ГЛАВА 24. SECTUMSEMPRA
Вымотанный, но чрезвычайно довольный проделанной этой ночью работой, Гарри пересказал все произошедшее Рону и Гермионе на следующее утро во время урока Чар (предварительно наложив заклинание Muffliato на всех находившихся поблизости). К Гарриному удовольствию, они оба были впечатлены тем, как он выманил у Слагхорна его воспоминание, и просто потрясены, услышав его рассказ о Хоркруксах Волдеморта и об обещании Дамблдора взять Гарри с собой, если он найдет еще один.
– Ух ты, – произнес Рон, когда Гарри наконец закончил свое повествование; Рон рассеянно взмахивал своей волшебной палочкой в направлении потолка, не обращая ни малейшего внимания на то, что он делает. – Ух ты. Ты на самом деле пойдешь с Дамблдором… и попытаешься уничтожить… Ничего себе.
– Рон, там из-за тебя снег идет, – терпеливо сказала Гермиона, хватая его за запястье и отводя палочку от потолка, с которого действительно начали падать большие белые хлопья. Гарри заметил, как Лаванда Браун посмотрела на Гермиону покрасневшими и припухшими глазами, после чего Гермиона тут же отпустила руку Рона.
– Ой, правда, – Рон в рассеянном удивлении скосил глаза на свои плечи. – Прости… Теперь похоже, будто у нас у всех жуткая перхоть…
Он стряхнул немного фальшивого снега с плеча Гермионы. Лаванда разрыдалась. Рон сразу же принял очень виноватый вид и повернулся к ней спиной.
– Мы разругались окончательно, – уголком рта объяснил он Гарри. – Вчера вечером. Когда она увидела, как я выходил из спальни с Гермионой. Ну конечно, тебя-то она видеть не могла, поэтому подумала, что мы там были вдвоем.
– А, – произнес Гарри. – Ну… ты же не против, что это закончилось, правда?
– Да, – признал Рон. – Правда, когда она орала, это было просто жутко, но, по крайней мере, мне не пришлось самому это прекращать.
– Трусишка, – сказала Гермиона с таким видом, словно ее это забавляло. – Вообще, вчерашний вечер для романов оказался очень неудачным. Джинни с Дином тоже разругались, Гарри.
Гарри показалось, что, говоря это, она смотрела на него очень понимающим взглядом, но вряд ли она могла знать, что Гаррины внутренности при этих словах внезапно начали отплясывать конгу. Стараясь сохранять спокойное лицо и равнодушный голос, он небрежно поинтересовался:
– Как это они умудрились?
– О, совершенно по-глупому… Она сказала, что он вечно пытается помочь ей пролезть через дыру за портретом, словно она сама не может этого сделать… Но вообще-то они уже давно не очень ладили.
Гарри кинул взгляд на Дина, сидящего в противоположном конце класса. Вид у него определенно был унылый.
– Это, конечно, ставит перед тобой некоторую дилемму, не так ли? – продолжила Гермиона.
– В каком смысле? – быстро спросил Гарри.
– Квиддичная команда. Если Джинни и Дин не разговаривают друг с другом…
– А… ах да.
– Флитвик, – предостерегающе произнес Рон. Крохотный преподаватель Чар, подскакивая, двигался в их сторону, а превратить уксус в вино пока удалось лишь Гермионе; ее стеклянный флакон был полон темно-красной жидкости, в то время как содержимое флаконов Гарри и Рона оставалось темно-бурым.
– Ну, ну, мальчики, – неодобрительно пропищал профессор Флитвик. – Чуть меньше болтовни, чуть больше работы… Дайте-ка я гляну, как у вас получается…
Они синхронно подняли волшебные палочки, сконцентрировавшись изо всех сил, и направили их на свои флаконы. Гаррин уксус тотчас превратился в лед; ронов флакон взорвался.
– Так… на дом вам… – профессор Флитвик вынырнул из-под стола, стряхивая осколки стекла со своей шляпы, – упражняться.
После Чар было одно из редких окон в расписании у всех троих сразу, и они вместе направились в общую комнату. Рон выглядел совершенно счастливым по поводу разрыва своих отношений с Лавандой. Гермиона тоже была радостной, хотя на вопрос, чему она улыбается, она просто ответила: «отличный день сегодня». Оба они, похоже, не замечали, какая жестокая битва кипит у Гарри в голове.
Она сестра Рона.
Но она же отшила Дина!
И тем не менее она сестра Рона.
Я его лучший друг!
Это еще хуже.
Если бы я сперва с ним поговорил…
Он бы тебя побил.
Ну а если мне наплевать?
Он твой лучший друг!
Гарри едва заметил, что они пробрались в освещенную солнцем общую комнату, и лишь рассеянно зафиксировал собравшуюся там кучку семикурсников, но тут Гермиона вскрикнула:
– Кэти! Ты вернулась! У тебя все нормально?
