СКАРАБЕЙ 25.1
– Именно об этом я и говорил. Она оказывает опасное влияние.
– Она шестнадцатилетняя девушка с твердыми убеждениями, Уилкинс, – ответил Армстронг. – Не больше. Она держится за эти убеждения и за свое видение мира, и нестойких людей подхватывает ее напором. Лидеры культов делают то же самое, но в их случаях это преднамеренно. Возьмите усталых людей, возьмите вымотанных людей, напуганных и голодных, а потом дайте им человека с авторитетом, который их поддержит.
– Вы хотите сказать, что она непреднамеренный лидер культа?
– Занимаемое ею положение таково, что ей очень легко расшатывать убеждения других. Многие паралюди вписываются в критерии, о которых я говорю, – сказал Армстронг. Он покосился на Гленна, сидящего с явно недовольным видом. – Как, по-видимому, и наши сотрудники.
– Думаю, вы бьете мимо цели, – заметила я. – Вы говорите о Фехте, я понимаю, и о Париан, а сейчас еще о чикагских Защитниках и Гленне. Но все те решения они принимали, когда меня рядом не было. Если только вы не подразумеваете, что я владею какой-то формой контроля сознания.
– Нет, – ответил мне Армстронг. Он внешне не соответствовал фамилии «Сильная рука»; он больше других походил на папу, хотя выступающая челюсть и лоб производили впечатление, будто он постоянно смотрит сердито. – Не имеет значения, рядом с вами они или нет. Посыл и идея остаются с ними даже после того, как они покидают ваше присутствие.
– Тектон просто хотел, чтобы кто-то принимал решения, чтобы заменить Лучеманта, – сказала я. Армстронг меня защищал, но это не помогало.
– Мы смотрели видео, – произнес директор Уилкинс. – Мы знаем, что он говорил. Думаю, лучше всего, если вы сейчас помолчите.
Я закусила губу и уткнулась взглядом в стол.
– Ладно, – вмешался Гленн. – Что сделано, то сделано. Позволю себе предложить: у нас был долгий день; может быть, нам стоит разойтись? Завтра утром мы все никуда не денемся.
– Думаю, это хорошая идея, – сказал Армстронг. Еще пара голов за столом кивнула.
– Мы покончим с этим вопросом сегодня вечером, – заявил Уилкинс.
– При том что девочка так устала, что может того гляди заснуть прямо на стуле, – подметил Гленн. – Или вы хотите разобраться с этим, пока Шевалье в больнице?
– Шевалье тут ни при чем, – возразил Уилкинс. – Это дело ОПП.
– Согласен. Если бы он был в состоянии изложить нам свое мнение, оно было нам полезно, но в конечном итоге не он будет принимать решение, – сказал директор из Вашингтона. Он напоминал мне Пиггот, но был не толстым. Кряжистым, но не толстым, как она. Ассоциацию вызывало больше то, как он держался, его интонации и подход. Его седые волосы были коротко острижены, а сочетание бледной кожи и темных мешков под глазами вызывало ассоциацию с трупом. Директор Уэст.
– Подождав, мы ничего не потеряем, – произнес Гленн, спокойный, невозмутимый. Я видела прежде такую уверенность – у людей, которым нечего терять. У меня самой раньше была такая уверенность.
– Мы потеряем время. Если мы собираемся отвечать прессе и общественности, действовать надо как можно быстрее.
– Меня беспокоит то, – тягучим голосом заговорила одна из женщин, – что ее действия противоречат духу ОПП и групп под началом ОПП. Сговор с известным террористом, даже нарушение перемирия ради незначительного преимущества в переговорах с этим террористом, возвращение к прежней команде вопреки условиям испытательного срока, невыполнение приказов, безрассудный риск в отношении персонала ОПП, приведший к двум ранениям. Глобальная цель ОПП – обнадеживать общественность, а ее действия лишь рисуют героев как нечто опасное.
Мне она уже не нравилась. Я даже не знала, из какого она города.
– Это даже не учитывая тот факт, что утечка показывает, как Плащи не сдерживаются в своих поступках. Когда радость победы выдохнется, люди будут смотреть на видеозапись и задавать себе вопросы, не в опасности ли они сами, – заметил Уэст.
«Мы же победили, – подумала я. – Мы побили его, а вы цепляетесь к деталям».
Почему они это делают? Почему они так настойчиво стремятся поставить меня на их рельсы, задавить меня?
Эти типы, или некоторые из них, – старая гвардия. Защитники статус-кво. Тэгг легко вписался бы в эту маленькую клику.
Возможно, это одна из причин.
– …Птичья клетка.
Название повисло в воздухе.
С меня вмиг слетела сонливость, сменившись полным вниманием. Секунда у меня ушла на то, чтобы оглядеть лица людей, сидящих за столом, прежде чем я поняла, кто это произнес. Армстронг, человек, который был моим адвокатом только что.
– Немного экстремально, – заметил Уэст.
– Следующие несколько битв будут ключевыми. Каждый раз, когда приходят Всегубители, мы несем тяжелые потери. Мы теряем хороших Плащей. Другие приходят на их место, но им не хватает опыта или организации, и потому мы теряем еще больше. Нью-Дели был практически кульминацией этого.
