МОНАРХ 16.7
Жить в городе означало постоянно иметь дело с одними и теми же проблемами. Преступность, необходимость запирать двери, пробки на дорогах, люди, кучкующиеся на тротуарах и не дающие пройти, – со всем этим мы имели дело так часто, что считали это чем-то обыденным. Рассматривали как фоновый шум, а то и вовсе об этом не думали. От строительных работ отмахнуться с такой же легкостью не получалось – они, похоже, вечно вызывали стоны и жалобы. Возможно, из-за того, что они были такие навязчивые, так били по ушам и при этом меняли тон, место и громкость слишком часто, чтобы мы могли привыкнуть.
Но не сейчас.
Нет, звуки бульдозеров и копров, приступивших к работе на моей территории, породили во мне ощущение некоей удовлетворенности и безопасности. На каждую обычную машину на дороге приходилось десять грузовиков, вывозящих обломки, и пять – подвозящих стройматериалы.
Я знала, что многое из этого – дело рук Змея. Строительство и расчистки шли по всей моей территории, строительные инспекторы проверяли кварталы – и все это несмотря на распространяемые по городу предупреждения о страшной, ужасной, непредсказуемой Рой. Наверняка это благодаря тому, что Змей подмазал кого надо или что эти строительные фирмы ему и принадлежали.
Черт, я не находила себе места. Я хотела отправиться на территорию Змея и поговорить насчет Дины, и, может, я бы так и сделала, если бы Плут первым не заявил, что собирается вызвать Змея на разговор. Я подозревала, что Змей не выпустит Дину так скоро, а если он сейчас под слишком большим прессингом, чтобы выслушать Плута, то меня он точно слушать не будет. Если у него есть что предложить Плуту, то отвлечение в моем лице его вряд ли обрадует. Мне придется подождать. Я это ненавидела, но понимала, что это разумный путь.
Плут, однако, был сосредоточен на Ноэли, а я не видела ничего, что намекало бы, что Змей добился хоть какого-то прогресса в этом направлении. По правде, я знала только то, что мне рассказала Ябеда, и разные мелочи, всплывшие во время краткого обсуждения стратегии со «Странниками». Это была девочка, и, возможно, не с лучшим состоянием здоровья.
Не исключено, что Плут пытается спасти ее в том же смысле, в каком я пытаюсь спасти Дину. Но обстоятельства, очевидно, разные: в ситуации с Ноэлью Змей – лучший ответ, который мог быть у «Странников», а в ситуации с Диной он – причина этой самой ситуации.
Тем не менее я не могла не задуматься.
Я была официально освобождена от управления территорией. Сейчас я не собиралась отклоняться от приказов и раздражать Змея. Это означало – никакого костюма, не показываться, не вмешиваться в управление.
Это переключило мои мысли на Сьерру. С помощью умения ощущать предметы роем я могла идентифицировать Сьерру легче, чем многих других людей. Ее дреды очень выделялись.
Я не смогла ее найти.
Шарлотту найти я смогла. Это не составило проблему: она была в полуквартале отсюда в компании детей, раздавала каждому по две упаковки пластиковых бутылок с водой, чтобы дети разнесли воду по стройплощадкам.
– С того момента, как я проснулся, ты лежишь с полуоткрытыми глазами и смотришь в пространство.
Я активно заморгала, потом потерла глаза рукой.
– Доброе утро.
– И тебе.
Я посмотрела на Брайана. Он как раз садился; простыня сползла до колен. Я кинула взгляд на его торс. Ни одного из боевых ранений, которые я видела в прошлом, сейчас не осталось. Рубцы от неглубоких порезов, которые оставила на его груди Сверчок, исчезли, как и оставленные врагами раны и старые шрамы на руках и ладонях. Он был в идеальной физической форме. Физической.
Но я типа как уже изучила его минувшей ночью достаточно хорошо, чтобы это обнаружить. Ночь была не идеальной, даже не превосходной, но приятной. Учитывая прочие унизительные или неловкие возможности, я была рада удовольствоваться «приятной».
Эта мысль заставила меня застесняться. Я натянула простыню по ключицы.
– Ты вообще спал?
