ГЛАВА 3. АПРЕЛЬ 3
1
– О, Со-кун. Что случилось? – услышал я, как только выехал с велопарковки. Тетя Маюко. Ее ясные глаза были как у Идзуми. Сидя на лавочке у вестибюля, она смотрела на меня немного озадаченно. – Ты отсюда прямо в школу? На велосипеде?
Пол-одиннадцатого утра. Сегодня занятия начинаются позже обычного из-за вступительной церемонии, но все равно отправляться в школу в такое время уже поздно. Более того, отсюда до школы можно добраться пешком, так что на великах туда не ездят. Удивление Маюко-сан объяснимо.
– Идзуми давно уже ушла. Что случилось?
– Не, просто… – сидя на велосипеде, попытался я что-то ответить.
Позавтракав в родовом особняке Акадзавы, я временно вернулся к себе и там убивал время, при этом переоделся из школьной формы в обычную одежду. Уже поэтому было с первого взгляда очевидно, что я собираюсь вовсе не «отсюда прямо в школу».
– Сегодня я чуток… неважно себя чувствовал. В школе Идзуми-тян все объяснит.
– Неважно себя чувствовал?
– Да, чуток… А, но сейчас уже все нормально, поэтому я подумал, не заглянуть ли в книжный.
– Вот как.
Маюко-сан немного нахмурилась, но дальше задавать вопросы не стала.
– Ладно, езжай. И будь осторожен, – сказала она и слегка улыбнулась.
– Это… вы не могли бы ничего не рассказывать тете Саюри?
– Хм? Почему?
– Не хочу лишний раз беспокоить. Там и так всякие сложности.
У живущего с ними дедушки, Хиромунэ Акадзавы, в конце прошлого года сильно пошатнулось здоровье. В связи с этим, начиная с этого апреля, тот старый, не очень удобный для жизни дом стали ремонтировать. То, что меня на какое-то время переселили в квартиру во «Фройден Тобии», в большой степени было связано именно с этим.
– Так уж деликатничать вовсе не… – тут Маюко-сан смолкла и кинула взгляд на вход в вестибюль. – Послушай, Со-кун.
Она подошла ко мне и, понизив голос, спросила:
– На этот раз ты с Идзуми в одном классе, да?
– А, ага.
– Может быть, в классе есть какие-то особенные проблемы?
– Эээ…
Моя ладонь, держащаяся за велосипедный руль, слегка намокла от пота.
– Почему… вы так…
– Без каких-то причин… но…
Даже родственников нельзя необдуманно посвящать в особые обстоятельства класса. Это «соглашение» сама Идзуми Акадзава, видимо, честно блюдет. И тем не менее слова и поступки дочери внушили Маюко-сан какое-то беспокойство… да?
Впрочем, в плане «нельзя объяснять ситуацию» я был в том же положении. Ни тете Саюри, ни дяде Харухико я не мог рассказать про «феномен» и «катастрофы». Не говоря уже о том, что в качестве «контрмеры» я взял на себя роль «того, кого нет»… Об этом тем более рассказать невозможно. Независимо от того, навлечет это лишние беды или нет, нельзя рассказывать такое людям, которые даже не мои родители, и тем самым заставлять их тревожиться еще больше. Поэтому…
– Нет, ничего особенного нет, – как можно спокойнее ответил я. – Вчера только церемония открытия была.
– Вот как? – произнесла Маюко-сан еще более обеспокоенным тоном. – Но, Со-кун, ты, наверное, этого не знаешь, но о классе 3-3 Северного Ёми давно уже ходят нехорошие слухи.
Аа, вот оно что. Такие «слухи» до нее все-таки добрались?
– Что за слухи? – попытался аккуратно выведать я.
– Как бы сказать, в этом классе случается много опасных происшествий. Три года назад, кажется, много чего было…
Маюко-сан положила руку на лоб и прижала большой палец к виску. Какое-то время она молча стояла в этой позе, потом наконец расслабленно покачала головой и убрала руку.
– …Ох, я странно себя веду. Извини. Не бери в голову.
При этих ее словах на лице ее почему-то появилось очень одинокое, а может, печальное выражение, и…
– Сестрице Саюри я про сегодня не скажу. …Но не думаю, что тебе стоит так уж беспокоиться за нее. Со-кун, тебе ведь и самому, должно быть, приходится нелегко.
Маюко-сан снова чуть улыбнулась, поглаживая волосы длиной до плеч, в которых было многовато седины для человека ее возраста – около сорока, моложе тети Саюри.
– Ты к нам тоже заходи иногда покушать. И Нацухико-сан… и Идзуми наверняка будут очень рады. Хорошо?
2
В школу я на велосипеде не отправился, но и в книжный тоже, а отправился в библиотеку. В городскую библиотеку, построенную в глубине парка «Рассветный лес» в квартале Ромеро, соседствующего с кварталом Акацки.
Когда я жил в Хинами, в моем распоряжении была библиотека Приозерного особняка, поэтому недостатка в книгах я не испытывал. Там было множество детской манги и романов, плюс чему-то меня научил Тэруя-сан, а в чем-то я сам разобрался, но в итоге прочел много книг, довольно-таки трудных для младшешкольника. Так сформировалась привычка, которая не изменилась и после переезда в Йомияму.
В городскую библиотеку я ходил часто. Когда поступил в среднюю школу, сперва пользовался школьной библиотекой, но чем дальше, тем меньше она меня удовлетворяла.
Вот и сегодня я вернул несколько книг и взял несколько новых.
Сегодняшняя вступительная церемония закончилась, завтра начнутся обычные уроки. Если я, «тот, кого нет», пойду в школу, то, естественно, ни с кем разговаривать не смогу, а значит, у меня будет полно времени наедине с собой. Нужно запастись непрочитанными книгами.
Выполнив эту задачу, я оставил велик припаркованным перед библиотекой, а сам пошел в одиночестве гулять по парку.
