ЧУМА 12.4
– Это не выход. Зачетная отсылка[1], – сказала Ябеда.
– Рад стараться, – ответил Джек. Больше он ничего не произнес, лишь обвел нас взглядом. У меня по спине прошел холодок, когда его взгляд остановился на мне, прежде чем уйти к Регенту и «Странникам».
Черт, черт, черт, черт. Какие у нас варианты? Бегство? Сибирячка наверняка быстрее, чем собаки, и ни одна из них сейчас не увеличена. Нас убьют еще до того, как Сука заставит их подрасти. Это даже если не рассматривать то, что Джек может нас перерезать прямо оттуда, где стоит.
Драка? Вновь главная проблема – Сибирячка. Она может в одиночку принять на себя нас всех и все равно победить. Я подозревала, что сражаться с ней на равных могут лишь Сайон, Эйдолон и Всегубители, и то я сомневалась, что они способны ее остановить. Сайон и Эйдолон в лучшем случае выжили бы и не дали бы ей убивать гражданских. Всегубители тоже бы продержались, но их гражданские, естественно, не заботили бы.
Может, удастся удрать под прикрытием моих букашек и тьмы Мрака? Вряд ли Сибирячка сможет нас видеть, и если мы их застанем врасплох и побежим туда, откуда пришли, то…
– Что это у нас? – произнесла Милочка, оборвав ход моих мыслей. – Кто-то здесь думает, что ей пришла в голову умная идея. Капелька надежды и вдохновения.
– Кто? – спросил Джек.
– Когда я в прошлый раз смотрела на нее своей способностью, я назвала ее Червем. Какое-то время она жила настолько низко в пищевой цепочке, насколько это вообще возможно без потери способности двигаться своими силами. Настолько низко, насколько это вообще возможно без потери своего «я». Но она осознала, что ядовита, что опасна в своем собственном, уникальном роде. Она полезна, как шелковичный червь, которого мы разводим, или дождевой червь, который удобряет наши сады. Она даже осознала, что она не одинока, пока ищет друзей среди других грязных… презренных созданий. Что, кстати, напомнило: я забыла поздороваться. Привет, братишка.
– Иди в жопу, Шери.
Милочка улыбнулась и посмотрела на меня.
– Маленькая червячишка нашла крупицу самоуважения, ей просто не хочется вглядываться, чтобы не видеть, из чего эта крупица состоит. Если она везучая, то она из тех червей, у которых нет глаз. Они, возможно, остро ощущают свое окружение, но слепота для них к счастью.
– Поэтично, – произнес Джек. – Я так понимаю, этого умного червя зовут Рой?
– Ага.
– Рой, – Джек взглянул на меня. – Сделай что угодно, и Сибирячка атакует. И я тоже. Что бы ты там ни затевала, готов поспорить, что мы вдвоем срубим тебя прежде, чем тебе это удастся.
Я сглотнула, потом сделала неглубокий вдох, чтобы прокашляться и гарантировать, что мой ответ будет без запинки и не будет хоть чуть-чуть неясным.
– Ладно.
Все равно это был плохой план. Даже если мы попытаемся удрать под покровом тьмы, Сибирячка, скорее всего, доберется до нас и свалит по крайней мере кого-то из нас, просто атакуя вслепую.
– То же относится и к остальным, но, уверен, вы и так это знаете. Наверняка один или двое из вас способны убить меня на месте, но наградой вам будет мучительная смерть, и я сомневаюсь, что кто-то из вас настолько склонен к суициду.
Знает ли он о том, какую роль сыграет в предстоящем конце света? Это могло бы повлиять на его отношение к делу и самоуверенность.
Джек посмотрел на Милочку, она чуть кивнула. Он повернулся к нам с торжествующей улыбкой.
– Как поживают наши потенциальные рекруты?
Рекруты? Во множественном числе? Он имел в виду Ноэль тоже? Нет. Благодаря Милочке он наверняка знал, что ее здесь нет.
Костерезка вмешалась:
– Я хотела поздороваться и познакомиться с теми, кто может войти в семью. Джек сказал, что если я готова, то могу рассказать, какое будет мое испытание. Только я еще не решила.
