней – короткий коридор. И пол, и стены, и потолок были покрыты серой известкой, и в целом пространство выглядело угрюмо.
С одной стороны коридора поодаль друг от друга располагались две двери. В конце громоздилась мешанина из старой мебели и прочего хлама.
– Похоже, этим местом давно никто не пользовался, – заметила Мей Мисаки. – Здесь прохладно, но очень пыльно…
Достав из кармана шорт носовой платок, она прикрыла нос и рот. Кепку надвинула низко на лоб.
После этого мы открыли обе двери по очереди и заглянули в помещения. Вот как это было.
– Похоже, здесь склад всякого мусора.
Это первая комната.
Дневной свет проникал в комнату через ряд окошек в дальней стене у самого потолка, сделанных именно для этого, так что здесь было относительно светло, несмотря на отсутствие ламп. Как я и сказал, здесь был сплошной хлам: грязное ведро, корыто, шланг, куски дерева, куски веревок, непонятно как и почему очутившиеся здесь камни и кирпичи… в буквальном смысле мусорная свалка.
Мей только заглянула в комнату из коридора и, не заходя в нее, произнесла:
– Здесь мертвого тела тоже нет.
После чего, оставив дверь открытой, спросила:
– А в соседней комнате что?
– Ну, примерно то же самое, – ответил я и открыл вторую дверь.
Как и в предыдущей комнате, здесь было относительно светло благодаря проникающему свету снаружи. Но, в отличие от предыдущей комнаты, по выстроившимся в ряд световым окошкам чувствовалось, что раньше это помещение использовалось для конкретной цели.
Над окошками располагался карниз.
На обоих концах карниза висели плотные черные шторы.
– Темная комната… – пробормотала Мей. – Здесь проявляли фотографии?
– Раньше, – ответил я и шагнул вперед. – Само это хобби, фотографию, я унаследовал от папы. Именно он когда-то сделал из этого помещения темную комнату, сам и проявлял пленки, и печатал фотографии…
– А после того, как он умер, вы тоже занимались этим здесь? – спросила Мей и вошла в комнату следом за мной.
– Только первое время после переезда в этот дом, – ответил я. – Потому что тогда я еще снимал черно-белые фотографии. И проявлял их здесь. Но вскоре я начал снимать только в цвете.
– И цветные пленки вы уже сами не проявляли?
– К черно-белым и цветным нужен совершенно разный подход, это трудно.
– А, понятно.
– С тех пор эту темную комнату я не трогал.
– …Ясно.
В центре комнаты стоял большой стол, покрытый толстым слоем пыли, и прямоугольный фотолабораторный фонарь… и еще множество оборудования и инструментов для проявки, к которым давно никто не притрагивался. По сравнению с мусорной свалкой по соседству здесь возникало еще более сильное ощущение заброшенности.
– Конечно, эту комнату тоже я уже обшарил, – со вздохом сказал я. – Моего тела здесь нигде нет. …Не было.
– …Ясно.
Кивнув, Мей сделала еще несколько шагов внутрь комнаты, потом задрала голову, чтобы снова взглянуть на окошки с черными шторами, и скрестила руки.
– Значит, здесь та комната, в которой мы были только что, и эта бывшая темная комната… Угу.
Развернув руки обратно, она покосилась на меня и добавила:
– А плана этого особняка… у вас нет?
– По-моему, нет, – озадаченно ответил я. – По крайней мере, я ничего такого не видел.
6
Выйдя из второй комнаты в коридор, Мей снова заглянула в первую. На этот раз она зашла внутрь и немного побродила среди мусора. Вскоре вышла и, снова скрестив руки, склонила голову набок.
К этому моменту у меня тоже в уголке сознания начало усиливаться какое-то ощущение неправильности. Но тут Мей сказала, повернувшись к лестнице:
– Пойдемте? Здесь, похоже, нам больше делать нечего…
Я услышал ее тихий голос, но не понял, что она имела в виду…
В общем, мы вернулись в «гостиный зал».