Погода была безветренной и куда более весенней, чем вчера. Солнышко приятно грело.
Будний день, послеполуденное время. Парк был малолюден, лишь кое-где на лавочках сидели согбенные старики. То тут, то там виднелись мамочки, гуляющие с разноцветными детскими колясками…
От мамочек с колясками я отводил глаза.
Потому что в памяти непременно всплывало лицо живущей отдельно от меня Цкихо… но я не жалел себя и не сентиментальничал больше необходимого. Летом три года назад она выбрала и дальше существовать как «Хирацка», защищать свое будущее, а потому оттолкнула родного сына, который, как она боялась, всему этому угрожал. …Не то чтобы я ее не понимал.
Я не считал ее ужасной матерью. Просто слабая женщина – так я ее сейчас воспринимал. Поэтому ничего не поделаешь. Поэтому…
Мне не было как-то особо больно.
Пройдясь по аллее великолепных цветущих сакур, проложенной в «Рассветном лесу», я увидел поодаль гору Юмигаока, возвышающуюся к востоку от города. На холме рядом с ней виднелся силуэт знакомого здания. Городская больница близ Юмигаоки.
На заднем плане – синее небо с отдельными светлыми облачками, плюс прямые линии здания больницы. Довольно интересное сочетание.
Составив из больших и указательных пальцев обеих рук воображаемый видоискатель, я нажал на воображаемую кнопку. В этот самый момент в видоискатель вплыли лепестки сакуры.
Я прищурил глаза и задрал голову к высокому небу. Хорошо вот так проводить время в такой чудесный, спокойный весенний день.
«Пусть так будет и дальше», – подумал я.
И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра не идти в школу. Может, это и есть самый надежный способ заставить «контрмеру» действовать?
Существовать в одиночестве не очень-то и больно. Потому что в этой области у меня, скорее всего, опыта больше, чем у любого из одноклассников. Так что да, пусть так будет и дальше…
В этот момент из кармана куртки донеслась вибрация мобильника.
Кто это? Опять Ягисава? Ведь сегодня школа уже закончилась.
С таким ожиданием я взглянул на дисплей, и у меня перехватило дыхание.
Отображенное на дисплее имя – «Цкихо». …Она решила позвонить именно сейчас?
Я немного поколебался, но в итоге все-таки проигнорировал этот звонок от матери.
«Со-тян, ты уже в третьем классе. Мирей тоже в третьем, только начальной школы».
Вот что было на автоответчике, когда я позже прослушал запись.
«Я узнала от Саюри-сан, что ты жив-здоров. Эээ… а, ты как следует ходишь в клинику? Эээ… тебе денег хватает? Если не хватает, обязательно скажи. При первой возможности я тебе тоже…»
Так она мне звонит раз в один-два месяца, словно вдруг вспоминает про меня. Говорит всегда одним и тем же нервным, слабым голосом. И в конце произносит одни и те же слова.
«Прости, Со-тян».
Хотя я не особо и хочу, чтобы она так… извинялась.
Я пока что четырнадцатилетний школьник, ребенок в глазах общества, но, думаю, я вполне понимаю ее «взрослые обстоятельства». Когда меня выставили из дома, моя душа болела, однако сейчас, спустя без малого три года, я не хочу и не собираюсь винить кого-то конкретного. И тем не менее…
– Как-то уже… блин.
Убирая телефон в карман, я снова обратил взгляд на силуэт больницы на Юмигаоке.
«Клиника», которую упомянула Цкихо, – одна из частей этой больницы. Официальное название – психоневрологическое отделение городской больницы Йомиямы. После переезда в Йомияму я периодически хожу туда консультироваться.
Кстати, следующая консультация назначена на эту субботу.
Мой врач, Усуй-сэнсэй, не то чтобы плохой, и я ему в какой-то степени доверяю, но… в последнее время я не чувствую необходимости в визитах туда. Мне подумалось: может, на этот раз под каким-нибудь предлогом не пойти?
3
– На следующей неделе, похоже, ремонт в нашем доме начнется всерьез. Работы будут днем, а днем у меня школа, значит, дома меня все равно не будет, так что мне неловко, что мне специально выделили квартиру. В будущем году я буду поступать в старшую, это будет очень важное время, поэтому ладно. Но знаешь, все равно какую-то вину чувствую.
– Хмм. Думаю, тебе не стоит так уж сильно об этом переживать.
– …Вот как?..
– Во время ремонтных работ спокойно в доме точно не будет. И потом, есть еще проблема с дедушкой.
– Ну, это да.
– Он всегда был упрямым, а в последнее время ему угодить все труднее и труднее… Мамочка тоже сказала, что теперь, когда у него неважно со здоровьем, сосуществовать с ним тяжело.
– Это… ну да, пожалуй.
– Поэтому, Со-кун, от того, что тебя сюда по-быстрому эвакуировали, и тете Саюри стало легче. Или, скорее, спокойнее.
– Может быть…
– В любом случае, эта квартира пустовала. Мамочка, кажется, тоже рада.
Разговор с Идзуми Акадзавой вечером того же дня…
Я вернулся домой после ужина, и в девятом часу она зашла ко мне в гости. Чтобы рассказать о сегодняшнем положении дел в классе 3-3.
В таком же непринужденном одеянии, что и вчера, Идзуми без всякого стеснения вошла в мою гостиную и направилась ко мне, сидящему за столом. Со словом «Освежайся» вручила мне бутылочку с улуном, потом начала говорить.
– Для начала вот, – она положила на стол принесенный с собой бумажный пакет и села на стул. – Новый комплект учебников. Там же расписание на первый триместр.
Тут у меня вырвалось «Ой…».
