КУКОЛКА 20. ИНТЕРЛЮДИЯ А
– Паркуйся здесь, – сказал Стэн, указывая на свободное место возле дороги.
– Нам придется еще по склону лезть, и к тому же оборудование выгружать, – вклинилась Ниппер с заднего сиденья.
– В моем безумии есть последовательность[1]. Паркуйся, Маршалл. На этот раз я даже снизойду до помощи в разгрузке и переноске.
Он мельком заметил, что Маршалл закатил глаза, но все же паренек направил микроавтобус к парковочному месту.
Верный своему слову, Стэн выскочил наружу, закатывая рукава. Это не повредит: в машине-то работал кондиционер, а вот снаружи влажность была адская. Его рубашка тут же прилипла к спине.
Они находились на холме, и с этой точки открывался хороший вид на город. Горизонт испещряли башенные краны, и сами здания сияли; от влаги в воздухе белый и прочие цвета казались еще ярче. Было бы даже красиво, если бы не отдельные места, где домов не было, – целые районы, в которых строительство только начиналось.
Стэн видел неподалеку белое здание, более высокое даже, чем окружающие его небоскребы. Он изучал это здание всего несколько дней назад. Они возвели высокий белый тент, подняли его краном, укрепили плексигласовыми панелями и железной арматурой, и теперь вокруг всего этого воздвигалась более прочная конструкция. Мучительно медленная, осторожная работа, полная избыточных шагов. Рабочие были бы рады избавиться в этой жаре от костюмов химзащиты.
В Броктон-Бее хватало занимательных историй. Карантинное здание – само по себе такая история.
– Нужна помощь, – позвала Ниппер.
Стэн поспешил к задним дверям машины. Автобус был припаркован возле дороги и поставлен на ручной тормоз, колеса вывернуты так, чтобы при отказе тормоза он въехал на тротуар, однако крутой уклон затруднял выгрузку оборудования. Большинство этого оборудования было расположено так, чтобы с легкостью извлекаться через задние двери, но здесь это удобство превратилось в проблему. Эти штуки были ценными, и если они вывалятся на дорогу…
Стэн встал рядом с Ниппер и вытянул руки, чтобы ухватиться за дальний конец камеры. Это могло бы быть легко, однако Ниппер была низенькой, миниатюрной, по телосложению скорее тринадцатилетней школьницей, чем двадцатитрехлетней выпускницей колледжа.
Она не годилась для этой работы. Она разбиралась в оборудовании, умела управляться с компьютером, обладала хорошим зрением, а татуировки и несколько серег в правом ухе неплохо показывали, что у нее есть креативные струнки.
Но стремилась она не к этой работе. Она не жаловалась, однако ей недоставало выносливости, ей недоставало силы, и это, все вот это, было для нее слишком стремительно. Она была лучше, возможно, даже счастливее в новостной студии, когда управляла подачей роликов в эфир, поддерживала работу всех систем и работала над постпродакшеном.
Маршалл вытащил из задних дверей автобуса сумку. Все провода, тренога, освещение, всё плотно упаковано. Парнишка не выглядел профессионалом, не вполне приспособился к работе, в которую его втянули: из стажера в мастера на все руки, затыкающего все дыры в команде Стэна. Настройка оборудования, интервью, вождение машины, мальчик на побегушках… словом, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Благодаря ему удавалось здорово сокращать зарплатные расходы, но он свою плату отрабатывал на все сто, перенося все трудности, тяжелые стрессы и опасности работы за одиннадцать долларов в час.
Опасности, подумал Стэн. В мозгу вспыхнули мысленные образы. Все на телестудии видели те кадры, пересматривали их по несколько раз. Чистота отобрала камеру у Манзанереса с четвертого канала, а потом натравила на него своих монстров. Человека с женой и новорожденным ребенком убили чисто для острастки.
Неслучайно полевых репортеров не хватало. И не только из-за случая с Манзанересом. Проблема была хроническая. Эта работа посылала людей на периферию событий, опасных для Плащей.
– Готово?
Маршалл закрыл и запер задние двери микроавтобуса.
– Готово.
Стэн пошел вперед, Ниппер и Маршалл двинулись за ним (Ниппер почти бежала, чтобы угнаться за его широким шагом).
– Мы запарковались здесь потому, что школа на вершине холма. Мы не знаем, сколько там свободных мест, потому что их, возможно, занимают школьники, а если нам придется разъезжать там в поисках места, то наверняка кто-нибудь нас заметит и примет меры.
– Меры? – переспросила Ниппер чуть испуганно.
Ну да. У нее еще нет опыта, поэтому она не знает.
– Увидишь, что я имею в виду.
Возле стены, окружающей школу, кучковались ученики. У входа были припаркованы полицейские машины и фургоны ОПП, но внимание Стэна привлекли охранники в форме с надписью «Старшая школа Аркадия» на рукавах.
Охранники? Это создавало образ не столько школы, сколько тюрьмы.
– Нип, поснимай этих в форме, – велел Стэн.
