Предыдущая          Следующая

СМЯТЕНИЕ 3.4

– Там я и буду. Да… – я увидела свет в окне гостиной и, прижав ладонь к нижней части мобильника, заглянула посмотреть, что там. Черт, папа был дома. Я поднесла телефон к уху. – Прошу прощения, мне надо бежать. Нет. Нет. Послушайте…

Услышав, что входная дверь открылась, я захлопнула мобильник и сунула в карман. Позже я извинюсь за то, что оборвала разговор. Мне совершенно не хотелось, чтобы папа увидел телефон. Не думаю, что он в принципе был бы против того, чтобы я завела себе эту штуку, но с того самого дня, как умерла мама, мобильники вызывали у него очень негативные ассоциации. И еще мне пришлось бы объяснять, откуда он у меня и как я за него заплатила.

Сегодня с утра Брайан первым делом дал мне три одинаковых мобильника – бросовых, – и я решила пойти не в школу, а вместе с ним в лофт. Я поняла, что все равно не смогу сосредоточиться на занятиях, когда моя голова полностью забита предстоящим в четверг ограблением, да еще на фоне стресса от ожидания, когда на меня обрушится кара за прогулы. Кроме того, убедила себя я, все равно нет особого смысла идти, зная, что снова прогуляю, когда пойду грабить банк. Я дала себе слово, что пойду в школу послезавтра. И уж тогда вытерплю полный концерт.

Весь день я провела с командой. Рэйчел не было; остальные не распространялись на эту тему, а мне было не настолько интересно, чтобы спросить, рискуя показаться излишне любопытной. В общем, были только я, Брайан, Алек и Лиза. Мы обговорили мелкие детали операции, и я решила, какое оружие Лиза должна попросить для меня у босса. Я выбрала и боевой нож, и телескопическую полицейскую дубинку. Нож подойдет для чрезвычайных ситуаций и против тех, кто слишком крепок, чтобы его можно было прилично долбануть дубинкой. А дубинка (двадцати одного дюйма в длину в полностью вытянутом состоянии) предназначалась для более обычных случаев – я просто смогу бить сильнее, чем кулаками. Лиза пообещала, что к завтра у меня все будет.

После этого мы по общему, хоть и не высказанному вслух, согласию вроде как избегали темы налета. Если думать на эту тему слишком много или просто перенервничать, ничего хорошего не будет. Так или иначе, я ощутила, что нужно сжечь излишек нервной энергии, и поэтому в районе обеда при участии Лизы и Брайана вычистила кладовку. Мы все рассортировали, нашли каждой вещи новое место и оборудовали комнату всякой всячиной, которая до того просто валялась кругом. «Всякая всячина» включала в себя раздвижной шкаф для одежды, комод, надувной матрас и прикроватный столик с лампой. Здесь было вполне достаточно места, чтобы я могла хранить какие-никакие туалетные принадлежности, сменную одежду, костюм и снаряжение. Лиза довольно долго рассуждала на тему того, что я могла бы сделать, чтобы это местечко стало по-настоящему моим, что я могла бы купить, как я могла бы что-то украсить, но я была вполне довольна тем, что имела. Мне более-менее нравилось, что тут все малость по-спартански, потому что это вписывалось в мое стремление не задерживаться здесь особо (что, впрочем, не мешало мне странным образом чувствовать признательность за то, что меня признали частью этой группы).

Утомившись, мы все рухнули на диваны и стали смотреть фильмы Алека с Земли-алеф – альтернативной Земли, с которой наша Земля поддерживала связь с тех пор, как Профессор Коннект проделал дырку между реальностями. Медиа оказались в числе того немногого, что оказалось возможно переправлять сквозь эту дырку. Если вкратце – вы можете доставать книги, фильмы и DVD-записи телешоу из другого мира, если только вас не смущает ценник. Плюсы? Я смогла провести полдня, изучая, как в другой вселенной справились с первым и вторым эпизодами «Звездных войн».

Факт: все такое же уныние.

К тому времени, как папа вошел, я разморозила свинину на ребрышках, сбрызнула лимоном, поперчила и отправила в сковородке на плиту, а овощи поставила в микроволновку. Когда у тебя только один родитель, готовкой хочешь – не хочешь, а овладеешь, разве что ты очень, очень сильно любишь фастфуд с доставкой.

