ЖУЖЖАНИЕ 7.3
Я нервничала, возвращаясь с обедом в руке к собачьему убежищу Суки. И дело было не только в том, что я оставила ее одну с неуправляемым зверем, почти полностью состоящим из клыков, когтей, костей и мускулов. Еще и в том, что настало время обеда.
Множество стычек с измывателями в школе, встреча с «Темными лошадками», ограбление банка – все это породило во мне ощущение, что самое плохое начинается в районе полудня.
У меня камень с души свалился, когда я вернулась и увидела, что разгрома нет. Больше десятка собак поприветствовало меня, многие ткнулись носами в бумажный пакет, который я держала. Я проложила путь к Суке, которая сидела на стопке бетонных блоков возле отсутствующей задней стены. Сириус лежал рядом, держа голову у нее на коленях.
– Поешь? – предложила я.
Она протянула руку сверху вниз; я вытащила из пакета куриные сувлаки[1] в бумажной обертке и колу и передала ей.
Она развернула обертку с одного конца, а я тем временем нашла себе удобное местечко, чтобы сесть, – на стенке, там, где она была то ли не достроена, то ли повреждена. Погода не пощадила бетонные блоки, сквозь щели кое-где пробилась зелень, так что сиденье нельзя было назвать совершенно неудобным. Снаружи, позади здания, виднелся заросший нестриженой травой дворик, огражденный проволочной сеткой. Собаки, потеряв интерес к еде, выбрались туда и принялись играть в догонялки и другие собачьи игры; высокую траву они достаточно хорошо примяли, чтобы мы могли их видеть. Зрелище их игр сопровождалось аккомпанементом из бесконечного лая и рычания.
Белая собака с обрубком хвоста и каштановыми пятнышками по всему телу и на ушах подбежала ко мне, села и уставилась на меня, когда я принялась за свой обед.
Я проглотила первый кусок и сказала собаке:
– Неа. Это слишком вкусно, чтобы делиться, и в любом случае для тебя вряд ли полезно.
Собака озадаченно склонила голову набок.
– Но ты жуткая симпатяшка, – сообщила я ей.
Оттуда, где сидела Сука, раздалось фырканье. Я повернула к ней голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она отвернулась.
– Чего?
– Тебе нельзя заводить собаку.
Это было довольно-таки сурово, особенно от нее.
– Почему ты так решила?
– Большинство владельцев собак – дебилы, но самые дебилы те, кто выбирает собаку, потому что она миленькая, или потому что она симпатяшка, но при этом ни черта не знает о породе, о ее характере, о том, что собаке нужно.
Я вздохнула.
– Отвали, Рэйч. Я имею право сказать, что собака – симпатяшка, и не говорить при этом, что хочу взять ее домой.
– Мда? Ну ладно, – она не отводила глаз от собак на заднем дворе.
– Нет уж, не отмахивайся. Ты хочешь что-то начать – отлично. Но раз уж начала, тебе придется слушать, что я скажу. Выслушать, что я скажу. Обратить на меня внимание, черт подери!
Она обернулась ко мне. Взгляд ее был не хмурым и не злым, он был невозмутимым – настолько невозмутимым, что мне стало неуютно.
– Ладно тебе, ты же меня достаточно хорошо знаешь. Все остальные говорят, что я осмотрительная и осторожная, хотя я не вполне понимаю почему. Ты что, серьезно думаешь, что я бы взяла что-то настолько важное, как собаку, нового члена семьи, и при этом заранее все не разузнала бы?
Она не ответила – снова повернула голову к собакам снаружи.
– Вот именно, – сказала я. – Не взяла бы.
Развивать тему дальше я не стала. Мы покончили с нашими сувлаки, я достала из пакета кусок пахлавы, обернутой в фольгу, и положила на бумагу от своего обеда, а остальную часть снова завернула в фольгу и кинула Суке. Доев десерт и вылизав пальцы, я спрыгнула со своего насеста на стенке, нашла мячик и принялась кидать его собакам.
– Вот, – сказала Сука. Я повернулась к ней – она протягивала мне синюю палку, которая до того торчала из рюкзака. Пластмассовая палка, на одном конце – ручка с вмятинами под пальцы, на другом – чашечка. Когда собака принесла мне мячик, я на пробу прижала к нему конец с чашечкой, и мячик зашел туда как родной.
