Предыдущая          Следующая

ЛОВУШКА 13.9

– Когда лопатка соединится с… – тут она сделала паузу, – …бедренной костью…[1]

Напевая себе под нос, Костерезка достала из рукава скальпель, осмотрела его и положила на стойку.

– А бедренная кость соединится с… хребтом.

Из-под платья она извлекла два зажима. Потом к ним присоединились еще два.

– А хребет соединится с… коленной чашечкой. А коленная чашечка соединится с… пястной костью.

Мне было страшно, должна признаться. Я едва могла думать, вовсе не могла шевелиться, и то, чем она меня накачала, не давало мне применять способность. Способность ощущалась, это было не похоже на то, что сделала Панацея; она не отключилась полностью. Я чувствовала то, чем занимаются мои букашки, и, возможно, могла бы давать им самые общие команды – но ничего хоть немного сложного или тонкого.

– А шейный позвонок соединится с… – и, покачивая головой из стороны в сторону, Костерезка докончила: – …черепушкой.

Краем глаза я видела открытую дверь морозильника, но не могла повернуть голову, чтобы приглядеться получше. Брайан мог видеть нас оттуда, где он висел.

Я не хотела складывать лапки без боя. Я не могла давать букашкам конкретные указания, но если попытаюсь, то, может, мне удастся дать им всего одно. Может – просто может, – мое подсознание направит их, даже если рассудок не в состоянии этого сделать.

Я взяла под контроль дыхание – вдох, потом выдох – и отдала приказ.

«Атаковать!»

Если бы команды были аналогичны словам в голове, то эта была бы воплем. Никакого контроля, никакого целеуказания или направления. Я просто не могла. И тем не менее каждая букашка в пределах досягаемости, на расстоянии кварталов до пяти в каждом направлении, двинулась сюда, к Костерезке.

Она заметила почти сразу – достала баллончик с аэрозолем, которым уничтожила первый мой рой. Одному шершню удалось-таки ее ужалить, и с моим ограниченным владением способностью я не остановила его, когда он изогнул брюшко, чтобы впрыснуть в нее яд. Впрочем, если бы и могла остановить, то не стала бы.

Остальные букашки погибли при контакте со спреем, их трупики посыпались вниз.

Но мой приказ был постоянного действия – так же, как призыв букашек ко мне, когда я вырубилась во время боя с Бакудой. Он работал сам, без моего дальнейшего участия. Жутковато было следить за их движениями и видеть, сколько инициативы они проявляли без направляющей роли моего сознания. Они рассыпАлись, огибали препятствия, выстраивались упорядоченно, пытались нападать на Костерезку сзади, пока она поливала спреем тех, кто перед ней. Некоторые из летающих насекомых даже скидывали на нее пауков.

– Как это раздражает, – услышала я комментарий Костерезки. Видеть я ее не могла – мое поле зрения ограничивалось в основном полом и маской Чертовки, а если я скашивала глаза до предела влево, то видела еще морозильник с Брайаном. Мало кому из букашек удавалось преодолеть спрей, а тех мелких капелек аэрозоля, которые оседали у Костерезки на коже, волосах и одежде, хватало, чтобы убивать или отключать букашек при касании.

Ответить на ее слова я была не в состоянии. Я сосредоточилась на дыхании и еще на том, чтобы впитывать происходящее во всех деталях. Мои глаза могли двигаться, кончики пальцев могли подергиваться, но это и все.

– К твоему сведению, я обзавелась иммунитетом ко всем этим ядикам и аллергенчикам, – произнесла Костерезка. – И я могу отключать боль, как на тумблер нажимаю. Не хочу отключить ее насовсем, но так намного легче справляться.

Значит, я ее даже не достаю. Черт.

– И все равно это раздражает.

Я почувствовала, как букашки скапливаются на ней, когда она отложила аэрозоль и стала копаться в карманах. Пробирки: я ощутила длинные, гладкие стеклянные предметы. Костерезка кинула что-то в каждую из них, потом проткнула аэрозольный баллончик. Вырвавшиеся клубы дыма убили почти всех букашек вокруг. Что именно она сделала с пробирками и баллончиком, я так и не поняла.

– Интересная штука, – произнесла она. Я ощутила на себе маленькие ладони; Костерезка перевернула меня, и теперь я смотрела в потолок и на нее. Вокруг нее поднимались струйки как будто тумана. Из пробирок? На моих букашек это действовало так же, как аэрозоль. Она создала вокруг себя нечто вроде газового барьера.

– Смотри, в мозгу есть такая область – те, кто изучают паралюдей, называют ее Corona Pollentia, не путать с Corona Radiata[2]. У паралюдей эта область не такая, как у остальных, и именно она используется при управлении способностями, когда ими вообще можно управлять. Если конкретно, в короне имеется участок под названием «гемма», он управляет активным применением способностей – точно так же, как есть участки, которые позволяют нам координировать движения и двигать руками.

Она пробежала пальцами по моему скальпу, массируя его, словно оценивая на ощупь форму моей головы.

– Размер, форма и расположение короны и геммы у всех паралюдей разные, но, как правило, они находятся между фронтальной и теменной долями. Под самым темечком, если хочешь. Лоботомировать корону у преступников не получается. Отчасти потому, что расположение и форма короны зависит от способности и как она работает, а применять метод проб и ошибок к страшным плохим парням, которые умеют растворять плоть или выдыхать лазеры, – плохая идея.

