КЛУБОК 6. ИНТЕРЛЮДИЯ
У Пейдж болела челюсть. Неудивительно – ведь на нее надели намордник, как на какое-то животное.
Другие оковы были не настолько плохи, но лишь в относительном смысле. Ее руки были погружены в две укрепленных металлических емкости, заполненных этой чертовой пастельно-желтой пеной. Сами емкости были соединены у нее за спиной громадной до комизма цепью. Они были бы невыносимо тяжелыми, если бы не крюк на спинке стула, на который она могла повесить цепь.
Металлические полосы были затянуты у нее подмышками, поверх нижних ребер, сдавливали руки выше локтей и поясницу, еще по две полосы были вокруг каждой из лодыжек. Цепи как будто соединяли все со всем – Пейдж удавалось сдвинуть руку или ногу в любом направлении всего на несколько дюймов, после чего она ощущала неприятное сопротивление и слышала звяканье цепей. Тяжелый металлический ошейник, достаточно широкий, чтобы смахивать на колесо от небольшого автомобиля, мигал зеленым светом как раз настолько часто, чтобы Пейдж забывала быть к этому готовой. Всякий раз, когда он вспыхивал на периферии ее зрения, она отвлекалась, и это раздражало.
Ирония была в том, что ей вполне хватило бы пары наручников. Она не обладала увеличенной силой, не владела какими-то трюками, которые помогли бы ей выскользнуть из оков, и в любом случае она не собиралась бежать. Если бы что-то из этого было действительно возможно, ее бы не впустили в зал суда. Прокурор заявил, что она, возможно, обладает увеличенной силой, что она, возможно, попытается сбежать; ее адвокат пытался убедить суд в обратном, но работу свою выполнил неважно, и потому все это на ней осталось. В итоге она оказалась обездвижена, как Ганнибал Лектер, словно ее уже признали виновной. Она не могла поправить руками волосы, ярко-желтые, словно лимон, и их пряди, обычно убранные за уши, свисали сейчас перед лицом. Пейдж знала, что из-за этого выглядела еще более ненормальной, еще более опасной, однако поделать ничего не могла.
Будь это в ее силах, она нашла бы что сказать по этому поводу, ну или хотя бы попросила адвоката причесать ее. Она бы спорила с человеком, нанятым для ее защиты, вместо того чтобы ждать часами или даже днями ответа на каждый ее мейл. Она бы потребовала соблюдения своих базовых прав.
Но она не могла произнести ни слова. Всю ее нижнюю половину лица закрывала кожаная маска, усиленная такими же металлическими полосами, какие стягивали все тело, и решетка из металлических прутьев. Хуже всего была внутренняя часть маски: она заходила в рот, где множество проволочек удерживало его в приоткрытом состоянии и прижимало язык книзу. Это варварское устройство заставляло челюсть, язык и мышцы шеи ныть от напряжения и боли.
– Тишина. Прошу всех встать. Суд идет, председатель – достопочтенный Питер Реган.
Двигаться в этих оковах было так трудно. Адвокат ухватился за цепь, идущую между подмышкой и рукой Пейдж, чтобы помочь ей встать, но она все равно не устояла и ударилась об стол. Не будешь грациозным, когда на тебе оковы в половину твоего веса.
– Дамы и господа присяжные, вынесли ли вы вердикт?
– Да, ваша честь.
Пейдж смотрела, как секретарь несет судье конверт.
– Дело «штат Массачусетс против Пейдж Макейби», виновна ли подсудимая в покушении на убийство?
– Невиновна, ваша честь.
Пейдж от облегчения чуть обмякла.
– Дело «штат Массачусетс против Пейдж Макейби», виновна ли подсудимая в покушении на физическое насилие с отягчающими обстоятельствами с использованием парачеловеческой способности?
– Виновна, ваша честь.
Пейдж замотала головой, насколько была в состоянии. Нет! Это несправедливо!
Она почти пропустила следующую фразу.
– …в покушении на половое преступление с использованием парачеловеческой способности?
– Виновна, ваша честь.
Покушение на половое преступление. От этих слов у нее кровь застыла в жилах. Все было не так!
– Таков ваш вердикт?
– Да, ваша честь.
– Пейдж Макейби, прошу вашего внимания, – произнес судья.
Пейдж уставилась на него во все глаза, остолбенелая от шока.
– Вынести приговор по этому делу непросто. Как, несомненно, ваш адвокат довел до вашего сведения, вы подпадаете под Защитный закон о трех предупреждениях. Достигнув возраста двадцати трех лет, вы до сих пор ни разу не были осуждены за преступления.
Согласно показаниям свидетелей, заслушанным в суде, вы впервые продемонстрировали свои способности в начале 2009 года. Вы выразили желание не вступать в Протекторат, но в то же время выказали незаинтересованность в преступном образе жизни. Такое состояние, когда индивидуум не идентифицируется ни как герой, ни как злодей, классифицируется ОПП как «ренегат».
Пропагандировать существование ренегатов в наших интересах, поскольку доля паралюдей в нашем обществе постепенно растет. Многие ренегаты не вызывают конфронтаций и не пытаются вмешиваться в них. Вместо этого большинство таких индивидуумов сосредотачиваются на практическом применении своих способностей. Это означает меньше конфликтов, и это ведет к улучшению состояния общества в целом. Аналогичные мысли и вы высказывали своей семье и друзьям, как мы слышали в этом зале в течение последних недель.
Таковы факты в вашу пользу. К сожалению, остальные факты против вас. Пожалуйста, поймите, мисс Макейби, наша нация использует лишение свободы в нескольких целях. Мы стремимся устранить из общества опасных индивидуумов, и мы делаем это безжалостно – как в качестве правосудия в отношении тех, кто преступил закон, так и в качестве примера для других преступников.