Когда я махнула этой штукой вперед, мячик выстрелился и улетел впятеро дальше, чем когда я кидала рукой. Почти все собаки лавиной умчались следом, стремясь схватить его первыми или хотя бы догнать первых.
Так здорово было наслаждаться солнышком, играть с собаками, ни за что не отвечать и ни о чем таком срочном не беспокоиться.
Я обернулась через плечо.
– Можешь рассказать о ком-нибудь из них? Ну, из этих собак?
Сука нахмурилась, но шипы выпускать не стала.
– Это Сириус. Его еще щенком купили какому-то двенадцатилетке, потом он слишком вырос и стал слишком неуправляемым, чтобы держать в доме. Его посадили в клетку и забросили, у него чересчур отросли когти, и в конце концов он подхватил инфекцию в лапе. Они решили, что проще сплавить его в приют, чем платить за лечение. Он не был дрессирован и не умел себя вести, поэтому часто слишком возбуждался, и его никто не хотел брать. Я взяла его на неделе, когда его должны были усыпить.
– Как мерзко, – я кинула взгляд на спящего Сириуса. – Откуда ты это узнала?
– Я знаю некоторых людей, которые волонтерствуют в приютах, еще с тех дней, когда сама этим занималась. Они мне дают знать, когда к ним попадает собака, которая заслуживает второго шанса. Хотя они почти все заслуживают.
– А.
– Ту, с которой ты несколько минут назад разговаривала, зовут Пуля. Она в этой компании самая умная. Это очень подвижная порода, их вывели, чтоб они целыми днями бегали с охотниками… а ее использовали для разогрева других собак в одном из здешних заведений с собачьими боями, и ей здорово повредили плечо. Хотя оно уже залечилось, насколько вообще могло, оно все равно слишком сильно болит, и она не может бегать столько, сколько ей нужно.
Я нашла в толпе Пулю. Действительно, она отставала от других. Возможно, берегла лапу.
– Если твоя способность лечит, то почему ей не помогает? Или Анжелике с глазом и ухом?
Сука пожала плечами.
– Лиза сказала, это как-то связано с тем, что я делаю «чертеж». Для меня это китайская грамота. Все, что я знаю, – это что моя способность не работает со старыми травмами. Она лечит от болезней, от рака, от паразитов и почти от всего, что им достается, когда они большие. И всё.
– Кажется, я поняла, – сказала я. Потом снова посмотрела на Пулю – та остановилась и сейчас сидела посреди двора, наблюдая за тем, как носятся остальные. – У них у всех истории такого рода?
– Почти.
– Черт, – меня кольнуло чувство жалости к животным.
Собачья орава вернулась ко мне, и косматый пес уронил мячик у моих ног.
– Хороший пес, – сказала я ему. Потом швырнула мячик, стараясь, чтобы он упал недалеко от Пули, и орава вновь унеслась, оглашая воздух восторженным лаем.
Мы с Сукой не беседовали – впрочем, мы обе были не любителями бесед. Я была слишком неуклюжа в социальном смысле, чтобы поддерживать разговор ни о чем сколь-нибудь продолжительное время, а Сука… ну, она была Сука. Поэтому мы просто сидели, между отдельными обменами репликами проходили целые минуты, и меня это как-то совершенно не беспокоило. Такие паузы позволяли мне тщательно выбирать, о чем говорить дальше.
– Какая жалость, что у собак не бывает триггеров, – задумчиво произнесла Сука. – А то кое-кому пришлось бы подумать дважды.
Я могла бы поцепляться к мелочам – возразить, что большинство людей вообще толком не знает о триггерах или что кое-что могло бы измениться к худшему, если бы собаки могли обзаводиться способностями. Но мне это не показалось стоящим.
– Ага, – согласилась я.
Вот и весь диалог. Потом мы снова наслаждались долгим молчанием, а собаки состязались друг с другом за мячик.
Наш покой нарушил звон разбившейся бутылки и очень человеческие возгласы.