– Немного. Проснулся посреди ночи, немного шумнул. Удивлен, что не разбудил тебя.
Я нахмурилась.
– Надо было разбудить.
Он покачал головой.
– Ты вымоталась. Как только я тебя увидел, сразу осознал, где я, и вытряхнул из головы тот сон, потому что понял, что это и был сон. Немного времени ушло, чтобы расслабиться, но в целом это было не плохо. То, что я здесь.
Как я это ненавидела – что он вот так вот мучается, а я ничем не могу помочь.
– Может, тебе поговорить с кем-нибудь? С психиатром?
Я увидела, как при этих словах он дернулся и его торс напрягся, словно при коленном рефлексе.
Я ждала, не развивая тему.
Брайан вздохнул, и я увидела, как его готовность к драке спадает, напряжение покидает его тело. В какой-то степени.
– Нам всем не помешало бы, а?
– Возможно. Но я беспокоюсь за тебя.
– Я разберусь с этим сам. Должен разобраться сам, иначе мне будет казаться, что это не считается, это не настоящее решение.
Мне не понравился этот ответ, но спорить с ним было бы трудно.
– Не буду тебе плешь проедать по этому поводу. Но пообещай хотя бы, что если это будет еще долго, то ты обратишься за помощью?
– Я поправлюсь. Должен поправиться. У меня ощущение, будто я пошел вперед широкими шагами, заставил себя откинуть защитные барьеры, чтобы быть здесь с тобой.
Я напряглась.
– Заставил себя?
– Я не в этом смысле. Ну, ты же знаешь. Я… я не могу расслабиться. Не могу оставаться неподвижным, не могу не оглядываться через плечо, не могу заставить мозг прекратить проигрывать сцены у меня в голове. То есть могу, но только если я действую, если делаю что-то, как было с этими драконьими костюмами, или если я с тобой, лежу здесь в твоей постели и стараюсь не разбудить тебя. Вот тогда я знаю, что не распсихуюсь, это дает мне границы, в пределах которых я могу заставить себя работать.
Я встревоженно свела брови.
– Звучит так, будто в перспективе это создаст тебе еще больший стресс.
– Нет, – ответил Брайан. Потянулся ко мне и взялся обеими своими руками за мои. Сжал их. – Слушай, да ладно. Неужели ты правда хочешь сейчас говорить об этом?
– Я бы с удовольствием поговорила о чем-нибудь другом, – ответила я. Не уверена, что это была правда. В свете дня все становилось более неловким. Всего несколько секунд назад я наступила Брайану на больную мозоль, высказав идею психиатрической помощи. Оскорбила его. Если я не прочищу свой разум и не сосредоточусь – не уверена, что сумею избежать новых ошибок.
– Но?
– Но у меня на сегодня планы с папой. Сейчас… – я смолкла и закрыла глаза, – …девять двадцать восемь. Думаю, мне надо принять душ и одеться, это займет где-то час, позавтракать, быстро прогуляться по своей территории в гражданском и направиться к нему. Я хочу побыть с тобой, но после бешеной скачки последнего времени идея никуда не торопиться сегодня утром очень привлекает.
– Как ты узнала время?
– Букашки на стрелках часов, – ответила я, показывая в сторону ванной.
– А. Хочешь, составлю компанию?
Мои глаза слегка округлились.
– В ванной?
– За завтраком, – ухмыльнулся Брайан. – И на прогулке, если ты не против. Я мог бы кое-чему научиться. А вот если мы вместе пойдем в душ, то рискуем потерять счет времени.
– Да, – кивнула я. – Пожалуйста, позавтракай и прогуляйся вместе со мной.
Я выбралась из кровати, вытащила одну из простыней, чтобы мне было во что завернуться, и направилась в ванную.
Я ощутила своими букашками, что Брайан выбрался из постели вскоре после того, как я сняла с себя простыню, забралась в душ и задернула импровизированную душевую шторку. Он спустился по лестнице и начал готовить завтрак. Поставил две тарелки и произнес что-то в пустоту комнаты.
Несколько позже, когда я сама спустилась вниз, эта сцена все еще оставалась у меня в голове. Я была уже одета: топ, джинсы, водолазка вокруг пояса. Волосы я почти высушила полотенцем, но они еще оставались влажными.
