Предыдущая          Следующая

СКАРАБЕЙ 25. ИНТЕРЛЮДИЯ

8 июля 2011

«…Реальность ясна. Последствия того, что произошло сегодня, изменят отношения между героем, злодеем и гражданским. И им самим решать, будут ли эти изменения к лучшему или к худшему».

– Пафосный тип, а? – спросил Джек. Голый, он сидел, прикрываясь руками, на металлической скамье, за спиной его тоже была шлифованная сталь. Аппарат стоял под таким углом, что Джек смотрел в потолок.

– Любит слушать самого себя, – согласилась Костерезка. – А ты как думаешь, в какую сторону будут изменения? К лучшему или к худшему?

Джек лишь улыбнулся; в уголках глаз появились морщинки. Он потихоньку старился. Это ободряло и в то же время пугало. «Он папочка нашей группы, а я деточка, и то, что он старится, делает его еще более похожим на папочку».

– Ответ очевиден, да? – спросила она. Нажала на кнопку, и огни снова начали мигать.

– Думаю, да, – отозвался Джек. – Но я почти надеюсь, что все-таки у них сложится удачно.

Мигание постепенно усиливалось. Приходилось продвигаться медленно, иначе они запустят цепную реакцию и перегрузят батарею, которую они позаимствовали в «Песочнице». В таком случае скорлупа, окружающая эту реальность, разобьется, сеть, удерживающая субстрат этого карманного измерения, разжижится и вытечет в другие, более твердые реальности. Их всех, скорее всего, раздавит воздухом, размажет гравитацией, скрученной в воронки и гиперконцентрированной в отдельных точках.

Что было бы забавно, правда. Безумная, злая, непредсказуемая смерть была бы жутко иронична. Смерть почти как произведение искусства, но в разочаровывающем тоне. Куда лучше было бы, если бы были зрители, если бы кто-нибудь мог об этом узнать и рассказать потом. А когда нет зрителей, искусство не искусство.

– Чтобы падение вышло громче, да? – спросила она.

– Именно, – ответил Джек. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть вой машины. – Думаю, мы скоро узнаем!

Она рассмеялась в ответ. У нее голова шла кругом от идей и возможностей.

Потом нажала на рычаг. В мгновение ока Джек застыл, помещенный в стазис.

Она подошла к компьютеру. По экрану скакали цветочки, радуги и серо-зеленые смайлики с перечеркнутыми, мертвыми глазами. Она шевельнула мышкой, чтобы отключить скринсейвер. Из ее рта все еще периодически вырывались смешки.

Настроила таймер – выставила время отключения стазиса.

Смешки прекратились.

Тишина.

Огни медленно зажглись вновь, а Костерезка по-прежнему стояла перед клавиатурой. Улыбка сползла с ее лица.

Джек ожидал, что она заморозит сама себя. Пустая капсула подкрепляла эту мысль.

Вот только… она говорила себе, что должна быть в сознании, чтобы разбудить остальных, но это было не совсем правдой. Разумно, но неправда. Она была не из тех, кто боится чего бы то ни было, но все же испытывала капельку тревоги при мысли о том, что она войдет в стазис, и никто не будет контролировать процесс выхода, никто не гарантирует, что она проснется. Это даже не касаясь вопроса о батарее, о том, чтобы присматривать, не пойдет ли все наперекосяк с карманным измерением.

Нет, это тоже была не полностью правда. Шанс на такое – один процент. Ну пять, если учесть ее недостаток знаний о творениях других Механиков. Но она не притрагивалась к батарее, даже чтобы передвинуть ее. Все должно быть безопасно.

Ее взгляд прошелся по рядам и колоннам инкубационных камер. Это тоже не ее сфера. По одному ряду для каждого члена «Ордена кровавой девятки», бывшего или действующего.

 

Король

Воплесса

Предвестник

Расплод

Багрец

Серый Малый

Нюкта

Психосома

 

Каждого было по десять штук в разнообразных стеклянных камерах. Изначальные члены «Ордена».

И рядом – много, очень много других. Она обвела взглядом комнату. Большинство членов «Девятки» тянули лишь несколько недель или месяцев. Тех, кто продержались дольше, она могла пересчитать по пальцам одной руки. Жаль, конечно, что у нее не было образцов всех предыдущих членов, но большинство хороших имелось.

Она сама, Джек, Манекен, Сибирячка, Птица-Разбойница.

Ползун тоже отлично держался.

В конце, правда, повел себя как болван.

Она улыбнулась. Будет семейное воссоединение, правда. Но сперва придется сделать кое-какую работу.

Они выйдут оттуда пустыми. Так не пойдет. У нее был доступ к некоторым игрушкам, позаимствованным в «Песочнице». Ей придется самой скомпоновать воспоминания новых членов «Ордена». Мозги. Воспоминания, или то, что достаточно близко к воспоминаниям. У нее были заметки и записи, были все вечерние истории, которые Джек рассказывал ей последние несколько лет, когда она отходила ко сну. Была информация, сохраненная в компьютере. Она сможет слепить это все воедино.

Это будет настоящее искусство. Насколько хорошо ей удастся их отстроить?

Мозгун продавал воспоминания на черном рынке, продавал навыки. Она тоже сохраняла плохие воспоминания, брала их у людей, даже давала их некоторым. Глупость, серьезно. Многие из них хотели получить триггер, только триггеры так не работают.

Этот компьютер – лишь точка доступа. Другие компьютеры занимали огромное пространство в другом месте – с глаз долой, из сердца вон. Если что-то откажет, ей придется пойти туда и починить это, но большую часть времени она будет проводить здесь, вместе с членами семьи, часть которых она никогда раньше не видела.

Манекен потерял жену и детей при нападении Симург. Как к этому подступиться? Вот файл, посвященный женщине, потерявшей мужа и детей в аварии, когда она сама была за рулем. Достаточно близко. Она может оставить белые пятна, и он заполнит их сам. Заполнит на основании своего академического образования, уверенности врача, такой же уверенности архитектора, знаменитого певца, пришедшего в поисках вдохновения по нажатию кнопки… Пустить все параллельно, с идеями первых двух и опытом третьего…

Но этого будет недостаточно. Он был одержим, загнан. Как ей этого достичь? Сможет ли она создать навязчивую идею, чтобы у этого Манекена-клона события проскакивали перед глазами в каждый момент его жизни, когда он не спит? И чтобы подавить это он мог лишь тихой, холодной яростью? Или он сумеет отгородиться от этого?

Зима была торговкой оружием, садисткой, безжалостной, холодной.

Костерезка хихикнула над этой личной шуткой. Звук эхом разнесся в полной тишине. Было настолько тихо, что она слышала собственное сердцебиение и гул крови в ушах, даже поскрипывание движущихся мускулов. Этого она не усиливала. Люди просто никогда не испытывают подлинную тишину. А те, кто подходят к этому близко, рискуют сойти с ума.

Еще один смешок, потише. В этом отношении бояться нечего.

Как смоделировать Зиму? Она на самом деле вовсе не создавала холод и не манипулировала холодом. Ее способность была другая. Тормозящая способность, заставляющая предметы и людей терять инерцию. Воздействие на окружение было из области измененной физики, воздействие на людей – из области воли. Женщина обрела власть, богатство и многое другое, после чего обнаружила, что больше всего обожает издеваться над людьми. Она занялась работорговлей, а потом ее путь пересекся с путем «Девятки».

