Примечание от автора. Эта история не предназначена для юных и впечатлительных читателей. Тем, кто всюду ищет предупреждения об оскорбительном контенте, советую пройти мимо.
СОЗРЕВАНИЕ 1.1
До конца урока оставалось пять минут, и все, о чем я могла думать, – «час большой перемены – это слишком долго».
С самого начала семестра я с нетерпением ждала, когда же на уроках Мировых проблем с мистером Глэдли мы начнем обсуждать Плащей. И вот эта часть программы началась – а я никак не могла сосредоточиться. Я ерзала, перекладывала ручку из одной руки в другую, постукивала по столу, рассеянно рисовала что-то в уголке тетрадки, где и так уже были всякие закорючки. Мои глаза тоже не хотели успокаиваться – постоянно перебегали с часов над дверью на мистера Глэдли, потом обратно на часы. Я не настолько внимательно слушала, чтобы держаться в теме. Без двадцати двенадцать – пять минут до конца урока.
Мистер Глэдли говорил оживленно, тема его явно возбуждала, и, для разнообразия, класс его слушал. Он был из тех учителей, которые пытаются задружиться с учениками, из тех, кого зовут «мистер Джи» вместо «мистер Глэдли». Он любил заканчивать урок чуть раньше положенного и трепаться с популярными учениками, давал много групповых заданий, чтобы ученики могли тусоваться с друзьями во время уроков, и устраивал «прикольные» мероприятия типа учебных судилищ.
Мне он казался одним из «популярных» детей, ставших учителем. Скорее всего, он считал, что его все любят. Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал мое мнение на этот счет. Убило бы это его самооценку, или же он просто отмахнулся бы от этого как от аномальной реакции хмурой девчонки, которая вечно молчит на уроках?
Я кинула взгляд через плечо. Мэдисон Клементс сидела на два ряда левее меня и на две парты сзади. Увидев, что я на нее смотрю, она ухмыльнулась и прищурилась, и я снова уткнулась взглядом в тетрадь. Я всячески пыталась не обращать внимания на мерзкое, кислое ощущение, зародившееся в животе. Еще раз глянула на часы. 11:43.
– Давайте на этом закончим, – сказал мистер Глэдли. – Извините, ребята, но домашнее задание на выходные будет. Подумайте о Плащах и о том, как они повлияли на мир вокруг вас. Если хотите, составьте список на бумаге, но это необязательно. В понедельник мы разобьемся на четверки и посмотрим, у какой четверки список лучше всех. Для победителей с меня закуски из автомата.
Раздались радостные возгласы, после чего класс погрузился в шумный хаос. Комната наполнилась хлопками закрываемых папок, учебников и тетрадок, скрипом стульев по дешевой плитке и гулом голосов. Кучка наиболее общительных учеников собралась поболтать с мистером Глэдли.
А что я? Я просто убрала учебники и сидела тихо. Записей я почти не сделала, в тетрадке у меня были только закорючки да числа на полях – это я отсчитывала минуты до большой перемены, как будто следила за таймером бомбы.
Мэдисон трепалась с подружками. Она была популярна, но не роскошна в стиле типичных популярных девушек в телеке. Она была «прелестная». Малышка. Имидж она себе создавала небесно-синими заколками в каштановых волосах до плеч и кокетливыми манерами. На ней был топ без бретелек и джинсовая юбка – по мне так полный идиотизм, если учесть, что сейчас ранняя весна и по утрам даже наше дыхание видно.
Впрочем, не мне ее критиковать. Мальчишкам она нравилась, и у нее были подруги, а обо мне ни того, ни другого не скажешь. Единственная женственная фишка, которая мне шла, – это кудрявые темные волосы, я их специально отращивала. Одежду я предпочитала закрытую и не любила рядиться в яркие цвета, как какая-нибудь птица, хвастающаяся плюмажем.
Думаю, парням она нравилась, потому что выглядела обаятельно и не выглядела угрожающе.
Если б только они знали.