И то, и другое относится к вашему случаю. Дело не только в гнусном характере преступления, который должен быть учтен при вынесении приговора, но и в том, что оно было совершено с использованием способности. В отношении паралюдской преступности законы пока что не сформировались в полной мере. Мы еженедельно узнаем о новых способностях, и большинство из них, если не все, требуют пристального и тщательного внимания с точки зрения закона. Во многих случаях нет или почти нет прецедентов, на которые можно было бы опираться. Вследствие этого суды вынуждены постоянно приспосабливаться, проявлять напористость и изобретательность перед лицом новых обстоятельств, которые порождаются способностями паралюдей.
Держа все это в голове, я и рассматриваю вопрос о вашем приговоре. Я должен защитить общество – не только от вас, но и от других паралюдей, которые могли бы захотеть пойти по вашим стопам. Подвергать вас наказанию в стандартных условиях проблематично и чрезвычайно дорого. Держать вас в узах в течение всего срока заключения было бы негуманно и вредно для вашего здоровья. Для изоляции вас от других заключенных потребовалось бы особое оборудование, особый штат и особые меры. Существует большая опасность вашего побега. Наконец, особенно беспокоит меня перспектива вашего возвращения в общество, будь то вследствие побега или досрочного освобождения, – поскольку существует вероятность рецидива преступления.
С учетом всего этого я решил, что у меня есть достаточно оснований вынести приговор вне юрисдикции Защитного закона о трех предупреждениях. Признанная виновной по двум статьям, подсудимая Пейдж Макейби приговаривается к пожизненному лишению свободы в Бауманнском центре содержания паралюдей.
Птичья клетка.
В зале суда поднялся оглушительный шум. Радостные возгласы, улюлюканье, люди встают, репортеры ломятся к входной двери, стремясь выскочить первыми. Похоже, одна только Пейдж оставалась неподвижна. Она застыла, заледенела от чистого ужаса.
Будь у нее физическая возможность, именно сейчас она могла бы потерять голову и взорваться. Она бы вопила, что невиновна, закатила бы истерику, даже кулаками бы замахала. Что ей было терять? Этот приговор ненамного лучше казни. Некоторые сказали бы, что и хуже. Не будет побега, не будет апелляций, не будет досрочного освобождения. Она проведет остаток своих дней в компании монстров. Для описания некоторых людей, которые там содержались, слово «монстр» подходило буквально.
Но физической возможности у Пейдж не было. Она была в оковах, с заткнутым ртом. Двое мужчин крупнее и сильнее, чем она, просунули руки ей под мышки и чуть ли не выволокли ее из зала суда. Мимо них быстро прошел еще один человек в униформе – полная женщина со шприцом в руках. Пейдж охватила паника, и то, что она никак не могла ее выплеснуть наружу, ничего не могла сделать, лишь усиливало ее истерическое состояние, и паника тоже становилась сильнее. Все мысли растворились в хаотическом тумане.
Еще до того, как шприц с транквилизатором коснулся ее шеи, Пейдж Макейби потеряла сознание.
***
Очнувшись, Пейдж целых пять секунд наслаждалась чувством покоя, прежде чем вспомнила все, что произошло. Реальность ударила ее, словно плеснув холодной водой в лицо, причем, похоже, в буквальном смысле. Пейдж открыла глаза, но они были сухими, а мир – слишком ярким, чтобы на нем можно было сфокусироваться. Остальное ее тело было влажным, мокрым. Капли воды стекали по лицу.
Она попыталась пошевелиться, но не смогла. На нее как будто навалили что-то тяжелое. Этот паралич привел ее в ужас. Пейдж всегда было невыносимо, когда она не могла двигаться. Когда она еще ребенком ходила в походы, она предпочитала оставлять спальник расстегнутым и мерзнуть, нежели оставаться в заточении внутри него.
Это та пена, наконец поняла она. Оков оказалось недостаточно, они залили ее этой гадостью, покрыв все тело до плеч. Пена чуть-чуть подавалась, позволяя дышать; Пейдж даже могла немного двигать руками и ногами, опираться на пену в любом направлении. Однако чем сильнее она давила, тем больше сопротивления ощущала. Стоило ей прекратить усилия, как пена упруго толкала все на свои места. Пейдж ощутила подступающую тошноту, ее сердцебиение ускорилось. Дыхание тоже участилось, но из-за маски даже оно казалось запертым. Вода намочила маску, и та стала липнуть ко рту и носу. В ней имелись щели для ноздрей и рта, но этого было так мало. Пейдж не могла сделать глубокий вдох, так чтобы вода не попала в рот, а с прижатым языком было трудно глотать.
Помещение дернулось, и Пейдж пришлось напрячься, чтобы сохранить в желудке завтрак. Если ее вырвет, когда она в этой маске, то можно и задохнуться. Она смутно осознала, где находится. Машина. Грузовик. Который только что переехал через колдобину.
Она знала, куда этот грузовик ее везет. Но только если она не сможет освободиться, то сойдет с ума еще до того, как туда доедет.
– Пташка очнулась, – произнес голос девушки, в котором чувствовался намек на назальный бостонский акцент.
– Ммм, – проворчал мужской голос.
Пейдж знала, что «пташка» была вызвана одиночными перьями, торчащими из ее скальпа. Ее способность пришла вместе с мелкими косметическими изменениями: цвет волос стал ярко-желтым, как у банана или маленького утенка. Это относилось ко всем волосам на ее теле – даже к ресницам, бровям и пушку на руках. Перья стали расти год назад – точно такого же цвета, как волосы, и всего по несколько за раз. Сначала, тревожась и стесняясь, она их срезАла. Но когда поняла, что больше никаких изменений не происходит, расслабилась и позволила перьям расти, даже козыряла ими.
