ГЛАВА 9. ИЮНЬ 2
1
И третья, и четвертая недели июня прошли без «катастроф» среди «причастных».
Одна из «жертв мая», Цугунага, по-прежнему не ходящая в школу Хадзуми и лежащая в больнице Макисэ. В классе, где количество пустых парт день за днем оставалось равным трем, висело холодное напряжение, но с каждым прошедшим днем в каких-то отношениях оно ослабевало, а в каких-то усиливалось. С одной стороны, хотелось верить, что новая «контрмера», введенная в конце прошлого месяца, будет действовать; с другой – все усиливался страх от неведения, что будет.
Эти два чувства и в моем сердце постоянно боролись между собой.
Таканаси, потерявшая в аварии мать, выглядела заметно тоскливо, даже когда вновь стала ходить в школу спустя какое-то время. Неудивительно. Если представить себе ее чувства – наверняка она тоже не хотела ходить в этот класс. Я не знал, какой у нее был характер изначально, но замечал иногда, что Идзуми и Это пытаются ее подбадривать.
На третьей неделе началась профориентация – встречи с учениками и их родителями. После уроков классный руководитель, сам ученик и его опекун собирались втроем для беседы.
В начале четвертой недели настала моя очередь, но в качестве опекуна пришла тетя Саюри. Поскольку я был «тем, кого нет», Камбаяси-сэнсэй не могла общаться со мной в пределах школы, и ее подменил учитель японского Вада-сэнсэй. …Возможно, тете показалось странным, что ее собеседник – не мой классрук, но ей объяснили, что у Камбаяси-сэнсэй проблемы со здоровьем, и она это приняла.
Конечно, я хотел идти в старшую школу. По возможности – в Первую старшую школу Йомиямы (где Мей). Такое пожелание я после долгих колебаний высказал дяде и тете Акадзавам. Они все время говорили мне: «Со-кун, можешь идти туда, куда захочешь. Мы тебя поддержим», «Цкихо-сан тоже едва ли будет против». Сэнсэй заверил, что в плане успеваемости беспокоиться не о чем, так что трехсторонняя дискуссия пошла в этом направлении.
«Однако…» – было то, что я никак не мог им сказать.
Однако – вся эта тема будет иметь смысл, если ситуация нынешнего года успешно разрешится, если я сам не лишусь жизни в «катастрофе».
2
Ремонт родового особняка Акадзавы продолжался, заметно запаздывая по сравнению с первоначальными планами; ожидалось, что он завершится к началу летних каникул. Почти полностью прикованный к постели дедушка был все так же сварлив и все более недоволен затянувшимся ремонтом, но при моем появлении его настроение улучшалось. Черный кот Куроске тоже был все таким же: иногда безудержно лез ласкаться, а иногда делал вид, что мы незнакомы, даже если я его звал.
Когда ремонт закончится, я должен буду освободить квартиру во «Фройден Тобии» и вернуться жить сюда. Впрочем, Маюко-сан и ее супруг говорили, что, если я захочу, могу остаться у них еще.
– Конечно, все на твое усмотрение, Со-кун. Как захочешь, так и сделаем. Если захочешь остаться, уверена, Идзуми тоже будет рада. Она хоть и выглядит сильной девочкой, но все равно страдает от одиночества…
Вот так добры ко мне были обе тети, и Саюри-сан, и Маюко-сан. И это несмотря на то, что до событий трехлетней давности мы с ними почти не встречались, и я был для них просто малознакомым племянником.
Эти мысли всегда вызывали воспоминания о Цкихо, которая хоть и звонила мне время от времени, но нормальной беседы с ней не получалось. От этого мою грудь словно распирало от чувств – очень неприятно.
Дважды за это время мне выпала возможность понаслаждаться ужином в пентхаусе Акадзав.
Первый раз был вместе с тетей Саюри и дядей Харухико. В тот раз уж не знаю, как так получилось, но разговор зашел о моем родном отце, покойном Фуюхико. По-моему, я сумел сохранить спокойствие, чему сам удивился.
– Если бы этого тогда не случилось… – пробормотала Маюко-сан. «Это» – имелась в виду смерть Фуюхико четырнадцать лет назад: он покончил с собой из-за психического расстройства. Я затруднился как-то среагировать на эту фразу.
Какие чувства я должен испытывать к родному отцу, которого даже в лицо не помню? Откровенно говоря, я это плохо себе представлял.
Нельзя сказать, что во мне не было грусти, печали и такого прочего. Но, откровенно говоря, эти чувства были слабыми. Полагаю…
Полагаю, это потому, что я с младенчества всегда воспринимал как «отца» Тэрую-сана, дядю по материнской линии. И потому, что с Тэруей-саном я тем летом три года назад попрощался. Так что…
В пентхаусе я еще раз заглянул в комнату надолго уехавшего в Германию старшего брата Идзуми (имя Сота, возраст 25 лет).
В комнате было чисто и прибрано до последнего уголка – признак долгого отсутствия хозяина. У одной стены стоял книжный шкаф, заполненный, как и говорила Идзуми, детективными и прочими подобными романами.
Я решил одолжить несколько книг, которые порекомендовала Идзуми.
Двухтомник «Имя розы» Умберто Эко – книга, которую, хоть она и кажется слишком сложной для понимания, я давно хотел прочесть, но взять в библиотеке как-то не случилось. И еще одна книга, впервые привлекшая мое внимание, – не очень похожая на детектив «Толстая тетрадь», написанная Аготой Кристоф.
