ГЛАВА 9
Харуюки скорчился, обхватив руками колени, на дне глубокого колодца, куда не достигал ни единый лучик света.
Над головой, где-то высоко-высоко, раздавались глухие, тяжелые, ритмичные удары. Что за звук, непонятно. Но Харуюки смутно чувствовал.
Вне этого колодца – или этой тюрьмы – происходит что-то, чего не должно происходить.
И когда эти звуки прекратятся, это «что-то» уже невозможно будет исправить.
Несколько раз он пробовал взобраться по стенке колодца. Но на черной вертикальной поверхности не было ни лестницы, ни хотя бы одной зацепки для рук. Плюс она была металлически твердая, ногтями даже не поцарапаешь. Вылететь, конечно, тоже было невозможно.
Потому что сейчас Харуюки был не в дуэльном аватаре Сильвер Кроу, а в собственном толстом теле. В карманах школьной формы ничего подходящего не было, а сам он был слишком слаб – подтянуться-то мог всего два раза, – чтобы взобраться по отвесной стене.
Поэтому Харуюки, бессильными руками обхватив колени и упрямо не поднимая головы, слушал басы ударов, отсчитывающие время до конца всего. Чувствуя, как из глаз одна за другой катятся крупные слезы.
«Я с давних времен таким был.
Во втором триместре третьего класса начальной школы у меня впервые спрятали сменку. В пятом классе стали дразнить свинтусом. Когда перешел в среднюю, каждый раз, когда у меня отбирали карманные деньги, и так маленькие, или колотили ни за что, я прятался в своем укрытии и плакал, обняв колени.
Поэтому, когда все закончится, я просто вернусь к тем временам. Просто очнусь от прекрасного сна и вернусь в реальность».
Мысленно пробормотав эти слова, Харуюки попытался отсечь от себя непрерывный звук ударов.
Но, когда он поднял руки, чтобы закрыть уши, они почему-то застыли в воздухе. Чуть приподняв голову и приоткрыв глаза, он уставился на собственные кисти.
Короткие, округлые пальцы. Бледные от долгой привычки прятать их в карманах ладони. Руки, не желающие ни тянуться навстречу другим людям, ни сжиматься в кулаки, чтобы драться…
«Всего два виртуальных метра – для тебя это так далеко?»
Внезапно ему послышался чей-то далекий, слабый голос. И тут же – его собственный голос, отвечающий на этот вопрос.
«Да, далеко».
– …Но.
Разговор, который донесся до него из далеких воспоминаний, скорчившийся в мрачном колодце Харуюки продолжил уже настоящим голосом.
– Если вытянуть руку вперед, будет чуточку ближе. Если сделать шаг – еще ближе. Меня этому научил… очень дорогой мне человек.
Упершись руками в колени, он с трудом встал. Задрал голову – однако жерла колодца видно не было. Только вертикальные стены, тянущиеся в бесконечность.
Харуюки провел по глазам тыльной стороной ладони, стирая слезы, и повернулся к черной стене. К бесконечной скале, взобраться на которую он после многих попыток отчаялся.
Внезапно он вспомнил. Воспоминание было смутным, но вроде как он уже был когда-то в таком же положении. Вбитый в глубины отчаяния, он взобрался на высокую стену и оттуда увидел новый путь.
Харуюки машинально сжал правую руку в кулак. Посмотрел поочередно на холодно блестящую черную стену и на собственный белый, мягкий кулак. Стиснул зубы, решился и занес руку.
Это был неуклюжий, лишенный и силы, и скорости удар, но все равно, как только кулак соприкоснулся со стеной, из правой руки в голову Харуюки ударила такая испепеляющая боль, что Харуюки вскрикнул.
– Уаа!..
С трудом удержавшись на ногах, он прижал саднящую руку к груди. Присмотревшись, он увидел, что ссадил костяшки пальцев, там проступила кровь. На стене, естественно, не осталось ни трещинки, ни даже вмятинки.
