ГЛАВА 6. МАЙ 1
1
Такаюки Накагава, на имя которого я наткнулся в разделе «Письма в редакцию» «Новостей Йомиямы», учился во втором классе первой старшей школы Йомиямы и был знаком с Юйкой Хадзуми… Это я узнал вечером второго мая. То, что подобная информация разлетается по классу, мне сообщила Идзуми, зайдя в гости.
– Но, судя по всему, это был младший брат близкого друга старшего брата Хадзуми-сан. Как ни крути, а эта авария не может быть связана с «катастрофой», – расстроенно скрестив руки на груди, сказала Идзуми. – Но я беспокоюсь. Из-за этого нехорошие слухи могут набрать силу. …Хадзуми-сан с тобой это как-то обсуждала, нет?
– Пока что нет.
– Ясно…
Позже я узнал, что этот школьник по имени Накагава был родственником кого-то из «Новостей Йомиямы», и ему время от времени доверяли то помогать с интервью, то писать мелкие заметки.
«Школьник разбился насмерть на мотоцикле» – по одной этой информации можно было бы предположить, что школьник-хулиган лихачил на дороге и спровоцировал аварию; но на самом деле, наоборот, Такаюки Накагава был прилежным и популярным парнем. Мотоцикл вел сотрудник «Новостей» (35 лет, мужчина), а большая часть вины, похоже, лежала на водителе машины, который поворачивал вправо и врезался в мотоцикл.
В перерыве между длинными выходными, по крайней мере на вчерашний день, в состоянии Хадзуми каких-то заметных изменений не было. Сегодня, однако, возникло ощущение, что у нее какой-то депрессивный вид. Мне казалось, что она хочет мне что-то сказать, и я решил немного поговорить с ней по дороге из школы домой, но…
Как только прозвенел звонок с последнего урока, Хадзуми тут же вышла из класса. Лишь потом я узнал, что в тот день она торопилась уйти, чтобы не опоздать на ночное бдение по Накагаве.
– С завтрашнего дня опять выходные, да? – пробормотала Идзуми, все еще со скрещенными руками, и вздохнула. – Хорошо бы на этих выходных странные слухи не особо распространялись.
Затем, уже поздно ночью…
Я, совершенно растерянный, послал мейл Мей Мисаки.
Мей ходила в ту же школу, что и покойный Такаюки Накагава, – в первую старшую школу Йомиямы, сокращенно «Йоми-один». У них был год разницы в возрасте, поэтому мне казалось маловероятным, что Мей его знала, но все-таки лучше ей сообщить. Так я подумал.
«Контрмеры», разработанные для защиты от «катастроф», действовали успешно, но вокруг Юйки Хадзуми одно за другим случались неожиданные происшествия, и в классе зарождалась неприятная атмосфера. Я хотел передать Мей свое беспокойство и заодно спросить совета. Поэтому…
Ответ пришел на следующий день во второй половине.
С второклассником Накагавой-куном я знакома не была, так что…
Хадзуми-сан тебя тревожит?
Но я уже говорила, даже если с ней что-нибудь случится,
но ты один правильно исполнишь «того, кого нет», все будет нормально.
2
– Послушай, Со-кун, я… – произнесла Хадзуми и в нерешительности смолкла. Я не понукал ее продолжать, а все так же шел вперед по берегу реки Йомияма.
– Послушай, Со-кун, – повторила Хадзуми и остановилась. Я остановился тоже. Тучи висели низко над головой. Хадзуми придерживала волосы, которые трепал довольно сильный ветер. – По-моему, меня все как-то сторонятся.
Я ожидал, что, скорее всего, она скажет что-то подобное. Потому что полчаса назад она позвонила со словами «Я тут рядом прохожу. Может, пересечемся?» – и пришла.
– Сторонятся? – повторил я как можно спокойнее. – «Все» – это кто? И каким образом сторонятся?
– …Девчонки в классе, – опустив глаза, ответила Хадзуми. – Симамура-тян и Кусакабе-тян, даже когда я им звоню, не берут трубку. Даже вне школы все притворяются, что меня не видят. Я спрашиваю почему, а они только отворачиваются.
А, значит, уже вот так открыто?
– И не только эта парочка. Другие девчонки тоже, а потом и мальчишки, все одинаково…
– Даже вне школы игнорируют тебя, будто тебя «нет»? Такое ощущение?
– …Да, – тихо ответила Хадзуми. – Скажи, Со-кун. Почему так?
Внезапно подняв глаза, она молящим тоном повторила:
– Почему они все… вот так?..
6 мая, воскресенье. Последний день Золотой недели. Еще не было и пяти, но из-за облачности царил сумрак, как перед самым закатом.
И третьего, и четвертого, и пятого я, как и в первую половину ЗН, в основном сидел дома и читал книги. Ягисава и Сюнске Кода приглашали, типа «ну выберись хоть ненадолго», но мне было как-то неохота, и от приглашений я отмахивался.
Однако меня беспокоило, что все эти дни делает Хадзуми.
Мей Мисаки в своем мейле писала, что все будет нормально, даже если «тем, кого нет» останусь я один. Еще раньше она то же самое сказала устно, а ей я доверял полностью. …Я не хочу сказать, что поэтому насчет Хадзуми можно нисколько не волноваться. Думаю, потому что я все-таки хочу по возможности пройти этот год, успешно воплотив «контрмеры», как было запланировано.
– На той неделе на мотоцикле разбился школьник по фамилии Накагава-сан, – решительно вонзился я в эту тему. – Хадзуми-сан, ты его хорошо знала?
– А, это… – Хадзуми вновь опустила глаза. – Да. Я неожиданно об этом узнала, и это был страшный шок.
– Он был младшим братом лучшего друга твоего старшего брата, да?