3
Вот так июнь вступил в свою последнюю неделю.
Если эта неделя закончится безопасно… На это искренне надеялись все. Конечно, и я тоже. Это наконец убедило бы нас в эффективности действующей «контрмеры».
25 число, понедельник.
В сезоне дождей случился перерыв – с утра было безоблачно.
Я встал немного раньше обычного и, прежде чем отправиться в школу, прогулялся вдоль реки Йомияма. При этом я случайно увидел парящего над водой зимородка. Машинально сложил пальцы в виртуальный видоискатель и, естественно, вспомнил точно такую же ситуацию, которая была в прошлый раз. Тогда я был с Юйкой Хадзуми, и наш разговор ушел куда-то в неверном направлении… Это было – да, в середине апреля. Уже два месяца назад… нет, всего два месяца назад.
С тех пор прошло уже два месяца? С тех пор прошло всего два месяца? Эти две мысли во мне столкнулись, и вдруг всплыла третья: «А что сейчас делает Хадзуми?»
В тот самый момент, когда я со спутанными чувствами нажал виртуальный затвор, снимая зимородка, в моей сумке завибрировал мобильник.
– Ийя, утречка, – услышал я голос Сюнске Коды, взяв трубку. Я на автомате спросил:
– Ты чего в такую рань?
Было самое начало восьмого. Утренний классный час начнется в 8:30, так что времени оставалось полно.
– Ты откуда звонишь? Из дома?
– Не, из кружка.
– Что?
Школьные ворота открываются каждое утро, кажется, в семь. То есть он пришел почти сразу, как только их открыли, и тут же в кружок?
Само то, что Сюнске заглядывал в кружок до занятий, случалось не то чтобы редко, но сейчас было все-таки слишком рано. Это же не тренировка у спортивной секции, какого черта…
– Думаю, Со, ты уже вышел из дома и сейчас гуляешь по берегу.
Мы с Сюнске так давно общаемся, что мои «повседневные привычки» ему хорошо ясны. Это понятно, но почему именно сейчас, по телефону?..
…На этот вопрос я получил ответ сразу же.
– Со, ты тоже, как придешь в школу, забеги в кружок ненадолго, а? Надо обсудить выставку биокружка на культурном фестивале…
– Культурный фестиваль будет только осенью.
– Начинать готовиться стоит пораньше.
– Но устраивать обсуждение с утра первым делом все же не обязательно.
– Ну, ну, не говори так. Ранней пташке бог червячка послал.
– …Так все-таки, Сюнске, почему сегодня и в такую рань?
– Ну, это… – начал отвечать Сюнске, и я услышал звук каких-то телодвижений. – Вчера я сюда заглянул, как обычно. Дело в том, что последние несколько дней У-тян какой-то странный, я бы сказал, вялый. Почти ничего не ест и реагирует на все как-то замедленно.
Упа-рупа второго поколения У-тян, да?
– Первая У-тян умерла в самом начале триместра. Я беспокоился, поэтому с утра зашел проведать нового.
– Он заболел?
– Нет. Совсем недавно при кормежке все съел, так что, думаю, пока он в норме.
– Слава богу.
– Однако если случится что-то непредвиденное, то уж на этот-то раз я точно сделаю шикарный прозрачный препарат.
Блииин, опять он за свое.
Я раскрыл было рот, чтобы высказать решительное возражение, но тут…
– Ай! – вдруг почему-то коротко и вроде как утомленно вскрикнул Сюнске.
– Что, что там у тебя?
Ззз, бззз… Какое-то время в трубке слышался лишь электронный шум. Я удивленно повторил:
– Что случилось?
– А, не, – уклончиво ответил Сюнске. – Ниче-…
На этом его речь прервалась, и снова послышалось короткое «Ай!».
– А… Ццц!..
– Что случилось? Что с тобой?
Ответа не было, вместо этого послышался звук, будто мобильник кинули на стол. Я изо всех сил вслушивался, но понять, что происходит на той стороне, так и не смог. И в конце концов…
– Блин, я попался, – раздался голос Сюнске.
– В смысле?
– Ничего такого. Крышка пластикового контейнера каким-то макаром сдвинулась, и Тоби удрал.
– Ээ…
– Я его уже поймал и вернул обратно, но он меня злобно так тяпнул. Аййй…
Тоби – так звали многоножку, которую мы поймали и стали держать в кружке в прошлом году. Имя придумал Сюнске: во-первых, потому что это пятнадцатисантиметровая китайская многоножка, тобидзумукадэ, а во-вторых, потому что ее голова бурого цвета, «цвета тоби» (хотя настоящий тоби, коршун, чуточку покраснее).
Хоть я и член биокружка, но так называемые неприятные насекомые –тараканы, клопы, опарыши и прочие – не моя сильная сторона. Что уж говорить о многоножках! Поэтому я был против того, чтобы держать Тоби в кабинете кружка. Хотя, конечно, многоножки – это не насекомые.
– Ты там в порядке? – спросил я.
– Уу… – страдальческим голосом промычал Сюнске. – Всё норм. Только больно.
– Тебе бы в медпункт сходить.
– Думаю, он еще закрыт. Да я знаю, что с этим делать. Когда я его ловил, он меня тоже куснул разок, так что опыт имеется. И стероидная мазь тоже есть.
