Предыдущая          Следующая

ЛОВУШКА 13. ИНТЕРЛЮДИЯ А

– Сэм! Сэм!

Голос Селии был скрипучим, гнусавым.

– Иду! – проворчал толстяк, направляясь в гостиную. Селия сидела на полу между диваном и кофейным столиком. Белизна ее футболки и трусиков резко контрастировала с темной кожей. Сэм посмотрел на нее похотливо. Женщина отлично выглядела для своего возраста, оставалась стройной, только груди под футболкой свисали без поддержки лифчика.

– Ты это пять минут назад уже говорил, засранец. Тебе надо пять минут, чтоб найти кошелек?

– Ходил ссать. Твоя толстожопая подружка заняла сортир, так что я поссал тебе в раковину.

Селия пнула его в голень под столиком.

Сэм лишь улыбнулся и отступил на шаг.

– Шучу. Я отлил на пожарной лестнице.

– Это ваще не лучше!

– Там внизу сплошная вода и говно. Везде, где не воняет горячим мусором, воняет сортиром. Вот, кончай сучиться.

Он кинул ей пластиковую карточку видеопроката.

Селия взрезала пластиковую обертку порошка и отсыпала чуть-чуть на кофейный столик. Ламинированной карточкой она разделила порошок на полоски, по несколько штук с каждой стороны столика. Перед ней не было ни одной.

– А ты сама не будешь?

– Я ж говорила уже. Я с пузом.

– Ты слишком старая, чтоб ходить с пузом, – прокомментировал Сэм. Она вновь его пнула.

– Не настолько!

Из туалета вышла Дженнифер и остановилась в дверях, разглядывая эту сцену.

– Не думала, что ты сама будешь развлекаться этой херней.

– Джен, лапочка, – сказала Селия. – У нас достаточно, чтоб радоваться жизни. Даже если б мы продали только половину, все равно были бы в шоколаде лет пять или десять.

– И вы это просто взяли?

– Шишек «Торговцев» порешили, и все остальные решили слинять с тем, что успели заграбастать. Мы с Сэмом решили сыграть по уму. Сэм пригнал свой грузовик, а я охраняла загашник от других говнюков. И все окупилось.

– Я… а что это?

– Понемножку всего. Иди сюда, садись. Попробуй.

– Но что это?

Сэм уселся за столик рядом с дорожками порошка. Подобрал щепотку и положил на язык.

– «Г».

– Да ладно! – воскликнула Дженнифер и плюхнулась в одно из обитых войлоком кресел в дальнем углу комнаты.

Айше пришлось выпрыгнуть из кресла, чтоб на нее не сели. За разговором матери, бойфренда матери на эту неделю и новой подругой матери она следила абсолютно бесстрастно. Никаких особых чувств она не испытывала. Легкое разочарование. Смущение. Отвращение.

Не столько развернувшаяся перед ней картина, сколько новость, что ее мать беременна, ударила ее в живот острым приступом печали.

Первым охватившим ее чувством – еще до радости от мысли, что у нее будет братик или сестренка, до злости на мать, что она это допустила, не предохраняясь, – была надежда.

– Сэм, у тебя бумага есть?

– Сигаретная? Я думал, ты завязала.

– Это всего-навсего травка. Мне нужно хоть что-то.

– А это не вредно для ребенка-в-процессе?

– Это травка, идиот. Все, что о ней болтают, – все вранье. Ребенок на нее не подсядет с рождения и ничего такого, потому как она не подсаживает. Правда ведь?

– Конечно, – он сунул руку в задний карман, достал пачечку сигаретной бумаги и порцию травки и толкнул по столу к Селии.

Айша закусила губу. Возможно, «надежда» – неподходящее слово, потому что на самом деле она ничего особенного на эту тему не чувствовала. Но она знала, что, возможно, будет лучше, если у матери случится выкидыш и ребенку не придется жить среди этого дерьма.

Какая часть проблем Айши была вызвана недостатком самоконтроля у ее матери, какая – этим окружением? Она выросла с матерью, которая ни умственно, ни эмоционально не переросла четырнадцати- или пятнадцатилетний возраст. Новый мужчина в доме каждую неделю или две, и у всех свои идеи, как что должно работать, а Селию в целом устраивало позволять им вести дела так, как они считают нужным.