– Мы победили в Нью-Дели.
– Мы проиграли. Сайон победил, – возразил Армстронг. – В следующей битве добровольцев будет больше. Давайте воспользуемся этим. Еще больше увеличим наши ряды, взявшись за Птичью клетку. Там есть сильные Плащи, и некоторые из них готовы к сотрудничеству.
А. Они говорят не обо мне.
– А если они потом начнут устраивать хаос? Или пойдут против нас?
– Мы можем отбирать придирчиво. Дракон готова предоставить нам базу данных всех разговоров и записей поведения в Птичьей клетке, по которой мы сможем вести поиск.
При этих словах я подняла голову.
– Дракон жива?
– Недавно она с нами связалась.
Я кивнула. Я была в замешательстве, слегка кружилась голова. Слишком много всего за слишком короткое время. Я приближалась к точке, за которой уже не факт, что смогу это все впитать.
– Оно того не стоит, – сказал Уэст.
– Умеренный риск в обмен на шанс спасти сотни, тысячи, даже миллионы жизней, – возразил Армстронг.
– А сколько жизней мы потеряем по вине монстров, которых выпустим на волю? – огрызнулся Уэст. – Этих преступников поместили туда не случайно.
– Сперва так и было, – сказал Армстронг. – Но планка для пожизненного заключения становилась все ниже, а количество Плащей, отправляемых туда. – все больше. Я…
– Этого не будет, Армстронг, – оборвал его Уэст.
Армстронг слегка сдулся и откинулся на спинку стула.
– СМИ уже обращаются к нам с запросами на интервью с Шелкопрядой, – сказал один из директоров. – Они ее любят или ненавидят, но в любом случае быстро это все не утихнет.
– Эффект первичности, – произнес Уэст, нахмурившись. – Это видео будет первым, о чем вспомнят люди, когда будут думать о тех, кто противостоит в поле атакам Всегубителя.
– Ну так мы его утопим, – сказала та же женщина, что высказалась раньше. – Выпустим другие видео, которые до сих пор придерживали, более благоприятные для нас. Шелкопряда затеряется в хаосе, и мы тихо разрешим этот ненужный конфликт.
«Мы же победили, вы, ублюдки». Я сжала кулаки под столом.
– Разрешим как именно?
– Нарушение условий досрочного освобождения. Она исключается из команды на время, если не навсегда. Отбывает остаток своего тюремного срока, потом остается в нашем распоряжении в роли консультанта.
Я заметила, что мои букашки уже действуют по собственной воле, сочтя развитие событий кризисом. Они скапливались, начинали обвивать шелковые нити вокруг ОППшников, охраняющих комнату, вокруг оружия и распылителей арест-пены у них в руках.
Я тосковала по «Темным лошадкам», ненавидела то, что меня не было с ними, когда они прощались с Регентом. Одной из причин, почему я стала героиней, было желание воссоединиться с папой, но эта расщелина, похоже, слишком широка. Я убивала, и он видел, как я убиваю. Он меня боялся.
Было бы проще простого обезвредить ОППшников, атаковать директоров и вернуться в Броктон-Бей. Я смогла бы наладить отношения с Мраком, помочь Рэйчел, удостовериться, что Чертовка не идет во тьму.
Но этот путь ведет в никуда.
Он хочет играть жестко? Что ж, я тоже буду играть жестко. Я на миг переключила внимание на рой.
– По-моему, вы недооцениваете то, как негативно отреагирует общественность, если Шелкопряда будет наказана, – произнес Гленн.
– Мы в ситуации, когда негативные последствия будут в любом случае, мистер Чемберс, – ответил генеральный директор Уэст. – Мы минимизируем потери, получим удар в области пиара, но сможем продолжить работать так, как нам нужно. Если все пройдет тихо, если она отправится в тюрьму и не будет выходить на другие большие прогулки, не думаю, что кто-нибудь решит раздувать эту тему.
«Раздувать эту тему». Я покрутила эти слова у себя в голове. Они манипулируют СМИ, манипулируют местными Плащами. Черт. Я возлагала большие надежды на новый Протекторат Шевалье, но, похоже, на ОПП это все не распространялось.
– Мы можем отвести огонь, – сказала та же женщина. – Раскрутить другую тему, сместить внимание общественности.
– Это не так легко, – возразил Гленн. – Слишком часто это уже делалось. Они настороже, даже предчувствуют это.
– К большинству это не относится, – ответила она. Повернулась к директору Уэсту. – Образованное меньшинство, которое настороже, будет жаловаться, но ничего значимого не достигнет. Никогда не достигает.
– Я склонен согласиться, – кивнул директор Уэст.
– Почему? – спросила я. – Вы не можете отрицать, что я помогла. Я не нанесла серьезного урона, но я помогала координироваться, генерировала идеи, применяла их.
– Есть и другие умные Плащи, – сказал какой-то мужчина. Он не произвел на меня впечатления одного из директоров ОПП. Другой какой-то сотрудник?
– Я сделала много хорошего, а вы загоняете меня в колею. Это потому, что вы теряете контроль над ситуацией, а я легкая мишень? Потому что вы меня боитесь?