Как создавать Зим из тех материалов, что имелись у Костерезки? Девочка, научившаяся держать пистолет раньше, чем читать, нашедшая мотивацию подняться над своими корнями и достичь всего, на что рассчитывала. Она сама обучилась арифметике и бизнесу, беспощадно устранила конкурентов, а потом, получив все, чего ей хотелось, она застаивалась, гнила, точно перезревший плод.

Поиск по ключевым словам в файлах Мозгуна не дал ни одного из необходимых элементов.

– Эй, Бласто, дружище! – произнесла она, и ее голос прозвучал неестественно жизнерадостно, даже для нее. Она посмотрела на своего миньона, который деревянно стоял с другой стороны стола, уставившись в пространство. По его щеке бежала слеза.

Возможно, надо будет прижечь ему слезные протоки.

– Говори, – велела она. Нажала на клавишу, чтобы открыть меню, и вернула Бласто контроль над легкими и дыханием. – Попробуй сейчас.

– Уннг… – просипел он. – Угг.

Надо будет упражнять его голосовые связки, а то он может вовсе разучиться говорить.

– Тут слишком тихо. Давай посмотрим… Знаешь главную тему из «Светлячка-милячка»?

– Угг. Хгг. Нахх.

Она раздраженно стукнула по клавише, заткнув Бласто.

– Ругаться – это так бестактно! Окей. Похоже, ты не знаешь. Давай посмотрим. У меня что-то есть в рюкзаке…

Поиск занял считаные секунды. Ее меха-паучки работали на соединенных между собой комочках серого вещества, базовых импульсах, контроле моторной активности и хранилище памяти, плюс еще несколько компьютерных чипов, отвечающих за функции, реализовывать которые было труднее, чем оно того стоило. Один из этих чипов отвечал за повторяющиеся движения. Костерезка достала неисправного меха-паучка из рюкзака, который держала под столом, и прикрепила его к позвоночнику Бласто между лопатками.

Взять под контроль моторные функции, повторяющиеся движения, привязать это к легким и рту, языку, нижней челюсти…

К тому времени, когда она закончила все настраивать, ее руки были багровыми по локоть. Она передала меха-паучку задачи по накладыванию стежков и прижиганию ран. Работа на скорую руку.

Лучше было бы с реальным глазным яблоком, но сойдет и камера.

Костерезка настроила видео. Меховые мультяшные светлячки с сердечками, символами мира и другими иконками на спинах принялись танцевать с мультяшными детьми.

Светлячок-милячок, обними меня чуток!

А, Б, В – тебе он шлет привет!

Он спасет от неудач, так что ты не плачь!

Если тебе от грусти не спится, на кого ты можешь положиться?

– Светлячок-милячок, обними меня чуток! – пропела Костерезка, подтянув кресло. Принялась нажимать клавиши кончиком карандаша, чтобы не запачкать клавиатуру. Мало что было таким занятным, как давать крови высохнуть, а потом снимать ее с себя одной запекшейся полоской.

Бласто за ее спиной смотрел видео. Костерезка поставила видео на повтор, и со второго раза меха-паучок включился. Бласто запел пронзительным голосом. Он звучал так грустно и жалко, что Костерезка расхохоталась.

«Надо ему и упражнения какие-нибудь устроить».

К тому времени, когда закончился четвертый повтор, Бласто был готов. Он стал танцевать под видео, повторяя движения персонажей на экране. Камера улавливала необходимые элементы, поэтому каждый повтор был чуточку точнее предыдущего.

Ну вот.

Теперь ей есть чем себя занять на следующие полтора года.

 

***

 

28 сентября 2011

– Я собираюсь захватить весь мир!

– Восхитительно, – прокомментировала Костерезка, изображая культурную речь. – Еще чаю?

– Чаю, да! Подчиняйся, прислуживай мне. Подай мне чай.

Костерезка послушно наполнила чашку кипятком, затем положила ложечку рядом с блюдцем.

– Без молока? Ты уверена?

– Молоко для слабаков и детей. Я буду пить так, – заявила Дева.

– Мы и есть дети, Дева.

Биологически семилетняя Дева-жди-беды, сердито уставившись через стол на Костерезку, отпила чай, после чего ей пришлось на миг напрячься, чтобы не скорчить гримасу. Ее лицо выглядело иссушенным, но такова была ее естественная внешность. Глаза – бледно-голубые, запавшие; волосы – платиново-белые, тонкие и толстые, спутанные вместе. Химический коктейль, в котором росли клоны, не способствовал нормальному развитию волос.

– За это оскорбление я могла бы тебя прикончить.

– Да, – кивнула Костерезка. – Но тогда некому было бы наливать тебе чай.

– Все равно он слишком горячий.

– Приложу все усилия, чтобы впредь этого не повторилось, – пообещала Костерезка. – Власть над миром, да? Похоже на гемор.

– Это мое естественное предназначение.

– Может быть, – не стала спорить Костерезка. – В общем, я тебе не завидую. И кстати, тебе придется поторопиться. Думаю, миру скоро придет конец.

– Я буду властвовать над руинами.

– Понятно. Но это еще тяжелее, правда? Если нет возможности для коммуникаций, как ты со всем этим справишься? После того как все полетит в тартарары, телефонов и интернета не останется тоже.

Лоб Девы покрылся морщинками озабоченности.

– Я буду назначать исполнителей.

– Сможешь ли ты доверять людям, которых назначишь?

– Нет. Я не доверяю никому.

– Что ж, – произнесла Костерезка, потом сделала паузу, чтобы отпить чая. – Тогда у тебя проблема.

– Да, – согласилась Дева. Она покачнулась на своем стуле, ухватилась за край стола пальцами футовой длины с длиннющими ногтями, чтобы вернуть равновесие. Разработка Костерезки, заменяющая скелетную структуру. Способ направлять умение Девы и – при надобности – отключать его на время.

– Я добавила чуточку кое-чего в твой чай, чтобы помочь тебе заснуть, – прокомментировала Костерезка. – Пожалуй, стоит проводить тебя в кроватку.

– Я не…

– Не хочешь спать? Ты вот-вот уткнешься носом в собственный чай.

Замешательство Девы перешло в приступ ярости.

– Ты отравила меня, паскуда!

– Да. Я-то думала, ты никому не доверяешь. Какая жалость, что ты не смогла проявлять свое недоверие конструктивно, – сказала Костерезка. Она встала и обошла вокруг стола, взяла девочку за руку и повела ее обратно к инкубационной камере. Девочка слушалась, хотя и продолжала сыпать угрозами.

– Я сниму кожу с твоих костей, безвозвратно уничтожу все, что тебе дорого, – говорила она все более слабым голосом. – Ты будешь рыдать в бессильном гневе, пока твои страдания не затмят всё. Безумие станет для тебя отрадой.

К концу этой тирады она уже почти шептала.

– Да, лапочка, – ответила Костерезка, бросив фальшивый акцент. Она подалась вперед и поцеловала Деву в щеку. Дева моргнула, точно в слоу-мо, на миг открыла глаза и снова закрыла.

Нажатие на кнопку, щелчок переключателя – и стеклянный контейнер поднялся вокруг Девы, прежде чем та успела опрокинуться. Трубка быстро наполнилась густой жидкостью, насыщенной питательными веществами. Жидкость оторвала уже полностью заснувшую Деву от пола, и та парила в середине трубки. Ее платье для чаепития колыхалось вокруг нее, и в бледном освещении она походила на медузу. Шляпа с широкими полями, низкой тульей и лентой с искусственным цветком сползла с головы и медленно опустилась на дно.

Костерезка выбрала другого клона, отыскав его в дальнем конце лаборатории. Мальчик, худой, с длинными светлыми волосами и очень встревоженным выражением лица. Вокруг него была расставлена сложная пирамида из пробирок и мерных стаканчиков.

