ИСТРЕБЛЕНИЕ 8.4
Я получила свои приказы и оставила позади безумную сцену: Оружейник, трудящийся рука об руку не с кем-нибудь, а с Кайзером. Кайзер воздвигал клетку, аналогичную той, в какой не так давно заточил Луна: он помещал металлические балки между и вокруг конечностей Левиафана, создавал тесную решетку вокруг его тела. Руна и еще один телекинетик гнули металл разболтавшегося барьера Кайзера вокруг конечностей и лица Всегубителя.
Это все долго не продержится. Левиафан слишком большой, а его хвост – достаточно длинный, тонкий и гибкий, чтобы проникнуть сквозь любой барьер, который сумеет возвести Кайзер, и достаточно сильный, чтобы гнуть металл. Левиафан высвободится, на этот счет никаких иллюзий строить нельзя.
Пока Кайзер трудился, Оружейник принимал меры, чтобы нанести максимальный урон, как только Левиафан снова придет в движение. Он осторожно работал с гранатами, которые Протекторат захватил у Бакуды (Мисс Милиция стреляла в Левиафана такими же снарядами), и снаряжал их как мины, срабатывающие на движение или на приближение. Я вполне могла представить себе, насколько это сложная задача, когда цель может начать двигаться в любую секунду, а ты не знаешь или не понимаешь в полной мере, что какая бомба делает.
Но в конечном счете это был наш лучший шанс врезать Левиафану как следует, прежде чем он вырвется и снова начнет сеять хаос.
Нас осталось полсотни с небольшим. Волкрюк, Фенья, Менья, Генезис, Эгида и Стальной Кулак были в числе оставшихся полутора десятков бойцов, способных сойтись с Левиафаном лоб в лоб. Париан, девушка в кукольном костюме, создала пару массивных набивных зверей – льва и свинью ростом Левиафану по плечи. По ее словам, они были крепче, чем выглядели. Я сомневалась. В смысле, дело не только в том, что это набивные животные, просто Париан сказала, что это ее первый бой.
Чересчур много было тех, кто мог больно бить, но сам был слишком хрупок: Громила, Теневая Охотница, Леди Фотон, Чистота, Лазерная Греза, Рубака и другие, которых я не знала. Девушка-Защитник с арбалетом, какой-то парень с багровой кожей. В небе над нами началось световое шоу: это Малыш Победа телепортировал сюда части пушки, которая у него была во время нашего ограбления банка, и теперь устанавливал ее на парящей платформе, расположенной прямо перед Левиафаном. У него будет от нескольких секунд до минуты сосредоточенного огня на максимальной мощности пушки – все это время он сможет посылать луч между прутьев решетки туда, где Нарвал своим острым как бритва силовым полем проделала брешь в шее Левиафана.
Что будет после этих первых секунд, когда Левиафан очнется, оставалось лишь гадать.
Я поспешила от того места, которое очертил для меня Оружейник; правой рукой я придерживала левую за локоть, чтобы она двигалась поменьше. Сектор СС-7, в полутора кварталах к югу и в одном к западу. Так странно было думать, что через эти места я проходила уйму раз на пути в или из лофта. Сейчас я смотрела на них как на поле боя, пытаясь прикинуть, какие маршруты может выбрать Левиафан и на что мне нужно обращать особое внимание – на решетки ливневой канализации, на дождевой бак на одном из зданий, который мог быть (а мог и не быть) достаточно целым, чтобы в нем оставалась вода. На лужи.
Чем я сама могу воспользоваться?.. Практически ничем.
Не то чтобы здесь могло найтись какое-нибудь оружие, которое я смогла бы применить, какая-нибудь особенность местности, которая позволила бы мне нанести критический удар. Это Левиафан. Тварь, убившая за последние двенадцать лет больше людей, чем я видела за всю свою жизнь. Ну, вживую видела.
Мне было страшно. Огромная часть меня хотела просто закрыть глаза и надеяться, что Левиафан не придет, что мне не понадобится иметь с ним дело. Было бы так хорошо присоединиться к тремстам пятидесяти тысячам остальных жителей Броктон-Бея, которые доверили героям со всем разобраться; было бы так хорошо найти своего рода спокойствие в бессилии и беспомощности. Вот только я не могла. Я уже видела собственными глазами, как Левиафан уничтожил нескольких Плащей из числа сильнейших. Я больше не могла найти убежище в подобной вере. Лучше будет потратить мои психологические и эмоциональные ресурсы не на надежду, а на попытки придумать, чем я могу помочь.
