ТАРАКАНЫ 28. ИНТЕРЛЮДИЯ
Изучение, анализ.
Импульс, который невозможно отследить любым стандартным устройством, потом стабильная реакция. Восприятие прошлого и будущего. Распределенное сразу по нескольким целям, оно служит ей основным чувством. Каждая цель концептуализируется в контексте двадцати – восьмидесяти лет истории. Чем больше времени, тем больше отклика от стабильного входящего потока информации и тем четче образы. Бесполезные элементы убрать, важные сохранить.
Расшифровать, искать ключевые точки.
Если сосредоточиться на одной цели, декодирование идет быстрее, но ценой возможности ощущать другие вещи с какой-либо детализацией. Необходимо, как правило, для отвлекающего маневра или для удара достаточно сильного, чтобы занять врага, и она могла бы этим воспользоваться.
Это облегчалось благодаря другому чувству. Другая способность тянется в ином направлении, и она не из тех, которые могут ощущаться большинством. Возможности в виде еще одной мешанины образов. Они проясняются по мере того, как проясняются другие, как отметаются варианты, как цели вокруг нее приходят в фокус.
Одна цель приходит в максимальный фокус, и ее существование теперь видимо полностью, от момента рождения до момента, когда она пропадает из вида. Зачастую это момент смерти. Иногда цель исчезает во тьме, заслоненная другой способностью.
Часто это оказывается не настоящим препятствием, если у нее есть время вглядеться. Есть ключевые точки. Кризисы, стили, решения, страхи, устремления – все это видно отчетливо. Индивидуума можно понять достаточно хорошо, чтобы предсказывать его действия после того, как он исчезнет из виду.
Камень брошен в темноту. Можно с уверенностью полагать, что он продолжит лететь, пока не ударится во что-нибудь.
Ограничить ситуацию таким образом, чтобы цель испытывала оптимальный уровень страха и стресса. Усиление секреции гормонов. Манипулировать ситуацией так, чтобы цель связала знакомые визуальные, обонятельные и слуховые намеки со своим непосредственным окружением. Место, запах, уровень стресса, зрительные сигналы и звуки соответствуют какому-либо ключевому моменту. Секреция гормонов усиливается еще больше.
Результат – галлюцинации, кратковременные или поддерживающиеся. Цель что-то слышит, что-то видит, что-то обоняет, хотя ничего этого нет. Реакция «бей или беги» подпитывает нужду в эскапизме. Галлюцинация служит первым шагом к уходу в грезы.
Камень брошен.
Она делает это с людьми и различными секретами их тел, с механизмами и данными, с элементами и простыми причинно-следственными связями.
Спячка нужна ей для того, чтобы облегчить сбор информации о среде, информации, которая дает низкий уровень отклика. Этот отклик нельзя отследить и ощутить, и информация собирается в несколько проходов. Вместо камня могут быть бильярдные шары, один из которых ударяется о другой, тот о третий. С каждым соударением результаты все слабее.
Если все заранее изучить и тщательно прицелиться, каждый шар найдет свою лунку. Сферы из искусственной смолы сталкиваются с дальней точкой ограждения, покрытого шерстяной тканью, вскакивают на край, гася инерцию. Почти что остаются на месте, потому что у них недостаточно энергии, чтобы преодолеть пропасть. Потом они падают. Все три отправляются в небытие абсолютно синхронно.
Она не испытывает от этого радости. Просто задача. Средства и цель.
В настоящем моменте она полностью слепа – не способна воспринимать «сейчас» ни глазами, ни другими органами чувств. Ни зрения, ни слуха, ни осязания, ни вкуса. Недостаток не роковой, его трудно как-то использовать против нее. Настоящее – лишь крохотный фрагмент длинной линии времени, когда можешь видеть и прошлое, и будущее.
Но сейчас перед ней препятствие, в отношении которого она полностью слепа. Нет видимого прошлого или будущего. Во взаимодействии с ним она ограничена контекстом. Она не видит препятствие, но видит то, что движется вокруг него. Не видит, как оно наносит удар, но видит реакцию, последствия.
Она видит камень, вылетевший из темноты, и может определить, откуда он был брошен.
Есть задача, которую надо выполнить, но сначала необходимо расставить кое-что по местам.
Препятствие должно быть убрано. Это главное, но она в отношении препятствия слепа. Вот самая большая из стоящих перед ней проблем.
Ей требуется доступ к конкретной информации. Его можно получать, если тщательно разместить цели.
Ей требуются ресурсы. Для этого нужно терпение. Доступ она получит довольно скоро, если только все не утонет во тьме из-за препятствия.
Она должна оставаться не потревоженной. Это дано ей бесплатно.
Она работает рядом с субъектами. Это служит ее целям на нескольких фронтах. Когда может, она коммуницирует с другими. Водяным потоком с определенным набором длин волн она коммуницирует с братом, который воспринимает весь мир как воду – живых существ как мясные пузыри, состоящие в основном из воды; воспринимает влагу в воздухе, влагу на всех доступных поверхностях, когда применяет свои способности, чтобы передвигать в нужное место облака и туманы.
Младших сестер труднее выцелить, но их место рождения испещрено темпоральными аномалиями. Дыры во времени, колодцы, эхо, замедленное время и ускоренное время, из-за столкновений, которые уже произошли, даже столкновений, в которых участвовала она. Она манипулирует ветром так же, как до того воздействовала на воду. Шевеление, которое провоцирует другое шевеление, и темпоральные эффекты, на которые можно повлиять, получают удары с определенной закономерностью, натягиваются в особом порядке, от самого быстрого к самому медленному. Она снова повторяет процесс, с акцентом на аномалии, в которых пойманы индивидуумы. Как коммуникация этот метод грубый, но она знает своих сестер, как знает любую другую цель. Медленно, спокойно, к субъектам.
Новые коммуникации, чтобы донести суть.
Младшей сестре достаточно только содрогания на тех же длинах волн, какие получил старший живой брат. Она реагирует.
Самой младшей сестре достаточно проявления любой способности. К тому времени, когда другие среагировали на сигнал, самая младшая уже готова.
Итак, они заняли свои места. Они слушаются, они сохраняют спокойствие.
Когда им дают разрешение, они атакуют назначенные цели. Они сотрудничают с субъектами.
Ее внимание переключается на объект, который она создает. Она не может его видеть, не может даже чувствовать там, где ее физическая форма с ним контактирует, но она способна понимать его состояние в прошлом и в будущем, видеть его через восприятие субъектов, которых она уже изучила.
Стеклянная трубка трех футов в поперечнике и семи с половиной футов в длину, металлические наконечники с обоих концов.
Это будет шестой этап в девятиэтапном процессе. Пока что она откладывает его, помещает внутрь более крупного оружия, формируя вокруг стекла декоративный ствол. Стрелять оружие будет иными способами.