Он бормотал себе под нос: «Оградить их. Оградить себя. Оградить их. Оградить себя».

– Давай, А.Г., – обратилась к нему Костерезка. Она потянулась сквозь конструкцию и взяла мальчика за руку. – Выходи в дверь.

– Не дверь. Западня. Самый безопасный способ отбиться от нападающих. Из собственных волос сделал растяжку, связал вместе их концы. Максимальное разрушение, если враг прорвется через периметр.

– Ну, значит, через окно. Я тебя огражу. Обещаю.

Он кивнул. С огромной осторожностью он взобрался на пирамиду сосудов, опасно балансирующих друг на друге, и выскользнул через другую, более высоко расположенную щель в конструкции. При приземлении он споткнулся.

– Сюда. Мы тебя оградим.

Он послушно направился за Костерезкой.

– Где моя Катерина? Это моя…

– Твоя мама, глупыш.

Получить когнитивный диссонанс было бы плохо. Он может сорваться. Впрочем, не так уж он и опасен.

– Я хотел сказать «жена». И у меня двое детей. Им семь и пять. Хотя мне самому…

– Тебе семь. И ты думаешь о своих сестрах.

– Ничего не понимаю, – почти прохныкал он. – Мне больно, обо всем этом думать так больно. Я… я разочаровал множество людей. Я чувствую их разочарование, будто… будто оно давит на меня со всех сторон. Не могу скрыться от него, и не могу заставить себя махнуть рукой. Я…

– Тише, – сказала Костерезка. – Тебе становится лучше, когда ты ограждаешься, верно?

Он молча кивнул.

– Ограждаю тебя, – сообщила она, ставя его на стенд. Нажатие кнопки подняло стеклянные стенки. Она заметила, как он чуть расслабился.

«Тут некоторая проблема», – размышляла Костерезка, пока контейнер заполнялся питательной жидкостью.

Разнообразные элементы, уникальные для каждого индивидуума, служили сигналом, что пассажир может потянуться к нему в попытке заново соединиться с хозяином. ДНК, закономерности электромагнитных волн, иные закономерности, которые Костерезка едва могла измерить инструментами, – все вносило вклад, и ничего не было абсолютным. После установления связей становились возможными и способности. Моральная травма значительно ускоряла процесс. Начальное предположение Костерезки было, что самого оживания для клонов будет достаточно.

Но клоны видели сны, и эти сны основывались на искусственных воспоминаниях, которыми она их снабжала. Это было сродни искусству, интересный эксперимент – нажать все верные ноты, выверить географию, место рождения, культуру, обычаи, привычки и все прочие детали, а также главные, определяющие моменты в их жизни.

Corona Pollentia развивалась, как и у оригиналов, используя информацию ДНК для формирования доли в мозгу с самого начала. Сны создавали связи между короной и клоном. Они образовывались даже слишком быстро и легко.

Это вмешивалось в процесс клонирования: влияние пассажира на субъект, обычно неопределенное и тонкое, становилось довольно-таки мощным. Когда клоны в возрасте формирования, их мозг слишком податлив, а пассажиры слишком настойчивы.

Ей придется перечеркнуть все. Вычистить их, потом вырастить новую порцию клонов. Почти три недели работы коту под хвост.

Она уже начинала понимать, как решить проблему. Ей придется притормозить, внедрять воспоминания по кусочкам, начиная с самых ранних и пробираясь вперед. Возможно, так будет легче, организованнее. Она сможет рассматривать каждого из членов «Девятки» по очереди и решать, хорошо ли с ними обращались во младенчестве, уютно ли им было дома и в школе… Ответ будет «да» для людей вроде Манекена, «не очень да» для Неда, для Ползуна.

С минуту она печатала на компьютере. Особые процедуры утилизации Ползуна. Остальных можно сварить насмерть.

Она наблюдала, пока не начали подниматься пузырьки. Один или двое проснулись. Это не имело значения.

Костерезка вернулась в свою импровизированную спальню. Там не было матраса, так что она устроила себе гамак.

Бласто лежал на полу. Его голос был еле слышен. Он не мог стоять, и его попытки танцевать сводились к тому, что он скреб руками по полу.

– Светлячок… милячок. К, Л, М, Н.

– Забыла музыку выключить, – произнесла Костерезка. Нашла смартфон и выключила музыку. – Мне надо кое-что сделать. Поспи пока, я тебя заштопаю, когда вернусь.

Покрасила волосы в черный цвет, нанесла легкий макияж, приоделась. Все это она смастерила так же, как и свой гамак-матрас: создала форму жизни, способную прясть и красить ткани.

Немного грубовато, но сойдет.

Она нашла пульт дистанционного управления и нажала на кнопку. Раздалось тихое «пшш», и Костерезка очутилась на другой стороне.

Снова на Земле Бет.

Ее сердце колотилось. Если Джек узнает, он будет в ярости. Риск, сама мысль, что кто-нибудь проверит это место на предмет сигнала или воспользуется парачеловеческой способностью, чтобы искать ее здесь…

Но она решила, что ей нужны вещи, которые она не может создать сама. Ресурсы, информация, материалы.

Она вошла в маленький магазинчик.

– Доброе утро, – произнес парень за кассой. На вид – года тридцать два или тридцать три. Волосы – длинноватые на затылке, начавшие выпадать спереди; взгляд слишком пристальный; но в остальном он был не так уж уродлив.

– Доброе утро, – бодро ответила Костерезка. «Не говори со мной. Неприятно будет, если мне придется тебя убить». Она тут же мысленно поправилась: «Сперва исправлю твои волосы, а потом убью».

– У нас тут редко появляются новые лица. Вроде как захолустье, – улыбнулся он.

– Мы проездом, – пояснила Костерезка. – Мама закупается дальше по улице.

– Магазин «Всё за доллар» или бутик?

– Бутик.

– Не виню тебя за то, что ты не захотела пойти с ней, – сказал продавец. – Дай знать, если тебе нужно помочь найти что-нибудь.

Костерезка углубилась в магазин. Лимонный сок, уксус, сахар, соль, коробку хлопьев Frooty Toots, молоко, смесь для оладьев. Пойло из питательных веществ – это круто, когда ей нужно работать, не отвлекаясь на готовку, но все-таки это пойло.

Подняв голову, она увидела, что парень за кассой смотрит на нее в зеркало, расположенное так, чтобы давать ему обзор всего прохода.

На миг она подумала, уж не узнал ли он ее. Нет. Тогда реакция была бы другой.

Недоверие к чужакам? Нет, для этого он казался слишком расслабленным.

Значит, что-то другое.

Она ощутила облегчение, когда поняла, в чем наверняка причина.

Выложила покупки на прилавок, расплатилась. Продавец убрал все в пакет, и Костерезка, помахав рукой и чарующе улыбнувшись, вышла на улицу.

Теперь надо будет заглянуть в библиотеку, кое-что подчитать. Во-первых, у нее было мало информации о Предвестнике. Прошлое Короля – тоже белое пятно. Об этих людях Джек не распространялся, хоть и отзывался с уважением.

Она представила себе, как он будет доволен, если она дернет их за нужные струнки и получит правильные характеры.

Затем она сможет купить одежду и простыни. Если тут найдется хороший магазин инструментов, там тоже кое-что полезное можно будет приобрести. Ее скальпели уже начали тупиться.

В этом мелком прыще под названием «город» мало что было, и с момента своего прибытия сюда Костерезка видела на улице, ну, может, одну машину; однако все равно она посмотрела в обе стороны, прежде чем перейти через дорогу.

