ЭПИЛОГ
Давайте я изложу факты, которые стали известны позже.
Пожар, возникший в стационаре городской больницы Йомиямы во второй половине дня 12 сентября 2001 года, удалось потушить к вечеру того же дня. Из-за пожара выгорела большая часть шестого этажа, а также часть крыши и пятого этажа, но благодаря усилиям пожарных и начавшемуся ливню дальше пламя не распространилось.
Авария с вертолетом, ставшая причиной пожара, до сих пор расследуется. Вертолет, принадлежавший компании «Хосикава» из столицы префектуры N, в тот день, судя по всему, был зафрахтован некоей газетой. Похоже, она спешила осветить события, связанные с Северным Ёми, где произошла серия несчастных случаев с жертвами среди учеников, самоубийств и прочего, а теперь еще и массовая госпитализация из-за паники, вызванной неприятным запахом. Однако многие детали остаются неясными.
Пилот вертолета, репортер и оператор при аварии погибли. Ходят слухи, что кто-то из этих троих был «причастным» к классу 3-3, но никаких деталей и даже правда ли это вообще, нам не сообщили.
Вертолет врезался в северное крыло стационара на шестом этаже. Хоть какое-то везение было в том, что бельевая комната, куда пришелся удар, в тот момент была пуста. В то же время в большом помещении по соседству находились ученики класса 3-3, и двое из них, не успев убежать, погибли. Эти двое:
- Руйко Это – ученица, безопасник.
- Сэйя Накамура – ученик, член футбольной секции.
Другие ученики, а также пришедшие в больницу родители не пострадали или отделались легким травмами, но, помимо «причастных» и троих в вертолете, еще четыре человека погибли и около двадцати получили те или иные травмы (все – пациенты или больничный персонал).
*
Усуй-сэнсэй из психоневрологического отделения, о безопасности которого я волновался, к счастью, не пострадал.
В тот день, чтобы проверить состояние школьников, доставленных в больницу, он помчался на шестой этаж, как я и предполагал, но, похоже, ушел оттуда незадолго до ЧП. Беспокоившаяся за него дочь Киха тоже вовремя эвакуировалась в безопасное место.
Тем не менее…
Откуда такое загадочное поведение Кихи в тот день?
Усуй-сэнсэй говорил о дочери, что она «всегда была немного странная»; может быть, ее поведение как-то с этим связано? …Думаю, если выпадет возможность, я расспрошу сэнсэя.
*
Нельзя не упомянуть подробности того, что произошло в той палате.
Нож перерезал сонную артерию Макисэ. Кровь хлынула струей и, конечно, забрызгала Мей и стоявшего рядом меня. Макисэ, койка которой превратилась в кровавую ванну, быстро умерла и вернулась к «смерти». И одновременно у меня пропало ощущение того места как «потустороннего мира».
Завывавший снаружи ветер загадочным образом мгновенно стих, зато звук дождя стал более реалистичным, и стали слышны призывы к эвакуации по внутрибольничной трансляции.
Мы с Мей вышли из палаты и спустились в холл флигеля на первом этаже. Нас встретили несколько человек из персонала и сообщили, что «пожар в главном здании сейчас тушат». Но…
Ни один человек ни словом не коснулся того, что мы оба были в крови с головы до ног.
Могу предположить, что для них эта кровь уже полностью исчезла.
Мей все время молчала. Со мной даже не пыталась заговорить. Словно превратилась в куклу, лишенную «жизни».
Та палата на третьем этаже флигеля долгое время не использовалась. Поэтому, естественно, никакой пациентки по имени Мисаки Макисэ там не лежало. …Эта «реальность», видимо, уже в тот момент распространилась среди всех, кроме нас с Мей.
Разумеется, ни трупа Макисэ, ни окровавленных ножа и койки в палате не обнаружили. Исчезли все данные и документы, касающиеся факта, что «Мисаки Макисэ» с апреля лежала в этой больнице. Воспоминания о Макисэ у персонала больницы и даже у ее матери Мицуё-сан тоже…
Естественно, то же самое произошло и в школе.
Как и в июле, когда исчезла Идзуми, сейчас никто из учителей и учеников не помнил о существовании Макисэ. Все было изменено и модифицировано для непротиворечивой реальности «такой ученицы не было».
*
В итоге из-за «феномена» этого года лишилось жизни немало людей, выше среднего количества. Несмотря на все попытки сопротивляться, пока потери вот так не выросли, «катастрофы» не прекратились. Не могли прекратиться.