В начале триместра, естественно, ученикам раздали новые комплекты учебников. С завтрашнего дня начнутся уроки, поэтому, естественно, дали и расписание. …Эти обычные мелочи у меня начисто вылетели из головы. Я стремился вести себя как можно спокойнее и не допускать оплошностей, но специфическая ситуация в классе забрала на себя все мое внимание.
– Спасибо, что позаботилась об этом, – искренне поблагодарил я.
– Угу, – коротко кивнула Идзуми, после чего начала выкладывать информацию. – После вступительной церемонии, как обычно, был удлиненный классный час, выбирали комитет и прочих ответственных. Старостами выбрали Ягисаву-куна от парней и Цугунагу-сан от девушек.
– Ягисава староста?
Это неожиданность.
С постоянно встрепанными длинными волосами, в светлых круглых очках, выглядел он довольно эксцентрично для ученика средней школы, да и вообще он не из тех, кто становятся старостами. На самом деле ни в первом, ни во втором классе его никто не выдвигал… Так почему же?
От этой загадки у меня даже голова слегка закружилась. Но…
– Ягисава-кун самовыдвинулся. А других кандидатов и голосов против не было.
После этого объяснения Идзуми ответ на загадку стал понятен. …Хорошо, но почему он самовыдвинулся? Надо в следующий раз у него узнать.
– Эээ, а эта Цугунага-сан, это…
– Томоко Цугунага-сан. Ты с ней впервые в одном классе?
– Да.
– Я тоже впервые, но она серьезно настроена и активно вникает в детали… Думаю, она хороший, способный человек. Она бы стала хорошим безопасником.
Я открыл колпачок принесенного Идзуми улуна и сделал глоток.
– Со-кун, Ягисава-кун твой друг?
– Ну да. Мы с ним в одном классе, начиная с первого.
«И потом…» – хотел продолжить я, но передумал. Потому что объяснять было бы несколько проблемно, а точнее, депрессивно.
– Атмосфера в классе, понятно, напряженная и даже горячая, – чуть сбавив тон, произнесла Идзуми.
– Завтра я приду, так что небось еще горячее станет.
– Просто у всех такое впервые. Похоже, некоторые из учеников до сих пор как-то не верят, не могут поверить.
– Это, пожалуй, тоже было неизбежно.
– Но, чтобы «контрмеры» были эффективны, надо, чтобы сотрудничали все, – сверкая глазами, заявила Идзуми. – Веришь ты или не веришь, а соглашения придерживаться обязан.
– А что Хадзуми-сан? – внезапно ощутив беспокойство, поинтересовался я. – Она сегодня пришла?
– В классе ее не было, – ответила Идзуми, однако тут же добавила: – Но! На обратном пути я ее встретила за воротами школы.
– Хадзуми-сан?
– Да. Похоже, она ждала, пока закончится вступительная церемония и классный час. Там же она от подруги получила учебники.
– Ясно.
– Потом она там же с этой подругой болтала на разные темы, но… раз это было за воротами, значит, правил она не нарушила.
– Ну да.
«Однако, если учесть сопутствующие риски, это не лучший вариант действий», – в глубине души забеспокоился я. Судя по тону Идзуми, она разделяла мои опасения.
– Я тогда тоже с ней поговорила, – произнесла Идзуми.
– С кем, с Хадзуми-сан? О чем?
– О тебе, Со-кун.
– Обо мне?
– О том, что ты не пришел в школу. Я это подтвердила.
– Хмм.
– Я с ней беседовала в первый раз. Но она спросила конкретно меня, видимо, потому что думала, что я с тобой в особо близких отношениях.
– …Возможно, – кивнул я, вспомнив наш с Хадзуми вчерашний разговор. – Когда она в списке класса увидела в моем адресе «Акадзава», то забеспокоилась.
– Я ей все как следует объяснила. Что мы с тобой друзья, которые живут рядом. И что если она беспокоится насчет твоих учебников, то я их тебе отнесу, так что все нормально.
Пока мы с Идзуми так говорили лицом к лицу, ощущение возникло, будто мы с ней не двоюродные, а вполне себе родные старшая сестра и младший брат. Хоть мы с ней и ровесники, но ощущение «старшей сестры» от Идзуми просто ошеломляющее… Ну, это, видимо, потому что она была в другой среде, и вдобавок еще из-за собственного ее характера.
«Мужской характер» – так не скажешь; скорее, она сообразительная; и, похоже, быстрота речи и тела под стать быстроте мысли. Я, сколько ни стараюсь, угнаться за ней не могу.
Дальнейшая беседа ушла от школьных тем и переключилась на «всяческие вопросы семьи Акадзава». Разговор зашел и о моей «эвакуации» в этот дом, начиная с апреля, но…
– Я понимаю, Со-кун, что ты всегда беспокоишься о других, но я думаю, что и к тете Саюри, и к дяде Харухико ты должен быть более снисходительным.
На эти слова я не мог ответить легковесным «ага». Потому что мне лучше других было известно, как я сел на шею Акадзавам и какое искореженное у меня прошлое.
– Со-кун, и тетя, и дядя совершенно искренне рады твоему приезду сюда. Так мамочка сказала.
…Хоть она так и говорит…
– Что значит «рады»?
– Ну смотри. У тети и дяди есть две дочери, но они обе быстро выросли и выскочили замуж. И сейчас они очень далеко отсюда.
Это я, конечно, слышал.
Старшая дочь вышла за служащего какой-то известной компании и сейчас вроде живет в Нью-Йорке. Младшая в университете познакомилась с одним морским биологом, и сейчас они вместе живут на Окинаве.
– Поэтому, – тут вдруг взгляд Идзуми смягчился, – когда ты приехал, они стали воспринимать тебя как нового сына. Если не вникать во всякие обстоятельства – вот почему они рады.
– Вот… как?..
Несмотря на такое объяснение, всем сердцем поверить ему я не мог. Знала Идзуми о моих чувствах или нет, но она отпила улуна и тихо вздохнула.