Из банка вышла бледная черноволосая женщина в черном деловом костюме.

Ее поведение, манеры – обыденные. Ни малейших признаков агрессивности.

И тем не менее Костерезку кольнуло тревогой. Момент ее появления, не сочетающаяся с местностью одежда…

Лучше пойти наобум и ошибиться.

– На драку нарываешься?

– Нет, – ответила женщина. – Отнюдь, Костерезка.

Елки-иголки, ежики-стреножены… Джек, если узнает, будет в такой ярости…

– Потому что, если ты меня убьешь, это ничего не изменит.

– Ты встроила биологический ключ в транспортное устройство. Оно сработает, только если ты жива, спокойна и держишь его в руках. И перенесет только тебя. Мы не сможем с его помощью попасть внутрь, а убив тебя, мы не помешаем периоду стазиса пройти до конца.

– Ага. Вот поэтому.

– Я понимаю. Но меня послали сюда не для того, чтобы тебя уничтожить. Мы могли бы. Мы могли бы даже добраться до Джека, думаю, раз мы теперь знаем, где вход. Тем не менее это опасная перспектива – поместить сильных паралюдей в то же место, где находится человек, которому предсказано принести конец света.

– Я не лошара, знаешь ли, – заявила Костерезка, ткнув пальцем в сторону женщины.

Так легко было бы стрельнуть отравленной иглой ей в горло.

– Я просто хочу поговорить. Попрошу об одной услуге, а потом оставлю тебя в покое, – заверила женщина.

– Ты, похоже, не в курсе, как работает «Орден кровавой девятки»? Мы не оказываем услуги.

– Эту ты окажешь. В членов «Ордена кровавой девятки», которых ты массово производишь, ты собираешься встроить контролирующие переключатели. Доступ к ним ты дашь мне. Не в ближайшее время, позже. Позже, чем ты думаешь.

Костерезка расхохоталась, визгливо и пронзительно. Потом еще посмеялась.

Женщина терпеливо ждала.

– Глупая! Ты никогда еще так не ошибалась, – сказала Костерезка. – Предать Джека? Предать остальных?

– Ты это сделаешь.

Костерезка снова посмеялась, на этот раз не так долго. Сквозь смешки она проговорила:

– Если ты попытаешься взять меня под ментальный контроль, тебя ждет еще сюрпризик. У меня есть предохранители. Ты только врубишь мой режим берсерка.

– Никакого ментального контроля. Нам предстоит много работы, и это лучший способ ее сделать, несмотря на слепое пятно.

– Это твой лучший аргумент?

– Нет. Я могу сказать тебе две вещи.

Костерезка с улыбкой приподняла брови.

– Две вещи?

– Ширина и глубина.

– Не въехала. Это и есть твои две вещи?

– Нет. есть еще одна. Каждая из этих вещей – это фраза, идея. Вторая фраза проста. «Попрощайся».

Костерезка ощетинилась. Механические ловушки, иглы в пружинных иглометах и системы выпуска яда по всему ее телу изготовились к бою. Она уронила пакеты на землю.

Женщина не напала. Вместо этого она развернулась уходить.

Пустая угроза?

Костерезка подумала, не выстрелить ли полыми иглами женщине в спину. Но если она промахнется, то окажется в основном безоружна. Ей придется приблизиться, чтобы воспользоваться ядовитым спреем, или ядовитым плевком, или телескопической плечевой костью и расположенными под ногтями капсулами с кислотой, способной растворять плоть.

Женщина вошла в банк, и Костерезка поспешила через дорогу, чтобы последовать за ней.

Но та уже исчезла.

 

***

 

20 января 2005

Рили отчаянно глотала воздух. Ее тело не слушалось.

Она добралась до комнаты мамули и рухнула на пол, головой к изножью кровати.

Ковер был измазан кровью. На нем, у самой кровати, лежала ничком мать Рили, повернув голову на бок, в точности как Рили сейчас. Она вся была в швах. Рили не смогла бы найти на ее коже целого участка размером с раскрытую ладонь.

Один шрам был весь вскрыт, швы распороты – от виска через боковую поверхность шеи вдоль бока к тазу.

Слишком большая потеря крови. Мозг Рили начал действовать, потянулся к знаниям, которыми не обладал еще вечером, – знаниями, как чинить людей. Она впитывала детали, схватывала всё, от количества крови, которая еще оставалась в мамуле, до частоты сердцебиения и количества вдыхаемого воздуха, и все это лишь по тому, как быстро вытекала кровь, и по цвету кожи. Она знала, в каком порядке ей придется чинить. Идеи вспыхивали в мозгу, подсказывая ей, как закрыть раны, как собрать кровь с ковра и очистить ее, а может, даже сделать что-то, что будет работать так же, как кровь, из воды и всякий ерунды на кухне, с идеально подобранным количеством электролитов, просто чтобы наполнить сосуды и разносить по телу хоть немного воздуха, – это оттянет отключение мозга на достаточное время, чтобы Рили смогла придумать что-нибудь еще.

Но она слишком устала.

– Быстрее, – голос мистера Джека прозвучал почти что ласково. – У тебя есть время. Ты можешь ее починить, верно?

Она уставилась на лежащую поодаль мамулю. Они лежали головами в противоположные стороны, поэтому мамулино лицо выглядело перевернутым, почти полностью покрытое швами.

Рили знала, что сработала плохо. В школе у нее даже прямо резать ножницами не получалось, как же ей было сделать это?

Мамуля произнесла что-то одними губами, но швы тянули их в странных направлениях.

Рили подумала, что, пожалуй, догадывается, что сказала мамуля.

– Нет, – заявила она мистеру Джеку.

– Нет?

– Я ее не люблю, – ответила она. Потом моргнула, медленно, чтобы ей не пришлось смотреть мамуле в лицо, и на глазах выступили слезы.

– Ладушки, – произнес мистер Джек. – Тогда попрощайся.

Попрощайся.

– Прощай, мамуля, – послушно сказала Рили.

Мама одними губами ответила.

Времени потребовалось много.

Долго, очень долго она наблюдала, как крови течет все меньше, как меняется ритм дыхания, как замедляется сердцебиение. Зная, что мозг страдает, зная, что происходит с органами и в каком порядке они отключаются.

В какой-то момент это перестало быть мамулей и стало чем-то иным. Мамуля превратилась в нечто умирающее, в постепенно отказывающую машину из плоти и крови.

Так было легче.

Не так сильно болело в груди.

Губы, залатанные несовершенными швами, произнесли одну последнюю фразу.

– Ну вот, – прошептал мистер Джек. – …Вот. Всё.

Еще какое-то время они трое отдыхали на полу комнаты. Мистер Джек, Рили и ее мамуля.

Другие показались в проеме, и в комнате стало сумрачно.

– Готово?

– Она готова, – ответил мистер Джек, вставая. Он потянулся. – А насчет того, что нам делать с ней, мы…

Он смолк, когда клоун в коридоре рассмеялся – пугающий, несуразный звук, которому словно не хватало чего-то, что обычно есть в смехе. Джеку, похоже, понадобилась секунда, чтобы понять, почему клоун рассмеялся.

Когда он посмотрел вниз, Рили встретила его взгляд, улыбаясь. Это была наигранная улыбка.

– Что это? – спросил Джек и улыбнулся в ответ. – Что-то смешное?

– Нет. Я просто… захотела улыбнуться.

– Что ж, я тоже, – ответил он. – Давай улыбаться вместе.

Она на миг растерялась, однако сохранила на лице натянутую улыбку.