– Ты правда в порядке?
– Да, в полном.
– Ладно, в любом случае, я сейчас отправляюсь в школу. Отсюда, наверное, минут двадцать. Нормально?
– Да нормально… Ай, блин!
Сюнске положил трубку, и я убрал мобильник в сумку. Полученная от Мей сиса на ремешке тускло блеснула в лучах солнца.
4
До ворот к югу от спортплощадки я добрался минут через десять. Сразу после того, как я туда направился, ничего особенного не испытывал, но чем ближе я был к школе, тем сильнее во мне вспухала тревога… и в конце концов я набрал номер Сюнске. Но…
Не соединялось.
Не то что он не отвечал, нет. Самого рингтона не было, вместо него проигрывалось автоматическое сообщение «Абонент не отвечает или вне зоны действия сети».
Почему?
Войдя на школьную территорию, я обогнул спортплощадку, где виднелись отважившиеся на тренировку члены спортивных секций, и направился к нулевому корпусу. Шел, все убыстряя шаг, и к тому времени, когда показалось старое школьное здание, уже почти бежал.
Только ради обсуждения культурного фестиваля так спешить было незачем. Однако во мне разгоралось беспокойство, и я никак не мог победить дурное предчувствие, поэтому…
У меня не шло из головы его «Ай!», когда во время того телефонного разговора Сюнске укусила многоножка.
К счастью, у меня самого такого опыта не было, но укус, похоже, очень болезненный. Место укуса и его окрестности распухают от яда. Сюнске говорил, что он в порядке, а яд, возможно, уже расходился по организму… Нет, яд многоножки недостаточно сильный, чтобы убить человека, и Сюнске, по его словам, знал, как надо обрабатывать место укуса. Поэтому такое не должно было случиться. Не должно было, но вдруг все-таки что-то… Вот какие мысли продолжали крутиться у меня в голове.
«Не может такого быть», – думал я. Хотел думать.
Хотел думать, но… Аа, пожалуйста, пусть там ничего не случилось!
Добравшись до нулевого корпуса, я уже почти что молился.
– Хирацка-кун, – внезапно окликнули меня откуда-то сбоку у самого входа в корпус, и я аж подпрыгнул от неожиданности. Голос принадлежал одетому во все черное, несмотря на лето, хозяину дополнительной библиотеки Тибики-сану. – Что случилось? Куда ты так спешишь в такую рань?
Именно потому, что было так рано, Тибики-сан, естественно, сам только что пришел. В правой руке он нес старую прямоугольную сумку.
– В кружок. Биологический, – ответил я, подавив мечущиеся внутри чувства и остановившись. По шее стекали струйки пота. – Там Сюнске… Кода-кун. И я за него как-то волнуюсь.
– Волнуешься? – переспросил Тибики-сан, быстрым шагом направляясь ко мне. – Есть какой-то повод для волнения?
– Я с ним совсем недавно говорил по телефону, и…
– Кода-кун – это председатель кружка, верно?
– Да. Сюнске учится в первой параллели, но его брат Кейске – в третьей.
– Что? – Тибики-сан сурово нахмурил брови. – Он «причастный»?
– Так вот, когда мы говорили по телефону… его, кажется, укусила многоножка, но сам он сказал, что в порядке. Но только…
Видя, что я не в том состоянии, чтобы нормально объяснять, Тибики-сан резко произнес:
– Идем.
Мы вдвоем вбежали в корпус и добрались до кабинета кружка.
В первую очередь я услышал доносящиеся из-за раздвижной деревянной двери высокие звуки: «Пи-пи, пи…» Что это? Писк обитающего там хомяка? Звук был тихий, но создавал гнетущее ощущение. Обычно они так не пищат. А сейчас… Мои плохие предчувствия все усиливались.
Неужели? Неужели там внутри правда что-то такое?
Забыв дышать, я с силой распахнул дверь. И первым, что бросилось мне в глаза внутри…
На миг я застыл. Горло сжало спазмом; я пытался что-то произнести, но выходило лишь «А… а… а…».
– Плохо! – воскликнул Тибики-сан и, отбросив сумку, ворвался в кабинет первым. – Эй! Ты как?
После этого я тоже заставил себя войти – в кабинет, первый же взгляд на который показал, что ситуация там неординарная.
Выходящее на юг окно напротив двери все еще было задернуто бежевыми шторами. В белом сиянии потолочных флуоресцентных ламп…
Кошмарное зрелище, по-другому и не скажешь.
Справа от входа у стены стояли высокие стальные стеллажи. Один из них упал. Он ударился о край стоящего рядом большого стола и застыл под углом градусов тридцать к полу. Лежавшая на полках всякая разнокалиберная всячина – инструменты, контейнеры, бутылки, банки, коробки, книги, тетради, ящички для документов и прочее – почти все это слетело или соскользнуло и рассыпалось по комнате.
На столе, о который ударился стеллаж, стояло множество аквариумов и клеток, где держали животных; из-за падения стеллажа и того, что было на его полках, они побились и разлетелись со стола во все стороны. В некоторых из аквариумов была вода – когда они разбились, вода залила стол и пол. Содержавшиеся там рыбки, лягушки и тритоны вывалились… Рыбки, не способные дышать, бессильно хлопали губами, а лягушки и тритоны носились, пытаясь обрести свободу.
