ТАРАКАНЫ 28.4
– Мы на месте, – сообщила я.
Этого хватило. Все разнообразные персонажи, собравшиеся в «Стрекозе», все… как это описала Ябеда когда-то? Люди, не склонные играть в казаки-разбойники, не склонные следовать правилам и кодексам, опасные без твердой руки. Рэйчел, Лун, София… они все смолкли. Свара прекратилась.
Потому что каждый, несмотря на своих личных тараканов, понимал, что сейчас не та ситуация, в которой можно валять дурака.
Изображение на мониторах переключилось безо всякой команды с моей стороны. Там была Симург с большого расстояния, с другого угла. Бунтарь переключился на свои длиннофокусные камеры.
Миг спустя он включил камеры на «Стрекозе». Два набора изображений стали чередоваться на многочисленных дисплеях корабля. Лишь дисплей прямо передо мной, в кокпите, остался не затронут – на нем по-прежнему отображались высота, направление, скорость, расстояние до цели и сообщения о последних появлениях Сайона.
«Стрекоза» сменила курс, поддерживая заданное расстояние до Всегубителя. Опять-таки это не я.
Бунтаря, похоже, устраивало брать на себя механическую сторону дел. Я встала с кресла, слегка потянулась, потом собрала букашек. Две связных букашки, из соображений безопасности. Они вылетели из корабля.
Симург не кричала. По крайней мере, насколько я была способна детектировать. Было бы в ее стиле удерживать крик за пределами нашего восприятия и исподтишка воздействовать на нас, – такого рода козырь она могла бы придерживать в рукаве. Делать свой психический вопль «слышимым», за отсутствием более подходящего слова, чисто чтобы распространять страх, а потом применять его тайно в тот момент, когда она не атакует.
Другие в корабле не просто затихли. Они держались неподвижно. Я могла бы счесть это почти гипнотическим параличом, признаком, что что-то капитально не так, но тут Рэйчел повернулась и села на скамью напротив Теневой Охотницы.
Нет, они все еще оставались самими собой.
Мои букашки направились к Симург; я соединила двух связных букашек в цепь, чтобы повысить дальность.
Хрупкая система: гибели всего одной букашки хватит, чтобы обрезать мою связь с роем. Меня устраивало. Если Симург займется моим роем, это, вероятно, будет наименьшим из наших поводов для беспокойства.
Камеры сменили фокус, сосредоточившись на лице Симург, ее руках и кончиках различных крыльев. По мере того как «Пендрагон» и «Стрекоза» вращались вокруг нее, камеры выпускали из поля зрения свои цели, но их подхватывали другие. Мозаичные образы ее черт, разбитые на кусочки, как если бы я смотрела глазами своих букашек, но без способности координировать изображения, сводить их в единое целое.
В углу каждой картинки – какие-то числа, измерения, словно Бунтарь надеялся отследить даже малейшее движение.
Мое внимание привлекли волосы. Паутинно-тонкие, серебряно-белые, прямые, они колыхались на ветру, точно каждая нить была отдельной сущностью. Не пряди, не локоны, но целый занавес из нитей, в десять раз драматичнее, чем можно увидеть в отфотошопленной рекламе средства для волос.
Искусственные.
– Семьдесят, – обронила Ябеда.
– Хм? – переспросила я.
– Я говорю, раньше я была уверена на шестьдесят пять процентов. Сейчас пересмотрела на семьдесят.
Я кивнула.
«Привет, Симург, – подумала я. – Наконец-то мы встретились».
Протекторат очень строго относился к вопросу, кого допускать к битвам с Симург. Плащи должны были пройти психологическое обследование, должны были подписать согласие на карантинные процедуры, должны были строго выдерживать назначенное время контакта.
Я не могла участвовать, когда Симург атаковала авиарейс ВА178. Когда она напала на Манчестер, мне преградила путь к участию красная лента бюрократии. У меня была плохая история, и я все еще была на испытательном сроке. Слишком велика вероятность, что я психически нестабильна.
Когда Симург ударила по Парижу, я пошла к миссис Ямаде, надеясь, что она как психотерапевт засвидетельствует мое нормальное психическое здоровье. Или хотя бы даст «добро».
Вместо этого она посоветовала мне рассматривать свое неучастие в положительном ключе. Сказала, что участие могло бы стать еще одним грязным пятном в моем досье, еще одной причиной подозревать меня или рассматривать под лупой все мои решения.
Также она очень элегантно уклонилась от того, чтобы произнести вслух, что она не хочет официально свидетельствовать, что я психически полностью здорова. Я заметила, но не стала давить. Она была бы вынуждена сказать это прямо, а я была бы вынуждена это выслушать.
– Готовы? – спросила я.
– Я говорю, ты передаешь, – сказала Ябеда.
Я кивнула.
Ябеда вздохнула.
– Посмотри на нее. Человеческий каприз, правда?
– Не знаю. Ты лучше меня понимаешь, права ты или нет, но у меня… как-то не ложится.
– Я уверена.
– Ты уверена на семьдесят процентов.
– На семьдесят процентов, да. Если я ошибаюсь, то подхожу к этому разговору с неправильной стороны, и, возможно, в итоге мы натравим пока что пассивного Всегубителя на человечество.
– Значит, будем надеяться, что ты права, – сказала я.
Она кивнула.
– Все готовы? – спросила я и обвела взглядом корабль. Никаких откликов. Только безмолвные кивки.
Одна голова двигалась из стороны в сторону. Теневая Охотница.
Я прикоснулась к тачскрину на терминале.
– Бунтарь?
– Готов, когда ты будешь готова, – отозвался он.
– Начинаем прямо сейчас, – сказала я. И кивнула Ябеде.
Та размяла плечи, сделала глубокий вдох, потом вздохнула и начала.