– Да. Идем с нами. Мы сохраним тебя в безопасности.

Она не хотела идти с ними. Ничего она не хотела меньше.

Но податься ей было некуда.

– Да, пожалуйста, – произнесла она. – Звучит… заманчиво.

Последние слова матери прозвенели в голове Рили, последние слова, которые она испустила, прежде чем превратиться в сломавшуюся машину.

«Будь хорошей девочкой».

Она будет хорошей. Она будет вежливой и веселой, и будет делать работу по дому, и будет следить за манерами, и будет съедать ужин до конца, и будет заботиться о прическе, и никогда не будет ругаться, и…

 

***

 

15 ноября 2011

Она пробудилась от кошмара, который начал становиться уже чересчур знакомым. Обычно он снился ей лишь несколько раз в неделю, фрагментами. Сейчас он был уже более отчетливый, более связный.

Ей это не нравилось.

По привычке она потянулась через кровать и прижала к себе своего спутника.

Недостаточно. Недостаточно тепло, никакой реакции, никакой заботы.

Он не семья.

Костерезка раздраженно откинула покрывало.

Бласто лежал неподвижно.

– Встать, – приказала она.

Оборудование в его теле заработало, побуждая его двигаться.

Костерезка неотрывно смотрела на него, и в ней сражались незнакомые чувства. Сон все еще был свеж в памяти, и она не могла его прогнать, как не могла прогнать вчера, и позавчера, и позапозавчера.

Просто с каждым днем становилось чуточку труднее.

В ней разгорелся гнев, но она налепила на лицо улыбку. «Думай о счастье».

«Будь хорошей», – подумала она затем, и эта мысль была слишком близка к тому, что было во сне. Она произвела противоположный эффект, смыв всю решимость Костерезки.

Осталась лишь мешанина из беспокойства и тоски.

«Никакого ментального контроля? Поцелуй меня в попку!» Чертова баба в костюме наложила-таки на нее ментальное колдунство!

Это ее расстроило – ужасное начало дня. В большинстве случаев она могла обнять всякого, кто спал рядом с ней. Бласто для этого не очень подходил.

Не помогало и то, что Бласто умер неделю назад. Инсульт, несомненно от стресса, при повторении песенки про светлячка-милячка. Единственным, что заставляло его сейчас двигаться, были установленные ею управляющие механизмы.

Не очень он подходил для обнимашек.

Как правило, если обнимашки не помогали, Джек не оставлял ее без дела – поручал ей что-нибудь, развлекал ее. Его голос всегда звучал в ее ушах, подталкивал ее вперед, хвалил за то, что она хорошая девочка, за ее искусство, за ее талант. Другим было интересно. Ее семья.

А сейчас она была одна.

Она вышла из чулана, который служил ей спальней, оставив Бласто стоять возле матраса из плоти, и подошла к контейнерам.

Третий черновик, пока что в зародышевом состоянии, по девять экземпляров каждого. У Костерезки было насчет этих хорошее предчувствие. Надо было создать еще несколько мозгов, изучить и приготовить несколько характеров, но она была вполне уверена в своей способности сшить это все воедино.

Единственной занозой были Костерезки. Целый ряд – пустой.

Им не требовалось так много времени, чтобы созреть, но она еще даже не начинала разбираться, как их создавать.

Она могла бы просканировать свой собственный мозг и скопировать результаты, но с установкой было неудобно управляться, лучше всего она работала, когда субъект спал. Можно было бы настроить Бласто, чтобы он управлял установкой, но… это тоже было по-своему трудно.

Она не привыкла быть неуверенной в себе. В искусстве вся фишка в том, что она способна создать все, что угодно, при этом может включать туда ошибки. Но для искусства требуются зрители, а тут их не было.

Она назначила себе задание: все должно быть готово к тому моменту, когда пробудятся Джек и остальные; а сейчас она чувствовала, что разваливается, рассыпается в этой тишине и одиночестве.

Она смотрела на семена Костерезок, которые еще не выросли, и думала, сможет ли смотреть достаточно долго, чтобы увидеть настоящую себя, создать что-либо наподобие себя. Все ее тестовые прогоны с остальными сработали. Они получились достаточно близко, чтобы ощущаться знакомыми, хоть мелкие детали и не совпадали. Их характеры, их подходы – все было достаточно близко. То тут, то там она подкручивала кое-что, исправляла самые губительные черты характера, которые оборачивались против своих хозяев и приводили к тому, что их ловили или убивали.

Она отвернулась со вздохом. Не спеша облачилась в купленную одежду, а потом с помощью дистанционного пульта телепортировалась на Землю Бет.

– Наш постоянный клиент вернулся, – произнес парень за кассой. – Ты часто выбираешься наружу, с этим твоим домашним обучением.

– Ага, – кивнула Костерезка. Она сложила руки на краю кассовой стойки и опустила на них подбородок. – У тебя красивая прическа, Илай.

– Спасибо, – ответил он. Похоже, он искренне смутился. Костерезка чуть улыбнулась.

– Есть какие-нибудь хорошие киношки в последнее время? – поинтересовалась она.

– Тебе же нравятся жутики, да?

– Ага-угу.

– «Тьма». Тебе понравится, его известные люди делали. Он про мафию…

В магазин вошла женщина, и Илай подскочил на месте, будто его застали за чем-то неправильным.

– Можно… можно я повешу объявление на окно? – спросила женщина.

– Сперва я должен его посмотреть, – ответил Илай. – Возможно, понадобится спросить у папы. Магазин все-таки его, хоть и заправляю тут я. Если возникнут вопросы, ему решать. Он возвращается в понедельник.

Женщина передала ему бумагу с очень серьезным видом.

Илай прочел ее не спеша.

– Думаю, в городе об этом все знают, миссис Хэмстон.

– Можно я все равно его прикреплю? Если кто-нибудь будет проезжать мимо и увидит его…

Илай поерзал, он явно был не в своей тарелке.

– Не вижу, почему нет. Папа бы не отказал.

Ничего не ответив, миссис Хэмстон принялась наклеивать объявление с внутренней стороны стеклянной двери на уровне глаз.

Потом покосилась на Костерезку.

– Тебе нельзя ходить по улицам без взрослых. Иди домой.

– Да, мэм, – ответила Костерезка, улыбаясь.

Женщина ушла.

Костерезка открыла дверь и, удерживая ее, прочла объявление. Пропажа человека, с фотографией девочки. Костерезка отпустила дверь, и та закрылась.

Илай нерешительно произнес:

– Рили, я тут подумал, если ты хочешь, можем зайти ко мне и посмотреть это кино…

– Нет.

– Нет? Почему?

– Ты знаешь почему, – ответила она. Двинулась по проходу, чтобы прихватить закуски. Жевательные конфеты, еще Frooty Toots, еще молока.

– Я не стану, ты же знаешь, я…

– Ты был бы джентльменом, я уверена, – отозвалась Костерезка. Смешно то, что она действительно была уверена. Она знала своих монстров.

Он изо всех сил пытался взять себя в руки.

– Я… ты говоришь о домашнем обучении. Строгие родители?

Фраза получилась жалкой. Она знала, что фраза получилась жалкой.

– Именно, – кивнула она, ставя покупки на стойку кассы. – Извини.

– Восемь девяносто пять, – вот все, что он сказал.

Он обиделся. Но он оправится. Костерезка забрала покупки, легонько махнула ему рукой и двинулась обратно. Кинула взгляд на женщину, идущую к следующему магазину.

Она прошла туда, где ее не было видно, и с помощью дистанционного пульта вернулась обратно в карманную вселенную.