Айша пыталась не думать об этих мужчинах. Это было как перелом руки: пока она ей не шевелит, пока она о нем не думает, все нормально, всего лишь тупая пульсация в уголке сознания. На нее можно не обращать внимания. Но даже случайная мысль могла напомнить ей, что рука сломана, и когда это случалось, иногда требовались целые дни, чтобы Айша снова вернулась к нужному настрою. Никакие отвлечения не работали: само то, что она постоянно искала отвлечения, лишь напоминало ей о том, от чего, собственно, она пыталась отвлечься.

Конечно, в повседневной жизни было невозможно избавиться от бесконечного количества напоминаний о Гае, или о Бридже, или о Даррене, или о Лонни. Мысли о сломанной руке тоже служили таким напоминанием.

Напоминания являлись и всякий раз, когда ее игнорировали товарищи по команде или когда ей говорили уходить в свою комнату, чтобы никому не мешать. Сколько раз, когда она возвращалась из школы, мать или ее очередной хахаль выставляли ее на улицу или подкупали, чтобы она сама уходила на какое-то время?

Это ее бесило. И от брата терпеть то же самое она не собиралась.

– Давай, Дженнифер! – подбодрила Селия подружку. Потом протяжно затянулась косяком. – Блин! Сэм, ты жопа! Здесь же не только травка, да?

– Я думал, только травка.

– Тут еще что-то подмешано. Фен или еще что-то, – Селия сделала еще затяжку. – Фен. Эй, Джен, присоединяйся. Попробуй тоже, что тут у Сэма.

– Но Г же охеренно страшный, – запротестовала Дженнифер.

– Тебе так говорили. Но почему он страшный?

– На него подсаживаешься.

Айша выкинула из сознания голоса матери и Сэма, уламывающих эту женщину, и подошла к столику. Мать ее не замечала. Ее никто никогда не замечал, а теперь, когда она обрела способность, стали не замечать еще больше. Это был своего рода черный юмор, мрачная комедия. Как раз тогда, когда она начала разбираться, что к чему, выросла и стала привлекать к себе взгляды, мир полетел в тартарары и она обрела способность. Теперь она становилась невидимой, стоило ей утратить концентрацию.

На самом деле это была не невидимость. Дело в памяти. Люди забывали ее сразу, как только замечали, – настолько быстро, что вовсе не осознавали ее присутствия. Она чувствовала это, чувствовала, как ее способность перекатывается по коже и рвется в пространство, невидимая, неосязаемая и прочие «не», как она добирается до людей вокруг нее и выталкивает из них эти воспоминания.

И подобно той самой метафоре насчет памяти и сломанной руки, ее способность как будто отзывалась на внимание жертв: чем активнее они старались запомнить ее и сосредоточиться на ней, тем быстрее она выскальзывала из их сознания.

Метафора была верна и в другом отношении. Способность Айши работала сама по себе, делая свое дело, и если Айша очень буднично подмечала, что именно она делает, не подталкивая и не подтормаживая ее, то чувствовала, что способность занимается и чем-то другим. Она как будто была готова выталкивать воспоминания, не относящиеся конкретно к Айше. До дела никогда не доходило. Всякий раз, когда способность подбиралась близко к тому, чтобы что-то реально сделать, Айша замечала, и способность отступала, будто черепаха, прячущая голову в панцирь.

Как это все бесило. По воле Айши способность не делала ничего – она работала только тогда, когда Айша сдавалась ей, позволяла ей действовать самой. Если ее подпихивать, чтоб трудилась усерднее, эффект был противоположный.

Насколько легко было бы просто унести отсюда эту херню? Она могла бы передать все Змею и заработать в его глазах несколько очков, а уж он решил бы, что и как распределить. Тогда все это окажется вне досягаемости матери, а деньги станут ограничивать ее в привычках. Если наркоты под рукой не будет, то, может, и Сэм уйдет.

Может, если у матери не станет наркоты, для нее это будет поводом как-то взяться вновь за ум. Город платил тем, кто присоединялся к командам по расчистке. Трехразовая кормежка, простая и пресная, но питательная, плюс двадцать баксов за девятичасовой день. Кто валяет дурака или сачкует, того просто выпихивают из команды до конца дня без дневной оплаты.

Пустые надежды. Айша прожила много лет, мечтая, что мать наконец возьмет себя в руки, – это началось еще с развода, когда плохие дни все равно были лучше, чем сейчас большинство хороших дней. А может, это просто взгляд ребенка и «раньше трава была зеленее».