– Привет, Всегубитель, это…
Я эхом повторяла ее слова своим роем, как переводчик-синхронист повторяет речь на чужом языке.
В тот же момент, когда я выпустила первое слово, по коралю разнесся сигнал тревоги. «Стрекоза» вздрогнула, когда ее слабосильное оружие выдвинулось с обоих боков. Я кинула взгляд на «Пендрагон» – с ним было примерно то же самое.
Симург среагировала.
Не атаковала, но среагировала.
Оставаясь на месте, она стала вращаться в воздухе, распластав крылья по бокам. Крылья эти были чистым украшением, как мощная фигура и мускулы Бегемота. Передвигалась она с помощью телекинеза, и сейчас с помощью его же сохраняла ориентацию в пространстве, вращаясь в точном соответствии с нашей орбитой вокруг нее, не отводя взгляда и внимания от «Стрекозы».
– Ох блин, – вырвалось у Чертовки; ее голос при слове «блин» дрогнул.
Текли долгие секунды, но каких-либо других действий Симург не предпринимала.
– …Это Ябеда, одно лицо в той громадной безумной толпе людей, которых ты убивала, – закончила Ябеда. – Рада, что ты слушаешь. Я подумала, сейчас самое время нам поболтать.
Никакой реакции, никакого движения. Странно видеть на экранах крупномасштабные изображения ее лица, рук, крыльев и тела, которые не вращались, как до того.
Ее выражение лица было нейтральным; впрочем, оно всегда было нейтральным. Кукольное лицо с холодным взглядом. Красивое во всех привычных смыслах: присутствовала каждая черта, классически считающаяся красивой, от тонкого, нежного контура до высоких скул и роскошных волос… И ужасающее в том, что его обрамляло. Рост вдвое-втрое выше, чем у обычного взрослого, крылья, заполняющие пространство вокруг нее. Перья были на удивление плотными и прочными, их острые края могли резать сталь.
Не то чтобы она сражалась врукопашную, где могла бы этим пользоваться.
– Давай посмотрим в лицо фактам, Симург. Зиз. Исрафил. Улем[1]. Или как еще ты хочешь, чтобы тебя называли. Ты стала вести себя странно сразу после того, как Эйдолон откинул копыта. Возможно, это оплакивание. Возможно, ты уважала его как противника, потому как он был одним из всего двоих, кто мог задать вам реальную трепку. А может, у вас были другие отношения.
Ябеда позволила словам повисеть в воздухе.
– Быть может, отношения родителя и ребенка? Быть может, он создал тебя.
Симург не шевельнула ни единым мускулом. Ее волосы бились на ветру и попадали на лицо, но она даже не моргнула.
Я перегнулась через кресло и нажала кнопку в кокпите, выведя изображение тех, кто были в «Пендрагоне».
Бунтарь, Нарвал, Мисс Милиция, Святой, Канарейка, Париан, Фехта, Голем, Виста и Малыш Победа. Бунтарь собрал героев, которые, возможно, будут менее склонны взорваться, если я покажусь в компании Ябеды, Чертовки и Рэйчел. И он был неподалеку от Париан и Фехты, когда я обратилась к нему со своим планом.
Я наблюдала за выражениями на их лицах – выражениями озабоченности, тревоги и замешательства, какое я испытывала лишь несколько минут назад. Я знала, что Ябеда не поделилась заранее этой конкретной деталью. Они наверняка вслушивались через какой-то микрофон, либо направленный на мой рой снаружи, либо установленный в «Стрекозе».
– Говорят, одиночество порождает лучших мастеров, а на самом верху страшно одиноко, – продолжила Ябеда. – Никто не может как следует сразиться, нет повода размяться в полную силу своих способностей, ничто не может обеспечить нужный калибр рядом с Легендой, которому достается все внимание прессы. Нет настоящей роли по сравнению с Александрией, которая управляла ОПП. Третий лишний.
Я вспомнила первый раз, когда увидела Эйдолона лично. Совещание перед битвой с Левиафаном в Броктон-Бее… Эйдолон тогда стоял в уголке, погруженный в свои мысли.
– Символично, хотя и странно звучит, что ты пыталась убить его, а он пытался убить тебя.
По-прежнему никакой реакции. Никакого ответа.
Я обратила внимание на наше окружение. Симург расположилась над океаном – жутковатая параллель с первым появлением Сайона перед человечеством. С точки зрения поля боя, это место обеспечивало ей сравнительно мало орудий, которыми можно было бы манипулировать с помощью телекинеза, но, с другой стороны, давало нам мало опоры, если начнется сражение. Она разорвала самолет BA178. Сможет разорвать и «Стрекозу» или «Пендрагон», если захочет.
Остается надеяться, что второй корабль сможет удрать, если нам не удастся прямая битва.
Ябеда подняла руку и произнесла:
– Она ничего мне не дает.
Я не повторила это для Симург. Лишь молча смотрела на экраны.
– А ты ожидала, что даст? – спросила Чертовка.
– Да. В некотором роде, – ответила Ябеда.
– Она не человек, – сказала я. – И, если ты права, она лишь проекция. Ее мозг работает не так, как наш, если он вообще активен.
– Она же среагировала, когда мы вышли на связь, – возразила Ябеда.
Я кивнула.
– Бунтарь, ты слушаешь?
На переднем экране Бунтарь повернулся к камере и кивнул.
– Готова принимать идеи, – сказала я.
– Мы можем попытаться коммуницировать с помощью способностей, – предложила Нарвал. – Мы можем подать сигнал по какому-то другому каналу? С помощью наших способностей?
– Это может быть воспринято как атака, – заметила я.