– Да. Он со старшим Накагавой давно дружил, и с Такаюки-саном часто болтал, и тут такое, я просто не могу поверить…
Бледно-розовая кофточка, светло-бежевая юбка. Хадзуми не в школьной форме я видел впервые, во всяком случае после перехода в третий класс.
Она печально куснула губу и вздохнула. Тогда я как можно естественнее, но при этом деликатнее…
– Никто не сохранил бы спокойствия, услышав о той аварии.
Дежурной репликой тут не отделаешься, и обманывать тоже было нельзя. С этой мыслью я честно высказал то, что думал:
– Я слышал и о травме Симамуры-сан, и о проблеме в семье Кусакабе-сан. И то, и другое – просто несчастные случаи, никак не связанные с «катастрофами», но тут и дня не прошло, как твой знакомый умер. И потом, если подумать здраво, ясно, что «катастрофы» тут ни при чем, только вот ребята в классе сейчас не могут думать здраво. Они считают, что это связано с «катастрофами»… и вот поэтому.
– …
– Они все боятся.
– Боятся… меня?
– Да. Наверное, поэтому и сторонятся. Думают, что раз ты «та, кого нет», то с тобой и вне школы общаться опасно.
– К-как же так…
– Лично я считаю, что это безосновательно. Они обманывают сами себя, игнорируя правила, связанные с «феноменом» и «катастрофами». Акадзава, наш безопасник, тоже волновалась, что такая ситуация может возникнуть.
– Как же так… Я же ничего плохого не сделала, а они…
Голос Хадзуми превратился в фальцет. Лицо напряглось, губы задрожали.
– Я ведь все делала, как мне сказали, я была в школе правильной «той, кого нет», и все равно… За что они так…
Я сразу ничего не ответил, а сделал пару шагов в сторону реки. Глубоко вдохнул встречный ветер, пахнущий водой, и лишь потом повернулся к Хадзуми и сказал:
– Все будет хорошо. Что бы там ребята ни думали, пока что «контрмеры» этого года работают успешно, «катастроф» нет. Ложные слухи Акадзава и другие наверняка пресекут. Поэтому держи хвост пистолетом, как до сих пор… ладно?
Выражение лица Хадзуми не смягчилось. Однако спустя несколько секунд молчания она кончиком пальца смахнула слезы, выступившие в уголках глаз, посмотрела на меня, словно ища опору, и коротко кивнула.
– Раз ты есть, Со-кун, – произнесла она с чуть наигранной улыбкой, – раз ты со мной… то я… да?
– А… ээ, да.
Хоть мне и удалось с трудом ответить, такой подход со стороны Хадзуми меня здорово озадачил. Удержавшись от какой-либо другой реакции, я зашагал по дорожке вдоль берега. Хадзуми поспешила за мной.
Так мы шли какое-то время, пока не приблизились все к тому же пешеходному мостику Идзана-баси. «Ладно, пока», – вскинул я руку и двинулся к мосту, однако на этот раз Хадзуми пошла следом. Она хочет еще что-то сказать? Хмм, что же мне делать…
Деревянный мостик, деревянный парапет. Перила железные, но краска облупилась, и то тут, то там видна ржавчина. Этот старый мост я перешел ровно наполовину, когда…
– Эй, Со-кун! – окликнула меня Хадзуми, и я остановился. – Эй…
– Да?
– Насчет того собрания в конце марта, когда решали, кто в этом году будет «тем, кого нет»… Я об этом уже говорила немножко. Когда ты вызвался быть «тем, кого нет», а потом спросили, достаточно ли одной этой «контрмеры»…
– Да. Был такой разговор.
Было выдвинуто и принято предложение назначить в этом году двоих «тех, кого нет», и тогда… в итоге второго выбирали жеребьевкой с помощью колоды карт.
«Почему ты согласилась на роль «той, кого нет»? По-моему, ее никак не назовешь приятной».
Я вспомнил, как, возвращаясь из школы в день церемонии открытия, задал этот вопрос Хадзуми.
«Это, ну, просто я вытянула джокера».
Так она тогда ответила.
«Если ты была решительно против, то, наверное, могла бы тогда упереться и сказать нет?»
Кажется, так я ее спросил. Поскольку события развивались стремительно, даже если бы она отказалась, никто бы ее сильно винить не стал.
– В тот день, когда «номера два» выбирали жребием, я… – заговорила Хадзуми, держась одной рукой за перила и глядя на текущую внизу воду. – Я нарочно вытянула джокера.
– Ээ… – вырвалось у меня. Хадзуми посмотрела на меня искоса и спросила:
– Ты помнишь, какая тогда была жеребьевка?
Я не смог ответить.
– Карты взяли по числу людей, среди них был один джокер… Эти карты прошли через множество рук, и я заметила, что у джокера совсем чуть-чуть загнут уголок. Когда пришел мой черед тянуть, я увидела, что эта карта все еще там, и нарочно ее выбрала.
– Зачем… – начал было я, но тут же смолк. Положив руку на тот же поручень, что и Хадзуми, опустил взгляд на темно-зеленую воду.
– Потому что… – ответила Хадзуми. – Потому что так в классе мы с Со-куном вдвоем «те, кого нет». Очень уникальная ситуация.
– …
– Еще с первого класса, когда мы учились вместе, я все время думала о тебе, Со-кун. Хотя ты этого и не замечал.
– А… ээ, угу.
– Тогда, как бы это сказать, вокруг тебя была такая атмосфера, будто стена, к которой ты никого не подпускал, куда выше, чем сейчас. Кроме Ягисавы-куна, я рядом с тобой никого и не видела. И когда ты был один, у тебя всегда было такое лицо, словно ты мыслями где-то в другом месте.
– …Может, и было. Я сам толком не знаю.
– Но мне такой ты всегда был интересен… Чем-то ты мне напоминал брата.