Самый неудачный год в истории «феномена Йомиямы».
Возможно, впоследствии так будут говорить, а пока…
Единственная хорошая новость, которую я узнал, пришла через три дня после трагедии в городской больнице.
На следующий день после пожара пришел в себя Ягисава, находившийся между жизнью и смертью в палате интенсивной терапии в диагностическом отделении. После того как он выбрался из когтей смерти, восстановление пошло на удивление легко. Я слышал из уст врачей слово «чудо».
– Говорят, скоро к нему начнут пускать посетителей. И по поводу дальнейших прогнозов нет поводов для беспокойства, это тоже называют чудом.
Услышав по телефону эти слова Тибики-сана, я невольно прослезился.
После долгих колебаний я все же рассказал Тибики-сану, что было в тот день в той палате. И объяснил, что после июльского исчезновения «Идзуми Акадзавы» «катастрофы» не прекратились из-за того, что был «второй мертвый».
– Поэтому теперь уже – именно теперь уже можно не бояться, что будут еще «катастрофы», – с уверенностью сказал я ему. – «Феномен» этого года полностью закончился. Гарантированно закончился, так что больше ничего…
Тибики-сан выглядел страшно вымотанным, но мое объяснение молча выслушал до конца. После чего произнес единственное слово: «Ясно». Насколько он поверил, я не знал, но – когда без происшествий кончится сентябрь, а затем и октябрь, эту реальность он примет.
*
30 сентября, воскресенье, вторая половина дня.
И рана на правой кисти, и синяки и царапины по всему телу почти полностью зажили, и я впервые за долгий срок вышел погулять на реку Йомияма. Спустился к самой воде и, тоже впервые за долгий срок, сел в одиночестве на скамейку и просто тихо сидел.
Идеально чистое небо, свежий ветерок. Стайка изящно порхающих стрекоз. Пение сверчков. На водной глади – несколько чирков, прилетевших на зимовку.
У противоположного берега в одном месте цвели ликорисы. До отвращения ярко-красные цветы, словно впитавшие кровь жертв «катастроф», покачивались на осеннем ветру. Глядя на них, я…
Неуклонно возвращался мыслями к событиям последнего полугода. Сам того не сознавая, раз за разом прокручивал в сознании «правду», раз за разом осмысленную и разложенную по полочкам в голове.
На мартовской «встрече по контрмерам»…
Я поднял руку и вызвался быть «тем, кого нет» этого года, потом по предложению Это стали выбирать второго «того, кого нет» – в тот момент «Мисаки Макисэ» еще не существовала. Воспоминание, как перед жеребьевкой, которая должна была определить «номера два», Макисэ сказала «Раз так, давайте я», – уже позже внедрившееся в нас всех «фальшивое воспоминание»…
Пятое апреля, день церемонии открытия первого триместра.
В класс проник «лишний» = «мертвый» этого года, «Идзуми Акадзава». В тот момент Макисэ все еще не существовала. Не хватало одного комплекта из стула и парты – так мы тогда думали, и думали правильно.
Поняв, что нынешний год «такой», мы с Хадзуми стали играть роль «тех, кого нет». Согласно обычаю, для нас принесли старые стулья и парты, оставшиеся в нулевом корпусе. «Родные» стулья и парты, однако, не вынесли, поэтому теперь стало на один комплект больше…
Двое «тех, кого нет» против одного «мертвого» – эта «контрмера» вполне работала, и в апреле «катастроф» не было.
Но…
Тем временем «феномен» продолжился неожиданным образом. Из-за того, что «тех, кого нет» стало двое, «баланс сил» оказался нестабильным, неустойчивым. Чтобы исправить баланс, склонившийся в сторону «жизни», возник «второй мертвый». Можно сказать, появление этого «номера два» стало реакцией на дополнительную «контрмеру».
Проникающий в «такие годы» в класс 3-3 «лишний» = «мертвый» – это случайным образом воскрешенный кто-то из жертв «катастроф» прошлых лет. Но он или она всегда воскрешается как «член класса 3-3», и «реальность» изменяется таким образом, чтобы оставаться непротиворечивой и чтобы все это приняли как нечто естественное.
Таким образом…
Хоть и сказано «воскрешается случайным образом», но, если взять в качестве примера крайний случай, когда речь идет об умершем от «катастрофы» старике, он не может воскреснуть как «ученик». Потому что «мертвый» или «мертвая» воскресает в том же возрасте, в каком умер. Ни омоложения, ни старения при этом не происходит.