Она отклонила мою голову назад и принялась ощупывать края маски, пытаясь найти, где ее можно снять.

– Я очень хорошо умею выяснять, где находятся корона и гемма. Я даже обычно угадываю, если знаю, какие у человека способности. И я могу ее вскрыть, могу сделать так, что способность нельзя будет отключить, или могу ее сама временно отключить, или могу модифицировать. Знаешь, что за порошок я тебе выдула в лицо? В нем те же прионы[3], что и в дротиках, которыми я подстрелила твоих друзей. Повреждают гемму, но способности оставляют в порядке. Нельзя ведь экспериментировать со способностями, если я поджарю всю твою Corona Pollentia, верно? Верно.

Она наклонила мою голову и уставилась своими разноцветными глазами мне прямо в очки маски.

– Но фишка вот в чем: корона слишком маленькая, чтобы делать все то, что она делает. Наши паралюдские мозги творят потрясающие штуки. Общий каркас, все эти детали, которые наше сознание использует, чтобы решить, что работает, а что нет, чистый потенциал, даже энергия, которую мы потребляем, – все это слишком много для нашего мозга и слииишком много для штуковины размером не больше киви. И что это значит? Оно все должно браться откуда-то. И знаешь, почему еще нельзя просто взять и вырезать корону? Если так сделать, способности все равно будут работать, но сами по себе. Человек просто не будет их контролировать. Это станет инстинктивным.

Костерезка принялась ощупывать края моей маски в поисках шва или застежки. Не прекращая говорить, она ухватилась за край маски у линии роста волос и попыталась стянуть ее вниз, к подбородку.

– Теперь видишь, почему мне так интересно, что ты все еще можешь контролировать букашек, хотя твоя гемма уже не работает.

Она отказалась от идеи стянуть с меня маску. Бронесекции делали эту задачу слишком трудной, а ткань не желала рваться. Костерезка щелкнула пальцами, и один из ее механических пауков подошел ближе. Она отцепила от кончика его ноги инструмент – маленькую механическую циркулярную пилу. Включила – пила зажужжала, как бормашина дантиста. Костерезка начала резать мою маску нить за нитью.

– Теперь я в десять раз сильнее хочу разобрать твой мозг! Может, ты мне поможешь лучше понять про пассажира. Понимаешь, я думаю, что у тебя в мозгу есть такая тварюшка. Она была жива, пока твои способности не врубились, помогла сформировать корону, а потом поломалась. Я видела ее за работой у других, когда провоцировала и записывала триггеры, и видела, как она потом умирает. Но я уверена, что-то там остается, оно по-прежнему подключено к нам, сотрудничает с нами, обращается ко всем этим внешним силам, которые ни ты, ни я и представить себе не можем, и заставляет наши способности работать.

Вдохнуть, выдохнуть. Мне приходилось сознательно поддерживать дыхание. Что бы этот порошок со мной ни сотворил, попутно он еще переклинил что-то в той части мозга, которая отвечает за более автоматические функции. Сердце колотилось не в такт с дыханием, и от этого у меня начала кружиться голова. А может, от самого порошка. Или от страха.

– Но у меня не получалось этого «пассажира» найти. Может, его там физически нет, а может, он такой маленький, что я не могу его обнаружить. Но если у тебя он такой сильный, что может обойти даже отключение геммы, если твоя способность работает без твоих прямых указаний, то, может, его легче будет заметить.

Разъединение ткани моей маски продвигалось медленно. Костерезка прервалась, чтобы убрать кусочки материи, болтающиеся вокруг инструмента.

– Не беспокойся, когда я закончу смотреть, я верну содержимое твоего черепа обратно. И тогда мы сможем приступить к настоящему веселью.

Она сняла мою маску.

Вдохнуть, выдохнуть. Я не хотела отключиться. А может, стоило бы? Может, мне лучше не воспринимать сознанием то, что будет дальше.

Ее скальпель скользнул по моему лбу – настолько быстро и точно, что боли почти не было. Я успела увидеть, как она выпутывает пальцы и скальпель из моих длинных волос, прежде чем первые капли крови покатились мне в глаза. Глаза защипало, и я на какие-то мгновения ослепла, но потом мне удалось почти все сморгнуть. Мне хотелось моргать больше и быстрее, но отклик был, мягко говоря, заторможенный. И я не могла понять, контактные линзы помогают или только делают хуже.

Мне вспомнился случай, произошедший за считаные дни до первого выхода в костюме. Туалетная кабинка, обливание соком. Тогда все началось с клюквенного сока в глазах и волосах. Как я умудрилась проделать путь оттуда сюда?

– Какое у меня сейчас предвкушение, просто не передать словами. Это как открывать рождественский подарок! Спасибо! – Костерезка наклонилась и поцеловала меня точно в середину лба. Когда она снова села прямо, ее губы и подбородок были красными. Она как ни в чем не бывало стерла почти всю красноту тыльной стороной ладони.

Перевела взгляд на циркулярную пилу, и та завелась с пронзительным воем.

Потом застопорилась.

– Забилась масенькими кусочками шелка и из чего там еще сделана эта броня, вот и тормозит. Но ты не волнуйся! У меня тут где-то есть пила побольше. Я с ней недавно делала одну из своих операций. Посмотрим, найду ее или нет.