– Она достаточно умна, чтобы разбираться в изощренных причинно-следственных цепочках, но не настолько, чтобы распознать попытку коммуникации? – спросила Ябеда. – Я бы сказала, давайте попробуем.
– О боже, – тихо произнесла Теневая Охотница. – Вы нас всех убьете.
– Что ж, это может быть милосердием, – сказала Чертовка. – Умереть вот так, чтобы не пришлось видеть, как золотой тип по кусочкам уничтожает человечество.
– Может, попробовать Канарейку? – предложила я. – Если у нее есть какое-то понимание способностей или если она может воздействовать на что-то еще, кроме людей…
– Не могу, – ответила Канарейка из «Пендрагона». – Я пыталась применять свою способность к собакам, кошкам, птицам, обезьянам…
Ябеда кивнула, словно ожидала чего-то подобного.
– Костерезка говорила что-то в этом духе. Когда мы обретаем способности, пассажир делает некое сканирование, пытаясь найти способ применить частицу себя. Поэтому Тейлор обрела способность, ограниченную только букашками, а Канарейка – ограниченную только людьми. В то же время пассажир вроде как определяет, есть ли опасность того, что способность навредит нам самим, физически или психически, и ставит предохранители и ограничители. Головные боли, которые бывают у Дины или у меня, происходят отсюда. А Эйдолон…
– Я… не могу поверить в это все, – раздался женский голос. Мисс Милиция.
– Он правда их создатель? – спросил Бунтарь. – Эйдолон?
– …Уверена на шестьдесят процентов. Эйдолон – это какое-то исключение из правил, во многих отношениях. Его способность работает по разным векторам, внутренних ограничений просто нет… Это что-то поломанное, и, держу пари, Всегубители с этим связаны. Типа, эта сущность делится на уйму фрагментов, которые осеменяют хозяев, и иногда к ним прилепляется что-то дополнительное. Или метод, которым «Котел» копирует фрагменты, дает это «что-то дополнительное».
– Да, – сказал Бунтарь. – Но как это нам сейчас поможет?
– Я как раз к этому подхожу. Типа. У каждой способности есть вторичные применения, которые заперты. Но, возможно, есть что-то, что мы можем выразить с помощью способностей, вроде паралюдских шарад. Не то чтобы, ну, изобразить что-нибудь, но создать такое впечатление.
– Я готова попробовать что угодно, – сказала я. – Кто? И как?
Ябеда улыбнулась.
– О, это забавно. Это нечто вроде загадки, но не той, где есть ясный ответ. Рэйчел, Канарейка. Эмм… и Чертовка. И Тейлор права. Любое применение способности, которое возможно счесть агрессивным, может подать неверный сигнал. Так что… ничего из этого. Давайте переместим людей между кораблями. Сука, ты в «Пендрагон». Ублюдка оставь здесь. Канарейка, ты можешь выбраться из твоего корабля на его крышу? Чертовка, и ты тоже. Мы должны дистанцировать вас от всех остальных.
– Наружу? – переспросила Чертовка.
– Наружу и подальше. Туда, где у твоей способности нет цели. Улавливаешь?
– Три человека применят способности, не имея подходящих целей? – спросил Бунтарь.
– В точности, – кивнула Ябеда.
– Я могу потерять своих букашек, – сказала я. – Но не уверена, что смогу в подобной ситуации выразить свою способность.
– Даже если сможешь, это будет довольно-таки тяжеловесно. Это мы попробуем в следующем заходе, если не удастся этот. Пока что давайте действовать по имеющемуся плану.
Я сняла полетный ранец и протянула его Чертовке.
– О, как прикольно, – сказала она. – Черт бы его подрал.
– Никаких подколок? Никаких шуточек? – спросила я и помогла ей найти все ремни и пряжки.
– Может, будут, когда я закончу, – ответила Чертовка. Кинула взгляд на Ябеду. – Я не могу включить свою способность. Она всегда включена. Могу ее отключить, но это работает, только пока я уделяю внимание.
– Значит, не уделяй. Оставь ее работающей. Мы пытаемся показать свое отношение.
Чертовка кивнула.
– И какое отношение будет олицетворять Чертовка? – поинтересовалась я.
– Ненасилие, пассивность, – ответила Ябеда. – По крайней мере, по отношению к нам.
– А Рэйчел?
– Призыв к оружию, выражение силы.
– А Канарейка… сотрудничество?
– Нечто в этом роде.
Я кивнула.
Ябеда пожала плечами.
– Лун слишком брутален, а способность Висты чересчур… заточенная на место? И я понятия не имею, как Симург воспримет способность Нарвал, потому что она равномерно распределена между атакой и обороной.
– Довольно абстрактно, – произнесла я.
– Это… натянуто, – признала Ябеда. – Явно натянуто. Но натяжки и абстрактные мысли дали нам портал на Гимель, и мне необходимо более-менее разминать свою способность.
– Более-менее, – согласилась я. – Нет, попытка не пытка. Будет не пытка, если не спровоцирует ее безжалостно перебить нас всех. Но можно внести предложение?
– Любые предложения – благо, – сказала Ябеда.
– Пошли Теневую Охотницу вместо Чертовки.
– Ах ты сука, – вскинулась Теневая Охотница. – Ну уж нет.
– Шикарная идея, – отреагировала Чертовка.
– Способность Теневой Охотницы не воздействует на область или на конкретную среду, – сказала Ябеда. – Она больше персональная.
– Не может ли она представлять нас? – спросила я. – Или не может ли персональный эффект представлять нас? Если Чертовка будет лететь снаружи, вдали от нас, мы все равно ожидаем, что она будет представлять нашу группу или человечество в целом, так ведь?
– Примерно так, – согласилась Ябеда.
– Тогда я не уверена, что вижу разницу, – сказала я.