Что на это ответишь? Я был в полной растерянности.
«Кстати, она тебе случайно не призналась?»
Я вспомнил тот вопрос, который полушутливым тоном задала мне Идзуми вечером накануне длинных выходных.
«Каково это, влюбиться?»
Внезапно я вспомнил собственный голос, прозвучавший когда-то давно, много лет назад, когда я еще был в начальной школе.
«Это когда тебе кто-то нравится?»
Невинный вопрос, который я задал обожаемому Тэруе-сану, в «Приозерном особняке» которого в те времена часто бывал. А что мне тогда ответил Тэруя-сан?
– Поэтому, Со-кун, – и Хадзуми, как и я, глядевшая на воду внизу, мягко прильнула ко мне плечом, – я хочу быть к тебе ближе. Я понимаю, в школе нельзя, хоть мы с тобой и оба «те, кого нет»… Но в других местах – ближе. Раз уж нас с тобой на пару «нет».
– Ээ, эмм…
– И тогда, как бы меня все ни игнорировали, я буду спокойна. Я смогу продолжать.
– Эээ, насчет «быть ближе», мы как-то и сейчас, эй, вот так вдвоем беседуем и все такое, не особо и…
– Вовсе нет, – Хадзуми слегка повысила голос. Ее взрослый, но в то же время какой-то детский взгляд сверлил меня. – Вовсе нет, я…
Я не в силах был выдержать этот взгляд, и мои глаза заметались. Но сегодня, увы, зимородки над рекой не летали…
3
В моем сознании, непривычном к таким ситуациям, а точнее, совершенно неопытном по этой части и потому растерянном, внезапно…
«Похоже, ходят слухи, что Хадзуми-сан и есть «мертвая»».
…всплыли эти слова.
«Мертвая» – это, то есть, тот самый «лишний», который проник в класс в апреле? Хадзуми-сан сама и есть «мертвая», не поэтому ли вокруг нее вечно творится всякое плохое? Вот такие слухи.
Это мне вчера вечером сообщила Идзуми, вновь придя в гости. За последние несколько дней этот слух тоже, судя по всему, расползался.
«Что за идиотизм», – подумал я, как только услышал.
«Лишний», проникший в класс в «такой год», и есть «мертвый» – это факт; но «катастрофы» не происходят непосредственно усилиями этого «мертвого». Разговоров, что тех, к кому прикасается «мертвый», постигают несчастья, быть просто не должно. И тем не менее…
Вообще как возможно такое, что Хадзуми – «мертвый» этого года? Она должна была бы быть жертвой одной из «катастроф» прошлого, но как это может быть?
Мы с Хадзуми вместе учились в первом классе. С того времени она обзавелась довольно взрослой атмосферой и заслужила у одноклассников репутацию «красотки». Все это я помню. Отчетливо помню.
В конце марта на «встрече по контрмерам» Хадзуми тоже была, это точно. Когда выбирали второго «того, кого нет», она вытянула джокера и заявила, что принимает этот результат. …Я помню, что там было. Отчетливо помню.
При «феномене» «лишний» проникает в класс в апреле. В марте оно в нашем мире еще не появилось, а значит, это не может быть Хадзуми, избранная «номером два» на «встрече по контрмерам». …Так я рассуждал, но…
Все не так просто.
Документы подделываются.
Воспоминания изменяются.
Сопровождающие «феномен» происшествия, которые не назовешь иначе как таинственными, делают самые разные «убежденности» бесполезными.
Хадзуми в первом классе училась вместе со мной. Она присутствовала на мартовской «встрече по контрмерам». Что если эти мои воспоминания – уже измененные, «ложная память»?
Если верить слухам, то «лишний» = «мертвый», затесавшийся в этом году в класс 3-3, не кто иной, как Юйка Хадзуми, но ни она сама, ни близкие к ней люди этого не осознают… Если это действительно так, что тогда?
От того, что ты контактируешь с «мертвым», «катастрофа» с тобой не случится, это я знаю точно. Раз так, то, даже если она вправду «мертвая», это ничего не меняет. Для нас это не имеет никакого значения. Не должно иметь никакого значения… по идее.
Внезапно ветер усилился, и растущие у реки деревья и травы зашелестели. Вода под нами покрылась рябью.
Прижав руками взметнувшуюся было от ветра юбку, Хадзуми потеряла равновесие. Я тут же выбросил вперед руки и схватил ее за плечо. Руки тотчас ощутили тепло ее тела, прошедшее через ткань кофточки. Это было предельно далеко от образа «мертвого»; напротив, тепло ощущалось куда более «живым», чем, должно быть, от меня самого.
– Ай! – удивленно пискнула Хадзуми, и я тут же убрал руки.
– Сп-пасибо, Со-кун.
– Да не… не за что.
Я отвернулся от нее и снова зашагал по мосту. Ветер продолжал дуть, а вокруг постепенно темнело, смеркалось.
– А… постой, Со-кун! – воскликнула Хадзуми и бросилась догонять. – Я хочу еще чуть-чуть с тобой…
Я ускорил шаг, надеясь, что она меня не догонит. Потому что у меня было какое-то такое ощущение, что вот здесь вот так продолжать с ней говорить как-то так нехорошо. И для меня, и, вероятно, для нее. Но…
Когда до конца моста оставались считаные метры, на дорожке, идущей вдоль того берега реки, я увидел человеческую фигурку.
Это было так неожиданно, что на миг я не поверил своим глазам. Но… да, точно. Фигурка, которую я увидел, принадлежала…
Мей Мисаки.
Ошибиться невозможно.
Она была довольно далеко, да к тому же уже смеркалось… и тем не менее я был уверен. Она была не в школьной форме, одета во все черное – нехарактерно для нее. И все же…
Колышущиеся на ветру короткие черные волосы. Маленькое лицо и в целом хрупкое телосложение. Все это в целом сказало мне, что это Мей.