Она встала и вышла из моего поля зрения. Мои букашки ее не чувствовали, но я знала, что у нее при себе одна из тех дымящихся пробирок, потому что букашки умирали на другом краю комнаты, потом в коридоре, потом в соседней комнате.

Я попыталась двигаться – безуспешно. Кончики пальцев подергивались, и я могла моргать, если сосредотачивалась на этом настолько сильно, что выключала из сознания все остальное. По крайней мере, мои глаза двигались достаточно послушно.

Я ничего не могла делать. Даже такие простейшие инструкции, как «найти Суку», были сейчас за пределами моих возможностей.

Костерезка говорила про «пассажира». Моего союзника, моего партнера в каком-то смысле. Может, его как-то можно использовать? Как-то дать ему больше мощи?

«На помощь!» – попыталась приказать я, вложив в этот приказ всю свою волю.

Ничего. Слишком туманно. Какую бы помощь ни предоставлял мне «пассажир», он не думал о чем-то, о чем не могла подумать я. Букашки не реагировали.

Сейчас самое время кому-нибудь прийти на выручку. Букашки перестали слетаться к Костерезке, потому что мы не знали, где она находится, поэтому они болтались на месте, лепились к стенам и искали наощупь людей, которые могли бы стать их целями. Был шанс, что они наткнутся на кого-нибудь еще. Если кто-то придет на выручку, мои букашки его засекут.

Никого. Никто сюда не шел.

И мои сокомандники тоже не шевелились.

Если бы я сейчас могла применять свою способность полноценно, то, может, сделала бы что-нибудь с дымящимися пробирками, которые Костерезка оставила. Например, оттащила в сторону с помощью шелковых петель. Но я не могла. Моя способность сейчас действовала неуклюже, максимум – как грубое оружие.

И, черт побери, я была так вымотана. Физически, ментально, эмоционально. Столько груза на моих плечах, столько неудач, и столь дорогостоящих. Здесь мы облажались, недооценили Костерезку. Я согласилась на идею Плута натравить на «Девятку» силы Волкрюка, чтобы под ее прикрытием попытаться проникнуть сюда и вызволить Брайана, а ведь понимала, что в этом плане слишком много дыр и факторов неопределенности. Но я слишком устала, чтобы придумать что-нибудь другое, а из-за плена Брайана не могла усидеть на месте и зациклилась на том, чтобы его вытащить.

Я бы и смирилась с участью хуже смерти, но как вообще делаются такие вещи? Как я должна убедить себя сдаться? В каком-то отношении это было бы легко. Манила сама мысль, что я могу наконец махнуть на все рукой после такого жуткого прессинга, длившегося недели и месяцы. Годы, если учитывать и травлю. Я хотела сдаться, но бОльшая, более упрямая и более глупая часть моего мозга не дозволяла мне.

Костерезка вернулась слишком скоро.

– Нити, Рой? Это твои, или они остались тут от чего-то другого?

Нити? Я не ставила растяжек. Следовало поставить, но я больше настраивалась на быструю спасательную миссию, чем на потенциальный бой.

Мои букашки ощутили движение. Но, насколько я знала, в здание никто не входил. Двигалось что-то в одном из коридоров. Что-то большое.

Громадный матерчатый зверь, которого я заметила раньше.

Ну конечно. Создания Париан сдуваются, когда она не поддерживает их своей способностью, так? Эта тварь была надутая, тяжелая, значит, Париан здесь. Букашки ее не ощущали, но она была где-то здесь.

– Розетка, розетка, нужна розетка. От кухни ожидаешь, что их будет много, но нееет, – бормотала Костерезка. Она прошла через мое поле зрения, держа в руке пилу вдвое больше предыдущей.

Зверь неуклюже двигался вперед. Мой рой соприкасался с ним периодически; зверь шел в нашу сторону, прошел мимо, удалился в коридор.

– Придется мне проделать дырку в твоем черепе, Рой. Вынужденная мера. Я бы пошла через нос, но с тем оборудованием, которое есть под рукой, я так не смогу добраться до верхней части твоего мозга. Так что придется проделать маленькое окошко. Только чтоб рука прошла.

Костерезка включила пилу, и та взвыла – пронзительно, как ногти по школьной доске, но нескончаемо, непрерывно.

Зверь развернулся и двинулся обратно по коридору, к нам.

Надо потянуть время.

Я взглянула на нее и нарочито моргнула три раза подряд.

Пила смолкла.

– Что-то пытаешься мне сказать?

Я моргнула один раз, энергично.

– Один морг означает да, два морга – нет?

Я моргнула дважды. Просто чтобы сбить ее с толку.

– Непонятно. По-моему, ты просто пытаешься оттянуть момент, когда я пошинкую твой мозг, а?

Я моргнула дважды.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать. Один морг значит да, два морга – нет, окей? Теперь: ты реально хочешь сказать что-то осмысленное?

Я моргнула один раз, энергично.

– Хочешь попросить меня остановиться?

Я моргнула дважды. Если бы я ответила да, она все равно бы не послушалась и сразу приступила бы к операции. Я дрожала, но не сводила глаз с Костерезки.

– Скажи, когда остановиться. Последние желания, угрозы, твои друзья, эээ… наука, искусство…

Я моргнула.

– Искусство? Твое? Мое?

Я снова моргнула. Если что и могло заставить Костерезку говорить, то ее «искусство».

– Что именно ты хочешь узнать? О твоем друге? Это больше исследование, чем что-то еще. Или, может, о себе?