Нет. Если Айша заберет наркоту, скорей всего, кто-нибудь разбуянится. Или Сэм, или мать перейдет к насилию – может, на словах, а может, и на деле. В целом будет больше вреда, чем пользы.

Айша села на кофейный столик прямо напротив матери. Потянулась вперед, выдернула косяк у матери изо рта, бросила на пол и раздавила мыском ноги.

Мать несколько раз моргнула, затем потянулась за сигаретной бумагой.

Айша накрыла бумагу ладонью и прошептала:

– Нет.

Снова озадаченное моргание. Мать спросила:

– Сэм? У тебя есть еще бумага?

– Я ж только что дал тебе целую пачку.

– Какого черта тогда? Кажется, эта штука долбанула меня крепче, чем я думала, – и мать Айши захихикала.

Айша глядела матери прямо в глаза. Способность она не отключала.

– Мама. Остановись.

– Сэм, где остальная бумага? – спросила мать, не замечая ее.

– На кухне.

– Но я не хочу вставать, мне тут уютненько, – проныла Селия.

– Будешь продолжать в том же духе, твой ребенок родится без лица или еще что-нибудь, – тихо проговорила Айша. – Знаешь, как туго мне приходилось в школе? Даже в детском саду я не могла усидеть на месте. Воспитатель говорит три вещи, но, когда он добирается до третьей, первая у меня уже вылетает из головы. А у Брайана ничего такого нет.

– Ну принеси еще бумажки, Сэм. Сэм Максэмсэм. Сэмми-сэм. Сэмстер…

– Я тоже не хочу вставать, как и ты, – проворчал Сэм. – Ты что, из трепливых? Я люблю, когда тихо.

– Мама, – произнесла Айша, точно могла привлечь этим внимание матери. Как ни иронично, но она знала, что, если отключит способность, у нее будет даже меньше шансов поговорить с матерью. И не только из-за рогатой маски и черного костюма. Ей никогда не удавалось добиться, чтобы кто-то хотя бы просто сел и выслушал ее. Отец ее игнорировал, мать интересовалась только собой, а Брайан был слишком сосредоточен на том, что нужно сделать, чтобы обращать внимание на что-то еще.

– Мама. У тебя родится ребенок-урод, а потом ты помрешь от передоза еще до того, как он вырастет. Это нечестно, что ты оставишь на Брайана ребенка еще тупее, чем я, или уродца. Нечестно к нему, и нечестно к ребенку, которому придется мириться с таким засранцем.

– Ну ладно, – сказала мать и встала. – Сама схожу за бумажками.

Айша вздохнула. Что удерживало ее от того, чтобы противостоять матери лицом к лицу, – трусость или подкрепленное многолетним опытом знание, что все равно ничего не получится?

Может, если с «Девяткой» все получится и Змей возьмет город под контроль – может, тогда она сможет как-то помочь матери или сдать ее полиции.

Но не сейчас, когда творится вот такое, когда она еще должна доказать, что заслуживает место в группе.

Предоставив матери шумно обыскивать кухню, Айша направилась в бывшую свою комнату.

В комнате пахло сексом и немного мочой. Похоже, у мамочки тут была вечеринка уже после того, как Айша ушла.

Затаив дыхание, она открыла дверцу шкафа и начала рыться. Прокопалась сквозь одежду, которую она украла или купила, потом через старую одежду, которую уже не могла бы или не стала бы надевать. Шкаф был заполнен слоями, и каждый слой содержал одежду и разные штучки из другой эры.

В самом конце были шмотки герлскаута, слишком измятые временем, чтобы их носить. Отец заставил ее этим заниматься. Хотел приучить к самодисциплине. Но через полтора года даже он махнул рукой. Айша и герлскауты – плохое сочетание. Не тот у нее был характер.

Среди всякой скаутской дребедени она нашла маленький кассетный диктофон и старый бинокль. Потом отыскала древний ранец, из которого так и не вытряхнули школьные принадлежности, и достала несколько тетрадок, исписанных всего на треть. Она выдрала грязные страницы, а остальное сунула под мышку.

Все ушло в маленькую черную сумочку, где уже лежали ножи и шокер.

Мелочи. Возможно, ничего такого, что она не могла бы купить в магазине с приличным ассортиментом. Но Айша действовала успешнее, если была расслаблена, а когда под рукой какие-то личные принадлежности, у нее было лучше на душе.

Осталась одна проблема: отыскать этих типов.