С все возрастающим чувством неловкости она поставила молоко в холодильник, а Frooty Toots – на стойку, где конфеты. Не та неловкость, которая была с Илаем. Та – пройдет сама собой. Она увидит его через пару-тройку дней, и им все еще будет неловко. А при следующей встрече все уже вернется к норме.

Нет. Не это лежало грузом на ее сердце.

Она позвала Бласто и вошла в еще один чулан.

Мелани – так звали девочку.

Полторы недели назад это было так логично. Решение ее проблем. Девочка была прямо под рукой. Так легко подобраться. Укол транквилизатора в шею, рассчитанный на лету с учетом массы тела и общего состояния здоровья. Перекалибровать телепортирующий пульт с бессознательной девочкой на спине было чуточку более рискованно, но здесь малолюдный городок.

Костерезка тогда была достаточно занята, чтобы оставить девочку здесь, с капельницей в шее, катетером и трубкой для какашек. Теперь у нее было свободное время, и она могла заняться проблемой Зимы.

Ей требовался ребенок-солдат. И его можно было создать. Внедрить военные воспоминания из базы данных Мозгуна в девочку, дать им впитаться, потом собрать результаты. Остальное можно будет подрегулировать, подбалансировать, подправить.

И вот опять это чувство неловкости.

Она не могла вспомнить лицо своей матери, только швы. Отца она вообще никогда не видела. Его лицо было лишь смутным образом у нее в голове – несколько изолированных черт, которые ничто не соединяло.

Но, когда она пыталась визуализировать, как она занимается этим, вмешивалось лицо Илая. Разочарованное, растерянное.

Илай, а теперь и миссис Хэмстон.

Девочка уже была мясом. Инструментом, набором ресурсов, который можно разобрать и собрать в другой конфигурации, машиной. Чем угодно, но не человеком.

Но люди с периферии жизни девочки… Их было труднее разложить по полочкам. Далеко. Они были не на расстоянии вытянутой руки, чтобы их можно было использовать как ресурсы.

Эмоциональный фактор.

«Ёшкин кот», – подумала она. Она прекратила говорить с собой после того, как пошла на поводу у этой привычки и напугала Илая.

Она переключила внимание на компьютер, пересекла комнату. Нужно отвлечься.

Вот только это сработало в обратную сторону. Она подумала о женщине в деловом костюме, о ее словах. Ширина и глубина.

Как обычно и бывает, перед ее мысленным взором тут же нарисовалась связь. Все стоящие перед ней проблемы, вызовы, работа с клонами, попытки разобраться, как их программировать.

Первый набор оказался неудачным, потому что они были слишком молодыми, и связь с пассажиром стала чересчур широкой, потребляя слишком много их личности, оставляя мало места для роста как человеческого существа. Одни детали отсутствовали, другие распухали или преувеличивались, как того желал пассажир.

У Джека была связь другого рода. Глубокая связь. Он пребывал в согласии с натурой конкретно его пассажира. Пассажиры по природе своей жаждут конфликта, а Джек подкармливал эту жажду с самого начала и поддерживал ее годами. Линия между ним и его пассажиром была настолько тонка, что ее и не провести, но Джек сохранил свою личность. Она изменилась, но не поглотилась.

А Костерезка… что ж, она была талантлива. Не приходилось сомневаться, что ее пассажир скормил ей огромное количество деталей.

Но какого рода была эта связь?

Пес побери ментальное колдунство! Пес побери, подери, раздери, нахер!

Она уставилась на свои ладони, распластавшиеся на столе по обе стороны от клавиатуры.

Какого рода была эта связь?

Юный возраст? Проверено. Для остальных это означало ширину.

Кормятся конфликтами? Проверено. Глубина, если единственная точка (Джек) о чем-то говорит.

«В какой степени я – это я?»

Она смотрела на тыльные стороны ладоней.

«А какая разница?» Это был не риторический вопрос. Разница была, ответ имел значение в глобальном масштабе. Она просто не была уверена, в чем эта разница и каково это значение.

До сих пор ей не приходилось принимать очень уж много самостоятельных решений. Точнее, лучше сказать – не приходилось принимать важных решений. Находиться с Джеком было спокойно, потому что ей не приходилось сталкиваться с подобным. Одна реплика – и вопрос решался.

Костерезка повернулась к Мелани. Девочка была ее возраста.

Странно об этом даже думать.

Девочка видела ее лицо. Костерезка не могла доверять своему умению стирать память, когда у нее не было подопытных, а это доставило бы новые риски, новые проблемы и лишь усложнило бы задачу, с которой она пыталась справиться.

Она не привыкла к такому стилю мышления, не привыкла обдумывать, как минимизировать хаос.

Не могла быть уверена, что потянет за правильное воспоминание. Это была не ее технология.

И не могла быть уверена, что сможет перезаписать воспоминания. Вставить воспоминания – да; однако мозг – забавная штука. Опять-таки, это была не ее технология.

Продолжать исходный план будет безопаснее всего.

Она подумала об Илае. Друг. Не семья, какой стала для нее «Девятка», но друг.

Подумала о том, как влияет пассажир на ее личность. Ее искусство – в самом деле ее, или же его? Ее чувство, что «Девятка» – это семья, опять-таки, чье?

Она прикусила кончик большого пальца, глубоко впилась в ноготь особыми режущими материалами, которыми она выложила свои резцы, и одним резким движением оторвала кончик. От основания ногтя пошла кровь.

Боль придала мыслям четкость.

Может, эта семейная штука принадлежит пассажиру. Может, и искусство тоже.

Но с Илаем? Это было неидеально. Это было ненормально. Но, если бы пассажир никогда с ней не встретился и она до сих пор жила бы жизнью, чуть похожей на ту, какая у нее сейчас, она вполне могла представить себе, что дружила бы с Илаем.

Держа это в голове, она приняла решение.

 

***

 

12 ноября 2012

Она сместила свой вес с одой ноги на другую.

Много времени она провела одна. Много времени на размышления.

Все ее решения теперь принимались на конкретной основе. Она действует как Рили или как Костерезка?

Это решение… не было трудным. В каком-то смысле, казалось ей, она всегда его принимала. Но, как и любое другое решение, его следовало тщательно просчитать.

Первая менструация, проверено.

Можно с ней и разобраться. Она сделала пометки на компьютере.

Автогистерэктомия.

Автомастэктомия.

Укорочение конечностей.

Обтесывание костей.

Пластическая операция.

Костерезка бы одобрила. Может, и лучше было бы быть выше ростом, чтобы поместилось больше снаряжения. Впрочем, она всегда может обратить процедуру. Это будут уже не ее части, но это не такая уж проблема.

Однако для Рили это было важно. До пробуждения Джека оставались считаные месяцы. Ей нужно время, чтобы восстановиться. Клоны были в хорошем состоянии. Лишь контейнеры Костерезок оставались пустыми. А в каждом из остальных был клон юношеского или почти взрослого возраста. За один-два месяца до того, как остальные пробудятся от криостазиса, она начнет делать операции, добавлять усиления, комбинации усилений.

Она выложила на стол рядом с собой все. Скальпели, пакеты с кровью, капельницы, отвертки, проволоку, скобки, пистолет для прижигания, молоток, степлер… в общем, полный набор всего.

Она подняла пилу для резки костей и чуть нахмурилась. За последние месяцы это слово, «костерезка», приобрело для нее другое значение. Оно перестало быть ее именем, стало именем ее пассажира.

Анестезия? Нет. Ей понадобится оптимальное осознание собственного тела. Все, что притупляет ощущения, испортит его.