– О? – Джек взглянул на нее. – Не знал, что у тебя уже есть идеи.
– Я еще не решила, – сказала она в явном раздражении от необходимости повторять. – Может, это испытание и должно быть вызовом для них, но это вызов и для меня. Я не хочу быть скучной, поэтому заставляю себя каждый раз придумывать что-то оригинальное.
– Достойно уважения, – проговорил Джек.
– И это должно быть честно. То, что у меня сейчас на уме, нечестно, и меня беспокоит, что это слишком похоже на испытание, которое я дала Жгунье. Мне нужно, чтобы было честно.
– А с какой радости это должно быть честно? – спросила Милочка. – Несправедливый мир, несправедливое испытание.
– Потому что они оба мне нравятся! Что лучше для нашей семьи, чем иметь в команде настоящих брата с сестрой? Они будут вечно ссориться, но в глубине души любить друг друга.
– Ха, – у Регента это получилось более похоже на слово, чем на смешок. – Ты ничего не знаешь о семье Василей, коротышка.
– И собачья девочка! Я обожаю собак! Я видела их на фотографиях, и они красивые!
По спине прошел холодок. Внезапно ощущение Суки позади меня стало зловещим. Ее выбрала «Девятка», но, даже когда ее спросили, она об этом ни слова не сказала. Почему? И кто ее выбрал? Члены «девятки», с чьими кандидатами мы не разобрались, – это Джек, Костерезка и Сибирячка.
Я увидела, что Сибирячка смотрит на Суку. Обернувшись и краем глаза глянув на Суку, я увидела, что она тоже смотрит не мигая на Сибирячку, держа спящего щенка на руках.
– Если я не сделаю, чтоб все было честно, получится, что я кому-то из них отдаю предпочтение, а я так не хочу, – продолжила Костерезка.
– Ты умная девочка. Ты разберешься, – сказал Джек и повернулся к нашей группе, ожидающей в напряженном молчании. – Сколько всего происходит сегодня вечером. Все эти совещания, а нас даже не пригласили. Почти достаточно, чтобы мы оскорбились.
– Можно ли нас винить? – пожала плечами Ябеда. – Мы ведь обсуждали, как вас перебить.
Я была не единственной в нашей группе, кто посмотрел на нее в ужасе.
Джек рассмеялся. Чуть жестковато, чтобы можно было счесть, что он нашел в ее словах что-то забавное.
– Ну конечно, я уже знал, что вы строите планы против нас, и вы знали, что я знал.
– Ага.
– Вот что вы должны знать, Регент, Сука. Каждый из членов «Девятки» подвергает рекрутов испытаниям. Некоторые из нас все время, раз за разом дают одно и то же испытание, независимо от кандидата. Манекен всегда просит кандидатов изменить себя таким образом, чтобы это им чего-то стоило. Сибирячка ждет, пока не отсеется половина кандидатов, а потом охотится на остальных.
– Надеюсь, вас она не поймает, – с искренней тревогой в голосе произнесла Костерезка. – Потому что, когда она заканчивает, там не остается мяса, с которым я могла бы работать.
– Что касается меня, – продолжил Джек, – то я обычно иду последним, когда остальные уже устроили свои испытания и осталось один или два кандидата. Я люблю разнообразие, и, в отличие от нашей дорогой Костерезки, меня не интересует честная игра.
– А если мы не справимся? – спросил Регент. – Мы погибнем?
– Нет, нет, – улыбнулся Джек. – Никто не проходит все испытания, и наказание за провал назначает тот, кто это испытание устроил. Иногда смерть, да. Иногда что-то другое. Но всегда хуже.
– Какие испытания были у моей сестры? – поинтересовался Регент.
– Эй! – повысила голос Костерезка и ткнула пальцем в его сторону. – Не жульничать!
Раздражена была не только она. Милочка тоже смотрела на Регента зло.
– Я не жульничаю, – ответил Регент. – Считай это праздным любопытством. Моя сестра втянула меня в это дерьмо, и я подумал, что было бы неплохо послушать, через что прошла она. Вам даже не обязательно раскрывать ответы, я могу согласиться не копировать ничего, что сделала она.
Джек посмеялся.