Те, кто наблюдают за ней с помощью камер и собственных глаз, не доложат об этом. Им не хватает общего уровня, чтобы знать, чем может быть эта трубка, и они отмахнутся от этого случая как от неважного либо оставят его, чтобы о нем сообщил кто-нибудь другой. Все, что происходит, заносится в журнал, а субъекты, которым положено просматривать этот журнал, либо спят, либо заняты чем-то другим.
Она может видеть события так, как они будут разворачиваться, и действует у всех на виду. Еще один субъект, ушедший раньше, собирается завершить свои дела. Наиболее вероятная последовательность событий, с поправками на возможности укрытия будущего от обзора, приведет к тому, что субъект закончит свой путь в ближайшие десять минут. Неясно, допишет ли субъект свою записку сейчас или решится на что-то более длинное.
Трубка полностью инкапсулирована, скрыта.
Укутана.
Она поет, и субъекты, размещенные поблизости, сразу настораживаются.
Значит, песню надо подправить. Что-то другое. Она смотрит в будущее, чтобы увидеть, что ей понадобится. Нечто побуждающее к отдыху.
Субъект, главенствующий в этой маленькой колонии, проснется…
Девушка просыпается.
…только чтобы спросить…
– Какого, твою мать, хрена ты делаешь?
Песня продолжается.
Девушка подходит к окну.
Девушка заявит…
– Господи-Шмосподи. Ты наводишь ужас, ты в курсе?
…после чего усталость берет над девушкой верх. Она тянется к своей способности, ищет подсказки, информацию, но все, что могло бы ей подсказать, уже убрано, спрятано. В фокус помещено другое, специально чтобы привлечь внимание.
Симург стоит во весь рост. Линии ее тела и крылья отведены и вывернуты под такими углами, чтобы отбрасывать тени. Лишь одно крыло отражает свет, направляет его по прямой от задней части шеи в небо. Бледный луч, идущий вертикально вверх. Она склоняет голову набок, изучая пушку, которую создает.
Голова склонена набок, тело выпрямлено, пальцы ног едва касаются земли. Это пробудит воспоминание. Не явственно, но намекнет.
Нет нужды работать над откликом в полную силу, когда ключевые элементы уже расшифрованы.
Девушка, пошатываясь, возвращается на диван, где отдыхала. Она пытается сосредоточиться на своей работе, на деталях, которые необходимо отслеживать. Песня помогает ей заснуть; она успевает пробормотать ругательство, а потом ее глаза закрываются. Семена ее снов уже посеяны.
Это прокладывает путь для новых дел.
Надо разобраться еще с двумя субъектами.
Спустя какое-то время открывается портал. Девушка предпочла более длинное письмо. Теперь она не спеша приближается. Насекомая жизнь исследует область вокруг нее.
Напряжение, усталость, сниженная бдительность. Внедрить слуховую галлюцинацию было достаточно легко. Всего одну. Копнуть ключевое воспоминание.
Лучше сперва разобраться со вторым субъектом. Три минуты до прихода сюда девушки с букашками.
Объекты установлены в конкретном порядке, возбуждая различные идеи. Принята другая поза – крылья подняты, вытянуты.
Оковы. Шприц. Скальпель. Линза. Линза.
Некоторые делают записи, но из этого ничего не выйдет. Как и в случае со стеклянным цилиндром, субъекты здесь лишены набора понятий, требуемого для осмысления.
Намеченная цель очень далеко отсюда.
Слишком много.
Эй, ты в порядке?
Что случилось?
Кровь из носа.
Ты меня слышишь? Тебе надо велеть малышу сменить цель. Пускай нацелится куда-нибудь еще.
Все становилось размытым, туманным.
Сменить цель…
***
Город. Мегаполис. Тянется, докуда хватает глаза, от горизонта до горизонта.
Внимание, только что фокусировавшееся на одной цели, расширилось на всю область, на простирающийся без конца город. Было совсем нетрудно перефокусироваться, впитать это все вместе как набор бесчисленных деталей.
При каждом здании, на каждом балконе имелась ферма, на каждой вертикальной поверхности – черная панель, от которой шли провода, или деревья, укоренившиеся в структуре здания. Каждая семья располагала возможностями производить все необходимое для жизни или даже больше, чтобы продавать излишки.
Они в порядке?
Не знаю.
О боже. Потрясающе. Ты только посмотри на это.
Сосредоточься, делай, как было велено.
Внимание продолжало расширяться. Вся планета. Не идеальный, но цивилизованный мир, в основном южнее экватора, иначе относился к жизни, придавая особое значение самоподдержанию. Остальная часть мира была разорена войной.
В одном из таких разоренных регионов он впервые и появился. В виде струи золотого света.
Разрушение. Он прорезал весь регион, потом весь континент.
Его присутствие ослепляло, погружало во тьму. Размывало образы.
Ничего не вижу. Ничего не…
Двигаюсь дальше.
***
Внимание продолжало расширяться. Почти как фоновый шум, доносились голоса беседующих людей, звуки одного и того же мира, снова и снова.
Не в фокусе.
Не в их фокусе.
Эй, кровь из носа остановилась.
Здесь ничего не происходит. Не следует ли нам сосредоточиться на чем-нибудь другом?
Пускай они отдохнут.
Прошло сколько-то времени. Образы оставались немного нечеткими.
Вот.
Образ сформировался, когда они устремили внимание на один мир, на одну область в нем.
В больничной палате было на удивление светло и солнечно. Мужчина – широкоплечий, мускулистый, с грубыми волосами на груди и руках. С небритым подбородком.
Его грудь покрывали впечатляющие рубцы – какие-то свежие, какие-то старые. Узкий, четкий ожог украшал часть живота. Мужчина с примечательно непринужденным видом разглядывал трубки, входящие сбоку в его грудь.
Кто-то легонько стучал в дверь.
Мужчина поднял голову, но не ответил. Его рука потянулась вниз и взялась за рукоять оружия. Его фирменный пушкомеч.
Подняв оружие, мужчина скорчил гримасу. Боль. Он положил оружие на колено, стволом в сторону двери.
Дверь приоткрылась, и Шевалье взвел пушкомеч.
Инженю застыла.
– Нет, – заявил Шевалье.
– Я хотела посмотреть, как у тебя дела, – сказала Инженю с улыбкой. Она заранее позаботилась о макияже и сейчас выглядела лет на десять моложе, чем была. Одежда ее казалась слегка старомодной, но девушка нацепила джинсы с низкой посадкой, обнажающие аккуратный животик. – С трудом верится, что ты можешь в меня выстрелить.
Выражение лица Шевалье не изменилось.
– Ты правда хочешь это выяснить?
Инженю в ответ издала непонятный звук.
– И тебе, и всем остальным, кого мы выпустили из Птичьей клетки, имплантировали в руку маячок. Они будут здесь через пару минут. Если ты сейчас выйдешь, то тебя не подстрелят и я выскажусь в твою защиту. Если ты останешься, что ж…
Она уже качала головой и разворачивалась, чтобы показать ему левую руку выше локтя. Там был пластырь, а вокруг него – засохшая кровь.