– Ты мне что-то говорил?
– Я сказал, что, пожалуй, не очень гигиенично, когда мухи ползают по тарелкам.
Окей, стало быть, он не злится.
– Они сели на самый краешек, и они мои. Из террариумов наверху. Там самые стерильные условия, какие только могут быть.
– Окей. Просто сказал.
– Кстати, я не слышу тебя своими букашками. Ты уже не первый раз так делаешь.
– Понял. Я не был уверен, потому что Ябеда сказала, ты над этим работаешь.
Я покачала головой.
– Никакого прогресса.
– А я уже привыкаю разговаривать с пустыми комнатами. Иногда ловлю врасплох Айшу. Ну что, завтракаем? Садись, я поставлю чайник. Не хотел его наполнять, пока ты была в душе.
– Спасибо.
По некоему молчаливому соглашению, мы не говорили о «работе». Не обсуждали Змея, Дину, «Странников», Дракон, «Девятку». Наша беседа пошла в сторону любимых фильмов и шоу, моих любимых книг, детских воспоминаний. Шоу, которые мы когда-то смотрели и уже почти забыли, эпизоды из школы.
Когда я перебирала воспоминания, довольно часто всплывала Эмма. Родители тоже. Эти трое были центром моего мира, все остальные делили второе место далеко позади. Эмма предала меня, мама меня покинула, папа… Должна признать, папу покинула я.
Я не поднимала самые тяжелые темы, но упомянула, что Эмма была одной из тех, кто травил меня в старшей школе.
Брайан, в свою очередь, рассказывал про то, как рос он. Это включало в себя тяжелые темы, и, как бы мне ни хотелось узнать поподробнее о его жизни, я была рада, когда мы переключились на обсуждение боевых искусств. Как объяснил Брайан, его больше интересовали основные черты и философия конкретных видов боевых искусств, чем детали. Когда он получал представление, как приверженец данного стиля может подходить к бою, и осваивал достаточно базовых техник, чтобы понять, как воплотить этот подход на практике, он обычно терял интерес.
Повсюду вокруг нас кипела деятельность. Мои люди уступали место профессиональным командам строителей, когда те принимались за работу, а сами переключались на соседние участки. Я видела, как люди вытаскивают припасы из ближайшего здания, чтобы строители могли его снести; другие помогали разгружать машину со стройматериалами. Когда я вернусь к руководству и начну раздавать приказы, мне придется подобрать им занятия, за которыми они не будут путаться под ногами. Я не вполне знала, сколько людей работает на меня здесь, на моей территории, но их было намного больше, чем раньше.
У меня было ощущение, что я должна терять людей всякий раз, когда оказываюсь втянута в бой против сильного врага. Я и теряла, когда напали Манекен и Жгунья, но из первого боя с Манекеном я вышла, заполучив что-то вроде последователей. После действий Дракон я ожидала, что люди будут уходить толпами. Однако этого не происходило, и я не вполне понимала почему.
Наша прогулка привела нас на кольцевую дорогу, где мы встали спиной к моему логову. Оттуда я направилась к папе, а Брайан – обратно ко мне, чтобы принять душ.
Это казалось таким странным. Расставаться так буднично, после того как провели ночь вместе. Как ни удивительно, мне казалось странным разрешать ему входить в мое логово, когда меня там нет. Он будет ходить по моей комнате, видеть мои вещи. Я знала, что с учетом всего произошедшего это нелепо – стесняться, прикрываться простыней, беспокоиться о приватности, – но это не меняло того факта, что именно такие чувства я и испытывала. Я, конечно, не стала бы из-за этого запрещать Брайану пользоваться моим туалетом, но – да.
В каком-то смысле мы делали все наоборот. Начали мы с долгосрочного партнерства. С «семьи», если есть желание рассматривать взаимодействия с другими в этом ключе. Тогда мы прошли через ад, прикрывали друг другу спину, помогали друг другу. Все препоны, которые только можно встретить в браке. Потом более недавние случаи, когда мы реально говорили об отношениях, потом вчерашняя ночь, потом более будничное свидание сегодня утром, во время которого мы лучше узнали друг друга. Если это и не на сто процентов «всё наоборот», то, во всяком случае, изрядная перепутаница.