Ниппер вскинула камеру и навела ее на ближайшего охранника. Ей пришлось замедлить шаг, чтобы изображение оставалось стабильным, но все-таки она продолжала идти за Стэном. Когда группа школьников закрыла ей обзор, она прекратила съемку и поспешила догонять.
Они дошли до ворот, где женщина с разноцветным шарфом общалась с человеком в форме ОПП. Стэн подал знак Ниппер, и та подняла камеру.
– О черт, – простонала женщина с шарфом, увидев их. Полицейский воспользовался возможностью отойти в сторону.
– Не делайте поспешных выводов, – произнес Стэн. – Мы не враги.
– Вы явились, чтобы окончательно запутать и без того излишне сложную ситуацию, – ответила она. – Мне хватает проблем и без налета стервятников.
– Мы здесь для того, чтобы узнать, что произошло, только и всего. Вы здесь главная?
– Я главная в школе. Директор Хауэлл.
Стэн мысленно сделал зарубку. Хауэлл, Хауэлл, Хауэлл. Не самая красивая из женщин, низкорослая, с застарелыми шрамиками от акне на щеках и с носом, не очень-то гармонирующим с остальным лицом.
– Стэн Виккери, новости двенадцатого канала, – он выдал ей свою лучшую улыбку и протянул руку. Женщина ее не пожала.
– Вам не разрешено находиться на территории школы.
– Будет разрешено, если вы разрешите, – ответил он, опустив руку. Его работа включала в себя дипломатию не меньше, чем расследования, изобретательность и умение подать материал. Что ей нужно? Мир и спокойствие. – Дайте нам пятнадцать минут на то, чтобы поговорить с учениками и немножко поснимать перед входом, и я дам всем знать, что мы получили материал первыми. Другие каналы сейчас ведут себя осторожнее, посылают меньше людей и меньше готовы подбирать объедки.
Директор нахмурилась.
– Приношу извинения, – улыбнулся Стэн. – Но вы поняли, что я имею в виду. Дайте нам пятнадцать минут, и благодаря нам у вас сегодня станет на одну проблему меньше. Если повезет, я буду вообще единственным местным репортером, которого вы сегодня увидите.
– При всем уважении, мистер…
– Виккери, – подсказал он, подумав про себя: «Вообще-то я уже представился». – Но вы можете звать меня Стэном, миссис Хауэлл. На самом деле, если вы впустите меня в школу, я буду перед вами в долгу. Подергаю за нужные ниточки или подчеркну определенные аспекты всей истории. И не только сегодня. Кто знает? Следующий инцидент может быть хуже или более деликатного свойства.
– Мистер Виккерс, – сказала Хауэлл. – Я прекрасно отдаю себе отчет, что вы пытаетесь уговорить меня отдать вам лакомый кусочек. Я не буду комментировать произошедшее и не разрешу вам войти на территорию школы. И я не хочу, чтобы вы разговаривали с кем-либо из моих учеников.
– Ладно, – кивнул Стэн. – Идемте, ребята. Побеседуем с копами.
– Серьезно? Мы сдаемся? – спросила Ниппер.
– Да, – сказал Стэн и широким шагом направился прочь от ворот школы. Он шел, пока не удостоверился, что уже за пределами прямой слышимости директора. – Нет. Она наверняка продолжила бы нас донимать, если бы мы не сделали вид, что уступили ей. У Хауэлл за пределами школьных стен нет власти, так что будем брать интервью у школьников там. Маршалл, двигай обратно в сторону автобуса. Поговори со школьниками, спроси, хотят ли они попасть в телевизор. Ищи самых разговорчивых и эмоциональных и направляй ко мне.
– А что насчет копов? – спросил Маршалл.
– Они будут доступны и позже, и у них память лучше, чем у гражданских. На месте событий были именно школьники. Иди. Неизвестно, сколько у нас времени, прежде чем явятся другие команды.
Жаль, конечно, что директор не пустила их в школу, подумал Стэн. И глупо с ее стороны. Предложенная им любезность, если как следует подумать, была чистым золотом. Директор могла бы воспользоваться ею, чтобы спасти свое начальство от неловкого положения и упрочить положение собственное.
«Ваше гуаньси могло бы быть и получше, миссис Хауэлл», – подумал он. Китайскую концепцию под названием гуаньси он очень любил. Она попадала в ту же общую категорию, что концепции друзей, семьи, знакомых, но была больше ориентирована на бизнес и политику. Гуаньси – это о способности обратиться к человеку, с которым не виделся годами, и попросить об услуге. О том, чтобы иметь в долгу перед собой достаточно людей, чтобы, когда просишь кого-то об услуге, это неявно давало тебе самому еще больше преимуществ.
С этой идеей Стэн познакомился несколько лет назад, и своим продвижением по карьерной лестнице в последнее время он был обязан в основном ей. Ее следовало держать в голове постоянно, и она меняла его взгляд на вещи.
Он подошел к компании девушек-подростков, глазеющих на полицейских и сотрудников ОПП. Улыбнулся им одной из лучших своих улыбок. Заметил, что одна из девушек окинула его взглядом, и ее язык тела еле заметно изменился. Он адресовал улыбку ей.
– Держу пари, вам до смерти охота поделиться с кем-то тем, что здесь произошло. Такие интересные события.
