ГЛАВА 16. ЛЕДЯНОЕ РОЖДЕСТВО
– Снейп что, предлагал ему помочь? Он точно предлагал ему помочь?
– Если ты еще раз задашь этот вопрос, – огрызнулся Гарри, – я засуну этот кочанчик…
– Я просто лишний раз проверяю! – ответил Рон. Они вдвоем стояли около раковины на кухне Берлоги и чистили для миссис Уизли огромную кучу брюссельской капусты. За кухонным окном вился снежок.
– Да, Снейп предлагал ему помочь! – отчеканил Гарри. – Он сказал, что обещал матери Малфоя, что будет его защищать, и что сделал Несокрушимый Обед или что-то типа того…
– Нерушимый Обет? – Рон выглядел потрясенным. – Не, не может быть… Ты уверен?
– Да, уверен. А что, это что-то особенное?
– Ну, Нерушимый Обет нельзя нарушить…
– Забавно, я и сам до этого додумался. А если ты его нарушишь, что будет?
– Ты умрешь, – просто ответил Рон. – Когда мне было пять лет, Фред и Джордж пытались заставить меня его дать. Я почти дал, мы с Фредом уже держались за руки, и все такое, но тут нас папа отыскал. Он тогда просто с цепи сорвался, – при этом воспоминании в глазах Рона мелькнули искорки. – Единственный раз, когда я видел папу таким же разозленным, как маму. Фред говорит, что его левая ягодица запомнила тот день на всю жизнь.
– Ага, ну, а если отвлечься от левой ягодицы Фреда…
– Вы что-то сказали? – раздался голос Фреда, и близнецы вошли на кухню. – Аааа, Джордж, ты только посмотри на это. Они пользуются ножами и всем прочим. Надо же.
– Мне будет семнадцать через два месяца с небольшим, – сердито произнес Рон, – и тогда я смогу делать это с помощью магии!
– Ну а пока, – сказал Джордж, усаживаясь за кухонный стол и кладя на него ногу, – мы можем насладиться, наблюдая, как надо правильно обращаться с… опа! Класс.
– Это все из-за тебя! – буркнул Рон, посасывая порезанный большой палец. – Погоди, вот будет мне семнадцать…
– Я просто уверен, что ты поразишь нас всех доселе незамеченными в тебе магическими талантами, – зевнул Фред.
– Кстати, насчет доселе незамеченных талантов, Рональд, – сказал Джордж. – Что это мы такое слышали от Джинни про тебя и юную леди по имени – если наша информация верна – Лаванда Браун?
Рон слегка порозовел, но вернулся к капусте, не проявляя особого недовольства.
– Не суйте нос не в свое дело.
– Какой потрясающе остроумный ответ, – заметил Фред. – Удивляюсь, как ты их придумываешь. Нет, единственное, что мы хотели узнать… как это произошло?
– В каком смысле?
– Она попала в аварию, или что?
– Чего?
– Ну, как ее угораздило так сильно стукнуться головой? Па-аберегись!
Миссис Уизли вошла в комнату в тот самый момент, когда Рон запустил во Фреда своим кухонным ножом; Фред одним ленивым движением волшебной палочки превратил нож в бумажный самолетик.
– Рон! – прикрикнула она. – Чтобы я больше не видела, как ты швыряешься ножами!
– Хорошо, – ответил Рон. – Не увидишь, – добавил он себе под нос, снова поворачиваясь к горе брюссельской капусты.
– Фред, Джордж, извините, дорогие, но сегодня приезжает Ремус, так что Билл будет спать вместе с вами!
– Нет проблем, – ответил Джордж.
– Теперь: раз Чарли не смог приехать, то чердак останется в распоряжении Гарри и Рона, и если Флер поделит комнату с Джинни…
– …то у Джинни будет отличное Рождество… – пробормотал Фред.
– …все удобно устроятся. Ну, им придется потерпеть в одной кровати на двоих, – слегка встревоженным тоном закончила миссис Уизли.
– Перси, значит, точно не покажет сюда свою рожу? – спросил Фред.
Миссис Уизли отвернулась, прежде чем ответить.
– Нет, он сейчас занят, должно быть, в Министерстве.
– Или же он величайший в мире дебил, – добавил Фред, как только миссис Уизли покинула кухню. – Одно из двух. Ну ладно, пошли, Джордж.
– Чего это вы двое собираетесь делать? – спросил Рон. – Не помогли бы нам со всей этой капустой? Вы бы могли только палочкой взмахнуть, и мы тоже были бы свободны!
– Нет, я не думаю, что мы можем вам помочь, – серьезно ответил Фред. – Знаешь, это очень закаляет характер – учиться чистить брюссельскую капусту без магии, это позволит вам оценить труд муглей и сквибов…
– …и если ты хочешь, чтобы другие тебе помогали, Рон, – добавил Джордж, запустив в него бумажным самолетиком, – я бы тебе не рекомендовал швырять в них ножи. Так, маленький совет на будущее. Мы отчаливаем в деревню, там в газетном киоске работает одна очаровательная девушка, которая считает, что мои карточные фокусы совершенно невероятны… прямо как настоящая магия…
– Вот мерзавцы, – мрачно сказал Рон, наблюдая, как Фред и Джордж идут через заснеженный двор. – Десять секунд это бы у них отняло, и мы тоже могли бы идти.
