УЛЕЙ 5.10
– Броктон-Бей 911. Что у вас случилось?
– Много раненых, – ответила я и кинула взгляд на ближайший уличный указатель. – Склад в Уайтмор-и-Сансет. Пришлите полицию и Плащей. Эти типы из АПП.
После едва заметной паузы голос переспросил:
– Уайтмор-и-Сансет?
– Уайтмор-и-Сансет, да. Послушайте, лидер АПП, парачеловек по имени Лун, тоже здесь. Он выведен из строя, но это не очень надолго. Сейчас он ослеплен и наркотизирован, но наркотики из него скоро выйдут.
– Вы Плащ? – спросила она. – Не могли бы вы себя назвать?
– Повторяю, – сказала я, пропустив ее просьбу мимо ушей. – Он ослеплен и наркотизирован, но, когда первая команда сюда прибудет, останется только ослепление. Предупредите их, чтобы соблюдали осторожность. Еще можете им сказать, что здесь был еще один парачеловек, зовущий себя Они Ли, но он получил ранение и сбежал. Не исключено, что он все еще поблизости.
– Поняла. Протекторат будет проинформирован до того, как они прибудут. «Скорые», полиция и отряды ОПП уже выехали. Не будете ли вы так любезны себя назвать?
Я отключилась.
– Не могу поверить, что ты выковыряла ему глаза, – сказала Солнечная Балерина. Мы быстро шагали туда, где оставили Лабиринт.
– Он вылечится, – объяснила я. – Рано или поздно.
– Ты ослепила беспомощного человека, который не мог отбиваться. Это охеренно мерзко.
На это я немногое могла ответить. Мерзко или нет, а это было необходимо. Моя совесть не была бы спокойна, если бы я знала, что мы его там оставили, а он в итоге снова вернулся к своим делам. Я его остановила – самым лучшим способом, какой только у меня был.
Окей, да, я готова была признать, что, может, средства были малость с душком. Я сражалась бок о бок с редкими сволочами, я искалечила Луна. Отпустив Фенью, Менью и Кайзера, я тем самым вроде как простила то, что они сделали с людьми Луна. Но в конечном счете я сделала то, что хотела делать, когда решила стать супергероиней. Я обезвредила отвратительного человека.
Я лишь надеялась, что герои смогут подчистить там все и на этот раз отправят Луна за решетку навсегда.
– Слушай, Сука, – сказала я. – Почему ты вернулась?
Я не смогла сформулировать вопрос как-то получше, не рискуя ее обидеть, но я действительно хотела знать, почему она вернулась, хотя должна была везти Тритоньера и солдата Змея к врачу.
Сука сидела верхом на Бруте. Она, похоже, поняла, что я имела в виду.
– Второй солдат сказал, что он опытный медик. Сказал, что он там справится, и тогда я вернулась, чтобы драться.
– А, – ответила я. – Понятно.
Приблизившись к остальным, я увидела, что Сука не соврала. Тритоньер был перевязан и в сознании, второй солдат лежал без. Возможно, его накачали обезболивающим.
– Вам таки удалось, – ухмыльнулся Тритоньер.
– С трудом, – призналась я. – А ты как?
– Я крепче, чем кажусь, – ответил он. – Подарок от моей, эмм, уникальной биологии.
– Клево, – сказала я, чувствуя себя дурой из-за того, что не нашла ответа получше, но я правда не могла придумать ничего, что не выглядело бы притянутым за уши или, еще хуже, саркастичным.
– Этот тип сказал, что вы, похоже, спасли мне жизнь, – Тритоньер ткнул большим пальцем в сторону солдата Змея – того, который был в сознании.
– Честно говоря, я с трудом верю, что ты сейчас вообще способен говорить, – ответил медик.
– В любом случае спасибо, – произнес Тритоньер, обегая взглядом всю группу из меня, Солнечной Балерины и Суки.
– Нет проблем, – ответила я, снова чувствуя себя дурой из-за того, что не нашла ответа получше. Смутившись, я принялась искать повод сменить тему и быстро нашла. – Слушайте, нам надо смыться отсюда в ближайшее время. Плащи, копы и «скорые» уже едут сюда, чтобы все зачистить.
– Ладно, – сказал Тритоньер. – Но я должен спросить… Вот это притащила маленькая армия тараканов?