Я моргнула. Зверь был уже близко.

– Искусство и ты, хм. Ты хочешь узнать, что я сделаю после того, как закончу свое исследование?

Почему бы и нет? Знать лучше, чем гадать. Я моргнула.

– Я развернусь на всю катушку. Когда разберусь, как это сделать, я настрою твою гемму притягивать к тебе букашек, а потом удалю, чтоб у тебя не было сознательного контроля. Но тут есть смысл! Понимаешь, я сделаю тебе несколько физических модификаций. Имплантирую кое-что из творений Манекена, которые будут поставлять достаточное питание, чтобы ты оставалась жива, и достаточное питание для букашек, которых ты к себе притянешь. Ты превратишься в живой улей, понимаешь? Мы даже можем устроить так, чтоб они заползали внутрь тебя и там устраивали гнезда.

Зверь открыл двери и вошел в столовую. Когда он прошел мимо окна, в комнате стало темнее.

Пожалуйста, не заметь этого.

– Сделаю стандартную модификацию твоих миндалевидных тел, чтобы ты вела себя хорошо, имплантирую каркас в скелет и сердце, чтобы тебя контролировать, а заодно сделать сильнее и крепче. И, думаю, с твоей внешностью попробуем что-нибудь сделать. Должна сказать, я восхищаюсь твоей броней, так почему бы не довести ее до логического завершения? Дадим тебе экзоскелет. Это будет потрясающе. Фасеточные глаза, когти. Посмотрим, как далеко мы сможем зайти. Занятно будет, правда?

Зверь остановился посередине столовой. То ли он не слышал Костерезку, то ли его внимание привлекло что-то еще.

Я испытала не такое уж незнакомое ощущение – по краям поля зрения начало темнеть. Я теряю сознание? Сколько уже крови я потеряла?

Я моргнула три раза. Тянуть время.

– Нет, нет, – Костерезка погладила меня по волосам, и лоб вспыхнул жгучей болью там, где она его порезала. – Мы должны это сделать до того, как ты умрешь. Не думай, что я не вижу расширения зрачков и изменений в твоем дыхании.

Она включила пилу и приставила к моей голове. Ужас от того, что она делала, еще обострялся из-за жутчайшего в мире шума и скрежещущей вибрации черепа.

Если и было больно, я этого не ощутила, поскольку шум от инструмента привлек внимание зверя. Он понесся к нам, проломившись прямо сквозь стеклянный защитный экран буфетной стойки. Он с силой ударил Костерезку, и пила скользнула по моему лбу, прорезав кожу поперек линии роста волос. Мне было плевать.

Моим спасителем оказалось нечто вроде мультяшного динозавра из черной и синей ткани. В нескольких местах на его поверхности я увидела логотип этого оздоровительного клуба.

Краем глаза я увидела, что Костерезка медленно встает. Двое противников находились на противоположных краях моего поля зрения: Костерезка на левом, творение Париан на правом.

– Это очень грубо, – произнесла Костерезка, нажимая на каждое слово. – Я мило беседовала с Рой, а ты нас прерываешь?

Она щелкнула пальцами, и откуда-то (я не видела откуда) выскочили механические пауки и накинулись на динозавра, примерно как на меня до того.

Иглы, пилы, скальпели и сверла атаковали динозавра, а тот, в свою очередь, бил пауков, как только мог. Разбивал их вдребезги руками, ногами и хвостом, при этом мерно шагая к Костерезке. По пути он перешел через меня и остальных.

Что касается Костерезки, то она отступала, сжимая в одной руке пару пробирок, а другой кидая в них нечто смахивающее на разноцветные сахарные кубики. Быстро огляделась по сторонам, потом бросилась к ближайшей стойке и схватила бутылку воды. Опрокинула ее над пробирками, заботясь больше о быстроте, чем о точности. Больше половины воды расплескалось ей под ноги.

Создание Париан ударило злодейку еще раз. Костерезка отлетела в стеллаж с металлическими полками с такой силой, что металл прогнулся. Одна из пробирок выскользнула у нее из пальцев.

Вторую она метнула в динозавра. Пробирка стукнулась настолько сильно, что разбилась.

Динозавр ударил Костерезку в третий раз. Удар был тяжелым, но Костерезка уже была зажата в углу и потому не могла отлететь, как в предыдущие разы. Мой обзор происходящего был ограничен затылком динозавра, и еще время от времени мелькала рука с короткими пальцами, замахивающаяся, как у косаря, для очередного удара. Динозавр бил и бил, не останавливаясь.

Я упала духом, когда заметила, что динозавр начал сдуваться. Он попятился от Костерезки, и я увидела, что на боку у него ткань истончается и белеет, и этот участок становится все больше. Как только в ткани появились первые дырки, все остальное закончилось быстро. Динозавр сдулся почти мгновенно, открыв фигуру внутри.

Париан отбросила ткань, которая ее покрывала, и с помощью своей способности оторвала рукав и ту часть платья, которая начала разрушаться. Та фигня, которая разъедала ткань ее динозаврового доспеха, продолжала и с одеждой.

Я видела и Костерезку. Лицо ее было в крови; кровь обильно текла из носа, а щека представляла собой просто месиво. То, что разъедало динозавра Париан, добралось и до нее – оно сожрало подол платья, носок и часть туфли на той же ноге.

Как грубо.

– Ты убила мою маму, – голос Париан звучал пусто.