Время уже перевалило за полшестого. Близился вечер.
7
Мей Мисаки сказала, что ей уже пора возвращаться, но я ее еще немного задержал.
– Послушай. Я сейчас задам тебе странный вопрос.
Вернувшись в «гостиный зал», мы встали возле больших часов, остановившихся на 6 часах 6 минутах… И тогда я, глядя на нее, произнес эти слова.
– Ты когда-нибудь любила?
– А? – Мей изумленно заморгала обоими своими разноцветными глазами. – Любила? В смысле…
Немудрено изумиться, получив такой внезапный вопрос. Когда меня об этом спросили, я тоже изумился… точнее сказать, страшно растерялся. Зачем вообще я задал этот вопрос, я и сам толком не понимал.
– …Даже и не знаю. Ммм… – и Мей Мисаки склонила голову набок до предела.
– Это… в общем…
Я слегка запаниковал, но слов, которые бы позволили сгладить неудачный вопрос, найти не мог, и тут мне пришел в голову другой вопрос, и я, даже не особо задумываясь, воплотил его в «голосе».
– Ты… хочешь стать взрослой поскорее? Или не хочешь?
Мей снова заморгала, протянула «Ммм…» и склонила голову набок, на сей раз слегка. Но вскоре…
– Мне, в общем, безразлично, – спокойно ответила она. – Хочу я или не хочу, в конце концов все равно стану. Если выживу, конечно.
– …
– Сакаки-сан, а вы?
Когда мне вернули мой же вопрос, я не смог ответить сразу же.
– Вы хотели стать взрослым? Или нет?
– Ну…
«Чтобы быть взрослым, нет ничего хорошего».
– Я…
«Хочу вернуться снова в детские времена».
– …Хочу вернуться снова в детские времена.
– Хмм. А почему?
– Ээ, ну…
«Потому что хочешь вспомнить что-то, да?»
– А любовь?
– Ээ…
– У вас была любовь?
– Аа, ээ, ну…
Мей Мисаки, прищурив правый глаз, спокойно разглядывала лихорадочно ищущего ответ меня.
– Не было? – вновь спросила она.
– Нет… была… наверное, – ответил я, когда ответ всплыл у меня в голове. – Но…
«Возможно, отвечать на этот вопрос я некомпетентен».
– …Но я не помню.
«Толком не могу вспомнить…»
Мей Мисаки, по-прежнему щуря глаз, склонила голову набок, словно удивляясь.
8
– Эмм, скажи… – попытался я выжать из себя «голос» еще несколько секунд спустя, однако взгляд Мей был устремлен не на меня, а на подставку под телефон на стене. На подставке была беспроводная трубка.
Мей подошла к подставке. Молча оглядела черный телефон, потом повернулась ко мне и спросила:
– Вы по этому телефону слушали сообщение того самого Арая-сана?
– Ээ, да, – ответил я, не понимая смысл вопроса. Зато Мей словно что-то поняла: она кивнула и сказала:
– Трубка в кабинете полностью разряжена.
– Э… а, вот как?
– Угу. Потому что там не было гудка, я уверена…
Мой старый друг Арай, который должен был быть уже «мертв». Почему же человек с этим именем мне позвонил?
У нее появились какие-то мысли по поводу этой загадки? …Но, прежде чем я спросил…
– Насчет этого Арая я думаю примерно так, – произнес я, как обычно, выудив из туманного болота своего «сознания» одиночную мысль. – Человек… Когда человек умирает, он… может где-то воссоединиться со всеми?
– Умерев, воссоединиться? – Мей Мисаки, так же как незадолго до этого, склонила голову набок. – Серьезно?
– Мне вот так кажется.
– И… когда вам начало так казаться?
– Перед смертью… Возможно, за какое-то время до смерти.
– …
– Я на самом деле умер и стал вот таким вот призраком… Но – по-моему, я это уже говорил – это, что у меня сейчас, это не правильное «состояние смерти». Неестественное, нестабильное состояние, где-то на полпути.