Гарри вытаращил глаза: действительно, это была Кэти Белл, абсолютно здоровая на вид и окруженная своими торжествующими друзьями.
– Все просто отлично! – радостно ответила она. – Меня выписали из больницы в понедельник, пару дней я провела дома с родителями, а сегодня утром приехала сюда. Линн как раз мне рассказывала про МакЛэггена и последний матч, Гарри…
– Ага, – кивнул Гарри. – Ну, теперь, когда ты с нами и Рон в порядке, у нас отличный шанс вынести Рэйвенкло, а значит, мы все еще можем взять Кубок. Слушай, Кэти…
Он не мог не расспросить ее немедленно; любопытство даже временно вытеснило из его головы Джинни. Он понизил голос, в то время как друзья Кэти принялись собираться; судя по всему, они опаздывали на Трансфигурацию.
– …то ожерелье… Ты сейчас не помнишь, кто тебе его дал?
– Нет, – удрученно покачала головой Кэти. – Меня все об этом спрашивают, но я не имею ни малейшего понятия. Последнее, что я помню, – это что я направлялась в женский туалет в «Трех Помельях».
– Ты точно пошла в туалет? – спросила Гермиона.
– По крайней мере, я знаю, что открыла дверь. Поэтому я думаю, что тот, кто наложил на меня Империус, стоял прямо за ней. После этого я ничего не помню, пока не пришла в себя две недели назад в больнице св. Мунго. Слушай, мне пора идти, с МакГонагалл станется заставить меня писать, даже если я только что вернулась в школу…
Она подхватила свою сумку с книгами и поспешила за своими однокурсниками, предоставив Гарри, Рону и Гермионе сесть за столик у окна и обсуждать то, что она им только что сказала.
– Значит, ожерелье Кэти дала женщина или девушка, – сказала Гермиона. – Раз она была в женском туалете.
– Или кто-то, кто выглядел женщиной или девушкой, – поправил ее Гарри. – Не забывай, в Хогвартсе был целый котел Многосущного зелья. И мы знаем, что часть его была украдена…
В его воображении продефилировала целая колонна Крэббов и Гойлов, превращенных в девушек.
– Пожалуй, мне придется еще хлебнуть Феликса, – задумчиво проговорил Гарри, – и снова попытать счастья с Насущной Комнатой.
– И это будет совершенно бесполезная трата зелья, – тускло сказала Гермиона, откладывая в сторону «Справочник Чародея», только что вынутый ею из сумки. – Удача – это еще далеко не все, Гарри. Со Слагхорном было совсем другое дело; ты всегда мог убедить его, тебе просто надо было чуть подтолкнуть обстоятельства. А вот чтобы пройти сквозь сильное заклятье, одной удачи недостаточно. Так что лучше не трать остаток зелья! Тебе понадобится вся твоя удача, – она понизила голос до шепота, – если Дамблдор возьмет тебя с собой…
– А мы не сможем его еще сделать? – спросил Рон, не обращая внимания на Гермиону. – Иметь запас было бы просто классно… глянь в книгу, а?
Гарри вытащил из сумки свое «Продвинутое Зельеделие» и пролистал его в поисках Феликса.
– Елки, трудная штука, – сказал он, пробежав взглядом длинный список ингредиентов. – И его надо шесть месяцев делать… Оно должно прокипеть…
– Как всегда, – подытожил Рон.
Гарри уже собирался убрать книгу обратно, когда на глаза ему попался загнутый уголок страницы; открыв эту страницу, он обнаружил найденное им пару недель назад заклинание «Sectumsempra» с пометкой «Для Врагов». Он пока так и не выяснил, что делает это заклинание, главным образом из-за того, что ему не хотелось испытывать его в присутствии Гермионы, но он решил всерьез рассмотреть возможность опробовать его на МакЛэггене в следующий же раз, когда сможет подкараулить его сзади.
Единственным, кто был не особо доволен возвращением в школу Кэти Белл, был Дин Томас, поскольку заменять ее в качестве Загонщика от него более не требовалось. Он весьма достойно перенес этот удар, когда Гарри сказал ему об этом, – лишь пожал плечами и проворчал что-то себе под нос, – но, когда Гарри отошел, у него сложилось впечатление, что за его спиной Дин с Шимусом начали о чем-то возмущенно перешептываться.
На протяжении следующих двух недель квиддичные тренировки проходили лучше, чем когда бы то ни было при Гаррином капитанстве. Команда была настолько довольна избавлением от МакЛэггена, настолько рада долгожданному возвращению Кэти, что все игроки летали просто великолепно.
Джинни, похоже, совершенно не огорчалась по поводу своего разрыва с Дином; напротив, она была душой команды. Когда она изображала Рона, встревоженно мечущегося взад-вперед перед кольцами при приближении квоффла, или Гарри, кричащего на МакЛэггена перед тем, как тот его вырубил, все просто умирали со смеху. Гарри, смеявшийся вместе со всеми, был рад лишнему поводу посмотреть на Джинни; он получил еще несколько ударов бладжером, поскольку уделял меньше внимания снитчу и вообще игре.