Подбодрив свою ослабевшую решимость, Харуюки сжал на этот раз левый кулак.
– …Уу!
С этим жалким возгласом он выбросил руку вперед. Бац! Тупой стук, и вновь острая боль. Из глаз вновь покатились успокоившиеся было слезы. Харуюки поднес кулак, на котором тоже выступила кровь, ко рту и отчаянно подавил рвущийся плач.
Ему хотелось сесть. Повернуться к стене спиной, обнять колени и на этот раз надежно закрыть глаза и заткнуть уши, пока все не закончится.
Однако какая-то часть сознания Харуюки понимала. Если он так поступит, все не ограничится тем, что он сам вернется к своим истокам. Он заставит грустить и множество друзей, обретенных им в этом новом мире, и людей, которые были рядом с ним с самого детства, – и глубоко ранит ее, любимую им больше всех на свете, и закроет ей дорогу, по которой она должна идти.
– У… ааа! – снова выкрикнул он и еще раз вогнал раненый правый кулак в стену. По черной поверхности разлетелись пятнышки крови, в голове взорвалась слепящая боль.
– Аа… ааааа!..
Снова левый кулак. Смялась плоть, заскрипела кость. Слезы вперемешку с соплями текли по лицу и капали на грудь.
Непохоже, чтобы с этой твердой стеной то ли из камня, то ли из металла можно было что-то поделать, колотя по ней обычными человеческими кулаками. Однако Харуюки полукрича-полустоня, с замызганным лицом, продолжал бить – правым кулаком, левым, правым. Сверху постоянно и безостановочно сыпались удары колокола, предвещающего разрушение. Харуюки подладился под этот ритм и атаковал стену. Атаковал стену.
Кисти рук вмиг покрылись кровью и стали постепенно опухать. Боль уже перешла тот порог, до которого ощущалась как боль, теперь по нервам бежало нестерпимое ощущение, будто его руки поджаривают на открытом огне. Если он хоть чуть-чуть потеряет концентрацию, то рухнет на пол и обратно уже вряд ли встанет. Поэтому Харуюки, стиснув зубы с такой силой, что они, казалось, вот-вот растрескаются, и выпуская в щель между ними пронзительные вскрики, продолжал и продолжал бить стену.
И продолжал, и продолжал. Правый, левый, правый, левый, снова правый…
– Бесполезно.
Внезапно сзади донесся тихий голос.
На время опустив измученные, избитые кулаки, Харуюки обернулся через плечо.
На дне колодца стоял мальчик младше него. Лицо было Харуюки незнакомо. Одет в футболку и джинсы до колена, чуть длинноватые волосы падают на лоб. Ростом меньше Харуюки, лицо тоже младше – похоже, он где-то во втором-третьем классе начальной школы.
Мальчик, глядя на Харуюки пустым, но чуточку сочувствующим взглядом, повторил:
– Бесполезно. Эта стена неразрушима.
Тяжело дыша, Харуюки прерывистым голосом ответил:
– Это… пока не попробуешь… не узнаешь.
Конечно, его руки были почти разбиты, но они все еще могли двигаться, могли сжиматься в кулаки. А потом – у него еще есть ноги, есть плечи, есть голова, в конце концов. Он не собирался останавливаться, пока не переломается весь и не утратит способность стоять.
Харуюки глядел на мальчика слезящимися глазами, в которые он вложил эту решимость, потом повернулся было вновь к стене. Но прежде, чем он успел это сделать, мальчик слегка качнул головой и прошептал:
– Невозможно. Потому что это «отчаяние»… не твое, а мое. Здесь моя «душевная дыра».
– Э…
– Настолько глубоко упал ты первый. Но даже с меньшей глубины из этого колодца еще никто не выбирался. Ни тот, кто был перед тобой, ни тот, кто был перед ним, ни тот, кто был перед ним… Этот колодец исчезнет только вместе с самим Ускоренным миром. Пока те гады, которые предали Фран и пытали ее, не исчезнут, мое отчаяние не кончится…
Едва услышав эти слова, Харуюки понял.