– В основном убивали мои товарищи по команде, так что не думаю, что ее убила именно я, если только тебе от этого легче.

– Тетю, лучшую подругу, кузину… Они все были здесь.

– Не в то время не в том месте? – пожала плечами Костерезка. Она прихлопнула осу, которая сумела подобраться достаточно близко, чтобы ужалить. Костерезка уже не была под защитой инсектицидного дыма.

– Они велели мне бежать, спасать детей. Но я думала, что они тем временем тоже скроются, – Париан говорила потерянно, опустошенно. – Я думала, что они сумеют уйти, поэтому притворилась мертвой. Я не знала.

Я вспомнила: она не боец. Да, она хорошо держалась против Левиафана, но ей недоставало опыта. Я хотела заорать на нее, чтобы она прекратила молоть языком, а сделала что-нибудь с Костерезкой.

– Если тебе от этого станет легче – возможно, некоторые из них еще живы. Мы не убили их всех.

Париан встрепенулась.

– Что?

– Некоторых мы оставили в живых, чтобы я могла им по-быстрому сделать пластические операции. Почти всю работу выполнили мои пауки. Имплантаты под кожу, кое-какие красители на волосы…

– Пластические операции? – Париан помотала головой. – Какие? Зачем?

– Чтобы они стали похожи на нас. Они сейчас носятся в панике там, снаружи, и отвлекают на себя вражеский огонь. Так смешно. И конечно, им понадобится десяток визитов к врачам менее талантливым, чем я, чтобы вернуть хотя бы подобие своих прежних лиц. Пока их не починят – представляешь, сколько народу офигеет, когда на них глянет? Типа, «О нет, Сибирячка!», а это вовсе не Сибирячка!

Париан махнула рукой в направлении Костерезки. Я не видела, что было дальше, но букашки, все еще дрейфующие к Костерезке, чтобы ее атаковать, сообщили мне, что между теми двумя натянулись нити. Одно насекомое опустилось на иголку, воткнувшуюся сбоку в шею Костерезки. Между Костерезкой и рукавом Париан было два-три десятка нитей с иглами на концах.

Костерезка хрустнула чем-то во рту.

– Ты играешь так грубо. Ай. Кажется, ты своим динозавром сломала мне зуб.

Париан пропустила ее слова мимо ушей. Движение рук – и Костерезка взмыла в воздух, раскинув руки-ноги. Ее кожа натянулась там, где были иголки. Париан двинулась к злодейке.

Сломанный зуб? Нет. Недавно, когда я пнула Милочку, она ведь сказала, что Костерезка укрепила ей зубы, так? Уж конечно, эта психованная сделала то же самое и себе.

Значит, Костерезка соврала.

Предупредить Париан я не могла никак.

Париан подобрала один из скальпелей, положенных Костерезкой рядом со мной. Ее рука тряслась, хоть и сжимала рукоятку до белизны костяшек.

– Я не хочу этого делать. Я никогда не хотела драться. Но я не могу позволить тебе уйти безнаказанной. Это важнее всего. Ради этого я готова поступиться всем, во что верю, поступиться собой.

Костерезка закатила глаза.

«Стенка! Барьер!»

Мои букашки оставили Костерезку в покое и создали барьер между ней и Париан, но их было слишком мало. Очень много погибло в инсектицидном дыму Костерезки. На оставшихся Париан не обратила внимания.

Единым движением Париан подошла вплотную и вонзила скальпель Костерезке в горло. Потом повторила, и еще раз, и снова, и снова, в истерии.

Крови было слишком мало. Я это знала, и Париан не могла не знать.

Костерезка плюнула Париан в лицо. Ее собственную плоть обожгло, когда химикат, который она держала во рту, перелился через губу.

Что до Париан, то она выронила скальпель, сорвала маску и слепо заковыляла в сторону раковины, прижав руки к глазам.

О нет.

Сейчас я что угодно отдала бы за возможность изменить это, действовать, хоть одним словом ей помочь.

Костерезка повернула голову и снова плюнула, нацелив остатки этой своей химии на нити. Это не привело к желаемому результату, тогда она повторила. Нити порвались, и она упала на пол.

– Яык оожгла, – произнесла Костерезка, не обращаясь ни к кому конкретному. Или ко мне? Она высунула язык, чтобы продемонстрировать. Он действительно был обожжен, покрыт волдырями и белой, мертвой плотью, как и губа. Костерезка снова плюнула.

Париан добралась до раковины и повернула вентиль. Но воды не было. Она метнулась вбок, ощупывая стойку в поисках хоть чего-то, чего угодно, чтобы промыть глаза.

– Тебе повезло, что я такая добрая, – сказала Костерезка. Она подняла изодранный подол платья и промокнула губу и язык. Я успела заметить пробирки, оборудование и различные кармашки – все это было закреплено у нее на бедрах и животе. – Если бы я была более мстительной, то заставила бы тебя пожалеть.

Париан опустилась на колени, по-прежнему держась руками за стойку. Она тяжело дышала.

– А я просто оставлю тебя в покое, чтоб ты могла подумать о своем поведении, – продолжила Костерезка. Она выдернула из кожи несколько иголок. – Закончу с этими ребятами, а потом покажу тебе, что я могу сделать с помощью нитки и иголки. Будет занятно. Общие интересы!

– Заводишь новых друзей, Костерезка?

О нет. У меня испарились остатки надежды.