А может, я просто смотрю на это незрело, рассчитывая на какое-то простое, логичное, прямо по книжкам описание того, как должны развиваться отношения.
Я шла к папе, думая о тысяче вещей сразу и не желая думать о чем-то конкретном.
Перед домом стояло несколько машин. В гараже незнакомая машина с открытой дверью, еще две на подъездной дороге, папина – в самом конце. Благодаря нескольким случайным мухам я походя отметила, что в доме человек десять. Папа в том числе.
Первая моя мысль была о Змее. Он вычислил, какие у меня на сегодня планы? И организовал некую контратаку?
Я оставила костюм дома, чтобы не испытывать соблазна воспользоваться им в критической ситуации. Ножны с ножом я достала из костюма и спрятала сзади на поясе – они были в самой гуще складок одежды, покрытые осами и пауками. Для любого другого этот вариант был бы неудобен, но последние недели и месяцы я пользовалась букашками, чтобы они направляли мою руку, и сейчас я была вполне уверена, что, случись такая надобность, я смогу очень быстро провести руку через складки и вытащить нож.
Потом один мужчина открыл дверь. И я расслабилась.
– Ни фига себе, – произнес он. – Тейлор?
– Привет, Курт, – поздоровалась я с коллегой и старым другом папы.
– Сколько ж я тебя не видел, малышка. Еле узнал.
Я пожала плечами.
– Как у вас дела?
Он широко улыбнулся.
– Работаю. Справляюсь. Лучше, чем было раньше. Ладно, ты заходишь или так и будешь стоять перед дверью еще пять минут?
Я прошла в дом следом за ним.
Папа был в гостиной в окружении знакомых лиц. Всех этих людей я видела, когда заходила к папе на работу или когда они заходили к нам. По именам я знала только тех, кого папа называл друзьями: Курта, его жену Лейси и Александра. Даже Лейси была сложена плотнее, чем папа, – по телосложению она была как Рэйчел, но еще более мускулистая. Остальные трое тоже были мне знакомы, но не очень хорошо. Все в этом доме, кроме папы и меня, всю жизнь занимались физическим трудом. При первом же взгляде на папу было видно, что он выделяется абсолютно во всем – в одежде, в телосложении, в манерах, – но он держался так расслабленно, как я не видела годами, в компании друзей и с пивом в руке.
Папа увидел меня и одними губами произнес: «Извини».
Курт это заметил.
– Не вини своего старика. Александр привез из-за города целый грузовик пива, мы решили как следует принять. Собрались пригласить Дэнни, прихватить его с собой, вот и заявились. Мы не знали, что у него есть планы.
– Ничего страшного, – ответила я. Никого, кто представлял бы угрозу, никого из людей Змея. Я позволила себе расслабиться. И о чем я думала? Что он прогнет папу?
– Здоровки, Тейлор, – сказала Лейси. – Не видела тебя с похорон.
Прошло уже два года, и все равно это для меня стало как удар под дых.
– Черт, Лейси, – сказал Курт. – Дай девочке секунду, чтоб привыкнуть, что в ее доме чужие люди, а уж потом скидывай это на нее.
Я покосилась на папу. Тот сидел опершись локтями о колени, сжимая обеими руками банку с пивом и уткнувшись в нее взглядом. Он вовсе не выглядел раздавленным или даже несчастным. Его, в отличие от меня, это не застало врасплох. Зная этих ребят, я без труда догадалась: такое происходило достаточно регулярно, чтобы папа привык.
– Эх, крошка, – проговорила Лейси, подняв в мою сторону банку с пивом. – Я просто слегка поддатая. Хотела сказать, твоя мама была хорошая человека. Ее не забыли. Прости, если вышло малость прямолинейно.
– Ничего, – ответила я и беспокойно переступила ногами. Никогда я еще не чувствовала себя такой чужой в собственном доме. Не знала, куда податься, где бы я не привлекала внимания, где мне бы не задавали вопросы. Нам с папой и вдвоем-то было трудно справиться с дистанцией между нами, а сейчас к уравнению добавились другие люди.