– Потому что вы стабильно непредсказуемы. Ненадежны. Мы устанавливаем правила, а вы их нарушаете, – сообщил Уэст.
– Правила обычно не работают при нападениях Всегубителей, – сказала я. – Только одно имеет значение: выбить мерзавца. Мы это сделали.
– Я склонен согласиться, – произнес Армстронг. – Это заходит слишком далеко. Она хорошо справилась.
Несколько голов за столом кивнули, но они были не в большинстве и не обладали таким весом, какой был у генерального директора Уэста. Гленн говорил, что реакции разделятся поровну, и более-менее попал. Но сила тех, кто был на моей стороне, не шла ни в какое сравнение с весом остальных.
– Дело не в нападении Всегубителя. А в общем поведении, – сказала женщина на дальнем краю стола.
– Когда? Вы можете назвать прецеденты? Не относящиеся к нападению Всегубителя? – бросила ей вызов я.
– Пауки в малопосещаемых зонах тюрьмы, – ответил Уэст.
Пауки в тюрьме. Вот дерьмо.
Я почувствовала, что слегка сдуваюсь, но смогла сохранить бесстрастное выражение лица.
– Если они там и есть, то те, которые вылупились недавно.
– А костюм? Кусок шелковой ткани, спрятанный в укромном месте.
Черт.
– Это было до моего разговора с комендантом, – солгала я. – Я избавилась от пауков и пошла дальше.
– Вы могли бы сообщить об этом.
– О чем, о заброшенном проекте, который был затеян, чтобы убить время, и завалялся где-то за трубами? Зачем?
– Затем, что происходит это. У нас нет причин вам верить.
Я сжала кулаки.
– Вы опасны, Тейлор Хиберт. Непредсказуемы. Вы склонны к обману, достаточно умны, чтобы выдумывать разные хитрости, но недостаточно умны, чтобы держаться прямого пути с самого начала. Армстронг сам сказал. Вы хорошо умеете манипулировать людьми.
«Умею манипулировать людьми», – мысленно повторила я. Очевидно, не так хорошо, как хотелось бы.
Армстронг сказал:
– Вы искажаете мои слова, Уэст. Я сказал, что она находилась в удачном положении, чтобы взаимодействовать с уязвимыми людьми, и достаточно непоколебимой в своем видении мира, чтобы увлекать за собой других.
– Не имеет значения. Мисс Хиберт была права в одном. Уже поздно. Это был эмоционально тяжелый день.
– И физически тяжелый тоже, – произнесла я, не сводя глаз с генерального директора. – Ну вы знаете, бегать, сражаться с Бегемотом, пока вы тут сидите в своих…
Гленн шевельнул ногой под столом, прижал ее к моей. Незаметный толчок.
Я смолкла.
Моя способность потрескивала на краю внимания. Букашки снова двигались без прямых указаний с моей стороны. Я их утихомирила, потом распределила по зданию. Могу ли я с кем-нибудь связаться? Могу ли что-нибудь передать правильному человеку, чтобы повлиять на происходящее здесь?
Уэст проигнорировал мою реплику и повернулся к Гленну.
– Мистер Чемберс, вы освобождены от должности. Полагаю, вы это уже знаете.
– Понимаю, – ответил Гленн.
– Мы обсудим между собой, следует ли нам предъявлять обвинения.
…Предъявлять обвинения. Мерзавцы.
– Окей, – произнес Гленн.
Уэст встретился со мной взглядом.
– Тейлор Хиберт, вы нарушили условия досрочного освобождения. Сегодня же вы вернетесь в «Гарденер», где отбудете остаток срока заключения. Ваше пробное участие в командах Защитников окончено. Предложение отозвано. Если вы воздержитесь от разговоров с прессой, мы на этом остановимся. Когда вам исполнится восемнадцать, мы обсудим с вами планы на будущее.
– Это ошибка, – сказал Гленн. – У Шевалье было множество планов, а вы их разрушаете.
– Естественно, мистер Чемберс. Мы знаем, какое направление у этих планов. Рекрутирование злодеев. Более темный, более колючий Протекторат. Мы готовы позволить это при условии, что он будет придерживаться правил. Но в том, что касается администрации, того базиса, который дает возможность существования его команд, мы должны придерживаться баланса, чтобы общественность и Президент были довольны. Нашей поддержки у него не будет.
«…Нашей поддержки у него не будет», – мысленно повторила я.
Я слышала слова, и мои букашки произносили их. Каждая букашка в здании повторяла за ним слово в слово. Хорошее, плохое, обвиняющие меня детали. Вопрос был не в том, чтобы найти правильного человека или сказать правильную вещь. Я говорила всем, говорила все.
Мои букашки повторяли эти слова сотрудникам, чикагским Защитникам, членам Протектората, сопровождавшим сюда своих директоров. Было уже поздновато, чтобы здесь оставались репортеры, но и такой возможности я не исключала.
Десятки тысяч букашек проговаривали слова едва громче шепота; громче в тех местах, где собиралось больше людей.
Расправ и Экзальт достигли нашего этажа первыми. Они вошли в комнату без стука.