Через стойку заглянул Джек. За его спиной стояла Жгунья с недовольным лицом.

– Джек! Да! Тут так весело! Эти люди такие интересные, – улыбнулась Костерезка.

– Ты поранилась, – нахмурился Джек. – Твой рот.

– Кукольная девочка внезапно напала. Но я в порядке. Починюсь, когда здесь закончу.

– Заканчивай быстро. Нам пора уходить.

– Нет!

– Да. Противник отыгрывается после первых нескольких ударов, и они сдерживают Сибирячку с Ползуном. Рано или поздно они сподобятся на хороший обходной маневр и ударят в спину по кому-нибудь из нас троих. Мы уйдем сейчас, и все, что они запомнят, – как тяжело бьем мы и как мало могут они.

– Но у меня исследования!

– Возьми троих. Взять всех мы не сможем, и ты сама знаешь, что они становятся неприятными, если держать их в таком состоянии слишком долго.

– Всего троих? – надулась Костерезка.

– Всего троих.

– Тогда, эмм, Рой…

Я ощутила, как чьи-то руки схватили меня за ноги и оттащили от сокомандников. Жгунья. Она взяла меня под мышку, предоставив голове и рукам свисать. Кровь закапала на пол.

– Мм, ммм, Ябеда. В ее мозг я тоже хочу заглянуть.

– Ябеда, окей.

– И Плут! Потому что девочка с огненным шаром убила Лесоруба. Я хочу замену.

Лесоруб?

– Плут, окей. Остальных кончай.

– А можно Брайана оставить как есть? Я должна познакомить людей со своим искусством.

– Брайан, так его зовут? Думаю, это очень хорошая идея.

– Да! Тогда пойдем от первого к последнему. Девочка с рожками.

Чертовка?

Маленькая циркулярная пила пронзительно завыла.

Но тут же смолкла. Я услышала придушенный звук.

– Ух ты. Смотрите, как его сердце бьется! Так быстро!

Жгунья повернулась, и я поняла, что они смотрят на Брайана.

Еще один придушенный звук – голос, безуспешно пытающийся формировать слова. Такой вымученный и рваный, что мое собственное горло сжалось от сострадания.

– Не хочешь видеть, как твоя сестра умирает, а? Как это мило, – сказала Костерезка. – Возможно, тебе следовало преподать ей основы. Вовсе не обязательно ее видеть, если она сама идет в модифицированный капкан. Знаешь? Она отключила свою способность, чтобы попросить о помощи. Попросить нас. Умом она не блещет.

Брайан издал звук, который, видимо, замышлялся как рычание или яростный рев, но громкости не было, и звучал он пискляво, как никогда раньше.

– Не волнуйся! – сказала Костерезка. – Я о твоих друзьях хорошо позабочусь.

Я ощутила, как рука похлопывает меня по щеке.

– Быстрее, Костерезка, – произнес Джек.

– Но это так забавно – смотреть, как он реагирует. Когда я к ней притронулась, его сердце забилось быстрее.

– Да, забилось. Но нам пора идти. Жгунья? Спали всех, кого мы не берем.

– Но я сама хотела!

– У тебя был шанс, заноза. Но ты отвлеклась.

Я ощутила жар: Жгунья создала в руке огненный шарик.

Ступни Жгуньи накрыло ковром тьмы. Направленности у этого ковра не было, толщина очень маленькая. Тьма просто разлилась по полу.

– Да! Он это делает! Можно посмотреть? Я хочу только взять винчестер!

– Нет.

– Но…

Я чувствовала, как мое сердце колотится, колотится – а потом перестало. Боль исчезла. И я сама исчезла. Тела не стало, только ощущения.

Знакомая картина. И в то же время я не могла сказать, что произойдет дальше. Это как если бы я много лет назад прочла книгу и с тех пор успела забыть, – слишком странное зрелище, чтобы запомнить.

Два существа двигались по спирали сквозь безвоздушную пустоту, мимо солнц, звезд и лун. Они укрощали гравитационные волны, поедали фоновую радиацию и свет, вытягивали из пространства другие вещи, которых я не могла постичь. Они выталкивали частицы себя из реальности и втягивали в реальность, чтобы менять собственную форму. Пролезть поглубже в одну реальность, чтобы подтянуться к некоей планете, перекинуться в другую, чтобы оседлать гравитационную пращу или найти еще какой-нибудь источник ускорения. По десятку миллионов каждой из этих сущностей наличествовали одновременно, дополняя друг друга, толкая друг друга вперед. Они отмахивались даже от законов физики, ограничивающих движение света, и перемещались быстрее с каждым мгновением. Единственным, что их замедляло, было их собственное желание держаться поблизости, не терять друг друга из виду и двигаться с одной и той же скоростью. И все же каким-то образом движения их были грациозными, текучими, даже прекрасными. Два немыслимых создания двигались в полной гармонии со вселенной, оставляя позади себя след существования.

Я сосредоточилась на одном из них, и у меня возникло ощущение, что эту сцену я раньше не наблюдала.

Я видела то, что видело оно. Оно смотрело вперед, но не в пространстве. Десять тысяч картинок одновременно. На каждой оно прибывало к своему месту назначения. Земля. Чем дальше оно заглядывало, тем многообразнее были возможности. Оно искало что-то. Обрезало те ветви, где возможностей было мало. Земля с вечной зимой. Земля с населением в несколько сотен. Земля с населением больше двенадцати миллиардов, остановившаяся в культурном плане, современный вариант темных веков с единой религией.