Курт сказал:
– Выезжаем через несколько минут. По городу трудно ездить, так что они устраивают два мероприятия сразу, чтоб нам не пришлось ехать дважды. Сегодня во второй половине дня последние дебаты, а сразу после – выборы мэра. Ты слышала дебаты вчера ночью?
Я покачала головой.
– Даже не знала, что они были.
– В общем, если они вообще хоть что-то означают, так это – что сегодняшние будут полным отстоем. Вот мы и напиваемся, чтоб скинуть напряжение. И я б чувствовал себя офигенно лучше, если б твой батя выпил больше одного пива; так он смог бы чуть больше расслабиться и удержался от того, чтоб придушить кого-нибудь из этих ублюдочных подлиз.
– Не собираюсь этого делать, – ответил папа.
– Лучше б собирался. Но оно было б ни к чему, если б в результате ты угодил бы в камеру, а дочурка твоя осталась бы одна. Так что всё к лучшему. Мы зайдем туда, воняя пивом, будем отпускать из зала пьяные остроты с добавлением подзаборных словечек, – и Курт улыбнулся.
– Пожалуйста, воздержись, – произнес папа. Он не поднял взгляда от банки с пивом у себя в руках, но при этом тоже улыбался.
– Ты хочешь спокойно сидеть и дать им нести все, что их душе угодно? – спросил Курт.
– Я считал, что лучше всего задавать трудные вопросы, если будет такая возможность. Изрядное количество людей там будет с северного края. В том числе многие из Доков. Так почему бы не спросить его, что с паромом?
– Он отбрехается, – ответила Лейси. – Скажет, не заложено в бюджет, сами же видите, что творится.
– А вот тогда будет подходящий момент для освистывания и пьяной ругани, – с улыбкой ответил папа.
Курт издал смешок.
– Хочешь поднять бунт, Дэнни?
– Нет. Но, может, удастся поколебать неопределившихся, показать им, как сильно мы недовольны этим типом.
– Мэром Кристнером недовольны все, – произнес Александр. Он был моложе остальных, обильно татуирован и обладал густыми бровями, из-за чего казалось, что он постоянно хмурится. Каждый раз, когда я его встречала, у него была какая-нибудь безумная прическа. Сейчас он щеголял выбритой левой третью головы, где красовалась свежая татуировка в старом стиле пинап-гёрл: девушка в бикини, как будто опирающаяся локтем на его ухо.
– После катастрофы иначе и быть не могло, – заговорила я. – Все хотят кого-то винить, а человек у власти – легкая мишень.
– Он заслуживает быть мишенью, – сказал Курт, устраиваясь на подлокотнике кресла, в котором сидела Лейси. Она обняла его одной рукой за талию. – Была же та хрень в Вашингтоне. Разговоры на тему, не стоит ли отгородить весь город стеной, перекрыть все дороги, отключить службы и вышвырнуть отсюда всех.
– Он же сказал нет, верно?
– Он сказал нет. Говнюк. Небось так он больше денег заработает. Получит несколько миллионов на восстановление и помощь городу, себе в карман положит процентик.
Это меня удивило.
– Вы не рады, что город не приговорили? Вы что, хотите, чтобы вас вышвырнули отсюда? Хотите покинуть свой дом?
– Это было бы отвратно, но, судя по тому, что написали в газете, есть большой фонд для покрытия урона, который наносят эти суки-Всегубители. Идея была в том, что они запустят руку в этот фонд и дадут каждому, кого выставят из города, сколько-то денег, чтоб покрыть стоимость домов.
– Они это не потянут, – сказала я. – И что насчет тех, кто ушли, когда им сказали эвакуироваться?
– Без понятия, – ответил Курт. – Я просто пересказываю, что пишут в газетах.
У меня в животе возникло гадкое ощущение.
– И они бы дали нам столько, сколько наши дома стоили?
– Они бы дали нам столько, сколько наши дома, возможно, стоят сейчас, – ответил Курт.
– То есть немного.