В его голове по-прежнему кипела битва: Джинни или Рон? Иногда ему казалось, что теперь, после Лаванды, Рон не станет возражать, если он начнет ухаживать за Джинни. Но потом он припоминал выражение лица Рона, когда тот заметил, как Джинни целуется с Дином, и приходил к выводу, что Рон сочтет страшнейшим предательством, если Гарри до нее хотя бы дотронется…
При всем при том Гарри не мог не разговаривать с Джинни, смеяться вместе с ней, возвращаться с тренировок вместе с ней. Несмотря на угрызения совести, он помимо своей воли размышлял над тем, как бы оказаться с ней наедине. Идеальным вариантом было бы, если бы Слагхорн устроил еще одну из своих маленьких вечеринок, поскольку там не было бы Рона, – но, к сожалению, Слагхорн, похоже, их забросил. Пару раз у Гарри мелькала мысль попросить помощи у Гермионы, но каждый раз он думал, что не вынесет чопорного выражения ее лица; ему казалось, что иногда он видел Гермиону с таким лицом, когда она замечала, как он смотрит на Джинни или смеется ее шуткам. И, что еще больше усложняло ситуацию, его постоянно грызло беспокойство, что, если он не начнет ухаживать за Джинни, в ближайшее время это сделает кто-нибудь другой. Они с Роном были солидарны по крайней мере в том, что Джинни была чрезмерно популярна.
Со всеми этими проблемами, искушение сделать еще глоток Феликс Фелицис усиливалось с каждым днем – определенно это был тот самый случай, когда требовалось, как говорила Гермиона, «чуть подтолкнуть обстоятельства». Замечательные майские деньки текли один за другим, а Рон, казалось, находился за спиной Гарри всякий раз, когда тот видел Джинни. Гарри иногда просто мечтал об импульсе удачи, благодаря которому Рон вдруг осознал бы, что для него нет ничего лучше, чем влюбленность друг в друга Гарри и своей сестры, и оставил бы их наедине больше чем на несколько секунд. Однако и на то, и на другое шансов, похоже, не было никаких, ибо на них стремительно надвигался последний квиддичный матч сезона; Рон все время желал обсуждать с Гарри вопросы тактики и ни о чем другом просто не думал.
В этом отношении Рон был не единственным: интерес к предстоящему матчу Гриффиндор – Рэйвенкло по всей школе был колоссален – от этого матча зависела вся турнирная таблица, в которой на данный момент не было ясности абсолютно. Если Гриффиндор обыграет Рэйвенкло с разницей не менее трехсот очков (тяжелая задачка, но Гарри никогда еще не видел, чтоб его команда так здорово летала), они выиграют чемпионат. Если они выиграют меньше трехсот очков, то станут вторыми после Рэйвенкло. Если они проиграют до ста очков, то займут третье место, пропустив Хаффлпафф. И наконец, если они проиграют больше ста, то останутся четвертыми, и никто, думал Гарри, в жизни не забудет и ему не даст забыть, что это при его капитанстве Гриффиндор закончил чемпионат на последней строчке впервые за последние двести лет.
В преддверии матча все было как обычно: студенты пытались запугивать членов команды соперника в коридорах, при появлении отдельных игроков хором выкрикивались оскорбительные речевки, посвященные персонально им. Сами игроки либо разгуливали с важным видом, наслаждаясь всеобщим вниманием, либо, наоборот, прятались по туалетам в перерывах между уроками, чтобы его избежать. В голове Гарри каким-то образом игра неразрывно связалась с успехом или провалом его планов относительно Джинни. Он не мог удержаться от мысли, что если они привезут Рэйвенкло более трехсот очков, то всеобщая эйфория и замечательная шумная послематчевая вечеринка вполне будут стоить хорошего глотка Феликс Фелицис.
При всей своей озабоченности Гарри не забыл про другую свою надежду: выяснить, чем занимается Малфой в Насущной Комнате. Он по-прежнему периодически сверялся с Картой Мародера и, поскольку частенько не находил на ней Малфоя, сделал вывод, что тот до сих пор проводит в Комнате много времени. Хотя Гарри уже начал терять надежду, что ему когда-либо удастся проникнуть в Комнату, он все же пытался сделать это всякий раз, как оказывался поблизости; однако, какими бы словами он ни формулировал свое требование, стена упорно оставалась бездверной.
