ЗАРАЖЕНИЕ 11. ИНТЕРЛЮДИЯ В
Огнемет часто жаловалась, что обладать способностью, связанной с созданием огня, значит сталкиваться с двумя типами противников. Во-первых, те, кто могут гореть, – их большинство. Сюда же относятся гражданские. Если только обладатель способности не отморозок (к которым она себя не относила), это на самом деле недостаток, потому что слишком легко нанести противнику тяжелые увечья, шрамы или даже убить. А подобные поступки приводят к тому, что герои наваливаются на злодея в полную силу. Вторая категория – те, кто не горят. Люди в достаточно закрытых бронекостюмах, люди с силовыми полями, люди с чужеродными материалами, формирующими либо покрывающими их тела… Список можно продолжать довольно долго.
– Огнемет, беги! – приказала Разрывашка.
Жгунья была в красном платье и предпочитала ходить босиком, а не в обуви. Над пронзительными зелеными глазами была копна темно-каштановых волос. Бледная кожа резко контрастировала с красной одеждой и темными кругами под глазами. Круглые ожоги, скорее всего от сигарет, шли двумя рядами от глаз к челюсти. Она шагала вперед сквозь пламя, зажженное ею же на улице возле ночного клуба Разрывашки «Паланкин» (уже эвакуированного). Разведя руки в стороны, она распределила пламя по всей ширине дороги, потом затянула жар к себе в ладони и швырнула его в противников.
Непохоже, чтобы у Жгуньи были какие-то предрассудки насчет поджигания более уязвимых врагов, как у Огнемет.
Слизняк Грегор попал в один из огненных шаров сгустком слизи и погасил его. Второй приземлился в середине группы, никого не задев, но разделив их. Тритоньер оказался с одной стороны от пылающего посреди улицы огня, Разрывашка и Клевер с другой, а Грегор и Огнемет сзади, дальше всех от Жгуньи.
Огнемет развернулась, чтобы спасаться бегством, а Жгунья собрала еще один огненный шар и толкнула вперед. Шар взмыл вверх и стал падать; он врезался в Огнемет и швырнул девушку на землю. Языки пламени лизали ее огнеупорный костюм и мостовую вокруг. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она начала подниматься.
Жгунья собрала пламя вокруг себя, ослепив своих противников, а в следующее мгновение оказалась уже возле Огнемет, схватила ее за горло и толкнула вниз, прижав к мостовой, все еще горящей и отчасти сохранившей жар от огненного сгустка.
«Ну почему это происходит не в каком-нибудь из районов, где улицы затоплены? Почему «Паланкин» обязательно должен был быть на холме?»
– Мочи ее! – крикнула Разрывашка. Клевер выхватила пистолет и выстрелила, Грегор выпустил струю слизи в ту сторону, где сидела на корточках Жгунья. Слизь погасила пламя везде, куда попала, и, как только брызги слизи и клубы дыма скрыли Жгунью, она исчезла.
– Там!
Жгунья возникла из островка пламени в пятнадцати футах от Огнемет и зашагала к ней, держась так, чтобы Огнемет оказалась на пути возможных атак со стороны остальной команды Разрывашки. Она схватила Огнемет и поволокла ее к переулку, держа одной рукой за горло. Куда бы она ни ступала, там оставались горящие следы, причем пламя медленно вспухало и распространялось, отдельные пятна сливались друг с другом, образуя позади нее сплошной огненный след.
Тритоньер бросился вперед; он перескочил через пламя, отделявшее его от Грегора, потом прыгнул к ближайшему зданию и схватил хвостом мешок с мусором. Выкрутившись всем телом, он метнул этот мешок в Жгунью. Снаряд попал в цель, и Жгунья качнулась назад, выпустив Огнемет.
Жгунья упала в огонь, покрывающий мостовую, и появилась из пламени прямо за спиной у остальных.
Элле, стоящая в одной из комнат на втором этаже «Паланкина», замолотила в окно, пытаясь предупредить товарищей.
Две струи пламени вылетели из рук Жгуньи, точно из огнемета, и ударили Клевер, Разрывашку и Грегора. Среагировав в последнее мгновение, Грегор отчаянно попытался заслонить своим здоровенным телом Разрывашку и Клевер. Тритоньер швырнул в Жгунью еще мусор и обломки, и ему удалось прервать ее атаку.
Костюм Разрывашки горел. Грегор потушил его, полив слизью, и тут же крутанулся в сторону Жгуньи.