Он с улыбкой указал на нечто недалеко от себя. Там аккуратной стопкой лежали бумажные пакеты.
– Совсем забыла, что я это сделала, – призналась я. – Мне показалось неправильным, что, если придется отступать, мы оставим деньги АПП там, поэтому я сказала своим букашкам вытащить их оттуда. Вы все можете взять по пакету.
– Правда можем? – переспросил Тритоньер. – Ты уверена?
Я пожала плечами. Деньги для меня значили не очень много.
– Считай это бонусом, благодарностью за помощь. Я их, эээ, не старалась делить поровну, так что если в каком-то из них окажутся одни единички, то, пожалуйста, без обид.
– Никаких жалоб, – ответил Тритоньер и, потянувшись хвостом, обвил и поднял один из пакетов. Солдат Змея помог ему встать, и я заметила, что Тритоньер вздрогнул и резко выдохнул. Поднявшись на ноги, он покачнулся, затем оперся рукой о плечо Лабиринт, чтобы обрести устойчивость. Солнечная Балерина взяла пакет, медик-наводчик Змея взял два.
Лабиринт к пакетам не потянулась, поэтому я подошла, взяла один и протянула ей. Она никак не среагировала.
– Я возьму за нее, – предложил Тритоньер.
– Она вообще как, в норме?
– Она… в норме. По ее меркам.
Он взял пакет, оставив нам с Сукой три, но никто не стал жаловаться и вообще поднимать эту тему.
– Вас подбросить? – предложила я.
Тритоньер покачал головой, потом указал на крышку канализационного люка впереди.
– Мы спустимся вон там и пойдем в одно из наших убежищ. Знакомая территория.
– Ты уверен, что это хорошая идея, с твоей-то раной? В смысле, не хочу говорить очевидные вещи, но там внизу чертовски грязно.
Он улыбнулся.
– Я ничем не заражаюсь. Думаю, мой организм токсичен для бактерий и паразитов. Ни разу не болел, насколько могу вспомнить.
Ну конечно. Теперь я чувствовала себя тупицей, что заставила Солнечную Балерину стерилизовать его рану спиртом и извращалась с прокладками, чтобы гарантировать, что все, что я использую, чистое.
– А вас? – спросила я у человека Змея. – Подбросить?
– Можно было бы, но нет, спасибо, – медик наклонился, связал своему товарищу запястья, потом просунул голову в петлю, образованную его руками, и поднял его на закорки. Еще секунда у него ушла на то, чтобы взять все оружие, а затем он направился в тот же переулок, куда ушли Кайзер, Фенья и Менья до начала боя.
Солнечной Балерине надо было в противоположную сторону, так что она коротко попрощалась и ушла. Нам с Сукой и Тритоньеру с Лабиринт было по пути, и мы пошли вместе.
Лабиринт шагала как в трансе; Тритоньер вел ее за руку, словно ребенка. Это было довольно интересно – не только наблюдать подобные взаимоотношения между ними, но и то, что ее перчатки были, похоже, матерчатыми, и Тритоньер рисковал травануть ее… если только у нее не было иммунитета. Результат ее способности? Тритоньер поймал мой взгляд, улыбнулся и пожал плечами.
– Аутизм? – предположила я.
Он покачал головой.
– Нет, хотя мы сначала тоже так подумали. Похоже, она была нормальным ребенком, пока способности не проявились. С тех пор она постоянно более или менее в своем собственном мирке. Сейчас, думаю, немного хуже обычного, после того как увидела, что я ранен.
– Такое бывает? – спросила я, указав на свою голову, потому что сформулировать это на словах, чтобы получилось просто и неоскорбительно, у меня не вышло.
Тритоньер пожал плечами.
– Иногда получение способностей отражается на теле, – он указал на свое туловище хвостом, по-прежнему сжимающим два пакета. – Иногда – на голове. Невезение, конечно, но приходится играть теми картами, какие достались.
– А, – ответила я. Как еще можно ответить, я была без понятия. Меня одолевал тихий, холодный ужас. Мои способности явно были как-то связаны с мозгом. Я помнила, какое безумие чувствовала сразу после проявления способностей, – сплошной поток кошмарных образов, сигналов и деталей от моих букашек. Мне это до сих пор иногда снилось в кошмарах. Насколько близко я подошла к тому, чтобы остаться в таком состоянии навсегда?