Она медленно шла по дорожке вверх по течению реки и остановилась напротив моста Идзана-баси. И, будто с каким-то удивлением, посмотрела на меня.
– Мисаки-сан, – на автомате позвал я ее. – Мисаки-сан.
Начисто забыв, что рядом есть Хадзуми, последние насколько метров я пробежал со всех ног.
– …Со-кун, – поприветствовала меня Мей Мисаки, слабо улыбнувшись. Вновь налетел порыв ветра, заставив деревья и траву зашелестеть. – Как неожиданно встретить тебя здесь.
На этот раз, в отличие от нашей прошлой встречи в «Пустых синих глазах в сумраке Ёми», Мей не закрывала левый глаз повязкой. Его она потеряла в детстве из-за болезни, и в глазницу вставили искусственный. Но сейчас там был не синий «глаз куклы», как раньше…
Другой «глаз», карий с черным зрачком. Новый искусственный глаз, который Мей начала носить повседневно года два назад. С тех пор она почти перестала прятать его под повязкой, как раньше.
– Мисаки-сан…
Сейчас, когда я стоял напротив Мей, мое сердце колотилось так, что самому было слышно. Отчасти это из-за того, что я бежал, но расстояние было совсем небольшим. Я чувствовал, что есть и другая причина.
– Это ничего? – спросила Мей.
– Ээ…
Я озадаченно склонил голову набок. Мей перевела взгляд на мост.
– Ты же беседовал с ней.
– А… но тот разговор мы уже закончили.
– Вот как?
– …Угу.
– Хм, – Мей слегка прищурила правый глаз. – Ты уверен? Она смотрит немного сердито.
– Эээ… Не, это не особо… – с непонятными мне самому чувствами ответил я и при этом обернулся. К этому времени Хадзуми уже отвернулась от меня и зашагала к противоположному берегу. Поэтому я не мог сказать, действительно она смотрела «немного сердито» или нет.
– Эмм… спасибо за тот мейл, – сказал я, и Мей вновь слабо улыбнулась.
– Похоже, у тебя много чего происходит, но ты справляешься?
– Угу… ну, типа того.
– Та девушка только что – это, случайно, не вторая «та, кого нет»?
– А, ага. Именно она.
– Хадзуми-сан, да?
– …Да.
– Красивая. Кстати, Со-кун, вы с ней случайно не встречаетесь?
На этот внезапный вопрос я поспешно завозражал:
– Да нет, что ты. Нет. Ничего такого. Мы просто коллеги, оба «те, кого нет», ну и поэтому обсуждаем между собой всякое. Но больше ничего.
– Хмм, – Мей вновь прищурила правый глаз и посмотрела мне в лицо. – Я думаю, что, даже если продержишься ты один, все будет хорошо, но… есть и ощущение, что эта девушка немного опасная и лучше бы ее одну не оставлять.
– Не оставлять одну?
– Как бы это сказать, она будто идет по узкой тропинке над обрывом. И тем не менее сама она этого обрыва не замечает и не хочет замечать… Как-то так.
Когда я слушал эти слова Мей, мне показалось, что в животе у меня появился и стал разрастаться ледяной ком. Я не знал, что ответить, и в то же время не мог отвести глаз от рта Мей, из которого, казалось, придут еще какие-то слова…
В шум ветра вплелся тихий электронный звук. Рингтон мобильника Мей? Да, в прошлом месяце, когда мы с ней встречались в «Пустых синих глазах…», я слышал точно такой же звук.
Мей достала из кармана куртки мобильник и, словно пряча его от моих глаз, повернулась ко мне боком.
– Да. …А, да.
Она отвечала собеседнику, и ее голос перемежался паузами.
– Я… но… да. Ладно…
Интересно, кто ее собеседник? …Такое впечатление, что тот же, что и в прошлый раз.
– …Что? Да, хорошо. …Не расскажу. Не волнуйся.
С этими словами Мей положила трубку.
Кто же был собеседником? Откровенно говоря, я не мог справиться с любопытством, однако спросить ее мне не удалось.
4
На следующий день, 7 мая. Утром понедельника после Золотой недели.
Придя в школу чуть раньше обычного, я направился к нулевому корпусу и в первую очередь заглянул в биологический кружок. Как я и ожидал, там уже был Сюнске Кода и проверял состояние питомцев. Заметив мое появление, Сюнске поправил дужку очков в серебристой оправе и серьезным тоном произнес:
– Салют, давно не виделись. Главное, ты успешно добрался до мая.
– Ну, более-менее.
– За время длинных выходных у нас умер один полосатый вьюн и одна креветка Амано. Я не стал сообщать об этом, но уже готовлю прозрачные препараты, – сообщил он не столько с серьезным, сколько с недовольным видом. Я, тоже с недовольным выражением лица, ответил:
– Рыб можно.
– А ракообразных?
– Можно, раз они как рыбы.
– Теперь… – тут Сюнске вновь сделал серьезное лицо. – Насчет тех новеньких, о которых я писал тебе в мейле.
– Ага. Два парня и девушка, да?
– Да-да. Кстати, одного из этих парней зовут Таканаси.
Услышав фамилию, я сразу же подумал: «А?» Она звучала знакомо, где-то я ее уже встречал.
– Эта Фамилия, Таканаси, пишется как «игра маленькой птички»?
Сюнске, по-прежнему с серьезным лицом, кивнул.
– Думаю, Со-кун, ты уже догадываешься. Да, так и есть. У этого новенького, Таканаси-куна, есть сестра на два года старше, ее зовут Дзюн. Она в третьей параллели.
Точно, в классе 3-3 есть такая Дзюн Таканаси. …Ну надо же, в биологический кружок вступил один из «причастных».