– Опять эти, – прорычала Сука и, убрав голову Сириуса со своих коленей, спрыгнула со стопки бетонных блоков. Черный лабрадор повернул голову, глядя, как она шагает к выходу из здания. Сука свистнула своим псам, и Брут, Иуда и Анжелика тут же примчались к ней.
– Что происходит? – спросила я и направилась было за Сукой.
– Оставайся здесь, – велела она.
Я ее послушалась, но это не значило, что я не попыталась подобраться поближе, чтобы получше разобраться в происходящем. Я подошла к одному из заколоченных окон в фасаде дома и выглянула в щель между фанерками.
Сука и три пса рядом с ней стояли напротив компании человек из семи. Возраст их был лет от двенадцати до тридцатника. Вычислить, кем они себя считали, было нетрудно. Половина парней были блондинами, то ли натуральными, то ли крашеными, вторая – бритоголовыми. Младше всех была девчонка-двенадцатилетка, и она тоже познакомила свою голову с бритвой: ее прическа состояла только из челки и волос, прикрывающих уши и свисающих с затылка. Последней деталью, подтвердившей мои подозрения насчет их принадлежности, было число 83, написанное маркером на футболке одного из парней.
Белые шовинисты обожали числовые коды. Если кто подозревает, что какое-то число – их код, то цифра восемь – хороший аргумент, потому что она всплывает часто. Восьмерка связана с восьмой буквой алфавита, «H». Число 88 обозначает «H.H.», или «Heil Hitler», а 18 аналогичным образом соответствует Адольфу Гитлеру. Числа 83 я раньше не видела, но понимала, что оно обозначает «H.C.»… «Heil что-то там». Может, «Heil Christ[2]»?
Так или иначе, эти числа представляли собой способ держать свои расистские взгляды в тайне, которым пользовались те, кто не хотел заявлять о них вслух, – по крайней мере, до того, как предшественник Кайзера основал здесь, в Броктон-Бее, «Воинство Восемьдесят Восемь». Этот ход послужил ультиматумом для более скрытных расистов в окрУге: они были вынуждены либо присоединиться к агрессивной, активной группе, открытой глазам общественности, либо затаиться еще больше. Кроме того, он привлек в Броктон-Бей толпы более отмороженных белых шовинистов из окрестных областей. Когда в группе стали накапливаться люди со способностями, включая Кайзера, Броктон-Бей стал притягивать к себе таких типов, как магнитом. Одно из самых больших сборищ белых расистов к северу от библейского пояса[3]. И, возможно, самое большое сборище расистов-суперзлодеев.
Тот день, когда «Воинство Восемьдесят Восемь» обзавелось этим именем, был не лучшим днем для нашего города.
Мужчина лет тридцати держал картонную коробку с пустыми пивными бутылками. Одну из них он взял за горлышко, подкинул в воздух и снова поймал, а затем швырнул в сторону Суки. Я вздрогнула сильнее, чем она, когда бутылка разлетелась вдребезги о входную дверь.
– Мы же сказали тебе валить отсюда, – насмешливо проговорил он.
– Я здесь первая была.
– Пофиг. Мы забираем этот район себе, а от этого лая мне уже хочется, нахрен, на стенку лезть.
– Ты это уже говорил. Попробуй беруши.
Он схватил еще одну бутылку и резко метнул. На этот раз Суке пришлось отшатнуться в сторону, иначе бутылка попала бы ей в плечо.
– Я не могу заниматься бизнесом в берушах, ты, тупая шлюха, – заявил парень и положил руку на голову полулысой девчонки; та скорчила Суке рожу.
– Тогда не занимайся бизнесом. Мне плевать.
Он потянулся за следующей бутылкой, потом остановился. Его лицо медленно расплылось в улыбке, когда он повернулся к подростку, стоящему рядом с лысой девчонкой.
– В таких охрененно раздражающих штуках, как этот лай, прикольно то, что они подстегивают разговоры на тему, как бы с этим сладить. Идея Тома мне больше всего понравилась. Он сказал, что можно вымочить хот-доги в антифризе и закинуть туда, во двор. Что скажешь?