– Не имеет значения, – заявила Теневая Охотница. – Это маразм. Устраивать шарады, вести себя так, будто способности – какой-то громадный сигнальный флаг для Всегубителя? Вы психованные.
– Послать их обеих? – предложила я.
– О, теперь уже не так прикольно, – сказала Чертовка. – У тебя был рабочий план, а ты позволяешь Ябеде его изменить. Давай же. Пошли двинутую арбалетчицу, а я посижу тут. Моя способность пошлет абсолютно неверный сигнал. Абсолютнейше.
– Тише, – одернула ее Ябеда. Нахмурилась. – Почему Теневую Охотницу?
– Потому что Чертовка… слишком пассивна.
– Очень слишком пассивна, – пробормотала Чертовка.
– Теневая Охотница тоже, – возразила Ябеда.
– Но не ее пассажир. Если вообще есть какие-то нюансы, если пассажиры как-то влияют на наши действия, то Теневая Охотница точно была под влиянием. Я покопалась в ее старом досье, подчитала ее историю.
– ЧТО? – воскликнула Теневая Охотница.
– Она стала агрессивной после того, как обрела способности. В целом, более… – я покопалась в голове, ища, как бы это получше высказать.
– Ты, блин, ковырялась в моем досье?!
– …Более злой, чем было бы большинство людей на ее месте. Взрывалась, сперва ни на кого конкретного, потом на кого-то, выпускала агрессию. Но это было столько же насилия, просто сконцентрированного на меньшем числе инцидентов, плюс достаточно обширная кампания по травле.
– Ты это все делаешь из мести?
– Давайте так и поступим, – решила Ябеда. – Прислушаемся к интуиции. Чертовка и Теневая Охотница, на крышу. Сука, либо ты, либо Ублюдок должны перебраться в «Пендрагон». Канарейка – на крышу «Пендрагона», будешь петь, когда никто не слушает.
– Ты не вытащишь меня наружу из этой херовины, – заявила Теневая Охотница.
– Да ты ссышь, – сказала Чертовка. – Это так мило! Это боязнь высоты или боязнь Симург?
– Я не ссу, – огрызнулась Чертовка. – Это здравый смысл. Эта идея психованная, и все ради чего? Ради шарад со Всегубителем?
– Это была метафора, – ответила Ябеда.
– Звучит охеренно тупо.
– Я передумала, – сказала Чертовка. – Я иду. Не хочу, чтоб меня тут ставили в одну лигу с мисс Мокрые Штанишки и называли ссыкухой.
– Я не ссу, – повторила Теневая Охотница.
– Мы с тобой никогда толком н встречались, – сказала Чертовка. – Не дрались и всякое такое. Так что у меня есть только то, что я о тебе слышала. Например, как ты выстрелила Мраку из арбалета прямо в живот. Он тогда месяц восстанавливался. Я думала, знаешь ли, что ты крутой перец. А ты просто киска.
– Она просто измывательница, – вмешалась я. – В конечном счете она хочет драться только с теми, кого точно способна побить.
– Я дралась с двумя Всегубителями, – Теневая Охотница ткнула пальцем в мою сторону. – Я знаю, что ты пытаешься сделать. Ты, нахер, манипулируешь мной, чтоб загнать в опасную ситуацию, где меня убьют. Иди в жопу.
– Дралась с двумя Всегубителями в составе армии. Но пойти наверх в одиночку, встать на линию огня против кого-то, кто настолько больше и сильнее тебя? Нет. Ты в душе измывательница, и это полная противоположность твоему обычному стилю.
– Иди в жопу, Хиберт. Иди в жопу.
Как только эти слова покинули ее рот, она прошагала справа от меня в кокпит. Вышла сквозь стекло на нос корабля и села на корточки. Ее развевающийся плащ, хоть и полупрозрачный, мешал обзору, но мы по-любому ни во что не врежемся.
Минута ушла на то, чтобы все организовать. Нарвал создала платформу из силового поля и осторожно перенесла Рэйчел в «Пендрагон». Я наблюдала за их по-черепашьи медленным движением и за совершенно неподвижной Симург.
Новые сигналы тревоги раздались, когда она чуть повернула голову, чтобы следить за парящей платформой.
Спустя несколько долгих секунд мое сердце наконец-то прекратило попытки выскочить из груди. Все-таки она не полностью игнорирует нас, жалких людишек.
– Девчонка права. Выглядит… нелепо, – пророкотал Лун.
«О, Лун и Теневая Охотница – одного поля ягоды, чудесно».
– Немного да, выглядит, – согласилась Ябеда. – Но я надеюсь, что, если это не вполне сработает, она отдаст нам должное за попытку.
– Всегубители не отдают должное, – сказал Лун.
– Видимо, да, – кивнула Ябеда. Она нагнулась и почесала Ублюдка за ушами, но прекратила, когда тот отодвинулся – ему явно не нравилось соседство чужака.
– Нелепо, – повторил Лун. – И ты остановилась повреди разговора. Она ждет, когда ты продолжишь.
– Ей пофиг. Уверена на девяносто девять процентов. Надо понимать, она даже близко не похожа на человека, особенно если поскрести чуть поглубже. Мы думаем в терминах черного и белого, она – в терминах… пустоты и материи. В абстракциях и в причинно-следственных контекстах, глядя в будущее и смотря, как разворачиваются события. Поэтому мы пытаемся попробовать вот это, и, может, что-нибудь прилипнет.
– Мм, – промычал Лун, явно не впечатленный.
– Подключишь нас снова? – обратилась Ябеда ко мне.
Я кивнула.