– Из детей семьи Акадзава остается в городе или возвращается лишь маленький процент. Я сама если пойду в универ, то, наверное, в Токио.
Когда она с легкой грустью в голосе произнесла эту фразу, я вспомнил – ну да, у Идзуми же есть брат намного старше ее, и, кажется, он тоже…
– Твой брат же уехал в Германию? Тоже далеко.
– Мм. Да, – кивнула Идзуми, и на этот раз лицо у нее стало немного обиженное. – Из университета переехал учиться в Германию, да там и осел. Сюда почти не возвращается. Такой черствый сын, и все равно для папочки и мамочки он самый особенный. Да они даже этот дом назвали в его честь!
– Дом… «Фройден Тобии»?
– «Фройден» – это на немецком. Означает «радость».
– И это в честь твоего брата?
– Ну да.
– Надо же.
Тут я наконец вспомнил кое-что и вышел из-за стола. Сходил в ванную и взял одолженный вчера вечером шампунь.
– Держи, спасибо. Сегодня я не забыл-таки забрать свой.
Но в этот момент внимание Идзуми как будто отвлеклось на что-то другое…
– А, ага, – рассеянно ответила она и, подняв правую руку, указала кончиками пальцев на книжную полку у стены. – Что это?
Она смотрела на это, стоящее посередине полки. Одинокая фотография в простой деревянной рамке.
– Эта фотка…
Старая цветная фотография, сделанная 14 лет назад, летом 1987 года.
– На ней вон там случайно не… Тэруя Сакаки-сан?
– Да, он, – ответил я и глубоко вздохнул. – Мой дядя по материнской линии, три года назад весной он умер… Но…
«Сколько знает Идзуми?» – лишь теперь спросил я себя.
Знает ли она, почему изначально меня выставили из дома семьи Хирацка и навязали семье Акадзава? Что она знает о серии событий в Приозерном особняке, которая стала причиной этого?
– Историю Сакаки-сана я слышала от мамочки. Что он младший брат твоей мамы, что ты его очень любил… И что, когда он скончался три года назад, для тебя это стало большим потрясением.
– …Угу.
Я медленно подошел к полке и взял в руки ту самую фотографию.
В углу была написана дата: «3 августа 1987».
«Последние летние каникулы в средней школе» – надпись на рамке.
Фотография была сделана, скорее всего, на берегу озера Минадзуки. На ней пятеро парней и девушек, и правее всех стоит улыбаясь Тэруя-сан, тогда, в 87 году, пятнадцатилетний…
После того, что случилось три года назад, я забрал эту фотографию из кабинета Тэруи-сана в Приозерном особняке, но и хранить ее у себя я не хотел… поэтому отправил фотографию ей – Мей Мисаки. Но вскоре после этого Мей вернула ее обратно. «Все-таки она должна быть у тебя», – сказала она.
– Это Тэруя-сан, – указал я на человека с правого края, показывая Идзуми фото. – Остальные четверо – друзья Тэруи-сана, все они в том году учились в Северном Ёми, в классе 3-3.
– В том году… то есть в восемьдесят седьмом?
Лишь интонация выдала ее удивление.
– Восемьдесят седьмой был «таким годом», эффективной «контрмеры» еще не нашли. И они на летние каникулы сбежали из Йомиямы в тот дом в Хинами…
Кажется, я впервые говорю на эту тему с кем-то, кроме Мей Мисаки? Если подумать – да, я даже с Ягисавой в детали не вдавался.
Осознав это, я глянул сбоку на всматривающуюся в фотографию Идзуми.
Сжав губы, чуть сведя брови, она смотрела так серьезно и так пристально – чуть ли не буквально «поедала взглядом». От собранных в хвост мягких волос шел кисло-сладкий аромат. Такой же, как у шампуня, который я одолжил у нее вчера вечером.
– Я слышала о «трагедии восемьдесят седьмого», – произнесла наконец Идзуми, отведя взгляд от фото. – Во время школьной экскурсии автобус класса 3-3 попал в аварию, несколько человек погибло. Сакаки-сан и его друзья тогда?..
Я молча кивнул и поставил фотографию на место. Откровенно говоря, мне больше не хотелось беседовать на эту тему.
Видимо, поняв мои чувства, Идзуми не стала продолжать расспросы и отодвинулась от меня. Положив на стол руки, она обвела взглядом квартиру и спросила:
– Эта квартира не слишком скучная?
Внезапная смена темы.
– Ээ… Даже не знаю…
– Думаю, неплохо бы поставить сюда холодильник и телик.
– Не, мне ни то, ни другое не нужно.
Мой ответ она пропустила мимо ушей.
– В квартире брата есть мини-холодильник, я могу принести сверху. И телик, кажется, у него в квартире есть лишний.
– Нет, говорю же, ни то, ни другое…
– Да ладно, не стесняйся. Скажи, Со-кун…
– Мм?
– Оттуда…
Но тут взгляд Идзуми остановился на стопке книг, лежащих возле настольного компа. Эти книги я взял сегодня в библиотеке.
– Хм-хм. Со-кун, ты ходишь в библиотеку «Рассветного леса»?
Чопорно скрестив руки, она склонилась к книгам и прочла названия.
– Таких романов у брата в квартире полно.
При этих словах на губах Идзуми заиграла счастливая улыбка.
– В следующий раз заходи посмотреть. Если захочешь почитать, так будет проще, чем брать в библиотеке.
– А, ага. Но…
– Не парься, не парься. Брат сюда редко приезжает. Можно спокойно брать, абсолютно ничего страшного.
4
11 апреля, среда. Сегодня с утра начинаются обычные уроки.
Войдя в класс в обычное время, я сел за заднюю парту в ближнем к коридору ряду. Юйка Хадзуми, вторая «та, кого нет», сидела у окна, выходящего во двор, тоже за задней партой. …Места «тех, кого нет», были определены заранее, но вдобавок у этих парт и стульев имелась особенность, заметная с первого взгляда. Они были иной модели, чем остальные, и очень старые.