– Только не я, – покачал головой Гарри. – Я обещал Дамблдору, что не буду бродить по окрестностям, пока я здесь.
– Ах, да, – Рон очистил еще пару кочанчиков и спросил: – Ты расскажешь Дамблдору, что ты услышал из разговора Снейпа с Малфоем?
– Угу. Я готов рассказать любому, кто может это прекратить, Дамблдору в первую очередь. Возможно, и с твоим папой тоже поговорю.
– Жаль, что ты не услышал, чем же все-таки занимается Малфой.
– Ну на это шансов не было никаких, так ведь? В том-то вся и загвоздка, что он отказывался рассказать Снейпу.
После недолгой паузы Рон продолжил:
– Ты, конечно, знаешь, что они все тебе ответят? Папа, и Дамблдор, и все прочие? Они скажут, что Снейп на самом деле вовсе не пытается помочь Малфою, он просто хотел выяснить, что Малфой затевает.
– Они его не слышали, – ровно сказал Гарри. – Никто не может быть таким хорошим актером, даже Снейп.
– Ага… ну я только говорю, что они все скажут.
Гарри, нахмурившись, повернулся к Рону.
– Но ты-то веришь, что я прав?
– Верю! – поспешно ответил Рон. – Серьезно, я тебе верю! Но они все там убеждены, что Снейп в Ордене, скажешь нет?
Гарри ничего не ответил. Ему уже приходило в голову это возражение, которое наверняка будет высказано в первую очередь, как только он расскажет об увиденном; он будто слышал голос Гермионы:
– Гарри, но это же очевидно, он притворялся, что хочет помочь, чтобы обмануть Малфоя и заставить его рассказать, что он затевает…
Однако это было лишь в Гаррином воображении – у него не было возможности пересказать Гермионе то, что он подслушал. Она ушла с вечеринки Слагхорна, прежде чем Гарри туда вернулся (по крайней мере, так ему сказал разгневанный МакЛэгген), а к тому времени, как он пришел в общую комнату, Гермиона уже удалилась в свою спальню. Поскольку Гарри вместе с Роном отбывал в Берлогу на следующий день рано утром, у него хватило времени только пожелать счастливого Рождества и сообщить, что у него есть важные новости, которые он расскажет после каникул. Притом он был не очень уверен, что Гермиона его расслышала: за его спиной в это же время вдумчиво и невербально прощались Рон и Лаванда.
Тем не менее, даже Гермиона не смогла бы отрицать одного: Малфой определенно что-то затевает, и Снейп это знает; так что Гарри мог с полным удовлетворением восклицать «Ну, что я говорил!», что он уже и проделал несколько раз в разговорах с Роном.
До самого Сочельника у Гарри не было возможности переговорить с мистером Уизли – тот работал в Министерстве допоздна. Семейство Уизли и его гости сидели в гостиной. Джинни ее так щедро и обильно украсила, что комната находилась словно в эпицентре взрыва бумажных гирлянд. Лишь Фред, Джордж, Гарри и Рон знали, что ангел на верхушке елки был на самом деле гномом, укусившим Фреда за лодыжку, когда тот рвал морковь для рождественского ужина. Оглушенный, выкрашенный золотой краской и засунутый в миниатюрное белое платьице, с приклеенными за спиной крылышками, он взирал на них сверху вниз – самый уродливый ангел, какого Гарри когда-либо видел, с большой лысой головой, похожей на картофелину, и мохнатыми ногами.
Все они должны были слушать рождественскую радиопередачу с участием любимой певицы миссис Уизли, Селестины Уорбек, чьи трели доносились из большого деревянного приемника. Флер, похоже, находила песни Селестины очень скучными и разговаривала в углу так громко, что хмуро косившаяся на нее миссис Уизли то и дело указывала волшебной палочкой на регулятор громкости, так что голос Селестины все усиливался. Во время особенно оживленной композиции под названием «Котел, полный горячей, страстной любви» Фред, Джордж и Джинни затеяли партию в Разрывного Дурака[1]. Рон периодически кидал взгляды исподтишка на Флер и Билла, словно надеясь подсмотреть что-то полезное. В то же время Ремус Люпин, еще более тощий и неухоженный, чем обычно, сидел у огня и смотрел на пламя, словно и не слышал голоса Селестины.
«Приходи же сегодня к котлу моему,
И побудь рядом с ним, если хочешь.
Я горячую в нем приготовлю любовь,
Что согреет тебя этой ночью».
– Под это мы танцевали, когда нам было восемнадцать! – миссис Уизли промокнула глаза своим вязанием. – Ты помнишь, Артур?
– Эммм? – ответил мистер Уизли, задремавший было в процессе очистки мандарина. – А, да… прекрасное было время…
Не без труда выпрямившись, он оглянулся на Гарри, сидевшего рядом с ним.
– Прости за это вот, – он дернул головой в сторону приемника, где к Селестине присоединился хор. – Скоро закончится.
– Нет проблем, – ответил Гарри, ухмыльнувшись. – Много работы в Министерстве?
