Глава 34. Снова лес
Наконец-то правда. Лежа лицом вниз на пыльном ковре кабинета, где, как он раньше думал, он изучал секреты победы, Гарри понял наконец, что изначально не должен был выжить. Его задачей было спокойно прийти в приветливо раскрытые руки Смерти. По пути он должен был избавиться от остальных связей Волдеморта с жизнью, так что, когда он в итоге встанет на пути Волдеморта и не поднимет волшебную палочку для собственной защиты, конец будет ясен, и работа, которая должна была быть сделана в Годриковой Лощине, будет закончена: ни один из них не будет жить, ни один не сможет выжить.
Он почувствовал, как сердце яростно колотится в груди. Как странно, что в своем страхе смерти оно билось все сильнее, доблестно сохраняя Гарри жизнь. Но ему придется остановиться, и скоро. Его удары сочтены. Для скольких ударов у него останется время, после того как Гарри встанет и в последний раз пойдет через замок, направляясь в парк и затем в Запретный лес?
Ужас волнами накатывал на Гарри, пока он лежал на полу и этот погребальный барабан стучал внутри него. Будет ли это больно? Часто он оказывался в ситуациях, когда думал, что это вот-вот случится, но все время ускользал. Всякий раз при этом он не думал всерьез о самой смерти: его воля к жизни всегда была настолько сильнее, чем страх смерти. Но теперь ему не приходило в голову, как попытаться уйти, убежать от Волдеморта. Все было кончено, Гарри это знал, и оставалось ему только одно – собственно, умереть.
Если бы только он мог умереть той летней ночью, когда он в последний раз покинул дом четыре по Оградному проезду, когда благородная фениксовая палочка спасла его! Если бы только он мог умереть, как Хедвиг, настолько быстро, что он бы даже не узнал, что это случилось! Или если бы он мог встать на пути волшебной палочки, чтобы спасти кого-то, кого он любит… Теперь он завидовал даже смерти своих родителей. Хладнокровная прогулка к собственному уничтожению потребует храбрости другого рода. Он чувствовал, что его пальцы слегка дрожат, и приложил усилие, чтобы вернуть контроль над ними, хотя видеть его никто не мог: все портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно Гарри уселся, и садясь, он почувствовал себя более живым, он лучше ощущал свое живое тело, чем когда бы то ни было раньше. Почему он никогда не осознавал, какое он чудо, его мозг, и нервы, и бьющееся сердце? Этого всего не станет… или, по крайней мере, его самого с этим телом уже не будет. Гарри задышал медленнее и глубже, его рот и глотка были абсолютно сухи, но и глаза тоже.
Предательство Дамблдора было почти ничем. Конечно же, существовал больший план; Гарри просто был слишком глуп, чтобы его увидеть, теперь он это понял. Он никогда не подвергал сомнению свое собственное предположение, что Дамблдор хотел, чтобы он остался жив. Теперь Гарри видел, что длительность его жизни всегда была определена тем временем, какое ему понадобится, чтобы уничтожить все Хоркруксы. Дамблдор передал работу по их уничтожению ему, Гарри, и он послушно продолжал обрубать связи, привязывающие к жизни не только Волдеморта, но и его самого! Как аккуратно, как элегантно – не тратить больше жизней, но поручить опасную работу мальчику, который и так уже был предназначен для убоя и смерть которого будет не катастрофой, но еще одним ударом по Волдеморту.
И Дамблдор знал, что Гарри не выскользнет, что он продолжит идти до конца, даже если это будет его концом, потому что Дамблдор озаботился тем, чтобы узнать его, ведь так? Дамблдор, так же как и Волдеморт, знал, что Гарри не позволит кому-нибудь другому умереть за себя, теперь, когда он обнаружит, что в его силах прекратить это. Образы Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мертвыми в Большом Зале, снова встали перед ним, и на мгновение его дыхание почти остановилось: Смерть была нетерпелива…
Но Дамблдор переоценил Гарри. Он не преуспел: змея осталась жива. Один Хоркрукс по-прежнему будет привязывать к земле Лорда Волдеморта, даже после того, как Гарри будет убит. Конечно же, это будет означать более легкую работу для кого-то другого. Он подумал, кто этим займется… Рон и Гермиона, конечно же, знают, что нужно делать… Вот, наверно, почему Дамблдор хотел, чтобы он им открылся… Чтобы, если он выполнит свое истинное назначение слишком рано, они могли продолжить…
Словно дождь по холодному оконному стеклу, эти мысли стучали по твердой поверхности неопровержимой истины, заключающейся в том, что он должен умереть. Я должен умереть. Все должно закончиться.