Именно стоящий перед ним мальчик и был «первым». Тем самым бёрст-линкером, который на заре Ускоренного мира с помощью инкарнации, порожденной яростью и отчаянием, исказил регалию «Зе Дестини» и меч «Старкастер» и слил их в «Доспех бедствия», «Зе Дизастер».
Кром Фалкон.
– Ты… все это время был здесь? – сипло пробормотал Харуюки. Вообще-то это было вполне естественно. Ведь это он создал обитающую в доспехе псевдоразумную сущность, «зверя». Ничего удивительного, если самое сердце «зверя», мысли и чувства Фалкона, все это время пряталось здесь, в глубине.
Но если так – какая ирония. Ведь где-то в данных, составляющих «Доспех бедствия», остаются и мысли с чувствами любимой Фалконом Сафран Блоссам. Однако Блоссам, эта золотая девушка, не появляется, когда Усиленное вооружение загружается как «Дизастер». А Фалкон не может появиться, когда призван «Дестини». Находящиеся невероятно близко, но никогда не встречающиеся влюбленные…
…Нет.
Нет, не так. Какой бы ни была призванная форма, «Дестини» и «Дизастер» – все-таки один объект. Это Харуюки собственными глазами видел внутри центрального сервера «Brain Burst». Ослепительно сияющая шестая звезда Большой Медведицы в середине осциллирующей галактики. Если мысли и чувства их двоих находятся внутри нее, у них уже давно должна была появиться возможность встретиться.
На миг позабыв про боль в руках, Харуюки отчаянно размышлял.
Фундаментальное различие между «Доспехом бедствия» «Зе Дизастером» и регалией «Зе Дестини».
Вот оно, это различие: в состоянии «Дизастера» доспех и меч «Старкастер» сливаются воедино, а в состоянии «Дестини» они порознь. Сафран Блоссам может появиться, только когда меч отделен, то есть способен функционировать как отдельный предмет.
Обиталище Блоссам – вовсе не доспех.
А меч. Маленькая звездочка, тускло сияющая рядом с шестой звездой «Кайё». Возможно, Блоссам сама этого не замечает, но именно там живут ее мысли и чувства.
Долгий печальный сон, всплывший в памяти благодаря полному слиянию со «зверем». Финальный акт этой трагедии – Сафран Блоссам многократно погибала от клыков адского змея Ёрмунганда, а потом из этого самого Ёрмунганда выпал «Старкастер». В определенном смысле «наследие усопшего».
– Вот… оно как, значит, – беззвучно прошептал Харуюки.
Если эта догадка верна, то, возможно, есть лишь один способ снять проклятие под названием «Бедствие» и разорвать заколдованный круг трагедий Ускоренного мира. Но чтобы его испробовать, необходимо как-то выбраться из этого темного колодца. До того, как всему придет конец.
Пристально глядя на стоящего опустив голову мальчика… Кром Фалкона, Харуюки сказал:
– Я… не сдамся. Ведь я здесь все еще существую.
Отвернулся и поднял ободранную правую руку. Он уже не мог нормально двигать пальцами, но, терпя боль, по очереди, начиная с мизинца, загнул их и образовал кулак.
– У… ааа…
Повышая голос, он решительно занес кулак и…
– АААААА!!!
…вогнал кулак в стену. Раздалось жесткое «бам!», и в сознании у Харуюки замелькали багровые вспышки.
– Уоо… оооААААА!!!
Теперь левым кулаком. Прямой удар, в который Харуюки вложил вес тела и энергию разворота корпуса. На стену брызнула кровь.
– Невозможно, говорю же… – послышался сзади тихий шепот. – Из этого отчаяния никому не выбраться. Цепи бедствия никому не разорвать. Пока миру не настанет конец и в нем не останется только один.