Пейдж сосредоточила внимание на двух людях в одной машине с ней – она была рада этой возможности отвлечься от нараставшей паники. Ей пришлось усилием воли держать глаза открытыми, превозмогая боль от яркого света. Она ждала, пока зрение наконец сфокусируется. На скамье рядом с ней сидела девушка примерно ее возраста. У девушки были немного азиатские черты лица. Но глаза бледно-голубого цвета говорили и о белых предках. Она была облачена в такой же оранжевый комбинезон, что и Пейдж, и все ее тело, кроме плеч и головы, покрывала желто-белая пена. Прямые черные волосы, мокрые от воды, налипли на голову.
Мужчина сидел на другой скамье. Вокруг него было больше пены, чем вокруг Пейдж и второй девушки вместе взятых. Более того, эта пена находилась внутри каркаса из металлических прутьев, что еще усиливало всю конструкцию. Он тоже был азиатом, но ростом не меньше шести футов. По бокам шеи и за ушами виднелись татуировки, уходящие под мокрые черные волосы. Красные и зеленые языки пламени и голова какого-то не то ящера, не то дракона, нарисованного в восточном стиле. Вид у него был мрачный; глаза прятались в тени, и он явно не обращал внимания на бесконечный водяной спрей, который создавали распылители в крыше грузовика.
– Эй, пташка, – обратилась к Пейдж девушка, сидящая рядом с ней. Взгляд ее холодных глаз словно пронзал Пейдж насквозь. – Вот что мы сейчас сделаем. Ты отклонишься вправо так сильно, как только можешь, потом по моей команде резко кидаешься влево. Но смотришь при этом вон туда, на заднюю дверь, ясно?
Пейдж кинула взгляд вправо. Задняя дверь грузовика была как в банковском хранилище. Пейдж быстро перевела взгляд обратно на азиатку. Хочет ли она повернуться к этой особе затылком?
Девушка, похоже, заметила нерешительность Пейдж. Она понизила голос до шипения, от которого у Пейдж побежали мурашки по коже.
– Делай. Или ты очень сильно хочешь поставить на то, что я не смогу найти тебя в тюрьме, если ты этого не сделаешь?
Глаза Пейдж расширились. Вот с такими людьми ей предстоит жить взаперти. Она замотала головой.
– Вот и хорошо, пташка. А теперь отклонись вправо и посмотри на дверь.
Пейдж послушалась. Она изо всех сил напрягла все тело, пытаясь придвинуться как можно ближе к двери.
– И назад!
Пейдж рванулась обратно, не сводя глаз с двери. Что-то тяжелое стукнуло ее по затылку. Она попыталась отдернуться и снова сесть ровно, но не смогла – маска за что-то зацепилась.
Когда Пейдж ощутила затылком горячее дыхание, она поняла, за что именно. Та девушка схватила застежку маски зубами. Голову Пейдж потянуло назад, но тут захват разжался, и упругая пена вернула обеих девушек в начальные позы.
– Дерьмо, – проворчала девушка. – Еще раз.
Им понадобилось еще две попытки. После первой ремешок высвободился из пряжки. На второй девушка уцепилась за саму маску и потянула. Пейдж развернула голову в ее сторону, чтобы конструкция, удерживавшая язык, вышла изо рта.
Ниточки слюны потянулись по подбородку, когда Пейдж принялась работать челюстью и языком в попытке нормально сглотнуть. Она слабо хныкнула, когда чувствительность вернулась к тем участкам ее лица, которые прежде занемели.
– Два вопроша, – пробормотала азиатка, по-прежнему сжимая в зубах кожу маски. – Твоя шпошобношть?
Пейдж пришлось еще секунду работать челюстью и языком, прежде чем она смогла говорить.
– Моя способность? Я умею петь. Очень хорошо.
Азиатка нахмурилась.
– Што еще?
– Я… от этого людям становится хорошо. Когда я пою, я могу на них влиять, менять их эмоции, заставлять их слушаться указаний.
Девушка кивнула.
– Ошейник?
Пейдж опустила взгляд на тяжелый металлический ошейник вокруг ее шеи.
– Он настроен так, чтобы вкалывать мне в шею транквилизатор, если я пою или повышаю голос.
– Окей, – пробормотала девушка. – Вожми машку.
– Зачем?
– Бери!
Пейдж кивнула. Они отодвинулись друг от дружки, потом рванулись навстречу, и девушка передала маску Пейдж. Та вцепилась в нее зубами и ощутила, как болит челюсть.
– Урони ее, и я выверну тебя наизнанку, – предупредила девушка. – Лун. Эй, Лун? Проснись.
Мужчина, сидящий напротив них, приподнял голову и открыл глаза. Может быть. Пейдж была не вполне уверена.
– Я знаю, что после всего того, чем они тебя накачали, это трудно, но мне нужна твоя сила. Пташка, подайся вперед, покажи ему маску.
Пейдж изо всех сил надавила на слой пены, покрывающей ее грудь и живот. Ремешок маски она сжимала зубами, так что сама маска болталась под подбородком.
– Мне нужно, чтобы ты нагрел металл, Лун, – сказала девушка. – Раскали его к херам.
Лун покачал головой. Когда он заговорил, бостонского акцента в его голосе не было. Вообще акцент был, из-за него слова звучали рублено – явно английский не был его родным языком.
– Вода. Слишком мокро, слишком холодно. И я ее плохо вижу. Мои глаза еще не отрасли до конца, и этот туман мешает смотреть. Не лезь ко мне с этой фигней.
– Попытайся, ты, жалкий ушлепок. Командир-лузер. Это меньшее, что ты можешь сделать, после того как позволил мелкой девчонке надрать себе задницу, да еще дважды.
– Хватит, Бакуда, – прорычал он. И, словно подчеркивая свои слова, ударил затылком по металлу стенки грузовика позади себя.
– Что? Я не расслышала, – девушка по имени Бакуда ухмыльнулась с каким-то слегка безумным выражением лица. – Твой голос, блин, слишком высокий для моего слуха. Ты, жалкий… полукровка… евнух!