– Очень. И ладно, если бы были хоть какие-то результаты, но из трех арестованных за последнюю пару месяцев вряд ли хоть один является настоящим Упивающимся Смертью… Но только это между нами, Гарри, – быстро добавил он, внезапно утратив все признаки сонливости.
– Они все еще не отпустили Стэна Шанпайка? – спросил Гарри.
– Боюсь, что нет. Насколько я знаю, Дамблдор обращался по поводу Стэна непосредственно к Скримджеру… Я имею в виду, всякий, кто лично общался со Стэном, понимает, что он такой же Упивающийся Смертью, как этот мандарин… Но наверху хотят выглядеть так, словно они чего-то достигли, а «трое арестованных» звучит куда лучше, чем «трое ошибочно арестованных и отпущенных»… но это тоже сверхсекретно…
– Я никому не скажу, – пообещал Гарри. Несколько секунд он колебался, пытаясь сообразить, как лучше всего подступиться к тому, что он собирался сообщить; пока он приводил мысли в порядок, Селестина Уорбек начала балладу под названием «Ты зачаровал мое сердце».
– Мистер Уизли, вы помните, что я рассказал вам на вокзале, когда мы отъезжали в школу?
– Я проверил, Гарри, – тут же ответил мистер Уизли. – Я обыскал дом Малфоев. Там не было совершенно ничего – ни сломанного, ни целого, – чему там не полагалось быть.
– Да, я знаю, я прочел в «Профет», что вы там были… но тут другое… ну, кое-то большее…
И он поделился с мистером Уизли всем, что подслушал в разговоре между Малфоем и Снейпом. Пока Гарри говорил, он заметил, как Люпин чуть повернул голову, внимая каждому слову. Когда он закончил, повисло молчание, в котором было слышно лишь проникновенное пение Селестины:
«Куда же ушло мое сердце?
Оно заколдовано…»
– А не приходило ли тебе в голову, Гарри, – сказал мистер Уизли, – что Снейп просто притворялся…
– Притворялся, что предлагает помощь, чтобы выяснить, что затевает Малфой? – быстро перебил его Гарри. – Я так и знал, что вы это скажете. Но можем ли мы быть уверены?
– Это не наше дело, – неожиданно произнес Люпин. Он повернулся к огню спиной и смотрел на Гарри через плечо мистера Уизли. – Это дело Дамблдора. Дамблдор доверяет Снейпу, и для всех нас этого должно быть достаточно.
– Но, – возразил Гарри, – допустим – только допустим, что Дамблдор ошибается насчет Снейпа…
– Это многие говорили, и много раз. Все сводится к тому, доверяешь ли ты суждению Дамблдора или нет. Я – доверяю; поэтому я доверяю Северусу.
– Но и Дамблдор может ошибаться, он сам это говорит! А вам… – Гарри посмотрел Люпину в глаза, – вам, если честно, нравится Снейп?
– Не могу утверждать, что он мне «нравится» или «не нравится», – ответил Люпин. – Да, Гарри, это так, – добавил он, увидев скептическое выражение Гарриного лица. – Скорее всего, мы никогда не станем закадычными друзьями; все, что происходило между Джеймсом, Сириусом и Северусом, наложило на нас слишком сильный и горький отпечаток. Но я не забыл, что весь тот год, когда я преподавал в Хогвартсе, Северус каждый месяц делал для меня Волкогонное зелье, и делал его идеально, так что мне не приходилось страдать, как я обычно страдаю в полнолуние.
– Но после он «случайно» пустил слух, что вы оборотень, и вам пришлось уйти! – сердито напомнил Гарри.
Люпин пожал плечами.
– Все равно это бы просочилось. Мы оба знаем, что он метил на мое место, но он мог причинить мне гораздо больше вреда, если бы подпортил зелье. Он поддерживал мое здоровье. Я должен быть признателен ему за это.
– Может, он не решился химичить с зельем в присутствии Дамблдора!
– Ты не можешь не испытывать ненависти к Снейпу, – чуть улыбнувшись, сказал Люпин. – И я тебя понимаю; ты сын Джеймса и крестник Сириуса – естественно, ты унаследовал их старое предубеждение. В любом случае расскажи Дамблдору все, что ты рассказал нам с Артуром, но не очень надейся на то, что он разделит твою точку зрения; не очень надейся даже на то, что твои новости будут для него сюрпризом. Не исключено, что Снейп расспрашивал Драко по его приказу.
«Теперь мое сердце разбито –
Его мне обратно верни ты!»
Селестина завершила песню длинной, высокой нотой; из приемника послышались аплодисменты, к которым с удовольствием присоединилась миссис Уизли.
– Это закончильось? – громко сказала Флер. – Сльава богу, какой ужяс…
– Ну что, еще чего-нибудь на ночь? – еще громче спросила миссис Уизли, поднимаясь на ноги. – Кто хочет гоголь-моголь[2]?
– А чем вы занимались в последнее время? – спросил Гарри Люпина, когда миссис Уизли унеслась делать гоголь-моголь, а все остальные потянулись, чтобы размять затекшие конечности, и начали беседовать друг с другом.
– О, я был в подполье, – ответил Люпин. – Почти буквально. Поэтому я и не мог писать, Гарри; отсылка писем тебе меня бы выдала.
– В каком смысле?