– Все путем, – ухмыльнулся Тритоньер. – Она нас любит, и мы к ней тоже привязались. У нее бывают просветления, когда она дает нам понять, что статус-кво ее устраивает. Ну да, бывают и плохие дни, когда мира для нее вовсе не существует, но у всех наших способностей есть свои недостатки, так?
– Так, – повторила я, хотя придумать недостаток моей способности, который бы хоть близко подбирался к недостатку ее, у меня не выходило.
– Думаю, нас устраивает то, что есть. Скажи, Эл? Ты ведь была счастлива после того, как мы вытащили тебя оттуда?
Лабиринт вроде как слегка вынырнула из транса и посмотрела на Тритоньера.
– Да, – улыбнулся Тритоньер. – Это заметно, потому что то, что она делает с помощью своей способности, в последнее время выглядит красивее, – тут он указал на канализационный люк. – Все, здесь мы расходимся.
Лабиринт кинула взгляд вниз, туда, куда показывал Тритоньер. Мигом позже множество серебряных линий побежало во все стороны от крышки люка, ветвясь, точно кровеносные сосуды. Когда эти линии сходились, отгороженные ими части дороги приподнимались и переворачивались, демонстрируя беломраморную текстуру своей изнанки. Когда люк оказался со всех сторон окружен растрескавшимся мрамором, крышка тоже перевернулась, показав серебристую изнанку, а потом открылась на невидимой петле. Вниз шла винтовая лестница то ли снова из мрамора, то ли из слоновой кости. Белые стены слабо сияли.
– Классно, правда? – сказал Тритоньер. Потом он шагнул на лестницу, и она оказалась твердой. Подняв бумажные пакеты, он добавил: – Спасибо, ребята.
– Нет проблем, – ответила я. – До встречи.
Крышка люка захлопнулась за ними, и почти сразу белизна вокруг стала тускнеть.
Я подняла глаза на Суку, сидящую на одноглазом Бруте. Анжелика и по-прежнему покрытый пылью Иуда стояли позади них. Сука протянула мне руку и помогла влезть на спину Брута.
У маски или шлема, не покрывающего голову целиком, есть много недостатков. Если бы я взяла себя за шкирку и заставила вложить несколько часов труда в то, чтобы закончить маску и расширить бронесекции, то, может, и не получила бы контузию, оказавшуюся такой занозой в заднице.
Зато есть и плюс: было просто волшебно ощущать, как ветер развевает мои волосы, когда мы неслись по пустынной улице. Идеальное успокаивающее средство после той безумной адреналиновой горячки, когда нам пришлось драться с Они Ли и Луном с интервалом в считанные минуты. Я закрыла глаза и позволила напряжению спокойно вытекать из моего тела.
Так мы скакали несколько минут. Сука то и дело поворачивала, двигаясь вроде бы бесцельно, но в целом направляясь на восток, в сторону моря и пляжей. Может, она петляла на тот случай, если за нами следили, а может, ей просто нравилась эта скачка. Мне было без разницы.
Когда мы наконец остановились, меня это малость сбило с толку. Лапы Брута проваливались в песок пляжа. Сука соскочила с пса, и я последовала ее примеру.
До вечера было еще далеко, и пляж пустовал; впрочем, этот пляж в принципе был не из тех, что пользуются популярностью у туристов. Бетонная стенка отделяла его от дороги; в стенке виднелась дыра с ржавыми останками того, что когда-то было решеткой, – здесь располагался выход ливневой канализации, которая шла под Доками. В песке под дырой ливневки валялся всякий мусор, сгнившие листья и пара иголок от шприцев.
– Домой, – приказала Сука псам. Те один за другим вошли в ливневку. Видимо, они сами по себе уменьшатся в размерах, прежде чем самостоятельно вернутся в лофт.
Сука сняла маску. Потом иронично глянула на меня.
– Чего?
– Переодеваться-то будешь? Нельзя же идти вот так.
– У меня нет с собой сменной одежды. И где-то спрятанной тоже.
– Ну… это охрененно тупо, – ответила она.
– Не продумала так далеко, когда решила идти. Подай на меня в суд, – вызывающе произнесла я.
– Что у тебя под этим?