С упавших со стола пластиковых контейнеров послетали крышки, и множество насекомых и пауков тоже удрало. Ящерицы тоже выбрались из террариумов – их было уже не видать. Клетка хомяков стояла на другом столе и потому избежала разрушений, но сидящие там два зверька то ли от возбуждения, то ли от страха непрерывно пищали…
…И в центре всего этого бедлама был Сюнске Кода. Именно к нему побежал Тибики-сан с возгласом «Ты как?».
Что и в какой последовательности тут произошло, я не очень понимал. Но сейчас Сюнске лежал, уткнувшись лицом в один из разбитых аквариумов на столе.
– Эй! Кода-кун, – Тибики-сан, подбежав к нему, тронул его рукой за плечо. – Кода… Ох, плохо.
– Сюнске, – наконец-то прорвался голос и у меня.
С осторожностью, чтобы не наступать на бьющихся на мокром полу рыбок и других животных, я тоже направился к нему.
– Эй… Сюнске.
Он упал в тот самый аквариум, где жил У-тян. Аквариум разбился, однако немного воды внутри осталось. Однако вода эта была злого, ярко-красного цвета… цвета крови.
Он порезал горло осколками стекла, когда упал на аквариум?
– Сюнске?
Сколько я ни звал, реакции не было.
Мой взгляд отлип от Сюнске и упал на лежащий на полу трупик животного. Жалкий розовый комочек плоти… Это У-тян? Возможно, когда Сюнске случайно врезался в аквариум, вместе с водой оттуда вывалился и У-тян.
– Кода-кун! – позвал и Тибики-сан, но – тоже никакой реакции. Ни голоса, ни движения какого-нибудь… Нет – безжизненно свисавшая левая рука вдруг слабо дернулась.
Тибики-сан обхватил Сюнске со спины обеими руками и попытался его поднять.
– Помоги! – приказал он мне, и мы вдвоем оторвали Сюнске от стола и положили на пол. Рана на шее оказалась глубокой. Рубашка спереди от самой шеи, от воротника была вся в крови. Стекла очков тоже заляпало кровью, и понять, открыты глаза Сюнске или закрыты, было невозможно.
– Вон то полотенце подай.
– Сейчас.
Взяв у меня полотенце, Тибики-сан прижал его к горлу Сюнске. По ткани мгновенно расползлось красное пятно. Нога бессильно лежащего на полу Сюнске слабо дрогнула.
– Эй, держись, эй!
Продолжая звать Сюнске, Тибики-сан приложил ухо к его рту.
– Сюнске!
Я схватил Сюнске за руку. Ответного пожатия не было. Она казалась страшно холодной – либо потому что была мокрой от воды, либо…
– Не умирай, Сюнске!
– Он еще дышит. Нужна «скорая», – сказал Тибики-сан. – Набери 119. Сделаешь?
– Да.
Не выпуская руку Сюнске, я принялся искать свою сумку, где был мобильник. Оказалось, я ее сбросил у самой двери.
– Не умирай, Сюнске… – пробормотал я, выпуская его ладонь. Рука Сюнске еле заметно вздрогнула…
…Сюнске.
Я подбежал к сумке, стал нашаривать там мобильник.
Не может быть… Сюнске умирает? И вот так и умрет?
На цвет крови, измазавшей лицо Сюнске, перед моим мысленным взором наложилась кровь, хлещущая из шеи Цугунаги в тот дождливый день месяц назад. Тогда мы с Сюнске случайно оказались рядом, и он вызвал «скорую» по своему мобильнику. А вот сейчас…
…Ты умираешь, Сюнске? На этот раз твой черед?
А ведь всего полчаса назад мы с тобой так обыденно болтали.
Мотая головой, я взял мобильник. Но пальцы тряслись, и номер набрать не получалось. …И в этот момент…
Мне внимание вдруг кое-что привлекло.
По ноге лежащего на полу Сюнске в сторону живота ползло маленькое черное… насекомое? Сверчок из тех, какими мы подманивали рептилий? Хорошенько приглядевшись, я увидел еще несколько. Контейнер упал со стола, крышка отлетела, и из множества сбежавших букашек несколько сейчас ползли по телу Сюнске…
Видимо, эта картина что-то во мне переключила. В голове у меня… где-то в уголке сознания приоткрылась крышка наглухо запечатанного ящичка. И то, что было там заперто, начало потихоньку выползать наружу…
…Чей-то труп на грязном диване.
Разложившаяся кожа. Разложившаяся плоть. Разложившиеся внутренности. …И целый клубок ползающих насекомых.
Омерзительные насекомые прямо из моей головы переползали в нынешнюю «реальность». Из моего рта. Из моего носа. Из моих глаз. Из моих ушей. Из каждой-прекаждой поры на коже. И всей массой поползли по телу Сюнске. С границы между жизнью и смертью уверенно оттаскивая его в сторону «смерти»…
– Ааа, хватит… – слабо простонал я.
Хоть я и не выполнил задачу, сила покинула мою руку, и мобильник вывалился из нее. Меня всего трясло, я не мог стоять, опустился на четвереньки. Стало больно дышать, голова внезапно закружилась…
– Хирацка-кун?
Голос Тибики-сана, заметившего мое состояние.
– Что с тобой, Хирацка-…
Лишь до этого момента у меня сохранились воспоминания.
Прости… Сюнске.