Их принесли из бывшего кабинета класса 3-3, находившегося на втором этаже старого школьного здания, так называемого «нулевого корпуса». Давать «тем, кого нет» парты и стулья из бывшего кабинета – такое «соглашение» появилось с самого начала этой «контрмеры». Ну а в этом году в качестве дополнительной меры их принесли больше, чем обычно.
Исцарапанные парты – видно, что ими пользовались десятилетиями. Следы стертых надписей, нестертые надписи… Неровная поверхность – во время тестов под листы надо будет что-нибудь подкладывать, иначе даже вписывать ответы будет трудно.
Естественно, и до, и после того, как я сел за эту парту, я ни с кем из одноклассников не переговаривался и не переглядывался. С теми, кого я пока что даже не помнил по именам, само собой; но и с Ягисавой, моим другом с первого класса, и с Идзуми, которую я утром повстречал в лифтовом холле… ни с кем.
«Став «тем, кого нет», я постоянно веду себя так, будто осознаю свою полную невидимость для окружающих».
Я размышлял над этими словами, которые сам же позавчера сказал Хадзуми.
«Можно сказать, я осознаю, что стал призраком. Интересно, смогу ли».
Смогу, подумал я.
Я смогу. Покажу всем, что справлюсь. Но…
Меня глодало беспокойство.
Как она? Как дела у Хадзуми?
Прямо перед тем, как вошел учитель и начался первый урок (японский язык), я украдкой глянул на парту Хадзуми у окна. Она, облокотившись на парту, смотрела в сторону кафедры, но, видимо почувствовав мой взгляд, внезапно повернулась ко мне. Я спокойно отвернулся и открыл учебник.
5
Утренние уроки прошли без проблем.
Стандартного «Встать!», «Поклон!», «Сесть!» не было. Проверки отсутствующих и переклички тоже не было (так что имена «тех, кого нет» не произносились). Во время уроков «тех, кого нет» тоже не вызывали. Все учителя понимали ситуацию.
На переменах я читал принесенную из дома книгу.
Сегодня это были «Три гроба» Джона Диксона Карра. Старый детективный роман, но такие мне нравятся даже больше, чем ужастики, которые я читал под влиянием Коити Сакакибары, с которым познакомился через Мей.
В ужастиках в основном все крутится вокруг страхов и угроз чего-то сверхъестественного – демонов, монстров и особенно привидений. У меня к такого рода страхам, похоже, выработался-таки иммунитет…
То же самое и с фильмами: когда я поступил в среднюю школу, под влиянием Коити Сакакибары посмотрел знаменитые ужастики, но, похоже, они со мной не стыкуются или просто не нравятся так, как нравятся Коити. Все-таки я, похоже, не могу получать удовольствие от историй о демонах, монстрах и привидениях, какими бы они ни были вымышленными.
А вот детективы – это нормально. Особенно классические детективы Карра, Агаты Кристи, Эллери Куина.
Какие бы загадочные, какие бы кошмарные события ни происходили по сюжету, в конце все загадки будут логически и рационально объяснены. «Вселенная» основана на принципе, что демонов, монстров и привидений не существует. …То, что мне это «нормально», наверняка моя реакция на искаженную «вселенную», с которой я сталкивался в прошлом и сталкиваюсь в настоящем; мое противостояние и мое бегство от нее.
Четвертым уроком было естествознание, которое вела Камбаяси-сэнсэй, но к этому времени атмосфера в классе, мне показалось, стала еще более напряженной, чем на предыдущих уроках. А скорее всего, не показалось. Потому что сэнсэй – тоже часть класса, и, если начнутся «катастрофы», она будет рисковать вместе с нами…
Камбаяси-сэнсэй двоих «тех, кого нет», меня и Хадзуми, игнорировала тщательно, от первой до последней минуты, и ни разу не кинула взгляд на наши парты. Когда прозвенел звонок с урока, на ее лице появилось явственное облегчение.
На большой перемене я в одиночестве вышел из класса и поднялся на крышу. Обедать лучше всего там, где нет одноклассников. С этой мыслью я сюда и пришел, но, когда в уголке невыразительной крыши успокоился и открыл приготовленное тетей Саюри бэнто…
– А, вот ты где.
Услышав этот неожиданный голос, я от удивления застыл. Голос принадлежал Хадзуми.
– Со-кун, ты тут обедаешь? Ничего, если я с тобой?
Сегодня утром в классе каждый раз, когда я, беспокоясь за ее состояние, косился на нее, она смотрела на меня, будто хотела что-то сказать… Я чувствовал, что это не к добру. Возможно, мне следовало ожидать, что на большой перемене она вот так вот ко мне подойдет?
«Кааар», – раздался где-то вороний крик аккурат в этот момент.
Я запрокинул голову к небу, потом опустил обратно и, не глядя на Хадзуми, молча покачал ею.
– А? А? – удивленно вырвалось у Хадзуми. Не обращая на это внимания, я встал и поспешно убрался с крыши.
– Почему… Со-кун?
Услышав ее растерянный голос, я все равно не обернулся. Но…
– Пятый урок – физра. Что ли прогулять его и выбраться наружу…
Это я сказал будто сам себе, но так, чтобы меня было слышно.
6
– Я должен был раньше тебе это сказать, – произнес я, на сей раз прямо встретив взгляд собеседницы. – Думаю, «те, кого нет», даже друг с другом в школе не должны нормально общаться.
Время пятого урока, физкультуры. Место – берег реки Йомияма, в нескольких минутах ходьбы от задних ворот школы.
Излишне говорить, что собеседницей была понявшая мой намек и вышедшая наружу Хадзуми. Покидать территорию школы до окончания занятий запрещено, но мы, «те, кого нет», – исключение; даже если нас обнаружат учителя, ругать все равно не будут.