Рон и Гермиона словно были где-то далеко, в далекой стране; Гарри казалось, что он расстался с ними давным-давно. Никаких прощаний и никаких объяснений не будет, это он решил твердо. В это путешествие они не могли отправиться вместе, а все попытки, которые они наверняка предпримут, чтобы его остановить, лишь приведут к потере драгоценного времени. Он глянул на потрепанные золотые часы, полученные им в подарок на семнадцатилетие. Почти половина часа, отведенного Волдемортом на его сдачу, миновала.
Гарри встал. Сердце колотилось о его ребра, словно перепуганная птичка. Возможно, оно знало, что у него осталось мало времени, возможно, оно твердо решило отстучать биения всей жизни, прежде чем остановится. Гарри не оглянулся, закрывая дверь кабинета.
Замок был пуст. Шагая по нему в одиночестве, он чувствовал себя призраком, словно он был уже мертв. Обитатели портретов все еще отсутствовали в своих рамах; все было зловеще-неподвижно, словно все живое, что еще осталось, было сосредоточено в Большом Зале, заполненном убитыми и теми, кто их оплакивал.
Гарри натянул на себя плащ-невидимку и начал спускаться с этажа на этаж, пока не сошел наконец по мраморной лестнице в холл. Возможно, какая-то крохотная частица его надеялась, что его почувствуют, увидят, остановят, но плащ был, как всегда, непроницаем и совершенен, и Гарри легко достиг входных дверей.
Тут в него едва не врезался Невилл. Он и кто-то еще вносили из парка тело. Гарри глянул вниз и ощутил еще один тупой удар в живот: Колин Криви, хоть и несовершеннолетний, прокрался, должно быть, назад, точно так же как Малфой, Крэбб и Гойл. В смерти он казался крохотным.
– Знаешь что? Я с ним один справлюсь, Невилл, – сказал Оливер Вуд; он, словно пожарный, взвалил Колина на плечи и понес его в Большой Зал.
Невилл прислонился ненадолго к дверному косяку и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он казался стариком. Затем он отправился вниз по ступеням, в темноту, за другими телами.
Гарри кинул взгляд в сторону входа в Большой Зал. Люди ходили, пытались утешить друг друга, пили, стояли на коленях рядом с умершими, но он не видел никого из тех, кого он любил, никаких признаков Гермионы, Рона, Джинни и остальных Уизли, ни следа Луны. Ему казалось, что он отдал бы все оставшееся у него время за один лишь взгляд на них; но тогда остались бы у него силы оторвать этот взгляд? Так, как есть – так было лучше.
Он спустился по ступеням и вышел в темноту. Было почти четыре часа ночи, и мертвая неподвижность парка выглядела так, словно весь парк, затаив дыхание, следил, сделает ли он то, что должен сделать.
Гарри подошел к Невиллу, склонившемуся над еще одним телом.
– Невилл.
– Черт, Гарри, у меня чуть инфаркт не случился!
Гарри снял плащ-невидимку: к нему пришла мысль из ниоткуда, из отчаянного желания увериться полностью.
– Куда ты идешь один? – подозрительно спросил Невилл.
– Это все запланировано, – ответил Гарри. – Я кое-что должен сделать. Послушай, Невилл…
– Гарри! – Невилл внезапно испугался. – Гарри, ты случайно не думаешь о том, чтобы сдаться?