– Это уж точно, – ответила девушка. – Не каждый день суперзлодеи нападают на школы.
– Это было не нападение, – поправила ее другая. – Она пришла, а они явились за ней в ее гражданском обличье.
– Я знаю, что не нападение, – ответила первая. – Просто… другие так говорят.
– Это была Рой, да? – вмешался Стэн. Он щелкнул пальцами, и Ниппер навела камеру на девушек.
– Ага. Насекомая девушка, – заговорила еще одна из школьниц. – Видимо, она ходит в Аркадию.
– Не. Я слышала, она училась в Уинслоу до нападения Левиафана. Вроде была ботанкой и имела проблемы с какими-то уродами. Кажется, ее звали Тейлор, но лучше спросить кого-нибудь из Уинслоу.
– А что произошло-то? – подтолкнул Стэн. – Был бой?
– Явилась Дракон и с ней этот новый тип, Бунтарь, и еще два новых героя. Не знаю, как их зовут.
Стэн начал вслух вспоминать имена.
– Адамант? Зажим? Голубка? Гало? Тигель? Розария? Суховей?
– Суховей и Адамант, – ответила одна из девушек.
– Суховей и Адамант, – повторил Стэн, запоминая.
– И еще двое Защитников. Хроноблокер и еще кто-то. Но она все равно ушла.
– Она не провоцировала их как-то?
– Ничего такого не слышала.
– И они явились прямо в школу?
– Угу.
Стэн принялся было расспрашивать о деталях, но тут же остановился: приближался Маршалл, ведя за собой девушку.
– Видео с мобильника, – сообщил Маршалл. – Долгий разговор в столовой между Бунтарем, Дракон и Рой.
Стэн поднял брови и взглянул на девушку с телефоном.
– Плачу двадцать баксов, если дашь нам его переписать.
– Сто, – ответила она.
– Двадцать. Если ты сняла это на камеру, наверняка сняли и другие, и кто-нибудь получит двадцатку.
Девушка кинула взгляд на Маршалла, потом снова на Стэна.
– Ладно.
– У тебя техника с собой? – спросил Стэн у Маршалла.
– Ноутбук и провод. Дай мне минуту.
– Посмотрим его позже, – рассеянно произнес Стэн и снова переключил внимание на группу девушек.
Не впервые он шел в гущу событий почти вслепую. Это очень стрессовая работа, но именно в стрессовых обстоятельствах он чувствовал себя как рыба в воде. Гонка со временем, быть первым на месте происшествия, первым дать репортаж о ситуации. Но репортаж сам по себе – тоже вызов. Произошедшее надо исследовать, вычленить историю, выверить детали. И главное, все это должно быть презентабельно.
Он был телережиссером, пока Змей не взорвал съемочную группу с репортером, который освещал дебаты перед выборами мэра. Он разбирался в этом деле. Вынужден был разбираться, потому что там, в студии, не было никого, кто мог бы сделать это за него. Грустно и иронично, правда. Людей было недостаточно, ресурсы не всегда подходящие. Поэтому на телеканале сократили штат, урезали рабочие часы. А потом погибло шесть человек, включая ведущего репортера.
Бог с ними, со слухами, что ОПП по поручению Мисс Милиции расследует связи между Змеем и убитыми репортерами и съемочными группами. Стэн бы с удовольствием покопался в этом, но это шло вразрез с его философией.
– Вы там были, в столовой? – спросил он у девушек.
– Нет.
– Ясно. Ладно. Может, есть какие-то мысли? Вам было страшно, что в школе так много Плащей?
Еще двадцать секунд, чтобы собрать больше деталей и кадров с реакциями девушек, и Стэн продолжил искать тех, с кем можно побеседовать.
Он расспросил еще две группы, но почерпнул немного нового. Он знал имя Рой, и приехал четвертый канал, и гонка продолжалась.
– Видео готово! – окликнул его Маршалл.
Стэн взял предложенный ноутбук. Смотреть сейчас значило откладывать интервью. Воспоминания потускнеют.
Но ему требовалась сюжетная линия. Как развивались события? Какие факторы были ключевыми, главными? Что школа небезопасна? Это сработало бы, привлекло бы внимание зрителей, но ощущалось как-то дешево. Нет, общественность знает, что Протекторат валится. Должна быть связь между этим событием и чем-то более значимым.
– Спасибо, – произнес Стэн. Он принял решение. – Теперь мне надо, чтобы ты нашел мне кого-нибудь, кто знал Рой в ее гражданском обличье.
Маршалл кивнул.
– Он или она из числа тех, кто ходили в Уинслоу.
– Приступаю.
Стэн вернулся с ноутбуком в микроавтобус. Не торопясь открыл видео в редакторе, и только потом включил воспроизведение.
Ниппер, не дожидаясь просьбы, подключила ноутбук к компьютерам в автобусе. Загоревшаяся иконка сообщила Стэну, что он подсоединен к телестудии.
«…с угрозой класса S в деловом районе. Не хочу показаться надменной, но думаю, что, возможно, я этого слегка заслуживаю. Я внесла свой вклад. Вы не можете просто взять и раскрыть мою личность на глазах у кучи людей».