– Привет, – поздоровался папа. – Вкусно пахнет.

– Я занялась ужином чуток пораньше, потому что вечером мне надо кое-куда сходить, ничего?

Он попытался это скрыть, но я заметила, что он немного разочарован.

– Конечно, – ответил он. – К твоим новым друзьям?

Я кивнула.

– Дай я переоденусь, а потом расспрошу тебя о них, – пообещал он мне и направился вверх по лестнице.

Ну отлично. Вчера вечером мне не пришлось этим заниматься, потому что папа работал допоздна. Мои мысли понеслись галопом в попытках предугадать вопросы и определить разумный уровень детализации ответов. Нужно ли мне называть их реальные имена? Ну, во всяком случае те имена, которые они мне сказали? Я сомневалась, не будет ли это злоупотребление доверием. В итоге я решила держаться их реальных имен по той же причине, по которой назвала им свое собственное. Просто потому, что это предотвратит катастрофу, если папа когда-нибудь с ними встретится (мысль сама по себе ужасающая) или если они мне позвонят.

Я могла не беспокоиться насчет того, что папа может услышать про арест четырех подростков, у которых точно такие же имена, как и у моих «друзей»: они почти все несовершеннолетние, и по закону их имена не будут сообщены прессе. И еще у меня было впечатление, что суд не всегда раскрывает личности подсудимых Плащей. Я не была уверена, так ли это и если так, то почему. Возможно, стоило спросить Лизу.

К тому времени, как отец вернулся, я приняла решение лгать как можно ближе к правде. Так будет проще всего не запутаться. И еще я терпеть не могла врать папе.

Он сменил брюки цвета хаки и рубашку на джинсы и футболку. Встрепал мне волосы и занялся последними штрихами приготовления ужина. Я села за стол – теперь я была готова к разговору.

– Ну так что происходит? – спросил он.

Я пожала плечами. Ненавижу, когда приходится так напрягаться при разговоре с папой. Он никогда не допытывался насчет травли в школе, поэтому я всегда могла прийти домой и расслабиться. Раньше могла, теперь уже нет – я постоянно ждала, когда же мне аукнутся мои прогулы, плюс еще новые «друзья» принесли в мою жизнь уйму секретов и вранья. Я чувствовала, что катастрофически злоупотребляю папиным доверием. Одна ошибка или обеспокоенный звонок из школы – и папа, возможно, сорвется, и тогда между нами очень долго все не будет так, как прежде.

– Ты не хочешь сказать, как их зовут? – спросил он, кладя еду на тарелки и относя их на стол.

– Брайан, Лиза, Алек, Рэйчел, – призналась я. – Они ничего. У меня почти со всеми нормально.

– Где ты с ними познакомилась? В школе?

Я покачала головой.

– Я хотела немного отдохнуть от школы и скаталась на автобусе в деловой район, чисто сменить обстановку. И наткнулась на них в библиотеке.

Частично правда. За время большой перемены не получится съездить на автобусе в деловой район и обратно (я пыталась, когда искала, как бы уйти от той троицы), но вряд ли папа это знает. Но я на самом деле пересеклась с «Темными лошадками» в библиотеке – в определенном смысле.

– Они ходят в библиотеку на большой перемене? Какие они?

– Брайан довольно классный. С ним я больше всех разговаривала.

– Парень, э? – папа шевельнул бровью.

– Пап, прекрати! Все совсем не так! – запротестовала я. Вряд ли Брайану я хоть чуть-чуть интересна, не в последнюю очередь потому, что он на два-три года старше. И потом, ну, я – это же я. Говорить папе о разнице в возрасте я не стала.

Я сменила тему:

– Лиза тоже ничего. Очень умная, правда, я с ней не так много общалась. Все равно хорошо, когда снова можешь поболтать с другой девушкой, даже если она совсем не такая, как я.

– Если она умная, она не может быть совсем уж не такой, как ты.

Мне захотелось пнуть себя. Я не могла объяснить, что она плохой парень, а я мечу в супергероини, и не могла объяснить, в каком смысле она «умная». Я сама себе устроила небольшую проблему – у меня не было готового ответа. Таких ситуаций следовало избегать. Отчаянно ломая голову, я наконец ответила:

– Она всего на год старше меня, а уже закончила школу.

Это была правда. Она сжульничала, конечно, но технически она действительно закончила школу.