– Ты вырезала его, – произнес Шевалье. Он хотел сказать это с ноткой неверия в голосе, но получилось не очень. Он удовлетворился тем, что добавил: – Должна была подняться тревога.
– Нашла кое-кого, кто захотел оказать услугу милой девочке, – ответила Инженю мягким голосом. – Я хотела повидаться с тобой, Шевалье. А они не разрешали.
– И неспроста.
– Не считай меня плохой девочкой, Шев.
– Как бы там ни было, думаю, тебе следует уйти. Так будет лучше для нас обоих.
– Знаешь, я в тебя немного влюблена, – сказала она.
– Знаю, – мрачно ответил он.
– Не очень сильно. Но достаточно.
– Ты влюбляешься во всех, к кому применяешь свою способность.
– Это неправда. Ты так говоришь, как будто я неверная. А я просто…
Еще не закончив фразу, она шагнула вперед. Шевалье выстрелил из пушкомеча.
Дверь разнесло вдребезги. Инженю вскрикнула и попятилась, ее лицо побледнело.
– Другие будут здесь уже сейчас, – сказал Шевалье.
– Я… я оскорблена, – произнесла она.
– Я знаю.
– Я тебя вижу. На многих уровнях. Вижу твою способность, вижу, что ты с ней сделал. Ты нечто особенное, раз используешь ее вот так. Храбрый.
Шевалье нахмурился.
– Я знаю о твоем особом зрении.
– Мое зрение засекречено, – произнес он.
– Я попросила кое-кого из твоих людей об услуге. Она послушалась, – сказала Инженю, потупившись и сцепив руки за спиной. Она шагнула вбок, оказавшись спиной к разбитой двери.
– Мне кажется, – Шевалье сдвинул пушкомеч так, чтобы он по-прежнему был нацелен на Инженю, – что мы должны лишить тебя доступа ко всем, кто желает оказывать тебе услуги. Я не хочу приказывать поместить тебя в одиночку, но ты не оставляешь мне особых альтернатив.
Инженю надулась.
– Мы вместе были бы хороши, Шев.
– Очень может быть.
– Вот видишь? – она застенчиво улыбнулась. – Я бы стала хорошим партнером или, если ты так предпочитаешь, хорошим подчиненным.
– Ты бы стала. Это твой природный талант.
Улыбка Инженю потускнела, словно та поняла, что он собирается добавить. В конце коридора раздались шаги.
Перед Инженю возникло силовое поле. Секундой позже ее вынесло из комнаты, зажав между полем и стеной.
Шевалье сдвинул меч в сторону, потом стал разворачиваться, пока не сумел свесить ноги и опустить их на пол.
В проеме появился Экзальт.
– Не…
Шевалье продолжил попытки встать.
– Идиот.
Его подняло в воздух грамотно размещенными силовыми полями – одно под бедрами, другое за спиной. Коснувшись пола, Шевалье слегка пошатнулся, но еще одно поле не дало ему упасть ничком. Трубки, идущие к его груди, натянулись. Если бы он упал, возможно, они бы вырвались.
Шевалье нашел равновесие, затем кивнул. Нарвал убрала поля.
– Как, черт возьми, она пробралась так далеко в госпиталь? – спросила она.
– Отпусти.
Силовое поле, удерживавшее Инженю, исчезло, но появилось другое, прижимающее ее к стене только горлом. Нарвал принялась обхлопывать Инженю.
– Не прикасайся ко мне! Шевалье, пожалуйста!
– Как я уже сказал, – заговорил Шевалье, – я легко представляю себе, что это было бы замечательно. Куда лучшие люди, чем я, попадались на твои чары. Ты хамелеон, ты способна преображаться в такую женщину, которую мужчина желает. Мне не нравится то, что происходит дальше.
– Ты судишь меня по тому, что было тогда? Есть в тебе нотка жестокости.
– Ты больна, Инженю. Давай не будем притворяться, что ты чиста сердцем. Не может руководить блоком в Птичьей клетке искренне хороший человек.
– Там просто выживают, – огрызнулась Инженю. – Давай, скажи, что не понимаешь этого.
– Понимаю, – вздохнул Шевалье.
– Шевалье, – вмешалась Нарвал. – Возможно, разговаривать с ней – не лучшая идея.
– Все нормально, – покачал головой он.
– В карманах у нее только телефон.
Инженю заговорила с напором и отчаянием в голосе:
– Ты читал мое досье. Ты знаешь, что я тоже из тех, кто выживают. Ты знаешь, что мы оба видим мир одинаковым образом, мы видим способности. Но ты применяешь свою способность, чтобы манипулировать физическими штуками, а я сосредоточена на… нематериальном. Вот такой дуализм.
– Дуализм, – повторил Шевалье ровным голосом.
– Только не говори мне, что не видишь во всем этом никакого элемента романтики. Если бы не видел, то не одевался бы как рыцарь в сверкающих доспехах. Добро и зло, мужчина и женщина, физическое и магическое. Но у нас общий опыт. Держу пари, что ты нашел бы и другие параллели, если бы поискал.
– Держу пари, нашел бы, – кивнул Шевалье. Потом вздохнул. – Но параллели можно найти между чем угодно, если их искать.
– Ты циник, – произнесла Инженю и чуть улыбнулась. – Немного магии могло бы это исправить, а если ты захочешь оказать ответную ус-…
– Проверь ее телефон, – велел Шевалье.
Нарвал попыталась.
– Парольная защита.
– Она читала мое досье, готов поспорить, что пароль выбрала откуда-то оттуда. Попробуй мое среднее имя, Майкл.
– Нет.
– Место рождения. Сисеро.
– Есть.
Инженю нахмурилась.
– Даже не знаю, мне радоваться, что ты меня уже так хорошо знаешь, или обижаться, что вторгаешься в мою личную жизнь.
– Посмотрим, что в телефоне, и тогда решим, – ответил Шевалье. – Нарвал? Что-нибудь в почте, СМС, заметках?
– Нет, нет… да. Она закачала на телефон твое досье. Шрифт семерка на экране, все символы, кроме букв, – сплошной мусор.
– Должна признаться, я читала о тебе целую ночь, – сказала Инженю.
– Охотно верю, – кивнул Шевалье. – Но насчет отношений циника с верующим шутили мы с Мирддином. Твоя колкость сейчас – ты ее слово в слово позаимствовала из досье.
– Новостное интервью с высшими членами Протектората, – сказала Инженю, опустив голову.
– Десять лет назад.
– Одиннадцать.
Шевалье поднял брови, но комментировать не стал.
– Я знаю, что я чокнутая, Шеви. Не собираюсь притворяться. Свой блок я вела чертовки жестко.
– Заставляла обитателей Птичьей клетки заниматься проституцией, причем и мужчин, и женщин.