Помимо всего прочего, мне было больно. Единственным, что мешало пульсирующей боли в руке занять все мое сознание, был страх. Это был какой-то мрачный цикл: боль напоминала мне, почему я должна бояться, но эмоции и адреналин удерживали боль, которая иначе могла бы меня парализовать, на уровне неприятного фонового жужжания в мозгу. Это был тонкий баланс, который удерживал меня на самом краешке, как еще в жизни ничто никогда не удерживало. Возможно, некоторые люди живут ради этих острых ощущений – все чувства натянуты до предела, сердце бешено колотится, мозг стонет от перегрузки. Я не из их числа.
Приоритеты. Я вернулась к тому, о чем думала только что. Здесь явно не найдется ничего, что помогло бы мне победить Левиафана или хотя бы ранить его. Нелепо даже думать в таком ключе. Любые преимущества, которые я могу найти, – это те, которые позволят мне выжить.
Я стерла перчаткой капли с линз, но, похоже, это только разбило каждую из капель на кучу маленьких. Левиафан был крупнее меня, сильнее, быстрее, крепче. Мне следовало думать, как мышке, которая в любой момент могла наткнуться на кота-убийцу. Как добыче. Надо воспользоваться моим маленьким размером. Спрятаться. Найти место, где я была бы незаметна, сама все хорошо видела и при этом могла в любой момент оттуда удрать. Место, где у меня останется путь отхода, если дела пойдут погано. Более того, если Эйдолон не остановит волну, мне не помешает и укрытие.
Эта улица была из тех, какие часто встречаются в Доках. По обе стороны выстроились большие здания, точно гигантские коробки из бетона или кирпича. Я, пожалуй, могла бы найти пожарную лестницу и взобраться по ней в надежде оказаться вне досягаемости волны, однако опыт встречи с Луном тогда, в самый первый день, подсказал, что это плохая идея. Высота дает преимущество, факт, но, если противник способен подниматься и спускаться проворнее и легче, чем ты, оно перестает быть преимуществом охренительно быстро. Если здесь и будет что-то полезное, то только на уровне земли. Я увидела ржавый фургон, который стоял перед старой мастерской еще тогда, когда я была в этих местах впервые: все колеса спущены, окна разбиты, внутренности распотрошены. Между двумя постройками тянулся забор из сетки, но кто-то перерезал проволоку, которая крепила сетку к раме, поэтому половина ее завернулась назад и покачивалась под ветром и дождем.
Нет, от этого пользы не будет. На большем масштабе? К одному из зданий сбоку была присобачена старая кровля на двух столбах – возможно, навес для машины. Навес был в основном целым, из гофрированной стали с маленькой дыркой возле одного из нижних углов, и это означало, что под ним было сухо, за исключением одной лужицы. Кроме того, это место было открыто с трех сторон, и это означало, что я там оставаться не могла. А мои букашки – могли. Оставаться и пережидать в сухости, пока не понадобятся мне.
С самого начала битвы я остро ощущала своих букашек, и во второй раз на моей памяти я, призывая их, обнаружила, что моя способность работает намного эффективнее обычного. Я доставала дальше, букашки отзывались чуть лучше. В прошлый раз это случилась, когда мне вместе с Сукой, Солнечной Балериной и Тритоньером пришлось драться с Они Ли и Луном. Объяснить это я не могла, но и жаловаться не собиралась. Я нуждалась в любом, даже самом маленьком преимуществе, которым могла воспользоваться.
Когда тварюшки начали собираться под навесом, мой мозг вернулся к мыслям о том, чтобы преуспеть как «добыча».
Изначально, разрабатывая костюм, я выбирала темные цвета и распределяла разные сорта хитина, используемые для брони, так, чтобы даже после покраски расцветка сохраняла некоторую «крапчатость». Это было неслучайно. Камуфляж. Я знала, что мои насекомые будут вокруг меня. Я знала, что буду стоять в самой их гуще, когда они будут вокруг меня роиться, а иногда и ползать по мне. Поэтому я и выбрала темные цвета и сделала броню крапчатой – чтобы она терялась в гуще насекомых, которые, естественно, выглядели как точки.
Просто спрятаться внутри роя будет недостаточно. Левиафану будет легче легкого ударить по единственному скоплению и разорвать меня на части.