Переполненный отчаянием, я свалился на пол, и в этот же момент мое сознание покинуло «сейчас».
5
Смерть увезенного на «скорой» в больницу Сюнске Коды подтвердили в тот же день около девяти утра. Когда приехал реанимобиль, он еще слабо дышал, но в пути сердце остановилось. Врачи сделали все возможное, однако реанимировать его не удалось…
Все это я узнал вскоре после полудня, лежа на койке в школьном медпункте на первом этаже корпуса А.
Сообщил мне об этом Тибики-сан. Меня, упавшего в обморок в кабинете кружка, доставили в медпункт, там я очнулся, но встать не смог и продолжал то спать, то дремать. Мне казалось, что мне снились кошмары, однако вспомнить их содержание я не мог.
– Прошу прощения, – бессильно извинился я, узнав сидящего на стуле рядом с койкой Тибики-сана. – В такой тяжелый момент я… вот это.
– Не бери в голову, – и Тибики-сан медленно качнул головой. – Тяжелый момент – ну, это да. Когда ты потерял сознание, я удивился, но при таком потрясении это естественно. Никто тебя не винит.
– …
– Сразу после этого на шум прибежал один из учителей. Я оставил его присматривать за тобой, а сам в силу обстоятельств поехал на «скорой» до больницы. Все рассказал врачу, но…
Непосредственной причиной смерти Сюнске стала кровопотеря. Та рана в горле, похоже, все-таки была слишком тяжелой. Но…
– Но еще перед этим, возможно, Кода-кун подвергся серьезной опасности другой природы. Так сказал врач.
Другой природы? Серьезная опасность?
Лежа затылком на подушке, я недоуменно склонил голову набок. Голова ощущалась немного ватной, но кое-что до меня вдруг дошло.
Другая природа. Неужели это…
– Может, это… что-то связанное с укусом многоножки?
– Да, – ответил Тибики-сан, нахмурив брови. – Я рассказал врачу о многоножке – то, что услышал от тебя. На правой кисти обнаружился след укуса. И врач сказал, что, возможно, у Коды-куна развился анафилактический шок.
– Анафилак…
– Тяжелая системная аллергическая реакция. Чрезмерный иммунный ответ на попавшую в организм чужеродную субстанцию, сопровождающийся разнообразными аномальными симптомами.
– А, ага. Это…
Я знал и это слово, и его общий смысл.
Первое, что мне пришло в голову при слове «анафилактический шок», – то, что второй укус пчелы опасен. Первый вызывает обычно лишь локальное воспаление, но при этом возникает чувствительность к яду, и при втором укусе может возникнуть тяжелая аллергическая реакция, грозящая даже смертью. То ли в прошлом, то ли в позапрошлом году я читал рассказ, где убийца основал свой трюк именно на этом.
– Но от яда многоножки…
– Похоже, это бывает чрезвычайно редко. Вероятность один процент.
– Да, Сюнске в прошлом году один раз уже кусала многоножка. Может, из-за этого у него чувствительность повысилась?
– Есть такая вероятность, – сказал Тибики-сан и вздохнул. – Если говорить об анафилактическом шоке, то пчелиный яд знаменит, но не всегда это бывает именно при втором укусе. Случается, что эффект от предыдущих укусов накапливается, и потом наступает шок. С ядом многоножек, увы, случаев слишком мало, поэтому остается много неясностей.
– А есть какие-то факты, позволяющие предположить, что это анафилактический шок?
– Детально они не проверяли, поэтому с уверенностью сказать не могут. Но… – Тибики-сан поднялся со стула. – То, что непосредственно перед происшествием его укусила многоножка, это факт, а еще по всему его телу виднелись отеки, как при крапивнице. Вдобавок – это я врачу уже объяснил – если рассмотреть вместе состояние кабинета и детали предполагаемого инцидента, то…
– Детали инцидента.
– Что произошло за тридцать минут после твоего телефонного разговора с Кодой-куном? Думаю, невозможно просто нечаянно уронить стеллаж и разбить аквариум.
– Аа… ну да, – вяло ответил я. Тибики-сан, глядя на меня и касаясь пальцем оправы очков, продолжил:
– Предположим, сразу после телефонного разговора с тобой у него произошел анафилактический шок из-за укуса многоножки. В худших случаях это может вызвать за короткое время резкое падение кровяного давления или даже нарушение дыхания. Если это игнорировать, симптомы могут прогрессировать до судорог во всем теле и потери сознания. Какой стадии были у него симптомы и как он сам понимал происходящее, мы не знаем, но… его состояние быстро ухудшалось, а он, вероятно, не мог двигаться. Или же он пытался позвонить по мобильному телефону и позвать на помощь, но из-за дрожи в пальцах не смог этого сделать…
– А где мобильник Сюнске?
– В том самом аквариуме, куда он упал лицом. Видимо, он не смог с ним управиться и уронил. В него попала вода, и он вышел из строя.
Я слушал Тибики-сана, говорящего бесстрастно, но тяжелым голосом…
…и у меня в голове возникала ясная и четкая картина, вопреки полному моему нежеланию ее представлять.
«Да нормально… Ай, блин!» – сразу после этих слов Сюнске кладет трубку. Прижимая ранку от укуса многоножки, пытается достать из сумки лекарство. …И тут на него наваливается анафилактический шок.