Черт. Я оглядела помещение в поисках чего-нибудь, что сошло бы за маску, но ничего не нашла. И почему я не взяла с собой костюм? Ситуация грозила в любой момент перерасти в кровавую баню, а мою гражданскую личность мог видеть любой желающий. Я даже не могла работать изнутри здания – все равно был риск, что кто-нибудь, кто слышал о моей способности или как я работаю, зайдет сюда.
Я видела Суку только со спины, но заметила, как она повернула голову, оценивая ту группу. Возможно, прикидывала, сколько времени понадобится ее псам, чтобы перебить их всех.
– Если б вы собирались это сделать, – произнесла она, – то уже сделали бы, а я бы вас за это уже убила. Либо вы ссыте так поступить – и правильно делаете! – либо Кайзер велел вам ко мне не лезть.
Такого поведения я ждала от нее в последнюю очередь. Сука и здравомыслие?
Парень с бутылками ухмыльнулся.
– Неа. Понимаешь, мы этот вой уже слышали. И кое-кто из наших соседей тоже. Ну да, Кайзер сказал нам вести себя паиньками, но, сдается мне, если мы скажем Кайзеру, что это дерьмо заварила ты, и если он порасспрашивает в округе, чтобы проверить наши слова, то он услышит, что вой тут был еще до разборки.
– Ты знаешь, кто я, – угрожающе сказала Сука. – Ты знаешь мои способности. Ты серьезно собираешься меня тут злить? Когда мои собаки рядом? Серьезно?
Взводимый курок я услышала, не увидела. Подросток – надо полагать, тот самый Том – навел пушку в сторону Суки.
– Все еще думаешь, что ты крутая? – издевательски произнес парень. – Пушки всех уравнивают, ты в курсе? Мой сынок хочет вступить в «Воинство», а для этого ему надо заработать авторитет. Сдается мне, пришить тебя – неплохой вариант.
Я не стала дожидаться конца разговора. Теперь уже обойтись без насилия шансов не было. Я стянула ботинки и в одних носках пробежала по бетонному полу, пригибаясь как можно ниже. Найдя нож, которым Сука открывала мешки с кормом, я сунула его в задний карман. По-прежнему ничего годного в качестве маски. На мне не было даже толстовки и вообще никакой лишней одежды, которой можно было бы обмотать голову. День был слишком теплый.
Что оставляло мне лишь один, очень неприятный вариант.
Я применила свою способность и с удовольствием констатировала, что заросший травой двор и недостроенный дом могут обеспечить меня приличным количеством букашек. Ко мне направились кузнечики, плюс я опустошила осиное гнездо, висящее на стене над незаконченным вторым этажом. Мошки, пировавшие на изобилии собачьего помета, тоже полетели ко мне, и, наконец, рой дополнило бесчисленное множество муравьев и пауков.
Все вместе они собрались на моей коже, стали взбираться по ногам и туловищу, некоторые поползли вниз, закрывая руки. Вскоре они покрыли все мое тело, даже образовали сплошную массу поверх рта и очков, мешая видеть. Было не так щекотно, как я ожидала, но все равно меня передернуло.
После этого мне понадобится принять душ. Раз десять. И я заплачу, чтобы принять его в какой-нибудь тренажерке, или в бассейне, или еще где-нибудь, чтобы только не полагаться на паршивый душ в лофте, пока буду скрести кожу до мяса. Я же проектировала свой костюм покрывающим все тело по этой самой причине на девяносто процентов, черт побери.
Почему я не взяла с собой костюм? Ну почему?
Я дернулась, услышав оглушительный выстрел. Потом ждала затаив дыхание, пока снова не услышала от двери бубнеж разговора, голос Суки. Предупредительный выстрел?
Я выхватила из кармана мобильник и, выбрав адресатами Брайана, Лизу и Алека, отправила СМС:
«Тут полдюжины скинхедов. Минимум один ствол. Нужно подкрепление».
Несколько секунд спустя телефон завибрировал. Ответ от Брайана:
«Жди. ехал домой. пара минут».
От остальных быстрого ответа не было. Время на дисплее мобильника было 1:38. Достаточно близко к обеденному времени, чтобы я могла считать это продолжением тенденции. Я на этом себе тревожный невроз заработаю. Ну а пока я отэсэмэсила Брайану указания, как нас найти – искать дом с краном.