Поэтому я собрала несколько роев поменьше, сгустила их там, где было сухо. Внутри ржавого фургона, под карнизами, в дверных проемах и на крыше, под большим дождевым баком.
Потом в небольшом приступе вдохновения я придала девяти роям человекоподобную форму. Одни черные силуэты стояли пригнувшись, другие – выпрямившись и подбоченясь, некоторые прислонялись к стенам, один слегка высунулся с водительского сиденья фургона. В сумраке, да еще сквозь дождь, это выглядело убедительно. Достаточно ли убедительно? Трудно сказать.
Меня вдруг ужалило холодом. Ледяной ветер прошил насквозь промокшую ткань моего костюма. Глянув туда, где длинная дорога спускалась к воде, я поняла, откуда взялся этот ветер. Эйдолон летел над берегом, поливая синими лучами воду вокруг разбитых деревянных тротуаров и прочих обломков на берегу, замораживая волны и превращая их в хаотичные ледникоподобные фигуры.
Опасно. Я припомнила, что видела по телеку, как они пытались сделать подобное несколько лет назад. Кажется, какой-то Механик воспользовался ледогенератором. Я не знала точно, как и почему, но то, что больше они к этой тактике не прибегали, подсказывало мне, что в тот раз все закончилось очень плохо.
Моя догадка основывалась на факте, что гидрокинез – это движение воды, а лед – это та же вода, просто в другой форме. Не то чтобы Левиафан стал поднимать в воздух ледяные глыбы. Не настолько прямолинейно. Просто когда волна таки пробилась сквозь лед и хлынула на поле боя вместе с подхваченными ею ледяными осколками и кусками, Левиафан, возможно, двигал эти куски в волне чуточку быстрее, заставлял их ударять чуточку сильнее и подталкивал их к тому, чтобы они били там, где могли причинять наибольший вред.
В любом случае это были мои подозрения. Герои потом не сказать чтоб сыпали подробностями на пресс-конференции, так что мне оставалось лишь строить информированные догадки.
Так или иначе, это была тактика сдерживания. Попытка минимизировать урон в надежде, что мы сможем с этим покончить или получим подкрепление до того, как Броктон-Бей станет вторым Ньюфаундлендом.
Мы надеялись на Сайона. На первого Плаща, золотокожего человека. На парня, который мог сойтись со Всегубителем лицом к лицу и победить, если только к этому времени не было уже слишком поздно. Если Бегемот уже не обратил все вокруг в заполненную магмой радиоактивную пустыню. Если Левиафан не разогнал как следует свои волны. Если Симург… Окей, должна признать, Симург другая. Там проблема не в том, чтобы выиграть бой. А в том, что случалось после. Выиграв у нее все битвы, мы проиграем войну – типа того.
Проблема с ожиданием Сайона заключалась в том, что он не то чтобы был на связи с нами, остальными. Предполагалось, что как минимум с одним человеком он контактировал – как минимум с кем-то, кто дал ему одежду и костюм, – но он никогда не утруждался остановкой достаточно долгой, чтобы кто-либо мог передать ему какую-либо просьбу, сказать ему, чтобы он отправлялся в место Х, когда получит от нас сигнал Y. Он спасал людей двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году, но он разбирался только с теми кризисами, которые сам замечал, и это значило, что иногда приходил Всегубитель, а Сайон в это время был по горло занят, спасая тонущие корабли, останавливая оползни и гася пожары. Интересно, что он делает сейчас, подумала я.
Мои рои были на местах, так что оставалось только решить, где буду прятаться я сама. Навес для машин был слишком открыт, карнизы не оставляли годных путей для бегства, а что касается пространства под дождевым баком на крыше – ну, я не настолько дура, и в любом случае крышу из списка вариантов я уже вычеркнула.
Я направилась к ржавому фургону, но на полпути передумала. Успокаивающе, конечно, было бы иметь вокруг себя металлическую защиту и быть более-менее укрытой от глаз, но там возникнут те же проблемы, что и на крыше. Если дело запахнет керосином или просто случится что-то непредвиденное, я окажусь в ловушке.
Еще секунду я напряженно размышляла и наконец с неохотой остановила свой выбор на навесе. Села на корточки в сумраке, надеясь, что тени меня спрячут. Такое расположение давало мне пути к бегству (вокруг здания или через боковую дверь), защиту от дождя и обломков, а также укрытие. С отсутствием защиты от волн и самого Левиафана придется смириться.