– Хватит! – взревел он, снова ударив головой о стенку грузовика. – Бакуда, за эти оскорбления я тебя убью! Вырву руку из плеча и засуну тебе в…
– Злишься?! – перебила она его чуть ли не скрежещущим голосом. – Хорошо! Теперь давай! Раскали гребаный металл. Полосы по краям!
Все еще тяжело дыша от усилий, потраченных на крик, Лун сосредоточился на маске. Пейдж вздрогнула, когда в лицо ей ударила волна жара, и начала было отодвигаться, но остановилась, когда Бакуда проорала:
– Сконцентрируй жар! На краях!
Жар спал, но Пейдж ощутила едкий, дымный запах.
– ГорячЕе! Горячо как сможешь!
Запах был слишком сильным, слишком острым. Пейдж резко кашлянула несколько раз, но маску не выронила.
– Теперь, пташка! Сделай то же самое, что раньше, но не выпускай!
Пейдж кивнула. Она подалась прочь от Бакуды, потом рванулась в ее сторону. То, что произошло дальше, изумило ее больше, чем когда Бакуда вцепилась в ремешок маски.
Азиатка вцепилась зубами в докрасна раскаленный металл и не отпустила его, даже когда им с Пейдж пришлось снова отодвинуться друг от дружки. Размягченная от нагрева, тонкая металлическая полоска отошла от самой маски. Идущая вдоль ремешка полоска рассекла Пейдж губу. Девушка почти – почти! – уронила маску, но в последний момент щелкнула зубами и ухватила пряжку, не дав маске упасть на пол.
Когда полоска высвободилась, Бакуда откинулась обратно и, резко дернув головой вбок, вонзила конец полоски себе в плечо. Потом закричала, и кровь побежала из обожженного участка рта.
Пейдж глянула на Луна. Гигант молчал, вообще никак не реагировал. Просто смотрел на Бакуду – та сидела, опустив голову, и грудь ее вздымалась и опускалась от напряжения и боли.
– Какого черта ты делаешь? – выдохнула Пейдж.
– Нет рук, приходится так, – пропыхтела Бакуда. – Еще раз. Прежде чем мое тело поймет, как я над ним измываюсь.
Пейдж кивнула. Она не собиралась спорить с суперзлодейкой, которая угрожала вывернуть ее наизнанку.
Следующие попытки не были ни пригляднее, ни легче. Бакуда высвободила вторую металлическую полоску и тоже воткнула ее себе в плечо. Потом пришла очередь решеток из внешней и внутренней частей маски. Пейдж осталась держать лишь ее кожаную часть – ремешки и то, что закрывало ее рот и нос. Видя, как Бакуда осторожно удерживает металлические решетки, заставляя их балансировать на покрытом липкой пеной свободном плече и не давая свалиться на пол, Пейдж сделала с маской то же самое.
– А тебя за что сюда отправили? – спросила она.
– Последнее, что я слышала, прежде чем соседи нас одолели, – трупов было почти полсотни.
– Ты убила пятьдесят человек?
Бакуда ухмыльнулась, и это было совсем некрасиво – с ее-то искалеченными губами.
– И еще больше ранила. И еще сколько-то там получили травмы мозга, один или два, возможно, свихнулись на почве убийств, и я точно знаю, что целая куча заморозилась во времени лет на сто… Дальше не помню. Но гвоздем программы была бомба.
– Бомба? – переспросила Пейдж; ее глаза распахнулись.
– Бомба. Они там сказали, что она по мощности как атомная бомба. Идиоты. Они даже не поняли технологию, которая за ней стояла. Обыватели. Ну да, мощность ее была примерно такая, но это ерунда по сравнению с настоящим уроном. Самым шиком была бы электромагнитная волна, которую должна была сгенерировать эта штука. Она бы стерла каждый жесткий диск, поджарила бы каждую печатную плату в каждом устройстве на площади в пятую часть Америки. Эффект? Был бы круче, чем от любой атомной бомбы.
Не в силах переварить услышанное, Пейдж кинула взгляд на Луна.
– А он?
– Лун? Он и велел мне это сделать. Он командир.
Голова Луна чуть повернулась, но из-за теней под бровями Пейдж не могла понять, смотрит он на них или нет.
– А ты? – спросила Бакуда. – За что тебя сюда отправили?
– Я сказала своему бывшему трахнуть самого себя.
Повисла пауза, потом Бакуда захихикала.
– Что? – переспросила она.
– Это довольно запутанно, – Пейдж отвернулась и опустила голову.
– Давай объясняй, пташка.
– Мое настоящее имя Пейдж. А сценический псевдоним – Канарейка.
– Ооо, – произнесла Бакуда, все еще слегка хихикая, после чего взялась зубами за одну из металлических полос, торчащих из ее плеча, и высвободила ее. Держа ее, она сказала: – Плохая идея. Ты жовешь шебя Канарейкой в тюрьме?[1]
– Я же не собиралась попадать в тюрьму.
– А кто шобираетша?
– В смысле, я ведь даже не суперзлодейка. Благодаря своей способности я классная певица. Я зарабатывала большие деньги, были уже разговоры о записи, мы переезжали на бОльшие площадки, и все равно на моем шоу были аншлаги… Все было идеально.
Бакуда стала осторожно перемещать вдоль рта свисающую металлическую полоску, пока не взялась за ее левый конец. Потом подалась назад, запрокинув голову к потолку, и сунула в рот вторую металлическую полоску – ту, которая оставалась воткнутой в ее плечо. Теперь она держала зубами концы обеих полосок. Сделав перерыв, она спросила:
– И што шлучилош?
Пейдж покачала головой. На суде у нее не было возможности рассказать это вслух.
– Я как раз завершила свое самое большое выступление. Два часа на сцене, колоссальный успех, зрители в восторге. Я закруглилась и отправилась в гримерку, чтобы отдохнуть и промочить горло, и наткнулась на бывшего. Он заявил, что раз это он с самого начала подтолкнул меня к сценической карьере, значит, ему что-то причитается. Он хотел половину всех денег, – Пейдж издала смешок. – Что за чушь. Как будто я могла выкинуть из головы то, что он мне изменял, а когда ушел, заявил, что настоящего успеха мне не видать.