За несколько дней до матча против Рэйвенкло Гарри случилось идти из общей комнаты на ужин в одиночестве – Рон нырнул в туалет, чтобы избежать всеобщего внимания, а Гермиона убежала поговорить с профессором Вектор насчет ошибки, которую, как ей показалось, она допустила в своей последней работе по Арифмантике. Скорее по привычке, чем по какой-то иной причине, Гарри сделал свой обычный крюк по коридору на восьмом этаже, по пути изучая Карту Мародера. Сперва ему не удавалось найти Малфоя, и он предположил, что тот опять в Насущной Комнате, но затем он обнаружил маленькую точку с пометкой «Малфой» в мужском туалете этажом ниже, причем в сопровождении отнюдь не Крэбба или Гойла, но Плаксы Миртл.
Гарри смог оторвать глаза от этой невероятной парочки лишь после того, как воткнулся в комплект доспехов. Раздавшийся грохот мгновенно привел его в себя; очистив место действия, пока там не появился Филч, он побежал вниз по мраморной лестнице и затем по коридору. Добежав до туалета, он прислонил ухо к двери. Изнутри ничего не было слышно. Тогда он тихонько приоткрыл дверь.
Драко Малфой стоял спиной к двери, сжимая обеими руками края раковины и склонив над ней белобрысую голову.
– Не надо, – раздался проникновенный голос Плаксы Миртл из одной из кабинок. – Не надо… Скажи мне, что не так… Я могу тебе помочь…
– Никто мне не может помочь, – ответил Малфой. Его всего трясло. – Я не могу это сделать… Не могу… Эта штука не желает работать… А если я не сделаю это в ближайшее время… Он сказал, что убьет меня…
Внезапно Гарри осознал, что Малфой плачет, и шок этого осознания пригвоздил его к месту. Малфой действительно плакал; до Гарри доносились всхлипы, слезы текли по его бледному лицу и капали в грязную раковину. Внезапно Малфой вздрогнул: взглянув в треснутое зеркало, он заметил за своей спиной уставившегося на него Гарри.
Малфой развернулся на месте, выхватывая волшебную палочку. Гарри инстинктивно извлек свою. Сглаз Малфоя прошел над самым ухом Гарри, разбив лампу на стене позади него; Гарри отпрыгнул в сторону, подумал Levicorpus! и взмахнул палочкой, но Малфой защитился от сглаза и поднял палочку, готовясь к новой атаке…
– Нет! Нет! Перестаньте! – вопила Плакса Миртл; ее голос гулко раскатывался по комнате. – Перестаньте! ПЕРЕСТАНЬТЕ!
Послышалось громкое БАМ, и урна за Гарриной спиной взорвалась; Гарри произвел Ноговязное проклятие – оно отразилось от стены над ухом Малфоя и разнесло бачок под Плаксой Миртл, которая тотчас громко вскрикнула; все вокруг было залито водой, и Гарри поскользнулся в тот самый момент, когда Малфой с искаженным лицом заорал:
– Cruci-…
– SECTUMSEMPRA!!! – взревел лежащий на полу Гарри и яростно взмахнул палочкой.
Из лица и груди Малфоя брызнула кровь, словно его полоснули невидимым мечом. Шатаясь, он сделал шаг назад и с громким всплеском рухнул на залитый водой пол. Правая рука выронила палочку.
– Нет… – охнул Гарри.
Оскальзываясь и шатаясь, Гарри поднялся на ноги и бросился к Малфою; лицо того стало ярко-алым, а побелевшие руки скребли по залитой кровью груди.
– Нет… я не…
Гарри не сознавал, что он говорит; он упал на колени рядом с Малфоем, плавающим в собственной крови. Плакса Миртл испустила оглушительный вопль:
– УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ! УБИЙСТВО!!!
Дверь позади Гарри распахнулась, и он в ужасе поднял голову: в комнату с разъяренным лицом ворвался Снейп. Грубо оттолкнув Гарри в сторону, он встал на колени перед Малфоем, извлек волшебную палочку и провел ей по глубоким ранам, нанесенным Гарриным проклятием, бормоча при этом заклинание, почти похожее на какой-то напев. Кровотечение заметно ослабло; Снейп стер остатки крови с лица Малфоя и повторил заклинание. Раны начали затягиваться.
Гарри по-прежнему смотрел, в ужасе от только что содеянного, почти не замечая, что сам он тоже весь мокрый от воды и крови. Плакса Миртл все еще всхлипывала и завывала над головой. Произведя антипроклятие в третий раз, Снейп приподнял Малфоя в вертикальное положение.
– Тебе надо в госпитальное крыло. Могут остаться несколько шрамов, но если ты немедленно приложишь руту, возможно, нам удастся избежать и этого… Давай…
Он проводил Малфоя через туалет. В дверях он повернулся и полным холодной ярости голосом сказал:
– А ты, Поттер… ты жди меня здесь.
Гарри ни на мгновение не подумал о том, чтобы ослушаться. Пошатываясь, он медленно встал и вперил взгляд в мокрый пол. Повсюду растекались пятна крови, они были похожи на багровые цветы. У него не было сил даже на то, чтобы сказать Плаксе Миртл заткнуться, – она продолжала завывать и всхлипывать, явно получая от этого все большее удовольствие.