Чувствуя себя увереннее благодаря собранным поблизости букашкам, я занялась теми, которые способны выбраться под дождь и там более-менее справляться. В основном это были тараканы. Их я выслала в том направлении, где были Левиафан и наши. Чем полнее я буду воспринимать все грядущие стычки, тем лучше смогу реагировать.
«Стальной Кулак погиб, CD-6. Эгида погиб, CD-6», – сообщила повязка как раз тогда, когда мои букашки достигли того района, где был Левиафан.
Он пришел в себя.
Эгида, скорее всего, прикрывал небо, преграждая Левиафану путь на крыши; это значило, что Левиафан направился вверх. Я заставила множество тараканов подняться, чтобы получить представление о том, где он. Еще я попыталась с помощью повязки оценить направление его движения, но, поскольку рукой двигать не получалось, это было как минимум трудно.
«Фенья выбита, CC-6».
Я вскинула голову.
И нашла их. Фенья и Менья дрались с Левиафаном. Обе были почти с него ростом, и это уже говорило о многом. Я знала, что их способность искажает геометрию, благодаря чему они становятся больше, и одновременно с этим обратно пропорционально уменьшается получаемый ими урон. Шестикратно выше – шестикратно меньше урон, и это в дополнение к бонусам от большого размера.
«Фенья погибла, CC-6».
Это им не особо помогло. Во всяком случае Фенье.
Я увидела вспышку света – это Малыш Победа поднялся над уровнем крыш домов и выпустил во Всегубителя мучительно яркий луч. Когда лазер иссяк, герой поднялся еще выше, чтобы оставаться вне досягаемости Левиафана. Он начал было выпускать второй луч, но этот луч крутанулся почти на триста шестьдесят градусов, когда его источник получил тяжелый удар.
«Малыш Победа выбит, CC-6».
И тогда я увидела Левиафана – он вошел на ту же улицу, где была я. Словно возвещая его приход, мощная волна врезалась в ледяной барьер, возведенный Эйдолоном вокруг уничтоженного Бульвара, и брызги поднялись, казалось, до самых туч.
Одно плечо Левиафана раздуло, оно было впятеро больше нормального, искаженной формы, точно у человека со слоновостью, и кровоточило. Он был ранен и в других местах: сбоку живота зияла дыра, большая почерневшая рана виднелась у основания шеи, а процентов двадцать лица просто отсутствовало – было оторвано ниже скулы. Но непохоже, чтобы это все причиняло ему сильную боль. В одной руке он держал верхнюю половину туловища Кайзера, потом небрежно отшвырнул прочь. Ног Кайзера нигде видно не было.
Стоп, что? Я не слышала сообщения о гибели Кайзера. Я проверила повязку на висящей как плеть руке.
Она была мертва, оффлайн. Черный экран.
На то, чтобы беспокоиться по этому поводу, у меня не было ни секунды: Левиафан уже протягивал руку примерно в моем направлении.
Вода, скопившаяся в небольшом количестве под навесом, потекла к нему, словно под уклон, и собралась посреди улицы перед навесом в виде некоего вздутия пяти футов в высоту и пятнадцати в ширину.
Не зная, что предпринять, я оставалась абсолютно неподвижной.
Движение когтистой лапы – и вздутие разрушилось, хлынуло волной в одном направлении. Волна прокатилась под фургоном, потом внезапно поднялась, швырнув машину в сторону Левиафана. Фургон перевернулся и заскользил ко Всегубителю, угрожая подсечь ему ногу. Левиафан остановил его, вогнав руку сквозь крышу в переднюю часть машины. Потом вонзил в то же место вторую руку, разорвал фургон надвое и отшвырнул две половины по обе стороны от себя.
Взмах хвоста – и он послал водяной клинок в дождевой бак, разрубив и рой, и подпорки. Бак рухнул на крышу, и из него хлынула вода. Монстр повернул когтистую руку, и эта вода полилась с крыши маленькой управляемой волной. Она двигалась, точно разгоняющийся автомобиль, прямо к навесу для машин на противоположной стороне улицы, прямо ко мне.
Мельком я увидела, как Левиафан вскинулся, реагируя на что-то; сама я в это время уже сваливала оттуда – оставила рой позади и понеслась перпендикулярно волне, прочь от Левиафана. Почувствовав, как волна добралась до роя, я прыгнула, а долю секунды спустя вода врезалась и мне в ноги.