– Я жил среди моих собратьев, среди таких же, как я. Оборотней, – добавил он в ответ на непонимающий взгляд Гарри. – Они почти все на стороне Волдеморта. Дамблдору нужен был агент, а я был… уже готовенький.
Последние слова прозвучали немного горько, и, вероятно, Люпин сам осознал это – прежде чем продолжить, он тепло улыбнулся.
– Я не жалуюсь; эта работа необходима, а кто может выполнить ее лучше, чем я? Однако добиться их доверия оказалось очень трудно. По мне сразу видно, что я пытался жить среди волшебников, тогда как они избегают нормального общества и живут на лесных опушках, воруя – а иногда и убивая, – чтобы добыть себе пропитание.
– А почему они на стороне Волдеморта?
– Они думают, что при его правлении они будут жить лучше, – ответил Люпин. – А еще им там очень трудно спорить с Грейбэком…
– Кто такой Грейбэк?
– Ты не слыхал о нем? – Люпин судорожно сжал руками колено. – Фенрир Грейбэк – на сегодняшний день, вероятно, самый злобный оборотень. Смысл его жизни состоит в том, чтобы укусить и заразить как можно больше людей: он хочет создать достаточно большое число оборотней, чтобы доминировать над волшебниками. В обмен на службу Волдеморт пообещал ему богатую добычу. Грейбэк предпочитает детей… Их надо кусать, пока они маленькие, говорит он, и выращивать подальше от родителей, выращивать в ненависти к нормальным волшебникам. Волдеморт часто угрожал напустить его на сыновей и дочерей своих врагов, эта угроза обычно приносила хорошие результаты.
Люпин сделал паузу и добавил:
– Меня укусил именно Грейбэк.
– Что? – переспросил пораженный Гарри. – Когда… когда вы были ребенком, вы имеете в виду?
– Да. Мой отец оскорбил его. В течение очень долгого времени я не знал, какой именно оборотень на меня напал. Уже зная, каково это – трансформироваться, я даже испытывал жалость к нему, думая, что он не мог себя контролировать. Но Грейбэк не таков. В полнолуние он располагается рядом со своими жертвами, достаточно близко, чтобы нанести удар. Он это все планирует заранее. И этого человека Волдеморт использует, чтобы управлять оборотнями. Не берусь утверждать, что мой метод разумного убеждения более действенен, чем заявления Грейбэка, что мы, оборотни, заслуживаем крови, и что нам надо мстить за себя нормальным людям.
– Но вы же нормальный! – воскликнул Гарри. – У вас всего лишь… э… проблема…
Люпин расхохотался.
– Иногда ты очень напоминаешь мне Джеймса. В компании он частенько называл это моей «маленькой пушистой проблемой». Многие думали, что у меня дома живет кролик с плохим характером.
Люпин принял из рук миссис Уизли стакан с гоголем-моголем и поблагодарил ее; его настроение несколько улучшилось. В то же время Гарри ощутил прилив возбуждения: слова об отце напомнили ему еще кое о чем, что он давно хотел спросить у Люпина.
– Вы когда-нибудь слышали про кого-то, кого звали Принц-Полукровка?
– Кто-Полукровка?
– Принц, – повторил Гарри, пытаясь прочесть узнавание на его лице.
– Среди волшебников нет принцев, – улыбнувшись, ответил Люпин. – Это что, титул, который ты хочешь принять? Я бы сказал, что «Избранного» вполне достаточно.
– Ко мне это совершенно не относится! – недовольно сказал Гарри. – Принц-Полукровка – это кто-то, кто раньше учился в Хогвартсе. У меня его старый учебник по Зельям. Он весь исписан заклинаниями, которые этот Принц придумал. Одно из них – Левикорпус…
– О, эта штука была в большой моде, когда я учился в Хогвартсе, – углубился в воспоминания Люпин. – На пятом курсе было несколько месяцев, когда шагу нельзя было ступить, чтобы тебя не подвесили в воздухе за лодыжку.
– Мой папа его применял. Я видел его в Думшлаге, он применял его к Снейпу.
Он хотел, чтобы фраза прозвучала небрежно, словно это было мелкое, незначительное замечание, но не был уверен, что достиг желаемого эффекта; Люпин улыбнулся понимающе.
– Да, – произнес он. – Но не он один. Как я уже говорил, оно было очень популярным… Ты же знаешь, как переменчива мода на заклинания…
– Но похоже, что оно было изобретено, когда вы были в школе, – гнул свою линию Гарри.
– Не обязательно. Сглазы становятся модными и немодными, как и все остальное. – Он глянул Гарри в глаза и тихо добавил: – Джеймс был чистокровным, Гарри, и я тебе точно говорю, что он никогда не просил нас называть его «Принцем».
Отбросив экивоки, Гарри спросил прямо:
– И это не Сириус? И не вы?
– Определенно нет.
– О, – некоторое время Гарри неотрывно смотрел на огонь. – Я просто подумал… В общем, он здорово помог мне на уроках Зелий, этот Принц.
– Как давно издана эта книга, Гарри?
– Не знаю, никогда не проверял.
– Что ж, возможно, это даст тебе какое-никакое представление о том, когда Принц учился в Хогвартсе.