– Нет, – с легкостью солгал Гарри. – Конечно, нет… это кое-что другое. Но меня некоторое время тут не будет. Ты знаешь Волдемортову змею, Невилл? У него есть огромная змея… Он ее зовет Нагини…
– Ага, я слыхал… Что насчет нее?
– Она должна быть убита. Рон и Гермиона знают, но на случай если они…
Ужас такой возможности накрыл Гарри на некоторое время, сделал его неспособным продолжать говорить. Но он снова собрался: это было жизненно важно, он должен быть как Дамблдор, должен сохранить холодную голову, удостовериться, что есть запасные пути, что есть другие, кто сможет продолжить. Дамблдор умер, зная, что еще троим известно о Хоркруксах; теперь Невилл должен был занять Гаррино место – тайна по-прежнему будет известна троим.
– На случай если они… будут заняты… и у тебя будет возможность…
– Убить змею?
– Убить змею, – повторил Гарри.
– Хорошо, Гарри. Ты в порядке, а?
– Я нормально. Спасибо, Невилл.
Но Невилл схватил Гарри за запястье, когда тот попытался отойти.
– Мы все собираемся продолжать драться, Гарри. Ты это знаешь?
– Да, я…
Удушающий ком в горле не дал ему закончить фразу, он не мог говорить. Невиллу это, похоже, не показалось странным. Он похлопал Гарри по плечу, отпустил его и отошел в поисках других тел.
Гарри снова накинул на себя плащ и продолжил идти. Кто-то еще двигался неподалеку, склоняясь к очередной распростертой на земле фигуре. До них оставалось лишь несколько футов, когда Гарри осознал, что это Джинни.
Он остановился. Джинни склонилась над девушкой, шепотом звавшей маму.
– Все хорошо, – говорила Джинни. – Все нормально. Сейчас мы отнесем тебя внутрь.
– Но я хочу домой, – прошептала девушка. – Я не хочу больше драться!
– Я знаю, – сказала Джинни, и ее голос осекся. – Все будет хорошо.
Волны холода расползались по Гарриной коже. Он хотел крикнуть в ночи, он хотел, чтобы Джинни знала, что он здесь, он хотел, чтобы она знала, куда он идет. Он хотел, чтобы его остановили, оттащили назад, отправили домой…
Но он и был дома. Хогвартс был первым и лучшим домом, который он когда-либо знал. Он, и Волдеморт, и Снейп, не знавшие родительской ласки дети, все они нашли свой дом здесь…
Теперь Джинни стояла на коленях возле раненой девушки, держа ее руку. С немыслимым усилием Гарри двинулся дальше. Ему показалось, что Джинни оглянулась, когда он проходил мимо, и подивился, не ощутила ли она, как кто-то ходит поблизости, но он не заговорил, и Джинни не оглянулась.
Хижина Хагрида уныло выглянула из темноты. В ней не было света, Фанг не скребся в дверь, громким лаем приветствуя посетителя. Все эти визиты к Хагриду, и сияние медного чайника на огне, и каменные кексы, и гигантские личинки, и его огромное бородатое лицо, и Рон, которого рвало слизняками, и Гермиона, которая помогала ему спасти Норберта…
Гарри продолжил идти, пока не дошел до края леса, и тогда он замер.
Среди деревьев скользил целый рой дементоров; он ощущал их холод, и он был не уверен, что сможет спокойно пройти сквозь них. Сил на вызов Патронуса уже не оставалось. Гарри не мог больше контролировать свою дрожь. Умереть, в конечном итоге, оказалось не так-то просто. Каждую секунду, что он дышал, запах травы и ощущение свежего воздуха на его лице были такими драгоценными; подумать только, у людей есть годы и годы, они могут позволить себе тратить время, столько времени, что оно тянется, а он цеплялся за каждую секунду. В то же время он понимал, что не сможет идти дальше, и знал, что должен. Долгая игра завершилась, снитч был пойман, пора было спускаться на землю…
Снитч. Его ничего не чувствующие пальцы пошарили мгновение в сумочке на шее, и он вытащил его.
Открытие при закрытии.