Я успела покрыть достаточно большое расстояние, чтобы удар пришелся вскользь и не отправил меня точно в стену здания. Я таки отлетела достаточно далеко и перекатилась набок, прямо через предположительно сломанную руку.
Боль поглотила меня. Я заизвивалась, прижимая здоровой рукой раненую. Меня затошнило, и я подняла маску, чтобы блевануть, – мое тело словно пыталось как-то взбунтоваться против боли. Я попробовала встать на ноги, но была слишком слаба, у меня кружилась голова, и здоровая рука подломилась. Я рухнула лицом в грязную воду.
Понятия не имею, сколько у меня ушло времени, чтобы собраться. Может, две минуты, может, десять секунд. Я сумела встать. И заковылять обратно к навесу, держась в тени.
Добравшись до угла здания, я увидела, что с Левиафаном дерется Оружейник; в каждой руке он держал по алебарде. Одна была похожа на ту, которой он пользовался, когда мы напали на вечеринку, – на ту, способную превращаться в крюк-кошку. Вторая выглядела попроще: тусклая нержавеющая сталь от тупого конца до навершия, без каких-либо украшений, без стиля. Навершие окутывала странная дымка, которая казалась статичной – она не двигалась вокруг острия и клинка.
Чудовище хлестнуло хвостом Оружейнику по ногам – тот перепрыгнул его и ударил дымчатой алебардой. Она вырвала клок из Левиафана, подняв облачко пыли, которое дождь мгновенно прибил к воде под ними. Всегубитель вскинулся от боли, а Оружейник шагнул вперед, подпрыгнул выше, чем способен любой нормальный человек, и врезал Левиафану алебардой прямо над коленом, вогнав клинок чуть ли не на треть расстояния до кости.
Левиафан контратаковал, взмахнув рукой, однако герой оттолкнулся ногой от нераненой части колена и отпрыгнул назад на безопасное расстояние. Постобраз последовал за ним, но Оружейник ударил по нему второй алебардой. Клинок взорвался пламенем, став похожим на гигантскую фиолетовую паяльную лампу, и обратил в пар почти весь постобраз, прежде чем тот смог раздавить Оружейника. Герой развернулся к пару спиной, чтобы уберечь от него открытую кожу лица. Какие-то остатки постобраза ударили по броне доспеха, но Оружейник скользнул прочь, смягчив удар, причем все это время его ноги не теряли контакта с землей, так что, когда сверху-сзади налетел хвост Левиафана, Оружейник смог прыгнуть и перекатиться вбок.
Левиафан был тяжело ранен. Гной лился из шести больших ран, которых не было, когда он появился на этой улице.
– Ты, тупой бугай, – проворчал Оружейник. Он тяжело дышал. – Все твои бои, которые были до сих пор и попали на камеры? Я их просмотрел, прогнал через программы. У меня на спине компьютер, который связан с суперсетью; он фиксирует каждое твое движение, ультразвуковыми импульсами считывает каждую деталь этой улицы, окружающих зданий, каждую мельчайшую черточку местности. Я точно знаю, что ты собираешься сейчас сделать, – ты попробуешь поймать меня волной сзади.
Левиафан прыгнул вперед, ударил когтистой ручищей. Оружейник перекатился вбок, потом махнул обеими алебардами себе за спину и перехватил налетевшую с той стороны волну, испарил ее.
– Ты даже не говоришь по-английски, да? Иначе ты знал бы, что я говорю, знал бы, что я уже победил. Другие помогали – замедляли тебя, останавливали волны. Но победа, решающий удар? Они достанутся мне.
Левиафан бросился, тут же застыл, позволив своему водяному эху умчаться вперед, и полсекунды спустя снова бросился. Оружейник отпрыгнул в сторону от эха, еще в полете поджал колени к груди, чтобы избежать удара когтями, и послал кошку в землю под ногами Левиафана, чтобы мигом опуститься. Он проскользил по инерции у Левиафана между ног и, подняв расплывчатую алебарду, ударил Всегубителя там, где ноги сходились, и провел по первым десяти футам его хвоста. Хвост там, где с ним соприкоснулся клинок, обратился в пыль, клубы которой на короткое время закрыли от меня Оружейника.