Бакуда кивнула. Она выдвинула изо рта концы полосок – оказалось, она сумела сцепить их во что-то вроде узла. Следом она зубами изогнула соединенные полоски, придав им L-образную форму. Теперь конец, не воткнутый в плечо, был прямо перед ней, и она взяла его в рот.
– Мы поссорились. И я сказала ему, чтобы он пошел и трахнул самого себя.[2] Он ушел, и я выкинула это из головы… а потом явилась полиция.
Бакуда отодвинула рот от конца полоски. Она изогнула ее примерно в виде буквы V. Хмуро посмотрела на нее, потом покосилась на Пейдж.
– И?
– И он так и сделал. Думаю… думаю, я все еще была заряжена после концерта, и моя способность все еще сидела в моем голосе, а может, он был среди зрителей и попал под воздействие. И когда я ему сказала трахнуть самого себя, он, эмм, так и сделал. Ну, в смысле попытался, а когда выяснил, что это невозможно физически, то стал резать себя, пока не… – Пейдж на миг закрыла глаза. – Эмм… я не хотела бы углубляться в детали.
– Мммм, не жавидую я ему. Ху-ху, – и Бакуда подняла брови, одновременно продолжая работать ртом над металлической полоской. Вынула конец изо рта, убедилась, что теперь он имеет вид неказистой «О», после чего взяла в зубы обе полоски и с кряхтением вытащила конец из плеча. Тот конец, над которым она поработала, она прижала к скамье и продвинула всю конструкцию вдоль рта, взявшись в итоге за противоположный.
Держа его в зубах, она переключила внимание на участок стенки грузовика между собой и Пейдж. На стенке через регулярные интервалы шли замки, предназначенные для того, чтобы закреплять цепи стандартных наручников (если заключенных везут не в пене). Бакуда начала продевать металлическую полосу через петлю замка. Капельки пота начали сливаться с бегущими по лицу каплями воды.
Узел, соединяющий две полоски, застрял в петле. Бакуда надавила чуть сильнее, и узел засел прочно. Благодаря L-образному изгибу полоски О-образная петля оказалась возле плеча Пейдж.
– Как думаешь, есть шансы, что Они заявится? – спросила Бакуда у Луна.
– Я бы удивился, – пробурчал Лун.
Бакуда взяла в зубы одну из металлических решеток и принялась работать с ней. Это было единое металлическое изделие, переплетенное, как проволочная сетка для заборов, только более частая. Теперь, когда ее концы не удерживали на месте металлические полоски, Бакуда начала расплетать и распрямлять эти проволочки.
Когда сетка была почти полностью расплетена, Бакуда поправила ее положение у себя во рту и взяла вторую решетку – ту, которая прежде была во рту у Пейдж. Ее она свернула в нечто цилиндрическое четырех дюймов в длину и около дюйма в поперечнике. Удерживая эту штуку зубами, она повернула голову, так что почти выпрямленный четырехфутовый кусок проволоки смотрел на Луна, а кончик находился менее чем в двух футах от его лица. Удерживая губами проволочное нечто, она пробормотала:
– Нажо рашкаить коеш.
Лун заворчал, но сделал то, что было велено. Когда конец раскалился добела, Бакуда стала быстро перехватывать проволоку, разжимая и тут же сжимая зубы, пока кончик не очутился у самого ее рта. Отведя губы, она вцепилась в кончик зубами.
– Как ты можешь так делать? – спросила Пейдж. – Разве это не больно?
– Коеш’ войно, – пробурчала Бакуда. Потом отодвинулась, так что рукоятка оказалась прижата к скамье, а проволока у нее на плече, и оглядела свою работу. – Но зубная эмаль прочнее, чем ты думаешь, – она сплюнула кровь на пол грузовика, потом еще дважды прикусила проволоку, между укусами провернув металл зубами, губами и языком.
Когда она протянула проволоку в сторону Пейдж и продела ее в О-образную петлю на конце металлической полоски, Пейдж поняла, что именно соорудила Бакуда за столько времени. Ее даже не пришлось просить, чтобы она наклонилась, насколько позволила пена, и выгнула шею вбок, поместив ошейник в пределы досягаемости сверхдлинной импровизированной отвертки. Металлическая полоска с петлей на конце удерживала ближайшую к Пейдж часть отвертки, так что Бакуде было легче ею орудовать.
Работа была небыстрая. Чтобы вращать отвертку, Бакуде приходилось работать зубами и челюстью и поворачивать голову, а если отвертка выскакивала, возвращать ее на место было очень утомительно. Десять долгих минут молчания и кряхтения прерывались лишь стуком двух винтов, упавших на металлическую скамью, и наконец Бакуда сделала передышку и расслабила челюсти.
– Ты ничего не сможешь сделать с моим ошейником, чтобы он не сработал, – предупредила Пейдж.
– Тупая сука, – пробормотала Бакуда и, выдвинув вперед нижнюю губу, посмотрела на нее, словно могла определить, насколько сильно ее губам досталось. – Я эксперт по бомбам. Триггеры и катализаторы для меня – такие же базовые вещи, как для тебя ходьба и дыхание. Я зрительно представляю себе механизмы так, как ты не сможешь через сто лет и пять дипломов колледжей. Еще раз так меня оскорбишь, и я тебя прикончу.
И, словно горя желанием доказать, что ее слова – не пустое бахвальство, она снова вцепилась зубами в отвертку и принялась за работу. От ошейника отошла панель, и развинчивание продолжилось уже глубже.
Пейдж не решалась снова заговорить, уже зная, как легко оскорбляется ее собеседница, но молчание было невыносимым.
– Думаю, нам повезло, что от Бостона до Британской Колумбии долгий путь.