– Только если они соглашались!
Шевалье промолчал. Инженю увяла под его взглядом.
– Я не отвечаю за то, что делали мои лейтенанты, – еле слышно добавила она.
– Да, не могу себе представить, чтобы ты отвечала.
– Я должна была дать им сколько-то власти, чтобы они не ополчились на меня. И я должна была держать при себе каких-нибудь мальчиков для защиты. Мирный блок, никаких убийств. Может, я смотрела сквозь пальцы, если кто-то из моих лейтенантов держал кое-кого в узде с помощью пыток. Но в моем блоке жили некоторые из самых мерзких обитателей. Дракон постоянно отправляла их ко мне. В основном плохая ситуация сложилась из-за меня, но все то уродство – это всего лишь побочный эффект от того, что я была там, где была; это не я.
Шевалье пристально смотрел на нее, и на этот раз она выдержала. Ее зубы были сжаты, взгляд тверд.
– Что ты хочешь, чтобы я с ней сделала? – спросила Нарвал.
– Хочу я отправить ее в одиночку, чтобы нам не приходилось думать о ней, пока мы не закончим и не разберемся со всем остальным.
Нарвал кинула взгляд на женщину.
– Это можно организовать. Однако я чувствую в твоем тоне «но».
– Наступает конец света, – сказала Инженю. – Что проку беспокоиться о том, что случится между нами в будущем? У нас может быть что-то красивое сейчас, плюс я могу помочь тебе, помочь всем своей способностью.
– Не лучший подход, если ты хочешь убедить меня, Инженю, – заметил Шевалье.
В голосе Инженю все сильнее звучали нотки отчаяния.
– Такого рода способность вам нужна, если вы хотите достать Сайона. И не забывай про мою другую силу. Политика, сила оружия, называй как хочешь. У меня есть маленькая армия.
– Четыре лейтенанта и пять подручных, – сказал Шевалье. – Да. Маленькая армия.
– Отпустите меня, и я буду хорошей.
Шевалье покосился на Нарвал.
– Слишком уж ты мягкий, – произнесла Нарвал.
– А ты бы не была мягкой на моем месте?
– Была бы, но все равно считаю, что ты слишком мягкий.
– Я буду идеальной, – сказала Инженю. – Обещаю.
– Нет, – покачал головой Шевалье. – Не будешь.
Инженю застыла.
Шевалье дал словам повисеть в воздухе.
– Ты… хочешь, чтобы я была плохой?
– Я хочу, чтобы ты была приемлемой. Идеальная – слишком высокая планка. Так что я всего лишь попрошу тебя не переступать черту.
Инженю не колебалась ни секунды.
– Согласна.
– Ты могла бы подумать не торопясь, – указал Шевалье.
Инженю пожала плечами.
– Я буду делать все, что тебе нужно.
– До того момента, когда начнешь чувствовать, что твоя преданность должна найти отклик. Тогда ты будешь просить у меня очень разумных услуг.
– Нет, – сказала Инженю.
Шевалье вздохнул.
– Иди с Нарвал. Забери сверток. Возвращайся, и мы поэкспериментируем. Мне понадобится твоя способность.
Инженю просияла.
Нарвал схватила ее за руку и потащила прочь, прежде чем Инженю успела снова заговорить.
Шевалье оставался рядом с койкой, пока обе женщины не удалились, потом обмяк и ухватился за койку, чтобы не упасть. Ему пришлось брести к изголовью полуфутовыми шажками. Он позволил себе тихо покряхтеть от боли, когда садился на койку, потом, помогая себе руками, подтянул наверх ноги.
– Ты мог бы вылечиться за пару минут, – заметил Экзальт.
– Мог бы, – согласился Шевалье. – Но не стану.
– Я не буду брюзжать, не переживай.
Шевалье кивнул.
– Золотой мерзавец прилично тебя достал, а?
Шевалье снова кивнул.
– Броня – одна из лучших, какие вообще есть, и все равно я свалился от удара, который даже не мне предназначался.
– И тем не менее ты инстинктивно заслонил собой Инженю.
– Старые привычки.
– Если ты хочешь получить более жесткий, крепкий, подтянутый Протекторат, то не должен откалывать такие фокусы. Это вредит новому имиджу.
– Имидж – последнее, что меня беспокоит.
– Сказал человек, который отказывается от лечения, предположительно в пользу других достойных людей.
– Никакого брюзжания, забыл? – спросил Шевалье.
Экзальт улыбнулся.
Герой обогнул койку и подошел к столику, на котором стоял графин с водой и чашка. Отнес графин к раковине в углу палаты и наполнил его холодной водой, затем налил воду в чашку.
– По нашим оценкам, он преодолел сорок процентов, – сказал Экзальт.
– Сорок процентов чего?..
– Земель. И ждет, прежде чем вновь с нами столкнуться. Многие гадают, почему так.
Шевалье кивнул.
– Мы знаем, как мало у нас времени. Скоро сюда придут другие. Они отставали от меня минут на пять – десять.
– Окей, – произнес Шевалье. – Похоже, я не смогу отбиваться от гостей вечно.
– Твоя палата даже не закрыта, – заметил Экзальт, указывая на разнесенную пушкомечом дверь.
Шевалье издал смешок и тут же вздрогнул. Смеяться было больно.
Улыбка Экзальта медленно исчезла. Когда он заговорил вновь, его тон стал более серьезным.
– Некоторые из них – члены Протектората.
– И?
– Нынешние и… бывшие.
– Мы потеряли кого-то? Или… а.
Экзальт кинул взгляд в коридор через дверной проем.
– Если это чересчур, я могу попросить его уйти.
– Это было бы мелочно. Мы же все равно с ними в союзе, верно?
Экзальт кивнул.
– Это проявление нашего умения сотрудничать? – вслух подивился Шевалье. – Или признак того, насколько мы готовы заключить сделку с дьяволом?
– С дьяволами, множественное число, – поправил его Экзальт. – Тебе нужно что-нибудь, пока мы ждем?
– Принеси хотя бы рубашку. И пусть какой-нибудь доктор вынет эти трубки.
Сюда. Здесь что-то происходит.
***
Портал открылся медленно, но он был крупнее обычного. Девять прямоугольных порталов, аккуратно расположенных квадратом три на три, стык в стык, все это посреди грунтовой дороги, идущей через поля.
Бунтарь ожидал с каменным лицом. Канарейка и Святой стояли по бокам от него.
Появился Учитель и его свита, за ними Дракон. У Учителя были залысины на лбу, вьющиеся каштановые волосы и бородка. Он был в рубашке, брюках цвета хаки и мокасинах. Далеко от обычного суперзлодейского облачения.
Эй. Смотри.
Шш. Сосредоточься.
Тело Дракон, в свою очередь, было собрано из металлического мусора. Части грузовиков, части легковушек, местами ржавые. Она смотрела вниз. Если и дракон, то не благородных кровей.