Вскоре Флер решила спародировать Селестину, поющую про «Котел, полный горячей, страстной любви»; после этого все остальные, едва глянув на лицо миссис Уизли, поняли, что им пора идти спать. Гарри и Рон забрались на чердак, в Ронову комнату, где для Гарри уже была поставлена раскладушка.
Рон уснул почти мгновенно; Гарри же, прежде чем лечь, порылся в своем сундуке и достал оттуда свое «Продвинутое Зельеделие». Уже лежа в постели, он листал страницы, пока, наконец, не нашел в самом начале книги дату издания. Книге оказалось около пятидесяти лет. Ни его отец, ни друзья отца не учились в Хогвартсе пятьдесят лет назад. Чувствуя разочарование, Гарри зашвырнул книгу обратно в сундук, выключил свет и лег. Он долго ворочался, думая о Снейпе и оборотнях, Стэне Шанпайке и Принце-Полукровке, и в конце концов провалился в тяжелый сон, наполненный крадущимися тенями и плачем укушенных детей…
– Ну и шуточки у нее…
Гарри проснулся внезапно и тут же обнаружил какую-то кучу, громоздящуюся у него в ногах. Он нацепил очки и огляделся; крохотное окошко было почти полностью залеплено снегом, а прямо перед ним в своей кровати сидел Рон и осматривал нечто напоминающее толстую золотую цепь.
– Что это? – спросил Гарри.
– Это от Лаванды, – с отвращением ответил Рон. – Неужели она думает, что я буду носить…
Гарри присмотрелся получше и расхохотался. С цепи свисали большие золотые буквы, образуя слова «Любовь моя».
– Мило, – сказал он. – Просто класс. Тебе определенно надо покрасоваться с этой штукой перед Фредом и Джорджем.
– Если ты им расскажешь, – Рон засунул ожерелье под подушку, с глаз долой, – я… я… я…
– Что, будешь всегда говорить со мной заикаясь? – ухмыльнулся Гарри. – Да ладно, не скажу…
– Ну как ей могло в голову взбрести, что мне понравится что-то подобное? –потребовал ответа у непонятно кого все еще шокированный Рон.
– Что ж, попытайся вспомнить, – посоветовал Гарри. – Не обронил ли ты случайно намека на то, что ты хотел бы появиться на людях, неся на шее слова «Любовь моя»?
– Вообще-то… мы на самом деле не очень много говорили. Мы в основном…
– Лобзались, – подсказал Гарри.
– Ну… да, – сказал Рон. Секунду он колебался, затем спросил:
– Гермиона на самом деле влюбилась в МакЛэггена?
– Не знаю. На Слагхорновой вечеринке они были вместе, но я не думаю, что все зашло настолько далеко.
Немного повеселевший Рон нырнул в свою кучу подарков.
Гаррины подарки включали в себя связанный миссис Уизли свитер с вышитым на груди золотым снитчем, большая коробка товаров «Улетных Уловок Уизли» от близнецов и немного влажный, пахнущий плесенью сверток с наклейкой, на которой было написано: «Господину от Кричера».
Гарри уставился на него.
– Как думаешь, его открывать безопасно? – спросил он.
– Ничего опасного быть не может, всю нашу почту по-прежнему проверяют в Министерстве, – ответил Рон, в то же время пожирая сверток подозрительным взглядом.
– Я и не думал что-либо дарить Кричеру! А другие обычно дарят рождественские подарки своим домовым эльфам? – поинтересовался Гарри, осторожно тыкая сверток пальцем.
– Гермиона бы подарила, – ответил Рон. – Но давай посмотрим, что там, прежде чем ты начнешь чувствовать себя виноватым.
В следующее мгновение Гарри издал громкий вопль и спрыгнул с раскладушки – в свертке были черви, в большом количестве.
– Как мило, – расхохотался Рон. – И очень заботливо.
– Уж лучше этих получить, чем то ожерелье, – отбрил Гарри, тем самым мгновенно успокоив Рона.
Собравшись на рождественский ланч, все надели новые свитера – все, кроме Флер (на которую, очевидно, миссис Уизли не хотела тратить время и шерсть) и самой миссис Уизли, которая щеголяла новенькой темно-синей шляпой, звездно сверкавшей чем-то похожим на маленькие брильянты, и шикарным золотым ожерельем.
– Это мне Фред и Джордж подарили! Правда, красивые?
– Да, мам, теперь, когда мы сами стираем свои носки, мы ценим тебя все больше и больше, – легко помахал рукой Джордж. – Положить пастернаку, Ремус?
– Гарри, у тебя червяк в волосах, – весело произнесла Джинни и потянулась через стол, чтобы снять его. У Гарри по коже побежали мурашки, не имеющие никакого отношения к червяку.
– Какой кошмар, – Флер при виде червя слегка передернуло.
– Ага, точно, – согласился Рон. – Соус передать, Флер?
В своем стремлении помочь ей Рон опрокинул соусницу; Билл взмахнул волшебной палочкой, и разлитый соус поднялся в воздух и покорно вернулся в соусницу.
– Ти такой же неукльюжий, как эта Тонкс, – сказала Флер Рону, закончив целовать Билла в благодарность. – Она всегда роньяет…
– Я пригласила дорогую Тонкс прийти сегодня, – заявила миссис Уизли, глядя на Флер и одновременно накладывая в тарелку морковь более энергично, чем это требовалось. – Но ее не будет. Ты в последнее время с ней общался, Ремус?