– Ты проспала какое-то время, – тихо, словно разговаривая сама с собой, произнесла Бакуда вынув изо рта отвертку. – Путь не такой долгий, как тебе кажется.
Пейдж почувствовала, как в ее тяжелом ошейнике что-то высвободилось, и увидела, как Бакуда наклонила отвертку вверх; стеклянная трубочка с чем-то блестящим внутри скользнула по металлической проволоке. Несколько минут спустя к стеклянной трубочке присоединилось еще какое-то механическое нечто, похожее на высокотехнологичный шашлык.
– Трагично, – произнесла Бакуда при следующей передышке. – Красивая работа. Я не про сборку, сборка ерундовая. Естественно, Механик, который это изобрел, исходил из того, что собирать это будут обычные мартышки. Иначе бы тут не было винтов и прочей фигни. Но то, как все продумано, как все друг с другом стыкуется… Любой ученый мог бы гордиться. Даже жаль расколачивать.
Пейдж кивнула. Она недостаточно много знала о таких вещах, чтобы рисковать комментировать. Какой бы пугающей ни была ситуация, какое бы любопытство ею ни владело, она ощущала в себе остаточный эффект транквилизатора – гнетущую скуку.
Она закрыла глаза.
По ощущениям, с закрытыми глазами она просидела не больше минуты, прежде чем ее пробудил возглас:
– Пташка!
Пейдж резко открыла глаза, повернулась к Бакуде и увидела, что работа закончена. Бакуда не только отключила ошейник, но и собрала его компоненты в нечто примерно сферической формы из металла и проволоки. Это нечто свисало с остатков маски и металлической полосы, которую Бакуда держала в зубах.
Лун заговорил, тихо, с легким акцентом:
– Мы остановились. Ее устройство даст нам время, и ты это время используешь, чтобы петь. Бомба особого урона не нанесет, но замедлит их и вкачает любому, кого заденет, небольшую дозу седативов. Бакуда говорит, так тебе будет легче их контролировать. И ты заставишь их освободить нас.
Пейдж распахнула глаза и кивнула.
Снаружи грузовика раздался громкий звук, и Бакуда принялась раскачивать свою штуковину вправо-влево, как маятник. Металлические створки в задней части машины распахнулись, и Бакуда разжала зубы. Штуковина выкатилась за дверь.
Пейдж запела и не остановилась, даже когда штуковина взорвалась, сотряся грузовик. Пела она без слов. Она была сама себе аккомпаниатором – использовала эхо, создаваемое благодаря акустике машины. Она зарядила голос своей способностью, желая, чтобы те, кто слышит ее песню, повиновались, подчинялись, – она так никогда еще не делала.
Это могло бы и сработать – если бы снаружи было кому слушать.
Гигантская металлическая клешня просунулась в грузовик, сомкнулась вокруг Луна и вытащила его наружу. Когда клешня вернулась за Пейдж, она прекратила петь и завопила.
– Нет! – к ее воплям присоединились крики Бакуды позади. – В жопу вас всех! Нет! Нет! У меня же был гребаный план!
Руки двигались вдоль рельса в потолке, неся их сквозь, похоже, громадный подземный бункер. Все было бетонным, и помещение было таким огромным, что Пейдж даже не видела стен. Был только потолок в двадцати – тридцати футах над головой и пол внизу, и все это тянулось словно в бесконечность, освещаемое флуоресцентными лампами через равные интервалы. Пустоту этого пространства нарушали всего две вещи: бронированный грузовик с эмблемой ОПП на борту и прикрепленный к потолку черный квадрат впереди.
Руки поставили всех троих перед черным квадратом; это оказался громадного размера дисплей. На экране появилось лицо – несомненно, компьютерная графика, призванная скрыть личность того, кто сейчас начнет говорить. Когда из динамиков раздался женский голос, даже искажающий его фильтр не смог спрятать сильный акцент. Пейдж попыталась его идентифицировать. Не южанка, не кокни, но, может, что-то подобное? Когда-то она уже слышала такой акцент.
– Заключенный 599, кодовое имя Лун. По классификации способностей ОПП – Амбал 4 – 9 звездочка, Бластер 2 – 6 звездочка, только огонь и жар. Лицам, читающим или просматривающим этот журнал, для получения деталей касательно способностей надлежит обратиться к страницам три и четыре досье заключенного. Рекомендуемые протоколы были соблюдены должным образом: применение разбрызгивателей и дополнительные ограничители. Вероятность побега после заточения в Бауманнском центре содержания паралюдей удовлетворительно стабильна, 0.000041% без серьезных отклонений при любом вероятном сценарии. Укладывается в допустимые пределы. Заключенный будет препровожден в блок W.
– Ты Дракон, – произнесла Бакуда, глядя на экран во все глаза. – Ни хера себе. Лучший Механик во всем гребаном мире. Я бы сказала, что я твоя фанатка, но соврала бы.
Пейдж тоже не могла не среагировать на это. Именно Дракон разработала Птичью клетку и многое из оборудования ОПП, включая арест-пену. Она была на голову выше всех прочих Механиков, пользующихся силовыми доспехами. Дракон щеголяла новым, совершенно не похожим на предыдущие костюмом всякий раз, когда выходила в поле. Ее изобретения были настолько продвинутыми, что банда преступников, которой удалось похитить ее поврежденный доспех, теперь благодаря той самой технологии работала как топовая команда наемников – «Драконоборцы».
Дракон была канадкой. Вспомнив это, Пейдж идентифицировала и акцент: Ньюфаундленд. В нынешние времена этот акцент слышишь нечасто.
– Заключенный 600, кодовое имя Бакуда. По классификации способностей ОПП – Механик 6, специализация – бомбы. Рекомендуемые протоколы не были соблюдены должным образом, – тут она отбросила формальный тон и пробормотала: – Терпеть не могу, когда из-за меня кого-то увольняют, но мне придется об этом доложить. Ее должны были везти в тюремном автомобиле класса S и держать не менее чем в шести футах от других заключенных… Ну, по крайней мере, обошлось без последствий.