– …Ты… серьезно… этого хочешь? – занося правый кулак, спросил Харуюки. – Когда ты останешься один… ты будешь нести на себе груз печали всех. Воспоминания всех исчезнувших бёрст-линкеров будешь нести ты один. Вот такого одиночества… ты серьезно хочешь?!
И он изо всех сил ударил кулаком. Отвел руку – из нее закапала кровь.
– Я этого хочу? Нет же, – тихо ответил спокойный, но немного грустный голос. – Полное исчезновение из-за свар и ссор – этого хотят они. Те, кто предали и убили Фран. А я всего лишь стараюсь следовать их желанию.
– Тогда… тогда ответь! – выкрикнул Харуюки, впечатав в стену левый кулак (брызги крови попали на лицо). – Чего хотела Сафран Блоссам?! Что насчет ее желания, чтобы никто не исчезал из Ускоренного мира?! Тебе не кажется, что ты сейчас предаешь надежды Блоссам?!
Сразу ответ не пришел. В конце концов тьму качнул еще более тихий голос.
– …Фран уже нет.
Еще один удар.
– Фран исчезла. В мире, где нет Фран, надеждам тоже нет места. Гады, которые убили Фран, недостойны надеяться.
– Нет… нет, нет!!! – прокричал Харуюки, поочередно занося окровавленные кулаки. – Даже если Блоссам исчезла, ее надежда остается!!! Она совсем рядом с тобой!!!
– …Врешь.
– Не вру!!! Стоит протянуть руку… хоть чуть-чуть за эту стену протянуть руку, и там…
– Врешь!
Лишь теперь остаточные мысли и чувства Кром Фалкона, принявшие образ мальчика, повысили голос.
– В этом мире осталось только отчаяние! И никому из глубин этого отчаяния не сбежать! И тебе тоже… и даже мне!!!
– Ты думаешь… ты один знаешь… что такое отчаяние?! – проревел Харуюки, разбрызгивая кровь и слезы. – Если эта стена и есть твое отчаяние… то я ее разобью!!! Я, «Арисвин», «Блевоюки», «Жирдита», «Свинтус-кун», Харуюки Арита…
Уверенный, что следующий удар разломает ему кулак полностью, Харуюки тем не менее решительно отвел назад правую руку. Добавив силу разбега, вложив вес тела…
– …ее разнесу!!!
Баммммм!!!
По тьме разнесся звонкий удар, словно он был нанесен по серебряной броне Сильвер Кроу.
Мгновение тишины…
Раздался очень тихий, но явственный хруст.
И Харуюки увидел. От точки контакта кулака и стены во все стороны медленно поползли тончайшие белые линии.
Мир содрогнулся. Трещины расползались все быстрей, с изогнутой стены они перебирались и на пол.
– …Ты… – послышалось бормотание сзади.
Харуюки медленно обернулся и посмотрел на стоящего столбом мальчика. Из губ, много раз закушенных до крови, сами собой полились слова:
– Ты такой же, как я. …Да все мы в этом мире в основе своей одинаковые…
Услышав это, мальчик, Кром Фалкон, чуть приподнял голову, до сих пор уставленную в пол. Его выражение лица Харуюки не понял, но взгляд ясных глаз встретился со взглядом Харуюки, и в этот момент…
Мир тьмы превратился во множество сверкающих стеклянных осколочков и разом рухнул.
– Гр… рууоаааа!!!
Под этот яростный рев правый кулак в темной металлической броне пошел вниз.
Харуюки машинально сдвинул его траекторию чуть вправо. По известняковым плиткам арены «Сумерки» во все стороны побежали трещины, от ударной волны чуть вздрогнуло все здание Роппонги Хиллз Тауэра.
Буквально чуть левее выпрямленной руки…
…была немыслимо разбитая, изуродованная лицевая маска Черного короля Блэк Лотус.
Оба V-образных рожка были отломаны посередине, по блестящим зеркальным очкам бежали зловещие трещины. Верхняя половина тела была повреждена почти вся, на ней трудно было найти хоть кусочек целой брони.