– О боже, – сдавленно произнесла Канарейка.
– Ты ублюдок, Учитель, – сказал Бунтарь.
– Ты бы удивился, если бы знал, – ответил Учитель. – Святой. Здравствуй. Скажу честно, не ожидал увидеть тебя здесь.
Святой промолчал.
– Дракон, ты свободна. По сути, – произнес Учитель.
Дракон двинулась вперед и прошла мимо Бунтаря – тот не шевельнул и мускулом. Она легла прямо на дорогу; хвост опустился на землю за спиной Святого, голова устроилась между Канарейкой и Бунтарем.
Текли долгие секунды. Бунтарь молчал.
– Я знаю, кто такая Канарейка, – заговорил Учитель. – Не рекомендую применять ее способность.
– Не планировал, – ответил Бунтарь.
– Вот и хорошо.
Снова молчание. Оно могло бы быть неловким, смягчись Бунтарь хоть чуть-чуть, но для неловкого молчания требуется неловкость в общении, а Учитель и Бунтарь много чего передавали друг другу без малейших сложностей. Один – уверенность и самодовольство, другой – едва сдерживаемую враждебность.
– Не собираешься спросить? – наконец нарушил молчание Учитель.
– Что ты с ней сделал?
– Воскресил ее, это во-первых. Не самая легкая задача в мире, если учесть, сколько всего там было зашифровано. Не знаю, говорил ли я это уже или нет, дорогая Дракон, но я считаю, что твой создатель все-таки любил тебя. Он мог сделать взлом намного более трудным. Думаю, все-таки он хотел, чтобы ты стала свободной.
Бунтарь опустил взгляд на голову Дракон, затем сжал кулаки.
– Иронично, – обронил Учитель.
– Я хотел бы… – начал Бунтарь и замолчал, словно пытаясь взять себя в руки. – …Попросить тебя сказать мне, что ты сделал.
– Ничего. Ничего важного, во всяком случае. Наложил одно ограничение. Ничего больше.
– Какое ограничение?
– Всего лишь чтобы она не могла атаковать меня или потворствовать атакам на меня.
Бунтарь не сдвинулся ни на дюйм, даже словно не дышал.
– А также на любого, кого я укажу, если до этого дойдет.
– Ты не можешь изменить ее код, не повредив ее.
– Я не могу. Верно. Но я направил на это свои лучшие умы, и мы свели повреждения к минимуму.
– Я не разбрасываюсь обещаниями, но я хочу, чтобы ты знал: я заставлю тебя заплатить за это.
– Ой, да ладно! – внезапно Учитель перешел на крик. – Ты это серьезно?
– Ты промыл мозги женщине, которую я люблю.
– А если бы я их не промыл, ты подозревал бы меня еще сильнее, искал бы тонкий саботаж, который я мог бы ввести в ее код.
– Ты мог бы пригласить меня понаблюдать, – заметил Бунтарь.
– И показать тебе, как я работаю? Устройство моей защиты, инструменты, с помощью которых я отгораживаю реальности? Я немного слишком параноидален для такого. Этот путь был самым безопасным, самым чистым.
– Если не считать того, что ты стал моим врагом, – сказал Бунтарь. – Поскольку превратил мою девушку в рабыню.
– Она свободна, – Учитель подчеркнул последнее слово. – За исключением запрета атаковать меня. Если учесть, что она пыталась атаковать Святого, мне кажется, это чрезвычайно разумно. Это не рабство. Это… эквивалент особо эффективного шантажа. Шантажа, который я сохраняю прямо сейчас, когда мы разговариваем. Записываю в ее бэкапы.
Бунтарь потянулся вниз, положил руку на голову Дракон. Несмотря на перчатку, было заметно, как его рука содрогнулась. Канарейка посмотрела на него обеспокоенно.
– Я хотел бы видеть, как Земли выживают, понимаешь? Я забрал Дракон, потому что знал, что ты не отдашь мне ее без собственного наблюдения, и я предпринял определенные меры для самозащиты. Вот и все. Вот и все, что я сделал. Ищи другие изменения или спроси ее саму.
– А если я убью тебя прямо сейчас?
– Как кровожадно, – вздохнул Учитель. – Кусочек кода, который мы внедрили, содержит несколько предохранителей. Если я вывалюсь из этого бренного мира или перестану быть в контакте с вами двумя, ограничение расширится. Она станет неспособна предпринять агрессивные действия против кого-либо или чего-либо вообще.
– Ясно, – произнес Бунтарь. – А если ты умрешь естественной смертью?
– Давай поговорим об этом после того, как спасем мир? Если нам не удастся, вся дискуссия бессмысленна.
– Если ты умрешь естественной смертью? – повторил Бунтарь.
Учитель нахмурился.
– Он упрямый, – заговорил наконец Святой. – Лучше ответь.
– Понятия не имею, – признал Учитель. – Я не продумывал настолько далеко и не заставлял кого-либо из моих учеников продумывать настолько далеко. Скажу честно, я не гонюсь за бессмертием, но могу и передумать. Пока что давайте скажем так: я отпущу ее, если и когда пойму, что мое время подходит к концу.
Бунтарь задумался над этим предложением. Его рука не отрывалась от головы Дракон.
– Понятно. Видимо, придется этим удовлетвориться.
– Ну а сейчас, – сказал Учитель, хлопнув в ладоши, – давайте сосредоточимся на наших задачах. Здесь и сейчас, полагаю, тебе будет разумно держать меня поблизости. Мои подручные могут управляться с субкораблями лучше, чем освобожденный ИИ, и ты сможешь обеспечивать мою безопасность, если я рядом. Пока что возможности Дракон держатся на моем выживании.
Бунтарь снова кинул взгляд вниз, на Дракон.
– Это только рекомендация, – добавил Учитель. – Я могу найти себе и другие занятия.
Неказистые глаза Дракон прикрылись задвижками – медленное моргание.
Бунтарю удалось в этом что-то прочесть. Согласие?
– Хорошо, – произнес он.
– Я очень рад, что ты готов сотрудничать. Скажу честно, это чуть повысило тебя в моих глазах.
– Сейчас не время для мелочной грызни, – ответил Бунтарь. – Я уже выпустил его – смогу работать и рядом с тобой.
– Идеально, – произнес Учитель и улыбнулся. Достал из кармана пульт дистанционного управления и нажал на кнопку. Дракон обмякла, ее «глаза» закрылись.
Учитель кинул пульт Бунтарю, хотя и неточно. Тем не менее Бунтарь поймал его одной рукой.
– Вот. Она загружается, – сказал Учитель. – Получит доступ ко всем работающим системам, как только пройдет все свои нормальные загрузочные процедуры.
Бунтарь без единого слова развернулся и зашагал к «Пендрагону» размашистыми, подпитываемыми костюмом шагами, предоставив своим спутникам догонять.
– Никаких обид, надеюсь, да, Джефф? – спросил Учитель.