«Вторым мертвым» стала умершая в больнице в апреле три года назад «Мисаки Фудзиока».
Ее мать Мицуё-сан развелась и снова вышла замуж, а с прошлого года переехала в Йомияму и поселилась недалеко от школы, поэтому «феномен» мог произойти, но появилась она не в кабинете Северного Ёми. Три года назад она провела последние дни жизни в городской больнице – там же в качестве «пациентки» и «воскресла».
21 апреля. После первого осмотра в «клинике» в статусе третьеклассника я направился в холл первого этажа диагностического корпуса, и на полпути в голове у меня всплыл «факт», что здесь лежит кто-то из учеников. Возможно, именно тогда мне в голову внедрилось «фальшивое воспоминание» насчет «одноклассницы, с начала апреля пропускающей школу и лежащей в больнице из-за болезни».
«Вторая мертвая» не существовала с самого начала.
Она вдруг появилась в середине апреля, видимо, числа двадцатого.
Не в классе, а в больничной палате – такая вот нестандартная форма. Однако все же как член класса 3-3.
После появления Макисэ воспоминания людей изменились задним числом. То, что Макисэ была на мартовской «встрече по контрмерам», что во время выбора «второго того, кого нет» сама вызвалась, и другие воспоминания о ее внешности, – все это внедрившиеся в нас «фальшивые воспоминания». Для Это – то, что Макисэ перешла в нашу школу в конце предыдущего года и подружилась с ней… тоже «фальшивое воспоминание».
Вопрос количества парт и стульев в кабинете тоже в этот момент каким-то образом улегся. Из нулевого корпуса для «тех, кого нет» принесли два комплекта, стало быть, образовался один лишний. Это было место «лежащей в больнице Макисэ» – все приняли это как данность. Если как следует подумать, тут мелкая нестыковка, но ее никто не заметил. Возможно, тут действовала некая «сила», из-за чего даже если кто-то и хотел бы заметить, все равно не смог бы.
Таким образом, на двух «мертвых» приходились двое «тех, кого нет», и «баланс сил» сохранялся. В мае, когда Хадзуми перестала быть «той, кого нет», баланс рухнул, и начались «катастрофы».
Если подумать – то, что Идзуми в качестве новой «контрмеры» в ответ на начавшиеся «катастрофы» предложила стать «вторым тем, кого нет» Макисэ, очень иронично.
Идзуми и Это навестили Макисэ, чтобы попросить об этом, в конце мая. А несколько дней спустя Идзуми пришла в «Пустые синие глаза…» и познакомилась с Мей. И только сейчас я понимаю тогдашние удивление и растерянность на лице Идзуми.
Наверняка Идзуми, увидев лицо Мей, подумала: «Как же Мей похожа на лежащую в больнице Макисэ. Откуда такое сходство?» Поэтому и та реакция…
Прошел июнь, начался июль, мы установили, что Идзуми «мертвая», и она вернулась к «смерти». Но, хотя «Идзуми Акадзава» исчезла, «второй мертвый», «Мисаки Макисэ», остался. Баланс по-прежнему был в пользу «смерти», в результате с сентября пошли «катастрофы»…
…Кстати.
«Мисаки Макисэ» изначально была «Мисаки Фудзиокой». До апреля трехлетней давности Мисаки существовала в этом мире как младшая сестра-близнец Мей. Эта Мисаки воскресла как ученица класса 3-3. Чтобы устранить противоречие и сформировать цельность, возникло «фальшивое воспоминание», что «у Мей, кроме сестры-близнеца, есть еще одна, на три года младше», и оно внедрилось к каждому…
Отсюда возник один маленький вопрос.
Из-за того, что в новой реальности остался неизменным тот факт, что «сестра-близнец Мей три года назад умерла», родилась нестыковка: у «умершей сестры-близнеца» и «сестры на три года младше» одно и то же имя, «Мисаки». И тогда…
Я спросил у Мей, как звали ее сестру-близнеца, и она ответила (сейчас, вспоминая, я понял, что ответила после необычно долгого молчания): «Мисаки». И сразу после этого мы оба это имя забыли, не так ли? Эта поправка, видимо, тоже была порождена «феноменом» – сейчас это уже вполне ясно.
…
…
…Пока я отдавался воспоминаниям, время летело неожиданно быстро. Я заметил, что уже 16:25, и поспешно вскочил.