– Впечатляюще, – улыбнулся папа. – Скажи мне, что они все отличные ученики и могут служить для тебя примером.

Я чуть не подавилась. Служить примером? Они? Все же я сумела сдержаться и, улыбнувшись слегка, покачать головой.

– Увы.

– Жаль. Ну, а что остальные?

– Алек, по-моему, младше всех. С ним… как-то трудно найти общий язык. Он шикарный художник, судя по тому, что я видела, но я не видела, как он рисует. По-моему, его трудно чем-то заинтересовать. У него вечно такой вид, будто ему скучно.

Уже произнеся эти слова, я поняла, что это не совсем так. Я дважды видела, как Алек на что-то живо реагировал: когда он сыграл мелкую проделку с Брайаном, заставив его споткнуться, и после моей драки с Сукой. Возможно, легкая язвительность входила в число его черт характера.

– И последняя? Рита? Рэйчел?

– Да, Рэйчел. С ней я не контачу. Она мне не нравится.

Папа кивнул, но ничего не сказал. Я немножко ожидала типичной родительской фразы типа «Возможно, тебе стоит попытаться проявить интерес к тому, что она любит» или еще какого-нибудь бессмысленного совета. Папа не стал вываливать это на меня, а просто откусил кусок свинины.

Чисто чтобы заполнить паузу, я немного развила тему:

– Она хочет, чтобы все было по ее, а когда так не выходит, она начинает делать гадости. Ну я не знаю. Мне этого и в школе вот так хватает, понимаешь?

– Понимаю, – ответил папа. Сейчас у него был хороший повод расспросить меня о том, что происходит в школе, но он им не воспользовался. Промолчал.

Меня охватило громадное чувство признательности. Папа уважал установленные мной границы, не давил, не пытался что-то раскапывать. Это безумно облегчало разговор для меня, а вот папе, я знала, было непросто.

Я почувствовала, что должна как-то отблагодарить его за это. Вздохнув, я призналась:

– Ну, это, в школе. Эти, ну, типы, которые меня достают? В понедельник они меня типа как окружили всей компанией. Просто, ну ты понимаешь, обзывали меня все по очереди. Мне поэтому нужно было оттуда убраться, и я поехала в деловой квартал.

Мне было стыдно это говорить; тот случай был достаточно унизительным и без того, чтобы его пересказывать, и к тому же он никак не вязался с нынешним нашим разговором. Но если бы я не сказала это сейчас, вряд ли еще когда-нибудь смогла бы.

Папа как-то сразу застыл. Я прямо видела, как он пытается успокоиться и подбирает слова. А потом он спросил:

– Нисколько не пытаюсь принизить, как это паршиво, когда с тобой так обращаются, но все же: они ничего другого не делали?

Я подняла брови, не прекращая жевать. Они делали, в каком-то смысле, но я не могла сейчас сказать: «Они пользовались смертью мамы, чтобы достать меня побольнее», – иначе мне пришлось бы объяснять всю ситуацию с Эммой.

– Что-нибудь вроде того, что было в январе? – спросил он.

Я опустила взгляд к тарелке и покачала головой. Через несколько секунд ответила:

– Нет. Январь – это было всего один раз. С того времени они устраивали всякие мелкие «шуточки», изводили, но таких шоу больше не было, – при слове «шуточки» я пальцами изобразила в воздухе кавычки.

– Хорошо, – тихо произнес папа. – Ты меня успокоила.

Больше ничем делиться мне не хотелось. Можно ожидать, что, когда раскроешь душу, испытаешь облегчение, но со мной этого не произошло. Испытала я раздражение, гнев, смущение. Это лишний раз напомнило мне, что я уже не могу нормально беседовать с папой, как раньше могла. В первую очередь я сейчас чувствовала вину. Отчасти – потому что, судя по всему, я заставляла папу думать, что всякий раз, когда надо мной измывались, это было как тогда, без малого четыре месяца назад, когда было хуже всего. Я ткнула вилкой в кусочек жира.

– Когда тебе выходить? – спросил папа. Я глянула на цифровые часы на плите и прикинула время.

Радуясь поводу удрать, я ответила:

– Сейчас. Ты не возражаешь? Я ненадолго.

– Встречаешься с друзьями?