– Что, добавляешь трудности? Справедливо. Она убила Топорика. Ползун засчитал ей это как заранее пройденное испытание, решил, что она не стоит его времени. Малышка Костерезка для своего испытания создала паразита, который оставался в ней сорок восемь часов и все это время блокировал ее способности.
– Потому что это нечестно, что Топорик не дал ей свое испытание. И я хотела выбить ее из колеи, поэтому сделала так, что эффекты паразита станут перманентными, если она не будет пить много крови.
– Ну конечно, – Джек хлопнул ладонью по лбу. – Это был интересный маленький нюанс. Конечно, ты не сказала ей, сколько именно она должна пить и засчитываются ли те или иные виды… Да. Это выбило ее из колеи, не так ли? Сибирячка взялась за нее на второй день заражения от Костерезки. Три дня и три ночи игры в кошки-мышки. К ее чести, она очень хорошо справилась. Все висело на волоске. Еще десять минут, и Сибирячка поймала бы ее в третий раз.
По лицу Милочки прошла тень.
– Птица-Разбойница любит психологические тесты, и она была в адском настроении, когда Милочка сама себя номинировала в команду. Нашей Шери и пяти минут отдыха не досталось, когда Птица-Разбойница загнала ее в комнату и заперла. Никакой еды, никакого света, почти никакой воды. Почти ничего, кроме одного стеклянного осколка. Этот осколок всегда был нацелен на нее, всегда был готов колоть, резать, рубить, кромсать, как только она останавливается, как только пытается отдохнуть.
Я поежилась. Джек не сказал, сколько это длилось, но после трех дней и трех ночей без сна даже несколько часов в таком стиле были бы настоящим кошмаром.
Тут была и полезная зацепка. Аплодисменты Регенту за то, что заставил Джека ее выложить. У Птицы-Разбойницы атакующая дальность выше, чем у Милочки, если ей удалось запереть ее и работать с осколком, не получив ответку. Не ахти какой большой, но все же кусочек информации, кусочек мозаики.
– Испытание Жгуньи она провалила. Боюсь, тут я вам ничего не расскажу. Не будет того эффекта, если вы будете знать заранее. После этого ей осталось пройти всего два испытания. Давай. Покажи им.
Милочка сердито посмотрела на Джека.
– Покажи им, – повторил он. В его голосе не было ни намека на угрозу или гнев, но Милочка подчинилась. Она повернулась к нам спиной, взялась за подол рубашки и задрала ее.
– Манекен требует от кандидата измениться, и чтобы это было трудно. Милочка как раз отбыла наказание Жгуньи за завал ее испытания, и ей очень не хотелось платить еще и ему.
Из-под низко сидящих джинсов по всей спине тянулась татуировка. В центре было большое гниющее сердце, выполненное так реалистично, как я никогда раньше не видела на татуировках. Оно было в разных оттенках зеленого, его покрывали язвы, струпья, гниль и живые черви. Окружающие татуировки выглядели как оторванные куски кожи, обнажающие кости и внутренние органы; за ребрами и на почках прятались крысы и тараканы. Вокруг всего этого располагались слова, причем не выписанные каким-то изящным шрифтом, а словно из вырезанных ножом корявых букв. Эпитеты и ругательства.
– Она велела художникам сделать это настолько уродливым, чтобы ей захотелось их убить. Пообещала, что если ей не захочется, то она убьет всех, кого они любят, а потом убьет их. Понадобилось шесть художников. Она их вдохновила.
Милочка обернулась и пристально уставилась на Джека. Именно тогда я заметила две вещи. Первая стала ясна, как только ее кожа натянулась. В татуировках была глубина, которую не получишь на двумерных рисунках. Ее кожу иссекли и края надрезов приподняли, чтобы закрепить изображения и слова так прочно, как не получилось бы с обычными чернилами.
Второе, что я заметила, – ее глаза. Они как будто потухли от того, что она стояла перед нами с открытой татуировкой.
– Это тебе тяжело досталось, правда? – улыбнулся Джек. – Какой бы ты ни была усталой, напуганной, израненной и отчаявшейся после предыдущих пяти испытаний, именно после того, как ты добровольно осквернила свое юное, незапятнанное тело, в тебе что-то сломалось и ты стала думать о себе как об одной из нас. Порог пройден.