– Топ и велошорты.
Она огляделась.
– Сейчас не так уж и холодно.
Я вздохнула и отцепила несколько бронесекций – достаточно, чтобы расстегнуть молнию на спине. Потом сняла костюм (это было намного легче, чем надевать) и свернула так, чтобы все приметные части маски и брони оказались скрыты под тканью. Песок под босыми ногами был холодный и влажный.
Сука вдруг потянулась к моему лицу, и я вздрогнула. Она положила ладонь мне на щеку, и на крохотную долю секунды у меня мелькнула мысль, что сейчас произойдет что-то очень неловкое.
Потом она наклонила мою голову вбок, причем чуть ли не до горизонтального положения.
– У тебя такой вид, будто тебя кто-то пытался повесить.
– Что? – переспросила я.
Сука прикоснулась сбоку к моей шее, но сама я не могла увидеть это место без зеркала. Впрочем, секундного раздумья мне хватило, чтобы понять, о чем она. Я закатала сбоку топ, и точно: через мой живот и бок шел красно-черный синяк. Задрав топ чуть сильнее, я обнаружила второй такой же поверх ребер. Я знала, что еще один у меня на уровне подмышек – и еще один на шее.
Мое тело удостоилось громадного, мать его, отпечатка руки – спасибо Луну.
Я протяжно простонала, тронув шею там, где саднило.
– Черта с два я смогу скрыть это от папы.
Мы поплелись к лофту; мое хорошее настроение унесло ветром. Еще хуже оно стало из-за того, что я была полураздета и боса, и земля холодила ноги.
Я поежилась и обхватила тело руками, насколько могла – мне же еще надо было удерживать пакеты с деньгами и не давать костюму развернуться.
Вдруг что-то теплое опустилось мне на плечи. Я посмотрела на Суку, как раз когда она выпустила свою куртку, которую накинула на меня. Потом, хмуря брови и сердито глядя на меня, она отошла назад. Борясь с пакетами и костюмом, я таки сумела просунуть руки в рукава и застегнуть пуговицы. Это была куртка с полотняным низом и меховым воротником, но совсем не моего размера и тяжелая. Я попыталась засунуть руки в карманы и тут же обнаружила, что они набиты всякой всячиной. Мешанина из полиэтиленовых пакетов, шоколадных и протеиновых батончиков, пакетика с соком, драже, стертых друг о дружку (по-видимому, это было либо собачье лакомство, либо собачий корм). В общем, снаряжением Плаща это не назовешь. И в целом ощущение было почти неуютным.
Зато было тепло.
– Спасибо, – произнесла я, озадаченная этим жестом.
– Тебе нужно было чем-то прикрыть шею, – она казалась обеспокоенной. – Люди бы смотрели.
– Неважно. Спасибо, – улыбнулась я.
– Ты это уже сказала, – теперь ее выражение лица сменилось с обеспокоенного на сердитое. – Она моя, и я могу ее забрать.
– Конечно, – кивнула я. Потом, чисто на всякий случай, спросила: – Ты хочешь ее забрать?
Она не ответила, оставив меня в полной растерянности. Ну почему всякий раз, когда я благодарила кого-то – например, папу за подарок, – у меня было ощущение, будто эта благодарность прозвучала саркастично или просто отстойно, как бы я ни старалась, а один-единственный чертов раз, когда я была на девяносто пять процентов уверена, что это прозвучало так же искренне, как я реально чувствовала, на том конце оказалась Сука, и она на это не повелась?
Опасаясь, что все, что я еще скажу, она поймет не так, я предпочла дальше молчать – выбор, который я, общаясь с Сукой, делала все чаще. Дорога была не короткой, и с каждым шагом я чувствовала, как тепло высасывается из меня через босые подошвы, но само тело было в тепле, и этого хватало, чтобы я продолжала идти. Так мы и добрались до лофта.
Сука отперла дверь, и мы вошли. Я позвала Брайана и Лизу, но ответных голосов не было. Никто из остальных еще не вернулся, и это было логично: Мраку ведь еще надо было подобрать Ябеду с Регентом, а когда я звонила Ябеде, непохоже было, что ее команда уже заканчивала работу. Сука пошла наверх, в лофт, я следом. Как только я оказалась наверху, сразу сняла куртку и молча передала ей. Сука по-прежнему смотрела на меня сердито.