Они напали на «Торговцев», и наблюдение за матерью дало ей возможность выяснить, где это произошло. Какое-никакое начало.

 

***

 

Здесь было хуже, чем она ожидала. Она поднырнула под полицейскую ленту ограждения и вошла в закрытую зону, отпихнув с дороги копа. Полицейские машины и микроавтобусы ОПП стояли широко по периметру, лента была натянута между ними. У Айши мелькнула мысль: почему они не поставили деревянные баррикады? В плане надежности ограждение было хлипким.

Дождь слегка моросил, и такое небольшое количество воды не помогало улицам очиститься от залившей их крови. Вода впитывалась в белые и коричневые куски ткани, накинутые на все еще не убранные тела. До Айши дошло: коричневый – это засохшая кровь.

Она проложила себе путь мимо трупов. Самая мясорубка была по периметру, словно там была проведена некая невидимая черта, которую никому не дозволялось пересечь, и в центре, где множество людей было собрано вместе, а потом разом убито.

Айша надеялась на какую-то наводку. Может, найдет улику, может, что-нибудь подслушает у копов.

Но не везло.

Улик-то было даже слишком много. К тому времени, как копы здесь все обработают и сумеют идентифицировать тела, уже листья начнут падать с деревьев, а «Девятки» простынет и след, по тем или иным причинам. И копы не трепались. Они либо работали молча, либо обменивались неинтересными репликами. Ловить «Девятку» не входило в их обязанности. Если они и найдут что-нибудь стоящее, то, скорей всего, передадут это местным Плащам.

Нет. Если что-то и можно найти, то не здесь. Айша направилась к краю места происшествия, где собрались все полицейские машины. То тут, то там по-прежнему виднелись кровавые пятна, брызги и отпечатки ног, но немного. Айша обошла полицию и машины, чтобы проверить, куда все эти отпечатки вели. Похоже, во всех случаях окровавленные жертвы лежали прямо там, где падали, либо просто исчезли. «Скорые»?

Закончив обследовать это место, Айша прошла дальше по улице, до следующего отгороженного переулка. То же самое. Еще несколько кровавых следов, но ничего больше.

Третья отгородка кое-что дала. Там в одном месте крови было довольно много, больше, чем в других местах. И след тянулся дальше, чем где бы то ни было еще.

Оглядевшись, Айша заметила кровавый развод на стене дома на уровне третьего этажа.

Окей. Возможно, они ушли в этом направлении.

Моросящий дождь постепенно стирал или маскировал след из хлебных крошек, то есть из кровавых в данном случае. Вода подняла что-то маслянистое через трещины в дорожном полотне, и поверхность покрылась радужными разводами.

Следы крови быстро исчезли из виду, и Айше оставалось лишь гадать – это из-за того, что она ошиблась направлением, прошла слишком далеко или просто все смыло дождем? Возможно, тут она и отступилась бы, если бы не заметила группу людей, стоящих возле многоквартирного дома.

Лишь подойдя ближе, она заметила значок, нацепленный спереди на куртку одного из них. Детектив. На двери, ведущей в вестибюль дома, виднелась кровь.

Лифт наверняка не работает. Айша направилась к лестничной клетке, где обнаружила еще кровь. Как будто здесь проволокли тело.

Она знала, что идти вперед – идиотская идея. Брайан и Рой слишком уж, блин, углубились в тему рисков. Впрочем, до сих пор это ее не останавливало.

Она достала из сумочки шокер и нож и поднялась по лестнице.

Третий этаж: кровь на двери, ведущей в коридор. И дальше по коридору тянулся кровавый след. Заканчивался он у одной из квартир.

Айша лишний раз удостоверилась, что ее способность активна, и вошла.

На месте была не вся «Девятка». Ползун спал, положив здоровенную голову на скрещенные лапы, его спина вздымалась и опадала с каждым глубоким вдохом-выдохом. Он был настолько громаден, что при вдохах загривок поднимался почти до потолка. Лишь половина глаз на его теле была закрыта толстыми темно-серыми веками.

Птица-Разбойница и Жгунья были на диване. Жгунья растянулась, лежа головой на подлокотнике и примостив ноги на колени Птицы-Разбойницы. Одной рукой она держала на животе книжку с комиксами, другой создавала языки пламени, придавая им форму людей, которых видела, листая страницы. Птица-Разбойница сидела ровно, тоже держа в руках книгу.