– Облачко вокруг моего клинка? Нанотехнология. Наноструктуры, спроектированные так, чтобы проникать между атомами, рвать молекулярные связи. Режет все. Проходит сквозь все, что угодно. Как острый нож сквозь воздух.
Левиафан рубанул по Оружейнику хвостом. Тот шагнул в сторону и шлепнул по хвосту щекой клинка. Еще пыль, еще один кусок плоти перестал существовать, и гной полил из раны. Оружейник лениво пригнулся, пропуская над собой эхо.
Левиафан развернулся, чтобы пуститься наутек. Оружейник метнул клинок, превратившийся в кошку, и цепь обвила меньшую из когтистых рук Всегубителя. Левиафан двинулся, то ли не замечая этого, то ли не придавая этому значения. Оружейник дождался, пока цепь натянется, и нажал на кнопку.
Цепь и алебарда застыли, и даже силы Левиафана не хватило, чтобы сдвинуть их с места. Вместо того чтобы потянуть, Всегубитель поскользнулся и упал на спину, его запястье оставалось в плену цепи.
Полсекунды спустя цепь на миг провисла и тут же вновь натянулась – это Оружейник подтянул себя поближе. Всей инерцией своего движения он вогнал размытую алебарду Левиафану в лицо. Выдернул, снова рубанул, потом высвободил цепь и с ее помощью подтянул себя на другую сторону улицы, за пределы досягаемости яростной контратаки Левиафана.
– Давай-ка посмотрим, насколько быстро у тебя выработается условный рефлекс, – произнес Оружейник. – Каждый раз, когда ты попытаешься удрать, я буду делать что-то вроде этого.
Ответа не было. Левиафан просто поднялся на ноги и рубанул рукой по воздуху. Оружейник парировал летящий в него постобраз фиолетовым пламенем.
– Для протокола: этот трюк – триггер временнОго стазиса, вклад, который внес один из моих подчиненных. Истощает мою батарею, но ты ведь этого не понимаешь, верно?
Всегубитель прыгнул вперед. Оружейник выстрелил кошку и остановил ее в воздухе, заморозив во времени. Левиафан нанизался на цепь – та вошла ему в шею и вышла из верхней части спины. Но Всегубителю явно было наплевать – он продолжал мчаться на Оружейника.
Тот ослабил цепь, пригнулся, пропуская над собой удар хвоста, потом прыгнул вперед и вбок, чтобы избежать когтей. Еще один небольшой подскок и перекат – так Оружейник прошмыгнул прямо под постобразом. В результате он оказался у Всегубителя за спиной и нанес два удара размытой алебардой по его бедрам сзади. Его цепь начала втягиваться в древко, высвободившись из шеи Левиафана (хлынула новая струя крови); кошка опустилась и, пробороздив бедро Левиафана, вернулась на алебарду. Оружейник снова выстрелил ею, чтобы разорвать дистанцию: подтянуть себя на другую сторону улицы и крутанулся на месте, снова оказавшись лицом к Левиафану.
Он переложил одну из алебард в другую руку, так что держал теперь две вместе, и перчаткой вытер со рта что-то вспенившееся.
– Я срублю тебе башку, отродье. Могу только надеяться, что в последние секунды своей жизни ты познаешь смертный ужас, познаешь то, что вызвал у многих, очень многих других.
Левиафан, стоя на месте, выпрямился, притронулся рукой к изуродованному лицу, потом к шее. Он терял столько крови – на взгляд, больше, чем в нем в принципе могло быть. В смысле, он, конечно, громадина, но крови было реально много.
Несколько долгих секунд Левиафан не двигался.
– Ждешь, выигрываешь время до цунами? – усмехнулся Оружейник, и Левиафан вскинул голову – хоть какое-то проявление эмоций. – Нет. Три целых четыре десятых минуты, прежде чем следующая большая волна пробьется сквозь лед. Эти данные я получаю от зондов Дракон. К тому времени все будет кончено.
Он сделал шаг вперед, потом еще шаг, ожидая какой-то реакции от Левиафана. После третьего шага Левиафан чуть отступил, хлестнув хвостом позади себя.
– Испугался наконец-то? – издевательски произнес Оружейник. – Это хорошо.