Она умела отключать боль по собственному желанию. Она этим не воспользуется.

Нет. Она не сказала бы, что чувствует вину за то, что сделала, но сейчас она осознавала, что сломана. Она понимала, что, возможно, должна чувствовать вину.

Часть ее сожалела, что не может потянуться вглубь и найти тот беззаботный взгляд, ту невинность, которой она наслаждалась прежде. Другая часть ее была довольна. Все в ней было податливым, поддавалось модификации, все изменения можно было отменять. Детали машины. Но это? Она не была уверена, что может это изменить, даже – что хочет этого.

Это не была бы епитимья. Епитимья подразумевала бы покаяние. Но это было бы справедливо, насколько она могла посудить.

Она начала резать.

 

***

 

24 января 2013

– Объявления нет, – заметила она.

– Рили! – Илай явно изумился. Он кинул взгляд назад, на отца, который расставлял товары на полках. – Ты не заходила… так давно. Я боялся, что ляпнул что-то не то.

– Нет. Жила с папой какое-то время, – ответила она. Вранье далось легко, без усилий. Ее даже совесть не куснула.

– А теперь вернулась?

– Заглянула проездом, как при первой нашей встрече.

Он кивнул, все еще слегка ошарашенный.

– Эмм… девочку нашли в лесу, мертвую. Ее собаки сильно изглодали.

– Ох, – отозвалась она. Встревоженный взгляд был заранее отработан перед зеркалом. Даже сейчас она не чувствовала настоящей вины, но ничто уже не было надежно, как прежде. – Я заглянула попрощаться, Илай.

– Попрощаться? – он выглядел скорее удивленным, чем разочарованным.

«Возможно, он со мной уже попрощался», – подумала она. Она была не в обиде. То, что она росла с «Орденом кровавой девятки», притупило ее чувства во многих отношениях. Это имело смысл, не более того.

– Я хотела сделать тебе подарок, – продолжила она. – В благодарность за советы по кино и за беседы все это время. Ты помогал мне, дал мне дружбу, когда я в ней нуждалась.

Он нахмурился.

– После развода твоих родителей, ты хочешь сказать.

– Да.

Еще одна легкая ложь.

– Я понял, – сказал он. Взглянул на конверт. – Можно открыть?

– Нет. Там написана дата. Дождись того самого дня, потом прочти. Нарушишь это правило, и я разозлюсь, понял?

– Да, – ответил Илай. Опустил взгляд на конверт. – Мой день рождения.

– Ага. И я не думаю, что ты вправду понял, – сказала она. – Но это ничего. Просто не нарушь правило и не потеряй письмо.

– Окей, – кивнул он. – Эмм… я бы тоже тебе что-нибудь подарил, но… а!

Он покопался в своей сумке и протянул видеокассету.

– Я… я ее взял напрокат, но я заплачу за замену. Одна из моих любимых вещей за прошлый год.

Фильм ужасов. Ребенок-оборотень?

Ребенок-монстр.

Она покосилась на Илая, но в его выражении лица не было ничего такого. Она невероятно хорошо навострилась читать людей, и… нет. Он не имел ни малейшего понятия, как ироничен его подарок.

– Спасибо, – произнесла она, прижимая кассету к животу. – Наверно, нам стоит просто сказать друг другу привет-пока, как обычно? Согласен?

– А ты выглядишь по-другому, – вдруг брякнул он не в лад с предыдущими словами.

Она-то надеялась, что зимняя одежда скроет все изменения, которые она сделала.

– Хорошо выглядишь, – добавил он.

– Сам, нахер, будь хорошим, Илай, – огрызнулась она, глядя на него.

Прежде он мог бы запротестовать, изобразить замешательство. Но он изменился, как и она.

Сейчас он лишь кивнул легонько.

– Ладно.

 

***

 

25 мая 2013

Она сидела, закинув ноги на стол и поставив миску с Frooty Toots себе на живот, когда зазвенел будильник.

На миг ее охватила печаль. Она дважды прикоснулась большим пальцем к мизинцу, и внедренные туда магниты заметили сигнал. Она записывала свою мозговую активность и движения, когда размышляла над клонами-Костерезками, и пришла в итоге вот к этому, манипулируя собственным телом примерно так же, как манипулировала телом Бласто.

Ее язык тела был не ее. Улыбка, походка, жесты – все было настроено под прежнюю Костерезку.

Рост тоже изменился. Она соответственно постригла волосы и сделала даунгрейд всего тела, как будто последних полутора лет вовсе не было.

В каком-то смысле этим она сожгла мосты. Это замедлит ее рост в будущем, что вызовет подозрения.

Она не сможет поддерживать прежние отношения с «Девяткой». Слишком многое будет ее выдавать, слишком мало времени в одиночестве, чтобы втайне вносить изменения.

Одиночные контейнеры открылись, и из них медленно, но верно вышли члены нынешнего «Ордена кровавой девятки». Джек, Волкрюк, Кожевник, Ночная Ведьма.

Рили заметила, что Джек прикладывает усилия, чтобы сохранять собранный вид. Он еле держался на ногах.

Его взгляд устремился на нее.

Каким-то образом она поняла. Поняла, что он знает. Но в этом не было ничего удивительного.

Все, что ей реально было нужно, – разумное сомнение. Он будет подозревать, наверняка устроит ей что-нибудь. Позже.

Пока что у нее будут варианты.

– Ты не спишь, – прокомментировал он.

– А ты голый, – ответила она, прикрыв глаза рукой. – Где твои манеры?

Как с ездой на велосипеде. Возвращение к прежней себе. Играть роль.

– Это я исправлю в момент. Воздушные хлопья?

– Сама сделала. Целых три часа угрохала, чтоб получились как надо. Захотелось чем-то себя занять.

– А молоко?

– Сама сделала, – повторила она. Ухмыльнулась, и автоматика взяла дело в свои руки, добавив улыбке нужной ширины, нужной невинности, какой она не могла добиться собственными усилиями.

– Не буду уточнять. Моя одежда?

Она указала в направлении чулана, куда сложила все комплекты грубой шерстяной униформы, а также одежду, которую сняли Джек и остальные, прежде чем отправиться в камеры криостазиса.

Джек сделал шаг и запнулся.

– Я… не так хорошо скоординирован, как должен, – произнес он.

– Похоже, есть проблемы с фазой восстановления, – ответила Рили. – Месяц-другой – и ты будешь твердо стоять на ногах.

– У нас график.

– Я знаю. Но исправить это не могу. Не моя технология.

Пристально глядя на нее, Джек отмел от лица покрытые ледяной корочкой волосы.

Но она не солгала. Из ее фразы неправильность не выудишь.

– Ты могла бы разбудить нас раньше.

– Неа, неа, – ответила она. – Это бы загадило распорядок.

Снова этот проникающий взгляд. Вот сейчас – решающий момент.

– Что ж, – улыбнулся Джек, – неизбежно так неизбежно. Придется нам сделать что-нибудь сверхъяркое.

– Мегаяркое, – ответила она. – Пока нас не было, там было интересно.

– Интересно?

– Покажу позже.

– А клоны?

– Я ждала, пока ты проснешься, чтобы их поприветствовать.

– Хорошо, – произнес Джек. – Великолепно.

Он развернулся и, прикрывая голый зад, направился к чулану. Костерезка широко улыбалась ему вслед, но в сердце ее был холод.

Что до Волкрюка, то он лишь обернул свое тело клинками, преобразившись в нечто гигантское и металлическое. Рили успела подумать, не выглядит ли он слегка погруженным в себя, прежде чем его голова тоже покрылась ковром из движущихся, рыскающих крючьев и игл.