В тот же миг пламя вокруг нее яростно взметнулось, и она исчезла.
Они завертели головами, высматривая Жгунью, и при этом пытались отойти подальше от огней, которые распространялись с каждой ее атакой. В итоге они не заметили, что она сидит съежившись в самой их гуще. Только Элле со своей хорошей позиции могла ее видеть.
Сказать, что Разрывашка и ее экипаж были друзьями, – ничего не сказать. Для Элле они были семьей. И сейчас она была бессильна хоть как-то им помочь.
Она могла применить свою способность, но дальности не хватало. Ей требовалось время, чтобы пропитать способностью окружающее пространство, а она недавно выходила гулять. С возвращения прошло всего два часа, и потому ее способность действовала лишь на ее комнату, комнаты по соседству, коридор наверху и наружные стены здания, граничащие со всем этим. До улицы, где шел бой, она не доставала. А если Элле выйдет за эти границы, то станет еще слабее. Всякий раз, когда она перемещалась на новое место за пределами той области, где могла действовать ее способность, зона влияния сжималась до нескольких футов вокруг нее и лишь потом начинала постепенно расширяться, с каждой минутой все быстрее.
Элле все равно попыталась применить способность. Закрыв глаза, она потянулась к другим мирам.
Карманные миры, как она их интерпретировала. Реальности, которые были как чистый холст, который можно изменять мыслями – как сознательными, так и неосознанными. Это были сны наяву, достаточно большие, достаточно детальные и достаточно сложные, чтобы поглотить ее целиком, что часто и происходило. Она могла при желании создавать новые, но предпочитала строить, основываясь на том, что у нее уже было.
Был верховный храм. Разрывашка и нанятый ею гипнотизер говорили с ней, пока она его строила, и потому это место было не очень пропитано негативными мыслями и чувствами Элле. Его она ассоциировала со своими личными победами, со своими внутренними силами. На противоположном конце было плохое место. Из всех миров тот был самым большим. Элле знала, что ничего оттуда не сможет использовать. Она была очень близко знакома с каждым уголком этого мира. Она провела там чертовски много времени.
Ее глаза распахнулись, когда на улице прогремел взрыв. Она увидела, как Разрывашка, Грегор и Клевер разлетаются в стороны.
Элле крепко обхватила себя руками. Пустынные коридоры… нет. Пылающие башни. Однозначно нет.
Заброшенные руины. Она почти забыла. Это была ее первая попытка создать мир за пределами плохого места. Все получалось нормально, пока вспышка негативных эмоций и самопрезрения не проникла туда сквозь щелочки и не создала детали, которых она не желала. В результате вышел красивый, величественный ландшафт, полный ловушек, словно он сам стремился покалечить или убить каждого, кто не смотрит под ноги. Элле сосредоточилась на этом мире, и маленькая часть ее сознания полетела над ним, создавая образ перед ее вторым мысленным оком. Высокотравные луга, замшелые разрушенные стены, остатки древней крепости, каменная хибара с проросшим сквозь нее деревом. Она всегда питала слабость к вещам, которые когда-то были красивы, но, состарившись, приобрели красоту иного рода. Ей нравился вид дерева, которое выросло в роскошного великана, а затем умерло, или статуи, источенной годами суровых дождей. Именно такая эстетика придавала форму этим руинам. Пока все не стало уродливо, непредсказуемо и опасно.
Сегодня был хороший день. На этой неделе она уже вымотала себя в сражении с «Торговцами», и тот день она, пожалуй, могла бы назвать плохим. Сейчас, похоже, она клонилась в другую сторону: она поела, погуляла, даже осмелилась побеседовать с Разрывашкой. Такие вещи она могла делать лишь потому, что ее мысленное око, врата в те, другие миры, было сейчас почти закрыто. Но это имело и недостаток: заторможенное применение ее способности. Она могла охватить лишь одну картину за раз – как будто пыталась найти некую далекую деталь, глядя в подзорную трубу.
Она нашла что хотела. Источенную временем статую женщины в тоге, держащей в руках большую вазу. Сосредоточившись на ней, Элле нажала.
Это было пыткой. Не применение способности – это-то было легко, неизбежно. Даже в хорошие дни вроде сегодняшнего ее способность работала, даже когда она об этом не просила. Пол под ногами превращался в каменную плитку, сквозь трещины в которой прорастала трава и мох, словно руины просачивались в реальный мир. Пыткой было то, что статуя появлялась медленно. Кирпичи внешней стены «Паланкина» отодвигались в стороны, когда она возникала прямо из этой стены. Она скользила вперед в улиточьем темпе, четверть дюйма в секунду, и она была немалого размера.