В линованном блокноте Стэн написал ручкой «20-е» и поставил вопросительный знак. Видео продолжалось, и он заносил в блокнот времена и ключевые фразы, а заодно и вопросы. Когда появлялось критическое замечание, он не забывал скопировать кусочек видео в отдельный файл. Несколько раз то громкость оказывалась слишком низкой, то голоса слишком тихими, то все тонуло в фоновых шумах. Всякий раз Ниппер подстраивала звук так, чтобы они могли всё разобрать, – увеличивала громкость или отфильтровывала шум.
Б&Д начали бой? Их толкнули власти?Прошлый рзгвор Драк и Рой. Когда?
Рискуют детьми
Нарушение перемирия
«…И вы серьезно рассчитываете, что я буду держать рот на замке насчет грязных секретиков, которых я набрала за последние несколько месяцев…»
Что знает Рой? Явно важное.
«…»Орден кровавой девятки». Либо вы отказались от их преследования, либо ты собираешься мне сказать, что есть что-то более важное, чем остановить их…»
ОК9? Перепроверить все после Бостона.
Больница? Рой & Бунтарь?
Б&Д торгуются со злодеями? Возможное сотрудничество? Коррупция?
«…Встаньте, если вы со мной!»
Картинка и звук исказились из-за движения учеников, которые вставали из-за столов и выбирались из людской мешанины.
Стэн улыбнулся. Вот оно.
Он вырезал эту сцену – как ученики присоединяются к Рой против героев – и дал ролику название: «Центр всей истории?»
Секунду спустя сбоку окна появилась заметка. Команда в студии имела удаленный доступ к ноутбуку и могла самостоятельно вносить изменения или что-то добавлять.
Да – Ред.
Порядок. Редакторы в студии с ним.
Теперь надо собрать из всего этого историю.
Стэн открыл файл и начал набрасывать сценарий. На самом верху он расположил заметки, ролики, которые ему потребуются из студии.
В дверь автобуса постучали. Стэн открыл ее и увидел Маршалла с неуклюжим на вид пареньком. Лет пятнадцати – шестнадцати. Он казался унылым. Угрюмым.
– Он говорит, что был когда-то ее другом.
– Нет, – сказал паренек. – Не то чтобы другом. Но мы были типа знакомы. Вместе учились, выполняли групповые задания. И я перед ней в долгу.
Стэн улыбнулся.
***
«…переключаемся на репортера Стэна Виккери».
«Спасибо, Ник. Утром этого солнечного дня тысяча двести учеников отправились в старшую школу Аркадия, чтобы провести свой первый учебный день. Они надеялись перестроиться и снова вкусить нормальной жизни, одни – после многих недель вдали от дома, другие – после того, как пережили долгую череду несчастий, обрушившихся на Броктон-Бей. Но еще до середины дня их надежды рассыпались в прах».
Блондина с усиками и лицом, изборожденным годами стресса, сменил видеоролик. Громоздкий металлический костюм, возвышающийся над дальним краем школьной парковки, механический дракон.
«Школа стала местом схватки между Дракон, всемирно известной героиней, и местным боссом, лидером «Темных лошадок» Рой. В первые же секунды после их встречи на территории школы Дракон раскрыла личность Рой как Тейлор Хиберт, шестнадцатилетнюю школьницу. Это разоблачение повлекло за собой множество новых вопросов…»
– Переключи канал, – попросил парень в тюремной одежде. – Эти новости – скука смертная.
– Нет, – отрезала София.
Рой – это Тейлор. Уйма деталей встала на место.
В ней кипел гнев. Ярость. Вот это ничтожество, плакса, жалкое мелкое ссыкло и есть королева преступного мира Броктон-Бея? Не укладывалось в голове. Требовало хоть какого-то ответа.
Но София ничего не могла поделать. Пока голос продолжал нудеть, она перевела взгляд на свои браслеты. Через них шел ток, и из них можно было получить наручники, соединив их друг с другом, но и в нынешнем виде это были оковы. София не могла принять теневую форму, не пройдя сквозь изолирующий слой, который ее защищал.
Как бы сильно она ни желала уйти прямо сейчас, она не могла.
Чувствуя, как копится внутри злое, спутанное, бессильное отчаяние, София не отлипала взглядом от телевизора. Отчаяние вспухало все сильнее, и в конце концов она уже едва могла мыслить. Она сжала кулаки, но этого не хватило, чтобы выпустить кипящие внутри эмоции. Она разжала кулаки, вытянула пальцы, словно стремясь достать ими что-то, но хватать было нечего.
Не существовало для ее состояния предохранительного клапана, невозможно было излиться.
Лицо Тейлор появилось на экране в тот самый момент, когда София достигла предела. Она вскочила с места, осознавая, что охранники двинулись к ней, и пнула телеэкран, разбила его под возмущенные крики и ругань других заключенных.
Секундой позже охранники набросились на нее. Сразу двое, они повалили ее на пол.
Она орала что-то настолько нечленораздельное, что сама вряд ли смогла бы это интерпретировать.