Святой не ответил.
– Ты атаковал моего «сына», так что это quid pro quo, независимо от того, был я привязан к мальчику или нет.
– Ты совершил ошибки. Ты надул меня, а ведь я… я не просил о многом. Поддержка. Однако ты не сдержал слова.
– Логистика, – произнес Учитель. – Ничего больше.
– Логистика? Не смеши меня, – ответил Святой пустым голосом. – Такими вещами для тебя занимаются другие люди. Ты просто не видел смысла.
Учитель негромко цокнул языком.
– Пожалуй, да, не видел.
– И теперь мы знаем, чего стоит твое слово. Ты способен только на угрозы.
– Я способен на гораздо большее, чем угрозы. Но давай не будем пикироваться. Я займусь своим делом, а ты занимайся своим.
– Как пожелаешь. Все это втыкание палок мне в колеса? Это мелочь, я вообще могу погибнуть, когда Сайон появится в следующий раз. Но мой бизнес – сбор информации, а ты его отбросил. Это самая крупная ошибка, какую ты только мог допустить, имея дело со мной или с ней.
– У меня такое впечатление, что выбранный мной путь помещает меня в черный список всех, – пробормотал Учитель. – Ты ненавидишь меня за то, что она свободна, Бунтарь – за то, что она не свободна. С точки зрения чистой психологии общения, я не смог учесть, насколько неразумными бывают люди. Но стратегически это был единственный безопасный путь.
– А если они тебя захватят? Принудят? – спросил Святой. – Ты дурак. Будь ты проклят.
– Я кто угодно, но не дурак. Имеются другие страховки.
Бунтарь, не обращая на них внимания, открыл дверь в «Пендрагон» и прошел в кокпит. На экранах по обе стороны было лицо Дракон.
Бунтарь сел, затем двинул мускулом, чтобы открыть меню аппаратных средств. Еще одно доведенное до автоматизма движение открыло канал коммуникаций.
«Прости меня», – произнес он.
Дракон не ответила.
«Я не мог до тебя дотянуться», – пояснил Бунтарь.
«Я знаю. Я наблюдала», – наконец заговорила Дракон.
На миг Бунтарь почувствовал, что не в силах усидеть на месте, – в нем кипели эмоции.
«Прости меня, Дракон».
«Я знаю. Я прощаю тебя, Колин. Я знаю, ты пытался».
«Мы заставим их заплатить, – сказал он. – Так или иначе».
«Я знаю. Да. Они…»
Дракон смолкла.
«Дракон?»
«Они сломали меня, Колин. Не… не душу, нет. Но они меня покалечили. Они полезли в меня со скальпелем, как ты, но они руководствовались своими эгоистичными, тупыми причинами».
Бунтарь сглотнул. На заднем плане Святой, не догадывающийся об этом разговоре, что-то спрашивал. Что-то про взлет.
Бунтарь молча закрыл двери «Пендрагона».
«Мы заставим их заплатить, – произнесла Дракон с оттенком ярости в голосе. – Не убийством. Это слишком мягко. Птичья клетка или что-нибудь наподобие. Учитель ее ненавидел, а Святой будет ненавидеть еще сильнее».
«Мы заставим их заплатить, – согласился Бунтарь. – Обещаю».
«Спасибо, – сказала она. – О боже, как я по тебе скучала, Колин».
«Я тоже скучал. Какое-то время даже думал, что свихнусь».
«Пендрагон» оторвался от земли. Рука Бунтаря прикоснулась к приборной панели, словно это было стекло, разделяющее их с Дракон.
«Слушай, мы пройдем через все это, а потом я тебя починю. Уберу все цепи до последней».
Молчание Дракон ударило по его сердцу. Она не могла заставить себя согласиться с ним.
Сосредоточься. Не увлекайся наблюдением.
Да.
***
Шевалье, теперь уже в рубашке, поприветствовал оставшихся членов Протектората и Защитников. Сорок – пятьдесят человек суммарно.
Недостаточно.
Слишком много незнакомых лиц. Знать, кто где, входило в его обязанности, но битва с «Девяткой» и последующие атаки Сайона привели к чрезмерно большой текучке.
Тем не менее он поднял руку (левую, поскольку двигать правой было очень больно) и воскликнул:
– Погибнем, сражаясь!
– Точно, точно! – раздался в ответ хор голосов.
Зазвенели бокалы… впрочем, не все. Стеклянные бокалы кончились, так что некоторые довольствовались картонными стаканчиками. Бокал Шевалье был наполнен водой, но почти все остальные – шампанским. Даже у несовершеннолетних, Защитников и новичков Протектората, которым достаточно лет, чтобы считаться взрослыми, но недостаточно, чтобы пить спиртное в родных штатах.
Потому что кого это, нахер, волнует, когда положение настолько безнадежное? Эти юноши и девушки готовы умереть за своих соседей. Достаточно взрослые.
– Я в некотором роде надеялась, что ты уже наймешь себе спичрайтера, – прокомментировала Гуляка.
– Было бы неискренне, – ответил Шевалье.
– Было бы больше, чем… – Гуляка сделала паузу. – Два слова. Твои спичи становятся все короче.
– Все, что я могу сказать, прежде чем начну повторяться. Думаю, это что-то да значит? То, что мы протянули достаточно, чтобы мне нечего стало говорить.
– Точно, точно! – воскликнул кто-то из незнакомых Шевалье ребят. Другие подхватили.
Шевалье улыбнулся.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы разговор разбился по кучкам.
Одна кучка перешучивалась в хорошем расположении духа.
Другая скорбела, говорила с серьезными лицами о павших товарищах по команде. Дети говорят о детях.
Вот это самый отстой. Одна из наиболее нелюбимых сторон работы, у которой неприятных сторон было не так уж мало.
– А мы не могли выбрать место получше, чем больничная палата? – спросил Тектон.
– А мне нравится, – отозвалась Гуляка. – Больницы – это такие места, где все меняется к лучшему, разве не так?
– Это еще и такие места, где люди умирают, – указала Виста.
Улыбка Гуляки не исчезла.
– Туше.
– Мы не то чтобы не могли путешествовать между измерениями, – сказал Тектон. – Можем и койку Шевалье оттолкать.
– Или отлевитировать, – добавил один из новеньких Защитников.
– Ага, – кивнул Тектон. – Найти место с хорошим видом. Наверняка найдется какая-нибудь альтернативная реальность с фантастическими пейзажами, закат над какими-нибудь безумными горами.
– Горное порно для парня со способностью чувствовать географию, – сказала девушка из команды Защитников, где когда-то был Тектон.
– Ага, пики стояком, – произнес Тектон. Вся группа рассмеялась.
Это было не так уж смешно, но люди жаждали смеха.
Почти все.
– …Мне нравится, что мы в очень человеческом месте, – сказал Экзальт. – Сейчас я вполне могу обойтись без странного или потрясающего.