– А твое испытание, Джек? – поинтересовался Регент. Я не могла понять, приятно ему было узнать о страданиях сестры или он ее жалел.
– О, я знал, что перекрыть испытание Манекена почти невозможно. Он поймал ее в идеальный момент, ударил в идеальную точку, довел ее до предела. И все-таки я думаю, что мне удалось его перекрыть. Развернись, Милочка.
Она развернулась, точно робот. Ее грудь покрывали еще шрамы и татуировки, такие же обширные, такие же отвратительные для глаза. Две обнаженные женщины, переплетшиеся конечности которых походили на изломанные лапки раздавленного жука, не были ни в малейшей степени привлекательными. Одна была чахлой, вторая страшно жирной, и обе – старыми. Вокруг тоже располагались татуировки разорванной и гниющей плоти, а слова, идущие по периметру, были противоположны тем, другим, и едва ли не хуже в своей ироничности и отчаянии: «Возьми меня», «Пожалуйста, желай меня», «Захоти меня» и более вульгарные вариации на ту же тему.
– Я заставил ее пройти по новой все шесть испытаний.
– Я даже снова привела Топорика для испытания Ползуна! – ухмыльнулась Костерезка. – На этот раз никаких внезапных атак. Это было одно из трех испытаний, которые она провалила во втором раунде, я так гордилась Топориком!
Видя, как Милочка съеживается, как ее лицо мрачнеет от воспоминаний, видя уродливые татуировки, которые гарантировали, что она никогда не сможет из этого всего выбраться и начать новую жизнь, что никогда парень не возбудится от взгляда на ее тело… я невольно отвела глаза. Я знала, что она мерзкий человек, я только не знала, какая часть этой мерзости была в ней еще до испытаний.
– Что ж, сестренка, – произнес Регент. – Я считал, что ты на всех парах несешься к судьбе хуже смерти. Вношу поправку. Ты уже до нее добралась, и ты сделала это собственными руками.
Милочка опустила рубашку и огрызнулась:
– Вот сейчас я бы пригрозила тебя убить, только они сделают это намного лучше, чем мне бы в жизни удалось.
– Что, сама не можешь? – вмешалась Ябеда. – Почему ты должна полагаться на них?
Глаза Милочки сузились.
– Ты что-то затеваешь. Я чувствую в тебе самодовольство, слишком много уверенности для твоего нынешнего положения.
Джек улыбнулся и защипнул край бородки между большим и указательным пальцами.
– О? Мне все еще интересно услышать ответ на ее вопрос.
– Да нафиг. Ты становишься предсказуемым, папаша. Хочешь, чтобы все происходящее тебя развлекало, знаешь, что не менее умен, чем все остальные вокруг, и поэтому выбираешь трудную дорогу, чтоб не было слишком легко. Почему бы не приказать Сибирячке ее сожрать? Представляешь, какие будут лица у ее друзей, которые ничего не смогут сделать, чтобы ее спасти? Держу пари, это наскипидарит им задницы, разогреет их перед испытаниями. Может, они даже ломанутся очертя голову, чтобы спасти остальных.
– И кто же тут затевает? – спросила Ябеда. – Она пытается тобой манипулировать.
Джек нахмурился и выдернул несколько волосков из бороды. Откинул их прочь и ответил:
– Я знаю, что она пытается мной манипулировать.
– Окей, вот только я заметила кое-что еще, когда закончила предыдущую фразу. Ты знаешь, что она играет вдолгую? Она вас настраивает, применяет свою способность, чтобы дергать вас за ниточки, чтобы заставить вас к ней привязаться. Где-то полгода или год, и вы все будете у нее в кармане, – и по лицу Ябеды медленно расплылась улыбка.
Я увидела, как гнев и раздражение на лице Милочки сменились чистым ужасом.
Джек защипнул переносицу, глядя в землю, и я едва услышала, как он прошептал:
– Какая жалость.
– Скорее всего, она это планировала с самого начала, – продолжила Ябеда. – Она…
Ябеда резко смолкла, и одновременно я ослепла. И в этот же самый миг что-то хлестнуло по ткани моей маски. Что-то влажное. Сквозь ткань я ощутила это на вкус. Солено-сладковатое, со слабым металлическим привкусом.