Мы договорились на полпятого. Место встречи – все тот же пешеходный мост Идзана-баси.
Если я потороплюсь, то в последний момент успею?
Подойдя к мосту, я на нем никого не увидел. С облегчением шагнул вперед, и в этот самый момент…
На той стороне показался человек. Это она, Мей Мисаки.
*
Я не виделся с Мей после двенадцатого сентября. И столько же не слышал ее голос.
С того дня мои телефонные звонки не проходили, мейлы я слал, но не получал ответа, и, несмотря на это все, в тот дом в Мисаки я не заглядывал… Но вчера вечером от нее пришел мейл.
«Завтра в половине пятого на том мосту через реку Йомияма».
Мей была в черной блузке и черной юбке – траурное одеяние. Солнце уже начало садиться, и пейзаж постепенно краснел. А мы шли друг навстречу другу, пока не остановились в центре моста.
– Как ты? – первой заговорила Мей. – Рана зажила?
– Да, уже всё.
– В школу ходишь?
– С прошлой недели, как обычно.
– Ягисаву-куна спасли?
– Да, каким-то чудом.
– Слава богу.
– …Ага.
Голос и интонации Мей были теми же, какие я знал всегда. Выражение лица почти бесстрастное – тоже ничего необычного. И тем не менее я очень сильно напрягся.
– Эмм… Мисаки-сан, а ты как?
– М? – Мей склонила голову чуть набок, но тут же легонько кивнула. – Я уже в порядке.
Она медленно закрыла глаза, потом открыла. Повязки на ней не было. Левый глаз – карий, с черным зрачком.
– С тех самых пор не могу выкинуть из головы ее. Но перестала заставлять себя не думать.
– Эмм… можно кое о чем спросить?
– Да?
– С Макисэ-сан в больнице… ммм, в общем, что ты чувствовала, когда с ней встречалась и разговаривала?
– От мамы, ну, от Мицуё, узнала ситуацию и после этого время от времени навещала ее, иногда звонила. Например, когда с тобой встретилась в больнице.
– А, ну да.
В больнице я случайно увидел Кирику-сан (на самом деле, как оказалось, Мицуё-сан), а вскоре после этого меня неожиданно окликнула Мей. И мы с ней пошли на крышу…
– Это тоже было после того, как я ее посетила. В тот день – да, вместе с Мицуё. Но тогда я не знала и даже подумать не могла, что она в Северном Ёми, да еще в 3-3… Это я узнала уже на каникулах.
– А, вот как, – произнес я и тут же на автомате пробормотал: «Извини». Мей, конечно, сказала, что «уже в порядке», но все же эти воспоминания явно были для нее болезненными.
– Не за что извиняться, – сказала Мей.
– А… но…
– Все, что было в этом году, мы забудем, хотим этого или нет.
Мей прижалась грудью к перилам моста и опустила взгляд на текущую внизу реку. Я встал рядом с ней, положил руки на перила…
Я не знал, что еще говорить.
Спросить хотелось много чего.
К примеру: в тот день, двенадцатого числа, о чем говорили Мей и Мисаки, когда Мей пришла в больницу навестить сестру, – после того, как Мицуё-сан ушла, но до того, как Мисаки заснула? О чем Мисаки думала, проводя долгие дни в больнице? Что Мисаки хотела сказать Мей в последние секунды своей жизни, когда в грудь ей вонзился нож? …Но все это я решил сейчас оставить у себя в сердце.
Ну так что еще говорить?
Что-нибудь более мелкое и безобидное? Более бессмысленное? …Сколько я ни думал, слова не находились.
А, вот. Насчет мейла, который Мей прислала мне одиннадцатого вечером. В тот день Ягисава попытался покончить с собой, и, когда я пришел домой, был не в настроении включать комп, поэтому тот мейл заметил только тринадцатого.
Мне было приятно получить сообщение «Поздравляю с пятнадцатилетием». Можно еще раз за него поблагодарить… Нет, но, когда Мей писала тот мейл, наверняка она уже…
Закатное солнце красиво отражалось от текущей внизу воды.
«Но…» – подумал я.
Меньше трех месяцев назад под этим же мостом несся грязный поток. И, кажется, примерно оттуда же, где мы сейчас стояли, Идзуми бросилась в этот поток… Даже сейчас от этого воспоминания заныло сердце. Но, как и сказала Мей, и эти воспоминания и эта боль когда-нибудь потускнеют, а потом исчезнут, хочу я того или нет.