– Нет, я в последнее время вообще мало общаюсь с кем бы то ни было, – ответил Люпин. – Но у Тонкс есть своя семья, куда она могла бы пойти, разве не так?
– Хммм, – задумчиво произнесла миссис Уизли. – Возможно. Хотя у меня сложилось впечатление, что она собиралась провести Рождество одна.
Она раздраженно посмотрела на Люпина, словно это он был виноват, что ее невесткой должна стать Флер, а не Тонкс; однако Гарри, глянув на Флер, потчующую Билла кусочками гуся[3] со своей вилки, подумал, что миссис Уизли ведет заведомо проигранное сражение. Тем временем он припомнил один вопрос относительно Тонкс, и кто мог бы ответить на него лучше, чем Люпин, человек, знающий о Патронусах все?
– А у Тонкс Патронус изменился, – обратился он к Люпину. – По крайней мере, так Снейп сказал. Я и не знал, что такое бывает. Отчего Патронус меняется?
Люпин некоторое время задумчиво жевал кусок гуся, наконец, проглотив его, медленно ответил:
– Иногда это бывает… Сильный шок… эмоциональная встряска…
– Он был большой, и у него было четыре ноги, – Гарри, осененный неожиданной догадкой, понизил голос. – О!.. А это случайно не?..
– Артур! – внезапно воскликнула миссис Уизли. Она встала со стула и неотрывно смотрела в кухонное окно, прижав руки к груди. – Артур – там Перси!
– Что?
Мистер Уизли обернулся. Все тут же посмотрели в окно; Джинни даже встала, чтобы лучше видеть. Действительно, через заснеженный двор шагал Перси Уизли, его очки в роговой оправе блестели на солнце. Однако там был не только он.
– Артур, он… он с Министром!
И действительно, сразу за Перси шел человек, портрет которого Гарри видел в «Дейли Профет»; он чуть прихрамывал, грива подернутых сединой волос и черный плащ были припорошены снегом. Прежде чем кто-либо из них успел открыть рот, прежде чем мистер и миссис Уизли смогли сделать что-то большее, чем обменяться ошеломленными взглядами, задняя дверь открылась, и в проеме появился Перси.
Какое-то мгновение в комнате висела тяжелая тишина. Затем Перси довольно скованно произнес:
– С Рождеством тебя, мать.
– О, Перси! – воскликнула миссис Уизли, бросаясь в его объятия.
Руфус Скримджер остановился на пороге, опершись на трость, и с улыбкой смотрел на эту трогательную сцену.
– Простите нас за вторжение, – сказал он, едва миссис Уизли повернулась к нему, широко улыбаясь и вытирая глаза. – Мы с Перси проходили мимо – по работе, вы понимаете, – и он не мог удержаться от того, чтобы заглянуть повидаться с вами.
Однако Перси не выказывал желания поприветствовать остальных членов семьи. Он стоял, неловко выпрямившись, словно аршин проглотил, и глядел в пространство поверх голов. Мистер Уизли, Фред и Джордж с непроницаемыми лицами смотрели на него.
– Пожалуйста, Министр, входите, присаживайтесь! – поправив шляпу, засуетилась миссис Уизли. – Возьмите кусочек пуся или гудинга[4]… то есть…
– Нет, нет, дорогая Молли, – отказался Скримджер. Гарри предположил, что, прежде чем войти в дом, он уточнил имя у Перси. – Я не хочу к вам вторгаться, меня бы вообще здесь не было, если бы Перси не хотел так сильно вас всех повидать…
– О, Перс! – со слезами на глазах снова воскликнула миссис Уизли, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать его.
– …мы заглянули всего на пять минут, так что я просто поброжу по двору, пока вы тут общаетесь с Перси. Нет, нет, заверяю вас, я не хочу вмешиваться! Вот если бы только кто-нибудь согласился показать мне ваш очаровательный садик… А, вон тот молодой человек уже закончил трапезу, почему бы ему со мной не прогуляться?
Атмосфера в комнате сразу же заметно изменилась. Все перевели взгляды со Скримджера на Гарри. Похоже, попытка Скримджера сделать вид, что он не знает имени Гарри, никого не убедила; да и то, что именно Гарри был выбран для сопровождения Министра, когда Джинни, Фред и Джордж также сидели перед пустыми тарелками, выглядело не очень-то естественно.
– Ага, хорошо, – в полной тишине ответил Гарри.
Он не строил иллюзий; при всех заверениях Скримджера, что они просто случайно оказались поблизости и что Перси просто захотел повидать семью, – именно это и было настоящей причинной их визита: Министр хотел поговорить с Гарри наедине.
– Все в порядке, – тихо сказал он, проходя мимо наполовину поднявшегося со стула Люпина. – В порядке, – добавил он, увидев, как мистер Уизли открыл рот, чтобы что-то произнести.
– Замечательно! – Скримджер сделал шаг назад, позволяя Гарри пройти в дверь первым. – Мы просто пройдемся вокруг сада, а потом мы с Перси удалимся. Так что продолжайте праздновать!