Ему некогда даже подумать о стремительно распространяющемся зуде крапивницы; у него немеют руки-ноги, давление резко падает, он не может стоять и потому хватается за стеллаж. Из-за этого стеллаж валится, лежавшие на нем предметы падают и разбивают аквариумы на большом столе. Сюнске удается не попасть между стеллажом и столом, но и полностью уклониться он не может. В спешке достает мобильник, чтобы позвать на помощь, однако роняет его в воду. И…
Нечаянно наступает на выпавшего из разбитого аквариума У-тяна и давит его. В высшей степени неудачное стечение обстоятельств и для У-тяна, и для Сюнске. Поскользнувшись, Сюнске теряет равновесие и с силой падает лицом прямо на разбитый аквариум…
Стекло режет ему горло, хлещет кровь. Тем временем симптомы анафилактического шока прогрессируют. Затрудненное дыхание, еще большее падение давления, потеря сознания…
– …Уу… – простонал я. Мне было больно дышать. В груди было ощущение, будто воздух из легких выкачивают насосом. – Почему… такое… такое происходит…
– Обычно такие вещи случаются крайне редко. Цепь неудачных совпадений… да. Так и есть, – ответил Тибики-сан. Поднял очки на лоб, прикоснулся большим и указательным пальцами правой руки к уголку глаза и начал делать массирующие движения. – Но… – тут же продолжил он сдавленным голосом, точно собравшись с духом, – то, что обычно случается крайне редко, все-таки происходит, когда притянуто «смертью». Иными словами, произошел типичный пример «катастрофы», вызванной «феноменом».
6
Последняя фраза была исчерпывающей.
«Катастрофа», вызванная «феноменом». Вот именно. Сегодня утром она пала на Сюнске, «причастного» к классу 3-3…
– Тибики-сан.
Я поднял голову от подушки и сел. Дышать все еще было тяжело.
– Сюнске… Кода-кун правда умер? Он уже не вернется?
Тибики-сан молча кивнул.
– Кейске тоже в больнице?
– Его брат-близнец? …Да. Как только с ним связались, он со всех ног кинулся в больницу. Как и их родители.
– …
– Родители понятно, но брат был расстроен особенно сильно…
Он рыдал, цепляясь за мертвое тело, и причитал: «Почему ты, почему?!» Это ведь он учится в «проклятом классе 3-3», почему же Сюнске, который в другом классе? …Вот такие им владели абсурдные, но сильные эмоции.
– Эй, вы там, – вдруг произнес Тибики-сан. Естественно, обратился он не ко мне. С противоположной, левой стороны койки – не с той, где был стул, на котором он сидел, – была задернутая белая шторка до самого пола. Вот туда он и повернул сейчас голову.
«Там есть кто-то еще?» – лишь в этот момент осознал я.
Судя по обращению «Вы там», это не медсестра школьного медпункта. Скорее всего, ученики, к тому же несколько…
– Уже всё. Можете подойти.
В ответ на эти слова Тибики-сана шторка слегка колыхнулась. По ту сторону белой ткани показалась чья-то тень. И тут же шторка отодвинулась, и…
Показались два хорошо знакомых мне одноклассника. Идзуми Акадзава и Нобуюки Ягисава.
Они сделали пару шагов к моей койке, но смотреть мне в глаза избегали. И не обращались ко мне. То ли с замешательством, то ли с паникой на лицах они смотрели на стоящего у койки Тибики-сана.
– Уже всё, – с тихим вздохом повторил Тибики-сан. – Всё так, как вы и слышали. Внезапная смерть Коды-куна сегодня утром – результат «катастрофы», в этом не приходится сомневаться. Иными словами… – тут Тибики-сан смолк и посмотрел на Идзуми и Ягисаву, затем на меня. – «Катастрофы», начавшиеся в прошлом месяце, продолжились в этом. Защититься от них не получилось.
Тут подала голос Идзуми. Глядя Тибики-сану прямо в глаза, она спросила:
– Это значит, что продолжать нынешнюю «контрмеру» не имеет смысла?
– Абсолютно никакого, – ответил Тибики-сан с суровым лицом. – Иного вывода быть не может.
– Ага…
Идзуми расстроенно закусила губу. Ягисава рядом с ней отреагировал так же.
Несколько секунд спустя их взгляды обратились на меня. И я тоже заговорил:
– Похоже, это было бесполезно, а?
Я был точно так же расстроен, как Идзуми… и меня накрыло мощнейшее чувство беспомощности. С самого апреля, когда начались «контрмеры», это была первая фраза, которую я адресовал этим двоим в пределах школы.
– И неважно, сколько я еще пробуду «тем, кого нет».
– Да уж, – уныло ответил Ягисава. – Похоже, необходимости в этом уже нет. «Контрмеры» этого года можно сворачивать. У нас кончились варианты.
– …Похоже на то.
Я откинул простыню, которой был накрыт, чтобы встать с койки. В теле все еще сохранялась слабость.
– Когда я понял, что новая «контрмера» тоже неэффективна… стало ясно, что поделать нельзя уже ничего, – сказал я, повернувшись к Тибики-сану. Тот не ответил. Лишь глубоко вздохнул все с тем же суровым выражением лица и слабо качнул головой.
Раздался звук открывающейся двери медпункта, и вскоре возле койки показалось новое лицо. Классрук Камбаяси-сэнсэй.