– Больше, чем они будут стоить еще через несколько лет, когда они вовсю пойдут гнить и проблемы с плесенью станут еще хуже. А товары поставлять в город становится дорого, значит, дорого будет все чинить и обновлять. Вряд ли игра стоит свеч.
– Я видела, строительные бригады уже работают.
Курт сделал большой глоток пива, прокашлялся и ответил:
– Конечно. Те компании, которые скупают все стройматериалы, по дешевке скупают землю и надеются, что город возьмет себя в руки и эта земля будет что-то стоить.
– Может, так и выйдет.
– Да ладно, – его слова прозвучали как стон. – Нас сейчас тиранят суперзлодеи. Герои – слабаки. Раньше они были в меньшинстве, но все-таки пытались, понемножку меняли ситуацию. Теперь они в меньшинстве и проигрывают. Так в чем смысл?
– Хочу спросить чисто гипотетически, – сказала я, – но не лучше ли жить в городе, который работает и в котором правят злодеи, чем в убитом городе, где те же самые злодеи играют менее заметную роль?
Лейси коротко простонала и ответила:
– Лапочка, я слишком много приняла, чтобы обмозговать этот вопрос.
– Тогда, возможно, самое время остановиться, Лейси, – сказал ей папа. Потом повернулся ко мне. – Похоже, ты задаешь классический вопрос, Тейлор. Кем ты предпочтешь быть – рабом на небесах или свободным человеком в аду?
– Свободным в аду, – ответил Курт. – Блин. Думаешь, я бы делал то, что делаю, жил бы здесь, если б хотел быть пай-мальчиком, отсасывать большим шишкам и делать что велят?
Некоторые из остальных закивали, включая Лейси и Александра.
Я посмотрела на папу.
– А ты бы как ответил, Дэнни? – спросил Курт.
– Я предпочел бы не быть ни рабом, ни в аду, – отозвался папа. – Но иногда я беспокоюсь, что со мной и то, и другое. Может, на самом деле выбора у нас нет?
– Ты самая депрессивная жопа среди всех моих друзей, – сказал Курт, но при этом он улыбался.
– А почему ты спросила, Тейлор? – поинтересовалась Лейси.
Я пожала плечами. Сколько им можно рассказать, не рискуя вызвать подозрений?
– Повидала много всякого в убежищах. Больных людей, несчастных людей. Это было задолго до того, как хоть что-то начало меняться к лучшему, и, насколько я могу судить, именно злодеи первыми начали приводить городскую жизнь в порядок.
– Ради собственного блага. Дыркой в земле править не будешь, – заметил Александр.
– Возможно, – ответила я. – А возможно, плохие люди могут делать добрые дела просто из желания побыть хорошими хоть изредка. Они берут власть в свои руки, они поддерживают относительный мир и порядок. Это лучше, чем было.
– Проблема в том, – возразил папа, – что если мы позволим этому случиться, то человечество откатится назад примерно на три тысячи лет. Оно свалится к мышлению и политике железного века. Люди, на стороне которых численность и оружие, захватывают себе земли за счет чистой военной мощи. Они остаются у власти как можно дольше через семейное наследование, объединяясь семьями с другими, у кого есть военная мощь. Это продолжается до тех пор, пока семья у власти не захиреет либо пока ее не свергнет кто-нибудь более умный, более сильный или лучше вооруженный. Может, это даже звучит не так плохо, пока не поймешь, что рано или поздно у власти окажется кто-то вроде Кайзера.
– Кайзер мертв, – произнес Курт.
– Мда? – папа приподнял бровь. – Окей, но я говорил в общих терминах. С равным успехом это может оказаться Лун или Джек Нож вместо сравнительно безобидных злодеев, которые у власти сейчас. Вновь хочу подчеркнуть – это лишь вопрос времени.
«Лишь вопрос времени, когда мы проиграем – я проиграю – и Броктон-Бей заберет себе кто-нибудь другой», – подумала я.
– А какое развитие событий предпочел бы ты? – спросила я.
– Не знаю, – ответил он. – Но самоуспокоенность – вряд ли правильный ответ.