– Ах ты гребаный засранец! – проревел Мрак искаженным от его способности голосом.
Кровь.
Я поспешно стерла ее с линз маски. Оставшиеся следы, почти черные из-за внешнего освещения, мешали смотреть.
Ябеда лежала на земле чуть впереди меня, Регент и Солнечная Балерина склонились над ней. На ее лице и их руках было так много крови.
Джек игрался с ножом в руках, Сибирячка стояла между ним и нашей группой, глядя в основном на Баллистика.
Джек шагал взад-вперед, по два-три шага в каждую сторону, продолжая жестикулировать ножом.
– Я с нетерпением ждал, когда Милочка попытается. У нас с Костерезкой даже был план. Я хотел посмотреть, что она сделает, как сумеет обойти иммунитет Сибирячки к своей способности… А потом предохранители, которые Костерезка в нас имплантировала, сработали бы и освободили бы нас от ее чар, и – о, какое бы у нее было лицо. Одно это зрелище стоило бы всех затраченных усилий. А эта девчонка все испортила.
– Ты знал, – проговорила Милочка, явно потрясенная до глубины души.
– Несомненно.
– Но моя способность… Я ничего не почувствовала, ни в твоих планах, ни в эмоциональной сети, ни…
Я упала на колени так резко, что ушиблась, и немедленно принялась помогать Ябеде, и Регент отодвинулся, освобождая мне место. Джек нанес ей рану ото рта до края челюсти. Возле угла рта кожа была рассечена. Я, должно быть, оказалась прямо там, куда брызнула кровавая струя. И как мне прижать такую рану?
Джек разгорячался все больше, он говорил в основном сам с собой.
– В этом вся соль! Мы хотели посмотреть, сколько сможем продержаться, не выдавая себя. Костерезка помогла с кое-какой хирургией, даже несколько искусственных нейронных связей создала, которые Милочка не могла видеть. Столько работы, столько подготовки, и все насмарку.
– Я… – начала было Милочка и тут же осеклась. Со второй попытки ей удалось спросить: – Что вы собираетесь со мной сделать?
– Пока вопрос не актуален, – сказал Джек, словно осознав вдруг, что она тоже здесь.
Моя способность потрескивала на самом краю сознания. Необходимо было ее подавить, пока я не дала этим типам лишний повод нас атаковать. Почти все мое внимание было сосредоточено на Ябеде, на Лизе. Пальцами я попыталась удалить как можно больше крови из ее рта и горла, потом наклонила ее голову так, чтобы дальше кровь стекала по лицу и вытекала изо рта.
Ткань моих перчаток обеспечивала большее трение, чем обеспечили бы голые пальцы, но из-за большого количества крови все было таким скользким, что я не была уверена, что именно держу. Одну руку я держала у Ябеды во рту (зубы жестко давили на костяшки пальцев), другую прижимала сверху, чтобы сдавить края раны как можно крепче. Ябеда пришла в чувство достаточно, чтобы отдернуться – наверняка из-за того, что я растягивала рану в углу рта.
– Держи ей голову, Регент, не давай дергаться. И ткань, – тихо произнесла я. – Нужна какая-то ткань, впитывать кровь.
Курсы первой помощи меня к такому не готовили.
Раздался треск разрываемой материи, и Регент передал мне полосу. Я неуклюже прижала ее конец к углу рта, где кровотечение было хуже всего, а остальное приложила по всей длине раны. Белая ткань стала багровой в секунду.
– Еще, – сказала я тихо, чтобы мой голос не донесся до стоящих неподалеку членов «Девятки».
– Я бы не утруждался, – произнес Джек. – С такой раной она умрет от кровопотери до того, как вы сможете что-то сделать.
– Ах ты жопа, – прорычал Мрак.
– Нельзя ругаться! – воскликнула Костерезка. – Это грубо! Если вы согласитесь хорошо себя вести, может, я смогу ее для вас починить. О, и раз ее щека уже разрезана, я могу подправить все вокруг так, что ее зубы окажутся снаружи, и вся эта кожа и плоть больше не будут лезть куда попало. И еще, и еще – я могу это сделать реально изящным и красивым, и язык изменю, чтобы она смогла произносить звуки, для которых обычно требуются губы, вроде «п», «б», «м», «у», «в»…
Регент подал мне еще ткань, и я пристроила ее на место. Ябеда не двигалась, и я не знала точно, это из-за количества потерянной крови или просто потому, что двигаться было больно.