Оценив взглядом состояние нас четверых (включая Тибики-сана), сэнсэй, естественно, поняла, что «контрмерам» конец, и…
– Тяжело было с апреля постоянно держаться, да? – обратилась она ко мне с несколько неуклюжей улыбкой. – Думаю, Хирацка-кун, ты в самом деле старался изо всех сил. Тем не менее с сегодняшнего дня ты можешь перестать быть «тем, кого нет». Даже в классе вести себя как обычно…
Хоть они и говорили так, мне сейчас слышалось лишь одно: они меня винят.
Почему же все пришло к такому результату? Я прокручивал и прокручивал в голове этот вопрос, на который не существует ответа, и это порождало во мне только уныние.
7
Два дня спустя. 27 июня, в среду.
Камбаяси-сэнсэй дала мне полдня отгула в школе, и я смог поучаствовать в церемонии прощания с Сюнске в траурном зале Урути. Я не был его одноклассником, однако пришел как представитель кружка, которым он руководил. И как близкий друг, хоть мы и были знакомы всего два с небольшим года…
От прекрасной погоды двухдневной давности не осталось и следа – с самого утра лил дождь.
Кроме меня, было еще несколько человек в школьной форме Северного Ёми. Должно быть, это ученики класса 3-1, где был и Сюнске. Я увидел и классрука первой параллели; куратор биокружка Курамоти-сэнсэй тоже пришел. Был и Тибики-сан. Ни с кем из них я не обменялся ни словом – просто сидел в самом дальнему углу траурного зала. …Словно и тут был «тем, кого нет».
Когда священник начал читать молитву, я с силой зажмурился, да так и продолжал сидеть с закрытыми глазами. И, естественно, сразу вспомнил и наш последний телефонный разговор позавчера утром, и кошмарную сцену в кабинете кружка…
…В тот день.
Многое из того, что было после разговора с Тибики-саном и другими в медпункте, у меня в голове не отложилось. Нет, не то чтобы не отложилось – просто и я сам, и все, что было вокруг, существовало словно бы отдельно от настоящей «реальности». И при попытке вспомнить оно всплывало в памяти, будто на старой, подпорченной черно-белой пленке…
…В тот день. Позже.
Как всегда бывает в подобных ситуациях с человеческими жертвами, на место происшествия прибыла полиция. И я, как один из тех, кто обнаружил ЧП, дал показания. Да, Тибики-сан тоже… Я изложил чистые факты. Конечно, ни я, ни Тибики-сан не затронули тему «феномена» и «катастроф». Даже если рассказать, полиция все равно ничего не сможет с этим поделать, да и вообще они не воспримут это всерьез.
В итоге я в тот день покинул школу раньше положенного, вообще ни разу не зайдя в класс… Потрясенное лицо тети Саюри, узнавшей о происшествии. А поскольку она знала о смерти Цугунаги и матери Таканаси в прошлом месяце… естественно, к потрясению добавились сомнение, тревога и страх.
Вечером ко мне пришла Идзуми. Я молчал, а она говорила о том о сем, о разных вещах, никак не связанных с «феноменом» и «катастрофами»… несомненно, в попытке как-то меня приободрить. Тем не менее я ей ничего не отвечал… как будто был практически в отключке.
На следующий день, то есть вчера, я был не в настроении идти в школу и почти весь день провел, запершись в квартире. И все это время я безнадежно повторял один и тот же безнадежный вопрос: «Почему?»
Почему, черт возьми, так в итоге получилось?
Почему, черт возьми, почему, почему…
Если бы я с первой недели апреля действовал более умело… Вот такие безнадежные сожаления и чувство вины вспухали сейчас во мне.
Если бы я более умело… К примеру, не мог ли я что-то сделать, чтобы предотвратить то происшествие с Хадзуми, назначенной вторым «тем, кого нет»? Какое бы отторжение это у меня ни вызывало, как бы плохо я ни справлялся с такими вещами, но, если бы в тот момент я принял ее чувства, поддержал бы ее, не дал ей дойти до срыва от одиночества… Ну и так далее.
Все эти предположения были такими бессмысленными. Я знал, что всего этого не случилось, но…
Вот так мрачно я провел вчерашний день, в одиночестве, ничего не делая и не желая делать. Идзуми, беспокоясь за меня, пришла, но я не открыл дверь; Ягисава звонил, но я не взял трубку… Когда уже стемнело, я наконец-то включил комп, но смог лишь послать Мей сообщение о смерти Сюнске. Честно говоря, я хотел бы поговорить с ней по телефону или встретиться вживую, но это было для меня непосильно, я чувствовал, что слишком слаб духом для этого…
…Молитва закончилась.
Атмосфера в траурном зале была мрачная и давящая, отовсюду доносились всхлипывания. Я распахнул глаза и крепко сжал руки, лежащие на коленях.
Время и место траурной службы мне сообщил куратор кружка Курамоти-сэнсэй. Поздно вечером позвонил по телефону и сказал:
– Думаю, надо тебе сказать. На случай если ты захочешь принять участие. Я тоже собираюсь пойти.
После этих слов сэнсэя у меня возникло ощущение, будто я самую малость пришел в себя – вернулся в «здесь и сейчас».
Реальность, которую невозможно отмотать назад, в том, что Сюнске Кода умер. Умершего, да, необходимо должным образом оплакать. И мне необходимо быть там, должным образом попрощаться с Сюнске. Поэтому…
Так мне шептали из самой глубины сердца воспоминания о том, что я пережил три года назад в «Приозерном особняке».