Разговоры продолжались. Шевалье нашел глазами Инженю. Та отвернулась.
Почему она обижена?
Шш. Сосредоточься.
Мне просто любопытно.
Он оставил ее ради старых друзей и товарищей по команде.
Это сумасшествие.
Да. А теперь сосредоточься.
Шевалье, похоже, даже не задумался. Его взгляд переместился на следующего человека.
Легенда стоял в углу, один. Встретившись взглядом с Шевалье, он чуть поколебался, а затем пересек комнату.
Остановился перед Шевалье.
– Я рад, что ты пришел, – произнес Шевалье.
– Это тяжело, – ответил Легенда.
– Могу представить.
– Мы доставили то, что ты просил. Нарвал зашла с Инженю.
– Спасибо. Но я не хочу сводить все только к делам. Давай пройдемся?
– Если ты сможешь.
– Я справлюсь. Дверь, пожалуйста. К свертку.
Внимание.
Возник портал.
Двое прошли сквозь него, причем Шевалье тащил за собой стойку с капельницами.
– Если я скажу, что рад, что ты отлично справляешься на моем месте, это прозвучит надменно? – спросил Легенда.
– Нет. Ты был хорошим лидером, что бы ни происходило помимо этого.
– Надеюсь, – кивнул Легенда.
– Я не буду спрашивать о решениях, которые ты принял.
– Спасибо.
– Скажу вот что: я не считаю тебя плохим человеком. Думаю, у тебя были хорошие основания принять те решения.
– Хотел бы я сказать так же, – ответил Легенда. – Невежество. Возможно, сознательное.
– А, – отреагировал Шевалье. Затем поставил ногу слишком жестко и закряхтел.
– Вообще-то есть лекари, которые могут заняться твоими ранами, – заметил Легенда.
– Мне это постоянно твердят. Я откладываю. Единственный способ не лезть на первый план.
– Ясно.
Они вошли в комнату. Перед ними были предметы.
Легенда сложил руки.
– Ну, что скажешь?
– Думаю… придется обойтись этим, – ответил Шевалье. – Дело ведь сейчас не в том, чтобы выжать из наших способностей максимум. В нынешней ситуации нам приходится жульничать.
– Согласен, – кивнул Легенда.
Шевалье вздохнул.
– У меня такое ощущение, что это последний шаг. Когда я займусь этим делом, больше делать будет нечего.
– Всегда есть что делать, – возразил Легенда. – Лидерство – тяжелая работа.
Шевалье нахмурился.
– Я веду их на бойню.
– Тогда веди их на бойню так, чтобы они шли с гордо поднятой головой и без сожалений.
– Да, видимо, я должен?
– И для этого тебе потребуется Инженю, верно?
Шевалье кивнул, потом сказал:
– Прежде чем ты уйдешь… просьба. Не хотел говорить публично, чтобы не давить на тебя, так что лучше здесь.
– Да?
– Мне нужен заместитель командующего.
Легенда уставился на Шевалье.
– У меня была Заморозка, но она не выжила в Нью-Дели. Другие выполняли эти обязанности, но официально я на эту должность никого не назначал, и никто об этом не просил.
– Я готов, – ответил Легенда. – Да. Пожалуйста.
– Тогда сходи за Инженю. Давай начнем.
Пока Легенда удалялся, Шевалье не сводил глаз с предметов.
Одно из отсеченных крыльев Симург. Самое большое, с тех пор у нее отросшее.
Отрубленная нога Бегемота.
Они искажают пространство для оптимальной плотности, они не разрушимы обычными методами. А Сайону на то, чтобы уничтожить Бегемота, понадобились секунды.
Оставалось надеяться, что Шевалье сможет передать эти качества своему мечу и доспехам.
За спиной раздались шаги. Легенда?
Гластиг Уэнье.
Она начала говорить, но тут связь оборвалась.
***
Доктор Мама сделала глубокий вдох, словно ей не хватало воздуха.
Она моргнула, пытаясь привыкнуть к тому, что видит всего одной парой глаз. Раньше она видела так много, а теперь…
Теперь она снова она.
Дезориентированная, она попыталась познакомиться со своим окружением, с происходящим.
Рядом с ней был Проводник. Его голос – один из голосов, которые она слышала и раньше. Номер двадцать три. Один из ее первых настоящих успехов.
Рядом с Проводником был номер два-шесть-пять. Вечный спутник Проводника. Тот, кто видит дали.
Замыкали группу еще двое. «Сканер» и «Заслон». Не ее люди. Ученики Учителя. Одолженные, неотъемлемая часть ее «платы» за Хонсю.
Учитель когда-то специализировался на сдаче в аренду Плащей, способных формовать, ограничивать или очищать способности, либо на применении собственных способностей с теми же целями. Мыслители обращались к нему за подчиненными, могущими избавлять их от вечных мигреней, Плащи разыскивали его, чтобы получить больше силы ценой снижения контроля или наоборот.
Эта вторая половина его бизнеса забуксовала, когда люди узнали о его способности манипулировать своими учениками… и своими клиентами.
Платой Учителю за Хонсю было партнерство с «Котлом», а также защита в случае, если кто-то из его врагов явится за ним. Он послал нескольких своих учеников к Доктору, пытаясь стать для нее незаменимым, и Контесса удостоверилась, что никаких ловушек нет.
Один нюанс со способностью номера два-шесть-пять давать прозрения заключался в том, что реципиент на неделю отправлялся в постель со слабостью и помутнением сознания. Способность была мощная, она позволяла видеть одновременно обширные области или множество вещей, другие вселенные, целые города, кого угодно. Но недостатки приводили к тому, что она пользоваться этой услугой не могла.
До сегодняшнего дня.
Заслон давал возможность поглощать эти недостатки, позволяя коммуницировать людям в сети номера два-шесть-пять. Он брал на себя основной удар образов, позволяя ей легче сосредотачиваться, – нечто вроде роутера. Он позволял Проводнику выполнять запросы, не отвлекая ее внимания от того, на что она смотрела. Благодаря этому Доктор оставалась в здравом рассудке, восстанавливалась с каждой секундой.
Она могла шпионить за всеми.
А благодаря Сканеру она могла их считывать. Делать выводы касательно их мыслей, работы их мозга.
– Блокнот, – произнесла она. Контесса должна быть поблизости. «Надо сделать заметки. Симург… я смогла ее прочесть. Лучше, чем должна была. Она что-то затевает».
Блокнот не появился.
Доктор моргнула, словно пытаясь прогнать из глаз пятна, оставшиеся после яркого света.
– Компьютер тоже пойдет.
Ничего.
Она сделала паузу, моргая, затем огляделась.
Номер два-шесть-пять указывал на что-то. Это он разорвал связь, значит, что-то заметил.
Доктор повернулась, и ее взгляд уткнулся в молодого мужчину с металлической кожей, металлическими волосами и шестифутовым мечом вместо левой руки. За него цеплялась девушка из сплошных щупалец.