Очевидно, все эти разрушения нанесли руки превратившегося в Дизастера Сильвер Кроу – то есть самого Харуюки. Он ошеломленно распахнул глаза, а левая рука его аватара тем временем сама собой поднялась и попыталась нанести следующий удар.
Все еще сидя на Черном короле верхом, Харуюки собрал всю свою силу воли и остановил руку. И тут же в голове взревел полный ярости голос «зверя».
Почему мне перечишь?!
Это «враг»!!! Враг, которого надо уничтожить!!!
Аватар снова содрогнулся, но сверх этого никаких движений не было. По крайней мере сейчас контроль над дуэльным аватаром принадлежал Харуюки.
По-прежнему держа левый кулак высоко над головой, Харуюки мысленно изо всех сил прокричал:
«Нет!!!
Она не «враг»!!! Она… мой самый любимый!..»
Но тут он с усилием оборвал эти мысли. Сколько еще продлится его контроль над аватаром, он не знал. Прежде чем он снова станет берсеркером, необходимо сделать главное.
Правую руку измочаленной, почти потерявшей сознание Черноснежки перекрывал вонзенный в пол громадный зловещий меч. Но такой вид у этого меча был не с самого начала. В далеком прошлом адский змей Ёрмунганд убил девушку, Сафран Блоссам. Словно ее попытка передать миру свое последнее желание, из энеми появился серебряный меч «Старкастер». Однако гнев и горе Кром Фалкона исказили его и сделали частью «Бедствия».
Если догадка Харуюки верна и душа Блоссам по-прежнему обитает внутри этого меча. И если «Бедствие» породило то, что она и Кром Фалкон обречены на вечную разлуку. Тогда необходимо этих двоих опять свести вместе. Харуюки додумался лишь до одного способа сделать это.
Но оставалось одно громадное препятствие.
Почему «зверь» бушует и стремится атаковать Блэк Лотус, было очевидно. Прямо перед тем, как «зверь» набросился на Черного короля, Блэк Вайс изменил свою форму на силуэт Сафран Блоссам и этим открыл главную рану, из которой «зверь» и произошел.
Насколько Харуюки помнил, непосредственно перед тем, как его сознание утянуло в глубокую тьму, фальшивая Блоссам, получив в грудь спецатаку Черного короля, изобразила, что падает, и утонула в тени под ногами Харуюки и Черноснежки.
А сразу после этого все колонны, стенки и прочие объекты на крыше Хиллз Тауэра начисто снесло из-за столкновения Блэк Лотус и Кром Дизастера. Значит, и все тени, созданные объектами, тоже исчезли. Бесполезным стало и умение Вайса «перемещаться из тени в тень».
Следовательно – Блэк Вайс по-прежнему прячется в черной тени прямо перед носом Харуюки.
Сейчас, в этот самый момент, он, вероятно, еще не заметил, что Харуюки вырвался из состояния яростного безумия. Но стоит ему почувствовать какую-то странность, как он наверняка выберется из тени и применит еще какой-нибудь дьявольский план. И чтобы нанести точный контрудар, сейчас нужно действовать без единой помарки.
Загнали Сафран Блоссам и Кром Фалкона в жестокую ловушку, создав тем самым возможность для появления «Доспеха бедствия», именно Блэк Вайс и Общество исследования ускорения. Сможет ли Харуюки разорвать порочный круг трагедий, длящихся все семь лет реального времени, прошедшие с тех пор, или же угодит в лапы Общества и станет его козырной картой?
Вот водораздел.
Решающий момент – победа или поражение.
– Граааа!!!
Харуюки, нарочито яростно ревя, опустил левую руку и вцепился в воткнутый в землю черно-серебряный меч.
И тут же, вытянув правую руку, схватил неподвижно лежащую Блэк Лотус за тонкую шею.