Зажегши благовоние, я глубоко поклонился Кейске и родителям Сюнске, сидящим на местах, предназначенных для семьи умершего. У родителей был совершенно измотанный вид. Сидящий рядом с ними Кейске был сейчас не в контактных линзах, а, как и Сюнске, в очках с серебристой оправой. Думаю, впервые я осознал, насколько эти двое похожи.
Сведя руки перед портретом покойного, я боролся с подступающими слезами. Смерть друга – конечно, печальное событие, но я здесь не буду плакать. Даже когда ушел Тэруя-сан три года назад, я…
«Если вдруг, ну мало ли, с тобой случится это, я подберу твои кости и сделаю еще один препарат».
В ушах у меня внезапно прозвучала когда-то произнесенная Сюнске легкомысленная реплика. Словно реально услышав этот голос, я снова взглянул на портрет. Сюнске на фото в черной рамке застенчиво улыбался.
Лишившись председателя, на котором держалась вся деятельность, биокружок, видимо, какое-то время будет существовать лишь формально. …И тем не менее.
Что делать с содержащимися в кружке животными, за исключением тех, которые во время происшествия два дня назад погибли или сбежали? Большой вопрос.
Что мне делать, Сюнске?
Мысленно я задал этот вопрос, но ответить, конечно, было некому.
Прощай, Сюнске.
Я медленно закрыл глаза, прощаясь с эксцентричным председателем биологического кружка.
8
Проводив глазами колонну черных машин, направившихся от траурного зала к крематорию…
Я включил мобильник и обнаружил два сообщения на автоответчике.
Первое было от Цкихо. Аа… надо ж ей было выбрать именно этот момент.
«Ээ, Со-тян. Это я. Прости еще раз, что не смогла тогда приехать».
Ни о смерти Цугунаги в том месяце, ни о смерти Сюнске два дня назад она, скорее всего, не знает. Хотя нет, возможно, тетя Саюри ей рассказала; в таком случае, скорее всего, ее это просто не волнует.
«Мирей полностью поправилась, и в этот раз, думаю, мы точно вместе пообедаем. В следующее воскресенье… это будет уже июль, но я все равно собираюсь приехать с Мирей. Позже свяжемся, я расскажу подробнее».
Невольно я вздохнул.
Что эта женщина на самом деле ко мне чувствует? Что думает, чего хочет? Абсолютно не понимаю. Нет, похоже даже, не «не понимаю», а «не хочу понимать».
Второе сообщение было от Мей Мисаки. Время записи – незадолго до 11 утра. Между уроками в старшей школе?
«Со-кун, ты ведь был близким другом с Кодой-куном, председателем биологического кружка?»
Всегдашний голос и тон Мей принес мне капельку облегчения…
«Ты, должно быть, в шоке, тебе больно, однако ты взбодрись».
…Эх, спасибо. Спасибо тебе, Мисаки-сан… Мей.
– Спасибо, – вырвалось у меня вслух, и я смутился.
«Похоже, «контрмера» в итоге не сработала, но… нельзя, Со-кун. Не смей винить себя. Понял? Как бы ты себя ни винил, пользы от этого не будет».
Как и тем летом три года назад, Мей снова видит меня насквозь.
«Можно и по мейлу общаться, но, если нужно, звони в любой момент. Можешь ко мне прийти, могу я прийти к тебе. Знаешь, Со-кун. Хоть «контрмера» и не сработала, всё еще…»
Тут вдруг вмешались яростные помехи, и сообщение оборвалось.
9
Во второй половине дня я рассчитывал быть на уроках, поэтому после церемонии направился в школу. Но, когда я вышел из автобуса, довезшего меня из Урути, и впереди показались ворота Северного Ёми…
На мой мобильник позвонили.
Взглянув на дисплей, я обнаружил, что это Тибики-сан, с которым мы совсем недавно виделись в траурном зале, но лишь обменялись поклонами.
– Ты сейчас где? – спросил он, как только я снял трубку.
– В школе. Уже почти пришел.
– Вот как.
Его интонации показались мне не совсем обычными. Какое-то дрожание, как будто он нервничал…
Интуиция подсказала мне, что что-то не в порядке.
– А что? – спросил я.
Тибики-сан ответил туманным «Не, ничего…», но тут же поправился: «Хотя…» – и лишь затем объяснил:
– Только что со мной срочно связался Охата-сэнсэй из первой параллели. История невероятная, но, похоже, это правда. Одна из машин, недавно отъехавших к крематорию, по пути попала в аварию на горной дороге…
Пока что причина была неизвестна. Водитель просто ошибся с управлением? Авария из-за контакта с другой машиной? Или еще что-нибудь непредвиденное? Так или иначе…
Машина пробила ограждение горной дороги, упала с более чем десятиметрового обрыва и вспыхнула. Кроме водителя, там было еще три человека. Кейске и родители Сюнске…
Несколько часов спустя.
Когда огонь потушили, все четверо, находившиеся в машине, уже были мертвы. Водитель и сидевший на пассажирском сиденье Кейске Кода при падении получили травмы головы и других частей тела; они погибли почти мгновенно. Сидевшие на заднем сиденье Токуо и Сатоко Кода сгорели заживо уже после падения. …Это позже установило следствие.