Гарри шагал через двор по направлению к разросшемуся, заваленному снегом саду Уизли; Скримджер, чуть прихрамывая, шел рядом. Гарри знал, что раньше он был главой отдела Авроров. Он казался крепким и прошедшим немало сражений, совсем не то, что тучный Фадж в своем котелке.
– Очаровательно, – произнес Скримджер, остановившись у садовой изгороди и глядя поверх заснеженной лужайки и неразличимых под снегом растений. – Просто очаровательно.
Гарри промолчал. Он был уверен, что Скримджер за ним наблюдает.
– Я давно хочу с тобой познакомиться, – несколько секунд спустя сказал Скримджер. – Ты это знал?
– Нет, – честно ответил Гарри.
– Да, очень давно. Но Дамблдор очень тщательно тебя оберегал. Это естественно, разумеется, совершенно естественно, после всего, через что ты прошел… Особенно после того происшествия в Министерстве…
Скримджер подождал, думая, что Гарри что-нибудь ответит, но Гарри не оправдал ожиданий, так что он продолжил:
– Я надеялся, что мне представится возможность поговорить с тобой, с того самого момента, как я получил эту должность, но Дамблдор всеми силами – и, как я уже сказал, его нельзя за это осуждать – препятствовал нашей встрече.
Гарри по-прежнему молча ожидал, что будет дальше.
– А сколько слухов бродит вокруг! – воскликнул Скримджер. – Ну, разумеется, мы оба знаем, как эти вещи искажаются… Все эти сплетни насчет пророчества… насчет того, что ты «Избранный»…
Вот мы и подбираемся к причине визита Скримджера, подумал Гарри.
– …я полагаю, Дамблдор обсуждал с тобой эту тему?
Гарри задумался, следует ли ему сейчас лгать ли нет. Он взглянул на гномьи следы по всей клумбе и на взрыхленный участок снежной целины в том месте, где Фред поймал гнома, сидящего в настоящий момент на елке в белом платьице. Наконец, он решил сказать правду… по крайней мере, ее часть.
– Да, мы это обсуждали.
– Конечно, конечно… – пробормотал Скримджер. Гарри уловил краем глаза, что Скримджер искоса смотрит на него, и сделал вид, что его очень занимает гном, высунувший голову из-под замерзшего рододендрона. – И что Дамблдор тебе сказал, Гарри?
– Извините, но это наше с ним дело.
Гарри произнес это как можно более вежливо, и Скримджер ответил таким же легким и дружественным тоном:
– О, ну конечно, если это конфиденциальный вопрос, я не хочу заставлять тебя что-либо разглашать… Нет, нет… И в любом случае, имеет ли какое-то значение, Избранный ты или нет?
Несколько секунд Гарри пытался переварить последнюю фразу, после чего ответил.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, Министр.
– Да, ну конечно, для тебя это имеет огромное значение, – со смешком поправился Скримджер. – Но для волшебного сообщества в целом… это вопрос восприятия, не так ли? Во что люди верят – вот самое важное.
Гарри вновь ничего не ответил. Ему показалось, что он смутно догадывается, куда клонит Скримджер, но он не собирался помогать ему подойти к этой теме. Гном под рододендроном начал копаться в земле в поисках червей, и Гарри не отрывал от него глаз.
– Видишь ли, люди верят, что ты действительно Избранный. Они считают тебя героем – да ты и есть герой, Гарри, независимо от того, избран ты ли нет! Сколько уже раз ты стоял лицом к лицу с Тем-Чье-Имя-Нельзя-Произносить? Как бы то ни было, – продолжил Скримджер, не дожидаясь ответа, – суть в том, что ты для многих – олицетворение надежды, Гарри. Сама идея, что есть кто-то, кто способен, возможно даже, кому предначертано уничтожить Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить – естественно, это способствует поднятию духа. И я не могу не надеяться, что теперь, когда ты это осознаешь, ты сочтешь, так сказать, своим долгом быть на стороне Министерства и тем самым оказать всем нам поддержку.
Гному наконец-то удалось добраться до червя. Теперь он изо всех сил тянул, пытаясь вытащить его из мерзлой земли. Гарри молчал так долго, что Скримджер перевел взгляд с Гарри на гнома и сказал:
– Забавные ребятки, не так ли? Но что ты думаешь, Гарри?
– Я не вполне понимаю, чего вы хотите, – медленно ответил Гарри. – «Быть на стороне Министерства»… что это значит?
– О, ну, в общем-то, ничего обременительного, уверяю тебя. Если бы, например, тебя время от времени видели входящим и выходящим из Министерства, это как раз произвело бы нужное впечатление. И, разумеется, будучи в Министерстве, ты получишь отличную возможность пообщаться с Гэвейном Робардсом, моим преемником на посту главы отдела Авроров. Долорес Амбридж рассказала мне, что ты намереваешься стать Аврором. Что ж, это можно было бы легко устроить…
Гарри почувствовал, как в нем закипает гнев: стало быть, Долорес Амбридж по-прежнему работает в Министерстве, вот как?
– Грубо говоря, – сказал он, словно желая уточнить отдельные детали, – вы хотите произвести впечатление, что я сотрудничаю с Министерством?