Огонь успел разойтись по всей ширине улицы, до стены здания напротив «Паланкина». Жгунья пользовалась им, чтобы мгновенно перемещаться на большие расстояния; при этом она с каждой своей атакой и в каждую свободную секунду распространяла пламя еще больше. Тритоньер был достаточно быстр, чтобы уклоняться от ее атак, одновременно швыряя в нее предметы в попытке отвлечь ее и приложить хорошенько, но он не мог приблизиться, чтобы коснуться ее и вырубить, не обгорев при этом, а его возможности по передвижению сужались по мере того, как огонь распространялся. Не только новые огни рождались всякий раз, когда Жгунья атаковала, но вдобавок она часто останавливалась, чтобы заставлять уже существующие огни разбухать и шириться во все стороны.
Грегор был ранен, но пытался сдерживать распространение огня, в то же время защищая Разрывашку и Клевер. Его кожа блестела, побуждая Элле думать, что он покрывал себя чем-то огнеупорным.
Ее способность по-прежнему работала слишком медленно. Появилась пока лишь половина статуи. Недостаточно. Ей нужно было, чтобы появилась вся.
Жгунья заметила статую и отвлеклась, чтобы обстрелять ее огненными шарами. Элле вздрогнула, когда у статуи отвалилась голова, ощутила краткий всплеск отчаяния, когда разбилась вдребезги рука. Но остальное не пострадало. Еще две-три минуты.
Грегор попал в Жгунью струей слизи, и девушка исчезла в огненном вихре.
Она появилась прямо за спиной у Грегора, Клевер и Разрывашки. Прежде чем они успели заметить и среагировать, Жгунья собрала огненный шар в плотную точку между ладонями и высвободила энергию яростным взрывом раскаленного воздуха.
– Нееет! – крикнула Элле, забарабанив по окну.
Разрывашка лежала неподвижно, и, хотя Элле не могла толком ее разглядеть сквозь заполняющий улицу дым, возможно, она получила сильные ожоги. Грегор… Грегор тоже лежал неподвижно, причем прямо в костре. Какой бы огнеупорной ни была слизь, которой он себя покрыл, она не давала ему иммунитета к поджариванию. Клевер ковыляла прочь, к статуе, а Тритоньер уворачивался от новой серии атак Жгуньи. Только Огнемет оставалась в целом невредима, но она ничего не могла поделать с противницей, которая не только была огнеупорной, но и могла шастать сквозь огни с такой же легкостью, с какой обычный человек переходит из комнаты в комнату через дверь.
Это неправильно. Ее команда, ее друзья, ее семья на волосок от гибели.
Нужно сосредоточиться. Статуи недостаточно. Нужен механизм. Тот, который сопровождал статую во взгляде ее мысленного ока, не работал. Что-то другое. Элле искала. Опускная решетка с воротом… Нет, слишком ржавая, цепь легко рвется. А, вот. Математическая головоломка, где шарик должен скатиться по нескольким трубам, а маршрут его задается рычагами, каждый из которых поворачивает лопатку, подправляющую траекторию шара.
Как же бесит. В худшие дни, в те дни, когда иные миры перед ее взором настолько обширны, что она едва ощущает реальный мир, ей не приходилось собирать все по частям, как сейчас. Она придавала форму вещам сразу, как только они появлялись в реальном мире, а появлялись они сразу же, как только она этого желала.
Размещая все в статуе, она была вынуждена задействовать часть математической головоломки, рычаг и некоторые из существующих механизмов статуи и расположить их так, чтобы они, появившись в реальном мире, могли работать вместе.
Огненный шар угодил Тритоньеру в живот и сбил со стены, за которую тот цеплялся. Тритоньер упал на землю. Ему пришлось перекатиться, чтобы выбраться с пятачка, охваченного оранжевым пламенем.
Жгунья повернулась к Клевер, которая ждала появления рычага. Огненный шар полетел в рыжую девушку, а та замешкалась с уклонением. Огонь облизал ей плечо, после чего пробил дыру в стене – как раз там, где был рычаг. Куски механизма посыпались вокруг Клевер. Шестерни, рычаги, лопатки, обломки переключателя.
– Нет! – воскликнула Элле. – Неет!