Быстро и тяжело дыша, Гарри уставился на него. Теперь, когда он хотел, чтобы время текло как можно медленнее, оно словно ускорилось, и понимание пришло так быстро, что Гарри словно и подумать об этом не успел. Его жизнь закончилась, он скоро закроет глаза навсегда.[1] Это был тот самый момент.
Гарри прижал золото к губам и прошептал: «Я сейчас умру».
Металлическая скорлупа открылась. Он опустил дрожащую руку, поднял под плащом волшебную палочку Драко и прошептал: «Lumos».
Черный камень с неровной трещиной, идущей из середины, лежал на двух половинках снитча. Воскрешающий камень раскололся поперек вертикальной линии, изображающей Старшую палочку. Треугольник и круг, изображающие плащ и камень, были все еще различимы.
И вновь Гарри понял, не думая. Дело было не в том, чтобы вернуть их обратно, ибо он должен был скоро к ним присоединиться. Он не приводил их, на самом-то деле: они отводили его.
Гарри закрыл глаза и перевернул камень в своей руке, три раза.
Он понял, что это произошло, потому что услышал вокруг себя слабое движение, словно хрупкие тела шаркали ногами по устланной веточками земле близ внешней границы Запретного леса. Он открыл глаза и огляделся.
Они были не призраками, но и не существами из плоти и крови, Гарри это видел. Больше всего они напоминали Риддла, который вырвался из дневника так много лет назад – воспоминание, ставшее почти твердым. Менее материальные, чем живые тела, но много более материальные, чем призраки, они двигались навстречу ему, и на каждом лице была та же самая любящая улыбка.
Джеймс был в точности того же роста, что и Гарри. Он был одет так же, как в ночь своей смерти, и его волосы были встрепанные и непричесанные, а очки сидели чуть косо, как на мистере Уизли.
Сириус был высоким и красивым, и намного более молодым, чем Гарри видел его при жизни. Он двигался вприпрыжку, легко и грациозно, с руками в карманах и улыбкой на лице.
Люпин тоже был моложе и выглядел не таким неухоженным, и его волосы были гораздо гуще и темнее. Он казался счастливым от того, что снова вернулся в знакомое место, где он столько бродил в юности.
Лили улыбалась шире всех. Она откинула назад свои длинные волосы, подходя к Гарри, и ее зеленые глаза, столь похожие на его, жадно изучали его лицо, словно она никогда больше не сможет вдоволь на него насмотреться.
– Ты был таким смелым.
Гарри не мог говорить. Он упивался, глядя на нее; он подумал, что хотел бы стоять и смотреть на нее вечно, и этого было бы достаточно.
– Ты почти дошел, – сказал Джеймс. – Ты очень близко. Мы все… так гордимся тобой.
– Это больно?
Детский вопрос сорвался у Гарри с губ, прежде чем он смог его остановить.
– Умирать? Совсем нет, – ответил Сириус. – Быстрее и проще, чем заснуть.
– А он захочет, чтобы это было быстро. Он хочет это закончить, – добавил Люпин.
– Я не хотел, чтобы вы умерли, – произнес Гарри. Эти слова вырвались у него против воли. – Все вы. Мне так жаль…
Он обращался к Люпину больше, чем к остальным, умоляя его.
– …сразу после того, как у тебя родился сын… Ремус, мне так жаль…
– Мне тоже жаль, – ответил Люпин. – Жаль, что я его так и не узнаю… Но он будет знать, зачем я умер, и я надеюсь, что он поймет. Я пытался создать мир, в котором он был бы счастливее.
Холодный ветер, исходящий, казалось, из самой середины леса, поднял волосы на Гарриных бровях. Он знал, что они не скажут ему идти, что это должно быть его решением.
– Вы останетесь со мной?
– До самого конца, – кивнул Джеймс.
– Они не смогут увидеть вас? – спросил Гарри.
– Мы часть тебя, – ответил Сириус. – Мы невидимы для других.
Гарри взглянул на свою мать.
– Оставайся поближе ко мне, – тихо попросил он.