Костерезка стояла над обеденным столом, механическое паукообразное создание по другую сторону стола ей ассистировало. На столе лежал юноша с зафиксированными запястьями и лодыжками. Его туловище было вскрыто от ключиц до паха, ребра торчали в стороны. Костерезка и ее механический паук углубились в содержимое туловища по локоть.

Пауки.

Айша быстро отодвинулась в сторону, когда еще один паук появился из кухни. Паук прошел мимо Айши к столу. Какие бы камеры и искусственный интеллект он ни использовал, Айшу он, похоже, не заметил. Он протянул Костерезке диетическую колу. Девочка открыла банку окровавленными пальцами и выпила.

Чуть более уверенно Айша прошла дальше вглубь квартиры, обойдя стороной Ползуна и огненные картинки Жгуньи в фут высотой.

Держа наготове оружие, Айша встала возле Птицы-Разбойницы сбоку от дивана.

Айша никогда в жизни никого не убивала, однако вот она, стоит со смертельным оружием наготове. Она может перерезать Птице-Разбойнице горло, и никто из них даже не поймет, что она здесь.

Айша подозревала, что они таки поймут, что Птица-Разбойница мертва или умирает. И в любом случае пятьдесят на пятьдесят, что это вытряхнет из их мозгов эффекты ее способности, что бы это ни были за эффекты. Такое с ней уже случалось.

Вот только Птица-Разбойница в последние мгновения своей жизни убьет ее с помощью стекла, заметенного в углы комнаты. Или убьет кто-нибудь из остальных. Жгунья и Ползун способны нанести чудовищный урон, даже не зная, кого именно они атакуют.

Айша медленно подошла к Костерезке, старательно обходя дронов. Способна ли она убить этого ребенка?

С одной стороны, Костерезка вдыхала жизнь во всю группу. Ее устранение снимет сразу уйму проблем. Айша могла бы прикончить Костерезку, а потом побежать в кухню, за пределы досягаемости Жгуньи и Птицы-Разбойницы. А оттуда всего-то несколько шагов до входной двери и безопасности.

С другой стороны, убийство есть убийство, и это ребенок. Ребенок с сотней жертв в послужном списке.

Какой-то писклявый звук отвлек Айшу от размышлений. Звук был такой, как будто воздух выходил из воздушного шарика, но короткими толчками. Костерезка? Нет, девочка никаких звуков не издавала. Механический паук? Нет, и не паук.

Подойдя к Костерезке и пауку настолько близко, насколько ей хватило смелости, Айша стала искать источник звука. Где же он?

Костерезка улыбнулась и сказала:

– Тебе придется говорить громче, если ты хочешь, чтобы я тебя услышала, Джонатан.

Джонатан?

Айша опустила взгляд на тело и осознала, что его сердце бьется в руках у Костерезки. Глаза человека двигались, губы тоже двигались – он отчаянно и безуспешно пытался вытолкнуть из трахеи слова.

Нахлынувшая на Айшу волна отвращения и ужаса дала ей силу отбросить сомнения.

– Прости, малышка, – сказала она.

И вонзила нож в открытое горло Костерезки.

Костерезка заорала, пронзительно и громко, и это застало Айшу врасплох. С ножом в горле она может орать?

Больше инстинктивно, чем повинуясь рассудку, Айша выдернула нож и полоснула Костерезку поперек горла.

Она ожидала, что начнет хлестать кровь или что в горле начнет клокотать. Не произошло ни того, ни другого. Костерезка снова заорала.

Тогда Айша высвободила нож и воткнула его Костерезке в глаз. Клинок ударился о кость глазницы.

Повсюду вокруг взметнулось пламя и ожили осколки стекла. Айша быстро отпрянула, когда огненная стена прокатилась через лежащего на столе Джонатана и отделила ее от Костерезки. Раздался грохот и стук падающей мебели – это встал Ползун.

– Ай, ай, ай, ай! – кричала Костерезка. – Больно!

Почему она не умерла?

Айша выдернула нож и сжала шокер.

– Это Джек? – спросила Жгунья, озираясь по сторонам, а потом перевела взгляд на окно. – Какого черта?

– Это не Джек, – ответила Костерезка. Она щелкнула пальцами, и механический паук прыгнул на нее и принялся зашивать раны на шее. – Я дала Джеку те же защиты, что и всем нам. Если бы он попытался, у него бы получилось.

Птица-Разбойница нахмурилась.

– Тогда кто или что это было? Ползун, ты знаешь?