– И именно поэтому вы ищете свое тело, которое находится неизвестно где. Так, да?
– Да. И… если я найду свое тело и Тэруя Сакаки будет оплакан, как положено, тогда я наконец смогу правильно умереть. Приду к истинной «смерти». …Ну, такое у меня ощущение.
– Хмм. Кажется, пока что я более или менее понимаю.
Мей отошла от телефона и встала в центре «гостиного зала» поодаль от меня. Уже вечерело, постепенно становилось все темнее, и ее фигура выглядела бестелесной, как и моя, просто «серой тенью».
– Когда человек умирает, он… может где-то воссоединиться со всеми? – повторил я.
– А «все» – это кто? – спросила Мей.
– Все, кто умерли раньше, – ответил я. – Умерший человек растворяется в чем-то вроде «Моря подсознаний» всего человечества. И когда это происходит, он воссоединяется со всеми, как-то так. Что ты об этом думаешь?
«Серая тень» не двинулась с места и ничего не ответила. Тогда я продолжил:
– Три месяца назад я умер, но все еще существую в таком виде и поэтому в «море» не растворился. Однако сам факт смерти неоспорим, и, возможно, поэтому иногда происходит такое вот несовершенное «воссоединение». Иными словами, это…
– Хаа, – Мей перевела взгляд на телефон. – Это и есть те звонки от Арая-сана?
– Да, – кивнул я. Хотя сам еще наполовину сомневался. – Арай, когда звонил мне, явно был уже мертв. Вероятно, он умер одиннадцать лет назад от «катастрофы». Я тоже умер, и у нас произошло «воссоединение» мертвецов, и…
– И он вам позвонил.
– Правда, его сообщение было совсем непохоже на «сообщение от мертвеца»… Ну, в конечном счете это не более чем гипотеза.
– Довольно смелая гипотеза.
С этими словами Мей Мисаки снова скрестила руки, но, поскольку она была «серой тенью», разглядеть ее выражение лица в этот момент я не смог.
9
Мей сказала, что ей действительно пора уже возвращаться, и направилась к задней двери. Я поспешил за ней, и мы вдвоем вышли из дома.
– Может, завтра снова встретимся? – с нерешительностью предложил я, сознавая, что это полная противоположность тому, что было вчера. Мей остановилась, обернулась, и я увидел на ее лице слабую улыбку.
– Завтра… снова на этом же месте.
Почему я это сказал? Я и сам удивился. Хотел встретиться с ней и, как и сегодня, заняться «поисками тела»? Или… А, да какое имеет значение конкретная причина?
Остановив трудные мысли, я спросил:
– Сможешь прийти? – и стал ждать ответа.
– Ммм… я… – ответила Мей, надвинув кепку на глаза. – У меня днем разные дела… вроде того. Но вечером, наверное, нормально. В полпятого, где-то так.
– Аа… Ну ладно.
– Призрак-сан, а вы сами? – озорным тоном спросила она. – Сможете в это время явиться? Не будет препятствий?
– Эээ, ну…
Даже если я захочу явиться в назначенное время в назначенном месте, вовсе не факт, что так и получится. …Ну, по крайней мере сегодня-то я смог явиться именно так, как хотел, верно? Значит, если я «постараюсь», то наверняка и завтра тоже…
– …Я постараюсь.
Когда я дал этот ответ, глаз Мей – не «глаз куклы», другой – слегка округлился.
– Вот как, – пробормотала она. – …Ясно. Ну, тогда до завтра, полпятого.
– Я буду в зале, как в этот раз. Заходи.
– …Ясно, – ответила Мей и легким движением развернулась.
Провожая взглядом ее фигуру, шагающую прочь под темно-красным закатным небом, я прижал руки к груди. Ощутил слабое биение «прижизненного отпечатка» сердца. Почему-то оно было немного хаотичным – но стоило мне так подумать, как оно внезапно пропало… это «пустая тьма» раскрыла свою пасть. И поглотила меня, хотел я того или нет.