Снейп вернулся через десять минут. Он вошел в туалет и закрыл за собой дверь.
– Вон, – сказал он Миртл, и она тотчас нырнула в унитаз. В туалете сразу повисла звонкая тишина.
– Я не нарочно, – тут же разбил эту тишину Гарри. В пустом залитом водой пространстве его голос прозвучал гулко. – Я не знал, что делает это заклинание.
Снейп пропустил это мимо ушей.
– Похоже, я тебя недооценил, Поттер, – тихо произнес он. – Кто бы мог подумать, что тебе знакома столь Темная магия? Кто научил тебя этому заклинанию?
– Я… я его где-то вычитал.
– Где?
– Это… в какой-то библиотечной книге, – на ходу придумывал Гарри. – Только я не помню, как она наз-…
– Лжец, – выплюнул Снейп. У Гарри пересохло в горле. Он понял, что собирается сделать Снейп, а бороться с этим у него никогда не получалось…
Комната начала мерцать у него перед глазами; он изо всех сил постарался ни о чем не думать, но как он ни пытался, перед его глазами проплыл смутный образ «Продвинутого Зельеделия» Принца-Полукровки…
И он снова смотрел на Снейпа, стоя посреди мокрого разрушенного туалета. Он не отрываясь смотрел в черные глаза Снейпа, надеясь вопреки всему, что Снейп не заметил то, чего он боялся, но…
– Принеси, пожалуйста, свою сумку, – мягко произнес Снейп, – и все свои учебники. Все до единого. Прямо сюда принеси. Быстро!
Спорить было бесполезно. Гарри развернулся и захлюпал к выходу из туалета. Оказавшись в коридоре, он побежал в Гиффиндорскую башню. Большинство народу шло в противоположную сторону; они глазели на него, вымокшего в воде и крови, но он, пробегая мимо, не отвечал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.
Он был потрясен; у него было ощущение, словно на него вдруг набросилось любимое домашнее животное. О чем думал Принц, записывая в книгу такое заклинание? И что произойдет, когда Снейп ее увидит? Не расскажет ли он Слагхорну – при этой мысли Гарри ощутил спазм в животе, – благодаря чему Гарри весь год демонстрировал столь отличные результаты в Зельях? Неужели он конфискует или даже уничтожит книгу, научившую Гарри столь многому… книгу, ставшую для него чем-то вроде помощника и друга? Гарри не должен был этого допустить… не должен был…
– Где ты?.. Почему ты мокрый?.. Это что, кровь?
Рон стоял на верхней ступени лестницы, с пораженным видом глядя на Гарри.
– Мне нужен твой учебник, – запыхаясь, выдавил Гарри. – Твоя книга по Зельям. Быстрее… дай мне ее…
– Но что с книгой Прин-?..
– Потом объясню!
Рон вытащил свой экземпляр «Продвинутого Зельеделия» и протянул его Гарри; тот кинулся мимо Рона, затем обратно в общую комнату. Там он схватил свою сумку, игнорируя потрясенные взгляды нескольких студентов, уже вернувшихся с ужина, вывалился через дыру за портретом и побежал по коридору на седьмом этаже.
У гобелена с танцующими троллями он резко затормозил, закрыл глаза и начал ходить взад-вперед.
Мне нужно место, где я могу спрятать свою книгу… мне нужно место, где я могу спрятать свою книгу… мне нужно место, где я могу спрятать свою книгу…
Трижды он прошел мимо ровного участка стены. Когда он открыл глаза, наконец-то он увидел ее: дверь в Насущную Комнату. Гарри распахнул эту дверь, вбежал внутрь и захлопнул ее за собой.
Он ахнул. Несмотря на свою спешку, несмотря на панику, на страх перед тем, что ожидает его в том туалете, он был ошеломлен зрелищем, открывшимся его глазам. Гарри стоял в комнате размером с собор. Струи света изливались из высоких окон на нечто, казавшееся целым городом с высокими стенами и состоявшее из всего, что прятали обитатели Хогвартса за века его существования. Там были целые улицы и переулки, образованные неустойчивыми грудами сломанной мебели, возможно, спрятанной в попытке скрыть следы неудавшейся магии, а может, ее спрятали чистоплотные домовые эльфы. Там были тысячи и тысячи книг, несомненно запрещенных, или изрисованных, или краденых. Там были крылатые катапульты и Прыгучие Пчелозубы, причем в некоторых еще было достаточно сил, чтобы вяло порхать над горами прочих запрещенных вещей. Там были треснутые бутылки со свернувшимися зельями, шляпы, ожерелья, плащи; там было что-то напоминающее скорлупу драконьих яиц, запечатанные бутылки, содержимое которых до сих пор зловеще мерцало, несколько ржавых мечей и один тяжелый, заляпанный кровью топор.