Я встретилась взглядом с Расправом. Не тот спаситель, на которого я надеялась. Мы работали вместе, но он меня невзлюбил с самого начала.
– Расправ? – обратился к нему Уэст.
Тот не ответил сразу же. Он сверлил сердитым взглядом… нет, не меня. Директора.
– Мы слушали, – произнес Экзальт.
– Слушали?
– У вас жучки, – пояснил Расправ. – Только не в этой комнате, а снаружи. Они говорили. Цитировали.
Глаза генерального директора Уэста прищурились, когда он перевел взгляд на меня. Должно быть, сейчас он проигрывал разговор у себя в голове, пытаясь понять, не сказал ли он чего-нибудь лишнего.
– Нет гарантии, что она говорит правду, – сказал Уэст.
– Мы готовы позволить это при условии, что он будет придерживаться правил, – процитировал Расправ. – Пауки в дальних участках тюрьмы.
– Да, – кивнул директор Армстронг. – Это точно. Хотя за мелкие детали ручаться не могу.
– Я повторяла все слово в слово, – подтвердила я.
– Содержание данного совещания полностью конфиденциальное, – сказал директор Уэст.
– Об этом мне никто не говорил, – ответила я. – Не имеет значения. В любом случае я похоже, нарушила условия досрочного освобождения.
– Против Всегубителей разрешено все, – заявил из коридора Тектон. Он пришел только что, Грация и Аннекс его сопровождали. – Если бы не она, мы не достигли бы и половины того, чего достигли.
– Скажите это Кисмету, – прокомментировал один из подпевал Уэста. – Или Аэрозолю. На самом деле она вам не нужна в команде. Она может ударить вас в спину ради чуть лучшего шанса на победу.
– Мне – нужна, – ответил Тектон. – Нам всем нужна. Мы смотрели это видео вместе. И обсудили его. Кисмет совершил ошибку. Что касается Аэрозоля, мы о нем почитали. Он безрассудный, опасный. Шелкопряда действовала не лучшим образом, но в итоге все получилось.
Уэст не отводил от меня глаз.
– Даже если игнорировать все остальное, подобное поведение…
– Это в точности то, чего хотел Шевалье, – заявила я. Мой взгляд опустился на столешницу. Я не пыталась встретиться взглядом ни с Уэстом, ни с вошедшими. – Открытость, честность. Обнажить гнильцу в самом центре.
– Вы хотите сказать, что сами без гнильцы? – почти насмешливо произнесла женщина у дальнего конца стола.
– Может быть, и с гнильцой, – сказала я ей. – Я не целиком хорошая и не целиком плохая. Я просто… живу. Делаю что могу, не экономлю силы против врагов, которые этого не заслуживают. И в системе Шевалье, в системе Гленна, думаю, я выношу на свет все то, что мы обычно скрываем, и дело других – решать, готовы они с этим мириться или нет. Дело общества, дело моих потенциальных сокомандников.
– Вот честно, – заявил Тектон. – Если после всего этого вы собираетесь отправить ее за решетку, считайте, что меня уже нет. Вы хотите подставить Шевалье, когда то, что он делает, сработало? Я ухожу в отставку.
Отовсюду раздались согласные перешептывания.
Повисла очень долгая пауза.
– Шелкопряда, – произнес директор Уэст.
Я снова встретила его взгляд. В нем читалась ненависть.
– В конце недели вы отправитесь в Чикаго и, если все пройдет гладко, станете членом команды. Мудрым решением будет не давать никаких интервью и не предпринимать никаких действий, привлекающих к вам внимание.
Я сделала глубокий вдох и кивнула.
– Вы будете постоянно носить отслеживающее устройство, и каждый раз, когда вы будете покидать назначенную область в пределах чикагской штаб-квартиры, вас будет сопровождать кто-то, кто долгое время состоит в команде.
– Окей, – ответила я.
– Постарайтесь следовать этим правилам. На вашей стороне находящиеся здесь герои, возможно, на вашей стороне общественность, но мы все равно удалим вас, если вы дадите повод.
– Я понимаю, – произнесла я, внезапно ощутив тяжелую усталость.
Рядом со мной Гленн встал со стула. Я последовала его примеру.
Вооруженные ОППшники, стоявшие в дверях и не пускавшие внутрь небольшую толпу, раздвинулись в стороны. Мы вышли и присоединились к Защитникам и гражданским сотрудникам ОПП.
– Шелкопряда, – обратился мне в спину генеральный директор.
Я развернулась.
– Сегодня в этой комнате вы не завели себе союзников.
– Думаю, вы были моими врагами еще до того, как мы встретились, – ответила я. – Вы не дали мне шансов быть вашим союзником.
– Вы неправы.
Я пожала плечами, снова развернулась и зашагала прочь.
Тектон кивнул мне, когда я подошла к нему.
– Спасибо, – сказала я.
– Нет проблем. Ты сохранила нам жизнь, по-моему, с нас причитается.
– Не думаю, что с вас так уж много причитается, но я не жалуюсь, – ответила я.
– Нам надо идти. Мы там были заняты. Надеюсь, скоро увидимся?
– Ага, – кивнула я.