– Итак, Симми, Эйдолон тебя создал, а может, он был достаточно хорошим противником, чтобы у вас с ним случились вот эти странные отношения «закадычных врагов». Ты понимаешь, о чем я. Это когда сражаешься с кем-то так долго, что знаешь его, почти что уважаешь его на каком-то уровне, а потом это уважение перерастает в нечто большее.
– Тебя несет, – прошептала я.
Ябеда чуть качнула головой.
– Что бы там ни было, а ты реагируешь на его кончину. Мы здесь, потому что…
Ябеда смолкла. Она что-то заметила.
Я повернула голову. Канарейка пела, и я слышала ее пение своими букашками.
Бессловесное, настойчивое пение, полное сдерживаемых эмоций.
Почти что гневное.
Я отрезала его, насколько смогла, целую секунду сосредотачиваясь полностью на том, чтобы не давать способности транслировать мне звуки. Потом нажала одну из кнопок на панели управления и потратила еще несколько секунд в поисках некоей программы Дракон.
Бунтарь отыскал ее первым и загрузил в систему «Стрекозы». Она начала отфильтровывать пение. Большую его часть.
Но как только Песнь Канарейки ушла, как начала кричать Симург.
Не так мощно, как я слышала со слов других. Едва слышно.
Более зловеще, чем что-либо.
– Не в полную силу, – прозвучал в динамике голос Мисс Милиции. – Я даю нам пять минут. Сворачивайтесь.
Я разжала кулаки, только сейчас осознав, что сжимала их с такой силой, что было почти больно. Ногти саднили – они почти что согнулись от давления на ладони. Не будь на мне перчаток, возможно, они расцарапали бы кожу. Я размяла кисти рук, чтобы убрать скопившееся напряжение, и медленно выдохнула.
Ябеда снова заговорила:
– Мы здесь для того, чтобы попросить тебя о помощи. О мести. Попросить твоей силы. Мы хотим, чтобы ты и другие Всегубители помогли нам остановить Сайона.
Симург никак не отреагировала.
– Мне плевать, если ты это делаешь, чтобы достать нас, хотя я предпочла бы, чтобы ты отложила свои удары из засады на попозже, когда Сайон сдохнет. Сотри нас в порошок, нахер. Мне плевать. Но только если мы умрем с большим бабахом и прихватим с собой его.
Я жестом пригласила Ябеду продолжать.
– …Сделай это ради психологического воздействия, оставь отметину. Или сделай это потому, что Сайон убил Бегемота, твоего брата, а в тебе есть какая-то частица, запрограммированная на чувство родства или еще что-нибудь. Но в первую очередь я надеюсь, что ты поможешь нам пришить этого гребаного золотого пришельца, потому что он убил Эйдолона и лишил тебя смысла жизни.
«Шестьдесят процентов уверенности», – подумала я. Ябеда уже пересмотрела свои цифры. Насколько она уверена сейчас?
В ее речи нет никакого веса, если Эйдолон – не создатель Всегубителей.
Очень мало веса, если таки создатель.
Ябеда вновь подняла руку в мою сторону, сигнализируя, чтобы я не повторяла ее слова, потому что она будет говорить с нами.
– В жопу это. Я как будто говорю с долбаной машиной-автоответчиком. Чувствую себя тупой задницей, которая понятия не имеет, о чем говорит. Никакого отклика, никакой реакции, которую можно было бы прочитать и по ней решить, что говорить дальше.
– Что ж, – ответила я. – Она не сказать чтоб твоя типичная мишень.
– А как ты действуешь обычно? – поинтересовалась Нарвал.
– Достаю человека, пока он не вспыхивает, потом нахожу в этом нужные подсказки. Я бы и тут это сделала, правда, раздражать Симург – это все равно что напрашиваться на премию Дарвина.
– Ябеда проявляет осмотрительность. Похоже, и правда конец света, – произнес кто-то. Возможно, Фехта.
– Она поет, – сказала Ябеда. – Это либо хороший знак, либо очень плохой.
– Судя по цифрам, – вмешалась Мисс Милиция, – если мы предположим, что она поет вполсилы, я бы сказала, еще три минуты, и нам придется прекратить.
– Может, велеть Канарейке остановиться? – спросила я.
– Нет, – ответила Ябеда. – У нас есть реакция. Давайте продолжим.
– Тогда продолжай говорить, – сказал Бунтарь.
Ябеда вздохнула. Она села на корточки на скамью, схватившись руками за голову.
– Не знаю, следует ли мне продолжать с этой эйдолоновщиной. Чем дальше мы идем, тем меньше я уверена. В большинстве случаев получаешь эту ключевую информацию, и дальше идет по накатанной.
– Очень возможно, что информации у нас недостаточно, – сказала я.
– Я пытаюсь коммуницировать с тем, что не коммуницирует в ответ, – пожаловалась Ябеда.
– Редуцируй, – посоветовал Бунтарь. – Мы пытаемся передать послание существу, которое не понимаем в полной мере. Ты взываешь к сочувствию, к мести. Что-нибудь проще?
– Например? – спросила Ябеда.
– У них есть инстинкт самосохранения, – сказала Нарвал. – Они бегут, когда мы бьем их достаточно сильно. Страх?
– Потому что это позволяем им и дальше продолжать свою миссию, – возразила Ябеда. – И я не думаю, что мы можем взаправду ее напугать. Сайон, возможно, но не мы.
Слушать крик становилось все тяжелее. Щебетание, то повышающееся, то понижающееся. Оно цеплялось за мое внимание, мешая связно мыслить.
Возможно, это она к нам тянулась, коммуницировала. А возможно, просто делала свое обычное дело, пытаясь просочиться к нам в головы, чтобы понять, как мы функционируем, и привести в действие свои планы.
– Гнев, – произнесла Рэйчел.
Я повернула голову.