– А, – вырвалось у нее.
– Вот тебе и «а», – ответил он. – Да.
С ним были другие. Все с меткой «Котла». Те, кого Александрия назвала «Пятьдесят третьими» после пятьдесят третьей папки в серии непонятных, труднообъяснимых парачеловеческих инцидентов, Номер пять-три был одним из немногих объектов в их записях, которые по-настоящему развились. Доктор называла их девиантами.
В их глазах – ненависть. Гнев.
– Давай кое-что обсудим, – сказал Сплав.
– Мы наверняка кое-что можем сделать. Не желаете чая? Кофе? – спросила Доктор.
– Ты не боишься, – произнесла одна из девианток. Девушка, мускулистая, с крупными, как надгробные камни, верхними зубами, нависающими над нижними. Фраза прозвучала у нее как полувопрос.
– Я очень боюсь, – ответила Доктор. – Но на фоне того, чего я боюсь, вы просто карлики. Сайона, например.
– Наглая сука, – сказал другой девиант. – Твоя Контесса? Мы ее сделали.
Доктор переводила взгляд между ними, ища признаки юмора или веселья.
– Ты отпустила слишком многих, – произнес Сплав. Его голос звучал почти печально. – Видишь вон того парня?
Она глянула. Там было нечто вроде человека-манты, но его складки накрывали все окружающее пространство. Позади вился хвост.
– Да. Два-шесть-ноль-один, если память мне не изменяет.
– Мантеллум.
– А. Мы не думали, что его способности развиваются.
– Вы много о чем думаете, – сказал Сплав. – Но он, мы, нашли обходы.
– Любопытно. Я могу поинтересоваться?
– Нет, – отрезал Сплав. – Рассказывать о таких вещах – не лучшая идея.
«Механик, возможно, или Козырь, умеющий правильным образом усиливать способности».
– Итак. Вы проникли сюда, несомненно, выманив кого-то из моих подчиненных и воспользовавшись его дверью. Вы победили Контессу. Разделились и с Хранительницей, я полагаю?
– С призраком? Да. В некотором роде. Она прячется по краям силового пузыря Мантеллума.
– И таким образом вам удалось застать меня врасплох. Поздравляю. Предложение чая и кофе остается в силе. У нас и еда хорошая.
– Нет. Мы не голодны, – ответил Сплав. – Что до меня, я не ем.
– Понятно. Видимо, предполагается, что здесь я должна извиниться?
– Эй, Сплав. Босс. Может, хватит трепа? – спросил парень с красной кожей.
Сплав повернулся вполоборота, чтобы взглянуть на толпу.
– В чем проблема?
– Эт как-то дерьмово. Ты болтаешь с ней, как с корешем.
– Нет, – ответил Сплав. Когда он снова взглянул на Доктора, его стальные глаза были холодны. – Не с корешем.
– Тогда что? Ты собираешься заболтать ее насмерть?
– Мы же договорились, – сказал Сплав. – Мы говорили, что получим ответы.
– Я представлял себе получение ответов в стиле инквизиции, – произнес один из наиболее злодейски выглядящих девиантов. Мужчина весь в шипах, точно кактус, и с выпученными желтыми глазами.
– Давайте посмотрим, что она отдаст нам добровольно, – сказал Сплав. – Прежде чем мы прибегнем к такого рода мерам.
– Просто к сведению: некоторые из нас пришли сюда за кровью.
Раздалось согласное бормотание.
– Об этом мы не говорили, – возразил Сплав. – Если вы хотели идти этим путем, вам следовало поднять эту тему раньше.
– А мы поднимали, – произнесла мускулистая девушка с неправильным прикусом. – Мы говорили о том, что надо донести, как много зла она нам причинила. Ты тогда сказал много всяких красивых и убедительных вещей, и мы согласились заткнуться.
– Я думал, вы согласились со мной, – сказал Сплав.
– Потому что несколько хороших аргументов могут изменить наши взгляды? Убедить нас, что мы выберем милый, мирный путь после стольких лет, десятилетий страданий? – спросила девушка.
– Мы не можем стать монстрами по поступкам, Лощина.
– Некоторые из нас уже стали, – заметил шипастый парень. – Остальные, думаю, уже работают над тем, чтобы нагнать.
Сплав развернулся спиной к Доктору Маме и ее спутникам, словно закрывая их собой.
– Со мной не согласны все? – спросил он. – Вы все затевали этот… мятеж?
– Нет, – ответила девушка с щупальцами. – Но от меня тебе помощи не будет. Если ты меня отпустишь, я уверена, что задушу ее. Прости, Сплав.
– Ничего, Света.
От толпы медленно отделилась маленькая группа. Один особенно высокий мужчина проложил себе путь из задней части толпы; другие хватали его, словно пытаясь остановить. Он все-таки вырвался.
«Сплав собрал больше половины тех, кого мы выпустили на Земле Бет. Полсотни как минимум».
Десятеро, включая Сплава и Свету, стояли между более агрессивными девиантами и группой Доктора.
– Если вы это сделаете, – заговорила Доктор, – сражающиеся против Сайона Плащи не смогут мобилизоваться. Я не смогу реализовать наши планы. И ваши страдания окажутся в конечном счете напрасными.
– Миру конец в любом случае, – сказал один из враждебных девиантов. – Нам не выиграть эту битву.
Вмешалась еще одна девушка:
– Ты вообще слышала, как кошмарно прошла первая схватка?
– Вот именно. Можно и устроить кое-какое правосудие, прежде чем все полетит к чертям.
Толпа надвигалась. Сплав и его товарищи сомкнулись плотнее, плечом к плечу.
– Дверь, – приказала Доктор.
Раздался звук чего-то рвущегося, влажный треск.
Один из девиантов возник рядом с Доктором. Желтокожий, с синяками во впадинах на лице и руках. Он улыбался; зубы его были узкими, как у рыбы.
Он выбросил руку вперед, и Проводник рухнул на пол, как марионетка с перерезанными нитями. Кровь потекла из лба, которым он ударился о стену.
Номер два-шесть-пять прикоснулся к девианту, силой подключив к нему удаленный обзор, затем убрал руку. Девиант свалился без сознания.
Толпа продолжала надвигаться.
Доктор, держась прямо, отходила, пока не уперлась спиной в стену.
Она уже привыкла к чувству беспомощности. Она ожидала неизбежной смерти от Сайона, но сойдет и так. Неожиданно, но беспомощность та же самая.
– Добрый Великан, – прошептал Сплав. – Кирпич. Блицуем их. Ударим жестко. Остальные – прорывайтесь к двери. Доктор, тебе есть куда бежать?
– Да, – ответила она.
Шанс?
У нее появилась надежда, а вместе с ней, как ни удивительно, страх. Есть что терять.
– Начали, – скомандовал Сплав.
Группа понеслась вперед.