Что же делать, что же делать? Похоже, абсолютно все, что я делала, ее раздражало, посылало не те сигналы.
Я зашла в свою комнатку и, покопавшись в магазинных пакетах, которые так там и оставались все время, нашла пару свободных джинсов и рубашку с длинным рукавом, которую тут же надела поверх топа. Чистых носков, увы, не было, зато были покрывала на кровати. Я взяла одно и вытащила в общую комнату, где Сука смотрела телек. Она зло зыркнула на меня, но не стала ворчать, когда я, закутавшись в покрывало, устроилась на втором диване.
Пульт был у нее, и я была вполне согласна, чтобы так и оставалось. Сука без конца переключала каналы, застряла на каком-то боевике, но через пять минут, когда началась реклама, снова пошла переключаться и на тот канал не вернулась.
Смотреть было не очень интересно, но я не возражала. Просто откинулась на спинку, прокручивая в голове события дня, разговоры, зернышки информации.
Я уже почти закемарила, когда мой мозг, лениво ворочавший мысли, наткнулся кое на что, что я, скорее всего, забуду, если позволю себе сейчас поддаться сну. Я заставила себя открыть глаза и слегка выпрямилась.
– Сука? – рискнула я привлечь ее внимание в надежде, что она немного успокоилась. Она повернулась ко мне.
– Это… Недавно, когда мы разговаривали, я тебя поблагодарила. Тебе это показалось сарказмом или как?
– Опять ко мне прискребаешься?
– Нет, – я подняла руки, останавливая ее. – Даже не пытаюсь. Просто любопытно.
– Держи свое любопытство при себе, – огрызнулась Сука. Потом снова вернула внимание к телевизору. Каналы стали переключаться чаще.
– Если ты ответишь, я тебе заплачу, – попыталась я.
Она взглянула на меня.
– Деньги, которые мы взяли. Можешь оставить их себе.
Она прищурила глаза.
– Мы должны их разделить на пять частей.
– Мы же их заработали, верно? Мы вдвоем? Я остальным не скажу, если ты не скажешь. И я говорю: можешь забрать их все себе. Не знаю, сколько там, но они все твои.
– Какая-то подстава?
– Никакой подставы. Просто ответь на мой вопрос. Можешь даже потом сказать мне, чтобы я проваливала, и я уйду к себе в комнату, посплю там или еще что.
Сука откинулась на спинку дивана и положила руку с пультом на колени – все это, не отводя от меня глаз. Я приняла это как согласие.
– В общем, что я спросила только что: когда я сказала спасибо, ты подумала, что это был сарказм, или что я это сказала на полном серьезе, что?
– Без понятия.
– В смысле, ты не знала, или сейчас не помнишь, или…
– Я сказала, без понятия.
– Ладно, – вздохнула я. – Неважно. Деньги твои.
– Вот так просто?
Я пожала плечами.
– Ты сказала, если я попрошу, ты свалишь отсюда, – напомнила она.
Я кивнула и, взяв покрывало, ушла к себе в комнату.
Но спать я не стала. Глядя на железную решетку под потолком, я погрузилась в мысли о разговоре с Тритоньером насчет Лабиринт.
Я все еще пыталась рассортировать свои мысли, когда вернулись остальные ребята.
Я выбралась из комнаты, все еще в покрывале, чтобы поздороваться. Брайан торжествующе улыбнулся мне, сняв шлем, и я получила дозу общего внимания как обладательница самой выдающейся раны дня.
Алек, Брайан и Сука стали рассказывать друг другу о своих приключениях, а Лиза тем временем оттащила меня в сторону. В итоге мы обе пошли на кухню. Лиза поставила чайник и спросила:
– Ты в порядке?
– Болит не особо сильно, хотя смотрится и ужасно. И, по-моему, насчет того школьного дерьма мне стало получше.
– Но тебя что-то грызет.
– Я побеседовала с Тритоньером. Ты ведь знаешь, что Лабиринт из-за своей способности малость не дружит с головой?
– И ты хочешь узнать, нет ли и с тобой чего-нибудь не того, о чем ты не в курсе?
– Нет, – покачала я головой. – Стоп, а что, что-то есть?
– Неа. Ну а что тогда?
– Сука.