***
«Кто она? И что побудило этих высокопрофессиональных героев явиться в школу, рискуя жизнями учеников и персонала? Сама Рой тоже вслух задалась вопросом об их готовности обеспечить ее заложниками на расстоянии вытянутой руки…»
На экране появился ролик. Тейлор, сидящая на стойке. Она заговорила, уверенно, почти небрежно: «Вы засунули меня в помещение с тремя сотнями людей, которых я теоретически могу взять в заложники. Почему? Вы не можете быть настолько уверены, что я не пораню кого-нибудь…»
Одна из школьниц вдруг заорала, задергалась в попытках убраться подальше и свалилась на пол.
– Дэнни, – сказал Курт, положив руку на плечо друга. – Тебе не обязательно это смотреть.
Дэнни покачал головой. Курт поглядел на него сверху вниз. С того момента, когда Дэнни открыл дверь и Лейси заключила его в объятия, он не проронил ни слова.
«Это ловушка, верно?» – голос Тейлор. То, что он исходил из телевизора, казалось странно неуместным.
«Тон разговора намекает на наличие неких замалчиваемых секретов, о которых Рой осведомлена и которые Протекторат желал бы сохранить, – заговорил вновь появившийся Стэн Виккери (школа Аркадия осталась за его спиной фоном). – И это порождает вопросы: что бы это могли быть за секреты?»
«…Вы серьезно рассчитываете, что я буду держать рот на замке насчет грязных секретиков, которых я набрала за последние несколько месяцев?» – вновь голос Тейлор.
Дэнни закрыл лицо руками, при этом вытолкнув очки на лоб. Курт погладил его по спине; Лейси смотрела сочувственно.
«Что же знает Рой? Имеет ли это какое-либо отношение к событиям двадцатого июня? Почему Бунтарь и Дракон были готовы отказаться от преследования «Ордена кровавой девятки»?»
– Это… – начал было говорить Дэнни, но его голос охрип. Он смолк, потом заговорил снова: – Это все моя вина?
– Нет! – воскликнула Лейси. – Нет, милый.
«Это не те вопросы, на которые я надеюсь отыскать ответы сегодня, – произнес репортер. – Настоящий вопрос куда крупнее и в то же время куда мельче. Какие силы приводят к тому, что ребенок из этого…»
Подросток с опущенной головой.
«Она была доброй, тихой. Знаю, мне не поверят, но она была по-настоящему хорошим человеком. И есть. Она хороший человек. В душе. Прости меня, Тейлор».
«…Превращается в это?»
Снова включился голос Тейлор, спокойный, невозмутимый, сопровождаемый теми же снятыми с большого расстояния в плохом разрешении кадрами, как она сидит на стойке в школьной столовой. «Ты удивишься, на что я способна. Я калечила людей. Вырезала одному мужчине глаза, оскопила его. Я отрубила одной женщине пальцы ног. Свежевала людей заживо укусами тысяч насекомых. Черт, а что я сделала с Триумфом… Он чуть не умер, задохнувшись насекомыми, когда от яда…»
Курт выключил телевизор. Дэнни застыл, сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в свои руки.
– Это вырвано из контекста, – тихо сказала Лейси. – Она играла на публику. Я уверена…
Лейси смолкла, когда Курт покачал головой. От этого больше вреда, чем пользы.
– Мы побудем с тобой, окей, Дэнни? – предложил Курт. – Пошли к нам. Сейчас лучше тебе не оставаться одному, правда? И заодно это избавит тебя от репортеров.
Дэнни не ответил. Так и сидел, ссутулившись над кухонным столом.
– Или ты хочешь ждать ее здесь, на всякий случай? – спросила Лейси.
– Она уже попрощалась, – ответил Дэнни, опершись на стол, чтобы встать. – Думаю, это всё.
***
«Ты удивишься, на что я способна. Я калечила людей. Вырезала одному мужчине глаза, оскопила его. Я отрубила одной женщине пальцы ног. Свежевала людей заживо укусами тысяч насекомых. Черт, а что я сделала с Триумфом… Он чуть не умер, задохнувшись насекомыми, когда от яда сотни пчел его горло распухло и перекрылось».
«И что побудило десятки школьников отвергнуть героев этого города в пользу главной злодейки?» – спросил Стэн.
Широкоэкранный телевизор показал, как школьники встают со скамеек и присоединяются к Рой. Затем еще один ролик – как школьники активно сражаются с героями.
– Господи, – произнес директор.
Пиггот рядом со своим сменщиком наблюдала в молчании, поставив локти на стол, сплетя пальцы у рта.
– Этого можно было избежать, – сказал директор. – Множеством способов.
– Вероятно, да, – ответил Бунтарь. Он стоял у торца длинного стола, Дракон рядом с ним.
– Если бы вы прервали съемки, удалили отснятые материалы с телефонов, у нас было бы время, чтобы минимизировать ущерб.
– Мы не будем игнорировать права людей, гарантируемые первой поправкой, – заявил Бунтарь.