«Прости, семпай! Потом я долго-долго буду извиняться!..»
Сжимая в левой руке меч, а в правой – Черного короля, Харуюки выгнулся назад и снова взревел:
– Ррр… оооААААА!!!
Хлестнув длинным хвостом, он расправил металлические крылья за спиной. Яростно оттолкнулся ногами от каменной плитки и взмыл в воздух. Чертя спиральную траекторию, он устремился к золотому солнцу, сияющему на закатном небе. Важны были расстояние и угол. Держа на краю поля зрения крышу Хиллз Тауэра, он взлетел метров на тридцать и перешел на парение.
Видимо, резкое изменение ускорения привели в чувства Блэк Лотус – под растрескавшейся лицевой маской слабо-слабо вспыхнули сине-фиолетовые глаза.
Харуюки из-под хищного визора устремил в глаза Черного короля взгляд, в который изо всех сил вложил свои чувства. Ушей коснулся почти исчезающий шепот:
«Харуюки… кун?..»
«Семпай, Черноснежка-семпай!!! – отчаянно сражаясь со «зверем», пытающимся вернуть контроль над аватаром, мысленно ответил Харуюки. – Ты, может быть, не веришь моим словам, после того как я тебе причинил такую боль… но сейчас, хотя бы только сейчас! Поверь мне, пожалуйста!!!»
И – он почувствовал, что, услышав это, Черный король слабо улыбнулась.
«Что ты… говоришь.
Я всегда… тебе… верю. И доныне… и впредь… всегда…»
Эти слова разноцветными самоцветами посыпались в сознание Харуюки и за один сверкающий миг наполнили его грудь безумным жаром.
Ему хотелось отбросить меч в левой руке и обнять Черноснежку обеими. Но это он сделает уже после того, как все закончится. Сейчас необходимо было сделать еще кое-что. Чтобы разорвать проклятие доспеха и положить конец цепи горя, требовалось устроить еще одну встречу «тех двоих».
– Грууооо… ааааа!!!
Харуюки отправил в вечный закат особенно яростный рев и, перехватив меч в левой руке обратным хватом, занес над головой.
Скорей всего, для наблюдателя снизу это должно выглядеть так: он мечом в левой руке собирается пронзить аватар, который сжимает в правой. Особенно для наблюдателя с Хиллз Тауэра, к которому Харуюки был повернут спиной и от которого острие меча было скрыто за распростертыми крыльями.
Задержав дыхание и влив в левую руку всю свою силу воли – «положительную инкарнацию», если давать ей имя, – Харуюки двинул меч вниз.
Острие, скользнув горизонтально по аватару Черного короля, легонько ткнулось в середину «Доспеха бедствия» – туда, где было сердце самого Харуюки.
Ты меня предаешь?! Идиот, ты предаешь меня, пытаешься уничтожить?!
В сознании прогремел полный ярости голос «зверя». Однако в этот голос была примешана самая капелька печали.
«Нет! Я вовсе не собираюсь тебя уничтожать! Этот меч тебя не ранит!!!»
Харуюки обратил к «зверю» все свои мысли и чувства. Но тут же их едва не поглотил невероятно мощный поток ненависти.
Ложь! Все люди обманщики, лжецы, предатели!!! Я никому не верю!!!
Сразу после этого вопля, в котором чудилось даже что-то вроде плача, из раны в нагрудной броне вытекло несколько струек черной ауры. Эти струйки обвились вокруг клинка и попытались вытянуть его из груди. Отчаянно сопротивляясь этому, Харуюки воскликнул:
«Я не прошу тебя верить мне!!! Но… в этом мире есть один-единственный человек, который тебя любит, сочувствует тебе!!! Вот этому человеку… поверь!!!»
Из левой руки Харуюки, сжимающей меч, хлынуло ярко-белое сияние.