Я увидела короткий взблеск – это Джек выхватил нож, подкинул вверх, поймал кончик клинка между средним пальцем и ногтем указательного. Потом крутанул и ухватил за рукоять.
– Полагаю, мне стоит перейти к цели нашей встречи с вами, Регент и Сука. Или ты хочешь уже начать испытание, Костерезка?
– Нет. Дай мне подумать еще немного.
– Хорошо. В общем, не хотелось бы, чтобы наши кандидаты скончались еще до того, как мы доберемся до испытаний, поэтому я пришел предупредить вас. Точнее, дать два предупреждения каждому из вас.
Почему он не заткнется, чтобы мы смогли доставить Ябеду куда-нибудь, где она получит необходимую помощь? Мои кисти уже сводило от попыток сохранять давление и от неудобного угла, под которым я их держала, чтобы правильно располагать голову Ябеды.
– Двое из выбранных нами кандидатов – герои, за неимением более подходящего слова, и Милочка сообщила, что мы можем столкнуться с проблемами, убеждая их прийти к нам, чтобы подвергнуться испытаниям. Наша драгоценная Костерезка создала стимул, чтобы они охотнее шли на сотрудничество.
Костерезка сунула руку в карман и достала маленький флакон.
Я почувствовала, как Ябеда напряглась, и опустила взгляд на нее. Она неотрывно смотрела на флакон.
– Биологическое оружие? – спросил Мрак.
– Естественно.
– И что оно делает?
– В случае если все наши кандидаты не проявят послушания, я бы настоятельно рекомендовал ограничиваться бутилированной водой. Не фильтрованной, не дождевой, никакой такой. Разве что любите рисковать. И еще, чисто на всякий случай, избегайте мочить раны.
– А второе предупреждение? – спросила я. Я хотела, чтобы он побыстрее закончил.
– Через… – Джек вытянул карманные часы на цепочке, – …тридцать четыре минуты Птица-Разбойница запоет, и достаточно громко, чтобы ее услышал почти весь город. Она хочет, чтобы все в Броктон-Бее узнали, что мы здесь, а поскольку нам нет нужды скрывать от всех своих потенциальных новобранцев, я сказал ей, что пускай сделает. С учетом этого я настойчиво советую держаться подальше от всего стеклянного и от пляжей; и не забудьте вынуть из карманов и отложить все, что имеет дисплей.
Папа. Люди на моей территории. Я должна их предупредить, но…
Я опустила глаза на Ябеду и поняла, что не могу двинуться с места.
– Вот, по сути, и всё, – улыбнулся Джек. – Приятно было с вами двоими познакомиться.
Я почувствовала, что Ябеда двинулась. Ее рука шарила на поясе. Ищет пистолет в самом большом поясном кармане? Нет. В соседнем – таком же длинном, но тоньше.
– Балерина, – прошипела я. – Помоги ей.
Солнечная Балерина послушалась. В кармане были ручки.
– Помоги ей найти бумагу, – сказала я. Джек и его команда уже развернулись и двигались прочь.
Нашелся блокнотик, чуть крупнее блока стикеров. Ябеда взяла ручку, протянутую Солнечной Балериной, сжала ее в кулаке. И накарябала одно-единственное слово: «Сделка».
Потом посмотрела на меня, расширив глаза.
– Нет, – прошептала я. – Нам надо тебе помочь, мне надо пойти преду-…
Она ткнула в меня ручкой и сжала зубы на тыльной стороне моей ладони, что наверняка причинило ей чудовищную боль. Я не была уверена, подействовала ли ее и моя боль, но Милочка обернулась и подала уходящему Джеку знак остановиться.
– Сделка, – проговорила я. – Я не…
Солнечная Балерина оторвала первый лист, и Ябеда уже писала следующее сообщение.
Я сглотнула.
– Она хочет знать, что будет, если… если в конце останется больше одного человека.