«…ОПП и Протекторат отказались от комментариев, и в свете того, что произошло сегодня, их молчание достойно осуждения, – продолжал на заднем плане репортер. – Броктон-Бей стал последним, величайшим воплощением всех проблем, с которыми в нашу эпоху сталкивается мир, а возможно, и воплощением надежд всего мира…»
– Вы же способны действовать лучше, Дракон, – сказала Пиггот. – Настолько, что мне остается спрашивать себя… Не нарочно ли вы вели события в этом направлении?
– Если вы попытаетесь возложить вину на нас, – ответил Бунтарь, – думаю, вы будете неприятно удивлены.
«Все произошедшее, – продолжал репортер, – указывает на нечто совершенно иное, на фатальный дефект системы, на последнее, величайшее воплощение постепенного коллапса Протектората».
Директор Тэгг, последний сменщик Пиггот, взял пульт и отключил звук телевизора.
Бунтарь сменил позу – сцепил руки за спиной. Его язык тела создавал ощущение некоторого самодовольства.
Пиггот обвела взглядом всех, кто сидел за столом. Здесь собрались мистер Тэгг, директор броктон-бейского ОПП, директор Армстронг из Бостона и директор Уилкинс из Нью-Йорка. Мистер Кин сидел напротив нее. Генеральный директор ОПП находилась в Вашингтоне и наблюдала за ходом заседания с помощью установленной на столе камеры.
Никто, похоже, не собирался отвечать Бунтарю: некоторые просто глядели на него, другие продолжали смотреть репортаж по телевизору на стене. Пиггот произнесла:
– Хочу напомнить, что вы на испытательном сроке с жесткими условиями, на которые сами согласились.
– Да, это так, – ответил Бунтарь. – Вы арестуете меня за неподчинение? Или будет что-нибудь посущественнее?
– Рискните, тогда и узнаете, – предложил директор Тэгг.
– И что тогда будет? Меня отправят в Птичью клетку? – поинтересовался Бунтарь.
Вопрос нес в себе явное напоминание, что Птичьей клеткой управляет не кто иная, как Дракон.
Эмили Пиггот разрывалась между самодовольством и тихим страхом. Она предупреждала их. Она при каждой возможности высказывала им свою озабоченность по каналам, которые не могла отслеживать Дракон. От нее отмахивались, не принимали всерьез, когда она поднимала вопрос, что может произойти, если Дракон погибнет в бою или повернется против них.
– Я хотела бы услышать реакцию Дракон, – произнесла Пиггот.
Дракон повернула голову к ней; лицо ее было спрятано за бесстрастной маской с немигающими, непрозрачными линзами. Что-то в этом движении выглядело неестественным. И движение, и последующее молчание странным образом беспокоили ее.
– Нет? Никакой реакции?
– Последствие нашего недавнего визита в Броктон-Бей, – пояснил Бунтарь. – Надеюсь, через несколько дней ей станет лучше.
«Занятно», – подумала Пиггот, услышав в этом простом утверждении нотку эмоций.
Словно пытаясь сменить тему, директор Армстронг сказал:
– Мистер Кин. Ваши мысли? Как это все повлияет на ваш департамент?
Пиггот переключила внимание на Кина. Она общалась с этим человеком очень мало, но он быстро заслужил ее уважение. Он был не директором, а посредником между Протекторатом и различными супергеройскими командами по всему миру: организовывал сделки, следил за тем, чтобы все участники придерживались одних и тех же норм поведения, и обеспечивал возможность координации всех команд в чрезвычайных ситуациях.
– Катастрофически, – ответил Кин. – Я могу как-то смягчить ущерб, предложить дальнейшую помощь, манипулировать имеющимися в наличии грантами, но я не могу ничего строить на фундаменте, которого нет.
– Каковы наши самые крупные проблемы?
– В первую очередь следует упомянуть КСИ. «Масти» и «Люди короля» будут сотрудничать, потому что обязаны. Что до американских команд, всё по-разному. Но сейчас мы ведем переговоры с КСИ, и все это скажется на них негативным образом. То есть – скажется, если мы не сможем упрочить свое положение и как следует показать себя в следующей крупной чрезвычайной ситуации.
Следующая крупная чрезвычайная ситуация. Сама мысль об этом заставила всех призадуматься.
– Что-то нужно менять, – произнес Бунтарь.
– Знаете, Колин, – ответила Пиггот, – мне кажется, что наши и ваши представления о том, что именно нужно менять, сильно отличаются.
– Весьма вероятно, – жестким голосом сказал он. – Но то, что произошло, стало для нас последней каплей, во многих отношениях. У нас есть несколько условий, на которых мы продолжим сотрудничество.
– Бунтарь, – перебил его Тэгг, – вы не в том положении, чтобы выдвигать требования.
«Трудный человек, – подумала Пиггот. – Армия, командир отряда ОПП, генерал, не политик. Иронично, что они столкнулись лбами».
– Директор Тэгг, – сказала она. – Вы пригласили меня сюда в качестве консультанта, так позвольте мне проконсультировать вас.
Тэгг повернулся к ней.
Она продолжила:
– Мне это развитие событий нравится не больше, чем вам. Но давайте выслушаем требования Бунтаря, а не будем отвергать с ходу.