Когда они ушли, остались только мы с Гленном.
– Это было глупо, – прокомментировал Гленн.
– Они бы не дали нам никаких послаблений. Мы бы ничего не смогли сказать или сделать, что изменило бы результат, если бы не атаковали с другого направления.
– У некоторых людей есть такая привычка – делить всех на врагов и союзников. По правде говоря, это есть в вашем досье, ваша тенденция клеймить тех или иных людей как врагов и действовать безжалостно, в то же время будучи доброй и мягкой по отношению к друзьям. Генеральный директор в этом отношении очень похож на вас. Вы вместе могли бы стать серьезными союзниками или серьезными врагами, но промежуточные варианты почти невозможны. Очень жаль, что теперь у вас появился сильный враг.
– Все равно не вижу, каким образом мы могли бы быть друзьями.
– Не думаю, что вы бы стали друзьями. Однако унизить врага – опасная вещь. Если вы сделаете это снова, это будет фатально. Вы должны выработать на будущее умный подход, чтобы не угрожать им настолько сильно.
– Гленн, я слишком устала, чтобы вырабатывать стратегии.
– Думайте. Что мотивирует директоров? Первая мысль, которая пришла в голову.
– Страх.
– Перед? – спросил он без единой секунды промедления.
– Передо мной?
Он покачал головой.
– Более конкретно. Если они не будут действовать сейчас, что произойдет в перспективе?
– Они не могут меня контролировать.
– Люди поймут, что ОПП не способен контролировать всех своих героев. Некоторые начнут действовать, исходя из этого. Это будет губительно, разрушительно на фундаментальном уровне.
– Разве вы не этого хотели? – спросила я. – Этот ваш «предвестник»?
– Он и есть. Можете догадаться, что я собираюсь предложить вам сейчас?
– Вы хотите, чтобы я сделала какой-то ход. Достаточно сильный, чтобы потрясти их, нарушить статус-кво, но недостаточно сильный или вызывающий, чтобы прервать мой испытательный срок или дать им повод стукнуть меня законами.
– К концу недели вы будете в Защитниках, если только кто-нибудь не даст вам подножку. Как вы думаете, вам это удастся? Крупный успех.
– Возможно, – ответила я.
– Как только вы выпадаете из-под взгляда общественности, сразу же становитесь уязвимой. У вас появляется передышка, но, когда вы все-таки действуете, вы должны действовать по-крупному. И когда это произойдет, вы не должны останавливаться. Как только вы начинаете действовать, вы раскрываетесь перед ними, и после этого вы должны продолжать движение. Понятно?
– Да.
– Постоянно держите в голове последствия и масштаб своих действий. Пользуйтесь этим своим мозгом стратега. И прежде чего – будьте терпеливы.
***
– Слушается дело номер два-семь-два-четыре, Шелкопряда.
Я встала.
– Здесь.
– Для протокола комиссии: подтверждаете ли вы, что ваше полное имя и гражданская личность находятся в публичном доступе и что комиссия может использовать их без ограничений?
– Подтверждаю.
– Для протокола: назовите свое полное имя.
– Тейлор Хиберт.
– Дата рождения?
– Девятнадцатое июня 1995 года.
– Вы несовершеннолетняя.
– Да.
– Подтверждаете ли вы, что вас не принуждают вступить в это соглашение?
– Я здесь по собственной воле.
– Предлагались ли вам какие-либо взятки или стимулы, до настоящего момента не указанные в документах?
– Насколько мне известно, все полностью открыто.
– Поскольку вы несовершеннолетняя, мы просим вас представить попечителя или авторитетного специалиста, который бы помог вам пройти все процедуры и подтвердил ваши показания.
Прежде чем я успела ответить, я услышала, как где-то за спиной стул скрипнул по полу. Кто-то встал.
– Ее отец.
Мое сердце подпрыгнуло. Я не увидела его, когда вглядывалась в толпу позади меня, но и букашками я не пользовалась. Незачем раздражать людей. Я продолжала смотреть прямо перед собой.
– Будьте добры подойти ближе.
Я слышала его шаги, но не оборачивалась. Блин, мне по-прежнему было больно, я по-прежнему сердилась, даже сейчас, когда меня охватило чувство облегчения. Папа встал рядом со мной, и моя рука нашла его руку. Я с силой сжала ее, и он ответил тем же.
Хотя бы сейчас он был здесь. Его не было, когда я сидела в тюрьме, когда начала свои вылазки к Защитникам. Но сейчас он был здесь.
– Ваше полное имя?
– Дэнни Хиберт.
– Для протокола комиссии повторите, пожалуйста: в каких отношениях вы с ней состоите?
– Я ее отец.
– Вы осведомлены о ее положении с точки зрения закона?
– Да.
– Прочли ли вы документы, детализирующие ее статус в Защитниках как лица на испытательном сроке? Документ два-семь-два-четыре-А?
– Да.
– Прочли ли вы заявление и сопровождающую документацию, которые представила Тейлор Хиберт, она же Шелкопряда, документ два-семь-два-четыре-Б?
– Да.
– Подтверждаете ли вы, что все утверждения, сделанные в последнем документе, насколько вам известно, правдивы?