– Только одна загадка… ну, в смысле, одна вещь меня занимает, – наконец-то произнес я. «Что?» – отреагировала Мей, и я, глядя на нее в профиль, продолжил: – Почему август прошел мирно? «Второй мертвый» все еще был, почему же «катастрофы» приостановились?
Мей, не отводя глаз от речной глади, пробормотала:
– Почему…
Тут мне в голову пришла мысль:
– Может, просто передышка после того, как исчез один из «мертвых»?
– Возможно, и так. Но… не знаю, – Мей рассеянно склонила голову набок. – Просто это с самого начала «сверхъестественное природное явление». Реальность капризна, как погода, – возможно, поэтому.
– Капризна, это, ну… – начал было я, но смолк. Мей тоже не пыталась как-то развить эту тему.
*
– Да, кстати, – после короткого молчания заговорила на этот раз Мей. – Мне Сакакибара-кун сообщил, что на ноябрьские длинные выходные приедет.
– Сакакибара-сан?
– Давай тогда встретимся все втроем.
Коити Сакакибара помог нам буквально во всем. Я был ему искренне благодарен, и, если мы встретимся, хотел бы не только сказать спасибо, но и о многом расспросить.
– Сакакибара-кун приезжал в Йомияму на Обон и в прошлом году, и в позапрошлом. А в этом не смог – возможно, поэтому сейчас хочет.
– …А.
– Хочет посетить могилу дорогого ему человека.
– Дорогого… человека?..
О ком идет речь, я не знал. Но почувствовал некоторую зависть вместе с грустью.
Дорогой человек. Могу ли я кого-то так назвать, хоть живого, хоть мертвого?
Я еще раз кинул взгляд сбоку на лицо Мей, потом поднял глаза на начавшее темнеть небо. Вслушиваясь в звуки мирно текущей реки, я вдруг подумал: хорошо бы вот так стоять тут всегда.
– Ладно, мне уже пора домой, – вскоре произнесла Мей. – Кирика в последнее время немного нервная.
– Из-за отношений с Мицуё-сан? – спросил я, но Мей не ответила.
– С тобой Цкихо-сан связывалась? – внезапно спросила она. Я глубоко вздохнул и ответил:
– Несколько раз, по телефону.
– Вы говорили?
Я молча покачал головой.
– Ты не брал трубку?
Я молча кивнул.
– Ни разу?
Я снова кивнул. «Ясно», – произнесла Мей и впервые за сегодняшнюю встречу улыбнулась.
– Думаю, Со-кун, тебе виднее, как поступать.
Мы уже собрались расходиться, как вдруг Мей сказала:
– А, да. По-моему, я тебе уже говорила, Со-кун, но давай как-нибудь посетим «Приозерный особняк»?
– Ээ… – удивленно промычал я и отвел взгляд от Мей, смотревшей прямо на меня.
– Когда я была в Хинами на летних каникулах, я посмотрела, как там дела. Особняк все такой же, как был, но… его, возможно, снесут или выставят на продажу.
По ее тону я понял, что она говорит на полном серьезе. Снова перевел взгляд на Мей. Она по-прежнему смотрела на меня в упор.
– Когда-нибудь… скажем, будущей весной, – добавила Мей. – Конечно, по секрету от всех. Только мы вдвоем. Тайно обследуем весь особняк. Как тебе идея? Съездим?
Под этим нажимом я не понимал, как реагировать. Но…
– Уже всё в порядке, Со-кун, – продолжила Мей, и я молча кивнул.
Может, правда съездить? Съезжу, да, навещу могилу Тэруи-сана. Вот что вдруг пришло мне в голову.
Класс 3-3 Северного Ёми в этом году пострадал от жесточайших «катастроф». Но, Тэруя-сан, я не сбежал.
Сомкнув пальцы обеих рук, я впервые за долгий срок соорудил виртуальный видоискатель. Поймал в него кусок облака, плывущего в вечернем небе, и нажал на виртуальный спуск. И…
Где-то в этот момент раздался низкий, тихий звук. И всего на мгновение краски заката будто сменила чернота… Я растерянно поискал глазами Мей. Мог и не искать – она по-прежнему стояла рядом со мной.
– Ладно, пока, – произнесла Мей и повернулась ко мне спиной. Провожая взглядом ее одетую в черное фигуру, я вдруг захотел нагнать ее, но…
Внезапно спереди-сбоку подул ветер, не по-осеннему холодный, и я поежился. Чуть-чуть.