Ее усилия пропали даром. Удастся ли ей сварганить что-нибудь еще? Имеет ли это значение? Их противница догадывалась, что Элле хочет сделать. И не собиралась давать ей такую возможность.
Последняя часть головоломки появилась внутри кирпичной стены «Паланкина». Шарик диаметром в два дюйма двинулся по заданному пути. Покатился под легким уклоном, упал в дырку, где лопатка смотрела вниз, приземлился на следующий склон, покатился в противоположную сторону, через две лопатки.
Элле схватила стул и разбила окно. Схватившись обеими руками за раму, не обращая внимания на осколки стекла, впившиеся в пальцы, она прокричала:
– Клевер!
На нее посмотрели и Клевер, и Жгунья.
Она хлопнула ладонью по стене, оставив кровавые отпечатки там, где ее поранило стекло.
– Шарик должен уйти вправо!
Жгунья запустила в Клевер еще одним сгустком огня, и Клевер отскочила вбок.
– Какой шарик?!
Элле не могла ей ответить так, чтобы Жгунья не поняла. Она чувствовала, как шарик движется по последнему уклону и падает далеко слева, там, где механизм и нижняя часть головоломки уже были разрушены атакой Жгуньи. Клевер наверняка заметит падающий шарик сквозь дыру в стене… сейчас.
Элле почувствовала едва ощутимое воздействие способности Клевер. Эта женщина владела телекинезом и предвидением в ничтожной степени; она могла вносить маленькие изменения и знала, как этим пользоваться, чтобы получать большие эффекты. Шарик сдвинулся на несколько миллиметров влево, ударился о деревянную щепку и, крутясь, отскочил вправо. Он ударился о землю, и его вращение вкупе с дополнительным легким толчком кинуло его еще дальше вправо и вниз, в камеру позади статуи.
Послышался рокот; из обломанной руки статуи и кувшина, который она держала, полилась вода. Она хлынула на Клевер и рядом с ней, стала заливать улицу, гася пламя на мостовой. Вскоре островки огня сохранились только на стенах.
Клевер подняла пистолет, прицелилась в Жгунью и выстрелила. Потом еще раз. Понять, попала она или нет, было трудно, потому что Жгунья уже окутывалась пламенем, чтобы исчезнуть и появиться из ближайшего к Огнемет горящего островка на стене.
Огнемет побежала, Жгунья погналась за ней. Элле видела, как Клевер колеблется, но вот она прыгнула сквозь завесу воды, льющейся из вазы, и побежала за теми двумя в надежде помочь сокоманднице.
– Нет! – крикнула Элле. Но ее голос оказался заглушен шумом воды. Вскоре та пара исчезла из виду.
Телефон. Нужно позвонить им, дать им знать. Где он?
На кухне. Что за идиотство. Когда они собирали ужин на стол, у Элле случилось одно из ее кратковременных помрачений, и, видимо, она забыла телефон там. А сейчас, если она отойдет дальше коридора этажом выше, может, дальше ограждения танцпола, то потеряет все, что наработала по части своей способности здесь.
Нужен рожок… или какая-то еще шумелка. Колокол? В заброшенных руинах в одном месте был колокол, только бы теперь его найти.
Жгунья спрыгнула с горящей стены напротив «Паланкина». Она возвращалась по своим же следам. Потом подняла голову и посмотрела на окно, где стояла Элле.
«Она пришла не за Огнемет, а за мной», – подумала Элле, и на миг ее охватило отчаяние.
Жгунья пробрела через все расширяющуюся лужу и вошла в «Паланкин» через главный вход. Клуб был пуст, не было ни электричества, ни музыки. Даже служащие разошлись заниматься своими делами. Оставались только Элле и Жгунья.
Прошла минута, и дверь спальни открылась.
– Вот ты где, – произнесла Жгунья.
Элле отвернулась.
– Привет, подруга, – продолжила Жгунья.
Разговоры не были сильной стороной Элле, даже в хорошие дни.
– Мими.
– Сколько лет, сколько зим.
Элле кивнула.
– Мне… мне очень жаль насчет твоих друзей. Когда я сюда шла, я не собиралась это все делать. Просто… ну ты понимаешь.
Элле кивнула, пытаясь не дать своей ярости отразиться на лице.
– Я… черт. Мне правда очень жаль, понимаешь? Я просто не могу сдержаться.
«Можешь. Но не пытаешься достаточно настойчиво».