– Да.
Я смотрела, как члены комиссии листают лежащие перед ними документы.
Мое сердце колотилось, и не только из-за неожиданного появления папы. Вот он, тот самый момент, который определит мое будущее.
Я завела себе врагов в высших эшелонах ОПП. Вопрос в том, устроят ли они какой-нибудь маневр, какую-нибудь подковерную гадость, чтобы подставить меня или запороть мое дело, так чтобы мне не осталось иного пути, кроме как в тюрьму.
– Полагаю, каждый из вас ознакомился с материалами дела? – заговорил наконец мужчина в центре стола, обводя взглядом остальных для подтверждения. – Субъект два-семь-два-четыре удовлетворяет требованиям для принятия в Защитники с испытательным сроком. Ей надлежит выполнять условия, перечисленные в документе два-семь-два-четыре-А. Невыполнение их повлечет за собой возвращение в место лишения свободы со средним уровнем охраны на срок в полтора года либо до достижения восемнадцатилетнего возраста, что из этого наступит позже. Далее, невыполнение условий испытательного срока приведет к потере любых заработанных средств или прав, данных ей ОПП, которые будут управляться по доверенности до достижения ею совершеннолетия. Вам понятны эти условия?
– Да, – ответила я.
– Да, – повторил папа.
– С этого момента вы член Защитников на испытательном сроке. Это продлится до наступления восемнадцатилетнего возраста либо до нарушения условий испытательного срока. Поздравляю, Тейлор Хиберт.
Сбоку раздались радостные возгласы. В том числе от Тектона и его группы.
– Следующее дело, – произнес один из членов комиссии.
Мы с папой отошли в проход. И встретились взглядами, казалось, впервые лет за сто.
– Спасибо, что пришел.
– В этом не было необходимости. Раз ты здесь, значит, кто-то еще согласился свидетельствовать.
– Имеет значение, папа. Большее, чем ты знаешь. Спасибо.
– Как думаешь, еще можно починить? Ну, нас?
Я нахмурилась.
– Что? – спросил он. Открыл дверь, чтобы мы могли выйти из комнаты, где заседала комиссия, в коридор офиса ОПП.
– Я стала как-то ненавидеть это слово. «Починить», – ответила я.
– Ты не думаешь, что…
– Не думаю, – перебила я. – Мы не можем починить «нас», общество не починишь. Это невозможно.
Папа нахмурился.
– Мне так не кажется.
– Все меняется. Если что-то разрушаешь, восстанавливаешь – в любом случае производишь изменения. Можем ли мы… Может, будет окей, если мы не будем пытаться вернуться к тому, что было когда-то?
– Ты не хочешь, чтобы мы были семьей? – спросил папа.
– Я хочу. Но… мы уже пытались вернуться, когда город начали восстанавливать. Не было ощущения правильности. Было хорошо, но мы играли роли, и замалчивалось больше, чем говорилось. Ложь, незаданные вопросы. Грустновато в самой основе, понимаешь?
– Да, понимаю.
Мы нашли свободную скамейку и сели. Я увидела, как чикагские Защитники тоже выходят в коридор, но они держались на расстоянии. Несколько секунд спустя из дверей вышла Гуляка и стала говорить с их группой в противоположном конце коридора.
– Ты так далеко, – произнес папа. – Занимаешься такими делами, которые я даже представить себе не могу, сталкиваешься с серьезными опасностями, и даже на более приземленном уровне ты далеко – будешь жить в штаб-квартире. Четырнадцать часов езды на машине.
– Но разве мы не можем общаться? – спросила я. – Обмениваться мейлами каждый день, или по видеочату?
– Можем. Я зайду навестить тебя в штаб-квартиру перед тем, как уеду домой, посмотрю, как ты там устроилась. Возможно, прихвачу какие-то необходимые мелочи, если тебе нужно. То, что ты не захочешь просить у них, или то, в чем они не знают твоих предпочтений.
У меня мелькнула мысль: а знает ли папа мои нынешние предпочтения? Вслух говорить об этом я не стала. Но в то же время я была совершенно искренней, когда ответила:
– Звучит замечательно. Да. Будь добр.
Он улыбнулся, но его улыбка увяла, когда он кинул взгляд чуть в сторону.
– Кажется, твоя команда хочет с тобой поговорить.
Я кивнула.
– Попозже еще побеседуем?
– Завтра, – сказал он.
– Завтра, – повторила я, вставая со скамейки. Защитники повернулись ко мне.
Подойдя к Гуляке, Тектону и остальным, я кинула взгляд назад. Папа все еще сидел на скамейке.
Не идеально, но все же – шаг вперед. Это должно быть хоть сколько-то важным.
***
– Это место предназначалось для машин, но Звездная Пыль выпустилась три года назад и погибла через год после вступления в Протекторат. Мы здесь хранили разную макулатуру, и твой переезд сюда послужил хорошим поводом, чтобы кое-что разобрать. Твоя мастерская.
Я кивнула, изо всех сил стараясь смотреть Каланче только в глаза. Он был ростом футов восемь. Меня только что подвергли полному обследованию физического состояния, и мой рост оказался пять футов девять дюймов.