– Я беспокоился и поэтому слегка его расспросил, но, похоже, про особые обстоятельства класса 3-3 он ничего не знает. Похоже, старшая Таканаси хорошо выполняет правило «не трепаться без необходимости».
– Видимо, так.
Я вздохнул, ощущая некоторую подавленность. С этим чувством я посмотрел вперед, и мой взгляд уткнулся в аквариум, где плавал белый аксолотль. Это и есть У-тян второго поколения?
– Я от Кейске случайно услышал, – сказал Сюнске, – что в классе творятся какие-то тревожные дела?
До него тоже дошли неприятные слухи насчет Юйки Хадзуми?
– Ну… – протянул я, вспомнив свои сложные чувства по поводу того, что у нас с Хадзуми произошло вчера. – Не знаю, что именно ты услышал, но это почти всё ложные сплетни. Старшеклассник из «Йоми-один» погиб в аварии, но он не из «причастных». Авария была не из-за «катастрофы». Так что беспокоиться не о чем. «Катастрофы» не начались.
– Правда?
– Угу.
– Хмм. Ладно, раз ты уверен, то и я чересчур беспокоиться не буду.
До первого звонка оставалось еще несколько минут, и я, оставив Сюнске одного, вышел из кабинета. Прежде чем идти в класс, я хотел уточнить еще кое-что.
Направился я в дополнительную библиотеку, находящуюся тоже в нулевом корпусе, на первом этаже.
Библиотекарь Тибики-сан был в отпуске, и весь апрель на двери библиотеки висела табличка «Закрыто». Я слышал, что отпуск Тибики-сана длился до конца апреля, но первого и второго мая, когда я сюда приходил, тоже было закрыто. Что же будет сегодня, когда длинные выходные закончились?
В коридоре старого кирпичного здания, где даже днем маловато света…
Прямо перед тем, как я добрался до места назначения, меня сзади окликнули: «Хирацка-кун». Чуть хриплый, низкий, но приятый голос. Это…
Обернувшись, я увидел мужчину в черной рубашке, черном пиджаке, черных брюках – словом, во всем черном. Тибики-сана.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался я. – С сегодняшнего дня вы вышли на работу?
– Ну… да, – ответил Тибики-сан. Его лицо за немодными очками в черной оправе выглядело гораздо изможденнее, чем при нашей последней встрече в конце прошлого года. Волосы, тогда седоватые, сейчас были почти совсем седыми. «Личные причины», по которым он взял отпуск, возможно, были связаны со здоровьем.
– Камбаяси-сэнсэй мне изложила ситуацию, – подходя ко мне, произнес библиотекарь в черном. – Нынешний год – «такой». А ты ради осуществления «контрмер» принял на себя роль «того, кого нет». Верно?
– Да, – я послушно кивнул. – И потом, в этом году еще один…
– Это я тоже уже знаю. На мартовском собрании решили о добавочной «контрмере». А именно – назначить двоих «тех, кого нет».
– Да. Так и есть.
В этот момент из древнего динамика нулевого корпуса раздался первый звонок. До звонка на урок оставалось пять минут.
– Ты пропустишь первый урок? Раз тебя «нет», ты можешь и пропускать, верно? – спросил Тибики-сан.
– Нет. Более-менее могу, да, – ответил я на оба вопроса. Первым уроком в понедельник идет математика. Если ее прогуливать, потом не нагонишь. – Вот физру или музыку я бы пропустил с удовольствием.
– Хм. Ну тогда… – произнес Тибики-сан, поглаживая заостренный подбородок, – заходи на большой перемене. С сегодняшнего дня дополнительная библиотека открыта.
– А, ага, – тут же ответил я. – Зайду.
– Ты что-то хочешь со мной обсудить?
– Ээ… ну…
– Я тоже хочу кое о чем тебя расспросить и кое о чем побеседовать, – сказал Тибики-сан и резко провел по растрепанным седым волосам. – Буду ждать.
5
Первый урок, математика. Если подумать – именно с этого времени у меня возникло ощущение, что с Хадзуми что-то не так.
На короткий классный час она не пришла. В этом не было ничего особо странного: ни на ежеутреннем коротком классном часе, ни на еженедельном длинном, по всеобщему молчаливому согласию, «тем, кого нет» присутствовать не нужно. Потом был первый урок, на который Хадзуми опоздала минут на пять, но учитель (естественно, знакомый с ситуацией) не сказал ни слова упрека. Она – тоже, конечно, молча – прошла к своей парте, последней в ряду у окон, выходящих в школьный двор…
Во время урока я со своего места, последнего в ряду у коридора, несколько раз исподтишка глянул на нее. Она достала учебник, но тетрадь не открывала, карандаш в руку не брала – просто сидела, опустив голову и подперев щеку рукой. То ли сонная, то ли просто вялая. Или в трансе, а может, неважно себя чувствует.
Второй урок – японский язык. Хадзуми, похоже, оставалась в том же состоянии. На перемене перед вторым уроком она осталась сидеть, опершись локтями на парту и обхватив щеки руками. В мою сторону не кинула ни взгляда.
Это странно, подумалось мне; однако дело было в пределах школы, да еще в кабинете 3-3. Спросить «что случилось?», понятно, было никак нельзя…
Перед третьим уроком Хадзуми встала и в одиночестве вышла из класса. В этот момент мое внимание привлекло ее лицо – оно было бледным. Но, опять-таки, окликнуть ее я не мог. Тем не менее я встал и направился к парте Хадзуми у окна.
– Это… – вдруг услышал я. Голос принадлежал Идзуми Акадзаве, сидящей за партой перед моей. По соседству с ней была парта Цугунаги, нашей старосты.