И он отправился. Холод дементоров не наваливался на него; Гарри проходил через их толпу вместе со своими спутниками, и они словно были его Патронусами, и вместе они шли сквозь густую чащу старых деревьев с переплетенными ветвями и корявыми, изгибающимися под ногами корнями. Гарри крепко сжимал свой плащ, идя в темноте все глубже и глубже в лес, не имея понятия, где конкретно находится Волдеморт, но не сомневаясь, что найдет его. Рядом с ним почти беззвучно шагали Джеймс, Сириус, Люпин и Лили, и их присутствие давало ему храбрость, оно было причиной, по которой он оставался способен делать шаг за шагом.
Гаррины тело и разум казались теперь странно разъединенными, его ноги работали без указаний сознания, словно он был пассажир – не водитель – тела, которое он вскоре должен был покинуть. Мертвые, шагающие рядом с ним через Запретный лес, были для него теперь гораздо более реальными, чем живые, оставшиеся в замке: Рон, Гермиона, Джинни и остальные казались призраками, когда он, оскальзываясь и спотыкаясь, приближался к концу своей жизни, к Волдеморту…
Глухой удар и шепот: другое живое существо пошевелилось где-то поблизости. Гарри замер под своим плащом, оглядываясь по сторонам, вслушиваясь, и его мать, отец, Люпин и Сириус также остановились.
– Здесь кто-то есть, – раздался грубый шепот совсем рядом. – У него есть плащ-невидимка. Может, это?..
Две фигуры появились из-за ближайшего дерева: их палочки загорелись, и Гарри увидел Йексли и Долохова, вглядывающихся в темноту, смотрящих точно туда, где стояли, Гарри, его мать, и отец, и Сириус, и Люпин. Они явно ничего не видели.
– Я точно что-то слышал, – произнес Йексли. – Животное, думаешь?
– Этот идиот Хагрид держал тут полно всяких, – ответил Долохов, оглянувшись через плечо.
Йексли посмотрел на часы.
– Время почти вышло. У Поттера был его час. Он не придет.
– А он был так уверен, что он придет! Ему это не понравится.
– Пошли лучше обратно, – предложил Йексли. – Узнаем, какой теперь план.
Йексли и Долохов развернулись и углубились в лес. Гарри направился за ними, зная, что они выведут его в точности туда, куда он хочет попасть. Он кинул взгляд в сторону, и его мать улыбнулась ему, а отец ободряюще кивнул.
Они шли лишь несколько минут, когда Гарри увидел впереди свет, и Йексли с Долоховым вышли на поляну, которую Гарри узнал: это было место, где когда-то жил монстр Арагог. Остатки его гигантской сети все еще были здесь, но стая его потомков была изгнана отсюда Упивающимися Смертью и послана драться за них.
Огонь пылал в центре поляны, и его прыгающий свет падал на толпу молчаливых, внимательно всматривающихся во тьму Упивающихся Смертью. На некоторых из них до сих пор были капюшоны и маски, лица других были открыты. Два великана сидели с краю группы, отбрасывая огромные тени, лица их были жестокими и словно грубо вытесанными из камня. Гарри увидел сидящего в тени Фенрира, жующего свои длинные ногти; огромный блондин Роул промокал кровоточащую губу. Гарри увидел Люциуса Малфоя, выглядевшего сдавшимся и напуганным, и Нарциссу, запавшие глаза которой были полны ожиданием худшего.
Все взгляды были прикованы к Волдеморту. Тот стоял, склонив голову, и его белые руки держали перед ним Старшую палочку. Похоже было, что он молится или считает про себя, и в голову Гарри, неподвижно стоящего на краю поляны, пришла абсурдная мысль о ребенке, считающем при игре в прятки. Позади его головы, по-прежнему крутясь и изгибаясь кольцами, в сверкающей подобно монструозному гало зачарованной клетке плавала гигантская змея Нагини.
Когда Долохов и Йексли присоединились к кольцу, Волдеморт поднял взгляд.
– Никаких следов его, мой Лорд, – сказал Долохов.