И оно общалось со своим партнером. Сигналы передавались не в виде шума – волны шли через самые фундаментальные силы вселенной. Таким же образом оно информацию получало. Оно работало совместно с партнером, чтобы определиться с местом назначения.

Оно оглядывало мир, одну точку во времени, в настоящем, и за какой-то миг впитывало триллионы изображений. Миллиарды индивидуумов, разглядываемых по отдельности и списком. Бесчисленные картины, ландшафты, фрагменты текста, даже мысли. За один этот миг я увидела людей, которые были мне смутно знакомы. Молодой парень, подросток, не вписывающийся в свое окружение, состоящее из мощных мускулистых мужчин. Они пили. Он был загорелый, узкобедрый, он встревоженно морщил лоб над толстой оправой очков, но губы при этом изгибались в самой микроскопической из кривых усмешек над чем-то, что говорил один из мужчин. Мгновенный снимок.

Это был мой мир, моя Земля.

Придя к выводу, существо передало свое решение. Место назначения.

Ответ пришел почти мгновенно. Согласие.

Между ними прошли еще сигналы, одни прямолинейные, другие со скрытым смыслом. Сплав умов, слияние идей, близость бОльшая, чем я когда-либо видела. Они продолжали общаться, сосредотачиваясь на одном том мире, на возможных будущих, которые могут развернуться; не фокусировались на отдельных вариантах, но исследовали все возможности, лежащие перед ними.

Они разошлись, два гигантских существа, описывавших спирали друг вокруг друга, и я постепенно перестала проникать в их мысли, в их послания. Каким бы ни было их видение будущего, они его теряли. Слишком сложно, чтобы справиться в одиночку.

«Где я это уже видела?» – подумала я.

Но где-то в процессе формирования и завершения этой мысли меня оторвало от того, что я видела, что бы это ни было. Оно выскальзывало из моей памяти. Пустота, в которой я находилась, была не пустотой тех сущностей, а миром Брайана. Способностью Брайана.

Тьма обвивалась вокруг меня, текла сквозь меня. Она была другой, она проскальзывала через кожу и терлась о сердце, ощупывала края ран, бороздку в черепе, оставленную пилой Костерезки, ползла по мозгу и через мозг.

Я почувствовала, что моя способность чуточку провалилась – дальность стала чуть меньше, контроль над букашками самую малость хуже.

Но я по-прежнему могла видеть через букашек. Могла чувствовать то, что чувствовали они. Они собрались, когда я попыталась воздвигнуть барьер между Париан и Костерезкой, но с тех пор успели разлететься и сейчас соприкасались со всеми, кто здесь был. Жгунья погасила свое пламя и баюкала руку на груди. Я ощущала Костерезку и Джека, стоящих чуть поодаль. Я ощущала Плута, Солнечную Балерину, Ябеду, Париан, Баллистика и Чертовку. Я ощущала Мрака, висящего на стене морозильника.

Я ощущала еще одного человека – человека, которого секунду назад здесь не было. Человека, стоящего во тьме.

Он зашагал вперед, не обращая на тьму внимания. Широкой ладонью он поймал Жгунью за лицо и с силой ударил о стойку. Я рухнула на пол. Жгунья повалилась на меня, обмякшая и безжизненная, а мужчина перестал существовать.

Тьма уползла прочь из моего тела тем же путем, каким вползла в него, между органами и суставами, через кровеносные сосуды.

Образовался пятачок чистого пространства. Тускло освещенный одним-единственным лучиком, которому удалось проникнуть сквозь угол окна. Голова Жгуньи была размозжена до неузнаваемости. Сама она лежала недвижимо, мертвая.

– Занятно, – произнес Джек, глядя сверху вниз на свою павшую сокомандницу.

– Да! Я почти уверена, что это записалось! – возбужденно воскликнула Костерезка.

– Но эту запись тебе придется оставить. Мы уходим.

– Мне только нужен винчестер! Я такие данные уже сто лет пытаюсь заполучить, и это новая система!

Костерезка направилась было в морозильник, где был Брайан, но Джек схватил ее за шиворот.

– Нет.

– Да ладно! Две секунды! Вернусь мигом!

Костерезка выскользнула из его захвата, вбежала в морозильник и открыла один из контейнеров – по виду, творение Манекена.

Тьма продолжала бушевать вокруг Брайана, и я вдруг ощутила, как в этом облаке, в одном из углов морозильника, снова возникла мужская фигура.

Это был Брайан, но в то же время не Брайан. Черно-белый, один глаз открыт, второй лишь наполовину сформирован. Белые отметки покрывали его, расходясь спиралью от одной груди по всему туловищу. Руки до локтей были белого цвета, и он был беспол. Кукла Кен со всего лишь белыми отметинами между ног.

Или, может, он был белый, а отметины как раз черные?

Почти небрежно он потянулся к Костерезке и схватил ее за руки, держащие жесткий диск. Он поднял ее в воздух; она брыкалась, потом закряхтела, когда хватка усилилась.

– Вот с чем приходится мириться, – безразличным тоном произнес Джек. Он выхватил нож и рубанул по псевдо-Брайану. Никакого эффекта. – Хм.

Тогда он схватил лежавший на кухонной стойке мясницкий тесак и рубанул по Костерезке. Понадобилось три удара, чтобы перерубить ей запястья. Она упала на пол и тут же побежала, сунув культи под мышки. Джек тоже побежал, помогая ей держаться на ногах, и они вдвоем скрылись за стойкой столовой.