Однако вслух выражать свои мысли Элле не стала. Лишь кивнула еще раз.
– Не думаю, что я нанесла какие-то перманентные травмы. Они все живы.
– Спасибо, – удалось выговорить Элле. Она не смогла полностью изгнать горечь из голоса. Но Жгунья, похоже, не заметила.
– Я… я хотела поговорить. Как в прежние времена.
«Прежние времена». Тут Элле не смогла сдержаться. Ее мысли обратились к плохому месту, самому большому из ее миров, тому, где она провела больше всего времени.
– Как тогда, когда у нас обеих были хорошие дни. Мы разговаривали, и те дни я очень любила. И сейчас вспоминаю о них с удовольствием. Одно из немногих воспоминаний, которые я ценю.
Элле кивнула. Дверь комнаты позади Жгуньи превращалась в металлическую. В ней возникло и расширялось крохотное окошко, металлические прутья смыкались, как зубы. Стена вокруг двери отращивала обрывки ткани, которые колыхались, словно на ветру.
– Черт, – сказала Жгунья. – Даже не знаю, как начать. С тех пор, как я узнала, что ты в этом городе, а команда захотела сюда прийти, я так ждала этого – снова с тобой встретиться… А теперь я не знаю, о чем говорить.
– О погоде? – попробовала легонько пошутить Элле. Зря.
– Я не хочу говорить о погоде! – огрызнулась Жгунья со смесью отчаяния и гнева. Ее глаза оранжево вспыхнули, вокруг кистей появилось пламя. Потом это все угасло.
– Прости.
– Я… эмм. Как ты? Как у тебя были дела, после того как ты сбежала?
– Дела… дела были хорошо. Хорошие люди, – так трудно было выражать словами свои мысли, даже в хороший день. – Они заботятся обо мне. Разрывашка помогла… больше, чем все врачи, которые меня смотрели.
– Врачи, – Жгунья нахмурилась.
– А ты как?
– Я… Ты знала, что я сбежала тогда же, когда и ты?
Элле покачала головой.
– Вот, я сбежала. Но податься было некуда. У меня бывали плохие дни. Мне было одиноко, страшно. Какой-то хмырь попытался убедить меня стать его шлюхой и на этом заработать денег, еды… Я отказалась, но он продолжал меня доставать.
– Мне жаль.
– Я… я правда хотела быть хорошей. Я говорила себе, что не буду применять свою способность. Но мне нужно было защищать себя, понимаешь?
Элле кивнула. Ткань вокруг двери начала обретать форму. Стены, обитые мягкой материей, выложенные колючей проволокой и рядами зазубренного стекла. В некоторых местах на ткани виднелись пятна дерьма и крови, они разрастались. Элле пыталась заставить это все остановиться, пыталась сосредоточиться на верховном храме. На своем безопасном месте. Но при взгляде на Жгунью то место казалось таким далеким. Совершенно недосягаемым.
Жгунья продолжила:
– И я ее применила, чтобы отпугнуть его… но ты же знаешь, как она работает. Ты знаешь, что происходит с моей способностью.
– Я помню.
– Я… Врачи говорят, когда я применяю способность, она подправляет химический баланс и связи в моем мозге. Сочувствие, контроль импульсивности, эмоции – это все пропадает, как только я ее включаю, а я не могу ее не включать, когда рядом есть огонь. И это растет, как снежный ком, потому что я больше пользуюсь способностью, когда теряю самоконтроль, когда мне плевать на людей, которые рядом, а когда я в таком состоянии, то не хочу из него выходить.
– Ага.
«А уходишь ты в это состояние, чтобы спрятаться от вины за все, что ты натворила. Ты пользуешься им, чтобы скрыться от собственных страхов. Если я и виню тебя за что-то, то только за это».
Жгунья покачала головой.
– Если бы ты не потушила почти весь огонь там, снаружи… не знаю, что бы я могла сделать.
«Вполне представляю».
– Ну вот, я жиганула этого говнюка, чтоб напугать, потом жиганула, чтоб помучился, – это ему за то, что меня изводил, – а потом я не смогла остановиться. Я сожгла его насмерть. Блин. С этого начались несколько очень плохих недель.
– Мне жаль.
– Я… я и опомниться не успела, как меня нашел «Орден кровавой девятки». Меня рекрутировала Птица-Разбойница. И теперь я застряла. Я в ловушке. Ты знаешь, что на меня выписан ордер на убийство? Если я попытаюсь свалить, меня прикончит либо «Девятка», либо копы. Так что я продолжаю работать на них, и это становится все хуже.