– Если люди будут думать, что ты активно участвуешь в событиях, это поддержит общее настроение, Гарри, – ответил Скримджер, явно испытав облегчение от того, что Гарри так легко поддался. – «Избранный», сам понимаешь… Все для того, чтобы дать людям надежду, подарить чувство, что происходит что-то хорошее…
– Но если я буду периодически входить и выходить из Министерства, – спросил Гарри, все еще стремясь, чтобы его голос звучал дружелюбно, – не будет ли это выглядеть так, словно я одобряю то, что Министерство предпринимает?
– Ну, – чуть нахмурился Скримджер, – в общем, да, отчасти поэтому нам бы хотелось…
– Нет, не думаю, что так у нас с вами получится, – вежливо перебил его Гарри. – Видите ли, мне не нравятся некоторые вещи, которые делает Министерство. Заключение Стэна Шанпайка, к примеру.
Некоторое время Скримджер молчал, но лицо его мгновенно отвердело.
– Как я и ожидал, ты не понимаешь ситуацию, – произнес он, не сумев, в отличие от Гарри, убрать гневные нотки из своего голоса. – Сейчас опасные времена, и мы должны принять определенные меры. Тебе всего шестнадцать лет…
– А Дамблдору намного больше, чем шестнадцать, но он также полагает, что Стэн не должен быть в Азкабане. Вы сделали Стэна козлом отпущения, так же как меня хотите сделать своим талисманом.
Они долго, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Наконец Скримджер без малейшего намека на теплоту в голосе произнес:
– Понимаю. Ты предпочитаешь – как и твой герой Дамблдор – порвать отношения с Министерством?
– Я не хочу, чтобы меня использовали.
– Некоторые могли бы сказать, что это твой долг – быть использованным Министерством!
– Ага, а другие могли бы сказать, что это ваш долг – проверить, действительно ли человек является Упивающимся Смертью, прежде чем засунуть его в тюрьму, – ответил Гарри, постепенно выходя из себя. – Вы делаете то же, что делал Барти Крауч. У Министерства никак не получается делать вещи правильно! Либо мы имеем Фаджа, притворяющегося, что все замечательно, пока людей убивают прямо у него под носом, либо мы имеем вас, запихивающего в тюрьму невиновных и пытающегося сделать вид, что на вас работает Избранный!
– Так значит, ты не избранный? – спросил Скримджер.
– Мне казалось, вы говорили, что это не имеет значения? – горько рассмеялся Гарри. – По крайней мере, для вас.
– Мне не следовало этого говорить, – быстро произнес Скримджер. – Это было нетактично…
– Нет, это было честно, – возразил Гарри. – Одна из немногих честных вещей, которые вы мне сказали. Вас не волнует, выживу я или умру, зато вас волнует, чтобы я помог вам убедить всех, что вы выигрываете войну с Волдемортом. Я все еще не забыл, Министр…
Он поднял правый кулак. Там, на тыльной части его замерзшей кисти, белели шрамы, которые Долорес Амбридж заставила его вырезать в собственной плоти: Я не должен лгать.
– Что-то я не припомню, чтобы вы рвались мне на помощь, когда я пытался рассказать всем, что Волдеморт вернулся. В том году Министерство не очень-то стремилось со мной подружиться.
Они стояли в молчании столь же ледяном, как земля у них под ногами. Гному наконец-то удалось извлечь своего червя, и он с наслаждением затягивал его в рот, прислонившись к нижним ветвям рододендрона.
– Что затевает Дамблдор? – отрывисто спросил Скримджер. – Куда он исчезает, когда его нет в Хогвартсе?
– Без понятия, – ответил Гарри.
– И если б ты знал, все равно бы мне не рассказал, не так ли?
– Совершенно верно.
– Ну что ж, посмотрим, не смогу ли я выяснить это другими путями.
– Попробуйте, – индифферентно сказал Гарри. – Но вы, похоже, умнее Фаджа, и мне казалось, что его ошибки вас чему-то научили. Он пытался вмешиваться в дела Хогвартса. Возможно, вы заметили, что он больше не Министр, а вот Дамблдор по-прежнему директор. На вашем месте я бы оставил Дамблдора в покое.
Повисла долгая пауза.
– Что ж, мне ясно, что он очень хорошо с тобой поработал, – произнес Скримджер, холодно и жестко глядя из-за своих очков в проволочной оправе. – Значит, ты целиком и полностью человек Дамблдора, так, Поттер?
– Ага, именно так, – ответил Гарри. – Рад, что мы это прояснили.
И, повернувшись к Министру Магии спиной, он зашагал обратно к дому.
[1] Exploding Snap. Explode – взрываться. Описания того, что именно представляет собой эта игра, у Роулинг нет; однако из 4 книги точно известно, что она карточная. Отсюда и появился «разрывной дурак».
[2] Egg-nog. Это на самом деле не совсем то, что мы называем «гоголь-моголь», – это яичный желток, растертый с сахаром, с добавлением сливок, молока или спиртного напитка.
[3] На самом деле там фигурировал не гусь, а индейка (turkey), но она гораздо хуже вписывалась в маленькую игру слов, которая будет чуть дальше по тексту.
[4] Та самая маленькая игра слов. Миссис Уизли от волнения перепутала буквы в названиях блюд. В оригинале – «Purkey or tooding».