Я наблюдала за всем этим от угла здания, из-под навеса для машин. Во мне снова начала подниматься тошнота и боль, угрожая подавить восхищение, которое я испытывала. Я могла лишь сохранять неподвижность, чтобы ничем не отвлечь Оружейника и ничем не отвлечь Левиафана (что могло бы внести какую-то путаницу в данные Оружейника). Последнее, чего я бы хотела, – это стать заложницей, из-за которой Оружейник поколеблется на долю секунды, что будет стоить ему – всем нам – этой битвы.
Оружейник перешел в яростное наступление, нанося удары настолько быстро, насколько могла двигаться его рука. Удар в ногу, в колено, в хвост, опять в ногу, потом уклон от атак Левиафана, и все это с видимой легкостью. Он продолжал без устали секунд десять.
– Я должен поблагодарить тебя, монстр, – произнес Оружейник после заднего сальто, которое доставило его достаточно близко к Левиафану, чтобы он смог рубануть чудовище по низу живота.
Левиафан бросился вперед и упал на четвереньки, словно пытаясь погрести Оружейника под жутким объемом воды своего постобраза. Оружейник уже выбрасывал в сторону кошку, чтобы выбраться оттуда. В последний момент перед тем, как уйти, его вторая алебарда подпрыгнула и вонзилась Левиафану в шею, создав рану, отзеркалившую ту, которую произвело глубоко вонзившееся силовое поле Нарвал, а потом еще наверняка расширил своей лазерной пушкой Малыш Победа. Оружейник втянул кошку обратно.
Всегубитель развернулся, словно пытаясь сбежать, но петля цепи от кошки прошла под его «подбородком». Оружейник вскинул себя на спину Всегубителя и вогнал алебарду в шею сбоку, удлинив разрез, который сам же только что создал. Наступил Левиафану на макушку, спрыгнул, на лету огрел его алебардой по лицу. Левиафан рухнул, раскинув руки-ноги.
Когда Всегубитель начал подниматься на ноги, Оружейник рубанул его по обоим предплечьям. Новые раны – впрочем, они не помешали Левиафану встать. Пока Оружейник атаковал, его повязка прошипела что-то, что я не смогла разобрать. Я покосилась на свою – по-прежнему сломана.
– К тому времени все будет кончено, – повторил Оружейник свою недавнюю фразу, обращаясь больше к себе, чем к повязке или к Левиафану.
Левиафан отпрыгнул назад, разрывая дистанцию, чуть пошатнулся, когда более серьезно раненая его нога отказалась держать вес тела, но устоял, опершись о землю меньшей из рук.
Оружейник с помощью кошки подлетел ближе, готовясь нанести следующий удар в шею. Он изменил решение, когда земля задрожала, – выдернул кошку и вонзил в дверь гаража. Гася инерцию, он метнулся вбок, к краю дороги, оставаясь при этом вне досягаемости Левиафана.
По земле снова прошла дрожь, короткая и мощная, и тут же прекратилась.
Оружейник приложил руку к визору сбоку, и, прежде чем он отвернул голову в сторону от меня, мне показалось, что его губы недовольно изогнулись.
Еще одно яростное содрогание, и посередине улицы, точно шов, прошла трещина – прямая в обоих направлениях, насколько я могла видеть.
Левиафан поднял руку, и улица внезапно раскололась, вспухла, когда снизу поднялась бетонная труба толщиной в рост человека, словно кит из воды. Секунду спустя в сторону Оружейника хлынула вода.
Ливневая канализация.
Оружейник поколебался, потом метнул алебарду-кошку в набегающую волну, точно копье. Волна застыла во времени, и Оружейник ринулся вперед, ступая на дальше всего вырвавшиеся неподвижные водяные языки, и в стиле паркура поднялся над водой и трубой. Вода снова пришла в движение как раз в тот момент, когда Оружейник сделал последний прыжок, с самого верха волны – прямо на Левиафана.
Левиафан двинулся быстрее, чем минуту назад, и поймал клинок алебарды рукой.
Клинок впился глубоко в «ладонь»; поднялась пыль и хлынула кровь, однако клинок остался на месте. Оружейник потянул, но вытащить его не смог. Он попытался отпрянуть, но я увидела, что Левиафан кончиками когтей вцепился в его кисть и запястье, а алебарда все еще торчала из «ладони».
– Как?! – проревел Оружейник.
Не колеблясь ни секунды, я выслала своих букашек. Три роя, принявшие форму людей – ну, только общие очертания. Все букашки под дождем слабели, особенно те, что сверху, – на них приходился основной удар ливня.