Чистая аура стала обволакивать зловещий меч от рукояти к острию. В охваченных светом частях дизайн менялся: старые контуры будто испарялись, из-под них проглядывали новые. Изящный длинный меч с полупрозрачным клинком, будто заключившим в себе множество звезд. Усиленное вооружение «Старкастер».
– Уо… ааааа!!!
С этим звериным воплем Харуюки вогнал вернувший прежний облик меч себе глубоко в грудь.
Количественного урона не было. Ни боли, ни даже удара тоже не почувствовалось. Вместо всего этого пять чувств Харуюки получили один-единственный образ.
Бесконечная тьма, заполнившая громадную, твердую оболочку.
По металлической оболочее, покрывающей мир, бежит крохотная трещинка. Сквозь нее вливается белое сияние, заставляющее вспомнить о ярком весеннем небе. Трещины все расширяются, свет постепенно становится все ярче. Из этого сияния, такого яркого, что на него уже невозможно смотреть, в темный мир, вытянув руки вперед, врывается некто.
Покрывающая все тело золотистая броня, выполненная в виде цветочных лепестков. Под короткой прической – сверкающие небесно-синие капельки глаз-линз. Обитавшая в мече «Старкастер», долгие-долгие годы лишь молившаяся девушка – Сафран Блоссам.
Опустившись, Блоссам с достоинством выпрямилась и посмотрела в центр мира тьмы.
Там находилось нечто громадное. Окутанное черным пламенем, с кроваво-красными глазами и длинными клыками нечто. «Зверь».
Золотая девушка, бесстрашно зашагав ему навстречу, вытянула в сторону «зверя» правую руку.
– Прости. Ты так долго был один. Тебе было одиноко… и больно.
Из громадной пасти «зверя» донеслось низкое рычание. Мелко тряся головой, словно не веря в само существование девушки перед собой, он свесил хвост и попытался отступить.
Но Блоссам, решительно шагая вперед, подошла к «зверю» вплотную и, вытянув руки, без тени колебаний обняла толстенную шею. Ласково гладя похожий на безумное пламя мех, прошептала:
– Теперь мы всегда будем вместе. Всегда, всегда вместе…
В следующий миг.
Бум – и покрывающее «зверя» черное пламя взорвалось. Волна чудовищной энергии пробежала внутри раковины, потом утихла, и все, что осталось…
Не дуэльный аватар, а человек, девочка.
Коротко, по-мальчишески стриженные волосы. Крупноватая парка, кюлотная юбка. А в руках – маленькая черная кошечка.
Ласково улыбаясь и обнимая котенка, девочка сделала несколько шагов вперед. Там, чуть поодаль, стоял тот мальчик – Кром Фалкон.
Губы мальчика задрожали, он робко поднял и вытянул вперед правую руку.
Не отводя от него глаз, девочка побежала. В мгновение ока они сблизились, их пальцы соприкоснулись, сцепились, крепко сжались…
«Фал!!!»
«Фран!!!»
Голоса, выкрикнувшие имена, ласковой волной разнеслись по пространству внутри металлической оболочки, и тогда…
Полная тьмы тяжелая оболочка вмиг рассыпалась на множество цветочных лепестков.
Точно растворяясь в танцующих в воздухе белоснежных огоньках, боль, ненависть и печаль, наполнявшие доспех, уходили. Под сверкание и эфемерный звук колокольчика все струилось, покачивалось, уплывало прочь…
Прежде чем Харуюки вернулся из мира образа на багровую арену, ему почудилось, что он услышал:
Прощай, мой последний партнер.
Ты… сильный. Сильнее, чем я. Сильнее, чем люди, которых я уничтожал и которые уничтожали меня.
Желаю тебе… чтобы твой свет оставался в этом мире, чтобы он выкорчевал последний корень зла…
Одновременно с тем, как голос исчез, Харуюки вернулся в Ускоренный мир – в небо арены «Сумерки».
Его правая рука сжимала Блэк Лотус. Левая была пуста.
И вся его металлическая броня, отражая свет закатного солнца, блестела зеркально и серебряно.