Выражение лица Волдеморта не изменилось. Освещенные огнем красные глаза словно горели. Он медленно протянул Старшую палочку между своими длинными пальцами.
– Мой Лорд…
Заговорила Беллатрикс; она сидела ближе всех к Волдеморту, растрепанная, со следами крови на лице, но в остальном невредимая.
Волдеморт поднял руку, дав ей знак замолчать, и она не осмелилась произнести более ни слова, но продолжала с обожествляющим обожанием есть его глазами.
– Я думал, что он придет, – произнес Волдеморт своим высоким ясным голосом, не отрывая взгляда от прыгающих языков пламени. – Я ожидал, что он появится.
Никто не произнес ни слова. Они казались такими же испуганными, как Гарри, сердце которого теперь колотилось о ребра с такой силой, словно твердо вознамерилось вырваться из тела, которое он собирался отбросить. Его руки были в поту, когда он стянул плащ-невидимку и засунул его и волшебную палочку себе под мантию. Он не хотел подвергнуться искушению вступить в бой.
– Я, похоже… ошибался, – сказал Волдеморт.
– Ты не ошибался.
Гарри выкрикнул это так громко, как только мог, со всей силы, какая у него была: он не хотел казаться напуганным. Воскрешающий камень скользнул между его онемевшими пальцами, и уголком глаза он увидел, что, когда он шагнул на освещенную поляну, его родители, Сириус и Люпин исчезли. В этот момент он почувствовал, что никто, кроме Волдеморта, не имеет значения. Здесь их было только двое.
Иллюзия пропала так же быстро, как появилась. Великаны взревели, Упивающиеся Смертью вместе вскочили, раздались крики, аханье, даже смех. Волдеморт застыл как истукан, но его красные глаза нашли Гарри, и он неотрывно смотрел, как Гарри идет к нему, и разделяет их лишь огонь.
Затем прогрохотал голос…
– ГАРРИ! НЕТ!
Он обернулся: Хагрид был крепко скручен и привязан к растущему поблизости дереву. Его огромное тело в отчаянии рвалось из пут, отчего тряслись ветви над его головой.
– НЕТ! НЕТ! ГАРРИ, КАКОГО?..
– МОЛЧАТЬ! – крикнул Роул, взмахивая волшебной палочкой, и Хагрид умолк.
Беллатрикс, вскочившая на ноги, жадно переводила взгляд с Волдеморта на Гарри и обратно, ее грудь вздымалась. Двигались теперь лишь языки пламени и змея, сворачивающаяся и разворачивающаяся в сверкающей клетке позади головы Волдеморта.
Гарри чувствовал волшебную палочку у себя на груди, но не попытался ее извлечь. Он знал, что змея была слишком хорошо защищена, знал, что если ему удастся навести волшебную палочку на Нагини, пятьдесят проклятий ударят в него раньше. Волдеморт и Гарри продолжали смотреть друг на друга, и теперь Волдеморт склонил голову чуть вбок, изучая мальчика, стоящего перед ним, и единственная безрадостная улыбка искривила лишенный губ рот.
– Гарри Поттер, – очень мягко произнес он. Его голос словно был частью шипящего огня. – Мальчик, который выжил.
Ни один из Упивающихся Смертью не шелохнулся. Они ждали; все вокруг ждало. Хагрид дергался, Беллатрикс тяжело дышала, и Гарри непонятно почему подумал о Джинни, о ее горящем взгляде, о вкусе ее губ на его…
Волдеморт поднял волшебную палочку. Его голова по-прежнему была наклонена вбок, словно у любопытного ребенка, дивящегося, что будет, если он это сделает. Гарри посмотрел в красные глаза и захотел, чтобы это случилось сейчас, быстро, пока он может стоять неподвижно, пока он не потерял контроль, пока он не выдал свой страх…
Он увидел, как рот шевельнулся, увидел зеленую вспышку, и все исчезло.
[1] В оригинале надпись на снитче: «I open at the close» (я откроюсь в конце). Игра слов: close означает и «конец», и «закрытый».