Айша попятилась к входной двери. Она застыла, когда Ползун появился в проеме, ведущем из кухни в прихожую, и оглядел своих товарищей в дальнем конце комнаты. Его голос прозвучал как мешанина звуков, с трудом напоминающая речь.

– Я никого не чую.

«Стало быть, по запаху меня не найти», – подумала Айша. Впрочем, пути к отступлению у нее по-прежнему не было.

– Может, сжечь всю квартиру, а самим разбежаться? – предложила Жгунья. – Мы можем снова собраться позже.

– Нет. Милочке трудно отслеживать Манекена, и он не будет знать, как нас найти, – ответила Птица-Разбойница.

– Я в порядке, – проговорила Костерезка. Она поднесла руку к глазнице, от которой поднимался легкий дымок. – Можете не беспокоиться. Горло я починю легко, как только доберусь до своего набора и проверю капсулы важнейших органов, чтобы не было царапин. А запасные глаза у меня есть. Пожалуй, возьму себе зеленые. Или один зеленый, а другой голубой, или если я их изменю, то смогу…

– Тихо, – оборвала ее Птица-Разбойница. – Дело не столько в твоих ранах, сколько в том, что кому-то хватило наглости напасть на нас здесь. Жгунья, убери этот огонь. Нам не нужно лишнее внимание.

Огненная стена съежилась и потухла.

– Реально надеюсь, здоровяк, что других способов меня чувствовать у тебя нету, – сказала Айша Ползуну и, пригнувшись, пробралась у него между ног и шагнула к двери. – Ну а я сваливаю.

Никто из «Девятки» не среагировал, когда она захлопнула за собой дверь.

Урок усвоен. Самые «уязвимые» члены «Девятки» вовсе не такие уязвимые, какими кажутся. Капсулы, сказала Костерезка?

Шагнув в вестибюль, она застыла на месте.

Один из детективов, стоявших у входа, был мертв – ему перерезали горло. Он лежал посередине вестибюля. Еще два кровавых следа тянулись к двери напротив лестничной клетки.

Кабинет управляющего?

Держа оружие наготове, Айша потянулась к дверной ручке и столкнулась с Джеком, как раз вышедшим из кабинета.

– Что такое? – спросила Милочка.

Айша попятилась.

– Ничего, – ответил Джек. – Тащи последний труп, потом найди тряпку.

– Я?

– По-моему, я был чрезвычайно щедр, когда дал тебе второй шанс. Ты можешь расплатиться со мной, взяв на себя физический труд.

– Джентльмен, как всегда.

– Давай, быстро. Я тут подожду.

Айша следила, как Милочка прошла мимо нее и, взявшись за упитанного детектива, с трудом поволокла его к кабинету.

Лишь один раз в жизни у Айши сердце колотилось так сильно, как сейчас. Это было, когда «Торговцы»-желторотики напали на нее и отца. Ей представился второй шанс. Пока эти двое порознь, она может напасть на одного из них. Но на которого?

Айша покрепче сжала в руках шокер и нож.

Джек – ключевая фигура. Айша знала, что она может на него напасть, знала, что, возможно, должна на него напасть, но выйдет ли у нее лучше, чем с Костерезкой? Не исключено, что Милочка сможет типа как открыть огонь вслепую, воздействуя на эмоции всех, кто случится поблизости.

Нет. Милочка же их самый новый член, так? Значит, есть шансы, что у нее нет такой защиты, как у Джека и остальных.

Медленно выдохнув, Айша направилась за Милочкой, которая как раз затаскивала труп в другую комнату. Вошла внутрь и закрыла дверь.

– Убери оружие, – тихим голосом произнесла Милочка.

Айша сглотнула, поняв, что только что сама залезла в ловушку.

– Ты можешь меня слышать?

Прошла секунда, ответа не было.

– Убери, не то ты у меня будешь трястись в углу, обосравшись от страха.

– Ты не можешь меня слышать, – Айша сжала оружие и подошла ближе.

Милочка развернулась, ее взгляд обшаривал комнату в поисках Айши.

– Я закричу. Он придет, махнет пару раз своим ножом и разрежет тебя, невидимость тебе не поможет.

– Это не невидимость, – бестолково отозвалась Айша.

– Убери оружие, – сказала Милочка тихо и очень осторожно. – У нас всего несколько секунд, прежде чем у Джека возникнут подозрения. Послушай. Я хочу предложить сделку.

 

Предыдущая          Следующая