Гарри побежал одним из многочисленных проулков между всеми этими спрятанными сокровищами. Он свернул направо сразу за гигантским чучелом тролля, пробежал немного, повернул налево напротив Исчезального шкафа, в котором в прошлом году пропал Монтегю, и наконец остановился возле большого буфета, который, судя по всему, забрызгали кислотой, так что вся его поверхность пошла пузырями. Он открыл одну из скрипучих дверей буфета. Кто-то уже использовал его для того, чтобы спрятать нечто сидевшее в клетке. Это нечто давным-давно издохло; его скелет имел пять ног. Гарри запихнул книгу Принца-Полукровки за клетку и захлопнул дверь. Некоторое время он стоял, пытаясь унять отчаянно колотившееся сердце и оглядывая колоссальную свалку… Сможет ли он снова найти это место среди такого количества хлама? Он схватил треснутый бюст уродливого старого волшебника и поставил его на буфет, в котором была спрятана книга. Затем он напялил на голову статуи старый пыльный парик и блеклую тиару, чтобы она сильнее выделялась на общем фоне, после чего помчался со всех ног через проходы в спрятанном хламе, назад ко входу в комнату, в коридор; как только он захлопнул за собой дверь, та немедленно снова превратилась в голый камень.
Гарри буквально летел к туалету этажом ниже, на бегу запихивая Ронов экземпляр «Продвинутого Зельеделия» себе в сумку. Минутой позже он вновь стоял перед Снейпом. Тот, не произнося ни слова, протянул руку за Гарриной сумкой. Гарри, глотая воздух и пытаясь успокоить боль в груди, протянул сумку и стал ждать.
Снейп извлекал Гаррины книги по одной и внимательно их осматривал. В конце концов в сумке остался лишь учебник Зелий. Снейп рассматривал его особенно тщательно, после чего, наконец, заговорил.
– Это твой экземпляр «Продвинутого Зельеделия», Поттер, не так ли?
– Да, – ответил Гарри, все еще тяжело дыша.
– Ты в этом уверен, Поттер?
– Да, – повторил Гарри, на сей раз с ноткой вызова в голосе.
– Этот экземпляр «Продвинутого Зельеделия» ты купил во «Флориш и Блоттс»?
– Да, – твердо ответил Гарри.
– В таком случае почему, – поинтересовался Снейп, – у него с внутренней стороны обложки написано «Рунил Уазлиб»?
Сердце Гарри екнуло.
– Это мое прозвище.
– Твое прозвище, – повторил Снейп.
– Ага… так меня зовут мои друзья.
– Я в курсе, что означает слово «прозвище», – заверил Снейп. Его холодные черные глаза вновь искали Гаррины; Гарри попытался увести взгляд. Закрой свой разум… закрой свой разум… Но ему так и не удалось научиться делать это как следует…
– Знаешь, что я думаю, Поттер? – очень тихо произнес Снейп. – Я думаю, что ты лжец и обманщик, и что ты вполне заслужил отбывать у меня наказание каждую субботу до конца учебного года. Что ты об этом думаешь, Поттер?
– Я… я не согласен, сэр, – ответил Гарри, по-прежнему отказываясь смотреть в глаза Снейпу.
– Что ж, посмотрим, что ты скажешь после наказания. В десять утра в ближайшую субботу, Поттер. В моем кабинете.
– Но, сэр… – Гарри в отчаянии поднял глаза, – квиддич… последний матч се-…
– В десять утра, – прошептал Снейп и улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Бедный Гриффиндор… Боюсь, в этом году четвертого места не избежать…
И, не сказав больше ни слова, он вышел из туалета, оставив Гарри смотреть в треснутое зеркало и чувствовать себя хуже, чем Рон за всю свою жизнь.
– Не буду утверждать «а ведь я говорила», – заявила Гермиона в общей комнате час спустя.
– Да ладно тебе, Гермиона, – сердито произнес Рон.
Гарри так и не поужинал – кусок не лез в горло. Он как раз закончил рассказывать Рону, Гермионе и Джинни о произошедшем; впрочем, особой нужды в этом не было. Новости распространились мгновенно: судя по всему, Плакса Миртл взяла на себя обязательство пролезть в каждый туалет в замке, чтобы поведать всем эту историю. Пэнси Паркинсон уже навестила Малфоя в госпитальном крыле и теперь вовсю поносила Гарри, а Снейп в точности пересказал преподавателям все, что случилось. Гарри уже вызвали из общей комнаты, и ему пришлось выдержать чрезвычайно неприятные пятнадцать минут в компании профессора МакГонагалл. Та сообщила, что ему чертовски повезло, что его не исключили, и что она всецело поддерживает идею Снейпа насчет наказания каждую субботу до конца семестра.
– Я же говорила, что с этим Принцем что-то не так, – Гермиона явно не в силах была остановиться. – И ведь я оказалась права, да?