– Почему? – спросила Хадзуми через силу. – Раз нас обоих «нет», должно быть можно? Мы же коллеги. И в классе никого это особо не волнует.
– Так тоже можно рассуждать, но… – я прищурился и медленно, подбирая слова, произнес: – Возможно и другое рассуждение.
– Мда?
– Если почетче уловить смысл существования «тех, кого нет», тут возникает проблема. Сделать «теми, кого нет» двоих – это новый подход; что вышло три года назад, непонятно… Поэтому я сомневаюсь.
– …
– Конечно, раз мы с тобой выполняем один долг, то мы «коллеги», но, несмотря на это, можно ли своими поступками признавать, что мы «есть»? «Того, кого нет» по отношению к другому «тому, кого нет» тоже должно «не быть», разве не так?
– …
Хадзуми насупила брови и склонила голову набок.
– Я, кажется, запутанно выразился, но слушай, подумай сама. Для «того, кого нет, А» «тот, кого нет, Б», и наоборот, для «того, кого нет, Б» «тот, кого нет, А» тоже остается «тем, кого нет», а значит, в школе надо вести себя соответственно, верно? Я так считаю. Поэтому…
Ей нужно время, чтобы это переварить, или же она переварила, но нужно время, чтобы отреагировать? Несколько секунд Хадзуми молчала, потом…
– Как же так… – уныло прошептала она. – Я в итоге все-таки…
Деревянный голос, деревянное выражение лица. Такое ощущение, что она вот-вот расплачется… и это было бы проблемой. Я ведь сказал все это вовсе не потому, что как-то ненавижу ее.
«Все-таки позавчера надо было ей это внятно разъяснить», – подумал я и продолжил:
– Поэтому, пожалуйста, в школе со мной не заговаривай и не пытайся вместе что-то делать. Думаю, так будет лучше, а вернее, безопаснее.
– …
– Все решили, что Хадзуми-сан должна до последнего играть роль «той, кого нет» в одиночку. Возможно, это очень тяжело, но… пожалуйста?
Хадзуми, ничего не ответив, лишь качала головой. То ли «понятно», то ли «ни за что» – туманное какое-то движение.
Я перевел взгляд на воды реки Йомияма. Цветы сакур, выстроившихся на том берегу, в дневном свете казались бледными.
– Знаешь, Со-кун, – заговорила наконец Хадзуми. – Знаешь, я…
И тут я ее перебил.
– Я возвращаюсь в школу, – заявил я и развернулся на каблуках. – Нам предстоит долгий путь. Раз уж начали, назад дороги нет.
Я начал было уходить, но тут же остановился, произнеся: «А, да». Развернулся, достал мобильник и предложил обменяться номерами. Напряженное лицо Хадзуми при этом, кажется, слегка расслабилось.
– Чтобы, если возникнут какие-то трудности, быть на связи, – сказал я, однако тут же добавил: – Но только не в школе.
Пусть она зарубит это себе на носу.
7
– Я вчера разговаривал с Мориситой, – сняв очки и протирая от грязи толстые линзы, сказал Сюнске Кода. – Он давно уже не появляется в кружке, но уходить, похоже, не собирается. Я в деталях не расспрашивал, но, видимо, у него в семье какие-то проблемы.
Морисита, как и я, – член биологического кружка; мы с ним знакомы с первого класса. Но если вспомнить – он ни разу не заговаривал о своей семье, о работе родителей, все такое. Не говорить, точнее, не желать говорить о своей семье – что ж, я ведь сам такой же.
– Так что, Со, можешь спокойно приходить сюда и не волноваться, что столкнешься лбами с одноклассником. В классе тебе нельзя ни с кем говорить, так со мной выговорись.
– Да мне и так есть с кем выговориться.
– Ну-ну. Тогда я вот что скажу, – и Сюнске надел очки. – Со, если ты совсем перестанешь ходить, у нас будет все больше препаратов.
Он обвел кабинет взглядом и расплылся в улыбке. Фраза прозвучала как шутка, но я нарочно сделал кислую мину и посмотрел на него хмуро.
После уроков. Кабинет кружка биологии.
Когда закончился шестой урок, мне Сюнске прислал сообщение: «Приходи в кружок». Раз он так говорит, по крайней мере сегодня Мориситы, наверное, не будет – рассудил я и последовал его приглашению.
Изначально биологический кружок Северного Ёми лишь раз в неделю одалживал помещение в корпусе для спецзанятий (сокращенно «корпус S») у кружка естествознания; это был чахлый, малоактивный кружок. Несколько лет назад тогдашнего куратора сменил нынешний, Курамоти-сэнсэй, и его усилиями кружок обзавелся постоянным помещением. Более того, сейчас в нем было по два-три человека из каждого класса, так что его уже никак не назовешь «слабым».
Кабинет располагается на первом этаже нулевого корпуса.
Второй этаж, где были старые классы, давно уже не используется, и его запрещено посещать, однако первый этаж частично до сих пор работает. Там и дополнительная библиотека, где работает Тибики-сан, и кабинет рисования, а часть остальных кабинетов отдана под культурные кружки.
Сейчас у кабинета биологического кружка есть полноценный «хозяин». И это – Сюнске Кода.
Председателем он стал в этом апреле, но еще со второго класса на нем, по сути, держалась вся деятельность. Никто из семпаев не жаловался, куратор Курамоти-сэнсэй, видимо, тоже признал его превосходство.
На худом лице – очки в серебристой оправе с толстыми линзами. Худощавое, но на удивление крепкое телосложение.
Его младший близнец, Кейске Кода из третьей параллели, очков не носит – справляется с близорукостью с помощью контактных линз. И он ходит в теннисную секцию. Они близнецы, так почему же? – думал я. Однако они действительно очень похожи, поэтому слава богу, что очки позволяют их различать.