Звонок разродился игривым «динь-динь», и я вышла из класса первой. Не побежала, нет – просто быстрым шагом пошла вверх по лестнице и потом в женский туалет на третьем этаже.
Там уже было полдюжины девчонок – значит, мне придется ждать, пока освободится кабинка. Я нервно наблюдала за дверью туалета, и мое сердце вздрагивало каждый раз, когда кто-то входил.
Как только кабинка освободилась, я вошла внутрь и заперлась. Прислонилась к стене и медленно выдохнула. Это не был вздох облегчения. Облегчение подразумевает, что тебе стало лучше. Мне не станет лучше, пока я не доберусь до дома. Нет, мне всего лишь стало менее тревожно.
Прошло, наверное, минут пять, прежде чем шум в туалете прекратился. Глянув под разделительными стенками, я убедилась, что в других кабинках никого нет. Я села на крышку унитаза и достала бумажный пакет с обедом.
Обед в туалете стал уже привычным делом. Каждый день в школе я приканчивала свой обед из пакета, потом до конца большой перемены делала домашку или читала книгу. Единственной книгой в моем рюкзаке, которую я пока не прочла, был «Триумвират», биография трех лидеров Протектората. Я думала как можно дольше продержаться на заданиях мистера Глэдли, не читая ее, потому что она совершенно не доставляла мне удовольствия. Биографии вообще не в моем вкусе, а когда я начала подозревать, что там сплошные выдумки, – стали тем более не в моем.
Так или иначе, сегодня я даже не успела прикончить питу. Дверь в туалет распахнулась. Я застыла. Я не хотела шуршанием пакета дать кому-либо понять, чем я тут занимаюсь, поэтому просто молча слушала.
Голоса я различить не могла. Разговор заглушали смешки и шум воды из-под крана. Потом в мою дверь постучали – я чуть не подпрыгнула. Я не ответила, но человек за дверью постучал снова.
– Занято, – нерешительно отозвалась я.
– Боже, это Тейлор! – с ликованием воскликнула одна из девушек за дверью. Потом в ответ на какие-то слова другой девушки она добавила (я еле расслышала): – Да, давай!
Я вскочила, уронив на пол пакет с остатками обеда. Ринулась к двери, отперла замок и толкнула. Дверь не поддалась.
Раздался какой-то шум в кабинках по обе стороны от моей, потом сверху. Я подняла голову, чтобы посмотреть, что там, и тут мне брызнули в лицо. Глаза защипало, и я на время ослепла от едкой жидкости в глазах и на очках. Жидкость текла по носу и губам, и я слизнула. Клюквенный сок.
Они на этом не успокоились. Я успела снять очки как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэдисон и София перегибаются через стенки моей кабинки, и каждая держит пластиковую бутылку. Я пригнулась, защищая голову руками, и в следующий миг они вылили все на меня.
Жидкость побежала по моей шее, намочила одежду, зашипела в волосах. Я снова толкнула дверь, но девушка по ту сторону налегала на нее всем телом.
Раз поливали меня соком и газировкой Мэдисон с Софией, значит, за дверью была Эмма, заводила всей троицы. Когда я это поняла, во мне вспыхнула ярость. Я обрушилась на дверь всем своим весом. Это ничего мне не дало. Вдобавок мои туфли проскользнули на залитом соком полу, и я упала на колени прямо в лужу.
Рядом со мной упали пустые бутылки из-под, судя по этикеткам, виноградного и клюквенного сока. Бутылка апельсиновой газировки стукнулась о мое плечо, затем плюхнулась в лужу и укатилась в соседнюю кабинку. Запах фруктовых напитков был тошнотворно-сладкий.