– Нет, думаю, что нет, – упрямо ответил Гарри.
Ему и без нотаций Гермионы было достаточно плохо; худшим наказанием было выражение на лицах гриффиндорской команды, когда он сообщил им, что не сможет играть в субботу. Он чувствовал на себе взгляд Джинни, но не осмеливался посмотреть ей в глаза – не хотел увидеть там разочарование и гнев. Только что он сказал ей, что в субботу она будет играть Ловцом, а Дин заменит ее в качестве Загонщика. Если они выиграют, возможно, в послематчевой эйфории Джинни и Дин помирятся… Эта мысль пронзила Гарри подобно ледяному ножу…
– Гарри, – тем временем продолжала гнуть свое Гермиона, – Как ты можешь по-прежнему цепляться за эту книгу, когда это заклинание…
– Да прекрати ты зудеть об этой книге! – отрезал Гарри, – Принц его всего лишь записал! Это не то, что он кому-то там советовал его применять! Откуда мы знаем, может, он записывал что-то, что использовали против него самого!
– Я в это не верю. Ты просто оправдываешь…
– Я не оправдываю то, что сделал! – быстро перебил Гарри. – Я хотел бы, чтобы этого не было, и не только потому, что я огреб дюжину наказаний. Ты же знаешь, я в жизни не стал бы применять такие штуки, даже к Малфою, но ты не можешь обвинять Принца, он же не написал «Попробуй, клевая вещь!» – он просто делал заметки для самого себя, вовсе не для кого-то еще…
– Уж не хочешь ли ты сказать, – поинтересовалась Гермиона, – что ты собираешься вернуться?..
– И забрать книгу обратно? Точно, это я и собираюсь сделать, – с нажимом ответил Гарри. – Слушай, если бы не Принц, я бы не выиграл Феликс Фелицис. Я бы не узнал, как спасти Рона от отравления. Я бы не…
– …не заполучил репутацию гения зельеварения, которой ты не заслуживаешь, – ядовито завершила фразу Гермиона.
– Ой, да кончай ты, Гермиона! – произнесла Джинни, и Гарри был этим настолько поражен и настолько признателен Джинни, что наконец поднял на нее глаза. – Судя по всему, Малфой пытался применить Непрощаемое Проклятие, и хорошо, что у Гарри нашлись козыри в рукаве!
– Ну, конечно же я рада, что Гарри не был проклят! – воскликнула явно уязвленная этой репликой Гермиона, – но вряд ли тебе стоит называть эту Сектумсемпру «хорошей», глянь, к чему она привела! И мне кажется, с учетом того, что теперь стало с нашими шансами в матче…
– Ой, только не делай вид, что ты разбираешься в квиддиче! – отрезала Джинни. – От этого ты только глупее выглядишь.
Гарри и Рон смотрели, не веря своим глазам: Гермиона и Джинни, всегда отлично ладившие между собой, сидели, скрестив руки на груди и отвернувшись друг от друга. Рон нервно взглянул на Гарри, после чего схватил первую попавшуюся книгу и скрылся позади нее. Гарри же, хоть и знал, что не очень этого заслужил, вдруг заметно приободрился, даже несмотря на то, что никто из них до конца вечера не произнес больше ни слова.
Его приподнятое настроение продлилось недолго. Весь следующий день ему пришлось терпеть насмешки от слизеринов, не говоря уже о гневе своих сокурсников-гриффиндоров, которые были крайне недовольны тем, что их капитан умудрился заработать дисквалификацию на последнюю игру сезона. К утру субботы, что бы там он ни говорил Гермионе, Гарри с радостью променял бы весь Феликс Фелицис в мире на возможность идти к квиддичному стадиону вместе с Роном, Джинни и остальными. Почти невыносимо было не присоединиться к толпе студентов, текущей наружу, на солнышко, пестрящей розетками, шарфами, шляпами и плакатами – но вместо этого спускаться в подземелье по каменным ступеням, пока шум толпы не угаснет окончательно, и знать, что он не сможет услышать ни единого слова комментатора, ни аплодисментов, ни стонов…
– А, Поттер, – сказал Снейп, когда Гарри постучал в его дверь и вошел в отвратительно знакомый кабинет. Несмотря на то, что Снейп теперь преподавал несколькими этажами выше, кабинета он не сменил; как и прежде, комната была тускло освещена, а стены были заставлены сосудами с разноцветными жидкостями, в которых плавали мерзкие мертвые твари. На столе, за которым Гарри, очевидно, предстояло сидеть, зловеще громоздилась куча заросших паутиной ящичков; от них исходила аура скучной, трудной и бесполезной работы.