Левиафан выставил одну ногу рядом с Оружейником для равновесия, потянулся свободной рукой и прижал острия когтей сбоку к торсу и горлу Оружейника. Все еще удерживая его за кисть и запястье, он надавил сбоку на тело героя. Оружейник закричал – это был отчаянный вопль, и это отчаяние в нем, казалось, удваивалось с каждым вздохом. Потом он опрокинулся и упал со всплеском.
Всегубитель стоял, не выказывая ни намека на слабость и боль, которые демонстрировал считанные секунды назад. Раны оставались где были, это точно, и голова свесилась набок, чтобы ее вес приходился на здоровую часть шеи, но он явно не страдал и без проблем опирался на более серьезно раненную ногу. Неужели он все это время притворялся?
Всегубитель уронил руку Оружейника с алебардой; они тут же погрузились в воду под тяжестью металлических доспехов и оружия. Взмах хвоста разбил два из трех моих роев. Он наблюдал, явно не беспокоясь, как третий рой подбежал к нему и разбился о его ногу. Рой рассыпался, букашки позастревали глубоко в ранах Всегубителя. Я надеялась отыскать хоть какую-то уязвимость, сожрать его изнутри, но букашки могли бы с таким же успехом кусать сталь. Жвалам ничто не поддавалось, жала ничего не пробивали.
Он развернулся, пригнулся и помчался на полной скорости на запад, прочь от берега.
Я поспешила к Оружейнику.
– Ты, – простонал он. Его левой руки не было – вырвана из плечевого сустава. Кровь хлестала из раны. – Ты мертва.
– Эй, ты несешь какой-то бред.
– Он убил тебя.
Может, моя повязка сообщила о моей гибели, когда вырубилась? Решила, что она полностью уничтожена, и я вместе с ней?
– Я жива. Слушай, я попытаюсь найти твою руку, моя повязка не пашет, может, в ней что-то отошло, когда Левиафан сломал мне руку.
В ответ он лишь неразборчиво простонал что-то.
Я подбежала примерно туда, где Левиафан бросил руку Оружейника. Споткнулась о трещину, идущую по центру улицы, восстановила равновесие и принялась щупать под водой.
Я была в считанных дюймах от того, чтобы коснуться погруженного в воду клинка, который превратил бы мою кисть в молекулярную пыль.
Найдя руку, я подняла ее. Она была тяжелой – почти слишком тяжелой, чтобы удерживать одной рукой. Дело было не только в весе доспехов и в том, что это была мускулистая рука взрослого мужчины: перчатка была раздавлена вокруг древка алебарды, смята, как фольга. С трудом удерживая кистью и руку, и оружие, я поспешила обратно к Оружейнику и уронила это все возле него. Стала трясти его в надежде привести в чувство, но безуспешно.
Единственной рабочей рукой я высвободила алебарду из перчатки, положила руку Оружейника ему на грудь и нажала кнопку.
– Оружейник выбит! СС-7! Левиафан движется на запад…
Тут я почувствовала, что букашки, которых я собрала в ранах Левиафана, стали двигаться в другую сторону. Как называется направление между западом и северо-западом? Ближе к западу, чем к северу.
– …Поправка! Он движется на западо-северо-запад от меня!
Мои слова вернулись ко мне дребезжащим голосом повязки через полсекунды после того, как я договорила. На дисплее повязки Оружейника появилась красная точка, показывающая движение Левиафана, точнее, лучшую его оценку, которую система могла предложить.
– Ясно. Возможно, он направляется к одному из убежищ – много людей в одном месте, они не могут убежать и уязвимы, – ответил кто-то. – Медицинская помощь в пути. Тот, кто это сказал: ты можешь отслеживать Левиафана?
– Да, если я не дальше нескольких кварталов от него.
Система вновь передала мое сообщение.
«Принято. Ограничение дальности «несколько кварталов»».
Этой штуке правда необходимо перефразировать мои слова?
– Ты можешь лететь? Преследовать его?
– Нет.
«Ответ отрицательный», – сказала повязка.
– Тогда я посылаю к тебе летуна, чтобы дать возможность оставаться достаточно близко. Чтобы следить за этим ублюдком, нам нужны глаза, и ты и есть эти глаза.
– Ясно!
Дальше было только молчание. Стиснув зубы, дрожа, я со всей силы прижала здоровую руку к изуродованному плечу Оружейника, пытаясь ослабить кровотечение.