Дверь распахнулась, и я уставилась на троицу. Мэдисон, София и Эмма. Если Мэдисон была вся такая девочка-симпатяшка, то София и Эмма больше подходили под образ «королевы класса». София была темнокожей, стройной и спортивной – она занималась бегом в школьной легкоатлетической секции. Зато у рыжей Эммы были выпуклости как раз в тех местах, где любят парни. Она была достаточно красивой, чтобы подрабатывать время от времени моделью для каталогов, которые выпускали местные магазины. Сейчас вся троица хохотала, будто происходило самое смешное событие в мире, однако я их смех почти не слышала. Все мое внимание было сосредоточено на пульсации крови, ударившей в голову, а еще на зловещем «потрескивании», которое не успокоилось бы и не утихло, даже закрой я уши руками. Я чувствовала, как по рукам и спине стекают холодные капли – автомат, где продавались напитки, охлаждал качественно.
Я опасалась сказать что-то, что дало бы им повод для новых насмешек, поэтому молчала.
Осторожно поднявшись на ноги, я повернулась к ним спиной, чтобы взять свой рюкзак с крышки бачка. Увидев его, я застыла. Раньше он был цвета хаки, но теперь его весь покрывали фиолетовые пятна – бОльшая часть содержимого бутылки виноградного сока. Продев руки в лямки, я развернулась. Девушек уже не было. Я услышала, как дверь туалета захлопнулась, отрезав звуки их веселья и оставив меня, мокрую, в туалете одну.
Подойдя к раковине, я уставилась на свое отражение в грязном, исцарапанном зеркале над ней. Тонкогубый, широкий, выразительный рот я унаследовала от мамы, но большие глаза и неуклюжая фигура делали меня больше похожей на папу. Темные волосы промокли настолько, что липли к голове, шее и плечам. На мне была коричневая фуфайка с капюшоном поверх зеленой футболки, но сейчас они обе были в фиолетовых, красных и оранжевых потеках. На очках виднелись разноцветные бусинки соков и газировки. Капля сбежала по моему носу и, сорвавшись, упала в раковину.
Взяв бумажное полотенце, я протерла очки и снова их надела. Из-за оставшихся следов видно было так же плохо, как без них, если не хуже.
«Дыши глубже, Тейлор», – сказала я себе.
Я сняла очки, протерла их влажным полотенцем и обнаружила, что следы по-прежнему остаются.
У меня вырвался нечленораздельный вопль ярости и досады, и я пнула пластиковое ведро под раковиной, послав в стену и его, и туалетный ершик, который там был. Этого оказалось недостаточно; я сняла рюкзак и швырнула его обеими руками. Своим шкафчиком я больше не пользовалась: кое-кто вламывался в него уже четыре раза. Поэтому рюкзак был тяжелый – в нем хранилось все, что могло мне понадобиться на сегодняшних уроках. От удара о стену что-то явственно хрустнуло.
– Какого хера?! – проорала я, не обращаясь ни к кому конкретному; мой голос разнесся по всему туалету. В уголках глаз у меня были слезы.
– Какого черта мне вообще делать?!
Я хотела что-нибудь стукнуть, что-нибудь разбить. Отомстить этому несправедливому миру. Я едва не врезала зеркалу, но сдержалась. Оно было таким маленьким, что мне показалось – так я не только не выплесну раздражение, но вдобавок покажусь себе еще более ничтожной, чем сейчас.
Мне приходилось терпеть вот такое с первого дня в старшей школе – уже полтора года. Туалет был похож на убежище больше всего из того, что я нашла. Здесь было одиноко и унизительно, но сюда я могла отступить, здесь я могла от них укрыться. Теперь я лишилась и этого.
Я даже не представляла, что буду делать на следующих уроках. Надо было сдавать проект по искусству, а идти в класс в таком виде я не могла. Там будет София, и я вполне могла представить себе ее самодовольную ухмылку, когда я явлюсь в таком виде, будто облажалась при попытке сделать варёнки из всех своих вещей.
Кроме того, я только что засадила рюкзаком в стену и теперь сомневалась, что мой проект уцелел.
Гудение на краю моего сознания становилось все сильнее. Я наклонилась, трясущимися руками сжала край раковины, медленно, протяжно выдохнула и сняла защиту. Три месяца я сдерживалась. А сейчас? А сейчас мне было плевать.