Они обе смотрели на парту Хадзуми. Потом переглянулись, и Идзуми кинула один-единственный взгляд на меня. С колючим, нахмуренным видом она чуть качнула головой.
Да что там такое…
Дождавшись, пока они отойдут, я приблизился к парте. И…
Старая парта, принесенная из бывшего кабинета 3-3 на втором этаже нулевого корпуса специально для «того, кого нет». Глянув на ее исцарапанную, почерневшую поверхность, я обнаружил надпись:
Та, кого нет, сгинь!
И еще вот такую:
Хадзуми приносит несчастья
Ты проклята
Ты мертвая?
Черной масляной (как мне показалось) краской, несколькими (как мне показалось) почерками. На взгляд, все надписи свежие.
– Ужасно, – не сдержавшись, пробормотал я. – Кто же… такое…
Низкая травля от кого-то, кто поверил тем слухам?
Я обвел взглядом класс. Естественно, на меня, «того, кого нет», никто не смотрел. Но среди них…
– Мы что-то должны сделать, – послышался голос Идзуми.
– Да уж, – ответила ей Цугунага.
– Если это продолжится…
– Худшее развитие событий.
– Такое… Ладно, в любом случае, Камбаяси-сэнсэй об этом не скажем. После уроков скажу всем, чтоб были осторожнее…
Это ее чувство ответственности как безопасника? Плюс, вероятно, простое чувство справедливости. По тону Идзуми я почувствовал ее гнев и раздражение в адрес тех, кто не ведет себя спокойно, как велят правила.
6
Если подумать – сегодня с самого утра была какая-то странная погода.
Первая декада мая вся оказалась неприятно холодной. Ветер сильный и тоже холодный, но хоть небо наполовину ясное. Но на второй половине, постоянно меняя форму, клубились облака.
Когда я выглянул наружу после второго урока, небо изменилось еще сильнее. По крайней мере, из окна класса синевы не было видно вовсе. Сплошные тучи. От земли к небу поднималась громадная бело-свинцовая масса. Она как будто подозрительно извивалась.
Всего с час назад снаружи было ясно, а сейчас потемнело. И в классе воцарился такой сумрак, что без включенного освещения уроки проводить было невозможно.
Третий урок – естествознание.
Прозвенел звонок. Когда вошла Камбаяси-сэнсэй, одетая, в отличие от классного часа, в белый халат, Хадзуми все еще не вернулась…
Камбаяси-сэнсэй открыла лежащий на учительском столе классный журнал и оглядела сидящих за партами учеников, проверив, все ли на месте. Отсутствие Хадзуми она наверняка сразу заметила, но виду не подала. В мою сторону тоже ни разу сознательно не посмотрела. Все учителя старательно относились к «тем, кого нет» как к реально несуществующим.
Что с Хадзуми?
Та надпись, накарябанная на ее парте, конечно, не привела ее в хорошее настроение.
Она первый и второй уроки просидела повесив голову, потому что была в шоке от этой надписи? И не вернулась, видимо, потому, что находиться в этом классе ей было отвратительно, невыносимо?
Снаружи все больше мрачнело. Сквозь свист ветра внезапно пробился далекий раскат грома…
Сэнсэй начала урок естествознания, не дожидаясь возвращения Хадзуми.
Учебник – последний том, вторая часть. Она посвящена теме «Животная клетка и ее рост». Урок Камбаяси-сэнсэй был, как всегда, серьезный, но совершенно неинтересный. К тому же я с первого класса ходил в биологический кружок, и мне эти темы уже были знакомы, так что я откровенно скучал.
С начала урока прошло больше десяти минут. Я подавил второй зевок, и в этот самый момент…
Задняя дверь кабинета открылась, и вошла Хадзуми.
Несколько человек обернулись, но тут же отвернулись обратно и устремили взгляды вперед. Камбаяси-сэнсэй за кафедрой тоже лишь на миг прервалась, а потом возобновила урок. Словно ничего не произошло. На вошедшую Хадзуми никто не обращал внимания.
Меня охватило немного… да нет, очень зловещее предчувствие, и я покосился на Хадзуми, пытаясь понять, что с ней.
Сев на свое место, она не стала доставать учебник и тетрадь, а медленно подняла взгляд к потолку, а затем перевела на меня. Потом приоткрыла рот, будто хотела что-то сказать (ну, такое возникло ощущение), но я, едва увидев это движение, сразу отвернулся. С ее точки зрения, возможно, это выглядело как паника. Но ситуация вынудила меня так поступить.
Снова прогрохотал гром. Через приоткрытые окна задул ветер, трепля полузадернутые занавески. И в этот момент…
– Не могу, – раздался шепот. – Не могу больше, – на этот раз чуть погромче. А затем еще громче: – Я больше не могу… Хватит!
Голос принадлежал Хадзуми. …Ой, как плохо. Это же…
Думаю, к этому моменту ее состояние заметило меньше половины класса. Камбаяси-сэнсэй, игнорируя ее, продолжила вести урок – она написала на доске несколько ключевых слов, а потом произнесла:
– Таким образом, в многоклеточном организме происходит деление клеток; поделившиеся клетки растут, снова делятся, и так раз за разом…
Она начала свое объяснение, но…
Раздался еще один удар грома. Висящие на потолке лампы замигали.
И тут же, лязгнув стулом, встала Хадзуми. После чего…
– Хватит!
На этот раз ее голос разнесся по всему классу.
– Не могу. Я больше не…
На лице Камбаяси-сэнсэй за кафедрой отразилось потрясение. Большинство учеников отреагировало так же, и даже я, пожалуй, не стал исключением. Но…
– Теперь перейдите на тридцать шестую страницу учебника, – попыталась продолжить занятие сэнсэй, делая вид, что ничего не слышит, и не поворачиваясь к Хадзуми. Некоторые из учеников принялись листать учебник, но были и такие, кто повернулись к стоящей Хадзуми, а некоторые кидали на нее взгляды украдкой… Не то чтобы кто-то что-то конкретное говорил, но в классе поднялся напряженный гул.