Директор Тэгг ничего не ответил, но вновь повернулся к Бунтарю.
– Мы с Дракон обсудили этот вопрос в деталях. Нужно, чтобы нынешние директора признали свою вину за инцидент, а потом необходимо провести внутреннюю чистку с глубокими проверками биографии и расследованиями деятельности каждого крупного члена ОПП. Мы не можем удерживаться на плаву, пока над нами маячит призрак «Котла».
– Вы хотите, чтобы мы уволили множество сотрудников ОПП именно тогда, когда мы изо всех сил пытаемся их сохранить? – спросил Тэгг почти испуганно.
– И в то же время освобождаете Плащей от их обязанностей, – сказал Бунтарь. – Когда сотрудников так мало, нелепо и дальше продолжать затыкать течи и контролировать информационные потоки. Дракон в прошлом уже выражала свою озабоченность по поводу необходимости это сделать, и мы с ней пришли к согласию, что цензура должна прекратиться сегодня, в полночь.
Тэгг поднялся со стула, открыл рот, чтобы заговорить, но…
– Я согласна, – произнесла Пиггот, опередив своего сменщика.
Все головы повернулись к ней.
– Это плохое распоряжение ресурсами, – пояснила она. – И мы действительно должны провести чистку.
– Вы-то не рискуете лишиться должности, – заметил Тэгг.
– Я бы не лишилась ее в любом случае, – ответила Пиггот. – Я не связана с «Котлом».
Кин хлопнул в ладоши, затем улыбнулся.
– Хорошо сказано. Нам нечего бояться, если мы с ними не связаны.
– Вы ведь осознаёте, что они делают, верно? – спросил его Тэгг. – Как будет происходить это расследование? Дракон прикажет своему ИИ прочесать все известные записи и базы данных. Мы поставим паралюдей во главе всего и тем самым растопчем саму цель существования ОПП!
– Этот поезд давно ушел, если вы простите мне эту вольность, – прокомментировал Кин. – Еще тогда, когда открылась информация касательно директора Коста-Браун.
– Прощаю, – раздался из динамика кристально чистый голос генерального директора. – Но, полагаю, это создаст больше проблем, чем решит. Мы вынуждены отклонить ваше предложение, Бунтарь.
– В таком случае мы не видим особых резонов оставаться, – ответил Бунтарь.
– А если вы уйдете, предполагается, что мы останемся без умения Дракон поддерживать и обслуживать все системы и устройства, которые она для нас создала. ОПП без Птичьей клетки, без наших компьютерных систем и баз данных, без специализированных гранат и распылителей арест-пены.
– Печальные последствия, – произнес Бунтарь.
– Совершенно не повод для беспокойства, – отрезала генеральный директор.
Повисло молчание. Дракон покосилась на Бунтаря.
– Не повод? – переспросил Бунтарь.
– Да. Мы связались с индивидуумом, обладающим подтвержденным опытом обращения с технологиями Дракон. Он чувствует, что готов занять место Дракон, в случае если она уйдет в отпуск, даже почти что ждет этого с нетерпением.
– Святой, – обронил Бунтарь. – Вы говорите о лидере «Драконоборцев». Криминальных наемников.
– Мой главный приоритет и сейчас, и всегда – защищать людей. Если выбор стоит между отказом от безопасности, которую Птичья клетка дает миру в целом, и призывом на помощь негодяя…
– Известного убийцы, – поправил Бунтарь.
– Я бы на вашем месте не стал кидать камни, – прорычал Тэгг.
– …Даже известного убийцы, – продолжила генеральный директор, как будто ее и не прерывали вовсе, – я без вопросов выберу безопасность.
Бунтарь посмотрел на Дракон.
– Вторая дилемма, которую я хочу перед вами поставить, – продолжила генеральный директор, – очень проста. Что, по вашему мнению, произойдет при следующем нападении Всегубителя? Дракон с ее блестящим умом, Бунтарь с его технологиями анализа, – уверена, вы уже обдумывали этот вопрос. Без Протектората как, вероятнее всего, будут разворачиваться события?
Пиггот изучала глазами эту пару, пытаясь прочесть их реакцию. Их было так тяжело оценивать, даже если не обращать внимания на доспехи.
– Не очень хорошо, – ответил Бунтарь. – Они будут разворачиваться не очень хорошо, даже если исходить из предположения, что нынешний Протекторат действует скоординированно и находится в идеальной боевой форме.
– Мы не можем позволить себе поражение, – произнесла генеральный директор. – Вы знаете это не хуже меня. А теперь скажите, что золотая середина невозможна.
Дракон повернулась к Бунтарю и, двинув руку с осторожной медлительностью, положила ее на его руку.
– Мы пройдем следующую битву, – сказал Бунтарь. – А потом устроим чистку.
– Думаю, это приемлемый компромисс.
***
«Все произошедшее, – заявил репортер, – указывает на нечто совершенно иное, на фатальный дефект системы, на последнее, величайшее воплощение постепенного коллапса Протектората».
– Слишком обильно, – с ухмылкой прокомментировал Джек. – По всему прошелся, люблю я такие штуки. Фантастика.