– Ааа.
– Я кое о чем думала, но не хочу выстроить у себя в голове теорию, сделать какое-то предположение и в результате сесть в лужу.
– Расскажи, о чем ты думала, и я скажу, права ты или нет.
– Она отлично умеет читать язык тела, правда? Брайана она читает, даже когда он в маске и замазан своей тьмой. Это у нее что, какая-то мини-способность?
– Частично это от природы. Частично – да, ее способность подправила ей стиль мышления. Чтобы она могла лучше общаться с собаками.
– Вот, – и я кинула взгляд туда, где разговаривали остальные трое. Точнее, Брайан и Алек говорили, а Сука просто стояла рядом. – Вот именно. Я подумала вот о чем… Может, когда ее способность научила ее понимать собак, это умение перезаписало что-то еще? Похерило умение общаться с людьми?
Лиза повернулась и достала несколько кружек из буфета. Потом улыбнулась извиняющейся улыбкой.
– Да. Что-то вроде того.
– И что, она теперь не умеет читать мимику и интонации?
– Все вот эти сигналы, которые мы подаем другим во время обычных разговоров? Она их не улавливает; думаю, даже за год усилий не сможет выучить. И дело не в том, что она не понимает… Самые базовые реакции спутаны собачьей психологией, которая вшита ей в мозг. Ты ей улыбаешься и спрашиваешь, как дела, а у нее первая мысль, что ты на нее скалишь зубы, значит, сердишься, и ей приходится напоминать себе, что это не так. Но даже после этого она, наверное, недоумевает, что это было: сарказм, снисходительность, доброта, еще там что-то? По твоему тону она понимает, что ты на нее не кричишь, но ты же знаешь – мы не всегда повышаем голос, когда сердимся.
– Да.
– И она откатывается назад, к тому, что понимает: собачьей психологии. Потому что она на каком-то уровне действительно работает. Заявки на доминирование, зрительный контакт, иерархия стаи, территории – все подправленное и адаптированное к ее человеческой жизни.
– Значит, на самом деле она не социопатка.
– Нет, не особо.
– Почему же ты ничего не рассказала? – я с запозданием поняла, что мой голос звучит обвиняюще. А может, я была в своем праве.
– Потому что если бы она это услышала, то ушла бы, а по неизвестным мне причинам босс хочет, чтобы она была с нами. Она всю жизнь считала, что у нее было говенное детство и что из-за этого она стала психопаткой. Ее собаки – единственное, что для нее правильно и нормально. И что она будет делать, если узнает, что ее двинула с катушек та же самая причина, по которой она так близка с собаками?
Лиза оставила эту фразу повисеть в воздухе.
– Поняла, – ответила я.
– Поэтому, пожалуйста, ни слова больше на эту тему, если только это не будет абсолютно необходимо и если ты не будешь абсолютно, на сто процентов уверена, что она не подслушает.
– Остальные знают?
– Не думаю, что это многое изменит, и я не доверяю той парочке по части хранения секретов. Брайан… нет, не скажу, что он слишком честный. Он прозрачный, и Сука умеет его читать. А Алек забудет и проболтается, когда захочет пошутить. Иногда он не понимает, насколько серьезные вещи на самом деле серьезные.
– Окей.
Она долила одну из кружек, помешала и протянула мне овалтин[1]. Потом взяла поднос с остальными кружками и понесла в общую комнату. Я осталась где была, погруженная в раздумья.
Я вспомнила о реальной истории, которую вычитала в одной книге: там мальчик доучился до середины старшей школы, прежде чем учителя заметили, что он неграмотный. Он добился этого, придуриваясь, играя роль клоуна класса. Было ли у Суки то же самое? Может, насилие и враждебность, просто прикрытие, отвлечение (пусть частичное) от ее неспособности взаимодействовать с людьми? Впрочем, думаю, немалая доля этого была настоящей. У нее действительно было дерьмовое детство, ей действительно пришлось жить на улице и всерьез драться за свою жизнь и свободу.
Но что в сухом остатке? Насколько неловко чувствовала себя я при каждодневном общении с людьми? А ей пришлось в сто раз хуже.
[1] Овалтин (Ovaltine) – порошковый напиток на основе экстракта солода, какао и сахара. Разводится обычно горячим или холодным молоком.