Из-за разницы в росте мои глаза оказались лишь на пару футов выше уровня его бедер. Каланча носил обтягивающий костюм, который мало что оставлял воображению. Мне показалось, что я увидела гребень или выступающую вену за ту долю секунды, когда я кинула взгляд вниз, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают.
Будь я больше в своей тарелке, я бы смутилась, даже оскорбилась бы. Но сейчас мне почти что хотелось рассмеяться. Впрочем, в плане первого впечатления оба варианта были бы нехороши.
«Сосредоточься на букашках, – велела я себе. – Изображай заинтересованность».
– Прежде чем брать что-то из сборочной комнаты, поговори с Тектоном. Там мы храним все панели, портативные стенки и мебель для подстройки комнат по своим вкусам. Инструменты и все такое есть и внизу, но проще всего позволить Тектону хранить это в своей мастерской. Он наш единственный Механик, и попросить его о чем-нибудь не труднее, чем идти до самого подвала.
– Ясно.
– Ты ведь будешь распространять свои изделия по другим группам, да? Ну, шелк?
– После того как закончу оснащать свою команду и вас, Протекторат.
«Каланче я сделаю ниже пояса ткань потолще», – подумала я.
– Теперь: бюджет ограничен, так что по этому поводу договаривайся с Тектоном. Мы все пользуемся нашим счетом, но остальные в основном залезают туда, чтобы заменить сломанные бронесекции или линзы, все такое. Тектон же платит за материалы, чего обычно достаточно, чтобы опустошить бюджет начисто, но он создает и обслуживает всякие фигульки и инструменты, которые одалживает другим группам. Зарабатывает этим немножко денег, чтобы компенсировать, что берет больше всех.
– Ясно. Я ведь могу делать то же самое? Продавать шелк?
– Да. Возможно, это будет проще, потому что твои вещи можно изготавливать массово.
Я разглядывала мастерскую, радуясь поводу отвести глаза. Он вообще в курсе, насколько плотно его костюм облегает его ниже пояса?
– Хорошая мастерская, – прокомментировала я. «Лучше, чем та, что была в моей старой берлоге», – добавила мысленно.
– Твоя спальня не в хабе, как у остальных, потому что там мало приватности и все время ходят люди. Там в основном можно отвалиться и придавить подушку, когда возвращаешься из долгого патруля, или держать какие-нибудь книги-журналы, может, игры. Но у тебя есть свой уголок.
Я кивнула. «Смотреть в глаза…»
– Он чуть дальше по коридору. Вот здесь.
Я оглядела спальню. Она была лучше, чем моя камера, но скучная. То, что я могу приходить и уходить, когда захочу, было плюсом, хоть я и прикована к этому зданию, пока у меня нет эскорта.
– Я могу купить чего-нибудь, чтобы сделать ее по-настоящему своей, да?
– Да. Но ты должна знать, что здесь есть штат уборщиков, которые стирают то, что предоставляет ОПП: простыни, наволочки, полотенца, стандартные трико. Свои собственные вещи ты должна стирать сама, это относится и к покупным простыням, и к такому прочему.
– Ясно, – кивнула я. Я почти что кинула взгляд вниз, чтобы убедиться, что выпуклость на его облегающем костюме никуда не делась, но удержала себя. Даже периферическое зрение за нее цеплялось. «Серьезно, эта штука длиной с мое предплечье».
– Компьютер вот. Ноутбук выпуска ОПП. С ним надо поработать, постирать мусор. Если не знаешь как или если не уверена, что именно засоряет систему, попроси Тектона. Логин – твое кодовое имя, временный пароль начинается с твоего дня рождения, месяц-день-год, затем твое среднее имя. Когда ты это вобьешь, компьютер настроит все автоматически и запросит новый пароль.
– Окей.
– Маленькая ванная вот здесь, – Каланча указал на короткий коридор. – Душа нет, извини. Он есть в главном блоке, не особо много приватности, но ты разберешься с расписанием патрулей и поймешь, когда сможешь принимать душ, так чтобы тебя не беспокоили, если ты стесняешься.
«Стесняешься». Я едва-едва удержалась от улыбки. Это ему полагалось стесняться, а он излучал лишь уверенность.
– Я справлюсь.
– Так, теперь… Еще телефон и наушник, их тебе скоро доставят. Аутентификация та же самая. Что-нибудь еще тебе нужно?
– Несколько миллионов пауков Дарвина, – сказала я. – Сойдет даже сотня, но это будет означать медленный старт.
Каланча даже бровью не повел.
– Думаю, мы сможем это устроить.
– Черные вдовы тоже подойдут. Их легче найти, но они заметно хуже. Возможно, просто нужен сопровождающий, чтобы я смогла выходить на прогулки.
– Это можно организовать. Я через час выйду, чтобы встретиться с детишками в больнице. Если ты не против сделать крюк, мы можем заглянуть в парк или еще куда-нибудь.
Я попыталась не представлять себе Каланчу в детском крыле больницы. «Тебе надо переодеться. Или обернуть что-нибудь вокруг пояса».
Высказывать свои мысли вслух я не стала.