– Сдайся? Уйди в Птичью клетку?
– Они меня найдут. Ты даже не представляешь, на что эти типы способны. Наша новенькая, она заменила Топорика, хотя он еще жив… типа как. Она умеет находить людей. Просто нет такого места, где я была бы в безопасности, пока меня не доставят в Птичью клетку. И мне почти кажется, что даже там они до меня доберутся, если захотят. Ты знаешь про Сибирячку? Она способна меня достать. Даже в Птичьей клетке. Она всегда добирается до своей добычи.
– Мими, нельзя и дальше продолжать мучить людей.
– Я должна. Я… я могу просто применять свою способность. Оставаться в этом состоянии, где нормально себя чувствую, где веду себя так, как от меня ожидает «Девятка».
Плохое место все больше вторгалось в комнату. Элле не выдержала и сказала:
– Мими… можно я к тебе прикоснусь? Заякорю тебя? Не хочу, чтобы моя способность тебе причинила боль.
– Хочешь удержать меня в стороне от своего мира? – Мими улыбнулась и покачала головой. – Ну уж нет. Я пришла сюда наполовину потому, что услышала, что ты сейчас создаешь красивые вещи. Я должна их увидеть – то, что ты сейчас делаешь.
После этих слов она развернулась и огляделась. Ее лицо вытянулось, как только она увидела обитые стены, кровать, превратившуюся в койку, пятна дерьма, кровь, иголки в углу, лезвия и осколки стекла, воткнутые во все поверхности, поджидающие неосмотрительную жертву, которая поместит руку или ногу не в то место.
– Нет, – произнесла Жгунья.
Элле напряглась.
– Прости.
Лицо Жгуньи стало еще более расстроенным.
– Это… это не красиво. Я это помню.
– Я бы показала тебе другие миры… если бы могла.
Жгунья ответила придушенным голосом:
– Но ты не можешь. Потому что я напоминаю тебе о психушке. Я напоминаю тебе о плохих временах, когда тебе приходилось хуже всего.
Элле уткнулась взглядом себе под ноги и проглотила ком в горле.
– Я думала, мы подруги. У нас ведь были хорошие моменты, правда? Всего несколько раз, когда нас обеих выпускали из камер, когда у нас были хорошие дни. Мы шутили, травили байки. Ну, в смысле, я знаю, иногда у меня бывала черная полоса, так что я могла огрызаться, или обзываться, или угрожать тебе…
Жгунья увяла. Элле стояла молча.
– Это. Это же не, эмм… – Жгунья запнулась. Ее глаза оранжево вспыхнули. – А ты считала меня своей подругой? И не смей мне лгать.
Элле не нашла что ответить. «Они использовали меня как приманку, чтобы вынуждать тебя сотрудничать».
– А, черт. Черт, прости, я сморозила чушь, – сказала Жгунья. Она отвернулась и принялась возиться с металлической дверью. Элле осознала, что дверь заперта, и подправила ее, позволив открыться. Жгунья распахнула ее, шагнула и остановилась в проеме. Не оборачиваясь, она сказала: – Прости меня за своих друзей. Я правда надеюсь, что с ними будет все в порядке.
– Я тоже.
– Я рада, что у тебя все хорошо. Надеюсь, я тебе тут все не испортила.
Элле пришлось собраться с духом, но она все же пересекла бегом комнату и обняла Жгунью со спины.
– У нас правда были хорошие времена, – солгала она. – Береги себя.
Жгунья отодвинулась, и Элле не стала ее удерживать. Она увидела, как Жгунья нашла дверь на внутренний балкон, нависающий над танцполом, и услышала, как девушка сбежала по ступеням.
Элле прислонилась спиной к стене и съехала на пол, убрав с помощью своей способности острые штуки, которые иначе порезали бы ее. Положила лицо на руки и закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Надо подождать несколько минут. Подождать несколько минут, пока она не будет твердо убеждена, что Жгунья ушла; тогда она пойдет проверить, как там остальные.
Потребуются недели, чтобы наверстать то, что она потеряла сейчас, в смысле душевного здоровья и попыток оставить позади плохие воспоминания и плохое место. Она приободрила себя мыслью, что со временем ей станет лучше. Она достигла этого один раз, она достигнет снова. Если остальные в порядке.
А Жгунья? Ей не помочь уже ничем.