– На последних дебатах, – заговорил Курт, – народ постоянно поднимал тему Плащей, а ведущий постоянно их затыкал, твердил, что говорить надо про экономику и образование. Сегодня мы послушаем о жуликах, которые заправляют в городе. Послушаем, что у кандидатов найдется сказать на этот счет.
– Нам уже скоро надо выдвигаться, – предупредила Лейси. – Если, конечно, мы хотим сидеть, а не стоять по бокам.
Папа поднял глаза на меня.
– Тейлор, тебе принести что-нибудь поесть? Я ведь кое-что тебе обещал.
– Не, не надо. Я поздно позавтракала. Может, когда вернемся?
– Я бы предложил тебе выпить, – со смешком произнес Курт, – но это было бы противозаконно. Кстати, тебе вообще сколько?
– Пятнадцать, – ответила я.
– Шестнадцать.
Я повернулась к папе.
– Сегодня девятнадцатое, – добавил он. – Твой день рождения был неделю назад.
– Ой.
Я малость потеряла счет времени. Неделю назад – это примерно тогда, когда мы заканчивали разборку с «Орденом кровавой девятки». Очаровательно.
– Елки-палки, это самое грустное, что я слышал в жизни, – сказал Курт, вставая с подлокотника кресла и помогая встать Лейси. – Что девочка вот так вот пропускает свой день рождения. Водительских прав у тебя, стало быть, нет, э?
– Нет.
– Черт. А я-то надеялся, что ты будешь нашим шофером, и тогда твой батя сможет выпить еще.
– Я выпил всего полбанки, – произнес папа и чуть поболтал банкой, чтобы мы услышали плеск содержимого о стенки. – И по этим улицам мы в любом случае будем ехать медленно. Кто поведет вторую машину?
Александр поднял руку. У него был всего лишь стакан с водой.
– Тогда отправляемся. Все вон из моего дома, – сказал папа. Я увидела, как он дернулся от боли, когда оперся о спинку стула, чтобы подняться. Но он тут же оправился и принялся выгонять за дверь крепких докеров. – Давайте, давайте. По машинам.
Мы стали выбираться наружу. Курт и Лейси забрались на заднее сиденье папиной машины. Остальные влезли в грузовик Александра.
– А тебе вообще можно пить с больными почками? – спросила я, как только все дверцы захлопнулись. – Тебе было трудно встать.
– Меня вчера окончательно выписали. Я снова питаюсь в нормальном режиме. Болят только мышцы и швы. Спасибо, что волнуешься за меня.
– Конечно, я буду за тебя волноваться, – произнесла я, нахмурившись.
– Ты действительно изменилась, – прокомментировал папа, опершись локтями о крышу машины.
– Хм?
– Еще не так давно ты, если бы попала в такую ситуацию, сразу бы замкнулась.
– Это как будто год назад было.
– В любом случае, прости меня, – сказал он. – Я надеялся, что мы побудем вдвоем, получим возможность наверстать упущенное. Но они сами навязались.
– Ничего. Я рада, что у тебя такие друзья.
– Они слегка назойливые, – произнес папа.
– Тут окно приоткрыто, – сказал сидящий в машине Курт. – Мы всё слышим.
– Они назойливые, – повторил папа, слегка повысив голос. А потом с нормальной громкостью закончил: – Но хорошие.
Легонько улыбнувшись, я забралась на пассажирское сиденье.
– Слушай, Тейлор? – произнесла Лейси. Ее голос прозвучал слишком ласково и на миг мне показалось, что она сейчас снова упомянет маму. Я чуть вздрогнула.
– Что? – я развернулась на сиденье, насколько позволил ремень безопасности.
– Просто хотела сказать спасибо. За предупреждение. Ты ведь сказала отцу, что Птица-Разбойница здесь, верно?
Я кивнула.
– А он рассказал нам. Мы были осторожны. Не знаю, спасло это нам жизни или нет, но спасибо, что приглядывала за ним и тем самым помогла нам, хоть и косв… косн…
– Не за что, – ответила я, прежде чем она запуталась в словах еще больше.