– Хаб вот здесь, только спуститься по лестнице. Командный пункт, закутки, они же временные спальни, запасные костюмы, телевизоры и все остальное.
Тектон, Вантон и Аннекс ждали внизу у лестницы. Грация, Голем и Манжета сидели в компьютерном уголке у стены, но тоже наблюдали. Грация злодейски ухмылялась.
Я поняла почему. Вот ублюдки. Они откололи тот же трюк, что и Каланча, – напихали чего-то спереди в свои костюмы. Тектон был в механическом костюме, поэтому он просто увеличил паховую зону брони, добавив бронепластину. Они это сделали напоказ, даже не пытаясь как-то скрыть. Вантон нахально улыбнулся, когда я встретилась с ним взглядом.
Что до меня, то я сумела сохранить бесстрастное выражение лица.
В следующие несколько секунд Аннекс явно чувствовал себя все более неловко. Я посмотрела ему в глаза и не отводила взгляда, пока он ежился.
– Она не реагирует, и я чувствую себя очень, очень глупо, – произнес он.
– Ой, Аннекс, да ладно, – простонал Вантон. – Она бы не выдержала.
Грация уже смеялась. Манжета, напротив, не сводила глаз с экрана компьютера. Вот кто, наверное, был бы идеальной мишенью для подобных розыгрышей.
– Не подавай на меня в суд за сексуальное домогательство, – попросил Аннекс.
Я слегка улыбнулась.
– Не буду. Я бывала в компании людей, которые вели себя и похуже.
– Когда мы обсуждали это заранее, оно казалось смешнее, – сказал Тектон. – А сейчас… как-то неловко.
– Реально получилось смешно, – ответила я с улыбкой. – Вы в самом деле меня зацепили, я так старалась не смотреть на Каланчу, что почти не слышала, что он рассказывал по ходу моей экскурсии.
Раздалось несколько смешков.
– Я думал, что это плохая идея, – признался Голем. – С твоим прошлым тебе может не понравиться, когда тебя разыгрывают. Мне дали эту штуку, но я считал, что испытывать тебя – плохая идея.
– Ужасная идея, – сказал Тектон. – Слишком детская. Но иногда дешевый смех тоже нужен.
– Они смущают сами себя сильнее, чем меня. – сказала я Голему. – Я не против. Я рада, что прошла обряд посвящения в члены команды. Могло бы быть намного хуже.
– Ладно, ребята, шутка кончилась, – произнес Тектон. Он отстегнул и снял металлическую ракушку со своих доспехов. – Она права. Мы сейчас только смущаем сами себя. Избавьтесь от этих чертовых штуковин. И чтобы я их тут не видел.
– Я мог бы так и оставить, – пошутил Вантон.
– Нет, не мог бы, – ответил Тектон. – Ты о ней забудешь, перекинешься во вторую форму, не впитав ее в себя, и в итоге будешь лупить кого-нибудь бессознательного силиконовой дубинкой футовой длины.
Я обернулась через плечо на Каланчу: тот стоял рядом с мусорным ведром, уже не оснащенный. Он уже не выглядел так нелепо. Безумно высокий, да. Но не безумно длинный, если так можно выразиться.
– Извини, – произнес он.
Я пожала плечами.
– Похоже, теперь у меня есть материал для шантажа. Надо только наложить лапы на материалы с камер наблюдения.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Добро пожаловать. Веди себя хорошо.
– Не думаю, что эти ребята ставят слишком высокую планку по части «хорошего поведения», – сказала я ему.
Он хлопнул меня рукой по плечу, развернулся и ушел вверх по лестнице.
Аннекс удрал, но Вантон не торопился, несмотря на то что Тектон время от времени подталкивал его, чтобы заставить идти быстрее. Возле компьютерного уголка Грация и Голем спорили о чем-то.
– Да давай же, – услышала я ее.
– Да нет, не буду, – ответил Голем.
– Давай. Совсем чуть-чуть.
Она добавила еще что-то, но этого я не разобрала. Потребовалось немного времени, чтобы Голем уступил.
Вантон на полушаге перегнулся и повалился на пол. Едва он понял, что произошло, как начал трепыхаться в попытках достать из штанов мешающий предмет. Мне пришлось отвести глаза, пока он нечаянно не сверкнул передо мной.
– Блин, ну ребята, – простонал Тектон. – Это уж перебор.
Голем подбежал к Вантону, извиняясь на ходу, а тот ругался, швыряя в сокомандника кусок пластика. Грация от смеха упала со стула, а Манжета, напротив, положила на стол необожженную руку и зарылась лицом в сгиб локтя.
Посреди всего этого хаоса я подошла к компьютерному уголку и, склонившись над клавиатурой, ввела логин и пароль, которые мне дали. Компьютер включился и заработал в мгновение ока. Доступ к хорошим компьютерам – похоже, один из плюсов нахождения в рядах героев.
Я пошарила в поисках файлов о здешних обладателях суперспособностей и принялась их изучать. Во всяком случае, попыталась. Непрекращающийся смех Грации был столь заразительным и бесстыдным, что я невольно присоединилась.
Мой новый дом, к лучшему или к худшему.