– Иди в жопу, Дракон, – огрызнулась Бакуда.
– …Вероятность побега из Бауманнского центра содержания паралюдей 0.000126% с возможным серьезным отклонением в случае появления контрабандных материалов или производителей материалов. При должном мониторинге вероятность снижается до 0.000061%. Будет препровождена в блок С.
Заключенный 601, кодовое имя Канарейка. По классификации способностей ОПП – Мастер 8. Рекомендуемые протоколы были соблюдены должным образом: специальные ограничители и отсутствие человеческого персонала в пределах трехсот ярдов от упомянутого заключенного. Привет, Канарейка.
Пейдж несколько раз изумленно моргнула.
– Э… привет?
– Я следила за твоим процессом. По-моему, очень печально, что все вышло так, как вышло. Я понимаю, что то происшествие было следствием твоей опрометчивости, но ты не заслужила находиться здесь. Я даже послала твоему судье, окружному прокурору и твоему губернатору письма, в которых выразила свою позицию. Жаль, что этого оказалось недостаточно.
Ее сочувствие потрясло Пейдж. Все ее силы сейчас уходили на то, чтобы не разреветься.
– Увы, я обязана выполнять свою работу, и это означает, что я должна блюсти закон. Ты понимаешь? Вне зависимости от моих чувств я не могу тебя отпустить.
– Я… да.
– Послушай, я отправляю тебя в блок Е. У женщины, которая держит власть в этом блоке, кодовое имя Люстрация. Она экстремальная феминистка и мужененавистница, но она защищает девушек в своем блоке; кроме того, этот блок расположен дальше всех от дыры, проделанной мужчинами на женскую половину Птичьей клетки. Если ты подыграешь ей – примешь или сделаешь вид, что приняла ее образ мыслей, – думаю, она обеспечит тебе максимальную безопасность.
У Пейдж не было слов. Она просто кивнула.
– Окей. Заключенный 601: вероятность побега из Бауманнского центра содержания паралюдей 0.000021% без серьезных отклонений. Вы трое, понимаете ли вы, почему я вам это говорю?
– Наши шансы сбежать чертовски маленькие, – ответила Бакуда.
– Да. Бауманнский центр содержания паралюдей – настолько сложная структура, что мне пришлось создать искусственный интеллект, чтобы его собрать. Центр расположен внутри пустотелой горы, выложенной слоями керамики моей собственной разработки, а между каждой парой слоев находится огромное количество арест-пены. Тот, кто проделает дыру во внешней оболочке горы, познакомится с таким объемом пены, с которым ему никак не справиться.
И это только гора. Саму тюрьму называют Птичьей клеткой, потому что она подвешена в центре полости внутри горы, ее удерживает та самая сеть труб, по которой в блоки поступают заключенные и продовольствие. И внутри труб, и внутри горы вакуум. Даже если у кого-либо окажутся способности, позволяющие ему передвигаться через вакуум, у меня в любой момент наготове три тысячи антигравитационных дронов, которые спят в черной пустоте, ожидая любого сигнала, движения, потока энергии, поступления воздуха. Пробудившись, дрон автоматически направится в сторону аномалии, где и сдетонирует. Многие дроны несут заряды арест-пены, но есть и специально оборудованные для противодействия различным способам, теоретически позволяющим пересекать вакуум. Среди этого оборудования имеется и весьма летальное.
Это лишь часть мер, которые я приняла для обеспечения безопасности данного учреждения, но обо всех я вас информировать не буду. Вам достаточно знать, что шансы успешного бегства пренебрежимо малы, а вот шансы умереть или покалечиться при попытке к бегству намного выше.
Имейте в виду: несмотря на то, что я поддерживаю постоянный контроль над структурой и наблюдаю за всеми заключенными, что позволяет мне реагировать на чрезвычайные ситуации, например стихийные бедствия, это не значит, что вы сможете воспользоваться этим для своего блага. Я не вмешаюсь – не смогу вмешаться – в случае захвата заложника или если кто-либо будет угрожать или действительно нанесет ущерб жизненно необходимым ресурсам либо предметам роскоши. Единственный способ эффективно управлять тюрьмой – предоставить вам самим себя защищать и поддерживать порядок. Лифты Бауманнского центра заключения идут в одну сторону. Вниз.
Сейчас я отправлю вас в лифты. Вы будете снабжены ограниченным количеством кислорода, достаточным только для безопасного спуска на нижний уровень. Если вы замедлите или остановите лифт либо попытаетесь взобраться по трубе изнутри, вероятнее всего, наградой за ваши усилия будет потеря сознания, повреждение мозга или смерть. Растворитель арест-пены поступит к вам в процессе спуска, так что вы освободитесь до того, как достигнете нижнего уровня.
Луна и Бакуду унесли в разные стороны. Пейдж была последней, кого забрали роботизированные руки.
– Мне очень жаль, Пейдж Макейби, – прозвучал металлический голос Дракон, когда рука поставила Пейдж на пол. – Удачи тебе.
Пол под ней пришел в движение, и начался спуск.
***
Лун уверенно подошел к «дырке». Это слово имело двойное значение: как собственно дыра в стене, так и нечто более вульгарное – то, ради чего многие заключенные из мужской половины Птичьей клетки туда ходили. Это был единственный путь в женскую тюрьму.
С той стороны дырки несла караул группа женщин – они стояли или сидели, занимая выгодные позиции.
– Ты кто? – спросила Луна одна из женщин. Роскошная женщина с кофейного цвета кожей и зубами, походящими на лезвия ножей.
– Лун.
– Новенький?
– Да.
– В каком ты блоке? – поинтересовалась полная женщина средних лет, больше походящая на мамашу-наседку, чем на заключенную. Однако Лун заметил, что все остальные караульные девушки, как только она заговорила, стали слушать очень внимательно.