Меня покрывало уже достаточно букашек, и еще много оставалось про запас. Я хотела быть абсолютно уверенной, что укрыта полностью, поэтому заставила их громоздиться друг на дружку в несколько слоев. Это было удушающе. Мне приходилось дышать через нос, а зрение закрывали насекомые, собравшиеся на очках. Кроме того, внутри плотного роя было жарко. И все равно я предпочитала терпеть это все, чем рисковать, что меня раскроют.
Я выглянула в ближайшее заколоченное окно, из которого в принципе можно было что-то увидеть, и обнаружила, что группа осталась на том же месте. Мужчина с бутылками что-то произнес, но я не разобрала. Когда я ушла, чтобы прихватить нож и отправить СМС, то оказалась за пределами слышимости.
Я подбежала ко входной двери, все так же пригнувшись, чтобы быть уверенной, что меня никто не увидит сквозь щели в досках, закрывающих окна. Снова надела ботинки, выпрямилась, сделала глубокий вдох и открыла дверь.
– Бляха-муха! – выругался скинхед лет двадцати, когда я встала рядом с Сукой. У меня было смутное представление, на что я была похожа, – башня из насекомых, имеющая примерно человекоподобные очертания со смутными контурами головы и неровными впадинками на «лице» там, где были мои глаза.
Даже у Суки, когда она увидела меня, глаза немного округлились.
– Какого?.. – пробормотала она.
Я ничего не ответила, сосредоточившись на группе скинхедов.
Тип с бутылками оглядел меня, потом тихо проговорил:
– Том, так тебя? Окажи услугу, разберись с этим любительским ужастиком?
Подросток навел ствол в мою сторону, на уровень груди. Ухмыльнулся и ответил:
– С удовольствием.
Та сцена с Бакудой и ее подручными не очень-то отличалась от нынешней. Различие было в одном: Том не колебался ни секунды, прежде чем нажать на спусковой крючок.
Меня зашатало чисто от силы выстрела, а ведь в меня он даже не попал.
Едва выйдя наружу, я опустилась на карачки, оставив большинство букашек на прежних местах, надо мной. Некоторые свалились, но в целом структура более-мене сохранила устойчивость: букашки цеплялись друг за дружку, плюс они распределились по высвободившемуся объему головы и груди.
Судя по тому, что испытали насекомые, пуля прошла в считанных дюймах над моей головой, примерно посередине «груди». Внизу, где я сидела, рой был гуще, чтобы поддерживать структуру наверху, поэтому видеть сквозь него было непросто. Я могла только ждать, затаив дыхание и надеясь, что насекомые прикрывают меня достаточно, чтобы со стороны настоящую меня было не видно.
– Какого хрена? – произнес Том. Я подвинула букашек напротив глаз, чтобы хоть чуть-чуть его видеть: он пятился, держа пушку все еще поднятой.
Я уже позаимствовала один трюк у Мрака и не видела причин не позаимствовать один и у Ябеды.
Я заговорила шипящим голосом и при этом заставила каждое насекомое в рое шуметь: они жужжали, гудели и зудели в такт моим словам – в общем, я делала все, чтобы моя речь звучала не по-человечески.
– Когда я в этом облике, пули меня не берут.
Опершись руками о землю, я сделала шаг вперед, подвинув с собой и башню из насекомых. Я увидела, что почти все в той компашке попятились. Только парень с бутылками остался на месте, и его вытянутая рука не дала отступить Тому.
Мой замысел работал. Как Ябеде в той ситуации с Прославленной и Панацеей, а потом еще раз с Бакудой, так и мне сейчас удалось убедить этих типов, что у меня есть способности, которых на самом деле не было. Дезинформация в действии.
– Стреляй, сынок! – и мужчина сжал плечо Тома сильнее.
Подросток послушался – еще три пули ударили в мой рой, но слишком высоко, чтобы задеть меня. Две попали туда, где была бы моя грудь, третья пронзила «голову».
Том, в страхе распахнув глаза, решил сменить цель. Он дернул рукой вправо относительно меня, чтобы нацелиться на Суку.