Повисла долгая пауза. Я покосилась на дисплей в кокпите, чтобы посмотреть, что она делает, но к тому моменту, когда я повернулась, она уже остановилась.
– После того как мы отплавили большую часть Бегемота, а потом я отрезала ему ногу, он разозлился. Буянил, больше атаковал. И продолжал драться, пока не погиб. Разве нет?
– Да, – кивнула Ябеда. – Но тут мы возвращаемся к этой вот теме «доставать их». Я чертовски уверена, что не хочу ее провоцировать.
– Ну не знаю, – сказала Рэйчел. – Просто мысли вслух.
– Нет, – вмешалась я. – Это хорошая идея. Это возможность.
Я могла представить себе Симург, взорвавшуюся по полной.
Припомнила различные происшествия, случившиеся из-за нее. Ехидна, раскол в ОПП. Происшествия, последствия которых мы ощущали даже сейчас.
– …Очень устрашающая возможность, – поправилась я.
Лун посмотрел на меня как-то странно.
– Да, – согласился он.
Ябеда указала рукой на себя.
– Давай, – кивнула я.
– Окей, Зиз. Я буду откровенна. Ты чертовски двинутая. Мы с тобой обе знаем, что тебя создал кто-то или что-то. Вероятно, случайно. Ты была создана такой, чтобы максимально нам пакостить, при этом не стирая нас в порошок полностью, вероятно, чтобы почесать чье-то эго без его или ее ведома. Но что будет, когда мы все исчезнем? Каков, блин, твой смысл жизни?
Ябеда сделала паузу. Выжидая, наблюдая.
Никакой реакции.
– Что будет, когда мы все исчезнем? Ты подключена к источнику энергии. Возможно, к большинству источников энергии. Ты их выдаиваешь досуха, чисто чтобы продолжать действовать. Когда не останется людей, тебе придется лишь существовать. Уйти в анабиоз. Поэтому ты собираешь силы. Планируешь последнее деяние, вероятно, через несколько дней, когда ты сотрешь все человечество, и я держу пари, что это будет твоя последняя, отчаянная, печальная попытка оправдать свое существование.
Снова зазвучали сигналы тревоги. Симург пришла в движение, повернула голову, глядя через плечо, двинула крыльями, отводя их от линии взгляда, как будто она не могла видеть сквозь них, зато была способна видеть далеко за горизонтом.
Потом она вернулась к прежней позе.
– Что это было? – спросила я.
– Проверка, – ответил Бунтарь. – Продолжайте. Любая реакция – это хорошая реакция.
Возможно, это Сайон явился как раз вовремя, чтобы затеять драку с Симург.
Можно было надеяться.
Ябеда продолжила, и я повторяла ее речь слово в слово, стараясь воспроизводить даже тон и высоту голоса.
– Вот что я думаю. Выстрел наобум. Ты хочешь сражаться с человечеством, потому что пытаешься выполнить старую программу, а Сайон перечеркнул это, убив Эйдолона, убив кого-то еще или что-то разрушив. Думаю, сражаться и почти убить несколько миллиардов человек – это эквивалентно тому, чтобы сражаться и почти убить Эйдолона. Или кого угодно еще.
– Сто восемьдесят единиц долготы к западу, – сообщил Бунтарь. – Только что прибыл Левиафан. Вот что привлекло ее внимание. Мы ожидали, что кто-нибудь из них появится, поэтому Шевалье приказал направить туда команды с камерами для мониторинга. Сейчас они на месте и докладывают мне.
Картинка на дисплее сменилась: там был Левиафан, стоящий на поверхности воды посреди ливня. Вода вокруг него пенилась, но сам он был абсолютно неподвижен.
Ябеда продолжила без паузы, никак не ответив и не среагировав на эту информацию:
– Все, что я говорю, все, что я предлагаю, это что Сайон – ставка получше, чем мы. Ты хочешь устроить кому-то охеренно тяжелую жизнь? Выбери этим кем-то Сайона. Хочешь терроризировать людей? Терроризируй Сайона. Это вызов покрупнее, и, скорее всего, мы все остальные напугаемся до усрачки, если у тебя выгорит. Ты хочешь, блин, устроить конец света? Становись в очередь, цыпочка, потому что Сайон опередит тебя в этом, если ты его не остановишь.
Ябеда говорила быстрее и эмоциональнее обычного и к концу изрядно запыхалась. Трудновато было передать это все голосом, генерируемым роем.
– Или, может, тебе плевать. Может, ты не больше, чем то, что видно на поверхности. Психологические игры и взятие на себя ответственности за то, что ты не делала. Может, ты только проекция, пустое место между ушей, безмозглая, бессердечная, бессмысленная.
Корабль чуть сдвинулся с места, но тут же включился автопилот и исправил его положение.
– Ты это почувствовала? – спросила я. Ябеда смолкла, и транслировать мне стало нечего.
– Мы почувствовали.
Реакция? Я переключила изображения на дисплеях обратно на Симург в поисках хоть какого-то намека, какой-то зацепки.
Но у нее не было языка тела. Каждое действие – намеренное. Ничего ненамеренного у нее не было.
Ябеда стала говорить тише. Я повторила это, как смогла, говоря роем из более чем миллиона отдельных насекомых и арахнид:
– Ты предположительно великолепный гений, и вот таким будет твой конец? С хныканьем? Иссякнешь, как ручей без истока? Ты серьезно говоришь, что ничего большего в тебе нет?
Новый рокот, новый сдвиг, немного более резкий.
– Достаточно, Ябеда, – голос Бунтаря.
– Они работают на других принципах. Изрядная доля гнева, есть место для чувства мести. Ум, несомненно. В ней больше, чем в Бегемоте. Какой-то инстинкт убийцы, возможно… смесь страха и осторожности. Не так, чтобы они боялись, но чтобы умеряли свои действия. А это? Здесь и сейчас? Мы ближе всего подошли к прямой коммуникации с пассажиром.