– Пожалуйста, не надо больше, – еще сильнее взмолилась Хадзуми. Почти визгливо, не в силах скрыть эмоции. – Я больше не могу, когда меня «нет»!
Гул на миг утих. Хадзуми со слезами в голосе продолжила молить:
– Я есть. Я не «мертвая», ничего такого! Я нормально живая, и я здесь!
В тот самый момент, когда непонятно было, закончила она говорить или нет, вдруг воздух сотряс какой-то непривычный звук.
Тук-тук… Бам, бам-бам-бам… Вот такой вот странный звук, если пытаться описать его словами.
Со стороны окон.
Тук-тук-тук, бам-бам, бам-бам-бам-бам…
От всех окон, выходящих во двор, да нет, на самом деле от всего здания, где есть эти окна. И отовсюду снаружи здания.
В первое мгновение я не понял, что произошло.
Некоторые, видимо, решили, что пошел дождь. Но они ошиблись. Звук не как от дождя, более грубый, более резкий…
Это град.
Я вспомнил то, что испытал несколько лет назад в «Приозерном особняке» в Хинами. Тогда тоже раздался гром, а потом внезапно весь дом погрузился вот в такой же звук… Я беспокойно заозирался, и тогда…
«Это град, – объяснил мне Тэруя-сан. – В грозовых облаках собираются кусочки льда и падают на землю. Бывает крупный, когда они больше пяти миллиметров, и мелкий, когда меньше. Сейчас, судя по этим звукам, идет крупный».
– Кяаа! – взвизгнула одна из девушек. Передняя парта со стороны окон.
Похоже, ее напугали влетевшие в окно градины: ее будто подбросило, и она отпрыгнула от парты. Несколько человек рядом тоже испугались и вскочили со стульев.
Даже с моего места были отчетливо видны рассыпавшиеся по полу ледяные зернышки – точнее, ледяные бусины. Крупные. Размером, пожалуй, с перепелиное яйцо.
В классе становилось все более шумно. Словно нанося добивающий удар, прогремел гром. Куда ближе и яростнее прежнего. Лампы на потолке снова замигали. Шум в классе был пропитан замешательством и страхом.
– Я… – повысив голос, продолжила гнуть свое Хадзуми даже в этом кавардаке. – Я не «мертвая»! Я существую здесь! Я…
Эй… ладно, хватит уже
Так я мысленно к ней воззвал.
Хватит. Уже понятно. Ты уже можешь прекратить. Можешь перестать быть «той, кого нет».
…«Успокойся, – попытался убедить я себя. – Успокойся. Успокойся. Всё в порядке. Даже если она сейчас выйдет из игры, но я продолжу исправно выполнять обязанности «того, кого нет»…
«Даже если продержишься ты один…»
Я размышлял над словами, которые сказала Мей Мисаки во время нашей вчерашней встречи.
Даже если «контрмеры» в форме, принятой на этот год, сорвутся, останется «тот, кого нет» в моем лице. А значит, «контрмера» продолжит действовать и защитит нас от «катастроф» Поэтому здесь…
– Закройте окна, – приказала Камбаяси-сэнсэй и сама быстрым шагом направилась к окну. – Все открытые окна закройте.
Сразу несколько человек встали с мест, чтобы выполнить указание, но…
В этот момент задул такой сильный ветер, что его можно было бы назвать даже шквалом, и все окна со стороны школьного двора задребезжали. Крупные градины полетели, как пули, и одно из стекол разбилось. То, которое было в самом конце класса, у парты Хадзуми.
Коротко вскрикнув, Хадзуми съежилась возле парты. Налетевший ветер взметнул и растрепал ее длинные каштановые волосы. И сверху посыпались осколки стекла.
Ни один из учеников не попытался подбежать к ней, проверить, все ли с ней в порядке.
Ее мольба «Я есть», похоже, ничьего сердца не достигла, поэтому для всех она и сейчас оставалась «той, кого нет»… Вот почему никто не пытался подбежать к ней. Никто не подбежал.
Я тоже не двинулся с места, но по другой причине.
Даже если Хадзуми перестанет быть «той, кого нет», я должен продолжать выполнять эту работу. А раз я «тот, кого нет», то и вести себя здесь обязан так, будто меня «нет».
…Все эти мысли промелькнули у меня в голове за какую-то пару секунд.
Град продолжал падать, ветер – дуть. Вновь совсем близко громыхнуло, и почти одновременно с этим выключился свет. Я даже не успел подумать, что где-то коротнуло от удара молнии, когда…
В шумном классе стало еще более шумно.
Через разбитое окно рядом с партой Хадзуми в класс внезапно влетело нечто…
Как и тогда, когда начался град, я в первый миг не понял, что это такое. Просто снаружи прилетело что-то большое и черное.
Но в следующее мгновение я разглядел форму этого чего-то.
Большая черная… птица.
По абсолютно черным крыльям, туловищу, голове и клюву, а также громкому, пронзительному голосу я узнал ворону. Она летала в небе над школой, была застигнута врасплох градом и решила укрыться здесь? Нет, это было бы странно. Какие-то слишком яростные движения, слишком хаотичные.
Хлопая черными крыльями, ворона полетела прямо на меня. Я рефлекторно закрыл лицо руками.
Ворона, лишь коснувшись моей головы, врезалась в стену со стороны коридора. И, тут же развернувшись, понеслась в сторону школьной доски.
Тыльная сторона ладони, прикрывавшей голову, ощутила что-то теплое. Я глянул на нее – она оказалась выпачкана красным.