Я бросилась вперед, одним движением достав нож и ударив им. Удар пришелся Тому в бедро, и одновременно с этим Сука уклонилась в сторону. Моя атака, то, что Том был вынужден поправить прицел, плюс движение Суки – благодаря всему этому пуля ушла в молоко.
Как только Том упал, я обрушила на него свой рой. Избегая касаться его напрямую, я взяла оружие из его руки, вернула себе нож и нанесла колющий удар сверху вниз в ладонь, чтобы исключить всякую возможность, что Том снова возьмет оружие.
Вдруг мне пришла в голову идея, и я провела лезвием ему по лбу. По словам Брайана, порезы на лбу редко бывают серьезными, но кровоточат достаточно сильно, чтобы казаться серьезными. Это часто используют люди, которые занимаются постановочными боями, а боксеры с помощью этой техники ослепляют противников заливающей глаза кровью.
Я отодвинулась от Тома, но часть букашек оставила на нем и рядом. Он отчаянно завопил и забарахтался, пытаясь отползти.
Я бы предпочла менее брутальный подход, но сочла, что вот такие раны произведут серьезное впечатление на остальных и разубедят их ввязываться в драку, а значит, в перспективе пострадает меньше людей. Я не любила последователей Кайзера, мое уважение к ним было на нулевом уровне, но я совершенно не хотела, чтобы Сукины псы разорвали их на части.
– Это наша территория, – прорычала Сука, глядя на пятящихся людей. Брут, Иуда и Анжелика уже были крупнее, их кожа полопалась, и в щелях появились окровавленные костяные шипы. – Вон отсюда.
– Кайзер об этом узнает! – выкрикнул тип с бутылками.
– Вон! – проорала Сука.
Тома, все еще ничего не соображающего от боли и страха, эта команда буквально подбросила. Он попытался вскочить на ноги, но безуспешно: он снова рухнул на землю с хриплым воплем. Когда он потянулся к своим дружкам, умоляя их о помощи, кожа на его лице и руках была почти полностью покрыла букашками и кровью. Это здорово напугало остальных: большинство обратилось в бегство.
Бутылочник осторожно подошел к Тому сбоку. Я не сдвинулась с того места, где стояла (сидела на корточках), когда он нагнулся и помог Тому встать и ухромать прочь.
– Черт, – пробормотала Сука.
– Прости, – сказала я ей. – Надеюсь, я правильно сделала, что вмешалась.
Она кивнула.
– В смысле, если бы я не вышла, может, все и обошлось бы.
– Он как раз набирался смелости, чтобы выстрелить в меня, – сказала Сука. – Так что правильно.
– Что ты собираешься делать?
– В смысле?
– Они же наверняка вернутся. Может, даже скоро. А там – смотря что они расскажут и кому пожалуются – в следующий раз могут явиться и ребята со способностями.
– Я справлюсь.
– Я знаю, что это твоя территория, я думаю, она идеальна, но, может, тебе все-таки стоит подумать о том, чтобы куда-нибудь переместиться…
Она на меня жестко посмотрела.
– Ты хочешь, чтобы сегодня тебя таки стукнули?
Я заткнулась.
– Я иду в дом убирать говно. Можешь помочь, можешь вернуться обратно. Мне без разницы.
Я обернулась через плечо туда, куда отступили скинхеды.
– Я помогу, – вслух решила я. – Я уже обещала, что помогу, и тебе может понадобиться поддержка, если они решат вернуться с подкреплением.
Помимо всего прочего, я уже написала Брайану, чтобы он пришел, а ему понадобится нормальный пересказ того, что произошло.
Сука ничего не ответила, лишь свистнула дважды собакам, приказав им сопровождать ее в дом, и кинула взгляд на них, чтобы убедиться, что они послушались. Потом она посмотрела на меня, и – может, мне почудилось, но сейчас вид у нее был не такой сердитый, как обычно.
[1] Сувлаки – блюдо греческой кухни, род шашлычков на деревянных шпажках.
[2] То есть «хайль Христос».
[3] Библейский пояс – неофициальное название региона в США, занимающего почти весь юго-восток страны. Получил свое название из-за очень высокой религиозности населения. Отличается также высоким уровнем расизма.