– В блоке W, мэм, – ответил он осторожно, стараясь ничем не оскорбить собеседницу.
– Хочешь девушку?
– Я только хочу увидеться с одной из моих подчиненных. Она в блоке С.
– Даже если ты не покупаешь, за так я тебя пропустить не могу. Что-то заплати. Твоим блоком по-прежнему рулит Маркиз? Он справедливо делится раковыми палочками из своих грузов?
– Да, – Лун сунул руку в карман и, достав полпачки сигарет, протянул женщине.
– Вот умница. Значит, слушай, тем блоком рулит Гластиг Уэнье. Оставь несколько палочек себе, отдашь ей, чтобы не обидеть.
– Так и сделаю. Спасибо за совет.
– Люблю вежливых мальчиков. Ну, теперь беги.
Лун почтительно склонил голову, потом быстро зашагал к соседнему блоку. Там его ждал другой, меньший по численности караул. Лун передал им оставшиеся сигареты, уточнив, что это подарок для Гластиг Уэнье. Женщины расступились, пропуская его.
Он нашел Бакуду одну в камере. Все стены в тюрьме были сделаны из какого-то металла и выкрашены в темно-синий цвет, но Бакуда исцарапала стены своей камеры формулами и фразами, и в нужном свете они отливали серебристо-серым. Койку она отодвинула в середину камеры, чтобы у нее было больше места для письма.
– Бакуда, – произнес Лун.
– Лун! Это место – просто супер! – ее испещренные шрамами губы изогнулись в маниакальной усмешке. – Я думала, будет отстойно, но это… это как очутиться внутри архитектурной, мать ее, Моны Лизы. Она гребаный гений. Она не врала, что тут вокруг вакуум, но самое крутое – то, что будет, если туда пробьешься. Понимаешь, она не стала делать эту тюрягу прочной. Тут все хрупкое. Как будто она построила самый сложный в мире карточный домик. Если ты проделаешь в стене дырку, ты не только гарантированно кончаешь с собой, но изменение атмосферного давления меняет конфигурацию камеры – она герметично перекрывается, так что пробоина не задевает никого в других местах. И даже если ты не дашь заслонкам опуститься, давление начинает падать в соседнем помещении, и изолируется уже оно. Я могу лет десять тут провести, выясняя, как она это сделала. И это еще самая простая часть. В более людных местах…
– Мне на это плевать, – прервал Лун ее болтовню.
Бакуда замолчала и резко развернулась, не переставая ухмыляться.
– Окей. Как у тебя дела?
– Удовлетворительно. Глаза выздоравливают, но мне все еще трудно различать цвета. Лидер моего блока мне не нравится, но он справедливый человек. Он дал мне свое покровительство в обмен на рассказы о Броктон-Бее – он там когда-то промышлял. Благодаря этому меня никто не достает. Ну и еще, похоже, заключенные ждут, на что способен каждый новенький, прежде чем решат выбрать его своей целью.
– Ага. Несколько дней мне тут было тяжеловато, но, когда чокнутая девица, которая заправляет в этом блоке, узнала, что я могу чинить здешние телевизоры, все внезапно изменилось к лучшему.
– Понятно.
Продолжая улыбаться, Бакуда приподняла бровь.
– Так. Чем обязана? Почувствовал себя одиноко?
– Нет.
Улыбка слетела с лица вмиг.
– Тогда объясни.
– Ты в тюрьме в первый раз, верно?
– Да.
– Я был в тюрьме – еще до того, как приехал в Америку. Чтобы выжить в таком месте, есть четыре способа. Можно присоединиться к одной из банд или групп у власти. Этот вариант был не для меня, потому что они знали, что я полуяпонец, полукитаец, и ни одна банда не хотела принимать к себе такого. И сейчас этот вариант тоже не для меня: я слишком привык быть главным, чтобы пресмыкаться перед кем-то достаточно долго и не выйти из себя. А ты, я вижу, пошла именно по этому пути.
– Конечно, – кивнула Бакуда, глядя на него настороженно.
– Второй вариант – стать чьей-нибудь сукой. Это даст тебе его или ее защиту в обмен на услуги самого примитивного рода. Ты понимаешь, почему я не могу пойти этим путем.
– Понимаю, да.
– Оставшиеся варианты – либо убить кого-нибудь, либо сделать, чтобы тебя считали психом. То есть нужно показать всем, что ты либо слишком опасен, либо слишком непредсказуем, чтобы к тебе лезть.
– И что ты собираешься сделать?
– Я подумал, что выберу третье и четвертое вместе.
Глаза Бакуды распахнулись на всю ширину. Она попятилась, но тут же поняла, что это бессмысленно. Лун стоял в единственном дверном проеме, ведущем из камеры.
– Почему?
– Ты оскорбила меня. Ты подвела меня. И еще – потому что я должен убить кого-нибудь, а если я убью своего подчиненного, которого у других есть причины защищать, это даст всем понять, что я достаточно непредсказуем. После этого другие будут меня бояться.
– Я… я тебя оскорбила, чтобы запустить твою способность, ты же понимаешь? – взвизгнула Бакуда. – Я это сделала, чтобы помочь нам сбежать!
– Именно поэтому я мог бы закрыть на это глаза, но мы ведь не сбежали. Ты подвела меня – и здесь, и в городе.
Бакуда дернула рукой, и из рукава в открытую ладонь высыпалась целая куча кроватных пружин и гнутых кусочков металла.
– Если ты подойдешь ближе, я пробью дыру во внешней стене. Воздух из камеры выйдет, дверь запечатается, и мы оба задохнемся.
– Тебе быстроты не хватит.
– Хочешь рискнуть?
[1] На американском уголовном жаргоне «канарейка» – стукач.
[2] Go fuck yourself – распространенное англоязычное ругательство. Обычно его дословно не переводят, а заменяют аналогом типа «Пошел на…», но здесь обыгрывается именно прямое значение.