– Просто повидаюсь с Лизой, поболтаем за чашечкой кофе, когда других нет рядом, – сказала я и, встав, отправила тарелку в раковину. Эта ложь давила на мою совесть еще тяжелее после открытого признания, которое было только что.

– Погоди-ка, – сказал папа. Он встал и извлек из кармана кошелек. Протянул мне десятку. – Вот, на кофе. Прости, больше у меня нет. Развлекись там.

Я обняла его, сгорая от чувства вины, и направилась к задней двери, чтобы надеть туфли. Уже открывая дверь, я услышала, как он очень тихо произнес:

– Спасибо.

– Я люблю тебя, папа.

– Я тоже тебя люблю. Будь осторожна.

Я захлопнула дверь, взяла спортивную сумку, которую заранее спрятала под ступеньками заднего крыльца, и легкой трусцой направилась вокруг дома. Сумку я держала у самой земли, чтобы папа не мог ее увидеть.

Побежала я примерно тем же путем, каким обычно бегаю по утрам, – на восток, к заливу. Но на этот раз я не направилась в сторону Бульвара, а свернула на юг.

В старые добрые времена на каждом квадратном дюйме этого города царило оживление. Корабли приходили и уходили круглые сутки, поезда непрерывно подвозили грузы для отправки за границу, город был буквально наводнен людьми. К северу от залива был индустриальный район, особенно места у самой воды. Корабли, склады, заводы, железные дороги плюс дома тех, кто там работал. И еще через залив ходил паром.

Этот паром был детищем моего папы. По-видимому, когда торговые потоки иссякли, он стал одной из первых жертв. Без парома Доки оказались вроде как отрезаны от остального города, если только у тебя нет желания лишние полчаса или час ехать на машине. Папа считал, что именно отсутствие транспортной связи с другими районами города сделало Доки тем, чем они сейчас являлись. Он верил, что если паром снова заработает, то появятся рабочие места, жители бедных кварталов по соседству получат доступ ко всему городу, и ситуация в Броктон-Бее, когда низший и высший классы есть, а среднего почти нет, начнет выправляться.

Поэтому, когда я подыскивала место достаточно изолированное, но которое легко найти, я подумала о пароме. Пожалуй, за эту идею мне стоило поблагодарить папу.

Подойдя к станции, я нашла неработающий туалет и там переоделась в костюм.

Здание и сам паром содержались в неплохом состоянии, по крайней мере, с виду – это была одна из причин, почему папа считал, что нужно совсем немного усилий, чтобы все наладилось. Однако городские власти это не интересовало. Они не хотели давать наркоманам и бандитам легкий доступ к остальному городу, еще и вкладывая в это деньги, лишь ради надежды, что, может быть, в будущем станет лучше. Поэтому власти сохраняли станцию и сам паром достаточно красивыми для туристов, забредших слишком далеко на юг от Бульвара, а вокруг здания и в брошюрах понатыкали вечных табличек «Временно не работает» и «Скоро открытие». Эти таблички были на своих местах уже лет десять, если не считать их периодических замен на новые такие же.

Пройдя мимо входа на станцию, я направилась вверх по лестнице к веранде, с которой открывался вид на залив. От ветра ее защищали большие стекла, на полу стояли каменные столики и скамьи для желающих посидеть и поесть. Это была одна из лучших точек для тех, кто хочет увидеть ШКП во всем ее великолепии. Штаб-квартира представляла собой нагромождение арок и шпилей на модифицированной буровой платформе. Впрочем, даже эта платформа была красивая – сочетание резких краев и сглаженных линий. Все вместе было неярко подсвечено, а фоном для сооружения служила тусклая корона переменчивых огней, словно северное сияние, пойманное в громадный мыльный пузырь. Постоянно включенное силовое поле, защищающее людей, которые присматривают за Броктон-Беем.

– Я сомневался, что ты покажешься, – разбил тишину мужской голос.

Я повернулась к Оружейнику.

– Прошу прощения. Мне пришлось оборвать разговор с вашим секретарем. Позвала реальная жизнь.

Он выглядел как-то не так, как при нашей первой встрече. Губы были сжаты в жесткую линию, ноги расставлены шире. Руки он скрестил на груди; в одной из них он сжимал свою алебарду, положив ее на плечо. От него исходило настолько другое ощущение, что я на миг даже подумала, не другой ли человек в этом костюме.

– Я хочу попросить вас об услуге.

 

Предыдущая          Следующая