Я зажмурилась и почувствовала, как жужжание кристаллизуется в конкретную информацию. Все пространство вокруг меня заполняли крохотные пятнышки сложных данных – их было как звезд на небе. Я могла сосредоточиться на каждом из них поочередно, выхватить детали. Кластеры данных рефлекторно плыли в мою сторону еще с того момента, когда мне брызнули в лицо. Они откликались на мои подсознательные мысли и эмоции; они были таким же отражением моей досады, гнева, ненависти к той троице, как колотящееся сердце и трясущиеся руки. Я могла заставить их остановиться или прийти в движение, практически не думая, так же как могла поднять руку или пошевелить пальцем.
Я открыла глаза. Я чувствовала, как адреналин гудит во всем моем теле, как кровь течет по жилам. Холодные напитки, которые та компашка вылила на меня, заставили меня поежиться – с предвкушением и самой капелькой страха. Каждую поверхность туалетной комнаты покрывали букашки: мухи, муравьи, пауки, сороконожки, мокрицы, уховертки, жуки, осы, пчелы. С каждой секундой все больше их проникало через открытую форточку и различные щели; они двигались с поразительной быстротой. Некоторые проползали в щель между стеной и стоком раковины, другие появлялись из треугольной дырки в потолке, где отвалился кусок монтажной пены, из различных закутков с облупившейся краской и сигаретными окурками. Они собирались вокруг меня, занимали все доступные поверхности – примитивные сгустки сигналов и откликов, ждущие дальнейших приказаний.
Мои упражнения вдали от любопытных глаз показали, что я могу заставить одиночное насекомое пошевелить антенной, а могу приказать толпе двигаться строем. Одной мыслью я могу выделить из этой толпы конкретную группу, особей конкретного вида или конкретной степени зрелости и послать их куда захочу. Армия солдат под моим полным контролем.
Было бы так легко, так легко сейчас пройтись этой армией по школе. Дать той троице заслуженную награду и заставить их пожалеть обо всем, через что я по их милости прошла: о сволочных мейлах, о мусоре, который они кидали на мою парту, о флейте – маминой флейте, – которую они сперли из моего шкафчика. И не только они. Другие девчонки и несколько парней тоже участвовали: «случайно» пропускали меня, когда раздавали листки с заданиями, добавляли свои голоса к потоку насмешек и грязных мейлов, – все чтобы добиться внимания и расположения трех самых красивых и популярных девушек класса.
Я слишком хорошо знала, что стоит мне атаковать одноклассников, как меня тут же поймают и арестуют. В городе было три команды супергероев и еще бог знает сколько героев-одиночек. Но мне было плевать. Мысли об отце, который увидит это все в новостях, о его разочаровании, о его стыде? Это пугало сильнее, но все-таки не перевешивало ярость и раздражение.
Однако я была достойна лучшего.
Вздохнув, я послала собравшемуся рою приказ: «Рассеяться». Слово было не так важно, как идея за ним. Букашки начали покидать комнату через щели и открытую форточку. Я подошла к двери и встала спиной к ней, чтобы никто не мог случайно сюда заглянуть, прежде чем тут все рассосется.
Как бы я ни хотела отомстить, позволить себе этого я не могла. Дрожа от унижения, я все же сумела убедить себя надеть рюкзак и двинуться по коридору. Я выбралась из школы, игнорируя взгляды и смешки всех, кто попадался на пути, и села в первый же автобус, идущий примерно в сторону моего дома. Холод ранней весны вместе с неуютным ощущением от мокрых волос и одежды заставляли меня дрожать.
Я собиралась стать супергероиней. Эта цель позволяла мне успокаивать саму себя в подобные моменты. Она позволяла мне вытаскивать себя из постели в будние дни. Безумная мечта, благодаря которой я могла выносить невыносимое. То, к чему можно стремиться, то, навстречу чему можно двигаться. Эта мечта позволяла мне не вспоминать, что Эмма Барнс, лидер этого трио, была когда-то моей лучшей подругой.