– Может, я первый, с кем ты сегодня говоришь в школе?
Я кивнул. Если не считать разговора с Хадзуми во время пятого урока, который был вне школы, то так и есть.
– И это будет каждый день? Хм. По-моему, это вредно для здоровья.
– Нет, здоровью ни тепло ни холодно.
– Даже если для телесного здоровья не вредно, для душевного-то точно.
– Может быть.
– Я обычно на большой перемене здесь бываю, так что, если тебе будет одиноко, тоже можешь заглядывать.
– Ээ… ладно.
– И слушай, мне Кейске, конечно, в общих чертах рассказал, но все-таки: эта ваша проблема третьей параллели насколько серьезная?
– На сто процентов.
– Кейске, кажется, наполовину верит, наполовину нет.
– Думаю, это неизбежно. Но знаешь – это правда так. Это не какие-нибудь бредни вроде «Семи тайн». За последние двадцать восемь лет из-за этого умерло огромное количество «причастных». И в этом году тоже, если «контрмеры» не сработают, каждый месяц кто-нибудь будет умирать.
– Какая-то неприятная история, – нахмурившись, сказал Сюнске. – И эти «контрмеры» держатся на тебе?
– …Угу.
– Хм. Но знаешь, если вдруг, ну мало ли, с тобой случится это, я подберу твои кости и сделаю еще один препарат, – внезапно отмочил еще одну шутку Сюнске и обвел взглядом кабинет.
Он был вдвое меньше обычного класса, и в нем стояло множество клеток и аквариумов самых разных размеров. Это была затея Курамоти-сэнсэя, но основной целью биологического кружка Северного Ёми было «разведение и наблюдение». Поэтому в клетках и аквариумах обитала разнообразная живность.
От дафний и планарий до рыб, амфибий и рептилий. И разнообразные насекомые. Из млекопитающих сейчас было только два хомячка.
Со всем этим многообразием Сюнске сейчас управлялся, можно сказать, почти один. Дежурство по кормлению и прочему было расписано, но Сюнске всегда был рядом и мог помочь или дать то или иное указание. Вот в каком смысле он был «хозяином» кружка.
– Кстати, есть одна грустная новость. Я тебя позвал и поэтому тоже, – сообщил Сюнске. Что бы это могло быть? Я посмотрел на него озадаченно.
– В общем, сегодня умерла У-тян.
– Ээ… да?
– Думаю, во второй половине дня. На большой перемене она еще двигалась.
«У» – это не поросенок и не монстр из какой-нибудь старой драмы. Так звали жившего у нас аксолотля (самка, возраст примерно четыре года). Аксолотль – разновидность саламандры, которую в Японии часто называют «Упа-рупа», но простое имя «У» ей дали не мы. Ее принес из дома закончивший школу в позапрошлом году семпай из кружка – сказал, что это прощальный подарок. У-тян уже тогда звали «У-тян».
Сегодня умерла эта самая У-тян. Хотя на весенних каникулах, когда я заглянул в кружок, она была такая же, как всегда.
– Упа-рупа живет обычно от пяти до восьми лет, так что это немного рановато, а?
При этих словах Сюнске я заглянул в окошко аквариума, где содержалась У-тян. Но там было уже пусто.
– А от чего она умерла?
– Непонятно. Ошибок в уходе, думаю, не было.
– …Ясно.
– И вот еще что, – сказал Сюнске. – Я подумываю из тела У-тян сделать прозрачный препарат скелета. Как считаешь?
Он меня позвал специально, чтобы об этом спросить?
– Я против, – тут же ответил я.
– Все-таки против, да? Однако прозрачные препараты упа-рупы встречаются редко.
– Я все равно против.
– Ну тогда – вроде бы на родине их едят, значит, и мы можем вместе ее поджарить и попробовать.
– Абсолютно против.
– Ай-яй-яй, – Сюнске натянуто улыбнулся и поднял руки. – Делать нечего. Но в следующий раз будет препарат.
– Если из рыбы, то можно.
Я подошел к пустому аквариуму, а Сюнске достал из холодильника трупик У-тян. Положил в стеклянный контейнер, закрыл крышкой. …Да. Если с трупом животного так не поступить, он быстро начнет разлагаться.
У-тян была в длину около двенадцати сантиметров, красивого золотого цвета. Даже мертвые, ее круглые черные глаза производили впечатление невинности. Сюнске молча передал мне контейнер, я так же молча его взял.
Не то чтобы у нас с Сюнске были плохие отношения, но касательно биологического кружка у нас с ним было одно крупное разногласие. Это – вопрос, что делать с умершими животными.
Сюнске, даже когда умирал хомяк, или кролик, или птичка (последних у нас сейчас не было), хотел из трупов делать препараты. Я, если только речь не шла о насекомых или рыбах, был с этим категорически не согласен; я хотел всех умерших предавать земле.
Если смотреть с точки зрения «изучения биологии», то желание Сюнске с ходу отвергать не следовало бы. Я это понимал и потому не каждый раз навязывал свое мнение.
Но сегодня я был не в настроении говорить Сюнске «валяй», даже если бы умерла китайская многоножка, которую мы поймали здесь, в кружке, в прошлом году и с тех пор держали. Это вопрос не политики кружка, а общего восприятия. Я был в классе, приближенном к «смерти», и сейчас это накладывало свой отпечаток.
Вместе с Сюнске мы вышли во двор и обошли корпус, очутившись у окна биологического кружка. Там с разрешения Курамоти-сэнсэя я устроил кладбище для наших животных. Там уже было несколько могил, над которыми стояли простенькие надгробия – кресты из двух деревяшек.
Похоронив У-тян, я пометил это место несколькими камешками. Думаю, надгробие сделаю и поставлю завтра.
Безмолвно сцепив руки, я помолился за У-тян в ином мире.