Она продолжила жевать хлопья и смотреть фильм.

Все-таки он ей действительно понравился. Илай был прав.

Она улыбалась, пряча чувство утраты, когда стирала фильм из системы и уничтожала следы.

Один за другим свежеразмороженные члены «Девятки» присоединялись к остальным, облаченные в свои одежды и костюмы.

Джек подал Костерезке знак, и она нажала клавишу на клавиатуре. Подсветка.

Под каждым стеклянным контейнером вспыхнули светильники.

Слив.

Жидкости полились наружу и стекли в сливные отверстия в полу. Размытые фигуры стали видны более отчетливо, расплывались только из-за капелек, оставшихся внутри на стенках каждый камеры.

– Себя ты не создала, – прокомментировал Джек.

– Не получилось.

– Ясно, – обронил он.

Каждая реплика в диалоге была словно очередным гвоздем в крышку гроба.

Но этот гроб – не повод для тревоги сегодня и даже завтра.

Пока что она Джеку нужна. Пока что у нее есть варианты.

Она улыбнулась, широко, с весельем, которого не ощущала.

У женщины в деловом костюме есть варианты. Она придет к Рили и заберет дистанционный пульт.

Множество врагов наверняка уже собирает силы, готовясь разбираться с этим кризисом.

У Илая есть письмо. Там авиабилет и требование улететь и не возвращаться. Чтобы надежно донести свою мысль, она раскрыла, кто она такая.

И все же у Рили оставалась капля сомнений.

Некоторые клоны поднялись с колен. Другим удавалось стоять с того самого момента, когда жидкость ушла из камер. По мере того как клоны поднимались, начинали действовать их способности.

Сибирячки возникли рядом с Мэнтонами. Шесть походили на его дочь, остальные три – на самого Мэнтона, все в черных и белых тонах.

Хохотуны – высокие, толстые, с зигзагообразными руками (добавление самой Костерезки). Тридцать один локоть. Руки тащились за клонами, когда те передвигались. Время от времени кто-то из них подергивался в нервном тике. Клоунские узоры представляли из себя набор вытатуированных шрамов. Один из клонов включил на пробу свою сверхскорость и пересек комнату вмиг.

Ностальгично в каком-то смысле. Хохотун был в команде, когда она сама туда вступила.

Крыса-Убийца. Не скрепленная воедино скобами, как оригинал. Костерезка не торопилась и сделала все хорошо. Когда членов «Ордена кровавой девятки» было меньше, чем надо, она создала Крысу-Убийцу как рукотворное дополнение к команде. Та прошла испытания, но со временем началась деградация в ментальном и физическом плане, и ее понизили.

Зима, беловолосая, с белыми радужками на черном фоне, голая, всматривающаяся во всё. «Глаза Маделин», – подумала Рили. Зиме, конечно, понадобится оружие.

Багрец, бывший короткое время возлюбленным Зимы. Рили провела немало времени, закладывая в них эти отношения. Багрец был одним из первых членов команды, Зима погибла сравнительно недавно. Зиму сменил Топорик – вон он, девять штук, – а Топорика сменила Милочка.

Девять Милочек собрались в кучку. Рили забыла дать им татуировки. Ну, неважно. Беглый взгляд подсказал ей, что они обсуждают, какие им сделать прически.

Улыбка на лице самой Рили была такой широкой, что причиняла боль, но это была не ее улыбка.

Король, высокий и белокурый, ничуть не стесняющийся своей наготы. Все девять Королей были широкоплечими, каждый на полфута выше Джека ростом.

Их взаимодействие будет интересным. Она в свое время подумала, не запрограммировать ли Короля со знанием, что его убил Джек, но в итоге не стала.

О, и были еще другие. Некоторые – трудноузнаваемые. Девять Аланов Грамме, которым не хватало их брони. Девять Недов, узкоплечих и всего пяти с половиной футов роста. Когда другие причинят ему какой-нибудь урон и дадут возможность регенерировать, он станет напоминать истинного себя немного лучше. Он будет Ползуном.

– А последний? – Джек указал на оставшуюся камеру.

Она нажала на клавишу, и на какое-то мгновение ее выражение лица ускользнуло. Она закрыла глаза на чуточку дольше, чем надо, когда суп с питательными веществами вытек из камеры и стекло опустилось.

Но никто не смотрел на нее.

Наружу вышел мальчик, и в его движениях не было ни намека на затруднения. Он не прикладывал видимых усилий, как остальные, и не испытывал проблем с равновесием. Возраст его был где-то между десятью и четырнадцатью, препубертатный. Волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор, и он был в форме частной школы и лаково-черных туфлях. Сухой.

Хотя в трубке он был голый.

Ну, это была его фишка. Одна из.

Сильнее всего бросался в глаза окружающий его эффект. Он был монохромный, в серых, белых и черных тонах, и вокруг него мерцали пятнышки света и тени. Местами он сам мерцал – это его на миг перекрывал образ-двойник, призрачный, глядящий в другую сторону.

Из всех парачеловеческих способностей у него были самые читерские.

– Джек, – произнес Серый Малый. Его голос прозвучал высоко и ясно, как звон колокольчика.

– Николас.

Джек протянул руку, и Николас ее пожал.

У Рили в животе все сжалось.

Было бы вполне в стиле Серого Малого применить свою способность и убить кого-нибудь в этой комнате, просто потому что он может. Джек хотел только один клон. Невысказанная реальность заключалась в том, что он хотел один потому, что контролировать мог всего один.

Если Серый Малый не атакует Джека, то… она, Рили, была единственной в комнате, кого не окружали клоны.

Он подошел к ней с непроницаемым выражением лица.

На миг ее охватил чистый ужас.

Возможно, ее спасло то, что этот ужас был погребен под выражением, которое система налепила ей на лицо. Фальшивая улыбка до ушей была тем толчком, который побудил Рили спрыгнуть с кресла и подойти к Серому Малому. Она придвинулась к нему вплотную и расцеловала в обе щеки, положив руки ему на плечи и подняв одну ногу, как делали женщины в старых фильмах.

– Братишка, – прошептала она.

– Костерезка, – сказал он, хотя это имя она в него не заложила. Его рука нашла ее руку и сжала. Рили ощутила холодок. – Думаю, мы будем неразделимы.

– Неразделимы, – ответила она, фальшиво улыбаясь.

Медленно подходили другие, из более дальних рядов. Рили наблюдала, как Джек впитывает это все. Двести семьдесят пять. Двести семьдесят стандартных, пять сделанных по спецзаказу. Снегоманн, Ночь-Преночь, Смешила, Тиран, Нерест.

Придумывание имен никогда не было ее сильной стороной.

«Я дала тебе все, чего ты хотел, – подумала она. – А теперь посмотрим, кто окажется впереди. Преуспеешь – и на первый план выйдет Костерезка. Проиграешь – и победит Рили».

Она хотела, чтобы Рили одержала верх, но все было сложнее, чем просто принять решение. Ей придется похоронить свою жизнь с «Девяткой». Похоронить Джека, увидеть его поражение.

Серый Малый сжал ей руку. Она бы подпрыгнула, не будь ее язык тела под контролем системы. Она посмотрела на него, и он подмигнул.

Ее выражение лица не поколебалось, она не позволила себе ни малейшего прокола, но каким-то образом он попал в ту же категорию, что и Джек.

Он знал.

Глядя на собравшуюся толпу, Джек, похоже, принял решение. Он искоса посмотрел на Рили, как и Серый Малый.

– Хорошо, – произнес он.

 

Предыдущая          Следующая