– Я понимаю, – сказал Бунтарь. – Но достаточно.
– Они пассажиры? – спросила я.
– Оболочка? Нет. Внешняя оболочка, концепция, исполнение – все это черпается из религиозных метафор. Дьявол, змея, ангел, будда, мать-земля, дева, и все это, в свою очередь, подсоединено к фундаментальным силам. Огонь, вода, судьба, время, земля, самость. То, что глубоко укоренилось, что фундаментально в системе ценностей их создателя, потому что именно так пассажиры интерпретируют наш мир. Через нас. Но глубоко внутри? Под поверхностью, под базовым программированием, которое побуждает их делать то, что они делают вот уже тридцать лет? Прикосновения пассажира. И я добираюсь до нее.
– Нет, не добираешься, – сказал Бунтарь. – Потому что ты уже прекращаешь.
– В жопу, – заявила Ябеда.
– Ты прекращаешь, потому что у тебя уже получилось.
Одно за другим изображения на дисплеях «Стрекозы» сдвинулись, пока Симург не осталась лишь на одном, самом переднем.
«Стрекоза» сменила курс, пока мы смотрели на сцену, разворачивающуюся на всех остальных дисплеях.
«Азазель» в воздухе. Солдаты ДЗ в нем стоят у окон, а один, с камерой, держит ее над их головами, наводя через окно на воду.
Внизу – темная масса.
Левиафан, движущийся с той же скоростью, что и корабль.
«Стрекоза» и «Пендрагон» прекратили свое вращение вокруг Симург.
Симург полетела за ними.
***
«Янгбан» прошил поселение, едва видимый, стремительно, точно выпущенная из лука стрела.
Один набор способностей, чтобы дать им скорость, другой – чтобы позволить создавать примитивные образы, иллюзии, туманные и нечеткие.
Слабая способность, но не такая уж слабая, когда сочетается с тем, что они сами становятся такими же туманными и нечеткими. Более того, они делались невидимыми на долю секунды, а когда появлялись вновь, рубили австралийских беженцев короткими клинками энергии.
Там, где «Янгбан» уже прошел, скоординированно взрывались бомбы, уничтожая выживших, убивая спасателей, пытающихся сохранять жизни.
Земля Тав, не больше двух миллионов жителей, разбросанных по планете, а здесь – самый крупный населенный пункт, расположенный вокруг портала, который создали Разрывашка, Лабиринт и Скраб.
Без базы, обеспечивающей их припасами и связью, другие поселения зачахнут. Начнут распространяться болезни, пищи будет в лучшем случае недостаточно.
И «Янгбан» наверняка пожнет плоды, захватив эту планету для КСИ.
«Пендрагон» первым пролетел через портал и принял на себя удар бомб, оставленных «Янгбаном», несомненно, чтобы остановить любые подкрепления.
«Пендрагон» стал падать, не в состоянии держаться в воздухе, и камеры «Стрекозы» видели, как Голем, Виста и Манжета изо всех сил стараются его подлатать.
Их усилий не хватило. Корабль совершил жесткую посадку.
Еще одна бомба взорвалась, как только «Пендрагон» ударился о землю. «Янгбан» все это предусмотрел? Вторая линия обороны?
– Все здоровы? – спросила я.
– Дай минутку. Погибших нет.
Во всяком случае, «Пендрагон» – боевой корабль, рассчитанный на то, что будет получать трепку. Если бы первой прошла «Стрекоза», нас бы разнесло. В лучшем случае мы смогли бы эвакуироваться с помощью парашютов, полетных ранцев и перехода в призрачную форму.
Мы пролетели там, где «Пендрагон» все расчистил. Один маленький кораблик против, должно быть, тридцати членов «Янгбана». Они не двигались, но мерцали, существуя в виде отдельных клякс и струй черного и странного полуночно-синего цветов в районе голов. Еще больше клякс тех же цветов они испускали с помощью способностей к генерации образов, становясь невидимыми на одну-две секунды всякий раз, когда видели возможность застигать беженцев врасплох. Некоторые просто убивали. Другие резали по глазам или ушам, отрубали руки. Разделывали.
Зачем КСИ куча разделанных людей?
Конечно, это не была вина отдельных членов «Янгбана». Им промыли мозги, растворили их в коллективе обобществленных способностей, стерли индивидуальности.
Но это не означало, что их деяния простительны.
Симург двигалась за «Стрекозой»; она переместила все крылья так, что они смотрели строго назад, когда она проплыла через узкий, странной формы портал.
Когда она снова развернула крылья, расправила каждое из них, так что гало из крыльев окутало ее со всех сторон, у меня екнуло сердце.
– Мы должны дать ей приказы, – сказала Ябеда.
Я кивнула и сгустила свой рой в группу достаточно большую, чтобы можно было коммуницировать.
Но в этом не было нужды. Симург пролетела мимо нас.
Ее пение, до того прекратившееся, возобновилось в полную силу. Меня едва не зашатало.
От разрушенного поселения под нами начали отделяться обломки. Металл, бомбы, куски строений.
Добравшись до менее поврежденных мест, Симург стала подбирать строительную технику.
Фрагменты металла роились вокруг нее подобно густому облаку, почти скрывающему из виду и ее саму, и ее громадные крылья.
Пение стало пронзительнее.
Посреди вихря обломков сдетонировала бомба и разнесла бульдозер.
На земле, под Симург, все остолбенели. И рейдеры «Янгбана», и гражданские – все застыли. Кляксы собрались в конкретные фигуры.