Кровь? Но моя рука, похоже, цела, значит, это кровь вороны? Птица ранена? Может, в нее угодила крупная градина? И поэтому она так вот запаниковала…
Черная тень металась по сумраку класса, вопя шальным голосом. Это большеклювая ворона, у нее размах крыльев около метра. Но она так бушевала в закрытом пространстве, что казалось – намного больше.
И парни, и девушки невольно раскричались. Те, в кого врезалась мечущаяся по классу ворона. Те, кто, пытаясь от нее увернуться, опрокидывали парты и стулья. Те, кто, удирая, падали сами. …А один парень достал из шкафчика с уборочным инвентарем швабру и поднял ее, словно синай[1]. Тадзими, один из безопасников.
– Всем выйти из класса! – посреди этого хаоса скомандовала Камбаяси-сэнсэй. – Успокойтесь. Временно выйдите в коридор.
Те, кто находились рядом с выходами, последовали этому указанию, но все сразу выйти, конечно, не могли. Были и упавшие на пол, и скорчившиеся, и оставшиеся сидеть за партами.
Были и такие, кто пытались помочь им подняться. В том числе отбросивший швабру Тадзими. И Ягисава. Но меня, «того, кого нет», и в этой ситуации, конечно, тоже «не было», так что мне оставалось лишь наблюдать…
Град снаружи немного ослаб, однако все не прекращался.
Ворона продолжала метаться по классу. Ударяясь о стены, окна и потолок, испуганно крича, роняя окровавленные перья… В конце концов она врезалась в один из потолочных светильников. Две длинных флуоресцентных лампы с грохотом лопнули.
Прямо под ними неподвижно лежала упавшая девушка. Даже когда на нее посыпались осколки, она не вздрогнула. Разметавшиеся волосы обнажили заднюю часть шеи, где виднелось что-то темно-красное, влажное…
…Нет.
У меня словно сердце остановилось.
Не может быть, она…
Умерла? Совсем умерла? Посреди всего этого хаоса упала и случайно неудачно стукнулась?
Забыв, что меня «нет», я попытался к ней подбежать. Но кое-кто другой подбежал раньше меня и, спросив «Ты как, в порядке?», обнял ее и приподнял.
– Кусакабе-сан? Держись!
Это была Идзуми Акадзава. У нее тоже на лбу виднелась ссадина.
Я тут же остановился. Бросив в мою сторону лишь краткий взгляд, Идзуми едва заметно кивнула.
– Ты в порядке? Встать сможешь?
С помощью Идзуми упавшая девушка, Кусакабе, наконец медленно поднялась и прошептала:
– Спасибо. Я просто испугалась. Так сильно, что даже двигаться не могла.
– Ты ранена?
– Ничего страшного. Просто саднит немножко.
Чувствуя, как меня переполняет облегчение, я отошел. Шум от буйствующей вороны к этому времени тоже прекратился.
Тихо отойдя в задний угол класса, я оглядел темное (электричества по-прежнему не было) помещение.
Хадзуми было не видать.
Измочаленная ворона лежала перед шкафчиком для уборочного инвентаря. Окровавленные черные крылья были переломаны… и одного глаза не было. Птица лежала, бессильно полуоткрыв клюв.
– …Бедненькая, – почти беззвучно пробормотал я.
Бедненькая. Едва ли она, влетая в класс, желала поднять такой переполох.
«Надо будет попозже связаться с Сюнске Кодой», – подумал я.
Уж если ей суждено быть выкинутой, как мусору, лучше я ее похороню на том кладбище за окном биологического кружка. А если Сюнске захочет, на этот раз я и препарировать ее разрешу.
7
Град, выпавший сегодня после одиннадцати утра, был разный от места к месту даже в пределах той же Йомиямы. А именно: в круге радиусом примерно два километра, включающем в себя Северную среднюю школу, он был очень яростным, в остальных местах – куда слабее. Поэтому почти все пострадавшие дома и поля находились внутри этой области.
В Северном Ёми окна побились еще в нескольких кабинетах, помимо класса 3-3 на третьем этаже корпуса С. Однако бедлам в виде разбушевавшейся вороны, влетевшей в класс, испытали на себе только мы. Пострадавшие ученики – одни от осколков стекла, другие от столкновений с вороной, третьи от падения при попытке убежать – тоже были только в классе 3-3. Но, к счастью, все травмы оказались незначительными. Погибших, конечно, не было. Но…
После этого, на третьем уроке.
Хадзуми, назначенная в качестве «контрмеры» второй «той, кого нет», сегодня, не в силах это больше терпеть, отказалась от своей роли, заявив при всех «я есть». Хуже того, сразу после этого заявления случилось ЧП. Поэтому…
Это совпадение следует считать неслучайным, не так ли?
С одной стороны, так хотелось думать; с другой стороны, и желание отрицать эту связь тоже было сильным.
Если Хадзуми этим своим поступком разрушила «контрмеры», после чего начались «катастрофы», то в последовавшей за этим панике наверняка кто-нибудь бы погиб, верно? К тому же…
«Даже если продержишься ты один…»
Те слова, сказанные Мей Мисаки.
Пускай Хадзуми выпала, но я-то продолжаю быть «тем, кого нет». Значит, «контрмеры» должны по-прежнему действовать. «Катастрофы» не должны начаться. Ведь верно?
Но тем не менее…
Вечером того же дня я узнал.
Одновременно с тем, как в классе 3-3 поднялась паника из-за града и вороны, в другом месте скончался один из «причастных». Больной раком, прикованный к постели, уже какое-то время назад помещенный в хоспис на окраине Йомиямы 61-летний мужчина. Его звали Дзёкити Камбаяси. Старший (на много лет) брат Камбаяси-сэнсэй.
[1] Синай – бамбуковый меч, используемый в кэндо.