Спи спокойно. И…
Ни в коем случае не перерождайся в этом мире с его странным «феноменом».
8
Так вышло, что в этот день мы с Сюнске Кодой шли из школы вместе.
Мне хотелось зайти в дополнительную библиотеку и поговорить с Тибики-саном, но дверь была заперта, и на ней висела табличка «Закрыто». …Уже после я узнал, что Тибики-сан на весь апрель взял отпуск «по личным причинам», а дополнительная библиотека должна была открыться в мае.
По пути к школьным воротам мы с Сюнске случайно наткнулись на Курамоти-сэнсэя и оба поздоровались с ним, но следом мы наткнулись на Камбаяси-сэнсэй, и с ней поздоровался только Сюнске. Поскольку она мой классрук, а я «тот, кого нет», в школе здороваться с ней мне нельзя.
Сразу после того, как мы вышли за ворота, к нам присоединилась неожиданная персона.
– Молодец, Со-кун.
Услышав этот голос, я сразу узнал Идзуми Акадзаву. Похоже, заметив нас, она сразу побежала следом.
– Из кружка возвращаешься? – поинтересовался я.
Пытаясь перевести дух, она ответила:
– Да. Было собрание театрального кружка.
– Так ты в театральном?
– Да, но ощущение такое, что теперь, когда я в третьем классе, пора уступать дорогу кохаям.
Кстати, я вроде слышал, что Хадзуми до прошлого года тоже ходила в театральный кружок.
– Эмм, а это кто? – поинтересовалась Идзуми, глядя на Сюнске.
– Сюнске Кода. Класс 3-1, председатель биологического кружка. Он слегка со странностями, – лаконично представил я Сюнске, после чего представил ему Идзуми: – Это моя кузина Идзуми Акадзава. В классе 3-3, как и я.
– В 3-3? – он прижал палец к оправе очков. – И тем не менее вы общаетесь, как обычно… Ааа, раз вы уже не в школе, то это ОК, да?
Я предпочел бы на пути в школу и из школы общаться поменьше, но – в то же время была мысль, что с Идзуми, наверное, можно.
– Кода-кун… У нас в третьей параллели тоже есть один Кода-кун.
Идзуми и Сюнске встретились впервые. Поэтому она ничего не знала о близнецах.
Когда я ей объяснил, Идзуми слегка удивилась.
– Надо же. …Ну да, если очки убрать, сходство, пожалуй, есть.
– Поэтому о проблемах вашего класса я услышал от брата. О «катастрофах», о «контрмерах» я в общих чертах тоже знаю.
При первой встрече с ней он ведет себя скованно и говорит в вежливой манере, а? Улыбнувшись такому состоянию Сюнске, я повернулся к Идзуми и произнес:
– Я сказал, что он со странностями, но он неплохой парень. Если встретишь его на улице, не шарахайся.
Идзуми хихикнула; Сюнске, немного покраснев, кинул на меня сердитый взгляд. …Да. Иногда так вот поболтать тоже неплохо, верно?
Так беседуя, мы втроем бок о бок зашагали по дороге из школы. Время перевалило за полшестого, и небо на западе начало краснеть. И…
Это случилось за один перекресток до главной улицы.
Мы стояли на красный. Когда он сменился синим, мы собрались шагнуть на пешеходный переход. В этот самый момент…
Видимо, водитель воспринял желтый свет как «поторопись!» и втопил педаль газа. Влетевший слева на перекресток грузовичок, визжа шинами, попытался свернуть влево и ушел в сильный занос. На миг раздался звук, не такой, как от мотора и шин, – как будто что-то взорвалось.
Кузов был загружен бревнами. Этот звук издал удерживавший их трос, который не то лопнул, не то развязался.
Я от неожиданности застыл, Идзуми рядом со мной коротко вскрикнула. «Уаа!» – вырвалось и у Сюнске.
Заметивший ЧП водитель грузовика резко нажал на тормоз, но было поздно. Он не дал машине опрокинуться, однако десятки бревен с грохотом вывалились из кузова на дорогу…
Эти бревна резво покатились по переходу, на который мы как раз собрались выйти. Если бы мы поспешили сразу, как только переключился светофор, не факт, что нам удалось бы от них увернуться. Будь на перекрестке другие машины, авария могла бы быть куда серьезнее.
– Пфф… приехали, – произнес водитель грузовика, который выбрался из кабины и растерянно смотрел на жуткую картину на перекрестке. Потом повернулся к нам. – Вы там как, в порядке?
То, что мы оказались в этом месте, было, разумеется, чистой случайностью. На миг меня обдало ужасом, но никто из участников не пострадал. Но…
«Возможно, это…» Наверняка не только у меня возникла такая мысль. У Идзуми тоже, и у Сюнске, знакомого с обстоятельствами, вероятно, тоже.
Если бы это происшествие случилось, когда у нас не было эффективных «контрмер», то…
Эта случайность могла бы привести к «катастрофе», не ограничившейся простым выпадением груза из машины. Крохотная флуктуация шансов – и, к примеру, вывалившийся груз мог бы кого-нибудь ударить, или кого-нибудь переехала бы потерявшая управление машина, и этого кого-то могла бы притянуть к себе «смерть».
Этим кем-то мог бы оказаться я, ученик класса 3-3, или Идзуми. Или – да, Сюнске тоже мог бы. В 3-3 учится его брат Кейске, он «в кровном родстве до второй степени», значит, он тоже «причастный», значит, «катастрофам» подвержен и он.
– Надо быть осторожными, – глубоко вздохнув и глядя мне в лицо, произнесла Идзуми. – Чтобы «катастрофы» не начались. Они ни в коем случае не должны начаться.
Ее встревоженный взгляд я встретил с напряженным выражением лица и тихо ответил:
– Да. На мне большая ответственность, ведь это именно моя «работа».