Волкрюк, который ходил туда-сюда позади телевизора, пробурчал что-то в ответ.
Костерезка сидела на корточках возле машины. Положив руки на бедра, она наблюдала, как Бласто вкручивает болт у основания высокого рычага с черной рукояткой; движения его были дергаными из-за внутренних и внешних механизмов, принуждающих его делать их.
«Протекторат отказался от комментариев, и в свете того, что произошло сегодня, как и намеков на тщательно скрываемые секреты, их молчание достойно осуждения».
– Почти готово, – напевно произнесла Костерезка. – Ты следующий, Волчок.
Волкрюк глянул на нее, затем на аппарат.
– Только не говори, что ты боишься, – сказала она с ноткой насмешки в голосе.
– Я боюсь не… этого. Я задаюсь вопросом, правильным ли путем мы идем.
– От меня ожидают, что я принесу конец света, – произнес Джек, продолжая смотреть телевизор. – Но это, на мой вкус, как-то вяло. Я хотел бы поторопить процесс, внести в него побольше драмы.
«…события в старшей школе Аркадия, несомненно, привлекут к себе внимание по всей Америке. Мы, общественность, требуем ответов. Гибель Викария ознаменовала конец золотого века, конец эры, где от каждого, кто обладал способностями, ожидали, что он станет супергероем, а «ренегатами» называли даже тех, кто решал применять способности в бизнесе или связях с общественностью…»
Костерезка взяла Волкрюка за руку и отвела к сиденью. Потом отошла назад и оглядела аппарат. Освещение давала лишь маленькая настольная лампа и компьютерный монитор – островок света посреди необъятной, тянущей свои щупальца повсюду тьмы. Стол, двигатель, сиденья механикова производства – все это было окутано кромешной, давящей тьмой.
– Не очень мне это нравится, – сказал Волкрюк. – Не могу объяснить словами, почему именно. Мои мысли по-прежнему как в тумане.
Костерезка нажала на кнопку, и огни замигали, а двигатель рядом с ней загудел, причем все выше и выше. В мерцающем свете появились обрывочные картины того, что располагалось позади. Отблески на стекле и проводах.
– Я предпочел бы Рагнарек, чем…
Костерезка нажала на рычаг с белой рукоятью, и голос Волкрюка оборвался. Мигание огоньков прекратилось, и комната вновь погрузилась во тьму.
Джек вздохнул.
«…угрожает отметить аналогичный случай…»
Костерезка перешагнула через труп механика в лабораторном халате и остановилась перед Джеком.
– Раздевайся.
Джек скинул рубашку, затем стянул брюки и трусы-боксеры. Клинки, отягощавшие пояс, с неприятным металлическим звяком упали на выложенный плиткой пол.
– …И прикройся чем-нибудь, – добавила Костерезка, отведя глаза. – Стыдись! Ты в обществе ребенка, к тому же девочки.
– Страшно виноват, – полным иронии тоном ответил Джек, прикрывая интимное место сложенными чашечкой ладонями. Он шагнул назад и сел на короткую скамеечку, откинувшись на наклонную поверхность позади нее. Холодно.
«…Реальность ясна. Последствия того, что произошло сегодня, изменят отношения между героем, злодеем и гражданским. И им самим решать, будут ли эти изменения к лучшему или к худшему».
Передача закончилась, и опять пошли обычные теленовости.
– Пафосный тип, а? – спросил Джек.
– Любит слушать самого себя, – ответила Костерезка. – А ты как думаешь, в какую сторону будут изменения? К лучшему или к худшему?
Джек улыбнулся.
– Ответ очевиден, да? – спросила Костерезка. Нажала на кнопку, и огни снова начали мигать.
– Думаю, да, – отозвался Джек. – Но я почти надеюсь, что все-таки у них сложится удачно.
Огоньки теперь мигали более яростно, настолько, что свет и тьма занимали поровну времени. Между провалами в зрении Джек успевал увидеть все больше того, что его окружало.
Подземное помещение занимали ряды и ряды стеклянных баков, каждый достаточно большой, чтобы в нем мог поместиться взрослый мужчина, хотя сейчас в них были лишь эмбрионы. Каждый бак был с этикеткой. В одном ряду все этикетки были «Ползун», «Ползун», «Ползун»… десять штук в сумме. В следующем ряду – десять баков с подписью «Сибирячка». Следом – десять повторов Хохотуна.
Каждый ряд был посвящен одному из членов «Девятки», нынешней или прежней, за исключением Джека и еще одного.
– Чтобы падение вышло громче, да? – спросила Костерезка.
– Именно, – ответил Джек. Он кинул взгляд на одиночный бак и почувствовал, как ускорился пульс. Это был единственный бак, стоящий вне всяких рядов. «Серый Малый».
– Думаю, мы скоро узнаем! – добавил он, повысив голос, чтобы перекрыть вой двигателя.
Костерезка лишь рассмеялась. Она надавила на рычаг двумя руками, и комната погрузилась во тьму и тишину.
[1] Вольная цитата из «Гамлета» (акт 2, сцена 2). По переводу Б.Пастернака.