– Мы стыкнем их друг с другом, – ответил Джек.
Следующее слово… я разобрала с трудом. «Игра».
– Она, эмм. Кажется, она хочет сыграть с вами в игру?
Ябеда медленно моргнула в знак согласия. И продолжила писать.
– В игру? – повторил Джек.
Я не улавливала смысл. «Если больше половины в конце».
– Секунду, – сказала я. Солнечная Балерина оторвала еще один лист. Это было мучительно медленно, пытаться разбирать скоропись Ябеды и следить за ходом ее мыслей. – Испытания. Если под конец испытаний останется больше половины кандидатов, мы выиграли. Вы уходите с добровольцем? Вы можете уйти с любым, кто захочет присоединиться. Но вы уходите.
– Вы ожидаете, что половина кандидатов сумеет справиться с испытаниями? Я заинтригован. Не думаю, что это возможно, но заинтригован.
– В Броктон-Бее немало крутых парней, Джек, – сказала я жестким от сдерживаемой ярости голосом.
– Не вижу, что мы с этого будем иметь.
Ябеда уронила ручку. Дальше отдуваться предстояло мне одной.
– Это вызов. Игра. Смена обыденного стиля. Мы можем делать все, что нам нужно, чтобы сохранить в живых как можно больше кандидатов. Вы… делаете, что делаете. Так будет интереснее, – мой взгляд упал на Костерезку. – И, может, так будет справедливее?
Текли секунды. Я чувствовала, как напряжение по чуть-чуть нарастает с каждым ударом моего сердца. Каждый утекший момент приближал нас на шаг к смерти Ябеды от кровопотери или к применению способности Птицы-Разбойницы.
– Мне нравится. Может, так у меня получится поправить свое испытание. Давай попробуем, – сказала Костерезка, подняв глаза на Джека.
Он нахмурился.
– Мы обсудим это все вместе. Подозреваю, что мы к этой игре тоже добавим свои условия. Помимо прочего, тяжелый штраф для проигравших, когда мы выиграем.
И развернулся, чтобы уходить.
Я глянула на Ябеду. Ее глаза были закрыты. Мои руки, которые я прижимала к ее ране, казались мне каменными: твердые, тяжелые, неподатливые.
– Я не знаю, что делать, – пробормотала я так тихо, что сама еле слышала. Подняла глаза на Мрака и повторила уже громче: – Я не знаю, что делать.
У него ответа для меня не нашлось; вместо этого он наклонился, чтобы проверить, как Ябеда.
Именно Ябеда дала мне указание.
– Ии, – выдавила она. Когда Мрак мягко отвел мои руки, чтобы принять вахту, она повторила лишь чуть более внятно: – И’и.
«Иди».
Я встала и, слегка шатаясь, отступила на шаг. Ябеда выглядела такой хрупкой, лежа на боку, и кровь собиралась лужицей под ее головой, вокруг ее русых волос. А я ее бросала.
– Можно позвонить Змею, – сказал Баллистик. – Он может прислать машину, чтобы отвезти тебя туда, где ты должна быть.
Я покачала головой. Я не могла ждать, веря, что машина придет вовремя и что она отвезет меня туда, где я должна быть. Наверняка будут объезды, будут места, где машина не проедет.
Я развернулась и побежала. Вон из парковки, мимо Милочки, Костерезки и Джека. Они ничего не сказали и не попытались меня остановить.
В квартале от них я достала мобильник и набрала домашний номер, но уже знала, какой ответ получу. В телефоне, который я держала одной рукой, направляясь на север, раздался автоматический голос:
«Этот номер в настоящее время не обслуживается. Если вы хотите оставить сообщение…»
Оценка расстояний не была моей сильной стороной. Сколько кварталов мне надо пробежать, чтобы добраться до папы, сколько миль? Пять? Шесть? Я хорошая бегунья, но улицы сейчас были не в лучшем состоянии. Некоторые затоплены, другие завалены обломками, многие имели обе эти проблемы. И были перегороженные места.
А у меня оставалось меньше тридцати минут.
[1] Джек процитировал фразу из романа Б.И.Эллиса «American Psycho» («Американский психопат»). Фраза приведена по переводу Т.Покидаевой и В.Ярцева.