– Мистер Филч как раз искал кого-то, чтобы разобраться с этой старой картотекой, – мягко произнес Снейп. – Здесь хранятся записи о других нарушителях порядка Хогвартса и об их наказаниях. Те карточки, которые погрызли мыши, или на которых выцвели чернила, мы бы попросили тебя переписать заново – и преступления, и наказания – и расположить их в алфавитном порядке в своих ящичках. И без магии.
– Хорошо, профессор, – в последние три слога Гарри вложил все презрение, на какое был способен.
– Мне кажется, тебе стоило бы начать, – со злорадной улыбкой на губах продолжил Снейп, – с ящиков тысяча двенадцать – тысяча пятьдесят шесть. Там ты найдешь несколько знакомых фамилий, это наверняка добавит работе интереса. Вот, например…
Он изящно извлек карточку из одного из верхних ящичков и прочел вслух:
– Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны за применение запрещенного сглаза к Бертраму Обри. Голова Обри раздулась вдвое. Двойное наказание. – Снейп издевательски усмехнулся. – Тебе наверняка приятно будет сознавать, что, хотя их больше нет, история сохранила их великие достижения…
Гарри ощутил знакомое пламя в животе. Прикусив язык, чтобы удержаться от ответной колкости, он уселся перед грудой ящичков и подтянул один из них к себе поближе.
Как он и предчувствовал, работа оказалась бесполезная и скучная, периодически сопровождаемая (как, очевидно, и планировал Снейп) спазмами в желудке, когда он в очередной раз натыкался на имя отца или Сириуса. Эти имена частенько встречались вместе при упоминании самых разнообразных мелких проказ; иногда их сопровождали имена Ремуса Люпина и Питера Петтигрю[1]. Переписывая все их проступки и наказания, Гарри пытался представить себе, что происходит там, снаружи, где уже началась игра… где Джинни играет Ловцом против Чо…
Вновь и вновь Гарри кидал взгляды на большие настенные часы, тикающие в тишине. Казалось, они идут вдвое медленнее, чем полагается нормальным часам; может, это Снейп зачаровал их, чтобы они шли так медленно? Не может быть, чтобы он сидел тут всего полчаса… час… полтора…
Когда на часах было полпервого, Гаррин желудок начал урчать. Снейп, не произнесший ни слова после того, как дал Гарри задание, лишь в десять минут второго наконец-то посмотрел на него.
– Думаю, на сегодня достаточно, – холодно произнес он. – Отметь то место, до которого ты добрался. Продолжишь в десять утра в следующую субботу.
– Да, сэр.
Гарри наугад воткнул загнутую карточку в ящичек и поспешил выскочить из дверей, прежде чем Снейп мог передумать. Он бежал вверх по ступеням, пытаясь поймать хоть один звук со стадиона, но там было тихо… Значит, все закончилось…
Добравшись до переполненного Большого Зала, он помешкал в нерешительности, затем помчался вверх по мраморной лестнице; победил Гриффиндор или проиграл – команда всегда принимала поздравления или соболезнования в своей общей комнате.
– Quid agis?[2] – напряженно сказал он Толстой Леди, горя желанием узнать, что же он найдет внутри.
– Увидишь, – с непроницаемым лицом ответила она, и портрет откинулся в сторону.
Из открывшейся дыры вырвался рев восторга. При виде Гарри народ завопил еще громче. Гарри уставился на них; несколько рук втащили его в комнату.
– Мы выиграли! – орал Рон, прыжком добравшись до Гарри и тыкая в него серебряным Кубком. – Мы выиграли! Четыреста пятьдесят – сто сорок! Выиграли!
Гарри обернулся; к нему бежала Джинни. С горячим, сияющим лицом она обвила его руками. И тогда, ни о чем не думая, ничего не планируя, не беспокоясь о том, что на них смотрит полсотни человек, – Гарри ее поцеловал.
Спустя несколько долгих мгновений – а может, через полчаса – или даже через несколько замечательных солнечных дней – их губы разделились. В комнате было очень тихо. Потом несколько человек восхищенно присвистнули, другие нервно хихикнули. Поглядев через голову Джинни, Гарри увидел Дина Томаса, державшего в руке разбитый бокал, и Ромильду Вейн, словно собиравшуюся бросить что-то тяжелое. Гермиона сияла, но Гарри искал глазами Рона. Наконец Рон нашелся; в руках он все еще держал Кубок, а выражение лица его было как у человека, только что ударенного по голове дубинкой. Долю секунды они смотрели друг на друга. Затем Рон чуть заметно кивнул, что Гарри понял как «если иначе не можешь – давай».
Монстр в Гарриной груди взревел от восторга. Гарри улыбнулся Джинни и жестом пригласил ее выйти из комнаты. Им предстояла долгая прогулка по парку, где – если у них будет на это время – они смогут обсудить игру.
[1] Peter Pettigrew. Petty – маленький, мелкий. Grew – форма прошедшего времени глагола to grow – расти. Фамилия Pettigrew означает «низкорослый».
[2] Quid agis? – по латыни «как дела?»