Я в самом деле была рада, что папа сохранил с ними связь. То, что я видела раньше, заставило меня тревожиться, что он остался наедине со своим одиночеством. Интроверты вроде него, вроде нас с ним, лучше всего себя чувствуют рядом с куртами этого мира. Или с лизами. С людьми, которых нельзя игнорировать, от которых нельзя отмахнуться, которые, так сказать, ломают границы и вытаскивают нас из наших раковин.
Пока мы ехали в сторону делового района, я наслаждалась поездкой больше, чем ожидала. Папа и Курт знали друг друга достаточно хорошо, чтобы их беседа текла легко и непринужденно; то же относилось и к Лейси с Куртом – они ведь были супругами. Мне показалось, что к концу поездки Курт чувствовал себя пострадавшей стороной в обеих беседах.
Мэрия пережила удары волн. Это было каменное здание с зубчатой стеной и американским флагом над дверью. Мы присоединились к очереди входящих туда людей. Мы проходили мимо стендов с плакатами и фотографиями кандидатов, буклетов и брошюр, посвященных проблемам города, стоек с газетами соседних городов. Папа и Курт взяли по несколько газет и убрали их в полиэтиленовые пакеты, которые тоже можно было брать бесплатно. Очень хорошая идея – выложить эти газеты. Телевидение сейчас не работало, а нам надо было как-то держаться в курсе происходящего вокруг.
Указатели провели нас мимо старого исторического зала суда и в аудиторию. Мы ожидали, что здесь будет битком и нам придется стоять, но оказалось, что это не так. Задняя часть аудитории и последние ряды были заполнены репортерами и съемочными группами, а остальная часть народа хаотично занимала отдельные места на скамьях. Сотен пять или шесть народу. Меньше, чем я думала.
В каком-то смысле это были странные выборы. Город полторы недели существовал без работающих компьютеров, большинство людей лишилось мобильников и осталось без проводной связи. Выборы без рекламы в прессе. Для многих присутствующих сейчас будет первая и последняя возможность до голосования выслушать точки зрения кандидатов на разные вопросы. Неужели в прошлом вот так и было? В прошлом, когда наиболее бедные домохозяйства не получали газет, а радио и телевидения не было вовсе?
Я посмотрела на кандидатов. Черноволосая женщина в темно-синем костюме, светловолосый мужчина и нынешний мэр Кристнер. Сколько людей в этой аудитории в курсе? Недавно Змей сообщил нам, что двое из кандидатов на должность мэра куплены. Кристнер… Что ж, я все еще помню, как стояла на заднем дворе его дома, а он, наставив на меня ствол, умолял спасти его сына.
Свернут ли дебаты к теме, почему он настаивал не приговаривать город, и если свернут, то как Кристнер объяснит свое решение?
Я разрывалась между отвратительным чувством вины и искренним любопытством по поводу того, как будут разворачиваться события. Чувство вины преобладало, но с этим я ничего не могла поделать. Я сделала то, что должна была.
Что касается любопытства, то у меня мелькнула мысль: кто-нибудь из кандидатов Змея раньше был военным? Или Змей подбирает себе политиков так же, как подбирает элитных солдат?
Эта цепочка мыслей оборвалась, когда кое-что привлекло мое внимание.
У меня уже вошло в привычку постоянно прочесывать букашками окрестности, получая непрерывную информацию о происходящем в радиусе трех-четырех кварталов. Когда вокруг здания припарковались микроавтобусы, это даже не оформилось в сознательную мысль. Когда из них стали вылезать солдаты, я удивилась. Мужчины и женщины с автоматами и в броне. Не ОПП.
Определенно не ОПП.
Бронированный лимузин выехал на середину улицы прямо перед входными дверями. К тому времени, когда Змей выбрался из лимузина, его солдаты были либо уже за дверями по обе стороны здания, либо стояли наготове, чтобы сопровождать его с парадного входа.
Змей – здесь? Это не имеет смысла. Он не из тех, кто показывается лично. Это не соответствует его стилю работы. Черт, да если мэр здесь, то и его сын тоже. Триумф наверняка где-то в толпе.
Я кинула взгляд на папу. Он сжал мне руку.
– Не очень заскучала?
Я покачала головой, стараясь сохранять спокойное выражение лица, в то время как мысли мои неслись галопом.
Змей делает решающий ход здесь и сейчас.