Черно-белый Брайан кинулся за ними, но пол морозильника раскололся под его ногой. Он пошатнулся, а потом снова перестал существовать.

Я видела Брайана с того места, где лежала, пытаясь дышать под тяжестью ста с чем-то фунтов. Он висел, изможденный, глядя в никуда. Человек больше не появлялся, однако череда непостижимых событий продолжалась: я увидела, как одно из ребер Брайана дернулось, точно нога умирающего насекомого.

С черепашьей медлительностью части его тела стали возвращаться на свои законные места. Металлические каркасы, удерживавшие внутренности и органы, гнулись, поддавались действую какой-то безжалостной силы.

Это заняло много времени. Пять минут, может, десять. Но кожа Брайана ползла обратно, разрываясь там, где была пришпилена к стене, потом воссоединяясь, залечиваясь. Даже шрамы, крест-накрест пересекавшие грудь после боя со Сверчком, начали исчезать.

Залечивание остановилось, не завершившись полностью. Я увидела, как вновь появилась та фигура. Черно-белый, полусформировавшийся Брайан. Он безжалостно выдрал металлические штыри, которыми конечности настоящего Брайана были прибиты к стене. Подхватил упавшего Брайана и осторожно положил на пол.

Ходить Брайан не мог, так что пополз в нашу сторону.

У него случился второй триггер. Две новых способности? Или три, если считать и то, что его способность ослабила мою?

Он прикоснулся к моей руке, сжал ее обеими своими. Я ощутила, как что-то бушует во мне, побуждая меня взяться за это.

Мне понадобилась минута, чтобы понять как. Открытая кость в моем лбу зазудела, потом зазвенела в сладкой агонии, исцеляясь. Потом пришел черед кожи. Затем – парализованных мышц. Последней вернулась в норму моя способность, и я восстановила контроль, хотя эффект ослабления остался.

Я сжала кулак и с трудом встала. Брайан поспешил к Айше, схватил ее.

Четыре новых способности?

В жизни не слышала ни о чем подобном.

– Давай, – прохрипел он. – Мало времени. Я… черт!

Его тьма хлынула из кожи, гуще, чем я когда-либо видела. Она расползалась небыстро, но словно порождала сама себя. Она вновь прозмеилась сквозь меня. Сквозь моих букашек.

Прошли минуты, прежде чем тьма рассеялась. Когда это произошло, Ябеда стояла на ногах. Париан на другом краю комнаты тоже стояла, глядя на нас во все глаза. Трое «Странников» держались друг за дружку.

– Какого черта это было? – спросила я. – Брайан, слушай…

Я осеклась. Он стоял на четвереньках, опустив голову, и щеки его были мокры от слез.

Я потянулась к нему, но чья-то рука схватила меня за запястье. Ябеда. Поймав мой взгляд, она покачала головой.

Когда я шагнула назад, она подошла к Чертовке и прошептала что-то ей на ухо.

Чертовка склонилась над Брайаном и сняла маску. И голосом куда более мягким, чем я слышала от нее прежде, сказала:

– Эм. Братишка? Давай уйдем отсюда.

Брайан молча кивнул.

Айша может к нему подходить, а я нет?

Он встал, отказавшись от предложенной Чертовкой помощи. Одна его рука висела плетью, ее локоть он сжимал второй рукой. Это не травма, я была уверена. Все самое худшее он себе залечил. Здесь было что-то другое – защитная поза или еще что-нибудь.

Тьма кипела у самой его кожи тонким слоем. Она двигалась медленнее, чем раньше, была гуще, походила больше на ниточки, скользящие друг по дружке, чем на дым. Как и рука поперек груди, сжимающая локоть для надежности, тьма служила чем-то вроде барьера, брони или стены, отгораживающей его от мира. Он шел медленно. Никто не жаловался, несмотря на то что враги были близко, а выпущенная им тьма наверняка предупредила отряд Волкрюка о нашем присутствии.

Я смотрела на Брайана, шагая следом за ним. Совсем недавно я была парализована, и мне предстояла недобровольная операция на мозге. Сейчас, абсолютно в другом смысле и по другим причинам, чем тогда, я вновь была бессильна протянуть ему руку. Я даже поговорить с ним не могла, не боясь, что ляпну что-нибудь не то.

Я чувствовала себя более беспомощной, чем когда-либо, даже чем когда была в лапах у Костерезки.

 

Предыдущая          Следующая

[1] Костерезка напевает сильно переделанную песенку «Dem dry bones» («Сухие кости»). Изначальный текст, вдохновленный Библией (Книга пророка Иезекииля, глава 37), говорит о том, что однажды сухие кости соединятся и оживут по команде Господа. В нем приведен правильный порядок соединения костей.

[2] Corona Radiata (венец лучистый) – реально существующий участок головного мозга. Corona Pollentia (дословно «венец силы/мощи») – вымышленный.

[3] Прионы – белки специфической структуры; как правило, патогены, вызывающие различные нейродегенеративные заболевания.

Leave a Reply

ГЛАВНАЯ | Гарри Поттер | Звездный герб | Звездный флаг | Волчица и пряности | Пустая шкатулка и нулевая Мария | Sword Art Online | Ускоренный мир | Another | Связь сердец | Червь | НАВЕРХ