Это были не те янгбановцы, с которыми я сталкивалась прежде. Одеты похожим образом, но под костюмами у них были трико, не голая кожа. Маски в виде многогранных самоцветов, закрывающие лица, были темно-синие, сами костюмы – черные.
Инфильтраторы. Подгруппировка. Похоже, одна из пяти их подгруппировок.
Обломки притянулись друг к другу, образовав простую форму. Ничто не сплавлялось вместе, ничто не свинчивалось. Просто грубая конструкция, удерживаемая вместе телекинезом.
Толстая короткоствольная пушка, в длину вдвое больше, чем в толщину. Симург выстрелила из нее, и вылетевшее ядро оказалось шаром раскаленного металла без малого десяти футов в поперечнике.
Оно врезалось в троицу янгбановцев.
Симург с помощью телекинеза махнула ядром вправо. Смявшееся ядро сжалось примерно в шар, пока летело вдоль длинной дороге, и в конце траектории врезалось в двух членов «Янгбана». Задело и постороннего – он отлетел кубарем и рухнул наземь. Как минимум раздроблена рука и ребра, если он вообще выжил.
Я закусила губу.
– Не трогай гражданских, – сказала я роем.
Никаких признаков, что она слушает. Телекинезом она схватила четверых членов «Янгбана», подобравшихся слишком близко, и подняла за костюмы или за какие-то обломки, случившиеся рядом.
Словно подброшенные катапультой, они взмыли вертикально вверх и исчезли в облаках у нас над головой.
Я вздрогнула, когда крик еще чуть усилился.
Она должна это делать?
Я ощутила легкий приступ паранойи – не только от этой мысли, но от самого факта, что меня это заботит. Паранойя по поводу того, что у меня паранойя.
Симург смастерила еще одну пушку. Два орудия летели вокруг нее подобно спутникам, стреляя лишь тогда, когда она создавала и заряжала необходимые боеприпасы.
– Это мои пушки, – сообщил по радио Малыш Победа. – Более крупные, но мои.
Мне не нравилось, что она вопила. Это придавало уродливый оттенок всему нашему начинанию.
Мне очень не нравилось, что мы не могли ее так уж хорошо направлять. Мы решительно приближались к завершению конфронтации, скорее всего, мы даже справлялись чище и с меньшим уроном для гражданских, чем если бы занимались этим сами.
Но мы притащили сюда Симург, и результатом стал побочный урон – людям наносился вред. Это на нашей совести, помимо всего прочего.
– Я… не знаю, что сейчас чувствовать, – призналась Чертовка.
– Не очень хорошие ощущение, – согласилась я.
– Хотела бы я знать, что из того, что я сказала, побудило ее пойти с нами, – произнесла Ябеда. – Я применила подход дробовика, пытаясь выяснить, что прилипнет… и теперь без понятия, чем пользоваться, если нам понадобится это повторить.
– Ну что ты разнылась, – сказала Рэйчел. – Ты говорила, нам нужна помощь, и мы ее получили. Хорошо. Может, теперь мы сможем сражаться.
– Мм, – промычал Лун. – Это верно. Но я видел, что бывает, когда ты делаешь что-то такое, что-то большое, и падаешь. Падаешь жестко.
Я кивнула.
– Мудро сказано, Лун. Хорошо сказано.
– Не говори со мной, – пророкотал он.
Я лишь покачала головой.
– Вашу мать, вы что, серьезно? – пробормотала Теневая Охотница. – Это хорошо? Это везение. Я не случайно ограничиваюсь кулаками и арбалетом. Они надежные. А эта Всегубительница – совершенно точно не надежная.
– Конечно, она ненадежная, – ответила я. – Но ты ведь знаешь эту хохму насчет того, чтобы найти себе парня? Молодой, умный, богатый, выбери два пункта? А нам тут даже два не выбрать. Варианты при конце света: чистый, безопасный, эффективный, выбери один.
– У нас есть Боху, но она движется совсем небыстро, – произнесла Ябеда. – Левиафан уже в пути, собирается нанести визит «Элите». Там побочный урон может быть очень тяжелым.
– Это нестабильно, – сказала я. – Почему-то мне не кажется, что они будут сидеть смирно, если мы их об этом попросим. Что будет, если у нас кончатся враги, которых можно атаковать? Если нам потребуется пустить в дело Левиафана, но не найдется мишеней, которые не будут сопровождаться еще более тяжелым побочным уроном, чем мы увидим, когда он атакует «Элиту»?
– Люди приспособятся чертовски быстро, – ответила Ябеда.
– Вероятно, – согласилась я. – Или побегут в холмы.
– Двойной выигрыш, – сказала Ябеда. – Мы же им говорили, что им надо больше рассеиваться.
Симург открыла огонь из трех пушек по окрестности, уже обращенной в пыль и пламя серией взрывов бомб.
– Для меня как-то не очевидно, что это двойной выигрыш, – прокомментировала Чертовка.
Я кивнула.
– Нет гарантии, что это не какой-то еще один хитроумный план, чтобы поиграться с нами, разорвать последние ниточки нашей надежды, – проговорила я.
«Янгбан» отстреливался. Их снаряды летели медленно и расщеплялись в воздухе, так что в итоге их была целая туча. Будь они нацелены на «Стрекозу», мы бы не смогли увернуться. Симург же пролетела между пулями, как будто они ее вовсе не волновали. Обломки заблокировали их.
Маневрируя, она собрала из обломков третью пушку.
Потом сделала сальто и, вниз головой, резко изменила направление движения.
В тот момент, который потребовался ей, чтобы начать ускорение, она посмотрела прямо в камеру.
Прямо на меня.
Она услышала меня, поняла и среагировала.
[1] Исрафил – в Исламе один из ангелов, вестник Последнего суда. Улем – собирательное название признанных и авторитетных знатоков ислама.